В чем истина? Эксплейнер по современной философии от Фуко и Делеза до Жижека и Харауэй

В главе не просто представлен глоссарий важных понятий, которые встречаются в книге. Подобные словари терминов есть во многих энциклопедиях или справочниках. В этой главе составлена карта из пятнадцати понятий, формирующих ландшафт современной философии.

Понятия представляют собой определенные точки в пространстве актуальной мысли и расположены не в алфавитном порядке.

Классический вариант: обратиться к этой главе, если вы незнакомы с понятием, встреченным в книге.

Нетрадиционный вариант: прочитать главу целиком, от начала до конца, обратить внимание на наиболее экзотичные или, напротив, хорошо известные понятия.

В целом эта глава похожа на предыдущие, только внимание в ней распределено точечно, направлено на отдельные понятия. Глава специально расположена не в начале и не в конце книги – чтобы стать частью общего повествования, а не предварять его и не дополнять постфактум.

Деконструкция

Деконструкция – настоящий бренд постмодерна и главный секрет Жака Деррида. Российский философ Александр Пятигорский называл его чемпионом постмодерна.

Деконструкцию можно определить как метод анализа, который разбирает тексты в поиске скрытых смыслов и ассоциаций, ставит написанное под сомнение. Деконструкция подчеркивает двусмысленности в языке. По Деррида, тексты и язык не имеют однозначных истинных значений, они всегда подвержены пересмотру и переосмыслению.

Деконструкцию стали активно разрабатывать и обсуждать во второй половине XX века; начало положили работы Жака Деррида в 1960-х годах. Его подход был особенно популярен во французской философии и литературной теории, но оказал влияние на множество других областей, включая лингвистику, литературную критику и социальные науки.

Деконструкция призвана подвергать сомнению устоявшиеся иерархии и концепции в текстах и языке. Она помогает показать, что язык часто используется для установления власти и контроля. Метод позволяет обнаруживать лежащие в основе текстов неявные, порой властные предпосылки и представления. Деконструкция обнажает внутренние противоречия в тексте и дает возможность увидеть, как тот или иной текст изменил правила игры.

Лучше всего – работы самого Деррида, например: «Письмо и различие», «О грамматологии».

Антропоцен

Антропоцен – название геологической эпохи, в которую человек оказывает значительное и повсеместное влияние на Землю и различные процессы, связанные с окружающей средой. Термин часто используется в современной философии природы, философской антропологии и экософии.

Ряд исследователей связывают начало антропоцена с изобретением в 1712 году парового насоса. Это позволило эффективно откачивать воду из угольных шахт, что запустило промышленную революцию. Человек научился влиять на природные процессы и как будто бы возвысил себя над окружающей средой. Рози Брайдотти говорила, что термин «антропоцен» позволяет по-новому рассмотреть кантовский вопрос: «Что такое человек?»

На концептуальном уровне антропоцен фиксирует важные изменения в отношениях человека и природы, подразумевая не просто влияние, а воздействие, вызывающее негативные последствия. Человека и человеческого прогресса стало на планете так много, что масштаб этого присутствия принял пугающие размеры, и проблема зазвучала как вызов философии.

Антропоцен предупреждает об опасностях и рисках, связанных с человеческой деятельностью, и обращает внимание на потребность найти решение, в том числе с помощью разработки соответствующей теории.

1. Эва Бинчик «Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена».

2. Дипеш Чакрабарти «Об антропоцене».

3. Донна Харауэй «Оставаясь со смутой».

Ризома

Ризому подробно описали Делез и Гваттари в книге «Тысяча плато».

Ризома представляет собой модель мышления и организации, отличной от традиционных иерархических систем, в которых есть высокое и низкое, закрытое и открытое и так далее. Делез и Гваттари позаимствовали понятие ризомы из ботаники: это подземный стебель, распространяющийся горизонтально и порождающий новые растения, грибница.

В качестве метафоры ризома используется для описания нелинейных, гибких и многоуровневых систем, в которых любая точка может быть соединена с любой другой, а пути между точками могут меняться и адаптироваться. Яркий пример ризомы – интернет в первые десятилетия существования без ограничений и запретов.

Ризома представляет собой альтернативу стандартным, древовидным структурам мышления и организации, предполагающим иерархию и линейность.

