В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг.

101

го*. Во времена Леплевского** и Успенского*** в разгар большого террора начальствовал горотделом НКВД г. Ворошиловске в Донбас­се. По всей видимости, не слишком усердствовал, во всяком случае, никаких наград за службу не получил, зато выжил, уцелел и дождал­ся карьерного взлета в 1939 г. Для Западной Украины потребовались проверенные кадры.

В своей автобиографии Иван Иванович с гордостью напишет: «Во время событий в Польше меня с оперативной группой Наркомата на­правили в передовых частях РККА в освобожденные районы Запад­ных областей Украины, где проводили специальную работу по линии НКВД в Волынском воеводстве: Луцк, Ровно и др.»¹. По итогам ра­боты Зачепу назначают начальником областного управления НКВД-НКГБ в г. Дрогобыче и награждают медалью «За отвагу»². При подходе немцев он успевает вовремя эвакуироваться «...в полном со­ставе управления». Во время отступления с частями Юго-Западного фронта Зачепу назначают заместителем командира 8-го стрелкового

¹ «Оперативно-чекистские группы НКВД УССР и СССР были созданы для участия в походе по освобождению от поляков западных областей Ук­раины. Чекисты должны были, двигаясь за наступающими частями РККА, производить аресты и задержания офицеров польской армии, полицейских, жандармов, секретных агентов полиции и жандармерии, представителей крупной буржуазии, активных членов и руководителей антисоветских на­ционалистических партий (как украинских, так и польских). Одновременно сотрудники оперативно-чекистских групп занимали важнейшие правитель­ственные здания, производили сбор и захват оружия, изымали архивные до­кументы и материалы спецслужб бывшей панской Польши, удерживали в тюрьмах уголовных заключенных». — В кн.: Тумшис М. ВЧК. Война кланов. М: Яуза - Эксмо, 2004. С. 222.

103

корпуса по охране войскового тыла. О своей временной работе он с гордостью пишет в автобиографии: «С группой работников НКВД, мне приданной, наводил порядок вплоть до применения оружия к злостным дезертирам и бежавшим с передовой» ¹. На фронте, одна­ко, Зачепа не задержался, получив должность начальника УНКВД по Сталинской области*. После ухода Красной армии из Донбасса Иван Иванович получает свой первый орден и отправляется в глу­бокий тыл — в город Молотов. Если верить официальной характе­ристике, здесь «...он зарекомендовал себя опытным руководителем, умеющим правильно организовать агентурно-оперативную и следст­венную работу аппарата управления и периферийных органов МГБ». Зачепа «...принимает участие в раскрытии и расследовании наиболее сложных групповых уголовных дел». Его представляют к ордену «за помощь, оказанную областным управлением МГБ руководителям предприятий по выпуску боеприпасов в период Отечественной вой­ны»². Здесь Зачепа становится генералом, орденоносцем, членом уз­кого партийного руководства. Депутатом Верховного совета Зачепу не выбирали. В «Характеристике», подписанной К. М. Хмелевским, перечисляются достоинства Ивана Ивановича: «Принципиальность и настойчивость в работе, начатое дело доводит до конца, скромный и требовательный, чуткий и отзывчивый к нуждам работников аппа­рата. Он пользуется большим авторитетом среди работников МГБ и в партийной организации»³.

Тем не менее, Кузьма Михайлович сразу поверил в то, что генерал смошенничал. На заседании бюро обкома Хмелевский сумбурно и сбивчиво рассказал о своей первой реакции:

«Должен сказать, что, когда городская прокуратура, в частности, городской прокурор т. Симанов дал сигнал о нарушении денежной реформы со стороны т. Зачепа, и материал, который поступил в обком еще до тов. Соколова, тогда уже было достаточно ясно для того, что­бы утверждать, что было бы типичным злоупотреблением, которые имели места, т. Соколова еще не было, и дело не начиналось прове­ряться. Я вызвал т. Зачепа и поставил вопрос, что поступил такой-то

¹ Автобиография члена ВКП(б) Зачепа Иван Ивановича/ДОПАПО. Ф. 105. Оп. 220. Д. 1134. Л. 7-7(об).

* С 9.11.1961 - Донецкая область УССР. - Прим. ред.

² Характеристика на начальника управления министерства госбезопас­ности по Молотовской области т. Зачепа И.И. 9.04.1946//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 220. Д. 1134. Л. 11.

³ Характеристиканатов.ЗачепаИванаИвановича.28.11.1946//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 220. Д. 1134. Л. 17.

103

материал, что делали. Я ожидал, что т. Зачепа — член бюро обкома партии, если допустил такую ошибку, глупость, прямо все расскажет, тогда куда было бы проще решать»¹.

Стало быть, и раньше Хмелевский допускал такую возможность. Или в прежнем поведении Зачепы секретарь заметил соответствую­щие черты характера, или, как Н. С. Хрущев, подозревал в сотруд­никах НКВД неуемную страсть к личному обогащению², или недо­верчиво относился украинским чекистам (о подвигах В. Я. Левоцко-го — начальника Пермского горотдела в 1937—1938 гг. «неизлечи­мого алкоголика и опустившегося человека», бывшего безжалостным и безоглядным террористом он мог быть осведомлен³), или просто, будучи человеком многоопытным и умным, Хмелевский не слишком верил в бескорыстие ответственных работников. Тому были весомые причины.

Он уже знал, что и некоторые районные партийные секретари вели себя в декабре 1947 г. совершенно по-генеральски. В справке, отправленной в ЦК, обком ВКП(б) сообщал: «Первый секретарь Кизеловского Горкома ВКП(б) т. Шиян внес в сберкассу 15 декабря — 1100 рублей, второй секретарь этого горко­ма тов. Пушкарев внес 800 рублей. <...> Бюро обкома ВКП(б) своим постановлением от 3 февраля 1948 г. объявило т.т. Шиян и Пушка-реву выговор с занесением в учетные карточки и сняло их с постов секретарей горкома. Работники финансовых органов и сберкассы гор. Кизела, допустившие указанные нарушения, привлекаются к уголов­ной ответственности. <...> Бюро обкома ВКП(б) своим постановле­нием от 3 февраля 1948 г. объявило т.т. Шиян и Пушкареву выговор с занесением в учетные карточки и сняло их с постов секретарей гор­кома. Работники финансовых органов и сберкассы гор. Кизела, до­пустившие указанные нарушения, привлекаются к уголовной ответ­ственности. <...>

¹ Протокол 2 от 9.04.1948 г. заседания бюро обкома ВКП(б)//ГОПАПО Ф. 105. Оп. 14. Д. 36. Протоколы №№ 1-2 заседаний бюро обкома ВКП(б). 6 апреля 1948 г. - 9 апреля 1948 г. - Л. 120.

² И. А. Серов — Наркомвнудел УССР в 1939 г. жаловался по начальству, что во время польского похода Н. С. Хрущев оскорблял его, обвинив в барахольстве: «Вот Вы, сотрудники НКВД, нахапали себе машин и разъезжаете, показывая дурной пример другим». Из докладной записки И. А. Серова Л. П. Берия. 27.09.1937//Хрущев Н.С. Воспоминания. Время. Люди. Власть. Т. 1. М.: Московские новости, 1999. С.765.

³ См.: Протокол партийного собрания 3-го отдела УГБ УНКВД [Одесской области}/20-21.07/1937/ГА СБУ. Одесса. Д. 25468. ФП. Т. 2. Л. 29.

В гор. Молотове допустили нарушение постановления Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1947 г. 20 руководя­щих работников-коммунистов. Первый секретарь Кагановическо-го райкома ВКП(б) гор. Молотова тов. Комаров 15 декабря 1947 г. внес в сберкассу 988 рублей, второй секретарь этого райкома тов. Пьянков — 426 рублей, зав. Отделом агитации и пропаганды тов. Саулина — 2900 рублей. Т.т. Комарову и Пьянкову объявлен вы­говор и тов. Саулиной — выговор с занесением в учетную карточ­ку. Секретарь по кадрам Молотовского РК ВКП(б) тов. Шилов внес в сберкассу после опубликования постановления правительства 1700 рублей, и зав. оргинструкторским отделом этого же райкома тов. Берсенев — 1200 рублей. Оба они сняты с занимаемых постов. <...> Вопрос о работе и привлечении к партийной ответственности осталь­ных коммунистов в настоящее время рассматривается в райкомах, горкоме и обкоме ВКП(б)»¹.

Хищнические наклонности партийных работников проявлялись и ранее. В июле того же 1947 г. бюро обкома исключило из партии и отдало под суд секретаря Ленинского райкома города Молотова. Эта женщина в течение четырех лет беззастенчиво пользовалась на­родными деньгами. Так назывались взносы, собранные у граждан на подарки бойцам Красной армии и вспомоществование семьям по­гибших фронтовиков. Их почему-то хранили не на особых счетах в сберкассе, но в сейфах партийных комитетов. Секретарь Ленинского райкома — женщина молодая и безмужняя оттуда брала на свои ну­жды, не брезгуя время от времени и деньгами из партийной кассы. Делилась с бухгалтером и с заведующим военным отделом. В конце концов, бухгалтеру стало неловко, и она пришла с повинной. Секре­тарь райкома ни в чем признаваться не хотела. После расследования выяснилось, что компания украла свыше 300 000 рублей. По тем вре­менам сумма немалая². Если деньги были по какой-то причине не­доступны, не брезговали и вещами. Из того же самого подарочного фонда для солдат и офицеров подшефной 62 стрелковой дивизии секретарь Молотовского горкома ВКП(б) пару золотых часов при­

103

104

своил себе секретарь горкома ВКП(б) Попов, тот самый, который за папиросы не платил¹.

0 том, что моральный уровень сотрудников МГБ не выше, чем у партийных работников, Хмелевский был хорошо осведомлен. Ему сообщали, что в органах слишком много пьют, от чего случаются всевозможные эксцессы. Один оперативный сотрудник «...на поч­ве систематического пьянства, покончил жизнь самоубийством».² Другой, напившись до бесчувствия, вообразил себя фронтовым снайпером: «1 мая 1947 г. ст. оперуполномоченный «СМЕРШ» Бе-резниковского ГО МВД Дробинин в пьяном виде с чердака из мел­кокалиберной винтовки обстрелял агитмашину, в кузове этой ма­шины убил пионерку Котельникову 13 лет, ученицу 5 класса, были ранены член ВКП(б) Коган и 7-летний мальчик. Дробинин Воен­ным трибуналом осужден к 25 годам л/свободы»³. О таких мелочах как неуплата членских взносов, политическая неграмотность и пр. можно тут даже не упоминать.

В общем, К. М. Хмелевский никаких иллюзий по адресу заслужен­ного генерала и славных органов не питал и потребовал от И. И. Заче-пы полного и чистосердечного признания.

Генерал все отрицал. Когда же за дело принялись центральные ор­ганы: прокуратура Союза, комиссия партийного контроля и особая инспекция МГБ, он принял решение пожертвовать своими подчи­ненными, видимо, уже имел соответствующий опыт.

В докладе следователя по особо важным делам прокуратуры СССР дальнейшие события изложены следующим образом: «Заче­па решил уклониться от ответственности за совершенное преступ­ление, для чего вызвал к себе в кабинет своих заместителей т.т. Пет­рова и Шейхмана, а затем того же начальника секретариата Влади­мирова и порекомендовал им в целях сохранения престижа Управле­ния МГБ и лично его, Зачепы, как начальника и генерала, и склонил их показать на следствии, что разложенные на вымышленные фа­милии деньги были собственностью не Зачепы, а их, т. е. Петрова, Шейхмана и Владимирова, и что Зачепа к совершенному подлогу, якобы, не имеет никакого отношения. Вину за все свершившееся было рекомендовано взять на себя Владимирову. Разработанная, та-

¹ См.: Лошкарев - Хмелевскому 12.05.1947//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 169. Л. 42.

² Здрогов - Хмелевскому 15.03.1947//ГОПАПО.Ф. 105.Оп. 13.Д. 170. Л. 9.

³ Доклад о работе военного трибунала войск МВД 8.07.1948//ГОПАПО Ф. 105. Оп. 14. Д. 137. Л. 37.

106

ким образом, версия о невиновности Зачепы, была всеми участни­ками сговора изложена следователю прокуратуры и затем повторена ими при разборе их дела в комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б)»¹. В конце концов, подчиненные генерала сдали. В апреле на бюро обкома дело начальника УМГБ Зачепы и его сообщников стояло пятым пунктом. Хмелевский произнес гневную речь, тогда же протокольно записанную:

«У тов. Зачепы не нашлось мужества по-партийному рассказать и быстро исправить, тогда была возможность быстро поправить. <...> Он поступил антипартийно, путем обмана, который, по суще­ству, ничем не отличался от тех методов, которые были в свое время, когда орудовали антипартийные элементы, враги партии. Но тогда проходила борьба с генеральной линией партии, была враждебная группировка. Здесь, по существу, была создана беспринципная груп­пировка, была направлена на то, чтобы обмануть партийные орга­ны, ввести в заблуждение. <...> Главную руководящую роль сыграл т. Зачепа, организовал всю эту группировку и дирижировал ею до самого конца. Трудно даже подготовить слова для того, чтобы оце­нить всю гнусность этого поступка, тем более, от него никак нельзя было ожидать. <...>

Морально переживали члены бюро о тяжести преступления перед партией, безусловно, нельзя оставлять в партии, подлежит исключе­нию, тяжело отнимать партийный билет у человека, который 28 лет пребывал в партии, работая в органах, очень трудно, тем более, ра­бота в прошлом, по оценке самого министерства, была безупречной. Но за поступок, который совершен, следует не только исключить из партии, но даже привлечь к судебной ответственности. Мы же судим людей за малейшие проступки»

Его заместителя, пытавшегося что-то объяснить, Хмелевский во­все не пощадил: «Но самая публичная женщина себя честнее ведет, чем Вы, т. Петров, на бюро обкома партии. Странно, очень странно, что так приходится вести себя офицеру. За это его надо будет исклю­чить из партии».

