Лили
Оставшись одна, я смотрю на себя и пищу.
О, боже! Где моя одежда?
Всё, во что я одета — это пара белых хлопковых трусиков и белая маечка на тоненьких лямках. Я ахаю, когда замечаю свою одежду, включая мой лифчик, возле кровати.
Я убью его!
Вставая на ватные ноги, плетусь в ванную, включаю свет.
Святое дерьмо. Нокс был прав. Мои ключицы немного торчат. Мое лицо осунулось. Задрав немного майку, я вижу, как болезненно торчат ребра, и мое горло сжимается.
Я от природы худая, высокая и долговязая. Сейчас я выгляжу просто больной.
Покашливание в дверях ванной выдергивает меня из моих мыслей в настоящее. Нокс стоит там, взгляд останавливается на моих ребрах. Моя шея краснеет, и я одергиваю свою майку вниз на живот. Затем вспоминаю, что я в бешенстве. Как он смеет снимать с меня одежду! Открывая рот, начинаю:
— Тебе бы лучше иметь хорошую причину…
Мои гневные слова погибают на губах, когда он вытягивает руку. Блестящий черный предмет лежит у него на ладони.
Неожиданно застыв, всё, что я могу делать — это открыто пялиться на мобильный телефон. Моя голова кружится. Закрываю трясущимися руками свои глаза, моя грудь вздымается тяжелыми вдохами. Сгибаясь над раковиной, я чувствую, как большая рука нежно гладит мою спину.
Нокс спрашивает:
— Ты в порядке?
Не имея возможности говорить, я киваю в знак согласия, в то время как мысленно кричу: «Нет». Он отходит назад к двери, и я слышу, как он говорит:
— Извини, Киаран, она не очень хорошо себя чувствует. У нее был скверный день. Может быть, снова попробуем завтра.
Киаран? Вроде как мой папа, Киаран?
Энергия магическим образом восстановлена, я выбегаю из ванной, почти поскальзываясь на керамической плитке. Подбегая к Ноксу, я вырываю телефон из его руки и подношу к уху. Голос дрожит, я тихо спрашиваю:
— Папа?
— Делайла! Ох, моя сладенькая девочка. С тобой всё хорошо? — его нетвердый голос походит на мой, также дрожит.
Это всё, что требуется. Мое сердце парит. В меня вселяется облегчение. И дамбу прорывает, слезы льются по моим щекам, когда я поворачиваюсь к Ноксу. Наши глаза встречаются. Тихо всхлипывая, я произношу одними губами: «Спасибо», и я действительно так думаю. Я бы сделала всё что угодно, о чем бы он сейчас попросил.
— Я в порядке, правда. Просто немного слабая сегодня. — Я лгу.
Отец шмыгает носом, покашливает и успокаивает свой голос.
— Хорошо. Это хорошо. Нокс лучший в том, что он делает, и он защитит тебя, дорогая. Мне, — он прочищает горло. — Мне жаль, Делайла. Очень жаль. Я никогда не хотел, чтобы ты всё узнала таким образом. Я знаю, мне следовало рассказать тебе. Но это было так тяжело для меня. Я твой папа, предполагалось, что я должен был сам тебя защищать.
Желудок сжимается от напряжения, я пересиливаю себя и говорю отцу:
— Не делай этого. Ты сделал то, что мог, а когда понял, что не справляешься — прибегнул к помощи. Так поступает хороший отец. Ты хороший отец. Самый лучший.
— Ты себя хорошо ведешь? Без фокусов? — через телефон я слышу, как он улыбается.
— Уфф... — это всё что я могу выдать, и мой отец прыскает со смеху. Оттого что он смеется, я тоже хихикаю.
Отец говорит с досадой:
— Никогда не могла хорошо лгать, Лили, малышка. — Он никогда не называет меня Лили.
Когда неловкий момент молчания проходит, я спрашиваю:
— Как мама? И Тера? Где вы находитесь?
Голос позади заставляет меня подпрыгнуть.
