В доблестной компании (Болито – 5)

1. Демонстрация силы

Сильный морской ветер, который в течение дня слегка подул к северо-западу, пронесся над якорной стоянкой ВМС Нью-Йорка, не принеся облегчения от пронизывающего холода и угрозы нового снегопада.

Тяжело натягивая якорные канаты, восьмидесятипушечный корабль Его Британского Величества «Троян» мог показаться неопытному взгляду сухопутного человека безразличным ни к ветру, ни к воде. Но для людей, продолжавших работу на палубе или высоко над ними, на скользких реях и такелаже, его покачивания не производили впечатления чего угодно.

На дворе был март 1777 года, но лейтенанту Ричарду Болито, офицеру дневной вахты, казалось, что на дворе середина зимы. Рано стемнеет, подумал он, и придётся проверить шлюпки и ещё раз закрепить их, прежде чем ночь окончательно наступит.

Он дрожал, не столько от холода, сколько от осознания того, что, как только ему позволят спуститься вниз, облегчение будет незначительным. Ведь, несмотря на свои огромные размеры и вооружение, «Троянец», двухпалубный линейный корабль, чей экипаж из шестисот пятидесяти офицеров, матросов и морских пехотинцев доживал свой век в его толстом корпусе, мог поддерживать свою жизнь лишь благодаря камбузному огню и теплу тела, независимо от стихий.

Болито поднял телескоп и направил его на исчезающую набережную. Пока объектив проходил над другими линейными кораблями, фрегатами и общей кучей мелких вспомогательных судов, он успел задуматься об этой перемене. Ещё прошлым летом «Троян» в сопровождении огромного флота из ста тридцати кораблей бросил якорь здесь, у Статен-Айленда. После потрясения, вызванного революцией в американских колониях, оккупация Нью-Йорка и Филадельфии с такой демонстрацией силы казалась всем, кто был причастен к этому, началом пути назад, компромиссом.

В то время это было такое простое и неторопливое дело. Расположив свои войска в палатках вдоль зелёного берега Статен-Айленда, генерал Хау с символическим отрядом пехоты высадился на берег, чтобы захватить остров. Все приготовления континентальной армии и местного ополчения ни к чему не привели, и даже отряд Статен-Айленда из четырёхсот человек, которым генерал Вашингтон приказал защищать редуты любой ценой, спрятал мушкеты и послушно присягнул на верность короне.

Болатлао опустил подзорную трубу, и она расплылась в снежных хлопьях. Трудно было вспомнить зелёный остров и толпы зевак, ликующие лоялисты, остальные, наблюдавшие в мрачном молчании. Теперь все цвета приобрели оттенки серого. Земля, бурлящая вода, даже корабли, казалось, утратили свою яркость в этой затяжной и продолжительной зиме.

Он сделал несколько шагов из стороны в сторону по просторному квартердеку «Трояна», его ботинки скользили по доскам, влажная одежда трепала его на ветру. Он провёл на корабле два года. Казалось, что это целая вечность. Как и все остальные мужественные моряки флота, он испытал смешанные чувства, услышав известие о революции. Удивление и шок. Сочувствие, а затем гнев. И, прежде всего, чувство беспомощности.

Революция, начавшаяся как смешение индивидуальных идеалов, вскоре переросла в нечто реальное и сложное. Война была не похожа ни на что, что они знали прежде. Большие линейные корабли, такие как «Троян», тяжело двигались от одного пылающего инцидента к другому и были способны справиться с любым, кто был достаточно неосторожен, чтобы проскользнуть под их массивными широкими бортами. Но настоящая война велась на коммуникациях и снабжении, между небольшими, быстроходными судами, шлюпами, бригами и шхунами. И в течение долгих зимних месяцев, пока перегруженные корабли прибрежных эскадр патрулировали и исследовали около полутора тысяч миль побережья, растущая мощь континентальной части Англии получала дополнительную поддержку от старого врага Британии, Франции. Пока не открыто, но вскоре многочисленные французские каперы, промышлявшие от канадской границы до Карибского моря, покажут свое истинное лицо. После этого Испания тоже станет быстрым, хотя и невольным союзником. Ее торговые пути из Испанского Майна были, пожалуй, самыми длинными из всех, и, не питая особой любви к Англии, она, скорее всего, выбрала бы самый простой путь.

Всё это и многое другое Болито слышал и обсуждал снова и снова, пока ему не надоело. Какими бы ни были новости, хорошими или плохими, роль «Троянца», казалось, уменьшалась. Словно скала, она неделями оставалась в гавани, её команда была обижена, а офицеры надеялись на возможность покинуть её и попытать счастья на более быстрых и независимых судах.

Болито вспомнил свой последний корабль, двадцативосьмипушечный фрегат «Дестини». Даже будучи младшим лейтенантом, едва привыкнув к переходу из мичмана в кают-компанию, он испытывал невероятные волнение и удовлетворение.

Он топал ногами по мокрым доскам, видя, как вахтенные на противоположном борту в тревоге обернулись. Теперь он был четвёртым лейтенантом этого огромного, стоящего на якоре мамонта и, похоже, так им и останется.

«Трояну» было бы лучше во флоте Канала, подумал он. Манёвры, демонстрация флага бдительным французам, а также, при возможности, высадка на берег в Плимуте или Портсмуте для встречи со старыми друзьями.

Болито обернулся, услышав знакомые шаги с юта. Это был Кэрнс, первый лейтенант, который, как и большинство остальных, находился на борту с момента повторного ввода корабля в эксплуатацию в 1775 году после постановки на прикол в Бристоле, где он изначально был построен.

Кэрнс был высоким, худощавым и очень сдержанным. Если он тоже и мечтал о следующем шаге в своей карьере, возможно, о получении собственного командования, то никогда этого не показывал. Он редко улыбался, но, тем не менее, был человеком невероятно обаятельным. Болито любил и уважал его, часто интересуясь его мнением о капитане.

Кэрнс замер, прикусив нижнюю губу, и взглянул на возвышающиеся перекрещивающиеся ванты и бегучий такелаж. Реи, прикрытые тонким слоем снега, напоминали ветви тонких сосен.

Он сказал: «Капитан скоро уйдёт. Я буду на дежурстве, так что держите глаза открытыми».

Болито кивнул, оценивая момент. Кэрнсу было двадцать восемь, а ему ещё не исполнилось двадцати одного. Но разница между первым и четвёртым лейтенантами была всё же больше.

Он небрежно спросил: «Есть ли новости о миссии нашего капитана на берегу, сэр?»

Кэрнс, казалось, был поглощен своим делом. «Спускай этих топовых, Дик. Они слишком замерзнут, чтобы к ним обратиться, если погода испортится. Передай

«Скажите повару, чтобы он приготовил горячего супа». Он поморщился. «Это должно порадовать этого скупого ублюдка». Он посмотрел на Болито. «Миссия?»

«Ну, я думал, мы получим приказы», — пожал он плечами. «Или что-то в этом роде».

«Он, конечно, был с главнокомандующим. Но сомневаюсь, что мы услышим что-то более важное, чем призыв к бдительности и исполнению долга!»

— Понятно, — Болито отвел взгляд, он никогда не был уверен, говорит ли Кэрнс совершенно серьезно.

Кэрнс завязал пальто вокруг горла. «Продолжайте, мистер Болито».

Они прикоснулись друг к другу шляпами, и неформальность на время отошла на второй план.

Болито крикнул: «Вахтенный мичман!» Он увидел, как одна из поникших фигур вырвалась из-под защиты гамака и направилась к нему.

'Сэр!'

Это был тринадцатилетний Коузенс, один из новых членов команды, прибывший из Англии на транспорте. Он был круглолицым, постоянно дрожал, но компенсировал своё невежество готовностью, которую не могли сломить ни начальство, ни корабль.

Болито рассказал ему о коке и ожидаемом возвращении капитана, а затем поручил организовать подачу сменщикам на первую вахту. Он передал свои инструкции неосознанно, но вместо этого наблюдал за Коузенсом, видя не его, а себя в этом нежном возрасте. Он тоже был на линейном корабле. Все его преследовали, запугивали, издевались, или так казалось. Но у него был один герой, лейтенант, который, вероятно, никогда даже не замечал в нём человека. И Болито всегда помнил его. Он никогда не выходил из себя без причины. Никогда не находил спасения в унижении других, когда получал

Выговор от капитана. Болито надеялся, что однажды станет таким же лейтенантом. Он всё ещё надеялся.

Коузенс решительно кивнул. «Есть, сэр».

На «Трояне» было девять гардемаринов, и Болито иногда задумывался, как сложится их жизнь. Некоторые дослужились до флагманского звания, другие же скатились на второй план. Среди них, как обычно, были тираны и вожди, герои и трусы.

Позже, когда новая вахта собиралась под квартердеком, один из впередсмотрящих крикнул: «Шлюпка приближается, сэр!» Короткая пауза. «Это капитан!»

Болито бросил быстрый взгляд на толпу, толпившуюся под квартердеком. Капитан не мог выбрать лучшего момента, чтобы поймать их всех.

Он крикнул: «Передайте команду первому лейтенанту! Встаньте на борт и немедленно вызовите боцмана!»

Мужчины сновали туда-сюда в полумраке, и пока морские пехотинцы невозмутимо шли к входному окну, их крестовые перевязи казались очень белыми в тусклом свете, младшие офицеры пытались призвать сменяющих вахтенных к некоему подобию порядка.

Показалась лодка, с силой тянущая ее к главным цепям, носовой гребец уже стоял прямо, держа багор наготове.

«Эй, лодка?»

Крик рулевого раздался мгновенно: «Троян!»

Их господин и повелитель вернулся. Человек, который, после Бога, управлял каждым часом их жизни, который мог наградить, высечь, повысить или повесить, в зависимости от ситуации, снова появился среди их многолюдного мира.

Когда Болито снова оглянулся, он увидел, что там, где был хаос, теперь царил порядок: морские пехотинцы выстроились в ряд, прижав мушкеты к плечам, а их командир, любезный капитан Д'Эстер, стоял рядом со своим лейтенантом, по-видимому, не обращая внимания на ветер и холод.

Помощники боцмана были здесь, облизывая губы серебряными манками, а Кэрнс, глядя повсюду, ждал своего капитана.

Шлюпка зацепилась за цепи, мушкеты хлопали и трещали в такт, а пронзительные крики салюта раздавались в унисон. Капитан поднял голову и плечи над бортом, и, сняв треуголку на шканцах, он тоже окинул корабль, подчинённый ему, одним пристальным взглядом.

Он коротко сказал: «Проходите на корму, мистер Кэрнс». Он кивнул морским офицерам. «Отличный выход, Д’Эстер». Он резко повернулся и резко спросил: «Почему вы здесь, мистер Болито?» В тот момент, когда он говорил, с бака раздалось восемь ударов склянок. «Вас, наверное, уже сменили?»

Болито посмотрел на него. «Я думаю, мистер Пробин задержан, сэр».

«В самом деле?» — Резкий голос капитана прорезал шум ветра и скрип рангоута, словно абордажная сабля. «Ответственность за несение вахты лежит как на сменщике, так и на ожидающем». Он взглянул на бесстрастное лицо Кэрнса. «Ей-богу, мистер Кэрнс, не так уж сложно этому научиться, я полагаю?»

Они прошли на корму, и Болито очень медленно выдохнул.

Лейтенант Джордж Пробин, его непосредственный начальник, часто опаздывал на вахту, да и на другие обязанности тоже. Он был странным человеком в кают-компании: угрюмым, сварливым, озлобленным, хотя Болито пока не понял, почему. Он видел, как тот поднимается по трапу правого борта, широкоплечий, неопрятный, подозрительно оглядываясь по сторонам.

Болито повернулся к нему: «Вахта на корме, мистер Пробин».

Пробайн вытер лицо и высморкался в красный платок.

«Полагаю, капитан спрашивал обо мне?» Даже его вопрос звучал враждебно.

«Он заметил ваше отсутствие». Болито учуял запах бренди и добавил: «Но он, казалось, был вполне доволен».

Пробин подозвал помощника капитана и быстро просмотрел палубный журнал, который тот держал под фонарем.

Болито устало сказал: «Ничего необычного. Один моряк получил ранения и доставлен в лазарет. Он упал с яруса шлюпки».

Пробин фыркнул. «Жаль». Он закрыл книгу. «Тебе стало легче». Он задумчиво посмотрел на него. «Если бы я думал, что кто-то создаёт мне проблемы за моей спиной…»

Болито отвернулся, скрывая гнев. Не волнуйся, мой пьяный друг. Ты делаешь это для себя.

Грохочущий голос Пробина преследовал его, пока он расставлял людей по местам и распределял им задания.

Когда он легко сбежал по трапу и направился на корму в кают-компанию, Болито задавался вопросом, что капитан обсуждает с Кэрнсом,

Когда он спустился вниз, корабль словно окутал его, заключил в свои объятия. Смешанные запахи смолы и пеньки, трюма и тесноты человечества стали такой же неотъемлемой частью Болито, как и его собственная кожа.

Маккензи, старший кают-компания, закончивший службу марсовым после того, как, упав с высоты, он сломал ногу в трёх местах и остался калекой, встретил его с радостной улыбкой. Если все остальные его жалели, то Маккензи, по крайней мере, был вполне доволен. Его травмы принесли ему столько утешения и уверенности, сколько любой человек мог надеяться найти на королевском корабле.

У меня есть кофе, сэр. И очень горячий, — у него был мягкий шотландский акцент, очень похожий на кэрнсовский.

Болито снял пальто и протянул его вместе со шляпой Логану, юнге, который помогал в кают-компании.

«Мне бы это очень понравилось, спасибо».

Кают-компания, занимавшая всю ширину кормы корабля, была окутана табачным дымом и пропитана знакомыми ароматами вина и сыра. Прямо за кормой большие кормовые окна уже были темными, и, когда стойка слегка покачивалась под натяжением массивного якоря, можно было увидеть редкий огонек, мерцающий на берегу, словно затерянная звезда.

По обеим сторонам тянулись похожие на будки каюты, похожие на ширмы, которые снимались, когда корабль готовился к бою. Крошечные убежища, в которых находились хозяйская койка, сундук и небольшое место для вешалок. Но каждая из них, по крайней мере, была уединенной. Помимо кают, это было едва ли не единственное место на корабле, где человек мог побыть один.

Прямо над палубой, в каюте, по размерам и вместительности не уступавшей каюте большинства его офицеров, располагались покои капитана. Там же, на этой же палубе, располагались капитан и первый лейтенант, чтобы иметь удобный доступ к квартердеку и штурвалу.