«Тысяча плато», написанная в 1980 году, стала самой настоящей первой книгой-ризомой. В ней нет центра, а вместо привычных глав – плато (еще одна междисциплинарная метафора, на этот раз из геологии). Плато не нужно читать последовательно, они не идут друг за другом, а сплетаются подобно корням растений под землей. Определения, которые обычно дают ризоме, применимы и к организации текста «Тысячи плато». Делез и Гваттари создали оригинальную стратегию мышления, а затем в соответствии с ней написали книгу.

Главный враг ризомы – дерево как иерархия: древесная архитектура проникла во все способы мыслить. Делез и Гваттари не только выступают против засилья таких «структур», «структурности» в гуманитарных теориях их времени, но и проводят ревизию всей истории философии, дают мощный импульс будущим концептам. На топливе ризомы и горизонтальности до сих пор работают многие актуальные философские тенденции – от социологии вещей до плоских онтологий.

Лучше самих Делеза и Гваттари о ризоме еще никто не написал. Поэтому смело можно браться за их «Тысячу плато».

Бессознательное

Бессознательное – важнейший концепт психоанализа, оказавший значительное влияние на современную философию. К нему обращались не только психоаналитики Фрейд и Лакан, но и философы: Маркузе, Делез, Хабермас, Рансьер, Жижек, Марк Фишер – и другие авторы. Бессознательное стало частью популярной культуры, отразилось в кино – например, в фильме Кристофера Нолана «Начало».

Бессознательное можно определить как аспект психической жизни человека, содержащий мысли, желания, переживания и информацию, недоступную сознательному вниманию. Содержимое бессознательного может быть временно забытым или подавленным, но не перестает оказывать влияние на поведение, эмоции и принятие решений.

Фрейд описал бессознательное в конце XIX века, чем произвел революцию в понимании восприятия человека. Как заметил Тимоти Мортон, Фрейд продолжил «великое унижение», начатое Коперником и Дарвином: их идеи влияли на то, что человек ушел из центра мироздания. Фрейд также убрал субъекта из центра его психической жизни и показал, что рациональность больше не работает по прежним правилам.

По Фрейду, бессознательное – резервуар подавленных желаний и конфликтов. Путем анализа сновидений, свободных ассоциаций и других методов Фрейд стремился раскрывать и интерпретировать его содержание.

Карл Юнг, будучи некоторое время близок к Фрейду, расширил его концепцию и представил понятие коллективного бессознательного. Юнг утверждал, что в бессознательном хранятся универсальные символы и архетипы, общие для всех культур: они могут проявляться в мифах, снах и искусстве.

Жак Лакан подчеркивал роль языка и символического в бессознательном. Он развивал идеи Фрейда, утверждая, что бессознательное структурировано языком и символами, а также использовал для анализа лингвистические и математические идеи.

По этой теме сложно порекомендовать один или несколько текстов. Можно начать с «Психология бессознательного» Фрейда, а закончить семинарами Лакана. Или почитать историю психоанализа в России (Эткинд А. «Эрос невозможного. История психоанализа в России»), добавив статью Жижека «От Маркса к Фрейду».

Так или иначе, бессознательное будет появляться почти во всех текстах, связанных с психоанализом, ибо оно – его центральный концепт.

Смерть автора

Смерть автора – оригинальный теоретический подход, предложенный в рамках структурализма и постструктурализма, призывающий отказаться от интерпретации литературных и художественных произведений через призму авторского намерения и биографии автора. Основная идея заключается в том, что после завершения произведения текст начинает существовать независимо от автора, а его смысл должен определяться читателем, а не автором.

Эссе «Смерть автора» французского философа и исследователя литературы Ролана Барта увидело свет в 1967-м. Это произведение – одно из самых известных у Барта, а его название превратилось в отдельный концепт, который часто ассоциируют с целым периодом в философии. С какого-то момента идея превратилась в мем (что часто случается с очень популярными философскими идеями) и породила множество шуток по типу «у меня так автор умер».

Концепция смерти автора используется, когда надо подчеркнуть важность роли читателя (или зрителя) в создании или интерпретации смысла художественных произведений. «Смерть автора» позволяет освободить текст от авторских ограничений и расширить возможность интерпретации. Этот подход способствует анализу культурных и исторических контекстов, влияющих на восприятие произведения.