— Время вышло. — Разворачиваясь, я чувствую, как снова начинаю учащенно дышать. Я умоляю:
— Нокс, пожалуйста, всего несколько минут. Пожалуйста. — Я готова броситься на колени, просто чтобы доказать, как сильно мне это необходимо.
Изучая мое лицо, он быстро смотрит на свои часы.
— Две минуты. И это всё.
Подношу телефон обратно к уху, мой отец подавлено говорит:
— Время вышло? Уже?
Говоря так быстро, как могу, я почти кричу:
— У нас есть две минут. Время пошло!
Отец сдавленно смеется, но говорит быстро:
— С мамой всё хорошо, ну ты же знаешь какая она. Всегда держится. Она ужасно по тебе скучает. И Тера... в общем, дорогая, я не знаю где она. Ее забрали тогда же, когда и тебя. Я знаю, что она в безопасности, но это всё. Я не знаю, где каждая из вас находится, но получаю каждодневные отчеты от Нокса и Митча. И пока вы обе защищены, я смогу справиться с нехваткой общения.
Мой отец имеет способность заставлять тебя чувствовать надежду в самой ужасной ситуации. Я так сильно его люблю. Неожиданно выпаливаю:
— Я так сильно люблю тебя, папочка. Передай маме, что ее я тоже люблю.
Его голос дрожит:
— Я люблю тебя сильнее, деточка. Я сделаю всё что угодно, чтобы защитить тебя.
Ощущается присутствие сзади, и волосы на затылке становятся дыбом. Зная, что мое время вышло, задыхаюсь от всхлипывания.
— Так, этот Нокс говорил правду. Ты нанял его, и он должен меня защищать?
Отец твердо отвечает:
— Что бы ты ни делала, слушай Нокса. Для него превыше всего твои интересы. Я клянусь.
Моя голова опускается, слезы падают на пол, и я шепчу:
— Я хочу вернуться домой, папочка.
Прежде чем он успевает ответить, телефон вырывают у меня из ладони, и я снова официально оторвана. От моей семьи. Моей жизни. От всего, что люблю.
Мой мозг говорит мне быть благодарной за несколько минут, которые я провела, разговаривая со своим отцом, но сердце страдает, и оно побеждает. Ярость просачивается сквозь меня, и я оборачиваюсь к Ноксу. Он встречает меня пристальным взглядом.
— Даже не думай об этом, Лили.
Что?
— Я не слепой, детка. Ты примерно в секунде от того, чтобы сорваться на меня.
— Ты чертовски прав. Ты не мог дать нам хотя бы еще несколько минут?
Нокс открывает свой рот, но сразу закрывает его. Его ледяные синие глаза вспыхивают, и его челюсть ожесточается, будто бы он кусает язык. Не говоря ни слова, он уходит, оставляя меня с чертовским ощущением горечи и одиночества. Он бормочет себе под нос:
— Не можешь, бл*дь, победить.
Я незрелый, эгоистичный, надоедливый ребенок.
Ярость рассеивается, и меня наполняют угрызения совести. Как только он доходит до двери, я выкрикиваю:
— Прости меня.
Его тело дергается, когда он резко останавливается. Он не поворачивается ко мне. Просто стоит в дверях, позволяя мне продолжать.
Я тихо признаюсь:
— Всё это тяжело для меня, Нокс. Ты действительно не можешь даже понять, насколько это тяжело для меня. Узнать о том, что кто-то хочет тебя убить без какой-либо на то причины. Я, — присаживаясь на кровать, я тяжело вздыхаю и продолжаю: — Моя жизнь сейчас состоит из двух вещей — депрессии и паранойи. И это всё. — Я прыскаю со смеху. — Что это за жизнь?
Стоя ко мне спиной, он поднимает свои руки и упирается ими о дверной косяк, и я почти вздыхаю. Это движение сделало его похожим на падшего ангела. Темная комната, украшенная ярким силуэтом массивного мужского тела. Темного и загадочного.