Но здесь, в кают-компании, все они делились своими минутами вне службы, обсуждали свои надежды и опасения, обедали и пили вино. Шесть лейтенантов, два морских офицера, штурман, казначей и врач. Конечно, здесь было тесно, но по сравнению с расположенными ниже ватерлинии помещениями мичманов, других уорент-офицеров и специалистов, не говоря уже о подавляющем большинстве матросов и морских пехотинцев, это была настоящая роскошь.

Пятый лейтенант Дэлиелл сидел под кормовыми окнами, скрестив ноги и опираясь на небольшой бочонок, а в одной руке держал длинную глиняную трубку.

«Джордж Пробин снова дрейфует, да, Дик?»

Болито ухмыльнулся: «Это становится привычкой».

Спарк, второй лейтенант, человек с суровым лицом и шрамом в форме монеты на щеке, сказал: «Будь я здесь старшим, я бы оттащил его к капитану». Он вернулся к потрёпанному газетному листку и яростно добавил: «Эти проклятые мятежники, похоже, делают, что им вздумается! Ещё два транспорта захвачены прямо из-под носа наших фрегатов, а один из их проклятых каперов вырезал из гавани бриг! Мы слишком мягко с ними обращаемся!»

Болито сел и потянулся, радуясь, что оказался вдали от ветра, хотя и знал, что иллюзия тепла скоро пройдет.

Голова его запрокинулась, и когда Маккензи принесла кружку кофе, ему пришлось потрясти его за плечо, чтобы разбудить.

В дружеском молчании офицеры троянца черпали утешение из собственных ресурсов. Одни читали, другие писали домой письма, которые могли никогда не дойти до тех, кому они предназначались.

Болито пил кофе и старался не обращать внимания на боль во лбу. Не задумываясь, он поднял руку и коснулся непокорной пряди чёрных волос над правым глазом. Под ней виднелся синевато-багровый шрам – источник боли. Он получил его, когда был в Судьбе. Он часто возвращался к нему в такие моменты. Иллюзия безопасности, внезапный натиск ног и рубящее, режущее оружие. Агония и кровь. Забвение.

Раздался стук во внешнюю сетчатую дверь, а затем Макензи сказал Спарку, старшему из присутствующих офицеров: «Прошу прощения, сэр, но здесь вахтенный мичман».

Мальчик осторожно вошел в кают-компанию, словно ступая по драгоценному шелку.

Спарк резко спросил: «В чем дело, мистер Форбс?»

«Первый лейтенант выражает свое почтение, сэр, и все офицеры должны собраться в каюте в два склянка».

«Очень хорошо». Спарк подождал, пока закроется дверь. «Теперь посмотрим, джентльмены. Возможно, нам нужно что-то важное сделать».

В отличие от Кэрнса, младший лейтенант не мог скрыть внезапный блеск в глазах. Повышение. Призовые деньги. Или просто возможность подействовать, вместо того чтобы слушать об этом.

Он посмотрел на Болито. «Предлагаю тебе переодеться в чистую рубашку. Кажется, капитан положил на тебя глаз».

Болито встал, коснувшись головой потолочных балок. За два года службы на этом корабле, и если не считать ужина в каюте, когда корабль снова ввели в эксплуатацию в Бристоле, он едва ли переступил хотя бы один социальный барьер, чтобы познакомиться с капитаном. Он был суровым, отстранённым человеком, но, тем не менее, казалось, обладал сверхъестественным знанием того, что происходило на каждой палубе под его командованием.

Дэлиелл осторожно выбил свою трубку и заметил: «Может быть, ты ему действительно нравишься, Дик».

Рэй, лейтенант морской пехоты, зевнул. «Не думаю, что он человек».

Спарк поспешил в свою каюту, избегая любой критики власти. «Он капитан. Ему не обязательно быть человеком».

Капитан Гилберт Брайс Пирс закончил читать ежедневный журнал событий на борту своего корабля, а затем нацарапал свою подпись, которую поспешно вытер Тикл, его клерк...

За носовыми окнами гавань и далёкий город казались далёкими и оторванными от этой просторной, хорошо освещённой каюты. Здесь стояла хорошая мебель, а в соседней столовой уже был накрыт к ужину, и Фоли, слуга капитана, опрятный как булавка в синем сюртуке и белых брюках, суетился, чтобы позаботиться о нуждах своего хозяина.

Капитан Пирс откинулся на спинку кресла и оглядел каюту, не видя ее. За два года он хорошо ее изучил.

Ему было сорок два года, но выглядел он старше. Плотного телосложения, даже квадратного, он был столь же могуч и внушителен, как сама троянская особа.

Он слышал среди своих офицеров сплетни, почти выражавшие недовольство. Война, – а теперь её нужно принять как таковую, – казалось, обходила их стороной. Но Пирс был реалистом и знал, что рано или поздно наступит время, когда он и его команда смогут действовать так, как задумано, когда огромный киль «Троянца» впервые ощутил соленую воду всего девять лет назад. Каперы и рейдовые отряды – это одно, но когда французы вступят в бой открытыми силами, и их линейные корабли появятся в этих водах, «Троянец» и его тяжёлые спутники покажут себя во всей красе.

Он поднял взгляд на часового-морпеха, который топал ботинками за сетчатой дверью, а через несколько мгновений к нему присоединился первый лейтенант.

«Я передал приказ в кают-компанию, сэр. Всем офицерам быть здесь к двум склянкам».

'Хороший.'

Пирсу достаточно было лишь взглянуть на своего слугу, и Фоли уже стоял рядом с ним, наливая два высоких бокала кларета.

«Дело в том, мистер Кэрнс, — Пирс рассматривал вино при свете ближайшего фонаря, — что невозможно вечно вести оборонительную войну. Вот мы в Нью-Йорке, захватили землю, которая с каждым днем становится все более мятежной. В Филадельфии дела обстоят ненамного лучше. Набеги и стычки, мы сжигаем форт или аванпост, а они захватывают один из наших транспортов или устраивают засаду на патруль. Что такое Нью-Йорк? Осажденный город. Город, которому отсрочка, но надолго ли?»

Кэрнс ничего не сказал, а лишь потягивал кларет, наполовину сосредоточившись на звуках за пределами каюты, на вздохе ветра, на скрежете балок.

Пирс увидел выражение его лица и улыбнулся про себя. Кэрнс был хорошим первым лейтенантом, пожалуй, лучшим из всех, что у него были. Ему нужен был собственный командир. Шанс, который выпадает только на войне.

Но Пирс любил свой корабль больше, чем надежды и мечты. Мысль о том, что Спарк станет старшим лейтенантом, была словно угроза. Он был умелым офицером, безупречно управлялся со своим оружием и выполнял свои обязанности. Но воображения у него не было. Он подумал о Пробине и так же быстро отмахнулся от него. А ещё был Болито, четвёртый. Очень похожий на отца, хотя иногда казалось, что он слишком легкомысленно относился к своим обязанностям. Но его люди, похоже, любили его. Это много значило в эти тяжёлые времена.

Пирс вздохнул. Болито оставалось всего несколько месяцев до двадцати одного года. Для управления линейным кораблём нужны опытные офицеры. Он потёр подбородок, чтобы скрыть выражение лица. Возможно, именно молодость Болито и его собственные годы подтолкнули его к таким рассуждениям.

Он резко спросил: «Мы во всех отношениях готовы к выходу в море?»

Кэрнс кивнул. «Да, сэр. Мне бы пригодилась ещё дюжина рук из-за травм и проблем со здоровьем, но в наши дни это не так уж много».

«Это действительно так. Я знал старших лейтенантов, которые седели, потому что им не удавалось убедить, надавить или подкупить достаточно людей, чтобы хотя бы вывести свои корабли из порта».

В назначенное время двери открылись, и офицеры «Трояна», за исключением мичманов и младших прапорщиков, вошли в большую каюту.

Это было редкое событие, и потребовалось немало времени, чтобы расставить их в надлежащем порядке, а также чтобы Фоли и Хогг, рулевой капитана, нашли нужное количество стульев.

Это дало Пирсу время понаблюдать за их реакциями и понять, будет ли иметь какое-либо значение их сильное присутствие.

Пробина, освобожденного от обязанностей помощником капитана, бросили в жар, и его глаза заблестели. Он был слишком спокоен, чтобы быть правдой.

Спарк, чопорный в своей строгости, и молодой Дэлиелл сидели рядом с шестым и младшим лейтенантом Куинном, который всего пять месяцев назад был мичманом.

А ещё был Эразм Банс, капитан. За глаза его называли Мудрецом, и он, безусловно, производил сильное впечатление. В своей профессии, которая рождала больше талантов и выдающихся моряков, чем любая другая, Банс был тем, кто вскружил голову любому. Он был ростом более шести футов, широкоплеч и носил длинные, взъерошенные седые волосы. Но его глаза, глубоко посаженные и ясные, были почти такими же чёрными, как густые брови над ними. Настоящий мудрец.

Пирс наблюдал, как хозяин ныряет между потолочными балками, и успокоился.

Банс любил ром, но корабль он любил, как женщину. С ним ей было нечего бояться.

Моулсворт, казначей, бледный человек, нервно моргавший, как подозревал Пирс, из-за какой-то неосознанной вины. Торндайк, хирург, который, казалось, всегда улыбался. Скорее актёр, чем человек из крови и костей. Два ярких алых пятна у левого борта – морские офицеры, Д’Эстер и лейтенант Рэй, и, конечно же, Кэрнс, – завершали собрание. В него не вошли все остальные уорент-офицеры и специалисты. Боцман, канонир, помощники капитана и плотники – Пирс знал их всех в лицо, на слух и по квалификации.

Пробайн спросил громким шепотом: «Кажется, мистер Болито еще не здесь?»

Пирс нахмурился, презирая лицемерие Пробина. Он был так же хитер, как молоток.

Кэрнс предложил: «Я пришлю кого-нибудь, сэр».

Дверь быстро открылась и закрылась, и Пирс увидел Болито.

сел на пустой стул рядом с двумя морскими пехотинцами.

«Встаньте, этот офицер». Резкий голос Пирса был почти ласковым.

ing. «А, это вы, сэр, наконец».

Болито стоял совершенно неподвижно, лишь его плечи слегка покачивались в такт медленному движению корабля.

«Я… я сожалею, сэр», — Болито увидел улыбку на лице Дэлиелла, когда капли воды упали из-под его пальто на черно-белый клетчатый брезент, покрывавший палубу.

Пирс мягко сказал: «Кажется, ваша рубашка довольно мокрая, сэр». Он слегка повернулся. «Фоли, дайте мне парусину на это кресло. Здесь трудно заменить такие вещи».

Болито с грохотом сел, не зная, злиться ему или чувствовать себя униженным.

Он забыл о резком тоне Пирса и о рубашке, которую тот сорвал с кают-компании, всё ещё мокрой, когда Пирс произнёс более ровно: «Мы отплываем с рассветом, джентльмены. Губернатор Нью-Йорка получил сведения, что ожидаемый конвой из Галифакса, вероятно, будет атакован. Это большое скопление судов с эскортом из двух фрегатов и военного шлюпа. Но в такую погоду корабли могут рассеяться, некоторые могут попытаться приблизиться к берегу, чтобы определить направление». Его пальцы сжались в кулак. «Вот тогда наш враг и нанесёт удар».

Болито наклонился вперед, не обращая внимания на дискомфорт от сырости в области талии.

Пирс продолжил: «Я говорил то же самое мистеру Кэрнсу. Оборонительную войну выиграть невозможно. У нас есть корабли, но противник

обладает местными знаниями, позволяющими использовать меньшие по размеру и более быстрые суда. Чтобы иметь шанс на успех, мы должны контролировать и держать открытыми все торговые пути, обыскивать и задерживать любые подозрительные суда, давать ощутить наше присутствие. Войны выигрываются не идеалами, а порохом и ядрами, которых у противника недостаточно. Пока что. — Он обвел взглядом их лица, его взгляд был мрачным. — Галифаксский конвой везёт много пороха и ядер, а также пушек, предназначенных для военных в Филадельфии и здесь, в Нью-Йорке. Если хоть один из этих ценных грузов попадёт не в те руки, мы будем ощущать последствия ещё месяцами. — Он резко огляделся. — Вопросы?

Первым на ноги поднялся Спарк.

«Почему мы, сэр? Конечно, я очень рад выйти в море на службу своей стране, чтобы попытаться исправить некоторые…»

Пирс тяжело сказал: «Пожалуйста, переходите к сути дела».

Спарк сглотнул, и его шрам на щеке вдруг стал очень ярким.

«Зачем отправлять фрегаты, сэр?»

«Потому что их никогда не хватает, их никогда не бывает достаточно. Кроме того, адмирал считает, что демонстрация силы могла бы быть более ценной».

Болито напрягся, словно что-то упустил. Это было видно по тону капитана. Легчайший намёк на сомнение. Он взглянул на своих спутников, но они выглядели как обычно. Возможно, ему это показалось или он искал недостатки, чтобы скрыть недавнее недовольство под языком Пирса.

Пирс добавил: «Что бы ни случилось на этот раз, мы ни в коем случае не должны терять бдительности. Этот корабль — наша главная ответственность, наша главная забота во все времена. Война меняется день ото дня. Вчерашний предатель — завтра патриот. Человек, откликнувшийся на зов своей страны, — он криво улыбнулся Спарку, — теперь называется лоялистом, как будто именно он, а не остальные, был каким-то чудаком и изгоем».

Капитан Эразмус Банс очень медленно поднялся, его глаза, словно два уголька, горели под потолочной балкой.

«Человек должен поступать так, как ему велено, сэр. Кто прав в этом конфликте, решать Богу».

Пирс серьёзно улыбнулся. Старый Банс был известен своей религиозностью и однажды выбросил матроса в гавань Портсмута только за то, что тот упомянул имя Господа в пьяной песне.

Банс был девонцем и ушёл в море в возрасте девяти или десяти лет. Сейчас ему, как говорили, уже за шестьдесят, но Пирс не мог представить его молодым.

Он сказал: «Совершенно верно, мистер Банс. Это было хорошо сказано».

Кэрнс прочистил горло и терпеливо посмотрел на хозяина. «Это всё, мистер Банс?»

Капитан сел и скрестил руки на груди. «Достаточно». Капитан указал на Фоли. Болито подумал, что, похоже, слова здесь не нужны.

Затем последовали бокалы и кувшины с вином, а затем Пирс произнес: «Тост, джентльмены. За корабль и проклятие врагам короля!»

Болито наблюдал, как Пробинов ищет взглядом кувшины, его стакан уже был пуст.

Он вспомнил голос Пирса, когда тот говорил о корабле. Боже, помоги Джорджу Пробину, если он высадит его на подветренный берег, выпив слишком много рюмок.

Вскоре после этого встреча закончилась, и Болито понял, что ему так и не удалось приблизиться к капитану больше, чем посредством выговора.