Из партии, однако, исключили только Владимирова. Бюро обкома ВКП(б) постановило:

«Считать, что за совершенный антигосударственный подлог в мо­мент проведения денежной реформы и организацию сговора с целью

103

обмана партии, т. Зачепа И. И., член ВКП(б) с 1920 г. безусловно заслуживает исключения из партии. Но, учитывая его чистосердеч­ное раскаяние в ошибке, а также безупречную до этого времени 28-ми летнюю службу в органах государственной безопасности и большие заслуги перед Родиной в деле охраны государства, бюро обкома нахо­дит возможным ограничиться строгим выговором с предупреждени­ем, (нрзб) ему КПК при ЦК ВКП(б) от 16.02.1948 г.

Одновременно просить ЦК ВКП(б) снять Зачепу с работы На­чальника областного Управления МГБ как недостойного работать в этой должности.

За участие в сговоре с целью обмана партии за беспринципное угодничество начальнику, за попытку обмана партии в интересах не­партийной защиты одного лица, — Петрову М. П., члену ВКП(б) с 1926 г. <...> и Шейхману С. X., члену ВКП(б) с 1929 г. - объявить строгий выговор с предупреждением, с занесением в личное дело.

Просить ЦК ВКП(б) снять Петрова и Шейхмана с работы замес­тителей начальника областного Управления МГБ как недостойных занимать эти должности»¹. Об их дальнейшей судьбе ничего не из­вестно. В мае 1948 г. ЦК ВКП(б) ужесточил наказание И. И. Зачепе и из партии его исключил².

Владимиров, у которого было высшее педагогическое образова­ние, устроился на работу в университет преподавателем физкуль­туры. Потом вернул себе партбилет, читал курс истории советской литературы, стал проректором по вечернему и заочному отделению, избирался секретарем парткома. Стройный, сухощавый мужчина с правильными чертами лицами, всегда одетый в строгий, выутюжен­ный серый костюм, он производил впечатление на филологических барышень — и не на них одних. В записках маленького университет­ского служащего я прочел панегирик проректору Владимирову:

«Это был исключительной души человек: трудолюбивый, чест­ный, воспитанный, культурный, внимательный, тактичный и чуткий товарищ. Таких начальников на моем жизненном пути встречалось очень немного. <...> С ним всегда можно было найти общий язык даже тогда, когда наши мнения расходились»³.

Была у Сергея Викторовича Владимирова одна странность. Читая лекцию, он постоянно перемещался по аудитории, заходил за спину

¹ Там же. Л. 117—118. Курсивом выделены слова, зачеркнутые в прото­коле.

² См.: Петров Н. В. Скоркин К. В. Указ. Соч., С. 203.

³ Кривошей С. Ф. Записки бывшего ... коммуниста. Пермь: Б.И., 2004. С. 99,106.

108

студента, останавливался и внимательно разглядывал, что у того на­писано в конспекте. Обнаружив грамматическую ошибку или неточ­ность, делал во всеуслышание замечание.

Тайну запоздавших вкладов не удалось сохранить. Суматоха во­круг закрытых сберкасс не осталась незамеченной ни случайными прохожими, ни милицейскими осведомителями, ни сотрудниками прокуратуры. Яркий свет в воскресение в ночном окне в помещении на улице Ленина. Весь понедельник чередой идущие с черного или с парадного хода посетители. Шепот в коридорах и начальственных кабинетах. Все это вместе взятое породило волну слухов, захлест­нувших город.

И если управление МГБ вместе с финансовыми органами было на время выведено из игры, то милиция и прокуратура сразу же взялись за дело. Их начальники не участвовали в махинациях. Они получили строгие и недвусмысленные инструкции по выявлению и наказанию нарушителей. Городской прокурор докладывал секретарю обкома: «Массовому оформлению вкладов с нарушением закона способство­вала бесконтрольность финансовых органов и госбанка. Вместо пре­сечения преступных проявлений в сберкассах..., отдельные руково­дители финансовых органов сами стали на этот путь и создавали тем самым условия для совершения преступлений. К таким относятся: Зав. райфо города Швецов, который 15 декабря с/г незаконно офор­мил вклад на свое имя на сумму 1000 рублей. Зав. райфо Ленинского района Шабуров, который вместе с женой — Шабуровой оформили 10 вкладов на сумму 30000 рублей. Зав. райфо Молотовского района Букирева оформила вклад на 114 рублей. Управляющий отделени­ем госбанка Молотовского района Саламатин оформил себе задним числом вклад на сумму 260 рублей. Управляющий отделением гос­банка сталинского района при приеме денег от сберкассы установил, что райсберкасса сдает большую сумму денег по незаконно принятым вкладам, однако должных мер не принял»¹.

Рвение блюстителей закона в коричневых кителях и синих гим­настерках вызывалось и дополнительным обстоятельством — за­тянувшимся конфликтом между прокуратурой и областным управ­лением милиции. Прокурор области Д. Куляпин в течение ряда лет добивался эффективного всеобъемлющего контроля над деятельно­стью местной милиции. В свою очередь, руководители областного управления милиции делали все, чтобы сохранить свою автономию.

¹ Симонов - Хмелевскому. Докладная записка.//ГАПО Ф.р1365. Оп. 2. Д. 166. Л. 45.

103

Обмен язвительными представлениями сопровождался жалобами в областные и московские партийные инстанции. Прокуратура разо­блачала незаконные методы следствия и вела учет милицейским на­рушениям законности. Милиция, в свою очередь, собирала, а иной раз и фабриковала компрометирующий материал на прокуроров. Межведомственный конфликт перерос в личностный. Борьба велась с переменным успехом. В январе 1948 г. милиция докладывает о рай­онном прокуроре, положившем деньги в сберкассу после объявления реформы. Прокуратура — о помощнике начальника городского рай­отдела милиции, сделавшем то же самое.

Городские учреждения, возглавляемые соответственно начальни­ком управления милиции Шестаковым и прокурором Симоновым, в декабре 1947 г. вступают в негласное соревнование по разоблаче­нию преступников. Те же ведут себя предельно беззаботно. Поло­жив деньги на вклады, они через несколько дней спешат получить их на руки¹.

23 декабря 1947 г. городская прокуратура производит проверку всех сберегательных касс города с целью выявления возможных на­рушений правил проведения денежной реформы и находит таковые первоначально в сберкассе № 22. Прокуратура использовала простую, но эффективную технику расследования. Все начиналось с сигнала о приеме вкладов. Далее следовали допросы отдельных сотрудников сберкассы, в ходе которых выяснялось, кому первому из вкладчиков был оформлен вклад. После чего устанавливали номер его лицевого счета. По последующим номерам находили лиц, «от которых вклад был принят вопреки постановлению правительства <...> в запретные дни». На принятые незаконно вклады накладывался арест. «По всем указан­ным фактам возбуждены уголовные дела, и ведется следствие», — ра­портует городской прокурор генеральному прокурору в докладной за­писке, помеченной 31 декабря уходящего года². Милиция производит аресты, изымает документы и ведет допросы.

Первые результаты расследования подводит бюро горкома ВКП(б) 14 января 1948 г. По докладу прокурора принимается со­ответствующее постановление, в котором упоминаются «факты грубого нарушения <...> и преступных проявлений со стороны от­дельных должностных лиц, особенно работников сберегательных касс и финансовых органов. Отдельные должностные лица, стараясь сохранить полноценность собственных денег старого образца, про­изводили незаконное оформление вкладов, погашение ссуд, уплату авансом квартплаты и других видов платежей, то есть различными мошенническими действиями обходили закон и вставали на путь прямого обмана государства». После грозного вступления последо­вали наказания: выговор начальнику горфинотдела, строгий выговор районному секретарю и отстранение от должности начальника город­ского управления сберегательных касс вместе с заведующим Ленин­ским райфинотделом. Предложение прокурора об исключении их из партии не было поддержано: «О партийности Паньшиной — решить вопрос на основании следствия»¹.

В январе городской прокурор сообщает секретарю Молотовского обкома «...о вскрытых преступных проявлениях как в системе сбере­гательных касс, так и в отдельных учреждениях и организациях го­рода». В соответствующем контексте упоминается фамилия Пань­шиной, которая «...первая показала пример незаконного оформле­ния вкладов себе и другим лицам по Центральной сберегательной кассе, по сберкассам Кагановического и Сталинского районов». Да­лее сообщается о произведенных арестах «по делу сберегательных касс»². Среди арестованных — одна вкладчица, названная спеку­лянткой. Она де дала взятку, чтобы у нее приняли деньги. Что каса­ется высокопоставленных лиц, то здесь Симонов более осторожен. Нарушителей так много, что «...привлекать к уголовной ответст-

¹ Постановление бюро Молотовского городского комитета ВКП(б) от 14.01.1948 г.////ГАПО. Ф. р1365. Оп. 2. Д. 166. Л. 49-50.

² По делу сберегательных касс арестовано: Паньшина — начальник гор-управления сберкасс. Шабурова — главный бухгалтер горуправления сберкасс. Быков — главный бухгалтер центральной сберкассы. Третьякова — старший контролер центральной сберкассы. Кропачева — зав. операциональной ча­стью центральной сберкассы. Кашина — контролер центральной сберкассы. Красильников — юристконсульт центральной сберкассы. Костарева, дав­шая взятку кассиру. Киселев — зав. райсберкассы Молотовского района.

Матвеева — главный бухгалтер сберкассы Молотовского района. Ко-четова — контролер сберкассы Молотовского района. Вызова — зав. райсберкассой Кагановического района. Вотинова — кассир райсберкассы Ка­гановического района. Зырянова — зав. низовой сберкассой Кагановического района. Ваттель — зав райсберкассой Сталинского района. Ляпин — глав­ный бухгалтер райсберкассы Сталинского района. Кроме перечисленных лиц, привлечению к уголовной ответственности полежат зав. райфо Ленинского района Шабуров и ряд других должностных лиц». Симонов — Хмелевскому. Докладная записка.//ГАПО Ф. р1365.0п. 2. Д. 166.Л. 46.

103

110

венности всех вкладчиков нецелесообразно»¹. Достаточно наказать их рублем, сделав переоценку вкладов один к десяти, и партийным взысканием. Впрочем, и на этом прокурор не настаивает. «По по­следнему вопросу желательно знать Ваше мнение», — обращается он к генеральному прокурору².

В итоге к 1 апреля 1948 г. городская прокуратура возбудила 32 уго­ловных дела «по фактам нарушения и подрыва денежной реформы». К судебной ответственности привлекли 100 человек: 40 работников торговых учреждений, 44 работника сберегательных касс, 2 работни­ков финансовых учреждений и госбанка, 14 — прочих. Среди осу­жденных — товароведы, буфетчицы, зав. складами и базами, про­давцы, бухгалтеры, контролеры и кассиры сберкасс — и ни одного номенклатурного работника. Следствие по делу Паньшиной не было завершено в срок, «в связи с болезнью обвиняемой»³.

Никто из высокопоставленных вкладчиков не был привлечен к уголовной ответственности. Осторожная покровительственная пози­ция областных властей предвосхищала новую сталинскую политику. Секретарь обкома мыслил по-хозяйски: не терять же ценные кадры из-за таких пустяков. Партийные инстанции скупились на взыска­ния. Во всех справках и отчетах из городских номенклатурщиков упоминается едва ли не один Хрущев, примерно наказанный за пись­мо на официальном бланке.

В конце концов, пошла на уступки и центральная власть. Новый генеральный прокурор Г. Сафонов разъяснил своим подчиненным, что «состав преступления в действиях лиц, внесших 14 декабря 1947 года денежные вклады, отсутствует». Далее он указал на то, что действия «отдельных работников советских и партийных органов, выразившиеся в оказании давления на работников финансовых орга­нов, должны рассматриваться в партийном порядке».

«Поскольку такие вклады 15 декабря 1947 года, хотя и незакон­но, но все же принимались, в действиях граждан, вносивших в этот

¹ В списке начальники цехов и отделов, сотрудники горисполкома, новый еще не утвержденный в должности начальник городских сберкасс, слушатель областной партийной школы, начальники ОРС, врачи, артисты, работники партийного аппарата, военные и гражданские лица. См. Справка. 17.02.1948 и Протокол изъятия лицевых счетов на денежные вклады 12.01.1948//ГАПО. Ф.р1365. Оп.2.Д. 166. Л. 102-114.

² См.: Симонов — Горшенину. Докладная записка. Январь 1948.//ГАПО. Ф.р1365. Оп.2.Д. 166. Л. 41.

³ Справка. Апрель 1948 г.//ГАПО. Ф. р1365. Оп. 2. Д. 166. Л. 141-144.

112

день на общем основании вклады, отсутствует состав уголовного

преступления »¹.

Так были под покровом тайны амнистированы номенклатурные лица, использовавшие свое служебное положение для обмана госу­дарства.

В 1949 г. прокурор Симонов был снят с работы.

Номенклатура, хотя и с известными потерями, вновь отстояла свои благоприобретенные права на особое положение в обществе. Был заключен новый негласный компромисс между верховной вла­стью и номенклатурными работниками. За верную службу им пре­доставили смягченную систему наказаний: штраф вместо лишения свободы; выговор вместо приговора.

Долго потом по номенклатурным кругам ходила байка о том, что в лагере под г. Чусовом отбывает наказание личный секретарь самого Берия, попавшийся на денежных махинациях во время реформы.

¹ Приказ Генерального прокурора СССР. №1/252сс. 11.11.1948.//ГАПО Ф. р1365. Оп. 2. Д. 166. Л. 151-152.

103

ВРАГИ

Звездный час Михаила Тихоновича Данилкина пробил утром 13 января 1950 года.

На пленуме молотовского областного комитета партии снима­ли с работы первого секретаря Кузьму Михайловича Хмелевского, вернее, в соответствии с буквой устава оформляли уже принятое на секретариате ЦК тремя неделями прежде решение: освободить от обязанностей первого секретаря Молотовского обкома ВКП(б) «...в связи с тем, что он не обеспечил развертывания критики и самокри­тики в парторганизации и допустил серьезные ошибки в воспитании кадров»¹.