1. Ролан Барт «Избранные работы. Семиотика. Поэтика».

2. Ролан Барт «Ролан Барт о Ролане Барте».

3. Ролан Барт «Введение в структурный анализ повествовательных текстов».

4. Сергей Зенкин «Образ, рассказ и смерть (Жорж Батай и Ролан Барт)».

5. Сергей Зенкин «Дисквалифицированный теоретик».

Гиперобъекты

Понятие гиперобъектов ввел Тимоти Мортон – исследователь философии природы и экологии. Он определил их как масштабные (в буквальном смысле), гигантские явления (не только реальные объекты как предметы или вещи). Гиперобъекты не укладываются в привычные границы времени и пространства, но неизменно присутствуют в жизни людей и влияют на нее.

Их действительно много: Солнечная система и в целом космические объекты: черные дыры, гигантские звезды; нефть, капитализм, все деньги мира. Процессы тоже могут быть гипеобъектами: массовое вымирание; распад урана, разложение пластика, которое длится не одно десятилетие.

Мортон дал гиперобъектам специальные характеристики, которые помогают отличить их от других явлений. Вот некоторые из них.

Иная темпоральность. Гиперобъекты существуют в другом времени. Это время – медленное, почти незаметное. В геологии есть такое понятие – deep time. Это время самой Земли, в соответствии с которым происходят различные геологические процессы, от изменения состава земной коры до движения тектонических плит. В сравнении с жизнью человека это совсем другое время, которое во много раз превосходит размерность в одно столетие.

Нелокальность. Гиперобъекты из-за их масштаба нельзя увидеть сразу и целиком. Они распределены не только во времени, но и в пространстве. Например, мы сразу не можем увидеть всю галактику Млечный Путь, которая является гиперобъектом.

Фазированность. Доступ к гиперобъекту открывается нам постепенно. Мы видим его часть, потом еще одну и так далее. Гиперобъекты присутствуют в нашей жизни «по фазам»: деньги, которые мы ежедневно используем, являются частью общей экономический системы. Они наши, но связаны с гиперобъектом.

Понятие гиперобъектов позволило Тимоти Мортону описать процессы, которые ранее обычно оставались за пределами внимания философии природы. Гиперобъекты свидетельствуют о хрупком экологическом состоянии современного мира, в котором масштабные процессы связаны с локальными. Мортон часто называет свой проект «философией после конца мира», поскольку «мир» как нечто единое и беспроблемное закончился.

Тимоти Мортон «Гиперобъекты. Философия и экология после конца мира».

Контингентность

В современной философии понятие контингентности чаще всего ассоциируется с именем французского философа Квентина Мейясу. В книге «После конечности. Эссе о необходимости контингентности» он привел следующее определение: «Контингентность – это знание о возможности-быть-иной какой-либо вещи в этом мире. ‹…› Контингентность обозначает знание о сущностной преходящести определенной вещи»[95].

Если сказать совсем просто, контингентность говорит о том, что в мире отсутствует необходимое, кроме случайности. Например, по Мейясу, у нас нет гарантий, что завтра не изменятся законы природы.

Для автора все началось с Дэвида Юма. Мейясу писал о «проблеме Юма», которую формулировал следующим образом: возможно ли доказать, что одни и те же причины повлекут за собой в будущем аналогичные последствия? Если карандаш упал определенным образом девять раз, может ли это означать, что он так же упадет и в десятый? То же касается и законов природы: у нас нет гарантии, что однажды они не изменятся.

Лейбниц считал, что случайностей нет, а то, что происходит и кажется нам случайным, – часть общего и лучшего порядка, который целиком нам неведом. Для Мейясу такая позиция – результат слепой веры в стабильность, в целом характерной на протяжении долгого времени для философии.

Контингентность определяет философию Мейясу и ход его мыслей. Именно контингентность помогает объяснить, например, проблемы гиперхаоса, то есть абсолютной случайности. Приставка «гипер» нужна Мейясу, чтобы показать, что явление превосходит по силе привычные для нас порядок и хаос. Гиперхаос – это либо полное разрушение реальности, либо тотальный порядок. Это глобальный концепт, меняющий основания самой философии. Чтобы проиллюстрировать концепт гиперхаоса, Мейясу предлагает увидеть мир без науки.