Он вздохнул. Когда ты был мичманом, казалось, что жизнь лейтенанта – это рай. Возможно, даже капитаны кого-то боялись, хотя сейчас в это было трудно поверить.

На следующий рассвет было чуть яснее, но ненамного. Ветер с северо-запада дул довольно сильно, и снежные вихри вскоре сменились моросью, которая, смешиваясь с брызгами, заставляла палубы и такелаж блестеть, как тусклое стекло.

Болито наблюдал за тем, как тот или иной корабль отправлялся в путь, больше раз, чем мог вспомнить. Но это всегда трогало и волновало его. То, как каждый человек влился в цепочку командования, чтобы корабль работал как живой, совершенный инструмент.

На каждой мачте были свои собственные подразделения матросов, от самых быстрых

Брасы и фалы с палубы. Когда раздались пронзительные крики, и люди хлынули на палубу через все люки и проходы, казалось невероятным, что корпус «Трояна», длина которого от носовой фигуры до гакаборта составляла двести пятнадцать футов, мог вместить столько людей. Однако за считанные секунды лихие фигуры мужчин и юнцов, морских пехотинцев и сухопутных войск сформировались в компактные группы, каждую из которых проверяли младшие офицеры в кожаных ремешках по своим спискам и вахтенным листам.

Огромный кабестан уже вращался, как и его близнец на палубе ниже, и под своими ботинками Болито почти чувствовал, как корабль шевелится, ожидая выхода в открытое море.

Как и масса матросов и морских пехотинцев, офицеры тоже были на своих постах. Пробин с Дэлиеллом помогали ему на баке, а их ответственность лежала на фок-мачте. Спарк командовал верхней орудийной палубой и грот-мачтой, которая была его настоящей силой, со всем рангоутом, такелажем, парусами и милями такелажа, которые давали жизнь корпусу под ней. И наконец, бизань-мачтой, которой управлял в основном ют, где молодой Куинн ждал вместе с лейтенантом морской пехоты и его людьми, выполняя первые требования Кэрнса.

Болито посмотрел на Спарка. Знакомиться с ним было непросто, но наблюдать за его работой было одно удовольствие. Он управлял своими матросами, каждым фалом и брасом с отточенной лёгкостью преданного своему делу дирижёра.

На корабле, казалось, воцарилась тишина, и Болито, взглянув на корму, увидел, как капитан подошел к перилам квартердека, кивнул старому Бансу, Мудрецу, а затем тихо переговорил со своим первым лейтенантом.

Высоко над палубой, от грот-мачты, длинный алый шкентель лизался и затвердевал на ветру, словно гнущийся металл. Ветер был хороший, но Болито был благодарен, что именно капитан и старый Банс вели её сквозь стоящие на якоре суда, а не он сам.

Он взглянул за борт и подумал, кто за ним наблюдает. Друзья или шпионы, которые, возможно, уже передают новости агентам Вашингтона. Ещё один военный корабль на взвешивании. Куда направляется? С какой целью?

Он снова сосредоточил внимание на борту. Если хотя бы половина услышанного им была правдой, враг, вероятно, знал всё лучше, чем они. Поговаривали, что в гражданских и военных правительственных кругах Нью-Йорка было много болтливых людей.

Кэрнс поднял свой рупор: «Поторопитесь, мистер Толчер!»

Толчер, коренастый боцман, поднял трость и заорал: «Еще 'ласт' на кабестан! Спасайте, ребята!»

Он злобно посмотрел на трущобу со своей скрипкой. «Играй громче, ублюдок, или я отправлю тебя на помойку!»

С носа раздался крик: «Якорь в дрейфе, сэр!»

«Руки вверх! Освободить топс-лы!» — голос Кэрнса, усиленный трубой, преследовал и гнал их, словно горн. «Освободить топс-лы!»

Отпущенный на ветер брезент взметнулся и захлопал в диком беспорядке, а марсовые матросы, растянувшись вдоль качающихся реев, словно обезьяны, пытались взять его под контроль до подходящего момента.

Спарк крикнул: «Наденьте подтяжки! Мистер Болито, запишите имя этого человека!»

«Да, сэр!»

Болито улыбнулся сквозь морось. Со Спарком всегда было одно и то же. Взять хотя бы имя этого человека. Никого конкретного не было, но это навело моряков на мысль, что у Спарка глаза повсюду.

И снова хриплый голос с носа: «Якорь поднят, сэр!»

Оторванная от земли, с уже поднятым и закрепленным первым якорем, «Троян» тяжело двинулась вбок по ветру, ее паруса развевались и грохотали, словно бомбардировка, когда мужчины тянули за брасы, их тела откидывались назад, наклоняясь почти к палубе.

Вокруг и еще дальше реи качались, чтобы удержать ветер, паруса выпускались один за другим, чтобы затвердеть, словно стальные брони, пока корабль не зарылся плечом в пену, а его нижние орудийные порты с подветренной стороны не оказались залиты водой.

Болито перебегал из одного отсека в другой, шляпа у него сбилась набок, в ушах звенело от визга блоков и грохота парусины, а над всем этим — от стонов и вибраций, доносившихся от каждого штага и ванта.

Остановившись, чтобы перевести дух, он увидел очертания «Сэнди Хук», скользящего по траверзу, а несколько человек в небольшом яле ждали, чтобы помахать, пока над ними возвышался огромный корабль.

Он снова услышал голос Кэрнса: «Направьте на нее т'ганслы!»

Болито взглянул на грот-мачту с её огромными изгибающимися реями. Он увидел мичманов на марсах и матросов, состязающихся друг с другом в установке парусов. Снова взглянув на корму, он увидел Банса, заложив руки за спину, с лицом, похожим на каменную статую, наблюдавшего за своим кораблём. Затем он очень медленно кивнул. Это было самое близкое к удовлетворению выражение, которое Болито когда-либо видел.

Он представил себе корабль таким, каким он будет выглядеть с берега: его свирепая, сверкающая носовая фигура, троянский воин в шлеме с красным гребнем. Брызги, взбивающиеся вверх и обрушивающиеся на носовую часть и бушприт, массивный черно-жёлтый корпус, сверкающий и отражающий белые барашки волн, словно стремящийся смыть с себя воду.

Голос Пробина звучал хрипло, когда он кричал своим людям, чтобы те закрепили второй якорь. Болито подумал, что после этого ему понадобится много пить.

Он посмотрел на корму, мимо своих матросов, которые спускались по штагам и перепрыгивали через трапы, чтобы снова собраться под мачтой. Затем он увидел, что капитан наблюдает за ним. Вдоль всего корабля, сквозь всю суету и спешку, их взгляды, казалось, встретились.

Болито смущенно потянулся и поправил шляпу, и ему показалось, что капитан слегка, но определенно кивнул.

Но настроение вскоре испортилось, так как Троян редко уделял время личным фантазиям.

«Вперед, на подтяжки! Приготовьтесь к вылету!»

Спарк кричал: «Мистер Болитол».

Болито коснулся шляпы. «Да, я знаю, сэр. Запишите имя этого человека!»

К тому времени, как они, к удовлетворению капитана и Банса, положили судно на выбранный курс, земля за кормой скрылась в тумане и дожде.

2. Дикий план

Лейтенант Ричард Болито перешёл на наветренную сторону квартердека и ухватился за сетку гамака, чтобы удержать равновесие. Возвышаясь над ним и перед ним, огромные пирамиды парусов «Трояна» производили впечатление даже на человека, привыкшего к такому зрелищу. Особенно после всех разочарований и боли последних четырёх с половиной дней, подумал он.

Ветер, который так многообещающе следовал за ними с Сэнди-Хука, изменился за считанные часы, словно его подгонял или навевал сам дьявол. Он то отступал, то менял направление без предупреждения, и всем матросам приходилось брать рифы или переставлять паруса в течение каждой вахты. Потребовался целый, жалкий день, чтобы обойти и выбраться из ужасных Нантакетских отмелей, а море бурлило под длинным бушпритом, словно разогреваемое какой-то адской силой.

Затем, после того как они разгонялись до четырех и даже пяти узлов, ветер снова менялся, ревя с диким торжеством, пока запыхавшиеся моряки боролись за то, чтобы закрепить жесткий парус, сражаясь кулаками и абордажами, в то время как их колеблющийся мир высоко над палубой сходил с ума из-за них.

Но это было другое дело. «Троян» стоял почти строго на севере, его реи были максимально вытянуты, чтобы противостоять ветру, а вдоль подветренного борта пенилась вода, свидетельствуя о реальном прогрессе.

Болито пробежал взглядом по верхней орудийной палубе. Под палубным ограждением он увидел, как матросы отдыхают и болтают, как это было принято, ожидая, что повар приготовил для полуденного ужина. По жирному шлейфу, падавшему с подветренной стороны от дымовой трубы камбуза, Болито догадался, что это очередная смесь из варёной говядины, нарезанной из солёных бочек.

смешанный с размокшим ассортиментом из корабельных галет, овсянки и остатков вчерашнего дня. Джорджа Трипхука, старшего повара, ненавидели почти все, кроме его подхалимов, но, в отличие от некоторых, он наслаждался этой ненавистью и, казалось, наслаждался стонами и проклятиями, обрушивавшимися на его старания.

Болито внезапно почувствовал сильный голод, но знал, что еда в кают-компании будет ненамного лучше, когда он с облегчением ухватится за свою долю.

Он подумал о матери и о большом сером доме в Фалмуте. Он ушёл от Коузенса, своего бдительного мичмана, который редко отводил от него взгляд. Каким же ужасным был удар. На флоте можно было рисковать жизнью дюжиной способов в любой день. Болезнь, кораблекрушение или грохот пушек – стены церкви Фалмута были покрыты мемориальными досками. Имена и подвиги морских офицеров, сыновей Фалмута, покинувших порт, чтобы никогда не вернуться.

Но его мать. Уж точно не она. Всегда молодая и жизнерадостная. Готовая взять на себя ответственность за дом и землю, когда её муж, капитан Джеймс Болито, отсутствовал, что случалось часто.

Болито, его брат Хью и две его сестры, Фелисити и Нэнси, любили её по-своему, по-своему. Когда он вернулся домой с «Судьбы», всё ещё потрясённый и страдающий от раны, он нуждался в ней больше, чем когда-либо. Дом был похож на склеп. Она умерла. Даже сейчас было невозможно смириться с тем, что её больше нет в Фалмуте, где она не смотрит на море за замком Пенденнис, смеясь так заразительно, что всё отчаяние прочь.

Сначала простуда, сказали они. Потом внезапно поднялась температура. Всё прошло за несколько недель.

Он мог представить себе отца в этот самый момент. Капитан Джеймс, как его называли местные жители, пользовался большим уважением, будучи мировым судьей с тех пор, как потерял руку и был отстранён от активной службы. Дом зимой, забитые грязью переулки, вечно запоздалые новости, сельская местность, слишком измученная холодом и дождём, потерявшимися животными и мародерствующими лисами, чтобы обращать внимание на эту далёкую войну. Но его отец, должно быть, переживал. Задумчивый, как военный корабль, стоящий на якоре или пришвартованный в Каррик-Роудс. Нуждающийся, тоскующий по жизни, которая отвергла его, и теперь совершенно одинокий. Ему, должно быть, в миллион раз хуже, с грустью подумал Болито.

Кэрнс появился на палубе и, внимательно изучив компас и взглянув на доску, на которой помощник капитана делал свои получасовые расчеты, направился к Болито.

Болито коснулся шляпы. «Она держится ровно, сэр. Нор к востоку, полный и пока».

Кэрнс кивнул. У него были очень светлые глаза, способные видеть человека насквозь.

«Возможно, нам придётся взять рифы, если ветер усилится. Думаю, мы берём всё, что можем».

Он прикрыл глаза, прежде чем взглянуть на левый борт, ибо, хотя солнца и не было, свет был пристальным и резким. Было трудно различить границу между морем и небом, вода представляла собой пустыню беспокойных стальных обломков. Но валы теперь стали расступаться, сомкнутыми рядами накатывая под толстую корму «Трояна», чтобы ещё сильнее наклонить его, и время от времени перекатываясь через наветренный трап, прежде чем снова катиться к противоположному горизонту.

Море было в их распоряжении, ведь, обойдя Нантакет и двигаясь к входу в Массачусетский залив, они оказались вдали от берега и местных судов. Где-то, примерно в шестидесяти милях с наветренной стороны, лежал Бостон. На борту «Трояна» было немало тех, кто помнил Бостон таким, каким он был когда-то, до того, как горечь и обида вылились в гнев и кровь.

Саму бухту обходили стороной все, кроме самых отчаянных. Она была домом для некоторых из самых опытных каперов, и Болито не в первый раз задался вопросом, не преследует ли кто-нибудь в этот момент мощный двухпалубный корабль.

У Кэрнса на шее был шарф, и он спросил: «Что ты думаешь о погоде, Дик?»

Болито наблюдал, как люди устремляются к люкам по пути на камбуз, к своим тесным каютам.

Он принял вахту, пока Банс зорко следил за ритуальным полуденным прицеливанием, хотя в условиях плохой видимости это было скорее рутиной, чем имело какое-либо реальное значение. Мичманы выстроились со своими секстантами, а помощники капитана наблюдали за их успехами или за их отсутствием.

Болито спокойно ответил: «Туман».

Кэрнс уставился на него. «Это одна из твоих кельтских фантазий,

мужчина?'

Болито улыбнулся: «Хозяин сказал „туман“».

Старший лейтенант вздохнул. «Тогда будет туман. Хотя в

«В этот слабый шторм я не вижу никаких шансов!»

«Палуба там!»

Они подняли глаза, застигнутые врасплох после долгой изоляции.

Болито увидел укороченную фигурку впередсмотрящего на грот-мачте – крошечный силуэт на фоне низких облаков. От одного взгляда у него закружилась голова.

«Плывите на наветренный траверз, сэр!»

Два лейтенанта схватили подзорные трубы и забрались под ванты. Но там ничего не было. Только гребни волн, более яростные и крутые в прицеле, и жёсткий, безжалостный свет.

«Должен ли я сообщить капитану, сэр?»

Болито наблюдал за лицом Кэрнса, когда тот вернулся на палубу. Он почти видел, как работает его разум. Парус. Что это значит? Вряд ли это дружелюбно. Даже заблудившийся и растерянный капитан корабля не преминул бы понять, какие опасности здесь таятся.

«Ещё нет». Кэрнс многозначительно взглянул в сторону юта. «Он всё равно услышал сигнал. Он не будет волноваться, пока мы не

готовый.'

Болито задумался. Ещё один взгляд на капитана Пирса, который он не рассматривал. Но это была правда. Он никогда не выбегал на палубу, как некоторые капитаны, боясь за свои корабли или нетерпеливо ожидая ответов на вопросы, на которые невозможно ответить.