0 состоявшемся решении в г. Молотове узнали сразу. В пермской номенклатурной традиции 60-х гг. сохранился рассказ, мною неод­нократно слышанный, о том, как снимали секретаря обкома Хмелев­ского. Сопровождаемый двумя комиссарами охраны — офицерами МГБ, он приехал с отчетом в ЦК ВКП(б) на Старую площадь. Пока секретарь делал доклад, охранники терпеливо ожидали в приемной. Через полчаса к ним вышел Маленков, осведомился, кто такие. Услы­шав рапорт, рявкнул: «Делать Вам здесь нечего. Немедленно убирай­тесь, откуда приехали!». Те, естественно, подчинились, сообщив по начальству. Вот так все узнали, что Хмелевский больше не хозяин в области. Нужно было, однако, соблюсти партийный ритуал. Созвали пленум, предоставили слово ответственному работнику ЦК.

Инспектор ЦК ВКП(б) Смирнов долго разоблачал перед собрав­шимися политические ошибки их бывшего патрона, в конце концов, заговорил о главном — о неправильном отношении к критике и са­мокритике:

114

«Корреспондент областной газеты "Звезда" в гор. Березники, член ВКП(б) тов. Данилкин считался одним из лучших корреспондентов газеты, но после того, как он стал писать критические корреспонден­ции в областную газету, писать письма в обком и ЦК ВКП(б) о недос­татках партийных, советских и хозяйственных организаций и лично тов. Хмелевского, отношение к нему обкома и редактора областной газеты резко изменилось. В октябре 1948 г. по согласию тов. Хмелев­ского Данилкин под предлогом выдвижения был направлен в армию для использования на газетной работе, хотя в этом не было никакой надобности. После поданного им заявления в ЦК ВКП(б) о том, что мобилизацией в армию хотят от него избавиться, обком отозвал тов. Данилкина из армии, но гонение на него продолжалось»¹.

К. М. Хмелевский правила знал, соглашался со всем, в том числе и с тем, что обижал тов. Данилкина:

«В своем докладе тов. Смирнов совершенно верно приводил при­мер, как поступили с корреспондентом "Звезды" тов. Данилкиным. Тов. Данилкин правильно критиковал недостатки Березниковского горкома и некоторых работников обкома. Вместо того, чтобы его под­держать, я не реагировал на его освобождение»².

Хмелевского на пленуме тоже никто, разумеется, не поддержал. Выступавшие гневно обличали его недостатки, благодарили ЦК и каялись, что раньше не поправили своего зарвавшегося руководи­теля. Высокое партийное собрание единогласно постановило К. М. Хмелевского от должности освободить.

По всей вероятности, М.Т. Данилкин узнал о своем триумфе не сразу. На пленум, решавший организационные вопросы, посторон­них не звали. Да и вообще в большие собрания Михаила Тихоновича старались не пускать из-за одежды и буйного нрава. Корреспондент появлялся на людях в каких-то обносках, выделяясь даже из послево­енной бедно и скудно одетой толпы своим «неопрятным видом»³.

Тема одежды для жителей послевоенного Молотова долгое время оставалась болезненной. В область по лимитам поступало ограниченное количество материалов — сукна, ситца, штапеля, причем очень дурного качества. Хмелевский в 1945 г. доклады­вал в Москву, что у него «...нет ни одного приличного костюма»,

¹ Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950-14.01.1950.// ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 16. Д. 2. Л. 3-4.

² Там же, Л. 17.

^:) См: Данилкин М.Т.//ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9925. Т. 1. Л. 108.

103

поскольку в спецателье для него их шили «из дрянного материа­ла», вот и приходится ему ходить в чем-то «некачественном и по­трепанном»¹. В свободной продаже отрезы на платья фактически не появлялись. В ателье одежду шили по разрешительным тало­нам, называемым почему-то бирками. На предприятиях бирки распределяло начальство, по преимуществу, в собственном кругу. Тот же Хмелевский возмущался: «Мне один секретарь парторга­низации говорит, что он получил всего 21 бирку, а, мол, начальник цеха — 34. Что же тогда получили рабочие? Очевидно, 90% всех бирок осталось у руководящих работников, они до рабочих не дош­ли»². Главный портной — начальник «Обллегпрома» стал очень влиятельным человеком, управлявшим подведомственными ему предприятиями — теми же ателье — на сугубо рыночных прин­ципах. Когда же в 1946 г. по указанию Москвы областное управ­ление милиции возбудило дело против него, руководство обкома сделало все, чтобы ограничиться только партийным взысканием: слишком широки и разветвлены были связи т. Зальцберга. Про­курор Куляпин не был далек от истины, когда писал, что все дело Облегпрома милицейские чины начали, для того, чтобы скомпро­метировать областное руководство: «Фигура Зальцберга была не так важна, как важно было, чтобы он заговорил о руководящих ра­ботниках, чтобы посеять в массах всякие кривотолки, разговоры и подорвать тем самым авторитет руководящих работников»³.

До 1946 г. дополнительно распределялась и ношеная одежда, собранная американскими гражданами — тогдашний second hand. Распределяли его точно так же, как и бирки. В фондах Молотов­ского горкома ВКП(б) сохранился документ, помеченный 1946 г., повествующий о том, как в строительную организацию «...для се­мей погибших воинов, инвалидов отечественной войны, семей во­еннослужащих и нуждающихся многосемейных рабочих прибыли американские подарки в количестве 1058 вещей, бывших в упот­реблении». Начальство тут же расхватало себе все, что было при­годно для носки и выглядело более-менее прилично: «Из общего количества поступивших пальто мужских 3 шт., для руководяще­го состава выдано 3, из 9 дамских пальто выдано 3; из 47 свитеров

116

выдано 14. <...> Для семей военнослужащих выдавались плохие вещи, так, например, семья погибшего на фронте т. Мамаева по­лучила худые платья, инвалид отечественной войны, работающий сторожем, получил трусы, рейтузы, кофту, почти не пригодные к носке, хотя сам он нуждается в брюках, выдачу которых можно было организовать»¹.

В начале 50-х в г. Молотове по одежде можно было без особо­го труда определить общественное положение человека. Хорошо одет — начальник, или торгаш. Плохо — рабочий, или учитель. Михаил Данилкин, дававший иногда волю своим уравнитель­ным чувствам, осуждал «здоровых и красивых женщин», одетых «в шелк, кружева и прочее», поскольку сомневался, «...пробовала ли она, эта прелестная особа, доить корову своими руками, вязать кружева, и знает ли она, как трудно выращивать коконы шелка-сырца, ткать нарядные ковры?»².

Данилкин пил часто и много. Напившись становился буйным: «когда он пьян, то бывает очень неспокойным»³. В официальной «Справке о работе в редакции газеты "Звезда" члена ВКП(б) тов. Да­нилкина М. Т.» упоминается инцидент на совещании редакторов газет в Молотовском горкоме партии, когда пьяного и буйного собкора по Березникам товарищи по профессии силой выводили из зала⁴. Что­бы освободиться от алкогольной зависимости или хотя бы ослабить на время ее влияние, Михаил Тихонович после запоев, как Фадеев, ложился на реабилитацию в больницу. В спецбольницу для номенк­латурных работников. Через 10 дней после пленума Данилкин был снова госпитализирован с диагнозом алкогольная интоксикация, так что, скорее всего, 13 января он не был полностью дееспособным. О высокой поддержке, однако же, ему рассказали. В своих новых пись­мах по инстанциям журналист иной раз на высказывания Смирнова ссылался.

¹ Секретарю Молотовского горкома ВКП(б) тов. Попову. Справка «О фактах неправильного распределения американских подарков в управле­нии военно-строительных работ №34» 10.07.1946//ГОПАПО. Ф. 1. Оп. 45. Д. 159. Л. 195-197.

² Данилкин М. Т. Трактат о человеческом величии//ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9925. Т. 2. Л. 178.

³ Данилкин М.Т.//ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9925. Т. 1. Л. 92.

⁴ См: Справка о работе в редакции газеты «Звезда» члена ВКП(б) тов. Да­нилкина М.Т//ГОПАПО. Ф. 25. On. 1. Д. 30. Л. 28.

103

Перипетии борьбы между березниковскими нотаблями и собствен­ным корреспондентом областной партийной газеты в 1948-1949 гг. можно найти в политической биографии Данилкина¹. Опуская под­робности, восстановим в самых общих чертах смысл происшедшего. Демобилизованный армейский политработник после десятилетнего отсутствия вернулся в Березники. Обнаружив в родном городе множе­ство искривлений партийной линии, ринулся в схватку с отдельными хозяйственными руководителями, допускающими серьезные ошибки, и обнаружил перед собой стену. Данилкин увидел, что местные пред­ставители партийной номенклатуры явно игнорировали принципы сталинской кадровой политики, иначе говоря, не хотели, или не умели быть только винтиками большого общесоциалистического дела, или какими-то иными деталями, вращающими шестеренки великой госу­дарственной машины. Они обросли полезными знакомствами, устано­вили между собой доверительные отношения, по мере сил заботились о собственном благополучии. Местное начальство образовало спло­ченную группу, спаянную общими интересами, скрепленную тесными, выстраиваемыми годами связями и снабженную защитными механиз­мами. Более того, в номенклатурной среде сложилась собственная ие­рархия — не по должностям, но по экономическому влиянию. Орга­низатор продуктового снабжения «...в период войны приобрел такой вес, какого в ту пору не имел местный горком партии»².

Про директора совхоза «Усолье» начальник городского отдела МГБ майор Беланов писал, что тот способен прекращать уголовные дела, «...благодаря большому влиянию, действующему снабжением продуктами за счет совхоза»³.

И когда Михаил Тихонович напал на беспартийного начальника отдела рабочего снабжения азотно-тукового завода Матвея Зайвеле-вича Дугадко, он встретил упорное сопротивление со стороны всего городского начальства. Данилкина предупреждали знающие люди: «С Дугадко ничего, никто и никогда не сделает. Он сила. У него по­всюду имеются рука и твердая поддержка»⁴.

¹ См.: Лейбович О., Кимерлинг А. Письмо товарищу Сталину. Полити­ческий мир Михаила Данилкина. Исторический очерк. — Пермь: ЗУУНЦ, 1998.

² Данилкин М. Чего не достает в личном деле А. Т. Семченко// ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176. Л. 20.

³ Справка компрометирующих материалов на Ночевку Г. С.//ГОПАПО. Ф. 59. Оп. 2. Д. 232. Л. 19.

⁴ Данилкин М. - Хмелевскому К.М. 5.09.1948.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176. Л. 177.

103

В марте 1948 г. на собеседовании в обкоме Данилкин (в тексте стенограммы он назван Даниловым) тщетно требовал дополнитель­ных полномочий: «Нас считают собкорами, а я и.о. собкор, так как не утвержден. Я исполняю обязанности. Прошу разъяснить мне, чтобы не было сомнений. Почему в Курском обкоме утверждают на бюро собкоров? Было бы желательно, чтобы нас вызывали на бюро обкома, когда выслушивают наши районы, чтобы быть в курсе дела»¹. Вместо этого в Березниках журналисту ограничили доступ к информации: партийные работники просто отказывались с ним разговаривать. Ми­хаил Тихонович не сдавался. В письмах в прокуратуру, в обком, а за­тем и в ЦК он требовал отдать под суд Дугадко и примерно наказать его покровителей в Березниках, Молотове и Москве. В своих обличе­ниях Михаил Тихонович не грешил против истины.

«Фигура жулика Дугадко в Березниках не случайна, — докла­дывал секретарю обкома заведующий собкоровской сетью редакции газеты "Звезда" Г. И. Гросланд. — И как раз именно в том, что такие процветающие жулики здесь не единичны, беда партийного руково­дства Березников. Не вызывает никакого сомнения покровительство, оказываемое Дугадко со стороны директора азотно-тукового завода т. Семченко. Совершенно ясно, что прокурор Булошников проявил непозволительную медлительность в расследовании дела Дугадко и даже не взял с него подписки о невыезде из города. У Дугадко в Бе­резниках были предшественники, и есть последователи, которые не прочь пожить на широкую ногу за счет государства. И странно, что, нанеся огромный материальный ущерб, они целехонькими и невре­димыми выбираются из Березников. <...> А если бы горком ВКП(б) действительно проанализировал все служебные преступления, совер­шенные хозяйственными руководителями, то он неизбежно пришел бы к выводу, что партийные организации слабо контролируют хозяй­ственную деятельность предприятий и безответственно относятся к подбору кадров, допуская, что во главе завода вместо руководящей группы ответственных работников находятся "приятели", "земляки", близкие — семейка, которая старается не замечать недостатков друг друга, замазывает их, выгораживает друг друга и т.п. Понятно, что на такой почве ничего, кроме обывательщины и недобросовестного, наплевательского отношения к интересам государства произрасти не может. Березниковский же горком ВКП(б), как мне кажется, не ви­

¹ Стенограмма собеседования секретаря обкома ВКП(б) тов. Хмелевско­го с собственными корреспондентами газеты «Звезда». 11 марта 1948 г.//ГО­ПАПО. Ф. 105. Оп. 14. Д. 181. Л. 80.

119

дит политического существа всех тех грязных дел, с которыми ему порой приходится разбираться»¹.

Нападая то на одного, то на другого местного начальника, М. Т. Да­нилкин искренне верил, что может рассчитывать на помощь со сторо­ны молотовского обкома партии. Но ему пришлось очень скоро раз­очароваться.

Кузьма Михайлович Хмелевский не хуже газетного корреспон­дента знал, какие люди стоят во главе предприятий и областных уч­реждений. Только относился он к ним иначе, по-хозяйски.

Спецкор и секретарь обкома по своей социальной генеалогии были похожи друг на друга, почти не различимы. И тот, и дру­гой — выходцы из самых низов. В графе социальное происхож­дение писали одно и то же: «Из рабочих». У Данилкина отец был рабочим-отходником, знавшим шорное и плотницкое дело². У Хмелевского отец — грузчик, мать — прачка³.

Михаил Тихонович родился в 1914 г. в деревне Каменец Спас-Деменского уезда Калужской губернии⁴. Так, во всяком случае, он писал и говорил после войны. До войны Данилкин указывал дру­гие анкетные данные: «Родился в 1912 году, в гор. Гродно западной Белоруссии, сейчас это место находится в Польше»⁵.