1. Квентин Мейясу «После конечности. Эссе о необходимости контингентноcти».

2. Квентин Мейясу «Метафизика и вненаучная фантастика».

3. Юк Хуэй «Рекурсивность и контингентность».

4. Алексей Кардаш «Жизнь и страдания господина Мейясу в эпоху спекулятивного реализма».

5. Полина Ханова «Фигура призрака: Мейясу и Деррида».

Витальность

Мартин Хайдеггер заметил: «философия жизни» звучит избыточно, как «ботаника растений». То есть философия – это всегда про жизнь. Об этом свидетельствует и определение «витальности» как совокупности учений и идей, связанных с исследованием жизни как целостного феномена.

Витальность и витализм могут быть разными в интерпретациях, но они всегда связаны с жизненными процессами, отличными от происходящего в мире неживой материи. Витальность помогает объяснить жизнь через понятия хаотичности, иррациональности и интенсивности.

На протяжении всей истории философию интересовали жизнь и ее явления – от Аристотеля до Спинозы, от Шеллинга до Шопенгауэра. Но самое значимое развитие философский анализ феномена жизни получил, конечно, в XX веке. После Первой мировой войны философия столкнулась с кризисом рационализма и веры в технический и научный прогресс. Большую роль в переосмыслении отношений жизни и человека сыграли Ницше (как предшественник), Бергсон (как тот, кто полноценно вернул вопрос о жизни в философию), Морис Мерло-Понти, Симондон и Делез (как тот, кто дал феномену жизни наиболее современные интерпретации).

Порой витализмом называют устаревшее учение о сверхъестественной жизненной силе в организмах. Однако у витальности более широкий смысл, актуальный и для современной философии. Наиболее подробное исследование можно найти в книге Джейн Беннетт «Пульсирующая материя».

Автор предлагает рассмотреть витальность самой материи. Природа в такой трактовке – это субстанция, наполненная жизнью, причем и человеческой, и нечеловеческой. Беннетт обновила понятие витальности и соотнесла его с современной этикой и экологией.

Сложное из истории философии

1. Анри Бергсон «Творческая эволюция».

2. Жильбер Симондон «Индивид и его физико-биологический генезис».

3. Жиль Делез «Имманентность: некая жизнь» (статья).

Доступное и современное

1. Джейн Беннетт «Пульсирующая материя».

2. Рози Брайдотти «Постчеловек».

3. Бен Вудард «Динамика слизи».

Номадизм

Номадизм часто считают модным термином, описывающим образ жизни, связанный с путешествиями, туризмом и перемещениями по миру. Такая трактовка совсем не понравилась бы Гваттари и в особенности Делезу, который ненавидел путешествия. Лучше всего номадизм объясняет известное выражение из «Алисы в Стране чудес»: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте». К нему часто обращался и Делез, говоря, что номад – это как раз тот, кто умеет быстро бежать, оставаясь в одной точке. Номад совсем не турист: он путешествует по философии, по романам и истории, но его тело отдано одному пространству.

Делез и Гваттари описали номадизм в 1980 году в книге «Тысяча плато»[98]. Он играет в тексте важную роль и определяет структуру самой книги, так как она отправляет читателя, физически находящегося на месте, в незабываемое путешествие. Номадизм – внеисторический концепт; эпитет «номадический» можно применить к искусству, литературе и музыке любой эпохи и любого времени, главное, чтобы они умели или учили ускользать – от власти, от закона, от правил, от строгой рационализации.

Описывая номадизм, Делез и Гваттари создали апологию умения пересобраться, придумать себя заново, стать кем-то новым, не прибегая для этого к властным практикам или изначально заданным установкам (реальное путешествие, даже по незнакомым местам – это тоже повторение чего-то уже известного). Авторы обратились за дополнительными примерами к антропологии, желая увидеть, как менялась жизнь кочевников и как ее изменения можно перенести на философию.

1. Жиль Делез, Феликс Гваттари «Тысяча плато».

2. Андрей Головнев, Светлана Белоруссова, Татьяна Киссер «Очерки антропологии движения».

