В ловушке

20

В четверг на первой большой перемене он наконец дозвонился до уборщицы Роберта. Ее телефон он отыскал еще во вторник в адресной книге. Во всем Гамбурге нашлось лишь четыре абонента с такой фамилией, а в Ольсдорфе лишь «Эсром Г.». Габи, Гудрун, Герлинда?

— Глория Эсром? — Она произнесла свое имя приветливым и чуть вопросительным тоном.

— Эверманн. Добрый день. Мы с вами незнакомы, фрау Эсром, я друг Роберта Бона, — сказал Йон и примостился на краешке стола. Чтобы никто не мешал, он зашел в классную комнату шестого «а». — Вы ведь убираете у него, не так ли?

— Верно.

— Вы, случайно, не знаете, куда он делся? Может быть, уехал куда-то? Я никак не могу до него дозвониться. — После звонка Кёна во вторник он по нескольку раз в день набирал номер Роберта и держал трубку ровно десять гудков.

— Вы пытались звонить на его мобильный телефон?

— Разумеется. Но он, вероятно, отключен, — ответил он. «Абонент временно недоступен, the person you have called is temporary not available», говорил каждый раз певучий женский голос. Нужны ли вообще такие частые звонки, чтобы задокументировать свою тревогу о Роберте? Регистрирует ли «Телеком» те звонки, разговор по которым не состоялся? И можно ли зафиксировать такие попытки и через несколько месяцев? Вероятным было все, ведь техника связи развивалась гигантскими темпами.

— Он ничего мне не говорил ни про какие поездки, — сказала фрау Эсром. — Во всяком случае, вчера я не застала его дома. Но тут нет ничего странного, у меня есть ключ, и я вижу его далеко не каждый раз.

— В квартире все было нормально? — Она изучает биологию, вспомнил он, и как раз теперь пишет дипломную работу. Он представил себе стройную темноволосую молодую женщину, которая рассматривает под микроскопом красную капельку.

— Как обычно.

— Я ничего не слышал о нем с пятницы, — сказал Йон, — тогда он был у меня вечером, на ужине. В Ниндорфе.

Ее голос еще более смягчился.

— Ах, это вы.

Он зажал пальцем другое ухо — сквозь открытые створки врывался шум со школьного двора.

— Мои сердечные соболезнования. Господин Бон рассказал мне о… — она выдержала крошечную паузу, — о несчастном случае.

Он испугался. Если Роберт говорил со своей уборщицей про смерть Шарлотты, что он мог ей там наплести? Возможно, эта студентка не только убирала у него, но и оказывала между мытьем пола и вытиранием пыли другие маленькие услуги. Любовные, например. Возможно, она не худенькая брюнетка, погруженная в свою науку, а белокурая хищница. Возможно, она рылась в отсутствие Роберта в его вещах.

— Он очень сильно переживал из-за кончины вашей супруги, — сообщила фрау Эсром.

— Да, я знаю. Мы дружим с незапамятных времен. Он очень помог мне в последнее время, приезжал ко мне почти каждый день. Поэтому-то мне и кажется таким странным, что он исчез и не дает о себе знать. Вы ведь уже достаточно давно работаете на него, наверняка знаете его привычки.

— Да, пожалуй, — неопределенно отозвалась она.

— Раз у вас есть ключ… И раз он рассказывает вам о таких частных вещах… У вас нет никаких догадок, где он может быть?

Она помедлила, потом сказала:

— Возможно, он уехал на пару дней играть в гольф, иногда он так поступает совершенно неожиданно.

В гольф? Дама с «сырной» фамилией навела его на весьма полезную мысль. Но где же, черт побери, Роберт держал свои клюшки? Только бы не на видном месте в своей квартире, где она может наткнуться на них при следующей уборке. Йон вспомнил, что иногда видел их в багажнике его «бенца»; возможно, они по-прежнему там лежат. Но даже если клюшки обнаружатся в квартире, Роберт мог все равно уехать играть в гольф с легким багажом, куда-нибудь в теплый климат. На каждой площадке для гольфа можно взять клюшки напрокат.

— В гольф? Пожалуй, не исключено, — согласился он и добавил в свой голос немного облегчения. — Об этом я как-то не подумал. Возможно, он упоминал об этом. Пока что я не могу назвать себя внимательным слушателем.

— Я очень хорошо это понимаю, — согласилась она.

Ее нежный голос успокаивал. Будь у нее близкие отношения с Робертом, ее бы встревожило его исчезновение.

— Благодарю вас, я отчасти успокоился, — сказал он. — Огромное спасибо. — Он дал ей свой домашний телефон и номер мобильного.

— Я позвоню, если что-нибудь услышу. — Разговор она закончила дружелюбным, пропетым в два слога «по-ка».