Кузьма Михайлович, год рождения 1907, — уроженец горо­да Нежина. В графе «"национальность"» писали: русские. Оба рано остались без родителей: отец Михаила Данилкина умер в 1921 г., отец Кузьмы Хмелевского — убит «...в 1914 году на им­периалистической войне». На Урал приехали взрослыми людьми: один — в г. Карабаш, другой — в г. Березники. В анкетах писа­ли, что получили среднее образование. Хмелевский имел на это больше прав: окончил школу-семилетку в Ереване и три года за­

¹ Гросланд Г. И. - Пигалеву П.Ф. 3 августа 1948 г.//ГОПАПО. Ф. 25. On. 1. Д. 30. Л. 22-24.

² Данилкин М.Т. Протокол допроса от 17.01.1953.//ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9925. Т. 1. Л. 23

³ Хмелевский К. М. Личный листок по учету кадров //ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 220. Д. 3614. Л. 4.

⁴ См.: Данилкин М.Т. Акт 28.02.1953//ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9925. Т. 3. Л. 176.

^э Отчетно-выборная конференция Кунгурской районной партийной организации ВКП(б). Заседание 13 октября 1937 года// ГОПАПО. Ф. 970. Оп. 3. Д. 152. Л. 128.

120

очно учился в коммунистическом вузе. Данилкин, получив в срок начальное образование в родной деревне, беспризорничал, после длительного перерыва продолжил учение в школе крестьянской молодежи. Потом его по разнарядке посылали на курсы — ради­стов, политработников, журналистов. В 1952 г. Данилкин офици­ально признает: «Систематического образования мне получить не удалось»¹.

В анкетах оба лукавили, выпрямляя себе происхождение: ни шорник, ни грузчик, конечно же, не принадлежали к фабрично-заводскому пролетариату, и добавляя образование. Кроме того, Хмелевский — фамилия украинская, или польская, но никак не русская².

В личном деле К. М. Хмелевского сохранилась фотография 1941 года: высокий лоб, тонкие черты лица, ястребиный нос, брезг­ливо опущенные уголки губ — если бы не сталинский френч, по­лучился бы типичный портрет польского проминента той поры.

Оба начинали трудовой путь на прямом производстве черно­рабочими. Были освобожденными комсомольскими работниками. Потом перешли на партийную работу. Хмелевский — на орга­низационную; Данилкин, в конце концов, на пропагандистскую. В 1936 г. первый работал секретарем парткома Среднеуральской ГРЭС; второй учился на курсах армейских политработников в Свердловске.

Школу 1937 г. они проходили по-разному. Михаил Данилкин продолжал учиться, проходил стажировалсяку в армейской газе­те, участвовал в собраниях, баллотировался на небольшие партий­ные должности. Обвиненный в сомнительных связях с прежним партийным патроном, оправдывался: «Вопрос: Значит, два раза работали с Шахгильдяном? Ответ: Один раз. Некоторые думают, что второй раз работал с Шахгильдяном в райкоме партии в Бе­резниках, а я был в райкоме комсомола. Непосредственно с ним не

¹ Данилкин М.Т. Автобиография//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 220. Д. 871. Л. 6.

² На одном из генеалогических форумов читаю: «Chmielewski — is a Pol­ish пате», http://genforum.genealogy.com/chmielewski/messages/86.html. Сре­ди польских Хмелевских самым известным является Бенедикт — каноник и литератор, который написал и издал во Львове в 1745—1746 и 1753—1756 гг. энциклопедию: "Nowe Ateny"; в ней каждому отделу предпослано изложение его содержания в стихах. http://mirimen.com/co_beo/Chmelevskij-Benedikt-363D.html.

103

работал»¹. Особой активности в разоблачении врагов народа боль­шевик Данилкин не проявлял, некоторое время проходил с выго­вором «за примиренческое отношение к пропаганде троцкизма».

Заступился за своего товарища. Все закончилось относительно благополучно, если не считать прерванной карьеры. «В 1938 году ЦК ВКП(б) Плотникова в партии восстановили без всякого взы­скания, так как он был исключен необоснованно. После этого в ап­реле 1939 и с меня было снято взыскание, как необоснованно нало­женное»². Тут с датами снова путаница. Если верить техническому секретарю, протоколировавшему ход выборов в ревизионную ко­миссию Кунгурского райкома в октябре 1937 г., то к тому времени партийное взыскание с Данилкина было уже снято³.

К. М. Хмелевский по вполне уважительной причине не участ­вовал в многочасовых собраниях, на которых активисты первого призыва исступленно разоблачали друг друга, требовали казней поверженных вождей областного масштаба, униженно клялись в преданности партии, доносили и предавали, кликушествовали и ликовали, втаптывали в грязь свое и чужое прошлое. В это время К. М. Хмелевский был разоблаченным врагом народа и находился «в апартаментах Дмитриева», так называли следственную тюрь­му НКВД свердловские партийные работники. Арестован он был в сентябре 1936 года — во время подготовки к январскому про­цессу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Искали вредителей из числа хозяйственников и партийных работ­ников, — пока еще невысокого ранга. В Перми взяли директора химического завода и второго секретаря горкома. В Свердловске, среди прочих, секретаря парткома Среднеуральской ГРЭС — Хме-левского. Скорее всего, фамилия подвела и, что несомненно, дур-

¹ Отчетно-выборная конференция Кунгурской районной партийной орга­низации ВКП(б). Заседание 13 октября 1937 года..., Л. 128(об). Упомянутый в диалоге Шахгильдян — это Ваган Пирумович Шагильдян — партийный организатор строительства Березниковского химического комбината, сек­ретарь райкома в Березниках в 1930—1934 гг., затем начальник политотдела Свердловской железной дороги. Арестован 11.08.1937. Осужден к ВМН. См.: Список номенклатурных работников, подвергшихся репрессиям в Пермской области (1928—1958)//Политические репрессии в Прикамье. 1918—1980-ые гг. Сборник документов и материалов. Пермь, 2004. С. 504.

² Протокол допроса Данилкина М.Т. от 11.02.1953. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9925. Т. 1.Л. 55.

³ См.: Отчетно-выборная конференция Кунгурской районной партийной организации ВКП(б). Заседание 13 октября 1937 года//ГОПАПО. Ф. 970. Оп. З.Д. 152. Л. 128—128(об).

122

ные отношения с местным начальством, точнее, со Свердловским обкомом. В позднейшей характеристике, составленной явно с его слов, об этом эпизоде было сказано так: «Товарищ Хмелевский еще не разоблаченными в то время врагами народа был дискредитиро­ван, исключен из ВКП(б) и арестован»¹.

Следственного дела я не видел и не могу знать, в чем обвиня­ли опального секретаря парткома, вернее всего, по двум обще­употребительным пунктам 58-й статьи: 8-му — вредительство и 11-му — участие в контрреволюционной организации. Но это только предположение. Конечно, Хмелевскому повезло. Почти все арестанты первой волны после непродолжительного следствия были расстреляны. Хмелевский выжил. Тут можно только гадать, что его спасло: нерасторопность следователя, или слепая удача. Известно только, что дело К. М. Хмелевского было отправлено в Особое Совещание при НКВД СССР, вынесшее не признавшемуся подследственному 5-летний приговор. Там настала очередь боль­ших партийных чинов. И следователям НКВД, фабриковавшим громадный заговор, было уже не до упрямого арестанта, который позднее напомнил о себе многочисленными письмами и обраще­ниями, в конце концов, возымевшими действие. Хмелевский был отправлен в Москву и уже там, в июле 1938 года освобожден. В убийственной лотерее он вынул счастливый билет. О своем аре­сте Хмелевский не забывал и во всех анкетах аккуратно указывал: сентябрь 1936 по июль 1938 гг. находился под следствием НКВД в Свердловске и в Москве. Так что секретарь обкома хорошо знал не только внешнюю сторону партийной работы: заседания, решения, проверки, но и ее изнанку: доносы, следственные изоляторы, пере­полненные камеры, расстрельные приговоры. Вышел Хмелевский из тюрьмы не сломленным, перед сотрудниками МГБ не робел, в их особые достоинства вовсе не верил.

Через год после освобождения К. М. Хмелевский был возвращен на партийную работу в новую область, тогда еще Пермскую — сна­чала в должности парторга ЦК на строительстве Закамской ТЭЦ, затем — секретаря Краснокамского горкома. Карьерный взлет его приходится на сороковые годы: слушатель высшей школы партор­ганизаторов при ЦК ВКП(б) — секретарь обкома по черной ме­таллургии — второй секретарь горкома — второй секретарь об­

¹ Характеристика Хмелевского К.М.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 220. Д. 3614. С. 8.

103

кома и, наконец, с апреля 1946 года — первый секретарь обкома¹. Место действия — Молотовская область, возглавлявшаяся до ап­реля 1946 года Николаем Ивановичем Гусаровым.

Оба — и Гусаров, и Хмелевский — свердловчане, правда, нахо­дившиеся на разных ступенях властной пирамиды. Гусаров — сек­ретарь обкома; Хмелевский — заместитель начальника строитель­ства одной из гидростанций. И когда Гусарову предложили возгла­вить оргбюро по созданию новой области, он — по старинному номенклатурному обычаю — привез с собой целую артель помощ­ников, в том числе и Хмелевского. Под покровительством сильного патрона Кузьма Михайлович совершил свое восхождение по карь­ерной лестнице. Когда Гусарова перевели на работу в Москву, готовя к более высокой должности, он оставил на хозяйстве своего челове­ка — Хмелевского. Очень скоро, в феврале 1947 г. Николай Ивано­вич становится секретарем ЦК КП Белоруссии². В тот же год Кузь­му Михайловича награждают орденом Ленина, по всей видимости, в качестве подарка к сорокалетию³. В 1950 году оба лишаются своих высоких должностей и становятся маленькими чиновниками в ап­парате ЦК: Хмелевский — инструктором; Гусаров — заведующим сектором⁴. В общем, складывается впечатление, что в лице Хмелев­ского мы видим типичного «человека свиты», до поры до времени удачливого клиента большого патрона.

Если это и правда, то далеко не вся. К. М. Хмелевский по ри­сунку поведения меньше всего напоминал человека зависимого, послушного. Дело не в том, что областью он руководил жестко и авторитарно. Подчиненные его боялись. «Мне непонятно, как большевики могут так пасовать перед авторитетом т. Хмелевско­го. Почему такое мандраже получается?», — задавался ритори­ческим вопросом партийный чиновник из Краснокамска. Публи­ка невесело посмеялась⁵. Это как раз было делом обыкновенным.

¹ Справка на Хмелевского К. М.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 220. Д. 3614. Л. 30.

² Постановление Политбюро о кадровых изменениях в руководстве Бе­лоруссии. 27.02..1947//Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945 - 1953. М.: РОССПЭН, 2002. С.48.

³ Справка на Хмелевского К. М.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 220. Д. 3614. Л. 32.

⁴ См.: Гусаров Н. И. - Суслову М. А. Март 1976//ГОПАПО. Ф. 24. Оп. 1.Д. 2. Л. 74.

⁵ Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950-14.01.1950.// ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 16. Д. 2. Л. 58.

«Мещанин не в пример легче гнет спину, чем, например, рабочий или аристократ, — некогда заметил один умный литератор. — За то и желание при случае унизить другого обуревает счастливого мещанина сильнее, чем рабочего или аристократа»¹.

К. М. Хмелевский вел себя иначе: подчиненным не хамил, с людьми, лично его обслуживающими, был прост, внимателен и вежлив. Есть хорошо сохранившаяся парадная фотокарточка 1947 г., сделанная в местном ателье: секретарь обкома и его де­ти — семейный групповой портрет. Рядом с дочками — молодой человек в неловко повязанном галстуке: Андрей Иванович Мар­кин, — сотрудник охраны.

Перед сильными мира сего К. М. Хмелевский шапку не ломал, у союзных министров требовал, а не просил. С А. А. Ждановым раз­говаривал на равных: «Молотовский обком ВКП(б) считает поста­новление Совета Министров РСФСР до конца не доработанным и просит Ваших указаний Председателю Совета Министров...»². И, самое главное, своих сотрудников секретарь обкома защищал умело и самоотверженно.

В 1947 г., когда майор запаса Данилкин вернулся в Березники, он уже отстоял от секретаря обкома на громадную и непреодоли­мую социальную дистанцию. В не меньшей степени различалось их видение действительности. Хотя оба они учились в одной и той же сталинской политической школе, но явно в разных классах и по осо­бым программам. Данилкин и Хмелевский — антиподы не только по общественному положению: спивающийся с кругу журналист имеет мало общего с властным руководителем, умеющим подчинять своему влиянию множество незаурядных людей. Литератор с уязвленным самолюбием, бредящий уравнительными идеалами, противостоит здесь реалисту, вросшему в социальную почву, человеку, любящему жизнь во всех ее проявлениях. Парадокс эпохи заключается в том, что почва под ногами секретаря обкома оказалась трясиной, поплыла. Идеалист, во всяком случае, так казалось Данилкину одержал побе­ду, на самом деле — временную и сомнительную.

К. М. Хмелевский, в отличие от партийного агитатора М.Т. Да­нилкина, был человеком дела. Он твердо знал, что не существует ни

¹ Ходасевич В. Некрополь. М., 1991. С.25.

² Хмелевский - Жданову. 22.07.1947 г.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 141. Л. 7.

103

124

плакатных героев, ни законченных злодеев. Для того чтобы выпол­нить поставленные властью задачи, следует использовать тех людей, которые есть в наличии, со всеми их слабостями и недостатками. Су­дить о человеке нужно по тому, как он справляется с возложенными на него обязанностями.

«Если предприятие, та или иная организация выполняют план, справляются с производственными заданиями, то и руководители хороши, им прощаются все грехи — вот с такой меркой подходили к оценке работы руководителей, ставя партийность и принципиаль­ность работника на второй план», — уличал первого секретаря один из его подчиненных и, кажется, был не далек от истины¹.