Желание

Мы привыкли, что желание определяется психологией: оно представляет собой влечение или потребность в чем-либо. Но философию также интересует желание: как стремление, становление, воля. Желанию сложно дать единственное определение, но можно говорить об основных смыслах, которые оно затрагивает, в первую очередь о самом желании жизни (и о желании или влечении к смерти, как говорил Фрейд). И еще: без желания невозможно представить и определить человека. Его «витальность» – это во многом порыв желания и жизни.

Желание, как важная часть человеческой жизни, в разных формах интересовало философию почти всегда. Платон писал о стремлении к благу, Спиноза говорил о желании как полноте бытия, а Шопенгауэр посвятил желанию как воле целую книгу. Философия XX века аккумулирует смыслы, которые вкладывались в это понятие на протяжении всей истории, а также добавляет к нему психоаналитические интерпретации.

Психоанализ значительно изменил понимание желания, добавив к нему фактор бессознательного и универсального. То есть желание не всегда осознается человеком, но обязательно определяет его жизнь.

Классическое понимание желания в психоанализе – это нехватка, связанная с эдипальным треугольником (своеобразной системой того, что можно желать, а чего нельзя).

Психоаналитическое понимание желания активно критиковали Делез и Гваттари в книге «Анти-Эдип». Они предложили рассматривать желание не как нехватку, а как перехват или некоторую силу, подключенную к другим желаниям, и ввели понятие «желающее производство». Оно фокусируется на вездесущем присутствии желания и потоков желания: денег, товаров, сексуальности, еды и всего остального. Делез и Гваттари полностью освобождают желание не только от всех запретов, но и от ограничивающих его философских определений.

В философии XX века желание вышло за пределы личной и внутренней жизни человека и стало инструментом социального и политического анализа. Теперь желание может быть жаждой социальных изменений и трансформаций, и это отразилось в тезисе американской феминистки Кэрол Ханиш «личное – это политическое».

Освобождение желания и свобода желать – это освобождение в целом, и личное, и политическое. Герберт Маркузе будет писать о современных формах подавления эроса (желания) со стороны капитализма и различных форм труда, которые направляют влечение к жизни не на наслаждение, а на бесконечную продуктивность, из-за которой ломается сам механизм желания.

Книг, связанных с желанием, очень много, поэтому вот подборка из личной читательской перспективы – то, что очень понравилось и может послужить хорошим введением в тему:

1. Жак Лакан «Семинары. Книга 2. “Я” в теории Фрейда и технике психоанализа».

2. Герберт Маркузе «Эрос и цивилизация».

3. Жиль Делез, Феликс Гваттари «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения».

4. Лоренцо Кьеза «Желание и наслаждение».

Хора

Понятие «хора» у Деррида описывает сложное структурное поле, в котором слово, текст и язык переплетаются с телесностью и голосом. Это поле не только обозначает языковую практику, но и связывает физические аспекты восприятия и коммуникации. Хора представляет собой переплетение смысла, звучания и зримости в тексте и речи.

Как говорил Деррида, «хора не лишена конкретного смысла. Она легко приобретает форму, если нам приходится найти близкие эквиваленты для иных языков или культур: “место”, “площадь”, “участок”, “область”, “край”»[100]. Речь о действительно сложной связи, которая захватывает внешнее и внутреннее пространство языка и мышления человека.

Понятие «хора» впервые было представлено Жаком Деррида в его одноименном эссе, а затем появилось и в последующих текстах. Деррида позаимствовал понятие хоры у Платона, и оно стало центральным для его философии в период разработки деконструкции. Деррида внимательно читал тексты античного философа и в его диалоге «Тимей» нашел определение хоры как того, что не имеет геометрической формы и что меняет представления о пространстве.

Понятие «хора» помогает Деррида исследовать взаимодействие между текстом и голосом, знаками и телесностью, словом и пространством. Оно позволяет анализировать, как через акты чтения и интерпретации формируется смысл и как язык всегда связан с телесными и звуковыми аспектами.

1. Жак Деррида «Эссе об имени».

2. Жак Деррида «О грамматологии».

3. Жак Деррида «Письмо и различие».