Он спросил себя, должен ли он испытывать угрызения совести оттого, что лишил ее источника дохода, а ей ведь наверняка нужны деньги. Интересно, как платил ей Роберт? Каждый раз оставлял деньги на столе, как он с Шарлоттой для Эмины? Или переводил оговоренную сумму на ее счет? Как бы то ни было, но от нежной фрау Эсром долго не укроется, что дело нечисто. Остается лишь надеяться, что она не доставит ему неприятностей.

В учительской он увидел Юлию, снова в красных сапожках, и на сей раз ярко-зеленых чулках, — этакий маяк под короткой юбкой. Она беседовала со Штрунцем, речь шла о реализации небольшой суммы, выделенной на этот учебный год для уроков искусства. Проходя мимо, Йон кивнул ей и мысленно стянул с ее ног чулки.

Через некоторое время она подошла к нему, когда он стоял возле кофейной машины, и попросила с преувеличенной отчетливостью:

— Не сделаете ли и мне кружечку?

При этом она улыбнулась ему так, что он понял — она знает его мысли.

Неподалеку стоял Мейер-англичанин, он достал пачку бумаг из своего ящика и листал их. Йон почти наслаждался тем, притворяясь перед остальными, будто Юлия для него не более чем коллега.

— Молоко? Сахар? — громко спросил он, как будто не знал, что она, так же как и он, пьет кофе несладким. Поискал пакет с молоком — опять он наверху холодильника, наверняка простоял там несколько часов! В этом коллективе никто не дает себе труда убирать молоко на место. Краешком глаза он наблюдал за Мейером-англичанином — тот сложил бумаги в портфель, вынул из него яблоко и, бросив взгляд на наручные часы, пошел к двери.

— Вижу по вашему лицу, что лучше без молока, — ответила она. — Знаете, вам непременно нужно побывать в Кунстхалле, на выставке Хаммершой. Он всегда рисовал свою жену, но почти всегда со спины, причем очень любопытно. Жену и квартиру. Все двери, двери… Как одержимый.

— Не уверен, что мне это интересно, — ответил Йон и протянул ей кружку кофе. Потом понизил голос. — Разве что у той женщины такая же красивая спина, как у тебя.

Она взглянула на него над краем кружки, прямо ему в глаза.

— В отличие от меня, она всегда одета. Тебе все-таки нужно побывать на этой выставке, картины любопытные.

Он вылил содержимое своей кружки в раковину — без молока кофе был невкусный.

— Разве что ты пойдешь со мной?

— Я хочу сводить туда слушателей моего факультатива, — ответила она и пристроилась с кружкой в руке на подоконнике, положила ногу на ногу и покачала красным сапожком.

Некоторое время Йон молча созерцал ее красивые ноги. Да, она права, идти вдвоем в Кунстхалле сейчас неразумно. Но ведь так хотелось бросить ей вызов! Еще никогда ему не приходилось бегать за какой-нибудь женщиной; как правило, они сами вешались на него, ему оставалось лишь выбирать. С Юлией все по-другому, его не покидает ощущение, что он все время отстает от нее на шаг. И он прекрасно сознавал, что сейчас лучше не задавать этого вопроса, но не смог удержаться:

— Когда ты там была?

— Вчера.

— Надо было взять меня с собой. Мы бы как-нибудь замаскировались.

Она улыбнулась:

— Я думала, ты встречаешься с маклером.

— Ради тебя я мог бы все отложить.

Она рассмеялась своей четырехтональной руладой.

— Лучше не надо. Ну, и как? Что он сказал про твой дом?

— Не видит проблемы в том, чтобы сдать его за приличные деньги. В воскресенье он привезет первого клиента.

— Уже? Так скоро? — Она посмотрела куда-то мимо него, подняла руку и кивнула.

— Чем скорей, тем лучше. — Йон проследил за ее взглядом, перед открытой дверью стояли Янина Петерсен и Бильге Узун с папками для рисования. — Я хочу съехать не позднее первого июня, а до этого надо сделать там полный ремонт. Чем ты занимаешься сегодня вечером? Мы увидимся?

Она соскользнула с подоконника и поставила кружку в раковину.

— Увы, абсолютно нет времени. Но если ты все-таки соберешься в Кунстхалле, выставка открыта до девяти часов. Пока. — Она направилась к дожидавшимся ее девочкам.

Йон смотрел ей вслед, пока не заметил, что за ним наблюдает Вильде, — тот сидел за столом и чистил банан. Йон тут же сравнил его с обезьяной и представил себе, как его коллега бьет себя кулаками в грудь, бегает на кривых лапах и с развевающейся бородой по джунглям. Картина получилась настолько нелепая, что он невольно рассмеялся. Вильде беззлобно ухмыльнулся в ответ.