Отметая жалобы на секретаря райкома, уличенного в сугубом мо­ральном разложении, Хмелевский как-то объяснил свое управленче­ское кредо: «Ты так построй работу, ну, если пьет, пусть пьет, если женщину обнял, пусть обнимает, лишь бы план выполнял»².

В годы войны Кузьма Михайлович твердо усвоил простое прави­ло: фронт нуждается в угле, в боеприпасах, в пушках, а не в кристаль­но честных тыловиках. Конечно, хорошо, если директор завода ведет себя, как положено: выполняет все уставные требования, считается с партийной организацией, проявляет скромность в быту и пр. Но даже если он нарушает партийные заповеди, то это еще не повод для того, чтобы снять его с работы, отобрать партбилет или отдать под суд. Такого человека следует воспитывать: вызвать на бюро, сказать ему много строгих слов, записать (в протокол, а не в учетную карточку) взыскание, а затем отпустить с миром. Пусть работает дальше, если это у него получается. К человеческим слабостям хозяйственников и партийных работников он был снисходителен: прощал им алкоголь­ные эксцессы, грубость и даже волокитство. В партийной среде г. Мо­лотова об этом вполголоса говорили. Особняк в Закамске, которым во время войны пользовались для отдыха руководящие работники («там всегда имелись пиво, водка, закуски — и все это за государст­венный счет»), называли «дачей Хмелевского»³.

Хмелевский, по всей видимости, был убежден, что призывами и угрозами дело не поправить, во всяком случае, ими одними. Нужно что-то еще: материальное поощрение, доверительные отношения. Областные инстанции идут навстречу пожеланиям номенклатурных

126

работников: выдают деньги на строительство, не препятствуют обза­ведению домашним хозяйством, дорогими предметами домашней ут­вари. «Председателю (Нытвенского — О. Л. ) райисполкома облис­полком разрешил построить дом для личного пользования, выделили ему 10 000 рублей, да еще дал 3000 рублей безвозвратной ссуды, это выходит 13 000 рублей»¹. После партийных активов и сессий советов их участники садятся за накрытые столы. Их кормят и поят за казен­ный счет, на самом деле — за колхозный. Простые продукты, много водки. В Юго-Осокинском районе, — докладывал секретарю обко­ма областной прокурор, — «в январе месяце 1948 г. для депутатов и гостей первой сессии райсовета в столовой сельпо была организована пирушка за счет средств кооперации. До сих пор в столовую за вино и обеды не уплачено около 2000 рублей. Некоторые депутаты сессии тогда сильно были пьяные, и это стало гласностью населения»².

На такую практику К. М. Хмелевский смотрел сквозь пальцы, более того, иной раз и одобрял, а в некоторых случаях организовы­вал и сам участвовал. В годы войны по его инициативе в г. Кизеле проходили ежемесячные слеты стахановцев, на которых участников после официальной части и концерта поили и кормили бутерброда­ми, «так как ужином накормить такое большое количество людей было трудно».

Начальство с артистами отдыхало отдельно. Те, кого не допустили к столу, бранились сквозь зубы, распуская слухи о том, что было и чего не было. В ЦК партии ушла жалоба. Организатор «отдыха»от-ветил: «В заявлении указано, что под моим покровительством в ки-зеловском бассейне разбазариваются большие средства на слеты, вплоть до раздачи подарков артистам, и что сами слеты стахановцев превращаются в сплошную пьянку». Все было не так, оправдывался К. М. Хмелевский. Людей собрали не на банкет, а на товарищеский ужин, который «...длился не более полутора часов, после чего все разъехались по местам. Никакого пьянства, гульбы, чем обычно со­провождаются банкеты, здесь не было ничего». Чтобы усилить свою позицию, Кузьма Михайлович прибегнул к демагогическому приему: «На слет съезжались лучшие люди бассейна — и заявлять так, что слеты превращались в сплошную пьянку — является злобной кле­ветой на стахановцев. Слеты превращались не пьянку, как заявляет

¹ Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950-14.01.1950// ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 16. Д. 2. Л. 98. С. 68.

² Прокуратура Молотовской области. Доклад «О состоянии социали­стической законности в Юго-Осокинском районе Молотовской области». 17.11.1948 Г.//ГОПАПО Ф. 105. Оп. 14. Д. 137. Л. 151.

103

т. Мальц, а в мощную политическую демонстрацию преданности пар­тии, тов. Сталину» ¹.

Кроме официальных постановлений и директив обком партии по праздничным датам рассылал поздравительные телеграммы за под­писью первого секретаря. Наряду с директорами заводов их адресата­ми были районное начальство, университетская профессура, артисты, герои войны и стахановцы. Кроме добрых слов по случаю праздника, обязательно вставлялись и напоминания о взятых социалистических обязательствах. К слову, и пожелания касались не только здоровья, но и вполне конкретных производственных дел. Мне не удалось в ар­хиве обнаружить следы ответных посланий: или не сохранились, или этикетом не предусматривались. Так или иначе, но К. М. Хмелевский пытался выстраивать с подчиненными отношения более доверитель­ные, чем это допускалось существующей традицией.

Телеграфное поздравление — это был только жест, хотя и очень выразительный. Во всяком случае, другие секретари так не поступа­ли. ЦК такие вольности тоже не одобрял.

Более важным было, однако, иное.

Хмелевский принял область в очень тяжкое время, в мае уже были заметны признаки надвигающейся продовольственной катастрофы: засуха истребляла урожай, свертывались поставки по ленд-лизу, рас­считывать приходилось на собственные силы: Хмелевский разъяснял своим подчиненным: «Секретари ЦК партии мне прямо сказали, что надо совесть иметь, за семенами больше не обращаться, давать не бу­дем, а у нас привыкли — каждый год давай семена». По райкомам была разослана сталинская телеграмма, предписывающая привле­кать просителей «к строгой ответственности»².

Надо было искать выход из положения, используя возможности промышленных предприятий. Те тоже переживают далеко не лучшие времена. Военные заказы сократились, а с ними и оборотные средст­ва. Заводы имени Сталина и имени Калинина соскальзывают в долго­вой яме. Им не платят. Они не платят. «Главуглеснаб и Министерство электростанций прекращают отпуск угля и электроэнергии»³.

Интересы промышленных гигантов К. М. Хмелевский неуступчи­во и последовательно защищал перед Москвой. Для переписки с цен-

¹ Хмелевский - Харитонову 3.02.1945//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 11. Д. 154. Л. 28.

103

тральными ведомствами по хозяйственным вопросам он усвоил свое­образный тон: не просить, не жаловаться, но предлагать и требовать. Официальное письмо заместителю председателя Совета Министров СССР, министру финансов А. Н. Косыгину начинается так:

«Крупнейшие заводы нашей области — № 19, № 33, № 172, № 10 и № 577 находятся в крайне тяжелом финансовом положении, ис­ключающем возможность нормальной деятельности этих заводов. Наряду с причинами финансовых затруднений, зависящими от ка­чества работы этих заводов, имеется ряд причин, в известной мере, не зависящих от них, но влияющих и создающих эти затруднения. Министерства и главки указанных выше заводов не принимают ре­альных мер по финансовому оздоровлению заводов, что терпимым быть не может». Заканчивается оно серией предложений, изложен­ных директивным стилем: «В целях создания нормальных условий работы указанных выше заводов просим Вас оказать личное содей­ствие в деле их финансового оздоровления и, в частности, в проведе­нии следующих мероприятий: 1. Поставить вопрос в Правительстве о проведении в марте с. г. (1948 г. — О. Л.) межотраслевого зачета взаимной задолженности, что даст значительный эффект в деле сни­жения неплатежей. 2. Изыскать источники для восстановления соб­ственных оборотных средств указанным выше заводам до размеров установленных нормативов на 1948 год <...> 4. Ускорить утверждение Министерствами промфинпланов на 1948 г. для вышепоименован­ных заводов, в частности, себестоимости выпускаемой продукции. 5. Воздействовать на Главки и Министерства в направлении усиления ими контроля и оказания практической помощи этим заводам в деле реализации ими излишних товарно-материальных ценностей, деби­торской задолженности и обеспеченности нарядами сбыта готовой продукции»¹.

Для директоров крупнейших заводов (в письме к Косыгину упо­минаются Солдатов, Быховский, Далингер, Вигура и другие гранды оборонной промышленности) К. М. Хмелевский стал полномочным представителем в Совете Министров: ходатаем по делам, защитни­ком и уполномоченным одновременно. В своих отношениях с мос­ковским начальством секретарь обкома был дерзок, напорист и це­леустремлен, даже в поздравительные телеграммы вставлял напоми­нания. 1 мая 1948 г. министр авиационной промышленности СССР М. В. Хруничев получил такой привет из г. Молотова: «Поздравляю

129

Вас, Михаил Васильевич, первомайским праздником и наступаю­щей третьей годовщиной нашей победы над фашистской Германией. Прошу принять мои пожелания Вам хорошего здоровья и успехов в работе. Надеюсь, что Вы сдержите свое обещание»¹. Речь идет о фи­нансовой помощи от министерства для подведомственных ему пред­приятий.

Требовательный тон, взятый К. М. Хмелевским в отношении со­юзных министров, не следует целиком и полностью относить на его личный счет. Во всех этих отношениях, телеграммах, записках, пусть и подготовленных иными людьми, проступает стиль хозяина облас­ти — человека, отвыкшего от того, что какие-то хозяйственники, пусть и в генеральских погонах, могут сказать ему «нет». Его товари­щи по должности ведут себя похожим образом. Секретарь МК Попов пытается командовать министрами. В постановлении Политбюро по этому поводу содержится выразительный пассаж:

«Возомнив, что ему все позволено, т. Попов требует от минист­ров, чтобы они беспрекословно подчинялись указаниям Московско­го Комитета, и по вопросам, связанным с союзными предприятиями, расположенными в Москве и Московской области, министерства без согласования МК не обращались в правительство. Не согласным с этими антигосударственными требованиями министрам т. Попов уг­рожает тем, что Московский Комитет будто бы имеет свою резиден­цию, куда он "может пригласить министров" и дать им нагоняй»².

У Хмелевского таких возможностей не было, а вот стремление воздействовать на управленческие решения в пользу вверенной ему области, конечно же, присутствовало в полной мере. Хмелевский вошел в строй больших партийных руководителей в годы войны, когда от секретарей тыловых обкомов Сталин требовал главным образом бесперебойного снабжения фронта всем необходимым. Обком партии вольно или невольно, становился главной конторой большого территориального производственного треста. Первый секретарь на деле исполнял роль управляющего этим трестом с очень широкими полномочиями. И спрашивала с него центральная власть за производство угля, своевременную отгрузку боеприпасов, выпуск авиационных моторов и артиллерийских орудий. Хмелев-

¹ См.: Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950— 14.01.1950//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 16. Д. 2. Л. 10.

² Постановление Политбюро об освобождении Г. М. Попова от обязанно­стей секретаря МК и МГК и секретаря ЦК ВКП(б). 12 декабря 1949 г.//По-литбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. М.: РОССПЭН. 2002. С. 323.

103

ский с такими задачами справлялся. Он умело координировал рабо­ту военных предприятий, относящихся к разным ведомствам, мог, как тогда говорили, «расшивать» узкие места, под его патронажем был выведен из прорыва уже упомянутый Кизеловский бассейн и т.д. К. М. Хмелевский на собственном опыте убедился, что центра­лизованное руководство является скорее помехой, чем подспорьем в решении производственных проблем.

Кажется, этот высокопоставленный партийный руководитель не слишком верил в преимущества плановой экономики. Иначе не объ­яснить его особую благосклонность к предприимчивым хозяйствен­никам, способным организовать снабжение городов и предприятий коммерческими методами, за счет теневого товарооборота, сплошь состоящим из незаконных, или не совсем законных сделок. Этими кадрами он занимался сам. Во внимание принимал отнюдь не анкет­ные данные, но умение работать, то есть решать задачи, не огляды­ваясь на партийный устав или статьи уголовного кодекса. В охоте за необходимыми ресурсами допускались разнообразные приемы: от самых сложных предпринимательских до простейших. Чиновников, ведающих в столице распределением, подкупали деньгами, ширпот­ребом, салом, спиртом.

Алкоголь был второй валютой. Руководители Краснокамского сульфитно-спиртового завода пользовались им для премирования передовиков производства из числа «вольнонаемных рабочих», но также и для упрочения деловых отношений с московскими и мест­ными учреждениями, даже для оказания шефской помощи школе. «В июне 1947 г. по записке Мешалкина (директора завода — О. Л.) от­пущено Краснокамской средней школе на вечер выпускников 20 лит­ров спирта»¹.

Спиртом расплачивался с поставщиками и М. 3. Дугадко². Так же поступали и многие другие хозяйственники. Во всех проверочных актах, которые мне привелось увидеть, повторяется в разных формулировках одно и то же: «выдача спирта производилась без всяких оправдательных документов». Просто брали и раздавали или оставляли себе.

В Москву везли не только спирт, но и ткани, продукты. Ими одаривали чиновников центральных ведомств. Управляющая

131

Молотовской базой «Союзглавлегсбыт», собираясь в командировку в столицу, «...в феврале месяце 1946 г. взяла со склада базы под видом образцов 2 шерстяных мужских костюма, 1 пару брюк и 1 дамское платье. И впоследствии этот товар списала на розничный магазин по бестоварному счету с выдачей в последний ордеров, денег и промтоварных единиц. В июне того же года взяла из лимитного отдела розничного магазина: кальсоны мужские — 20 пар, сорочки мужские — 20 штук, сорочки дамские — 30 штук, кофточек шелковых — 2 штуки, шерсти — 7 метров, полотна шелкового 3 м — и неизвестно куда девала»¹.