Забота

Забота, как и многие другие привычные для нас слова, в философии имеет другой смысл. Современная мысль знает двух крупнейший авторов, Хайдеггера и Фуко, которые осмысляли феномен заботы. У каждого из них были свои определения и подходы.

Забота – это сложный механизм, один из главных в определении существования человека и в его отношениях с бытием. Хайдеггер лишил заботу психологических интерпретаций и придал ей исключительно философский смысл. Забота, по Хайдеггеру, сочетает в себе различные типы времени: прошлое, настоящее и будущее, – а также состояния самого человека. Например, стремление к бытию, забвение, заброшенность.

Забота – это в первую очередь беспокойство о себе, собственная культура и эстетика существования. Фуко провел анализ различных телесных и внутренних практик, которые определяют отношение человека к самому себе, личные запреты и ограничения.

Хайдеггер предложил аналитику заботы в фундаментальном труде «Бытие и время», опубликованном в 1927 году. С этого момента многие авторские понятия Хайдеггера, в том числе и забота, стали важнейшими для философии XX века.

Фуко обратился к понятию заботы чуть позже. Он исследовал тему сексуальности и в 1967 году, говоря о проблеме субъекта, заметил: «Наставник – это тот, кого заботит забота»[102].

Тема заботы продолжает волновать современных исследователей и философов. Так, Донна Харауэй обращается к «политикам заботы» – к тому, как могут существовать и выживать вместе различные существа на Земле во время экологических кризисов.

Харауэй расширила понятие заботы, отдалившись от идей Хайдеггера и Фуко. Она придала заботе более практичный смысл, связанный с реальными действиями объединения, солидарностью, зоозащитой и заботливым отношением к миру.

1. Мартин Хайдеггер «Пролегомены к истории понятия времени».

2. Мишель Фуко «Герменевтика субъекта».

3. Донна Харауэй «Оставаясь со смутой».

Статья для первого знакомства

1. Кожарова Т. «Понятие заботы в творчестве М. Фуко и М. Хайдеггера»[104].

Имманентность

Имманентность – отличное слово, чтобы сказать что-нибудь «на философском языке». Оно описывает свойство или состояние чего-либо «по эту сторону» или находящегося внутри самого себя, не зависящего от внешних факторов или сил. У него есть антоним – трансцендентность: слово описывает что-то «за пределами» – опыта, реальности или познания. Современная философия, ориентированная на материальный мир и объекты, делает выбор в сторону имманентности.

Имманентность стала важным понятием в философии еще в античной Греции, однако обрела более системный смысл в философии Нового времени и в идеях Спинозы и Канта.

Спиноза, голландский философ XVII века, разработал концепцию имманентности в своей главной работе «Этика». Он утверждал, что Бог и природа являются имманентными аспектами одной и той же реальности. Имманентность для Спинозы означала, что Бог пронизывает всю реальность и находится внутри нее.

Иммануил Кант также внес вклад в осмысление имманентности. Он разделял мир на две сферы: феноменальную (мир явлений) и нуменальную (мир непознаваемых вещей в себе). Кант утверждал, что мы можем познать только феноменальный мир, который имманентен нашему опыту, в то время как нуменальный мир остается недоступным для познания.

Особый интерес к имманентности возник в XX веке. Во многом на это повлиял Жиль Делез, который внимательно изучил и интерпретировал Спинозу и других авторов (Ницше, Бергсона), а затем развил на основе их трудов оригинальные идеи. Для Делеза имманентность – это сама жизнь, наполненная интенсивностью и становлением. Современные философы, во многом ориентированные на Делеза, продолжают его линию внимания к жизни, материи, телесности и опыту. Все эти понятия также связаны с имманентностью.

Книг, посвященных непосредственно имманентности, нет, но есть книги и статьи «вокруг нее», а также тексты, которые говорят об имманентности как собственной составляющей:

1. Жиль Делез «Имманентность: некая жизнь» (статья).

2. Выпуск философско-литературного журнала «Логос» «Новые онтологии»[106].

Симулякр

Термин «симулякр» ввел в современную философию Жан Бодрийяр. Так он назвал копию, имитацию или представление реальности, не имеющее оригинала. В работах «Система вещей» (1968) и «Симулякры и симуляции» (1981) Бодрийяр описал искусственные (симулированные) структуры и копии, которые в современном мире могут стать более значимыми, чем оригиналы.