Сильного. Надежного. Безопасного.
Все эти слова заполняют мой разум.
Какого хрена?
Мое сердце бьется быстрее, и румянец поднимается вверх по моей шее. Мне не следует думать о тех вещах, о которых я думаю. Чтобы рассеять чары, я произношу:
— В общем, я чертовски пугаю себя картинками своей приближающейся смерти и надеялась, что ты, ну, я не знаю, утешишь меня или что-то в этом роде.
Не задумываясь ни секунды, Нокс поворачивается и большими шагами подходит к кровати, и становится прямо передо мной. Я поднимаю голову и смотрю ему прямо в лицо.
Очень решительно он говорит:
— Ты не умрешь.
Я хрипло отзываюсь:
— Почему ты так в этом уверен?
Его губы приподнимаются в уголках, и он говорит:
— Потому что есть причина тому, что я такой самоуверенный, принцесса. — Затем он улыбается. Не ухмыляется или скалится. Сверкающие зубы, мегаваттная улыбка.
И она прекрасна.
Немного кривая, она делает мягче его обычно грубое лицо. Я могла бы привыкнуть к такому Ноксу.
Он произносит:
— Не переживай, ты будешь жить по меньшей мере еще один день, чтобы надоедать мне. — Я почти падаю в обморок, когда он подмигивает. — Я самый лучший.
И затем он уходит.
Нокс
Мое тело дергается, когда я просыпаюсь.
Открывая глаза, я тянусь в кресле-качалке, и что-то мягкое падает на пол. Я хмурюсь, когда опускаю взгляд.
Одеяло?
Не просто какое-то одеяло. Это одеяло с кровати Лили.
Я быстро смотрю и обнаруживаю, что ее кровать пуста.
Какого черта? Где она? Более важно то, как она выбралась через меня, блокирующего дверной проход?
Вот же дерьмо.
Моя кровь застывает, я вскакиваю на ноги и бегу по коридору. Миллион вероятных сценариев проносится у меня в мозгу, но лишь один там задерживается.
Лили ушла в самоволку.
Перескакивая через три ступеньки, я торможу, чтобы остановиться внизу лестницы, когда вижу, как Лили и Бу танцуют на кухне, пока готовят. Они подпевают CD-плееру.
— Если ты хочешь быть моим возлюбленным, ты должен стать одним из моих друзей! (прим. перев. песня Spice girls «Wannabe») — Это поет Лили.
— Сделай так, чтобы это длилось всегда, дружба никогда не кончается! — это Бу.
Они поют в унисон:
— Если ты хочешь быть моим возлюбленным, ты должен научиться давать. Брать слишком легко, но такова жизнь! — Бу берет кухонную лопатку барабанит ею. — Бах! Бах! Бах! Бах!
Я ошеломлен и лишился дара речи. Я не знаю мне смеяться или взять стул, чтобы наблюдать остальную часть этого шоу. Лили выглядит... счастливой.
Я не верю в это.
Ее щеки пылают персиковым румянцем, когда она поет, смеется и танцует как чокнутая. Одетая в почти слишком короткие шорты, белую майку и спортивные носки она выглядит как девчонка из колледжа. Затем я вспоминаю, что она должна быть студенткой. Ей двадцать два года. Она на пике своей жизни, где ей следовало бы вести себя безответственно, принимая глупые решения, и быть иррациональной.
Острая боль пронзает мою грудь. Я быстро подавляю ее. У нее будет такая жизнь. И я верну ей ее назад. Запомните мои слова.
Лили кричит в деревянную ложку, имитируя микрофон:
— Двигай телом, отрывайся по полной! — затем они с Бу делают круги своими бедрами и шевелят руками, имитируя движения людей, когда они показывают поезд.
Я не могу удержаться. Откидывая голову назад, я неудержимо смеюсь.
Лили взвизгивает, прижимая руку к вздымающейся груди. Бу остается совершенно невозмутимой, всё еще демонстрируя свои идиотско-фантастические танцевальные движения. Бу оборачивается к Лили и поддразнивает:
— Не переживай Диди. Ему просто завидно, что он не может двигаться так, как мы.