Работники Главка кальсоны брали, дамскими сорочками также не брезговали. В обмен отпускали положенные по фондам для области сырье и готовые продукты, возможно, что-то и сверх лимитов, но обязательно вовремя и пристойного качества. Местные хозяйственники, приобретшие за небольшую мзду плановые ресурсы, действовали в области точно так же. Они их выдавали только в обмен на материальное вознаграждение. В письме к Хмелевскому в феврале 1948 г. областной прокурор напоминал о том, что еще 1945 г. его подчиненные установили «...в порядке общенадзорной работы, что в сбытовых организациях г. Молотова почти ничего нельзя получить по фондам без взаимных услуг». Была составлена по этому поводу «большая по содержанию докладная записка на имя Секретаря Обкома тов. Гусарова» и все осталось по-прежнему².

Складывается впечатление, что К. М. Хмелевский догадывался, а, может быть, и знал, что советское хозяйственное право столь же мало пригодно для эффективной экономической деятельности, как и Кон­ституция СССР для политических практик. Существовала, однако, и разница. О конституционных правах граждан вспоминали только в день выборов. Нарушителям хозяйственного законодательства тюрь­ма грозила постоянно. И секретарь Молотовского обкома делает все возможное, чтобы защитить полезных дельцов от уголовного пресле­дования. Ездит к Генеральному прокурору, добивается прекращения дел, сдерживает рвение местных блюстителей закона.

0 состоянии сельского хозяйства в области Хмелевский знал из первых рук. Время от времени ездил по деревням. В июне 1948 г. лич­но руководил кампанией «по выселению в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяй­стве». В колхозе «Колос» Верещагинского района присутствовал на общем собрании, молча выслушал речи, а затем уехал в райком, где «дал политическую оценку бюро районного комитета, секретарю райкома и потребовал исправления допущенных ошибок в последую­щей практической работе»¹. По всей видимости, понимал, что ниче­го они исправить не смогут. «Нельзя надеяться, что все колхозники настолько сознательны, что сами, без всякой агитации повезут хлеб государству, — говорил он на пленуме. — Здесь нужна кропотли­вая, настойчивая и наступательная политическая работа с людьми, и партийным работникам на этой работе придется работать с большим напряжением»².

Урожайность зерновых в области держалась на уровне шести центнеров с гектара. На трудодни выдавалось в 1948 г. меньше ки­лограмма хлеба³. В такой ситуации Хмелевский делал ставку на раз­витие подсобных хозяйств, освобожденных от всех обязательных го­сударственных поставок и наделенных правом сбывать излишки на колхозных рынках. По данным областного статуправления посевные площади этих хозяйств «увеличились почти в 7 раз, в том числе под картофелем в 13 раз и под овощами в 19 раз»⁴.

Когда в августе 1946 г. постановлением Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) от 19.IX. 1946 года «О мерах по ликвидации наруше­ний Устава сельскохозяйственной артели в колхозах» эта форма хо­зяйствования была фактически поставлена вне закона, К. М. Хмелев­ский попытался обойти запрет. В письме, адресованном А. А. Ждано­ву, он спрашивал: «Ряд многоземельных колхозов желают передать излишки земли подсобным хозяйствам и организациям, т. к. они не в состоянии ее использовать. Можно ли это допустить, и как такую передачу оформить?»⁵.

¹ Информация о колхозном собрании, проведенном 12 июня с.г. по реа­лизации Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. 14.06.1948//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 14. Д. 179. Л. 151.

² Стенограмма 21-го пленума обкома ВКП(б). Т. 1. 15 июля 1946 г.//ГО­ПАПО. Ф. 105. Оп. 12. Д. 9. Л. 126.

³ См. Руководство областной парторганизации хозяйственной дея­тельностью промышленности, транспорта культурного строительства Док­лад//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 15. Д. 126. Л. 51.

133

103

Он не возражал и против самоснабжения руководящих работни­ков. Пусть заводят домашнее хозяйство: держат коров, разводят сви­ней, питаются с собственного огорода, даже торгуют на рынке. Только не сами, конечно, а родственники. Тем, кто особо увлекался, грозил пальцем:

«Что это за нужда у председателя горисполкома, чтобы он решил воспользоваться таким случаем, чтобы взять в колхозе корову? Раз корова, значит, нужно иметь сено. Когда же он будет работать, если ему нужно косить сено? Или опять в каком-нибудь колхозе тащить сено для своей коровы? (Куляпин: Бесплатно брали)»¹.

Неправильно, конечно, но что делать?

Работников надо кормить, это Кузьма Михайлович знал хорошо. На пленуме говорил: «... рабочую силу надо принимать по-человече­ски, а то были случаи, что их не кормили, и люди оттуда уходили»².

Писал Л. П. Берии, просил у него «...в целях сохранения воен­нопленных как рабочей силы в виде исключения разрешить уве­личить нормы питания военнопленных лагеря № 207, занятых на прочих подземных и поверхностных работах»³. Тщетно. Министр внутренних дел Круглов, согласившись с тем, что «нормы питания для военнопленных, работающих на тяжелых физических работах, действительно недостаточны», в просьбе отказал: «Выделить про­довольствие для дополнительного питания содержащихся в лаге­ре МВД военнопленных без решения Правительства МВД СССР не может»⁴.

Хмелевский был рачительным хозяином с практической смет­кой, способным подгонять под меняющиеся условия сложившиеся правила, подбирать людей, сообразуясь прежде всего с их деловыми возможностями, а не анкетными данными, побуждать к труду, под­крепляя экономические поощрительные стимулы патерналистским по своей природе покровительством. Областью он руководил жестко и авторитарно. Подчиненные его боялись. Тем не менее, к репрессив­ным мерам первый секретарь прибегал неохотно. В апреле 1948 г. на

¹ Стенограмма 21-го пленума обкома ВКП(б). Т. 1.15 июля 1946 г.//ГО­ПАПО. Ф. 105. Оп. 11. Д. 154. Л. 127.

² Стенограмма 21-го пленума обкома ВКП(б). Т. 2. 16 июля — 17 июля 1946 г.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 12. Д. 11. Л. 3-4.

³ Хмелевский - Берия. 4.10.47//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 14. Д. 179. Л. 255.

103

заседании бюро обкома К. М. Хмелевский выступил против уголов­ного преследования рабочих, опоздавших к заводскому гудку, или просто пропустивших смену:

«Надо было проанализировать, посмотреть, что это за 25 ты­сяч привлеченных и осужденных за прогулы за 1947 год, 1946 год, 1945 год, если все сложить, то какая же цифра получится. Конечно, (есть — О. Л.) и правильно осужденные, но я согласен с т. Рябовым, что значительная часть осуждена несправедливо. Ну что, человек за­поздал на 20 минут на работу, не мог переправиться через реку. Это же объективная причина, от него не зависящая. Вы же сами знаете, какие лишения испытывают рабочие, которые живут за Камой или ездят на поездах, они мучаются, а его отдают под суд. По существу, это явля­ется провокационными действиями, которые вызывают раздражение у рабочих. И не только у тех, которых осудили, но и у тех, которые рядом стоят. Людей оправдали свыше 3000, это значит целый завод. Это же наша ошибка, неправильно судили»¹.

Что касается общего баланса социальной политики, проводимой К. М. Хмелевским в Молотовской области, то здесь следует учесть одно очень важное обстоятельство, а именно: громадный дефицит по­требительских ресурсов, которыми располагали местные власти. При таком условии рост благосостояния номенклатурных работников происходил на фоне нищенского существования подавляющего боль­шинства населения. Партийный работник Наумова вряд ли сгущала краски, когда выстраивала оппозицию «самоотверженные работни­ки завода имени Кирова» — «разложившееся начальство»: «Люди, не считаясь ни с чем, в годы войны при всех трудностях выполняли военную программу, люди, работающие на 98 заводе, работали, не по­кладая рук, умирали с голоду, а Павчина в это время выносили пья­ного из квартиры-дачи»².

После войны жизненные условия изменились незначительно. Прокурор Д. Куляпин писал о случаях людоедства на севере. Об­ком, в свою очередь, констатировал, что жилищно-бытовые условия рабочих-спецпереселенцев в Чусовском районе «совершенно нетер­пимы»: «Рабочие своих подсобных хозяйств не имеют, отоваривание продуктовых карточек производится нерегулярно. Приобрести про­дукты питания на стороне, ввиду малого заработка (средний зарабо­

135

ток в месяц составляет 150—200 рублей), рабочие возможности не имеют. Вследствие плохих жилищных условий, неудовлетворитель­ного общественного питания и торговли значительная часть рабочих-спецпереселенцев раздеты, не имеют обуви, постельных принадлеж­ностей и сильно истощены»¹.

Крепкий быт партийных и хозяйственных руководителей на та­ком фоне выглядел вызывающе. Самое мягкое, что можно сказать о начальниках, поправляющих свое экономическое положение, так это то, что они поступали социально бестактно. Председатель Молотовского горисполкома в 1945 г. покупает пианино за 14 ты­сяч рублей. «Естественно, видимо, у кого-то возник такой вопрос, что, собственно, для партийного работника война в известной мере прибыльной оказалась. Когда страна в крови обливается, до предела напряжены все средства и энергия советского народа, а тут сбереже­ния оказались», — вспоминал тогдашние толки инструктор обкома. Работники с мест говорили «о буре возмущения со стороны трудя­щихся», наблюдавших жилищное строительство советского деятеля районного масштаба². Надо сказать, что живущие в нужде рабочие и служащие были склонны подозревать в уголовных преступлени­ях каждого хозяйственника. С ними были солидарны и работники правоохранительных органов. В официальном письме областного прокурора, объезжавшего с ревизией северные районы области, со­держится прямое указание на этот счет. «Состоя в должности ком­мерческого директора (Красновишерского бумажно-целлюлозного комбината — О. Л.), Абатуров — его Д. Куляпин предлагает осво­бодить от должности ввиду прошлых политических грехов (был в 1928 г. судим за контрреволюцию) — живет далеко не по средст­вам, хотя прямых фактов присвоения и растраты и т. п. нет, но, тем не менее, его образ жизни наводит на мысль местное население о том, что он живет не по средствам»³.

Хмелевский, заботившийся, кроме всего прочего, о снятии соци­ального напряжения, одной рукою открывал клапан, другой — силь­нее вдавливал его. Тем более, что начальство быстро воспользовалось благоприятной ситуацией. Многие ответственные работники пусти­лись во все тяжкие: бражничали, развратничали, самоуправничали. «Существуют такие разговоры, если раньше было два заместителя

¹ ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 149. Л. 251.

² Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950-14.01.1950// ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 16. Д. 2. Л. 68, 88.

³ Куляпин - Пигалеву. 6.12.1948.//ГАПО. Ф. р1366. On. 1. Д. 531. Л. 91.

103

председателя облисполкома, которые по малу не пили, то там теперь три заместителя, которые по малу не пьют»¹.

На том же пленуме недобрым словом вспоминали секретаря рай­кома, который «...сожительствовал с десятками женщин, на пленум приходил пьяным, по 4-5 дней не являлся на работу, пьянствовал и сидел на бывшей даче, которая была, если можно так выразиться, пристанищем его моральных разложений»².

Из многочисленных документов, помеченных 1945—1949 гг. (более ранние я просто не смотрел), следует, что использование ка­зенной собственности или должности в личных, сугубо корыстных интересах было явлением в Молотовской области широко распро­страненным. В 1947 г. центральная контрольная партийная комиссия занималась делом заведующего финхозсектром обкома Г. А. Шемина. Тот в 1945 г. «силами бригады строительства дома обкома» выстро­ил себе небольшой домик в 42,8 квадратных метра жилой площади, никому ничего не заплатив. Оказалось, что он также «...брал из сто­ловой обкома партии без талонов и норм: мясо, масло, яйца, булки, водку, торты, конфеты. Только по неполным данным <...> Шемин за 1944-1946 гг. взял продуктов на 41 400 рублей. <...> Пошил сверх полученного лимита 71 предмет одежды и обуви на 21111 рублей». Далее в «Справке», составленной контролером КПК Федоровым, пе­речислялись и другие проступки: «Взял без уплаты денег радиопри­емник, две кровати, ковер, дорожку 6 метров и другое на 3357 рублей и без оформления документов увез к себе на квартиру буфет, 2 стола и 6 стульев. <...> Выписал на склад столовой обкома более 260 лит­ров спирта. Часть спирта Шемин взял себе, другую часть выдал ра­ботникам обкома партии. В 1946 г. по распоряжению Шемина бух­галтерия обкома партии оплатила счет облисполкому за пианино на 12485 рублей. Это пианино Шемин без оформления документов взял в личное пользование»³.

Шемина примерно наказали строгим выговором и увольнением с работы за злоупотребление служебным положением. В своих хищни­ческих устремлениях заведующий финхозсектором не был одинок.

Городская молва указывала на женщину, директорствующую в тресте зеленого и лесного хозяйства: «Стажевская незаконно получа­

137

ет сено, кроме того, она эксплуатирует своих подчиненных. Сено ей косят и возят лесники, а за коровой ходит лесник т. Манина, а раньше ходила т. Чуклинова. Ежедневно ей за 6 км носят молоко. Ежегодно она дает указания по дачам лесникам, чтобы для нее садили овощи, и она их привозит к себе домой тоннами. Народ в городе и окрест­ностях ее стал звать графиней — и это, пожалуй, верно. Она за годы войны нажилась очень сильно, завела три дохи — и вот в январе ме­сяце 1945 г. купила каракулевую доху. Что ни день, то новый костюм. Занимается только собой», — писали анонимные авторы в газету «Правда»¹.

Письма подобного содержания шли и в обком ВКП(б): «Кто не знает, что Стажевская до передачи ей подсобного хозяйства исполко­ма имела на себе одно-два платья. Теперь же у нее сотни. Откуда это все куплено? А корова, а свиньи? Откуда у нее на хозяйстве шесть тонн овощей. Она хочет на всех плевать, потому что т. т. Попов, Хме­левский, Ахлюстин не дадут ее в обиду. Почему она бьет на авторитет наших лучших честных работников. Мы верим, что это не так. Медом всех не купишь, хотя его и много Стажевская раздает втихую. Неуже­ли нужна только Москва, чтобы этому положить конец?»².

Такой же репутацией пользовалась и А. М. Глебова — директор института вакцин и сывороток. В конце концов, областная прокура­тура возбудила дело по факту служебных злоупотреблений. В обком партии ушла соответствующая докладная записка. Все подтверди­лось: и взятки контролерам, и денежные выплаты родственникам, и использование казенных материалов «...для строительства автогара­жа для личной легковой автомашины»³.