Он снова взглянул на спокойное лицо Кэрнса. Верно было и то, что Кэрнс внушал такое доверие.

Болито спросил: «Могу ли я подняться наверх и посмотреть самому?»

Кэрнс покачал головой. «Нет. Я сделаю это. Капитан, несомненно, захочет получить полный отчет».

Болито наблюдал, как первый лейтенант спешит на ванты, перекинув трубу через плечо, словно мушкет. Всё выше и выше, вокруг вант футток, мимо зачехлённого вертлюжного орудия, к стеньге и ещё дальше, к впередсмотрящему, который так спокойно сидел на рейке, словно на удобной деревенской скамейке.

Он оторвал взгляд от продвижения Кэрнса. Он никак не мог к этому привыкнуть или победить. Его ненависть к высоте. Каждый раз, когда ему приходилось подниматься наверх, что, к счастью, случалось редко, он чувствовал ту же тошноту, тот же страх падения.

Он увидел знакомую фигуру на орудийной палубе под палубным ограждением и почувствовал что-то вроде привязанности к этому крупному, неуклюжему человеку в клетчатой рубашке и развевающихся белых брюках. Ещё одна связь с маленькой «Судьбой». Стокдейл, мускулистый боксер-профессионал, которого он спас от зазывалы у трактира, когда вместе с удручённой группой рекрутов пытался набрать добровольцев на корабль.

Стокдейл был прирожденным мореплавателем. Сильный, как пятеро, он никогда не злоупотреблял своей силой и был кротче многих. Разгневанный зазывала бил Стокдейла цепью за то, что тот проиграл драку одному из людей Болито. Этот человек, должно быть, каким-то образом жульничал, поскольку с тех пор Болито ни разу не видел, чтобы Стокдейл был побеждён.

Он говорил очень мало, а когда говорил, то делал это с трудом, так как его голосовые связки были жестоко повреждены в бесчисленных драках на кулаках на всех ярмарках и площадках страны.

Видеть его тогда, раздетого до пояса, с перерезанной по спине цепью зазывалы, было для Болито невыносимо. Когда он предложил Стокдейлу записаться, он сказал это, почти не думая о последствиях. Стокдейл лишь кивнул, собрал вещи и последовал за ним на корабль.

И всякий раз, когда Болито нуждался в помощи или попадал в беду, Стокдейл всегда был рядом. Как и в прошлый раз, когда Болито увидел, как кричащий дикарь бросился на него с абордажной саблей, вырванной у умирающего моряка. Позже он узнал об этом. Как Стокдейл собрал отступающих моряков, поднял его, как ребёнка, и отнёс в безопасное место.

Когда Болито назначили на «Троян», он полагал, что это положит конец их странным отношениям. Но каким-то образом, как тогда, так и сейчас, Стокдейлу это удалось.

Он прохрипел: «Однажды вы станете капитаном, сэр. Думаю, вам понадобится рулевой».

Болито улыбнулся ему сверху вниз. Стокдейл мог сделать почти всё. Сращивать, брать рифы и управлять, если понадобится. Но теперь он был командиром орудия на одной из тридцати восемнадцати верхних батарей «Трояна».

Фунтовые бойцы. И, естественно, он просто оказался в том же дивизионе, что и Болито.

«Что ты думаешь, Стокдейл?»

Избитое лицо мужчины расплылось в широкой улыбке. «Они следят за нами, мистер Болито».

Болито видел болезненные движения в горле. Укусы моря осложняли жизнь Стокдейла.

«Ты так думаешь, да?»

«Ага, — сказал он очень уверенно. — Они поймут, что мы делаем и куда направляемся. Держу пари, внизу, там, где мы их не увидим, есть другие корабли».

Ноги Кэрнса коснулись палубы, когда он с ловкостью мичмана скользнул вниз по штагу.

Он сказал: «Судя по всему, шхуна. Едва могу разглядеть, всё так чертовски туманно». Он вздрогнул от внезапного порыва ветра. «То же самое, что и мы». Он увидел, как Болито улыбнулся Стокдейлу, и спросил: «Можно поделиться шуткой?»

«Стокдейл сказал, что другой парус наблюдает за нами, сэр. Держим курс по ветру».

Кэрнс открыл рот, словно собираясь возразить, а затем сказал: «Боюсь, он прав. Вместо того, чтобы продемонстрировать силу, Троян, возможно, ведёт стаю к той самой добыче, которую мы пытаемся защитить». Он потёр подбородок. «Боже мой, какая неприятная мысль. Я ожидал нападения на арьергард конвоя, как обычно, отставший отряд будет отрезан прежде, чем эскорт успеет вмешаться».

«Всё равно». Он сильнее потёр подбородок. «Они не попытаются атаковать, когда бортовые залпы «Трояна» так близко».

Болито вспомнил голос Пирса на конференции. Намёк на сомнение. Его тогдашние подозрения теперь стали ещё более реальными.

Кэрнс взглянул на корму, мимо двух рулевых, стоявших, широко расставив ноги, у большого двойного штурвала, переводя взгляд с паруса на компас.

«Капитану особо нечего рассказывать, Дик. У него есть приказ. «Троян» — не фрегат. Если мы потеряем время на бесполезные манёвры, то можем вообще не успеть к конвою. Ты же видел, какой капризный ветер здесь. Это может случиться завтра. Или сейчас».

Болито тихо сказал: «Запомни, что сказал Мудрец. Туман». Он смотрел, как слово ударяет по Кэрнсу, словно пуля из пистолета. «Если нам придётся лгать, мы никому не поможем».

Кэрнс внимательно посмотрел на него. «Я должен был это заметить».

Эти частники знают местные условия лучше, чем кто-либо другой.

из нас. — Он криво усмехнулся. — Кроме Мудреца. — Лейтенант Куинн вышел на палубу и прикоснулся к шляпе. — Я должен вас сменить, сэр.

Айл перевёл взгляд с Болито на натянутые паруса. Болито согласился только на быстрый перекус, особенно потому, что хотел узнать реакцию Пирса. Но для восемнадцатилетнего шестого лейтенанта это казалось целой жизнью, полной огромной ответственности, ведь, по сути, он будет распоряжаться судьбой «Трояна» до тех пор, пока тот ступал по квартердеку.

Болито попытался его успокоить, но сдержался. Куинну нужно научиться действовать самостоятельно. Любой офицер, который рассчитывает на помощь в любой неловкой ситуации, будет бесполезен в настоящей кризисной ситуации.

Он последовал за Кэрнсом к трапу, в то время как Куинн демонстративно проверял компас и записи в судовом журнале.

Кэрнс тихо сказал: «С ним все будет хорошо. Со временем».

Болито сидел за столом в кают-компании, пока Маккензи и Логан старались представить еду как можно лучше. Варёное мясо и овсяная каша, корабельные галеты с чёрной патокой и столько сыра, сколько кто мог взять. Кроме того, имелся щедрый запас красного вина, прибывшего в Нью-Йорк с последним конвоем. Судя по выражению лица Пробина, он воспользовался им сполна.

Он взглянул на Болито и хрипло спросил: «Что это за шум из-за паруса? Кто-то немного нервничает, а?» Он наклонился вперёд, чтобы взглянуть на остальных. «Боже, флот меняется!»

Банс сел во главе стола и, не поднимая глаз, произнёс глубоким голосом: «Это не его рук дело, мистер Пробин. У него нет времени на безбожников».

Спарк бесчувственно сказал: «Эта чёртова еда — помои. При первой же возможности я найму нового повара. Этот негодяй должен танцевать на поводке, а не травить нас».

Палуба круто накренилась, и руки потянулись, чтобы схватить тарелки и стаканы, пока корабль снова не выпрямился.

Банс достал часы и посмотрел на них.

Болито тихо спросил: «Туман, мистер Банс. Он придет?»

Хирург Торндайк услышал его и рассмеялся. Он издал пронзительный звук.

«Право, Эразм! Туман, когда она качается на таком ветру!»

Банс проигнорировал его и ответил: «Завтра. Придётся лечь в дрейф. Слишком большая глубина, чтобы встать на якорь». Он покачал своей массивной головой. «Время потеряно. Нужно наверстать ещё больше узлов».

Он сказал достаточно и встал из-за стола. Проходя мимо стула Пробина, он произнёс своим глубоким голосом: «Думаю, у нас будет время посмотреть, кто нервничает».

Пробайн щелкнул пальцами, требуя вина, и сердито воскликнул: «Он сходит с ума на старости лет!» Он попытался рассмеяться, но ничего не вышло.

Капитан Д’Эстер спокойно посмотрел на него. «По крайней мере, похоже, Господь на его стороне. А что именно у вас есть?»

В каюте наверху капитан Пирс сидел за большим столом, заткнув салфетку за шейный платок. Он уловил взрыв смеха из кают-компании и сказал Кэрнсу: «Кажется, в море они счастливее, да?»

Кэрнс кивнул. «Похоже, так оно и есть, сэр». Он наблюдал за склонённой головой Пирса и ждал его выводов или идей.

Пирс сказал: «Одна или в компании, шхуна представляет для нас угрозу. Если бы нам дали бриг или шлюп, чтобы отгонять этих волков. А так…» Он пожал плечами.

«Могу ли я кое-что предложить, сэр?»

Пирс отрезал себе небольшой кусочек сыра и с сомнением осмотрел его.

«Конечно, именно за этим вы и пришли», — улыбнулся он. «Выскажитесь».

Кэрнс заложил руки за спину, глаза его блестели.

«Вы слышали мнение капитана о вероятности тумана, сэр?»

Пирс кивнул. «Я хорошо знаю эти воды. Туманы здесь довольно распространены, хотя на этот раз я бы не осмелился сделать столь смелое предсказание». Он отодвинул сыр в сторону. «Но если хозяин что-то говорит, это обычно верно».

«Что ж, сэр, нам придется лежать, пока не прояснится».

«Я уже принял это во внимание, черт возьми».

«Но и наш сторожевой пес тоже. И ради собственной безопасности, и из страха потерять нас. Туман может быть нашим союзником». Он помедлил, чувствуя настроение капитана. «Если бы мы могли найти её и взять на абордаж…» Дальше он не пошёл.

«Ради бога, мистер Кэрнс, что вы говорите? Что я должен спустить шлюпки на воду, наполнить их опытными людьми и отправить в проклятый туман? Черт возьми, сэр, они отправятся на верную смерть!»

«Есть вероятность, что с ними будет ещё одно судно, — с внезапным упрямством заговорил Кэрнс. — Они выставят огни. При должной осторожности и использовании корабельного компаса, думаю, у атаки есть хорошие шансы». Он ждал, видя сомнения и споры в глазах Пирса. — «Это даст нам дополнительное судно, а может, и больше. Информация, новости о том, что делают каперы».

Пирс откинулся назад и мрачно посмотрел на него. «Вы человек идей, это я вам признаю».

Кэрнс сказал: «Эту мысль мне натолкнул четвертый лейтенант, сэр».

«Можно было догадаться». Пирс встал и направился к окнам, его коренастое телосложение было наклонено к палубе. «Проклятые корнуоллцы. Пираты и мародеры по большей части. Ты знал это?»

Кэрнс сохранял каменное выражение лица. «Я так понимаю, Фалмут, дом мистера Болито, был последним местом, где король Карл мог устоять против Кромвеля и парламента, сэр?»

Пирс натянуто усмехнулся. «Хорошо сказано. Но эта идея опасна. Мы можем никогда больше не найти лодки, а они могут не обнаружить противника, не говоря уже о том, чтобы захватить его».

Кэрнс настаивал: «Туман доберётся до другого судна задолго до нас, сэр. Я бы предложил, как только это произойдёт, сменить галс и сблизиться с ним на каждом шагу».

«Но если ветер будет встречным», — Пирс поднял руку. «Спокойно, мистер Кэрнс, я вижу ваше разочарование, но это моя ответственность. Я должен обо всём подумать».

Наверху, за дверями кают, жизнь шла своим чередом. Слышался стук насоса, шарканье ног по корме — вахтенные спешили подровнять рею или срастить изношенный фал.

Пирс медленно произнес: «Но в этом есть что-то удивительное.

«Вот». Он принял решение. «Передаю привет капитану и прошу его присоединиться к нам в штурманской рубке». Он усмехнулся. «Хотя, зная его так хорошо, я подозреваю, что он уже там».

На продуваемом всеми ветрами квартердеке, с глазами, щипающими от солёных брызг, Болито наблюдал за работающими наверху матросами, за дрожащей мощью каждого огромного паруса. Скоро пора брать рифы, чтобы сообщить капитану. Он видел, что происходит под кормой: Пирс и Кэрнс вошли в небольшую штурманскую рубку, примыкающую к каюте Банса.

Чуть позже Кэрнс вышел под моросящий дождь, и Болито заметил, что он без шляпы. Это было очень необычно, поскольку Кэрнс всегда был одет нарядно, какими бы ни были обстоятельства.

«Вы получили дальнейшие сообщения от руководства?»

«Да, сэр».

Болито пригнулся, когда поток брызг обрушился на сетки и обдал их обоих. Кэрнс едва вздрогнул.

Болито быстро сказал: «Как и прежде, незнакомец держится с наветренной стороны от нас, в том же направлении».

«Я сообщу капитану». Кэрнс добавил: «Неважно, он здесь».

Болито хотел перейти на подветренную сторону, как это было принято, когда капитан поднимался на палубу, но резкий голос застал его врасплох.

«Останьтесь, мистер Болито». Пирс тяжело прошагал к перилам квартердека, надвинув шляпу на глаза. «Полагаю, вы с первым лейтенантом задумали какой-то безумный план?»

«Ну, сэр, я...»

«Безумие». Пирс смотрел, как основное блюдо, процеживаясь, выливается со двора. «Но с крупинкой, с очень маленькой крупинкой ценности».

Болито уставился на него. «Большое спасибо, сэр».

Пирс проигнорировал его и сказал Кэрнсу: «Двух катеров будет достаточно. Я хочу, чтобы ты сам выбрал каждого. Ты же знаешь, что нам нужно для этой чёртовой работы». Он посмотрел Кэрнсу в лицо, а затем почти мягко сказал: «Но ты не пойдёшь». Когда Кэрнс попытался возразить, он добавил: «Я не могу тебя оставить. Я могу умереть завтра, и что станет с Трояном, если тебя тоже не будет, а?»

Болито наблюдал за ними обоими. Было такое чувство, будто он вторгся в чужую жизнь, впервые увидев разочарование на лице Кэрнса.

Затем Кэрнс ответил: «Да, сэр. Я займусь этим».

Уходя, Пирс прямо сказал: «Но вы можете отправить этого, его никто не потеряет!»