Термин «симулякр» стал активно обсуждаться во второй половине XX века. Не только Бодрийяр, но и Жиль Делез использовал «симулякр» в названии одной из своих статей[107], обсуждая вопрос оригинальности и подлинности идей в контексте философии Платона.

Однако Бодрийяр не был автором самого слова. В контексте французской философии его актуализировал философ Пьер Клоссовски, который обратился к древнеримскому поэту Лукрецию и позаимствовал обозначение копии у него. Безусловно, Бодрийяр и другие авторы изменили смысл понятия «симулякр», что, однако, не лишило его истории.

Понятие симулякра помогает анализировать современную культуру, в которой средства массовой информации, реклама и другие средства постоянно создают свои собственные искусственные реальности. Бодрийяр утверждает, что в такой среде оригинал может утратить свою значимость и мир начинает состоять из бесконечных копий. Это вызывает вопросы о потере оригинала, потере идентичности и о влиянии симулякров на наше восприятие и взаимодействие в современном обществе.

Сам Бодрийяр выделяет четыре порядка симулякров. Они представляют разные уровни отдаленности от оригинала и различаются степенью «реальности».

Первый порядок. Симулякр сохраняет связь с реальностью и основывается на истинных фактах. Примером может служить фотография как изображение реальных объектов.

Второй порядок. Симулякр отличим от прототипа, но имеет с ним достаточно сильное сходство. Некоторые аспекты образца у симулякра дополнены или усилены. Примером может служить улучшенное в фоторедакторе фотоизображение.

Третий порядок. Симулякр не имеет реального прототипа и создает собственную реальность, далекую от образца. Как пример можно привести мир в компьютерной игре, не имеющий прямой смысловой связи с реальным миром.

Четвертый порядок. Порядок гиперсимулякров, имитирующих несуществующие оригиналы. Они представляют собой нечто, никогда не существовавшее. Пример – мифологический персонаж или божественная сущность.

1. Жан Бодрийяр «Симулякры и симуляции».

2. Жан Бодрийяр «Система вещей».

3. Жан Бодрийяр «Символический обмен и смерть».

4. Жиль Делез «Платон и симулякр» в книге «Логика смысла».

Машина войны

Как писали Делез и Гваттари, «внешний характер машины войны в отношении аппарата Государства проявляется повсюду, но остается трудным для продумывания»[109]. Машина войны в первую очередь является тем, что устраняет или изменяет государство, потому что в корне противоречит ему: она номадична и революционна. Делез и Гваттари приводят несколько примеров: от кочевников, из-за которых рушились целые империи, до вооруженных банд и группировок. Это важно, потому что банды у животных – это тоже метаморфозы, вариации машины войны, которая не обязательно является человеческой.

Как и другие важные концепты Делеза и Гваттари, машина войны появилась в их книге «Тысяча плато». Делез и Гваттари обратились к французскому антропологу Пьеру Кластру, который отождествлял войну в первобытных обществах с механизмом, направленным против формирования государства. Война поддерживает рассеивание и сегментарность групп, а сам воин вовлечен в процесс накопления своих подвигов – процесс, ведущий его к одиночеству и престижной, но безвластной смерти.

Таким образом, писали Делез и Гваттари, идеи Кластра могут сослаться на естественное право, пересматривая одновременно его главное положение: «Уже Гоббс понимал, что Государство выступает против войны, а война – против Государства и делает последнее невозможным»[110].

Делез и Гваттари осуществили дерзкую ревизию философской традиции, и они не были безоружны. Их книга «Тысяча плато» – тоже машина войны, которая на самом деле с войной не связана: напротив, она пытается придумать новую мирную, интенсивную «жизнь», создать свой витализм. «В этом смысле цель “машины войны” не война; ее цель – совершенно особое пространство»[111], – говорил Делез.

1. Жиль Делез, Феликс Гваттари «Тысяча плато. Капитализм и шизофрения».

2. Антон Сюткин «Урок Делеза и Гваттари: о пользе и вреде политики для онтологии».

3. Джанелл Уотсон «Нефтяные войны, или Внегосударственный конфликт “по ту сторону линии”: шмиттовский номос, делезовская машина войны и новый порядок Земли»[113].