Лили сердито смотрит на меня.
— Тебе не стоило подкрадываться к нам. У меня почти случился сердечный приступ. — Размахивая рукой передо мной, ее глаза комично расширяются, когда сарказм берет верх. — Эй? Помнишь? Приближающаяся смерть и всё такое?
Посмеиваясь, я с драматизмом закатываю глаза. Неожиданно вспоминая внезапное пробуждение этим утром, я тыкаю в нее пальцем и делаю шаг к ней. Ее глаза расширяются, она медленно пятится назад. И вот она уже в нескольких шагах от меня, я наклоняюсь до тех пор, пока мы не оказываемся практически нос к носу. Я говорю полушепотом:
— Где ты была сегодня утром?
Ее лицо смягчается. Она шепчет в ответ:
— Ты был уставшим. И это была моя вина. Я подумала дать тебе поспать.
— Это не то, о чем я просил.
Наш тихий разговор привлек внимание Бу, которая стоит за барной стойкой, склонившись к нам, пытаясь подслушать что сможет. Когда она ловит на себе мой пристальный взгляд, она издает звук «пффф» и возвращается к готовке.
По выражению лица Лили, я вижу, что она не понимает в чем проблема. Я мягко объясняю:
— Я ответственный за тебя. Не Бу. Не Рок. Я. Только лишь я. Понимаю, что ты была неподалеку, но мне нужно знать, где ты находишься. Каждую секунду каждого дня. Я понимаю, что ты зла...
Перебивая меня, она тихо говорит.
— В том-то и дело. Я не зла. Больше нет. Ты был прав. Я это прошла. Я… — избегая моего взгляда, она признается: — Я тоже хочу начать всё заново.
....Что, простите?
Лили избегает моего пристального взгляда еще несколько секунд прежде, чем наши глаза встречаются. Ее большие зеленые глаза широко отрыты и выглядят как у олененка. Мой внутренний голос говорит мне быть поосторожней. Внимательнее. Прищуривая глаза, я уверяю ее:
— Я не знаю, что ты задумываешь Делайла. Но я за тобой слежу.
Шок мгновенно вспыхивает у нее на лице, так же быстро он преображается в ярость. Она шипит:
— Да ты с ума сошел! Я здесь объявляю перемирие, Нокс. Я предлагаю его только один раз, поэтому или принимай его, или катись.
Несмотря на свои предчувствия, я беру ее протянутую ручку и пожимаю ее. Как только отпускаю, она улыбается.
— Видишь? Не так уж и сложно, не так ли?
Не отвечая, я подхожу к барной стойке, беру яблоко и откусываю. Из-за спины я слышу:
— Итак, я вот тут подумала, могла бы я поговорить со своей сестрой?
О боже.
Оборачиваясь, я делаю целое шоу, медленно жуя. Ее глаза скользят по моему рту, ее губы раскрываются, она тяжело сглатывает и быстро отводит взгляд.
Что это было?
Мрачная ухмылка появляется у меня на лице.
— Я понимаю. Перемирие, да? Итак, ты будешь сотрудничать, только если я буду делать то, что ты захочешь? Хорошая попытка, Лили. Это так не работает. — Разворачиваясь, я начинаю уходить, когда меня задерживают.
Лили крепко хватает меня за руку, ее глаза умоляют.
— Нет! Я не это имела в виду. — Кладя руку на грудь, она тяжело дышит. Сглатывая, быстро моргает и отпускает мою руку, положив свою вторую также на грудь.
Я видел это прежде.
Приступ панической атаки.
Ступая вперед, я поддерживаю ее и веду к стулу за обеденным столом. Усаживаясь, она вытирает пот со своего лба вялой рукой и говорит с усилием:
— Прости... — судорожный вдох. — Я не знаю, что... — еще один вдох. — Происходит со мной.