Пирс вернулся на корму, где его ждал Банс,

его всклокоченные волосы развевались на ветру, словно пряжа.

Он рявкнул: «Передайте команду второму лейтенанту, чтобы он ложился на корму». Болито задумался. Он собирался уходить. Спарк тоже.

Возьмем имя этого человека.

Он думал о Кэрнсе, потому что у него отняли единственный шанс проявить себя. Это ещё один признак этого человека, подумал Болито. Некоторые старшие лейтенанты приписали бы себе всю заслугу за идею взять на абордаж другой корабль, приберегая её для последней награды.

Снова рано темнело, низкая облачность и постоянный моросящий дождь усиливали дискомфорт как внизу, так и на палубе.

Кэрнс встретил Болито, когда тот сходил с вахты, и просто сказал: «Я подобрал для тебя несколько хороших матросов, Дик. Командовать будет второй лейтенант, которому будут помогать мистер Фроуд, самый способный помощник капитана, и мистер мичман Либби. Тебе будут помогать мистер Куинн и мистер Коузенс».

Болито встретил его ровный взгляд. За исключением Спарка и Фроуда, помощника капитана, и, в меньшей степени, его самого, остальные были детьми в подобных делах. Он сомневался, что нервный Куинн или усердные Коузенс когда-либо слышали выстрел, кроме как по дичи.

Но он сказал: «Спасибо, сэр». Он проявит то же отношение, которое Кэрнс проявил к капитану.

Кэрнс коснулся его руки. «Иди и найди сухую одежду, если сможешь». Повернувшись к своей каюте, он добавил: «В твоём катере будет грозный Стокдейл. У меня не хватило бы смелости попытаться его остановить!»

Болито прошёл через кают-компанию и вошёл в свою маленькую каюту. Там он разделся догола и вытирал влажные и замёрзшие конечности полотенцем, пока не вернул себе ощущение тепла.

Затем он сел на свою шатающуюся койку и прислушался к скрипу и содроганию огромного корабля под ним, а также к случайным брызгам, достигавшим высоты ближайшего орудийного порта.

Завтра в это же время он, возможно, будет на пути к катастрофе, если не погибнет уже. Он вздрогнул и энергично потёр живот, чтобы подавить внезапную неуверенность.

Но, по крайней мере, он будет что-то делать. Он стянул через голову чистую рубашку и пошарил по штанам.

Едва он это сделал, как услышал далекий крик, который становился все громче и ближе.

«Всем наверх! Всем наверх! Руки вверх и зарифить топс-ли!»

Он встал и ударился головой о рым-болт.

«Проклятие!»

Затем он встал и снова поспешил в тот другой мир ветра и шума, к требованиям троянца, которые всегда должны быть выполнены.

Проходя мимо неопрятной фигуры Пробина, лейтенант взглянул на него и ухмыльнулся. «Туман, что ли?»

Болито ухмыльнулся ему в ответ. «Иди к черту!»

Потребовалось целых два часа, чтобы взять рифы к полному удовольствию капитана и подготовить корабль к ночёвке. Новость о готовящемся нападении разнеслась по кораблю, словно пожар, и Болито слышал множество ставок, которые заключались. В данном случае речь шла о жизни и смерти моряка.

И всё это, вероятно, закончится ничем. Подобное случалось в этом поручении достаточно часто. Подготовка, а потом какая-то заминка в последнюю минуту.

Болито представлял себе, что найти и захватить другой корабль будет практически невозможно. Он также понимал, что почувствует себя обманутым, если всё это отменят.

Он вернулся в кают-компанию и обнаружил, что большинство офицеров разошлись по своим койкам после такого суматошного и ветреного дня.

Хирург и капитан Д'Эстер сидели под одиноким фонарем, играя в карты, а лейтенант Куинн стоял у залитых водой кормовых окон, глядя на вибрирующий румпель.

В свете покачивающегося фонаря он выглядел моложе, чем когда-либо, если это вообще было возможно.

Болито сел рядом с ним и покачал головой, когда появился мальчик по имени Логан с глиняным кувшином для вина.

«Ты хорошо себя чувствуешь, Джеймс?»

Куинн удивленно посмотрел на него. «Да, благодарю вас, сэр».

Болито улыбнулся. «Ричард. Дик, если угодно». Он наблюдал за отчаянием собеседника. «Знаешь, это не мичманская каюта».

Куинн бросил быстрый взгляд на игроков в карты, на растущую кучу монет возле алого рукава морского пехотинца и уменьшающуюся напротив него.

Затем он тихо сказал: «Вы уже делали подобные вещи, сэр, я имею в виду, Дик».

Болито кивнул. «Несколько раз».

Раз уж он начал, он не хотел подрывать доверие Куинна.

«Я… я думал, что это случится на корабле». Куинн беспомощно обвёл рукой кают-компанию и каюту за ней. «Знаешь, все твои друзья рядом, с тобой. Думаю, я смогу это пережить. Пережить первое время. Драки».

Болито сказал: «Я знаю. Корабль — наш дом. Он может помочь».

Куинн сложил руки и сказал: «Моя семья занимается кожевенным ремеслом в лондонском Сити. Отец не хотел, чтобы я служил во флоте». Он слегка вздернул подбородок. «Но я был полон решимости. Я часто видел военный корабль, спускающийся по реке к морю. Я знал, чего хочу».

Болито прекрасно понимал, какой шок испытал Куинн, когда столкнулся с реальностью королевского корабля, с его суровой дисциплиной и ощущением, что ты, как новый мичман, единственный на борту, кто пребывает в полном и бесполезном неведении.

Болито вырос с этим и для этого. Мрачные портреты, украшавшие стены и лестницу старого дома Болито в Корнуолле, постоянно напоминали о всех, кто был до него. Теперь он и его брат Хью продолжили эту традицию. Пока он был здесь, Хью находился на фрегате, вероятно, в Средиземном море, готовясь к тому самому делу, о котором они часто болтали в тавернах Фалмута.

Он сказал: «Всё будет хорошо, Джеймс. Нас ведёт мистер Спарк».

Впервые он увидел улыбку Куинна, когда тот сказал: «Должен признать, он пугает меня больше, чем враг!»

Болито рассмеялся, недоумевая, почему страх Куинна каким-то образом придал ему сил.

«Ложись в койку, пока можешь. Постарайся поспать. Скажи Маккензи, что хочешь глоток бренди. Лекарство Джорджа Пробина от

все!'

Куинн встал и чуть не упал, когда корабль задрожал и рванулся через скрытое море.

«Нет. Я должен написать письмо».

Уходя, Д'Эстерр вышел из-за стола, забрав свой выигрыш, и присоединился к Болито у румпеля.

Хирург хотел последовать за ним, но Д’Эстер сказал: «Хватит, Роберт. Твоя плохая игра может притупить моё мастерство!» Он улыбнулся. «Иди к своим пузырькам и таблеткам».

Хирург не рассмеялся, как обычно, а пошел прочь, нащупывая на ходу опору для рук.

Д’Эстер указал на безмолвные каюты. «Он волнуется?»

'Немного.'

Морпех дернул себя за тугой шейный платок. «Как жаль, что я не пошёл с тобой. Если я не смогу заставить своих ребят сражаться, они заржавеют, как старые пики!»

Болито широко зевнул. «Я пойду спать». Он покачал головой, пока Д’Эстер перебирал карты между пальцами. «Я бы всё равно не стал с тобой играть. У тебя есть неприятная способность выигрывать».

Лежа в своей койке, заложив руки за голову, Болито прислушивался к кораблю, распознавая каждый звук, вписывающийся в структуру и структуру корпуса.

Вахтенные внизу, разместившись в своих тесно набитых гамаках, словно в капсулах, дышали спертым воздухом из-за трюмов и из-за того, что орудийные порты приходилось плотно закрывать от моря и дождя. Всё цвело от сырости, с потолков капало, помпы печально лязгали, пока «Троян» своим массивным корпусом двигался по жёсткому волнению.

На палубе кубрика, под ватерлинией, хирург скоро будет спать в своём лазарете. Ему приходилось иметь дело лишь с горсткой больных или раненых. Оставалось надеяться, что так будет и дальше.

Дальше в каюте мичмана все будет тихо, хотя, возможно, мерцающий свет выдаст кого-то, пытающегося решить сложную навигационную задачу, решение которой Банс ожидал утром.

Их собственный мир. Моряки и морские пехотинцы. Маляры и конопаты, канатоделатели и капитаны орудий, бондари и марсовые – самая разношёрстная публика, какую только можно было встретить в городе.

А справа на корме, несомненно, все еще за своим большим столом, тот, кто правил всеми, капитан.

Болито посмотрел в темноту. Пирс стоял почти прямо над ним. Рядом бдительный Фоли, со стаканом у локтя, он размышлял о событиях дня и неопределённости завтрашнего дня.

Вот в чём разница, решил он. Мы подчиняемся и выполняем его приказы как можем. Но он должен их отдавать. И награда или вина должны лежать на его плечах.

Болито перевернулся и уткнулся лицом в затхлую подушку.

Были определенные преимущества в том, чтобы оставаться простым лейтенантом.

3. Верные

Следующий день мало чем отличался от предыдущих. Ночью ветер слегка стих, но уже почти утратил свою силу, так что огромные, промокшие паруса наполнялись и провисали в шумном беспорядке, что ещё больше усиливало общую напряжённость.

Ближе к полудню, когда моросил как никогда сильный дождь, а море было грязно-серым, по кораблю разнесся звук трубы: «Руки на корме, чтобы увидеть наказание!» Это было обычным делом и в обычных условиях вряд ли вызвало бы много шума. На королевском корабле дисциплина была суровой и быстро исполнялась, а наказание, которое члены экипажа применяли к своим, пойманным на краже скудных пожитков товарища, было гораздо суровее.

Но сегодня всё должно было быть иначе. После всех недель и месяцев разочарований и ожидания, заточения в гавани с удобствами, едва ли превышающими комфорт тюремного судна, и бесцельных скитаний вдоль побережья с какой-то бесплодной миссией, оставалась надежда, что это принесёт перемены.

Погода не способствовала улучшению. Пока Болито стоял с другими лейтенантами, а морские пехотинцы с грохотом поднимались и пересекали корму двумя алыми шеренгами, команда корабля поспешила на корму. Им приходилось щуриться от брызг, дождя и пронизывающего ветра, который длинными, неровными порывами трепал промокший парус. Унылое, невесёлое начало, подумал Болито.

Наказанный вышел к трапу левого борта в сопровождении Пэджета, смуглого старшины, и боцмана мистера Толчера. Пэджет был человеком немногословным и озлобленным, и на его фоне с коренастым боцманом подсудимый выглядел самым невинным.

Болито наблюдал за ним, молодым шведом по имени Карлссон. У него было чистое лицо и длинные льняные волосы, и он оглядывался по сторонам так, словно впервые видел корабль. Он был типичным представителем смешанной расы троянцев, подумал Болито. Никогда не знаешь, с каким человеком столкнешься каждый день. За два года на борту «Трояна» собралось множество языков и рас, и всё же каким-то образом все они, казалось, обосновались за столь короткое время, проведённое на борту.

Болито ненавидел порку, хотя она была частью жизни моряка. Казалось, у капитана всё ещё не было другого выбора, как поддерживать дисциплину, находясь вдали от начальства и других кораблей.

Решетка была установлена у трапа, и Баллейн, мускулистый помощник боцмана, стоял возле нее в ожидании, а на боку у него болталась красная суконная сумка.

Кэрнс пересек шканцы, когда Пирс появился под кормой.

«Компания в сборе, сэр». Его взгляд был бесстрастным. «Очень хорошо».

Пирс взглянул на компас и тяжело прошёл к палубному ограждению. Над толпой матросов, заполнивших орудийную палубу и выплеснувшихся на трапы и ванты, воцарилась тишина.

Болито взглянул на мичманов, сгруппировавшихся рядом со старшими уорент-офицерами. Когда он был мичманом, его вырвало во время порки.

Он подумал о Карлссоне. Найден спящим на вахте после целого дня борьбы с ветром и мятежным парусом.

С некоторыми офицерами это, возможно, и имело значение. Но лейтенант Спарк не был подвержен сентиментальности. Болито подумал, не думает ли он об этом сейчас. Как это омрачило тот самый день, когда он собирался возглавить атаку на лодках. Он искоса взглянул на него, но не увидел ничего, кроме обычной строгости Спарка.

Пирс кивнул. «Открой». Он снял шляпу и сунул её под мышку, остальные последовали его примеру.

Болито посмотрел на левый борт, почти ожидая увидеть паруса своей верной тени. Ночью шхуна подошла ближе и теперь была видна с вершин нижних вант.

Но пока не с квартердека. Из-за этого было сложнее принять это в рассуждениях простого матроса. Янки-бунтарь, спокойно плывущий по морю, и один из своих, которого вот-вот высекут.

Пирс открыл «Устав войны» и зачитал соответствующие цифры, почти не меняя своего обычного тона. Он закончил словами: «…он будет наказан в соответствии с законами и обычаями, применяемыми в подобных случаях на море». Он снова надел шляпу и добавил: «Два десятка ударов плетью».

Дальнейшее действие происходило быстро. Карлссона раздели до пояса и подтянули к решётке, раскинув руки вверх, словно его распяли.

Баллейн вытащил свою кошку-девятихвостку из красного сукна и перебирал её пальцами, мрачно нахмурившись. Он должен был быть в лодке Болито во время атаки. Неужели он об этом и думал?

Пирс хриплым голосом сказал: «Исполняй свой долг».

Толстая рука Баллейна взметнулась назад, вверх и вниз, и плеть с глухим хрустом хлестнула по обнажённым плечам мужчины. Болито услышал, как мужчина ахнул, когда воздух выбило из его лёгких.

«Один», — отсчитал старшина.

Неподалеку хирург и его товарищи ждали, чтобы оказать помощь мужчине, если он потеряет сознание.

Болито заставил себя наблюдать за ритуалом наказания, и сердце его налилось свинцом. Это было нереально. Серый свет, суровая ясность заплат парусника на тяжело хлопающем главном блюде. Удар плетью взмывал и опускался, и шрамы на коже шведа вскоре превратились в переполненные красные капли, которые, по мере того как порка продолжалась, превратились в кровавое месиво разорванной плоти. Часть крови забрызгала льняные волосы мужчины, остальная часть завихрялась и растворялась в мороси на палубном настиле.

'Двадцать один!'

Болито услышал тихие рыдания мичмана и увидел, как Форбс, самый младший из находившихся на борту, схватил своего товарища за руку, чтобы взять себя в руки.

Карлссон не вскрикнул ни разу, но когда последний удар обрушился на его изуродованную спину, он сломался и заплакал.