Конечно же, и по должности, и по воспитанию, и, наверное, по субъективным представлениям Хмелевский был проводником ста­линской политики. Во многих случаях он следовал курсом, проло­женным в военные годы его предшественником Гусаровым. Вот толь­ко политические акценты все время смещал в сторону большей прак­тичности, хозяйственной целесообразности, руководствуясь зачас­тую здравым смыслом, собственным опытом, а не идеологическими формулами. Конечно, он читал доклады и выступал по радио, только делал это очень неохотно, без души. Поручал готовить материалы ин­структорам, а потом озвучивал написанный за ночь текст.

«Мне было поручено подготовить тов. Хмелевскому выступление по радио, расчет — 12-15 минут, — жаловался на пленуме лектор отдела пропаганды. — Я написал текст этого выступления и послал первому секретарю. Тов. Хмелевский по готовой шпаргалке высту­пил, а разве секретарь обкома партии не мог самостоятельно подго­товить политическое выступление по радио. Я рассматриваю этот факт с двух сторон: сказать, что тов. Хмелевский не мог самостоя­тельно подготовить, это маловероятно; вероятным является прямое игнорирование политической работы. Для того чтобы подготовиться к политическому выступлению, надо прочитать сочинения Ленина-Сталина, обратиться к решениям партии и т.д. Легче всего поручить лектору, чтобы подготовил выступление — и получается: одно гово­рим — другое делаем. Такое же положение и с политическими докла­дами по текущему моменту. Я приведу ряд фактов. Тов. Хмелевский однажды выехал в Краснокамск. Ночью звонок — пошлите доклад по текущему моменту. Мы быстро состряпали доклад (в зале — смех), направили тов. Хмелевскому. Я не знаю, какие результаты, но, вооб­ще-то говоря, товарищи, которые слушали доклад тов. Хмелевского в Краснокамске по этой шпаргалке, отзывались плохо. Мне кажется, такая позиция первого секретаря обкома партии — выступать по го­товой шпаргалке — не к лицу и порочна»¹.

В общем, К. М. Хмелевский был по преимуществу хозяйственни­ком и, стало быть, по меркам 1949 г., вот-вот мог сбиться с партийно­го курса, оступиться и захромать на правую ногу, как Г. М. Попов, ко­торому «...товарищ Сталин лично сказал, что у меня хозяйственный уклон в работе. Он мне сказал: "У Вас хозяйственный уклон ". В чем тут дело? Дело, конечно, товарищи, заключается, как товарищ Ста­лин выразился, в том, что нужно понимать душу партийной работы. Вот этого понимания души партийной работы не было в достаточной мере. Товарищ Сталин разъясняет, что это значит — понять душу партийной работы. Это значит — поднять активность партийных масс. Развернуть внутрипартийную демократию, самокритику, кри­тику недостатков. Вот что значить понять душу партийной работы»².

¹ Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950-14.01.1950// ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 16. Д. 2. Л. 86-87.

² Выступление Г. М. Попова на объединенном пленуме Московского об­ластного и городского комитетов ВКП(б). 13.12.1949.//ЦК ВКП(б) и регио­нальные партийные комитеты. 1945-1953. М.: РОССПЭН, 2004. С. 215.

103

139

Хмелевский, конечно, все эти слова знал, при случае повторял, даже написал (подписал?) брошюрку соответствующую о том, каким должен быть партийный руководитель. Но вот становиться главным кадровиком или того хуже — постоянным председателем товарище­ского суда в большой коммунальной номенклатурной квартире или записным оратором на митингах и собраниях явно не хотел, да, на­верное, и не умел.

А вот М. Т. Данилкин — пора, наконец, вспомнить и о нем, — на­против, с младых ногтей любил выступать с докладами и лекциями¹.

Хмелевскому все труднее удавалось соблюдать баланс между го­сударственными и общепартийными интересами, с одной стороны, и растущими аппетитами местной номенклатуры, с другой. Централь­ная власть закручивала гайки. В то же время старые кадры, за годы войны уверовавшие в свою незаменимость, никак не хотели привы­кать к новым порядкам. Местная милиция, возглавляемая честолю­бивым полковником Скрипником, начала охоту на хозяйственных руководителей. Сотрудники отдела борьбы с хищениями социали­стической собственности (ОБХСС) практикуют ночные обыски без ордеров прокуратуры, они ищут запасы продовольствия, лишние карточки, дорогие вещи. Найдя, изымают, а затем вызывают граждан, в том числе, и работников партийных аппаратов, на ночные допро­сы. Возбуждают уголовные дела. В «Отчете о работе с руководящими кадрами управления МВД по Молотовской области за 1947 год» есть сводная информация об их работе за 2 года: 860 арестов в 1946 году; 2846 арестов в 1947².

Прокуратура протестует, но без большого успеха. На помощь про­куратуре приходит К. М. Хмелевский. Секретарь обкома хлопочет о партийной реабилитации проштрафившегося хозяйственника, только что спасенного не без его помощи от тюрьмы. На январском пленуме обкома 1950 года об этом эпизоде вспомнил маленький аппаратный чиновник. Сводя счеты с поверженным начальником он говорил:

«Должен сказать следующее, по-моему, тов. Хмелевский двуруш­ничал. Это можно подтвердить следующим фактом. Обком ВКП(б) исключил из партии бывшего начальника Облегпрома Зальцберг. Это было в 1947 г. За развал работы и другие злоупотребления. Что дела­ет тов. Хмелевский? Хмелевский в ноябре-декабре 1947 г. находился в доме отдыха под Москвой. Он вызвал в Москву члена партколле-

¹ См: Протокол допроса Лоскутова М.Н. 13.03.1953//ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9925. Т. 1. Л. 109.

² Отчет о работе с руководящими кадрами управления МВД по Моло­товской области за 1947 год//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 14. Д. 136. Л. 31.

103

гии тов. Зайцева и поручил ему выяснить настроения в КПК при ЦК ВКП(б), нельзя ли восстановить Зальцберга в партии. Тов. Зайцев выяснил, но почва оказалась шаткой, тогда тов. Хмелевский позиции сдал, поскольку в КПК настроения другие»¹.

В конце концов, милицию секретарь обкома победил. Скрипник был с работы снят. Бюро обкома 4 ноября 1947 г. приняло соответст­вующее постановление. Через десять месяцев по районным партий­ным организациям было разослано специальное письмо:

«Областной комитет партии располагает данными, которые гово­рят о том, что в последнее время в ряде подразделений МВД и осо­бенно в органах милиции ухудшилось состояние государственной и партийной дисциплины, имеют место факты аморального поведения отдельных работников, злоупотреблений служебным положением и нарушений революционной законности. Некоторые работники милиции грубо нарушают и извращают советские законы: произво­дят незаконные обыски и аресты, избивают арестованных, изымают и присваивают себе вещественные доказательства, деньги и другие ценности, нарушают сроки ведения следствия. Отдельные работники органов МВД и милиции совершают кражи, взяточничество и рас­хищение социалистической собственности. Это имело место в аппа­рате областного управления милиции, в Верхнемуллинском районе, Краснокамске, Березниках, в 1-ом отделении милиции г. Молотова. Некоторые начальники подразделений МВД сами допускали подоб­ные преступления и показывали дурной пример подчиненным (Иг-лин — Болыпесосновский район, Мехоношин — Гайнский район и др.)». Обком потребовал «принять меры к укреплению органов МВД проверенными и политически подготовленными кадрами»².

Хмелевский был вынужден защищать хозяйственников не толь­ко из деловых соображений. Аресты руководителей снабженческих и торговых организаций бросали тень на всю Молотовскую область. Неугомонные следователи МВД покушались на работников партий­ного аппарата, они собирали, а иной раз и фабриковали материалы против хозяев области.

По стилю руководства, по выбранным управленческим приори­тетам, наконец, просто по складу характера Кузьма Михайлович Хмелевский менее всего подходил на роль чистильщика хозяйст­венных и партийных кадров, уготованную ему партийным журна­

141

листом. Тем более что в фельетоне, направленном против М. 3. Ду­гадко — одного из лучших организаторов снабжения в области, да, наверное, во всей химической отрасли (его знал и за него заступал­ся министр химической промышленности М. Г. Первухин) — было много патетики и мало фактов. Мих. Тихонов — под таким про­зрачным псевдонимом выступил в газете «Звезда» М. Т. Данил­кин — обвинил начальника ОРСа Азотно-тукового завода в том, что тот, прибывший в эвакуацию худым и дурно одетым, «...раздоб­рел телом <...> и снискал себе славу одного из самых обеспечен­ных жителей города». И супруга его тоже располнела, обзавелась золотыми украшениями и оделась «в шелк, меха, фетр». Дугадко за большие тысячи отремонтировал себе квартиру, а в ванную комнату «...установил не просто колонку, а колонку из нержавеющей стали». Откуда такие деньги? Ясно — украл. Не мог не украсть. Нехитрая житейская мудрость: от трудов праведных не наживешь палат ка­менных. И в прошлом году Дугадко получил слишком много пре­миальных — 45 тысяч рублей. «При этом законными основаниями подкреплены только семнадцать. А остальные двадцать восемь?». Автор фельетона дает слово и неназванному оппоненту: «ОРС заво­да и в годы войны, и после работал и работает хорошо. Что же еще надо? Дугадко — толковый, предприимчивый работник. Правда, не без недостатков». После чего все эти аргументы уничтожаются одним, зато идейным соображением: «...процветание Дугадко <...> слишком не в ладах не только с основами коммунистической нрав­ственности, но и с основами советской законности»¹.

Журналист метил не только в М. 3. Дугадко, но и в директора за­вода А. Т. Семченко, члена областного комитета партии (избран еди­ногласно в феврале 1948 г.²), любимца Хмелевского. О последнем обстоятельстве Данилкин мог и не знать, как, к слову, и о том, что подвергает критике и осмеянию основной принцип кадровой поли­тики первого секретаря.

Возникает вопрос, как вообще могла появиться такая статья в га­зете, редактируемой человеком, входившим в ближний круг хозяина области, членом бюро обкома Борисом Никандровичем Назаровским, бывшим и советником, и сотрудником Хмелевского. Кузьма Михай­лович его ценил, за службу отблагодарил орденом по случаю юбилея

Кизеловского угольного бассейна¹. Через короткое время представил к очередному ордену, на этот раз по случаю юбилея Камского речно­го пароходства². В партийной среде у Б. Н. Назаровского сложилась прочная репутация «человека Хмелевского».

«Тов. Назаровский и тов. Хмелевский — большие друзья и това­рищи. Мне, как работнику и как члену обкома, это было видно, да и многим другим работникам обкома», — напомнила партийным ак­тивистам бдительный инструктор обкома³. Не только в газете, но и в партийных собраниях ответственный редактор следил за тем, что­бы критика областного руководства не выходила за границы дозво­ленного. «Я тогда выступил, сделал упрек в адрес горсовета и лич­но тов. Михайлина, — докладывал в том же 1950 г. директор треста "Молотовлес" Бушманов. — Нехорошие дела были. Надо было его ударить, поправить, и, что вы думаете, не успел сойти с трибуны, как член бюро тов. Назаровский прочитал мне такую проповедь. Он ска­зал: Ваше выступление является обобщающим, как бы не было клеве­ты на нашу областную организацию. Я, — заявляю, — Боже упаси, и думать не думал об этом. И вот сейчас диву даюсь, вроде как пере­строился тов. Назаровский, обеими руками критикует (в зале смех) в оригинальном стиле, а именно, обязательно все большие работники должны пройти через критику»⁴.

Недосмотр можно исключить. «Все корреспонденции, вплоть до информационных заметок, Борис Никандрович внимательно про­сматривал перед тем, как переправить в типографию. Делал он это обычно вечерами. К утру на его столе оставались материалы, которые необходимо доработать. К каждому приколота бумажка, что нужно еще сделать, уточнить, поправить, или вообще написать заново, если проблема того заслуживает», — вспоминает о редакторском стиле Назаровского один из его сотрудников⁵.

Скорее всего, Борис Никандрович — человек очень умный и ловкий (иначе сыну видного деятеля партии народной свободы, проще говоря, кадета, не сделать бы карьеру в советской журнали-

¹ См.: Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950— 14.01.1950//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 16. Д. 2. Л. 88.

² См.: Зенков В. Г. Несколько штрихов к портрету Б.Н. Назаровского// Назаровский. — Пермь: Пушка, 2004. С. 48-49.

³ Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950-14.01.1950// ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 16. Д. 2. Л. 140.

⁴ Стенограмма 6-го пленума обкома ВКП(б). 13.01.1950-14.01.1950// ГОПАПО. Ф. 1 05. Оп. 16. Д. 2. Л. 31.

143

103

стике) — начал играть свою собственную игру. К. М. Хмелевский мог считать свои позиции неколебимыми. Его ценят в ЦК. К со­рокалетию награждают орденом Ленина. А вот Б. Н. Назаровский, кажется, замечает то, что проходит мимо внимания его патрона: изменение политической конъюнктуры, новое усиление режима. Военные методы выходят из моды. Москва требует дисциплины и карает хозяйственников за проступки, на которые не обращала вни­мания в 1941 — 1945 гг. Милицейская активность не может быть слу­чайной. В такой ситуации представляется целесообразным занять более критичную позицию по отношению к своему покровителю, дистанцироваться от старой политики. Если верить воспоминаниям людей, его знавших, Назаровский обывателей и мещан не любил, особенно тех, кто пользовался своим служебным положением.

Из документов, мною виденных, не ясно, прочел ли Хмелевский фельетон Мих. Тихонова сразу, или узнал о нем позже из вторых рук. Во всяком случае, в течение первых месяцев ничего не произошло. Областная прокуратура неспешно готовила следственные действия. Городской прокурор вовсе не находил оснований для возбуждения уголовного дела. Директор азотно-тукового завода А. Т. Семченко небезуспешно хлопотал о прекращении нападок на своего подчинен­ного. Областной комитет партии не вмешивался. В конфликте «Да-нилкин — Дугадко» Кузьма Михайлович, конечно же, был на сторо­не второго. Матвей Зайвелевич может обеспечить фондами завод и раздобыть продукты для его работников. Какая польза от Михаила Даниловича?