Чувствуя себя засранцем, я прочищаю горло и говорю:
— Я думаю, у тебя развиваются панические атаки.
Всё еще тяжело дыша, она пронзительно кричит:
— Что? Не может быть!
— А вот и да. Поэтому тебе необходимо сказать мне, что тебя беспокоит, чтобы мы могли это исправить.
Лили смотрит вверх, размышляя, ее дыхание немного успокаивается, и она отвечает:
— Моя семья. То, что у меня нет возможности поговорить с ними. Это делает меня... подозрительной... и ...заставляет страдать.
Следовало бы мне знать, что так и будет.
Открываю рот, чтобы ответить, но Лили перебивает меня:
— А что, если ты будешь давать мне поговорить с отцом и сестрой раз в неделю? Ты называешь день и время и то, о чем я могу и не могу разговаривать. — Надежда сверкает в ее светло-зеленых глазах. — Я буду слушаться. Я клянусь. Я буду делать всё, что ты скажешь. Просто знание того, что я от них не отрезана, помогает. Я уже лучше себя чувствую. Смотри. — Она прикасается к своему лбу и демонстрирует мне свои сухие пальцы.
Не важно, что я делаю, я всегда буду плохим парнем для Лили. Я знаю, что это не должно меня беспокоить, но, черт побери, это беспокоит. Знать, что я не могу дать ей то, в чем она нуждается, чтобы почувствовать себя в безопасности и счастливой, пока она под моей защитой... отстойно. Хорошо, она первая девушка, которую мне пришлось защищать, но что-то есть в этой девчонке. Я не могу сказать точно. Но она... другая.
— Лили, я... — ее лицо мрачнеет, и я объясняю медленно, но решительно, почему это так сложно. — Послушай, есть вещи, которых ты не знаешь. — Ее губа дрожит, глаза ярко сияют, когда я продолжаю. — Во-первых, твои папа и мама не в линии засекреченной связи, поэтому звонки им не должны превышать пяти минут. Это всё, что ты получишь, если я тебе разрешу их. Во-вторых, Митч держит Теру где-то в безопасном месте. В месте, как это. Есть причина для того, чтобы вас разделять. Я не могу тебе о ней рассказать прямо сейчас, но что могу сказать, так это то, что я даже не знаю, где она находится. Я могу поговорить с Митчем и попытаться выпытать у него телефонный номер, но не могу обещать тебе, что у меня получится.
— Кто такой Митч? — спрашивает она тихо.
— Митч — это парень, который меня завербовал.
— То есть он твой босс?
Скривившись, я думаю, как бы лучше это сказать. Разъяснение этого может быть сложнее, чем я думал.
— Что-то вроде. Он выше меня в иерархии, но он не называет себя нашим боссом. Мы — команда. Мы работаем вместе. — Она не выглядит убежденной. — Если бы кто-то искал Теру, а в это время я был бы недоступен, ты бы наняла Митча. Он не допустит, чтобы с ней что-то случилось.
— Я думала, что угроза была адресована мне. — Она легко пожимает плечами так, будто бы еще не поняла.
Сидя, я кладу свои руки на стол.
— Подумай об этом, Лили. Твои мама и папа имеют дело с реальной угрозой. Кто знает, насколько она серьезная? Мы забрали тебя, и ты в безопасности. Что случится если люди, которые хотят тебя найти не смогут этого сделать? Что они тогда сделают?
Я вижу, как к ней приходит осознание.
— Они возьмут Теру вместо меня.
Тишина образует густой туман вокруг нас. Я не уверен, что еще можно сказать, если честно, я уже ей слишком много рассказал. Поднимаясь, я постукиваю по спинке стула своими пальцами. Наши глаза встречаются во взаимном признании. Разворачиваясь, я делаю лишь шаг, прежде чем слышу:
— Но ты постараешься, так ведь? По-настоящему постараешься?
Уходя дальше от нее, я оборачиваюсь и обещаю:
— Я постараюсь, Лили.
И я это серьезно.