«Сруби его».

Болито перевёл взгляд с профиля капитана на наблюдавшую компанию. Два десятка ударов плетью – ничто по сравнению с тем, что наказывали некоторые капитаны. Но в данном случае это могло уничтожить человека. Болито сомневался, что Карлссон понял хотя бы несколько слов из того, что ему сказали.

Помощники хирурга бросились нести рыдающего мужчину вниз. Двое матросов начали собирать кровь, а другие поспешили выполнить приказ Толче снять решётку и поставить её на место.

Морские пехотинцы спустились по трапу на корме, а капитан Д'Эстер вложил свой блестящий меч в ножны, и отряд разошелся и продолжил заниматься своими делами.

Спарк сказал Болито: «Нам лучше ещё раз обсудить рейд, чтобы понять, что думают друг друга». Болито пожал плечами. «Да, сэр».

Возможно, Спарк действовал правильно. Болито нравился Карлссон, насколько он о нём знал. Послушный, весёлый и трудолюбивый. Но предположим, если бы спящим на вахте оказался кто-то из настоящих нарушителей спокойствия на корабле. Испытал бы он всё то же смятение?

Спарк оперся руками о перила квартердека и посмотрел вниз на два катера, которые уже были отведены от других лодок на ярусе и готовы к отплытию.

Он сказал: «Я не слишком надеюсь». Он указал на вибрирующие ванты и фалы. «Мистер Банс обычно прав, но на этот раз…»

Матрос крикнул с грот-марса: «Палуба! Другое судно падает, сэр!»

Дэлиелл, который был вахтенным офицером, схватил подзорную трубу и забрался под защитный кожух.

Он воскликнул: «Вот именно, ей-богу! Шхуна падает по ветру. Несильно, но к тому времени, как они получат свою порцию спиртного, её увидят все!» Он рассмеялся Болито в лицо. «Чёрт возьми, Дик, этот мерзавец — настоящий нахал!»

Болито прикрыл глаза от странного света и увидел мимолетное размытое пятно на бурлящей воде. Возможно, капитан шхуны думал так же, как Банс, и приближался, чтобы не упустить свою крупную добычу. Или, может быть, он просто пытался…

спровоцировать капитана на какую-нибудь глупость. Болито представил себе лицо Пирса, когда тот читал «Статьи о войне». На последнее не было никаких шансов,

Спарк говорил: «Это должно быть очень быстро. Возможно, у них есть абордажные сети, но я сомневаюсь. Это затруднит её людей больше, чем наших».

Болито догадался, что он думал вслух, увидев своё имя и упоминание в «Газетт». Это было видно по его глазам, словно лихорадка или конец.

«Я пойду к хозяину», — Спарк поспешил прочь, выставив подбородок вперед, словно нос галеры.

Стокдейл появился откуда-то и постучал себя по лбу.

«Я позаботился об оружии, сэр. Я заточил все абордажные сабли и топоры на точильный камень». Он тяжело дышал. «Мы всё ещё идём, сэр?»

Болито подошел к борту и взял у вахтенного мичмана подзорную трубу.

'Я надеюсь, что это так.'

Затем он увидел, что мичманом был Форбс, тот самый, который держал своего друга во время порки.

«Вы хорошо себя чувствуете, мистер Форбс?»

Мальчик с несчастным видом кивнул и шмыгнул носом. «Да, сэр».

«Хорошо». Он направил бинокль на сетку. «Тяжело видеть, как человека наказывают. Поэтому мы всегда должны быть начеку и прежде всего устранять причину».

Он затаил дыхание, наблюдая, как стеньги другого судна мелькали над вздымающейся водой, словно всё остальное было полностью погружено в воду. На горле грота был вышит красный квадрат. Импровизированная заплатка, подумал он, или какой-то особый знак отличия? Он дрожал, чувствуя, как дождь стекает по воротнику, приклеивая волосы ко лбу. Было жутко видеть эти бестелесные мачты, не зная ничего о судне и его команде.

Он повернулся, чтобы поговорить со Стокдейлом, но тот исчез так же бесшумно, как и появился.

Дэлиелл, пошатываясь, поднялся по наклонной палубе и хрипло сказал: «Похоже, ты останешься с нами, Дик». Он бесчувственно усмехнулся. «Мне не жаль. Я не хочу делать работу Джорджа Пробина, когда он пьян!»

Болито поморщился. «Я перехожу к общему мнению, Саймон. А теперь спущусь вниз». Он посмотрел на развевающийся на мачте вымпел. «Похоже, мне всё-таки придётся стоять послеобеденную вахту».

Но, похоже, у капитана были другие планы, и он всё ещё сохранял твёрдую веру в своего капитана. Болито освободили от вахты, и он большую часть времени посвятил составлению письма отцу. Он лишь дополнял то же длинное письмо, когда находил возможность, и так же резко обрывал его, когда они разговаривали с пакетботом, направлявшимся домой. Это было бы связующим звеном с его отцом. Обратное также было бы верно, поскольку Болито описывал ежедневные события, появление кораблей и островов, жизнь, которой больше не было для капитана Джеймса.

Он сидел на своем сундуке и щурился, пытаясь придумать что-нибудь новое, что можно было бы включить в письмо.

По его спине пробежал холодок. Словно в его крошечную каюту внезапно ворвался призрак. Он поднял взгляд, вздрогнул и увидел, что фонарь на палубе мерцает, как и прежде. Но так ли это было? Он посмотрел, а затем оглянулся на небольшую вешалку, где всего несколько мгновений назад качалась и скрипела его другая одежда.

Болито встал, но, пригнувшись, бросился в кают-компанию. Кормовые окна были тускло-серыми, покрытыми полосами морской пыли и засохшей соли.

Он прижался к ним лицом и воскликнул: «Боже мой, Мудрец был прав!»

Он поспешил на шканцы, сразу же заметив неподвижные фигуры вокруг себя, чьи взгляды были устремлены через шканцы или вверх на паруса, которые то поднимались, то опускались, сотрясаясь под давлением такелажа и рангоута.

Кэрнс нёс вахту и серьёзно посмотрел на него. «Туман, Дик». Он указал на сетку. «Сейчас начнётся».

Болито наблюдал за медленным продвижением судна, за тем, как оно, казалось, сглаживало турбулентность волн и выравнивало гребни по мере своего приближения.

«Палуба! Я потерял шхуну из виду, сэр!»

Голос Пирса прорезал домыслы и сплетни: «Поднимите её на два пункта, мистер Кэрнс!» Он наблюдал за внезапной суматохой, за пронзительными перекличками между палубами.

«Эй, надень брекеты!»

Пирс сказал всем на палубе: «Мы выиграем кабель-другой».

Он поднял взгляд, когда штурвал заскрипел, а реи начали раскачиваться под действием брасов. «Троян», всё ещё сдерживая угасающий ветер, послушно накренился и направил кливер-гик дальше на ветер. Хлопанье парусов, стук блоков и крики младших офицеров не заглушили его голоса, когда он сказал высокому парусному мастеру: «Хорошо сработано, мистер Банс».

Банс оторвал взгляд от рулевых и качающейся картушки компаса. В тусклом свете его глаза и брови выделялись на фоне всего остального.

Он смиренно ответил: «Это Его воля, сэр».

Пирс отвернулся, словно пытаясь скрыть улыбку. Он рявкнул: «Мистер Спарк, ложитесь на корму. Мистер Болито, займитесь катерами и немедленно выведите их».

Между палубами зазвенело оружие, и все больше людей хлынули на шлюпочный ярус, вооруженные саблями, пиками и мушкетами.

Болито стоял на орудийной палубе, наблюдая, как чёрный корпус второго катера поднимается на талях. Затем он повернулся, чтобы посмотреть на корму, и увидел, что верхняя часть юта и гакаборт уже подернулись туманом и стали бесформенными.

Он сказал: «Поживее, ребята, а то мы не переберёмся через вал!» Это вызвало несколько смешков.

Пирс услышал их и рассудительно сказал Спарку: «Внимательно следуй тому, что капитан расскажет тебе о течении здесь. Это сэкономит милю лишней тяги лодки и не позволит тебе приплыть к своей добыче, не имея сил даже поднять лопасть». Он наблюдал за глазами Спарка, пока тот всё это обдумывал. «И будь осторожен. Если не можешь сесть на борт, то отойди и подожди, пока туман рассеется. Нас не будет так сильно дрейфовать».

Он сложил руки рупором. «Убавьте паруса, мистер Кэрнс! Разверните судно и ложитесь в дрейф!»

Раздалось еще несколько команд, и спустя несколько мгновений, когда паруса и марсели были подняты на реи, обе шлюпки отделились от темной орудийной палубы и перемахнули через трап.

Болито подошел к корме и прикоснулся к шляпе. «Люди собраны и вооружены, сэр».

Спарк протянул ему исписанную записку. «Предполагаемый курс. Мистер Банс учел дрейф шхуны и силу течения». Он посмотрел на капитана. «Я буду уходить, сэр».

Пирс сказал: «Продолжайте, мистер Спарк». Он собирался пожелать ему удачи, но на фоне сурового лица Спарка это казалось излишним.

Однако он сказал Болито: «Не теряйтесь, сэр. Я не буду...

охотиться в районе Массачусетского залива целый год?

Болито улыбнулся: «Я сделаю все возможное, сэр».

Подбежав к входному окну, Пирс сказал Кэрнсу:

«Молодой негодяй».

Но Кэрнс наблюдал за качающимися шлюпками, уже полными людей, и ждал, когда Спарк и Болито уведут их с корабля. Сердце его было с ними. Осознание того, что решение капитана, вероятно, было верным, не принесло ему никакой радости.

Пирс наблюдал, как черные корпуса поворачиваются, смущенный

Всплеск и стук весел, внезапно набирающих скорость и

погружая их глубже во влажный, обволакивающий туман.

«Удвойте вахту на палубе, мистер Кэрнс. Загрузите вертлюги.

и готовы отразить любую попытку абордажа. — Что вы теперь будете делать, сэр?

Пирс посмотрел на прочность своего корабля. Каждый парус был либо свернут, либо неподвижен, а сам «Троян» плыл по течению, покачиваясь на постоянной зыби.

«Да?» Он зевнул. «Я собираюсь поесть».

Болито встал на корме и схватил Стокдейла за плечо, пока тот пытался восстановить равновесие. Сквозь клетчатую рубашку его мышцы ощущались словно тёплое дерево.

Туман врывался в лодку, лип к их рукам и лицам, заставляя их волосы блестеть, словно от инея.

Болито слушал размеренный, неторопливый гребок вёсел. Не было смысла торопиться. Сохрани силы на потом.

Он сказал: «Держи курс на северо-запад, Стокдейл. Я уверен, что это наилучший курс».

Он вспомнил безумные глаза Банса. Неужели и вправду можно было поступить иначе?

Затем, оставив Стокдейла у румпеля, склонившегося над компасом, Болито медленно двинулся к носу судна, перелезая через банки и хрюкающих матросов, наступая на оружие и ноги лишних пассажиров.

В обычное время экипаж двадцативосьмифутового катера состоял из восьми человек и рулевого. Теперь же на борту находились они и дополнительная группа, в общей сложности восемнадцать офицеров и матросов.

Он нашел Баллейна, помощника боцмана, который сидел на корточках над форштевнем, словно носовая фигура, и всматривался во влажный туман, приложив руку к уху, чтобы уловить малейший звук, который мог бы исходить от корабля или другой лодки.

Болито тихо сказал: «Я не вижу катер второго лейтенанта, поэтому нам придется предположить, что мы зависим от собственных ресурсов».

«Да, сэр», — ответ был резким.

Болито подумал, что Баллейн, возможно, размышляет о предстоящей порке или просто негодует, что ему поручили работу впередсмотрящего, в то время как Стокдейл занял место руля.

Болито сказал: «Я рассчитываю на ваш сегодняшний опыт». Он увидел, как мужчина кивнул, и понял, что нашёл нужное место. «Боюсь, иначе нам не хватило бы».

Помощник боцмана ухмыльнулся: «Мистер Куинн и мистер Коузенс, сэр. Я их улажу».

'Я знал это.'

Он коснулся руки мужчины и снова направился на корму. Он различал отдельные лица и фигуры. Данвуди, сын мельника из Кента. Темнокожий араб по имени Кутби, поступивший на службу в Бристоле, хотя о нём до сих пор мало кто знал. Раббетт, крепкий коротышка с ливерпульской набережной, и Варло, которого разлучили с любовью, и которого подобрала вербовщица, когда он утопал в своей местной гостинице. С ними и со многими другими он познакомился. Некоторых он знал очень хорошо. Другие же держались подальше, сохраняя жёсткую преграду между баком и квартердеком.

Он добрался до кормы и сел между Куинном и Коузенсом. Сумма их троих лет составляла всего пятьдесят два. Эта нелепая мысль заставила его усмехнуться, и он почувствовал, как остальные повернулись к нему.

Они думают, что я уже спятил. Я потерял Спарка из виду и, вероятно, двигаюсь совсем не в том направлении.

Он объяснил: «Простите. Просто подумал». Ай-ле глубоко вдохнул влажный солёный воздух. «Но уйти с корабля — уже достаточная награда». Он развёл руками и увидел, как Стокдейл криво усмехнулся. «Свобода делать то, что мы хотим, правильно или неправильно».

Куинн кивнул. «Кажется, я понимаю».

Болито сказал: «Твой отец будет гордиться тобой, если мы проживем так долго».

Кэрнс объяснил Болито, что Куинн имел в виду, когда говорил, что его семья занимается кожевенным ремеслом. Болито представлял себе кожевенный завод, подобный тому, что был в Фалмуте. Уздечки и сёдла, подковы и ремни. Кэрнс чуть не рассмеялся. «Чувак, его отец работает во всемогущей городской компании. У него контракты с армией и влияние повсюду! Глядя на молодого Куинна, я иногда поражаюсь его дерзости отказаться от всей этой власти и всех этих денег! Он, должно быть, либо храбрец, либо безумец, раз променял всё это на это!»

Крупная рыба выскочила на поверхность неподалеку и снова плюхнулась в воду, заставив Коузенса и некоторых других ахнуть от тревоги.

«Полегче!» Болито поднял руку, чтобы остановить весла.

Он снова остро ощутил море, свою одиночество, когда весла, мокрые и неподвижные, поднялись вдоль планширей. Он услышал журчание воды вокруг руля, когда лодка медленно шла вперёд, навстречу волнам. Всплеск ещё одной рыбы, тяжёлое дыхание гребцов.

Затем Куинн прошептал: «Я слышу шум катерка, сэр!»

Болито кивнул, повернувшись лицом к звезде, и услышал приглушенный скрип вёсел. Спарк держался на расстоянии. Он сказал: «Уступите дорогу всем!»