Или Данилкину подсказали (у Хмелевского были недоброжела­тели из числа обиженных сотрудников аппарата), или он догадался сам, но уже в июне 1948 г. журналист пришел к выводу, что на перво­го секретаря надежды нет. Он заодно с Семченко и даже с Дугадко. Надо писать в ЦК. 18 июня 1948 г. он отправляет большое письмо в Москву. К нему добавляет какие-то приложения. В пермских архи­вах это письмо не сохранилось. О его содержании можно судить по косвенным источникам: ссылкам, комментариям, цитатам из него, рассеянным в разных документах. Фабула письма выглядит таковой. В ОРСе Азотно-тукового завода орудует шайка жуликов, возглавляе­мая Дугадко. Директор завода эту шайку покрывает, более того, он ее злоупотреблениям способствует. Березниковский горком партии борьбу с хозяйственными преступлениями не ведет, на критические выступления печати не реагирует. Областное управление внутрен­них дел также не разоблачает расхитителей, поскольку его руководи­тели кормятся из преступных рук. Обком не замечает, что крупным

144

промышленным городом заправляют близорукие обыватели, мелко­буржуазные перерожденцы, расхитители и рвачи. И в самом аппарате обкома тоже есть нечестные люди.

Из ЦК письмо, видимо, со стандартной резолюцией «проверить факты, разобраться и доложить о принятых мерах» вернулось в моло-товский обком. Реакцию Хмелевского нетрудно угадать. Год назад по такому же письму был уволен его ближайший сотрудник — второй секретарь обкома Семен Афанасьевич Антонов.

Семен Афанасьевич Антонов — выпускник 1935 года Сверд­ловского горного института, дипломированный инженер, работав­ший по специальности на предприятиях Соликамска и Березни­ков. В 1942 г. был приглашен в Молотовский обком партии. Тогда принято было говорить — выдвинут. На новом месте службы С. А. Антонов проявил себя как нельзя лучше, иначе не объяснить его успешную карьеру и завоеванное им профессиональное при­знание. После ухода в аппарат ЦК Н. И. Гусарова в апреле 1946 г. его избирают на должность второго секретаря обкома. Представля­ет Антонова Кузьма Хмелевский:

«Тов. Антонов, 1910 г. рождения, член партии с 1932 г., образова­ние имеет высшее техническое, окончил горный институт в Сверд­ловске по специальности — горный инженер. В обкоме партии работает с 1942 г. Работал секретарем обкома партии по топливной промышленности, в настоящее время секретарем по кадрам.

Тов. Антонов является человеком, который очень глубоко раз­бирается в вопросах, умеет найти правильное решение, достаточно политически развит и где он работал, всегда успешно выполнял са­мые сложные вопросы. В частности, особенно много он поработал и проявил себя как хороший организатор в Кизеловском угольном бассейне. По своим деловым и личным качествам он, безусловно, справится с этой задачей — второго секретаря»¹.

Антонов справился. Когда его снимали с работы, никто из чле­нов бюро не сказал о нем ни одного худого слова. Напротив, секре­тарь по кадровым вопросам Лайкин напомнил собравшимся, что Семен Афанасьевич «...работал преданно, во всех отношениях хо­роший человек»².

103

По должности и за заслуги второй секретарь Молотовского обкома был выдвинут и избран депутатом Верховного Совета РСФСР в феврале 1947 г. Не знаю, какую избирательную кам­панию он вел: встречался ли с гражданами, объезжая округ, или все обошлось краткими официальными церемониями. В любом случае избиратели могли познакомиться с его биографией на официальном плакате. Учительница М. А. Суханова из г. Канаш Чувашской АССР по портрету узнала в кандидате от блока ком­мунистов и беспартийных сына местного фабриканта, о чем неза­медлительно информировала ЦК ВКП(б). Назначили проверку, которая выяснила, что бдительная работница просвещения не ошиблась.

«Все опрошенные утверждают, что отец Антонова С. А. — Ан­тонов Афанасий Антонович появился в г. Канаш в 1913-1914 г. из деревни Енеш-Косы Цивильского уезда. Сначала он поселился в доме своего родного брата Филиппа, затем, очень скоро купил дом у лесопромышленника Игнатьева и переселился в него (сейчас в этом доме, к которому сделан пристрой, размещен финансово-эко­номический техникум). Уже до прибытия в Канаш Антонов А. А. занимался скупкой и продажей мочальных изделий, а в Канаше развил эту деятельность до внушительных размеров, — сообща­лось в официальной справке, составленной по итогам расследо­вания. — По архивным данным Налогового отдела НКФ УФС Цивильского уезда Автономной Чувашской ССР, в 1926 г. оборот торгового предприятия А. А. Антонова составлял 100000 рублей в год»¹. Его сын — будущий второй секретарь обкома — в том же году ушел из дома сразу же после окончания семилетки. Через год полностью порвал с семьей, перебрался в другую область, уст­роился рабочим на Лысьвенский металлургический завод. В ан­кетах указывал совсем другое происхождение. К слову, и его отец не стал дожидаться раскулачивания, дело свернул, из города уе­хал, устроился на работу в леспромхоз — заведующим красным уголком. Был он человеком грамотным, считал отменно. Спустя двадцать лет о нем говорили, что «вся бухгалтерия Антонова А. А. была у него в кармане»².

Семен Афанасьевич так объяснял свой поступок:

146

«Я уехал, зная, что сыном кулака мне нельзя будет учиться. Ко­гда я поступил на железную дорогу, меня уволили через 5 дней».

С того времени партиец Антонов скрывал свое происхождение. «Я виноват, что при вступлении в партию не указал о фактах тор­говли отца в 1923—1927 гг. Я не знаю, как это объяснить, я искрен­не говорю: не набрался силы воли сказать об этом факте»¹.

Второй секретарь обкома входил в номенклатуру ЦК. Ре­шение принимали на самом высшем уровне. Хмелевский ездил в Москву, видимо, пытаясь спасти перспективного работника и оправдаться самому. «Я имел беседу с секретарями ЦК партии т. т. Кузнецовым, Ждановым, — рассказывал он членам бюро об­кома. — Молотовская партийная организация считалась и счи­тается одной из виднейших организаций нашей страны. Я вместе с тов. Гусаровым выдвигал тов. Антонова. Мы в течение несколь­ких лет радовались, когда видели: человек растет. Оказалось у него не хватило мужества, честности сказать хотя бы при выдви­жении кандидатом в депутаты, чтобы это дело могли исправить. Но что же сделаешь теперь? Я должен больше сказать. Если т. Антонов раньше сказал — при вступлении в партию, или когда брали в обком, как говорит т. Кузнецов, мы бы подумали, стоит ли его с партийной работы освобождать. Когда же в последний мо­мент выборов, сейчас его оставлять на руководящей партийной работе невозможно»².

И хотя за преднамеренное сокрытие своего социального про­исхождения полагалось обманщика исключить из партии, для Ан­тонова было сделано исключение. Постановление бюро гласило: «За то, что тов. Антонов С. А. оказался нечестным перед партией, скрыл при вступлении в ВКП(б), в дальнейшем при выдвижении его в обком ВКП(б) свое социальное происхождение — из семьи крупных торговцев — считать невозможным оставлять его на ра­боте второго секретаря обкома ВКП(б). Освободить тов. Антоно­ва от обязанностей второго секретаря обкома ВКП(б), объявить строгий выговор т. Антонову с занесением в учетные документы за скрытие своего социального происхождения. Просить ЦК ВКП(б) утвердить данное постановление»³.

¹ Постановление Бюро Молотовского обкома ВКП(б) от 3 июля 1947 г. §4. О тов. Антонове С. А.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 59. Л. 62-63.

² Постановление Бюро Молотовского обкома ВКП(б) от 3 июля 1947 г. §4. О тов. Антонове С. А.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 59. Л. 66-67.

103

В лице скромной учительницы М. А. Сухановой секретарь обкома встретился, кажется, впервые со зловещим персонажем сталинского политического мира — с маленьким человеком.

Такое скромное наименование не должно вводить в заблужде­ние. Маленький человек — это вовсе не рабочий или колхозник, или мелкий служащий, как это может на первый взгляд показать­ся. Нет, это гражданин, который, не занимая высоких постов, рис­кует, но разоблачает больших начальников, совершающих круп­ные преступления. Именно в таком значении Сталин употребил словосочетание «маленький человек» в заключительной речи на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 г.:

«Второй пример — пример с Николаенко. О ней много говори­ли, и тут нечего размазывать. Она оказалась права — маленький человек Николаенко, женщина. Писала, писала во все инстанции, никто внимания на нее не обращал, а когда обратил, то ей же на­клеили за это. Потом письмо поступает в ЦК. Мы проверили. Но что она пережила, и какие ей пришлось закоулки пройти для того, чтобы добраться до правды! Вам это известно. Но ведь факт — ма­ленький человек, не член ЦК, не член Политбюро, не нарком и даже не секретарь ячейки, а простой человек — а ведь она оказалась пра­ва. А сколько таких людей у нас, голоса которых глушатся, заглу­шаются? За что ее били? За то, что она не сдается так, мешает, бес­покоит. Нет, она не хочет успокоиться, она тыкается в одно место, в другое, в третье, — хорошо, что у нее инициативы хватило, ее все по рукам били, и когда, наконец, она добралась до дела, оказалось, что она права, она вам помогла разоблачить целый ряд людей. Вот что значит прислушиваться к голове низов, к голосу масс»¹.

Маленький человек — это человек, стучащий громко и само­отверженно. Даже если он и не во всем прав: что-то додумывает, о чем-то сочиняет, сообщает непроверенные слухи, тем не менее, к нему следует прислушиваться и оберегать от притеснений мест­ных, или ведомственных начальников.

«10% правды — это уже правда, это уже требует от нас реши­тельных действий, и мы поплатимся, если не будем так действо­вать», — наставлял Сталин своего украинского полпреда².

¹ Сталин И. Заключительное слово на пленуме Центрального комитета ВКП(б) 5 марта 1937 года (стенографический вариант)//Соч. т. 14. ttp:// www.hrono.ru/libris/stalin/14-9.html

103

Чтобы стать маленьким человеком, нужно проявить себя: под­вергнуться риску, разоблачить служебные преступления или вра­ждебную деятельность большого человека, снискать признание и получить на какое-то время охранную грамоту от московских властей — в виде упоминания в речи, произнесенной с высокой трибуны, или в газетной публикации. Главная привилегия малень­кого человека — это право обращаться лично к первым руководи­телям. Та же Николаенко регулярно приходила к Хрущеву, и тот ее послушно принимал. На партийную карьеру эти люди рассчи­тывать, однако, не могли. Их общественный статус оставался зыб­ким. Главное заключалось в том, что инверсией этого политиче­ского персонажа была отталкивающая фигура матерого клеветни­ка, стремящегося истребить партийные кадры. И границы между ними были открытыми. Партийные чиновники этих барабанщиков ненавидели. Н. С. Хрущев рисует образ Николаенко сплошь чер­ными красками: она и опасная сумасшедшая, и сексуально озабо­ченная, и патологически лживая женщина. Поскольку трогать ее нельзя, следует избавляться от нее другим способом: переместить в другую область. Никита Сергеевич не без гордости рассказывает, как ему удалось от нее избавиться: «Она договорилась в Москве с начальником Комитета по культуре (как помню, у него была укра­инская фамилия) и уехала. Мы вздохнули с облегчением, и я ска­зал Сталину, что вот наконец-то она уехала. Он пошутил: "Ну, что, выжили?". Говорю: "Выжили". А через какое-то время ее послали, кажется, в Ташкент. Оттуда она стала осаждать меня телеграммами и письмами, чтобы вернули ее на Украину. Но тут я сказал: "Нет! Забирать ее на Украину мы не будем, пускай лучше там устраива­ется". Я сказал об этом Сталину, и Сталин согласился и даже шу­тил по этому поводу»¹.

Местным начальникам было не до шуток. В сталинской карти­не мире, отличающейся двоичностью смысловых кодов, малень­кий человек исполнял важную функцию, но всегда в паре с чело­веком большим, то есть с ответственным работником, наделенным особым доверием. Маленький человек есть его антитеза. Только в такой связке приобретает смысл указание на его незначительную величину. Средой обитания маленького человека является госу­дарственная машина. Именно в ней общественная иерархия пред­ставляется оправданной, необходимой и функциональной. Гене­

вости», 1999. С. 122.

149

ралы командуют офицерами. Те отдают приказы унтер-офицерам. Последние ведут в бой массы. Так вот, маленький человек — это рядовой или сержант, который замечает в поведении командира подозрительные черты и, вопреки субординации, обращается к верховному главнокомандующему. Он вдвойне рискует, поскольку нарушает государственную дисциплину и навлекает на себя гнев непосредственного начальника, особенно, если тот встал на вра­ждебный путь и не стесняется в средствах. Самоотверженность маленького человека вознаграждается тем, что он ценой собствен­ного благополучия вскрывает злоупотребления и преступления больших людей, тем самым, помогая вождю, а с ним и всему народу пресечь вражьи происки, выкорчевать заговорщические гнезда.

В социальной организации маленькому человеку отводилась роль челнока, в своем неустанном движении соединяющем верши­ну пирамиды с ее основанием прямыми и непосредственными свя­зями, дополняющими и поправляющими бюрократические, струк­турно выстроенные механизмы контроля и подчинения. В сим­волическом пространстве сталинского мифа маленький человек олицетворял живую связь между вождем и рядовым советским гражданином. Более того, само наличие такого социального пер­сонажа ставило великого человека над государственной машиной, выводя последнего из системы расписанных координат, регламен­тирующих повседневную жизнь советских людей, иначе говоря, делало его вождем, не зависимым от бюрократии. И в этом смысле маленький человек, советский аналог неутомимого разгребателя грязи, являлся необходимым элементом сталинской системы гос­подства и управления.