Рядом с ним Коузенс нервно кашлянул и спросил: «Много ли будет врагов, сэр?»

«Зависит от обстоятельств. Если они уже взяли один-два приза, им будет не хватать рук. Если нет, нам, возможно, придётся столкнуться с вдвое большим числом противников.

«Понятно, сэр».

Болито отвернулся. Коузенс этого не видел, но сумел обсудить ситуацию так, как и положено ветерану.

Он чувствовал туман на щеке, словно холодное дыхание. Двигался ли он быстрее, чем раньше? Он представил, как поднимается ветер и разгоняет туман, обнажая их под орудиями шхуны. Даже вертлюг мог разорвать его команду в клочья, прежде чем он успеет схватиться за него.

Он медленно оглядел натужно гребцов и остальных, ожидающих своей очереди. Сколько переметнулось бы на другую сторону, если бы это случилось? Это случалось уже достаточно часто, когда британские моряки попадали в руки каперов. На флоте это тоже было обычной практикой. За последние два года в команде «Трояна» было несколько матросов, пойманных или захваченных как на море, так и на суше. Считалось, что лучше сражаться бок о бок со старым врагом, чем рисковать болезнью и возможной смертью в тюремном скиту. Пока есть жизнь, всегда есть надежда.

Болито поднял руку и коснулся своего шрама. Он снова пульсировал и, казалось, пронзал его череп насквозь.

Стокдейл слегка приоткрыл заслонку своего фонаря и взглянул на компас.

Он сказал: «Спокойно, сэр». Похоже, это его позабавило.

Снова и снова, меняя людей на веслах, прислушиваясь к куттеру Спаркса, высматривая даже малейший намек на опасность.

Болито подумал, что капитан шхуны, будучи местным жителем, возможно, поставил больше парусов и опередил туман, и что он уже находится в нескольких милях отсюда, смеясь, пока они медленно и мучительно плыли к какой-то части Новой Англии.

Он позволил своему разуму исследовать то, что быстро становилось реальной возможностью.

Они могут незаметно высадиться на берег, попытаться угнать небольшое судно и скрыться под парусом. Что потом?

Баллейн хрипло крикнул: «Там что-то вроде свечения, сэр!»

Болито снова побрел вперед, забыв обо всем остальном.

«Вот, сэр».

Болито напрягал зрение, вглядываясь в темноту. Сияние, которое точно его описывало, словно окно пивной сквозь туман на набережной. Ни формы, ни центра.

«Фонарь, — Баллейн облизал губы. — Висел очень высоко. Так что поблизости будет ещё один ублюдок».

Банс был очень точен. Если бы не его точные расчёты, они могли бы пройти мимо другого судна, не заметив ни его, ни его огня. Оно стояло примерно в миле от него, а может, и меньше.

Болито сказал: «Полегче!» Вернувшись на корму, он добавил: «Она впереди, ребята. Судя по нашему дрейфу, она будет либо носом, либо кормой. Поживём — увидим».

Куинн хрипло сказал: «Мистер Спарк идет, сэр».

Они услышали, как Спарк крикнул: «Вы готовы, мистер Болито?» В его голосе слышалось нетерпение, даже раздражение, он забыл о своих прежних сомнениях.

«Да, сэр».

«Мы захватим её с любого конца». Лодка Спарка маячила в тумане, а белая рубашка и бриджи лейтенанта дополняли её призрачный вид. «Так мы сможем разделить их людей».

Болито промолчал, но сердце у него упало. В любом случае, у лодки, которая проплывёт дальше, будет больше шансов быть замеченной прежде, чем она успеет схватиться за абордаж.

Весла Спарка снова пришли в движение, и он крикнул: «Я возьму корму на себя».

Болито подождал, пока противник освободится, а затем подал своим людям сигнал тянуть.

«Вы все знаете, что делать?»

Коузенс кивнул, его лицо было сосредоточено. «Я останусь на лодке, сэр».

Куинн отрывисто добавил: «Я поддержу вас, сэр, э-э, Дик, и займу место на палубе».

Болито кивнул. «Баллейн задержит своих людей, пока они не будут готовы воспользоваться мушкетами».

Кэрнс настаивал на этом, и был прав. Любой дурак мог бы выстрелить из мушкета слишком рано, если бы тот был заряжен и взведён с самого начала.

Болито вытащил свой изогнутый вешак и отстегнул кожаные ножны, бросив их на нижние доски. Там они будут ждать, пока не понадобятся. Но если их надеть во время нападения, они могут споткнуться и угодить под удар абордажной сабли.

Он коснулся тыльной стороны клинка, но не отрывал взгляда от мерцающего свечения за луками. Чем ближе они подходили, тем оно становилось меньше, поскольку туман всё меньше его контролировал.

Краем глаза ему показалось, что он увидел серию всплесков, когда Спарк усилил удар и пошел в атаку.

Болито наблюдал, как с поразительной внезапностью мачты и гики дрейфующей шхуны прорезались сквозь облачное небо, словно черные полосы, а фонарь превратился в один немигающий глаз.

Стокдейл тронул Коузенса за руку, заставив мальчика подпрыгнуть, как будто он его порезал.

«Вот, ваш кулак на румпель, сэр». Он повел его так, словно Коузенса ослепили. «Прими меня, когда я скажу». Другой рукой Стокдейл взял свой устаревший абордажный кортик, который весил столько же, сколько два современных.

Болито поднял руку, и весла поднялись и замерли над балками, словно бесперые крылья.

Он наблюдал, затаив дыхание, ощущая сопротивление течения и удерживающую силу руля. Если повезёт, они столкнутся с наклонным форштевнем шхуны, прямо под её бушпритом.

«Вёсла в лодку!» — говорил он яростным шёпотом, хотя стук его сердца о рёбра наверняка будет слышен до самого Бостона. Губы его застыли в дикой ухмылке, которую он не мог сдержать. Безумие, отчаяние, страх. Всё это было здесь.

«Крюк готов!»

Он смотрел, как тонкий бушприт проносится над ними, словно шхуна мчится на полной скорости, чтобы разбить их носовой частью. Болито видел, как Баллейн поднимается с кошкой, оценивая момент, и пригибается, чтобы не потерять голову на подпорке шхуны.

Раздался внезапный грохот, за которым последовал протяжный крик. Болито увидел и услышал всё за секунду. Вспышка, словно исходившая из самого моря, ответ судна над ним, крики и испуганные движения, а затем новые взрывы пронеслись по воде в сторону крика.

Он вскочил на ноги. «Готовы, ребята!»

Он выключил Спарка из головы. Этот дурак позволил кому-то зарядить мушкет, и тот выстрелил, попав в одного из его людей. Теперь было слишком поздно. Для всех.

Болито вскинул руку и схватился за трос, когда абордажная крючья с грохотом вонзилась в бушприт шхуны и неуклюже повернул катер вокруг носа.

«Вперед, ребята!»

Затем он с трудом продвигался вперед, работая руками и ногами, пока вешалка болталась на его запястье, пробираясь вверх и обходя расширяющийся корпус.

Другой конец судна был освещен разрывами мушкетов, и пока люди Болито карабкались через полубак и стреляли из пушек по незнакомым предметам, все больше снарядов ударялись о палубу вокруг них или свистели над качающимся куттером, словно обезумевшие духи.

Он слышал, как Куинн задыхается и спотыкается рядом с ним, как тяжелая фигура Стокдейла шагает чуть впереди, а абордажная сабля движется перед ним, словно вынюхивая врага.

Что-то вылетело из темноты, и один человек с криком упал, пронзив грудь пикой. Раздался ещё один треск, и ещё двое людей Болито упали.

Но теперь они были ближе. Болито схватился за свой анкер и крикнул: «Сдавайтесь во имя короля!»

Это вызвало хор проклятий и презрительных криков, как он и предполагал. Но это дало ему всего несколько секунд, необходимых, чтобы взять себя в руки. Он рубанул и выбил меч из чьей-то руки. Когда тот бросился за ним, Болито услышал, как абордажная сабля Стокдейла врезалась ему в череп, и услышал, как здоровяк застонал, вырывая меч.

Затем они сошлись грудью к груди, клинком к клинку. За спиной Болито слышал крики и богохульства Баллейна, а также спорадическую стрельбу мушкетов, когда ему удалось сделать несколько выстрелов по вантам, где снайперы пытались найти свои цели.

Среди остальных промелькнуло бородатое лицо, и Болито почувствовал, как его клинок с лязгом стали скрежещет о меч противника, когда они парировали, отталкивая друг друга, чтобы найти место для боя. Вокруг них шатались и кружились, словно обезумевшие пьяницы, их абордажные сабли высекали искры, голоса искажались и звучали дико от ненависти и страха. Болито пригнулся, полоснул противника по рёбрам и, отскочив, с такой силой опустил вешалку ему на шею, что онемело запястье.

Но их всё равно оттесняли к баку. Где-то, в ста милях отсюда, Болито услышал пушечный выстрел и сквозь туман в голове догадался, что это другое судно поблизости пытается дать сигнал о приближении помощи.

Его туфли поскользнулись на крови, а умирающий матрос, которого топтала и пинала толпа дерущихся и рубящихся людей наверху, попытался схватить Болито за лодыжку.

Ещё один человек закричал и упал с высоты, погибнув от мушкетной пули, прежде чем коснуться палубы. Но отчаянно сражающиеся моряки несли его на руках, и он, казалось, всё ещё цеплялся за жизнь, словно пьяный танцор.

Болито увидел пару белых ног у фальшборта и понял, что это Куинн. На него напали сразу двое, и пока Болито полоснул одного из них по плечу и оттащил его, кричащего, в сторону, Куинн ахнул и упал на колени, выронив меч и прижав обе руки к груди.

Нападавший был настолько охвачен жаждой битвы, что, казалось, не замечал Болито. Он встал над лейтенантом и занес руку для убийства. Болито схватил его за рукав, развернул, используя силу удара меча, чтобы лишить его равновесия. Затем он ударил его по лицу гардой своего меча, и боль снова пронзила запястье, словно рана.

Мужчина резко выпрямился и, казалось, выплюнул зубы, готовясь к новой атаке.

Затем он замер, его глаза в темноте побелели, словно галька, он медленно повернулся и упал. Баллейн прыгнул вперёд и вырвал абордажный топор из спины мужчины, словно из колоды.

Рядом поднялась суматоха, и через несколько мгновений отступающие абордажные войска услышали пронзительный голос Спаркса, который крикнул: «Ко мне, троянцы, ко мне!»

Атака велась с обоих концов шхуны, а также ввиду очевидной вероятности наличия поблизости других судов бой закончился так же быстро, как и начался.

На этот раз в адрес британских моряков даже не прозвучало ни слова проклятий. Моряки «Трояна» были слишком шокированы рукопашной схваткой, в которой несколько их соотечественников погибли и получили тяжёлые ранения, чтобы сносить оскорбления. Команда шхуны, похоже, это почувствовала и позволила разоружить себя, обыскать, а затем разделить на две легко управляемые группы.

Спарк, держа пистолеты в каждой руке, шагал среди трупов и скулящих раненых, и, увидев Болито, рявкнул: «Могло быть и хуже». Он не мог сдержать восторга. «Хороший кораблик. Очень хороший». Он увидел Куинна и наклонился к нему. «Всё плохо?»

Баллейн, разорвавший рубашку лейтенанта и пытавшийся остановить кровь, сказал: «Разрежьте ему грудь, как персик, сэр. Но если мы сможем его заставить…»

Но Спарк уже отправился в другое место, крича Фроуду, помощнику своего хозяина, чтобы тот занялся делом и отчалил при первом же дуновении ветра.

Болито стоял на коленях, отводя руки Куинна от раны, пока Баллейн старался наложить импровизированную повязку.

«Полегче, Джеймс». Он видел, как голова Куинна мотается, как тот пытается сдержать боль. Руки его были ледяными, и всё было в крови. «С тобой всё будет хорошо. Обещаю».

Спарк снова вернулся. «Пойдемте, мистер Болито, дел много. И я готов поспорить, что вскоре у нас появятся гости».

Он внезапно понизил голос, и Болито столкнулся с Искрой, которую он не видел за два года своего знакомства.

«Я знаю, что ты чувствуешь к Куинну. Ответственно. Но ты не должен этого показывать. Не сейчас, перед людьми, понимаешь? Они в шоке, их боевой дух угасает. Они будут смотреть на нас. Так что мы прибережём свои сожаления на потом, ладно?»

Он снова принял прежний вид. «Итак. Катера отвести на корму и закрепить. Проверить наличие вооружения, вернее, его отсутствие, и убедиться, что оно заряжено для отражения атаки. Картечь, картечь, всё, что попадётся под руку». Он поискал кого-то в туманной темноте. «Эй! Лучник! Направь вертлюг на пленных. Один признак того, что они могут попытаться вернуть корабль, и ты знаешь, что делать!»

Стокдейл вытирал свою саблю о лоскут рубашки какого-то несчастного человека.

Он сказал: «Я присмотрю за мистером Куинном, сэр». Он снова потёр абордажную саблю и заткнул её за пояс. «Думаю, хороший малыш ему вполне подойдёт».

Болито кивнул: «Да, позаботься об этом».

Он ушел, а рыдания и стоны на темной палубе рисовали лучшую картину, чем любое зрелище.

Он увидел Данвуди, сына мельника, ощупью ищущего что-то неподвижное у фальшборта.

Матрос отрывисто произнес: «Это я, приятель, сэр, Билл Тайлер».

Болито сказал: «Знаю. Я видел, как он упал». Он вспомнил совет Спарка и добавил: «Сними фонарь прямо с высоты. Мы же не хотим приглашать мотыльков, правда?»

Данвуди встал и вытер лицо. «Нет, сэр. Полагаю, что нет». Он поспешил уйти, но оглянулся на своего мёртвого друга, словно желая убедить себя, что это неправда.

Спарк был повсюду, и когда он вернулся к Болито у штурвала, то резко сказал: «Это «Верный». Владельцы — братья Трейси из Бостона. Известные каперы, и очень эффективные в своем деле».

Болито ждал, чувствуя, как его запястья и руки дрожат от напряжения.

Спарк добавил: «Я обыскал каюту. Целый уйма информации». Он был полон удовольствия. «Капитана Трейси только что убили». Он указал на приподнятые белые глаза человека, убитого абордажным топором Баллейна. «Это он. Другой, его брат, командует, кажется, отличным бригом «Месть», отнятым у нас в прошлом году. Тогда он назывался «Бесприданница».

«Да, сэр, я помню. Её забрали с мыса Мей». Удивительно, как он мог говорить так спокойно. Как будто они оба вышли на прогулку, а не стояли посреди резни и боли.

Спарк с любопытством посмотрел на него. «Теперь ты спокойнее?» Он не стал дожидаться ответа. «Хорошо. Только так».

Болито спросил: «Есть ли на судне какой-либо груз, сэр?»

«Никаких. Она, очевидно, ожидала получить это от нашего конвоя». Он посмотрел на голые мачты. «Направьте людей на эту палубу. Она как бойня. Сбрасывайте трупы за борт, а раненых отнесите вниз. Им там почти нечем утешиться, но зато гораздо теплее, чем на палубе».

Когда Болито поспешил уйти, Спарк спокойно добавил: «Кроме того, я хочу, чтобы они действовали как можно тише. Поблизости могут быть лодки, и я намерен захватить это судно в качестве нашей добычи».

Болито огляделся, ища свою шляпу, улетевшую во время драки. «Вот это да», — мрачно подумал он. На мгновение ему показалось, что Спарк переместил раненых исключительно из гуманности. Ему следовало бы быть осторожнее.

Работа по расчистке палубы и осмотру защитных сооружений и запасов судна продолжалась без перерыва. Здоровые и невредимые матросы выполняли тяжёлую работу, те, кто получил лёгкие ранения, сидели с мушкетами и заряженными вертлюгами, присматривая за пленными. Тяжелораненые, одним из которых был тот самый, что по глупости выстрелил из мушкета и лишился половины лица, справлялись как могли.

Спарк не упомянул об инциденте с мушкетом. Если бы не он, потери были бы гораздо меньше, даже минимальными. Команда шхуны была достаточно храброй, но без этого предупреждения и без закалённой дисциплины троянских моряков всё, скорее всего, закончилось бы всего парой разбитых носов. Болито знал, что Спарк, должно быть, думал об этом. Он, несомненно, надеялся, что Пирс увидит только добычу и забудет о своей оплошности.

Болито несколько раз спускался в каюту капитана, где жил покойный капитан Трейси и строил свои планы. Там Куинн лежал на грубой койке, побледнев, с пропитанными кровью бинтами и рассеченной губой, которую он прикусил, чтобы сдержать боль.

Болито спросил Стокдейла, что он думает, и тот с готовностью ответил: «Он хочет жить, сэр. Но, я думаю, надежды на него очень мало».

Первый намёк на рассвет появился вместе с рассеиванием окружающего тумана.

Лазарет шхуны был взломан, и всем матросам, включая двух молодых гардемаринов, выдали щедрую порцию неразбавленного рома.

Из атакующих тридцати шести офицеров и матросов двенадцать были уже мертвы или настолько близки к этому, что это не имело значения, и

У нескольких выживших были порезы и ушибы, из-за которых они были слишком слабы и ошеломлены, чтобы быть полезными в тот момент.

Болито смотрел на бледнеющий туман, наблюдая, как вокруг них обретает очертания шхуна. Он видел, как Коузенс и мичман Либб из шлюпки Спарка смотрели на огромные пятна крови на обшивке, возможно, только сейчас осознавая, что они видели и делали.

Мистер Фроуд, помощник капитана, ждал у штурвала, наблюдая за вялыми парусами, которые люди Болито натянули, готовясь к первому порыву ветра. Единственными звуками были лязг снастей и скрип шпангоутов, когда судно неуверенно покачивалось на волнах.

С рассветом пришло осознание опасности, которую может чувствовать лиса, пересекая открытую местность.

Болито оглядел палубу. «Верный» нёс восемь шестифунтовых пушек и четыре вертлюжных орудия, все из которых были изготовлены во Франции. Этот факт, в сочетании с обнаружением нескольких плавников и свежеупакованного бренди в капитанском лазарете, намекал на тесные связи с французскими каперами.

Это было очень удобное маленькое судно, около семидесяти пяти футов длиной, которое могло идти под парусом лучше большинства других и опережать любое более тяжелое судно с прямыми парусами.

Кем бы ни был когда-то капитан Трейси, он не планировал умереть на этом новом рассвете.

Грот большого гафельного грота громко скрипнул, и палуба гулко задрожала.

Спарк крикнул: «Поживее! Ветер дует!»

Болито увидел выражение его лица и крикнул: «Встать у носа!» Он помахал Баллейну. «Приготовиться к штагам!» И кливер!» Возвращение шхуны к жизни, казалось, повлияло и на него. «Неумело управляешься с штурвалом, мистер Фроуд!»

Фроуд оскалился. Он уже выбрал рулевого, но понимал настроение Болито. Он служил во флоте столько же, сколько четвёртый лейтенант появился на свете.

Каждому человеку приходилось выполнять одновременно как минимум две работы, но под пристальным взглядом молчаливых заключенных они суетились на тесной палубе так, словно делали это уже много месяцев.

«Сэр! Топы мачт по правому борту!»

Спарк резко обернулся, когда Болито указал на клубящуюся пелену тумана. Над ней виднелись две мачты, одна с поникшим шкентелем, но этого было достаточно, чтобы понять, что это судно больше «Верного».

Блоки гремели и визжали, когда матросы тяжело дышали, натягивая паруса, пока фок, а затем и большой грот со странной алой нашивкой на горле устанавливались по ветру. Палуба накренилась, и рулевой хрипло доложил: «Управляем, сэр!»

Спарк всмотрелся в затуманенную чашу компаса. «Ветер, похоже, прежний, мистер Фроуд. Пусть падает. Мы попытаемся удержать анемометр от этой другой красавицы, но мы убежим, если понадобится».

Два больших паруса качались на гике, стряхивая с себя прилипшую влагу и вчерашний дождь, словно собаки, выходящие из ручья.

Болито сказал: «Мистер Коузенс! Возьмите три руки и помогите Баллейну с корсетом!»

Обернувшись, он увидел то же, что и Спарк. Туман клубился и разрастался по ветру, словно дым, и другое судно словно выпрыгнуло из него. Это был бриг, на вершине которого уже развевался знакомый полосатый флаг Великобритании с кругом звёзд на фоне лебёдки.

Что-то похожее на вздох раздалось среди наблюдавших за происходящим заключенных, и один крикнул: «Сейчас вы увидите немного железа, прежде чем вас похоронят!»

Спарк рявкнул: «Заставьте этого человека замолчать или засадите ему мяч в голову, мне всё равно». Он взглянул на Фроуда. «Снижение на два очка».

«Направляйтесь на северо-восток!»

«Мне нужно закончить шестифунтовые пушки, сэр?»

Спарк нашел телескоп и направил его на бриг.

«Это же старая «Мисчиф». Он поправил подзорную трубу. «Ага. Я вижу её капитана. Должно быть, это другая Трейси». Он посмотрел на Болито. «Нет. Если мы подберёмся достаточно близко, чтобы воспользоваться этими маленькими пушками, бриг превратит нас в зубочистки за полчаса. Ловкость и скорость — вот всё, что у нас есть».

Он вытащил часы и внимательно посмотрел на них. Он даже не моргнул, когда грянул выстрел, и пуля, словно невидимый кулак, пробил фок.

Брызги поднимались над носом судна и обрушивались на суетящихся там моряков. Ветер усиливался по мере того, как туман стремительно приближался.

маленькой шхуны, словно боясь напороться на гик стакселя.

Бриг уже поставил топсели и лёг на нос и бросился в погоню, пытаясь обойти шхуну на ветре и уйти от неё на одном непрерывном галсе. Два её носовых погонных орудия стреляли из одного орудия в другое, и воздух содрогнулся от дикого крика, который мог означать только кипящую цепную дробь или лэнгридж. Ещё один такой у мачты, и это будет началом конца.

Должно быть, еще одно орудие было направлено на неуловимый «Верный», и мгновение спустя ядро пролетело низко над кормой, перерезав такелаж и едва не попав в одного из заключенных, поднявшихся посмотреть.

Матрос прорычал ему: «Видишь, приятель? На этот раз железо янки тебе ничуть не уступит!»

Баллейн поспешил на корму и спросил: «Мне отпустить шлюпки по течению, сэр? Без них мы могли бы выиграть полузла».

Почти рядом с ним упал еще один мяч, осыпав корму брызгами, словно тропический ливень.

Матрос в недоумении закричал: «Янки меняет направление, сэр!»

Спарк позволил себе лёгкую улыбку удовлетворения. Пока туман быстро отступал сквозь его высокие мачты и такелаж, словно призрачный дым, «Троянец» приближался к ним, его бортовой залп уже оканчивался двумя рядами чёрных жерл.

Спарк сказал: «Благослови меня, мистер Болито! Они нас схватят, если мы не будем осторожны!»

Мичман Либби побежал на корму, как кролик, и через несколько секунд на гафеле вспыхнул британский флаг, ярко-алый, как и тот, что был над позолоченным кормой «Трояна».

Внизу, в крошечной каюте, Стокдейл вытер лоб Куинна мокрой тряпкой и посмотрел на световой люк.

Куинн очень медленно шевелил губами. «Что это был за звук?»

Стокдейл печально посмотрел на него. «Вот это да, сэр. Должно быть, увидел старый троян».

Он видел, как Куинн снова лишился чувств от боли и бренди, которое он вливал ему в голову. Если он выживет, он, возможно, уже никогда не будет прежним. Потом он подумал о брызгах рядом с телами, как друзей, так и врагов, похороненных в море. И всё же ему будет лучше, чем им.

4. Рандеву

Болито прошёл на корму и остановился под кормой «Троянца», ощущая на себе множество провожавших его взглядов, так же пристально наблюдавших за ним по палубе, как и за его возвращением на борт. Он также осознавал свой грязный и потрёпанный вид, рваный рукав пальто и пятна засохшей крови на штанах.

Он оглянулся через плечо и увидел, что добыча, издалека ещё более грациозная, чем когда-либо, спокойно плывёт под прикрытием «Трояна». Трудно было представить, что произошло на борту ночью, не говоря уже о том, чтобы поверить, что ему удалось выжить.

Спарк прибыл на «Троян» сразу же после установления связи и оставил Болито заниматься транспортировкой раненых и похоронами человека, мушкет которого разорвался у него в лице.

Прежде чем доложить капитану, Болито поспешил вниз, на кубрик, почти с ужасом ожидая того, что там обнаружит. «Ответственный», – вот что сказал Спарк. Именно такое чувство он испытывал, глядя на распростертое тело на хирургическом столе, сияющее, словно труп, в свете качающихся фонарей на потолке. Куинна раздели догола, и когда Торндайк срезал остатки слипшейся повязки, Болито впервые увидел рану. Она тянулась от левого плеча Куинна по диагонали через его грудь, словно непристойный рот.

Куинн был без сознания, и Торндайк коротко сказал: «Не так уж плохо. Но в другой день», — пожал он плечами, — «другая история».

Болито спросил: «Можешь ли ты его спасти?»

Торндайк повернулся к нему, демонстрируя свой окровавленный фартук, и крикнул: «Я сделаю все, что смогу. Я уже оторвал ногу одному человеку, а у другого осколок в глазу».

Болито неловко сказал: «Извините, я не буду вас больше задерживать».

Теперь, направляясь к кормовой каюте, где на страже стоял морпех в алом мундире, он чувствовал ту же тупую боль неудачи и отчаяния. Они получили приз, но цена оказалась слишком высокой.

Морской пехотинец затопал ботинками, а затем Фоли, как всегда аккуратный, открыл внешнюю дверь; его глаза расширились, когда он с явным неодобрением осмотрел помятый вид Болито.

В кормовой каюте капитан Пирс сидел за своим столом, на котором были разбросаны какие-то бумаги, в одной руке он держал высокий кубок вина,

Болито пристально посмотрел на Спарка. Он был элегантно одет, чисто выбрит и выглядел так, будто никогда не покидал корабль.

Пирс приказал: «Вино для четвертого лейтенанта».

Он наблюдал, как Болито принимает кубок от своего слуги, видел напряжение, изнуряющую усталость от ночной работы.

«Мистер Спарк рассказывал мне о ваших впечатляющих подвигах, мистер Болито». Лицо Пирса было бесстрастно. «Шхуна — хорошая добыча».

Болито позволил вину согреть желудок, унять боль в душе. Спарк сразу же пришёл на корабль, переоделся и умылся, прежде чем представить свой отчёт капитану. Много ли он рассказал ему о первой части? О ошеломляющем грохоте мушкета, который так сильно увеличил счёт.

Пирс спросил: «Кстати, как поживает мистер Куинн?»

«Хирург полон надежд, сэр».

Пирс странно на него посмотрел. «Хорошо. И, насколько я знаю, оба гардемарина тоже вели себя хорошо».

Он обратил внимание на разбросанные бумаги, остальные, по-видимому, отложил. Закончено.

Пирс сказал: «Эти документы мистер Спарк нашёл в каюте «Верного». Они даже ценнее самого приза». Он мрачно посмотрел на них. «В них подробно описывается задача шхуны после того, как она приняла на борт весь захваченный порох и оружие конвоя. Эскорту было бы нелегко защитить весь конвой и сохранить его в целости после той непогоды, которую мы пережили. И я не сомневаюсь, что уйти из Галифакса было ещё хуже. В нынешнем виде бригу придётся обойтись без неё, хотя я предполагаю, что и сейчас найдутся другие «волки», преследующие столь богатые грузы».

Болито спросил: «Когда вы ожидаете увидеть корабли, сэр?»

«Мы с мистером Бансом верим, что завтра». Он говорил так, словно это уже не имело значения. «Но есть ещё кое-что, что нужно сделать безотлагательно. «Верный» должен был встретиться с противником у устья залива Делавэр. Наша армия в Филадельфии с трудом доставляет припасы вверх по реке к гарнизону. На каждом шагу патрули и стрелки, готовые обстрелять наши лодки и баржи. Только подумайте, насколько всё станет хуже, если противнику удастся заполучить ещё больше оружия и пороха».

Болито кивнул и взял у Фоли еще один кубок, его разум ясно видел это.

Залив Делавэр находился примерно в четырёхстах милях к югу от того места, где он стоял. Быстроходное и маневренное судно могло бы достичь места встречи за три дня, если бы погода была благоприятной.

«Они были так уверены в себе, – подумал он. – Красная заплатка на главном парусе. Сигнал для наблюдателей на берегу. И место было как раз подходящим. Очень мелководное и опасное во время отлива, где ни один рыскающий фрегат не осмелился бы преследовать их, опасаясь порвать киль».

Он сказал: «Вы пошлете правоверных, сэр?»

«Да. Конечно, будет риск. Переход может занять больше времени, чем мы планируем. Враг знает, что «Верный» захвачен, и использует все уловки, чтобы, не теряя ни минуты, передать весть на юг. Сигналы, быстрые всадники, всё можно сделать». Он позволил себе ледяную улыбку. «Мистер Ревир доказал это безоговорочно».