Неожиданно для себя Говард обнаружил, что последние пять минут находится к процессе перехода от полного отрицания к признанию своего влечения к Кристине. И хотя её агрессивное поведение могло бы обмануть менее искушенного человека, он понял, что влечение это обоюдно, что, однако, лишь затрудняло преодоление соблазна.
Догадайся Кристина, что у него на уме, она вряд ли приняла бы руку помощи, протянутую, чтобы помочь ей пройти в гостиную.
— Сядь, — сказал Говард, подводя Кристину к мягкой софе.
— Я, — Губы ее дрожали так сильно, что досказать ей не удалось. — Извини, — продолжила она после долгой паузы. — Все это слишком неожиданно, Я до сих пор не могу поверить.
Элизабет была так добра ко мне. — Не в силах остановить дрожь, Кристина прикусила нижнюю губу.
— Да, она добрая женщина.
— А врачи уверены в диагнозе? — Содрогнувшись, Кристина подняла глаза и встретилась с полным боли взглядом Говарда. Теперь стало заметно и другое: со времени их последней встречи он похудел. Почему она не увидела этого раньше? Сколько же ему пришлось пережить!
Кристину захлестнула волна сострадания. Странное поведение и натянутое, неприязненное отношение к ней Говарда получали теперь совсем другое объяснение. Всему виной ее проклятый эгоизм, ведь если известие о болезни Элизабет произвело такое сильное впечатление на нее, то ему должно быть в тысячу раз хуже.
— Глупый вопрос, конечно, уверены. Для тебя это наверняка было ужасно, — сказала она, внутренне поморщившись от банальности своих слов, однако, утешая себя тем, что в такие моменты любые выражения сочувствия кажутся неадекватными ситуации.
— Ты не откажешься помочь? — спросил Говард.
— Если ты мне позволишь — Кристина осторожно погладила его по руке. — Все, что могу, только скажи. Все, что угодно.
— Я дам тебе знать.
Опущенные ресницы не позволяли видеть выражения его глаз, но румянец, еле заметный на смуглой коже, служил знаком того, что ее слова произвели впечатление. Зная нелюбовь Говарда к внешнему проявлению эмоций, Кристина почувствовала удовлетворение достигнутым результатом и постаралась перевести разговор на другую тему, чтобы несколько снять возникшую между ними неловкость.
— Знаешь, я всегда втайне завидовала твоим отношениям с матерью. — По выражению лица Говарда стало ясно, что ей удалось его удивить — задача весьма нелегкая. — Нормальные человеческие отношения между родителем и ребенком были для меня откровением, — объяснила Кристина с грустным смешком. Хотя он был уже отнюдь не ребенком, когда они познакомились. Увидев его в первый раз, она ушла в свою комнату и сняла со стен плакаты с участниками своей любимой рок-группы, поняв, что они не выдерживают конкуренции. — До той поры я считала нормой состояние непрерывной войны.
— У нас бывало всякое, ты ведь не знала меня подростком.
— Неужели ты был так плох?
— Скорее мне хотелось так думать.
Кристина рассмеялась, подумав с некоторым сожалением о сердцах, которые он, должно быть, в то время разбивал.
— Собственно говоря, я был прилежным учеником.
— Не может быть! — воскликнула она.
— Истинная правда. Я предпочитал учебу прогулкам с подружками и рок-концертам, делая исключение лишь для занятий спортом.
— Но тебе приходилось пересиливать себя, чтобы не быть белой вороной, да?
— Что делать, иногда приходится склоняться перед обстоятельствами, — подтвердил Говард.
Поверить и это было нелегко. Как бы Кристина ни старалась, она никак не могла представить его склонившимся перед чем-то или кем-то.
— Говард?
— Да.
— А как все это воспринял мой отец?
— Очень нелегко смириться с мыслью, что теряешь любимого человека, Кристина. А еще труднее признаться себе в том, что ничего не можешь с этим поделать. — Тяжело вздохнув, он взъерошил свои густые черные волосы. — Если был бы хоть один шанс, — сухо добавил Говард, — Огастес не упустил бы его. Он почти не отходит от Элизабет и подключил к ее лечению всех специалистов, которые только существуют на свете.
— Не беспокойся, Говард, я отдаю ему должное. И я знаю, что у него есть хорошие стороны характера, и не сомневаюсь в его любви к Элизабет. Ее трудно не любить. — Кристина попыталась улыбнуться, но почувствовала, что не может.
Говард молча протянул ей бумажную салфетку, чтобы вытереть навернувшиеся на глаза слезы.
— Она в больнице?
— Нет, теперь дома. Одна надежда на пересадку костного мозга, но никак не могут найти совместимого донора, а времени остается не так много…
— Сколько? — прошептала Кристина.
— Совсем мало.
Судорожно вздохнув, она взглянула ему в глаза.
— Тогда ты должен проводить с ней каждую свободную минуту! — воскликнула она, хватая Говарда за руку. — Не тратить зря времени и прямо сейчас, пока это еще возможно, скажи ей все, что хотел сказать раньше, но не смог. Если ты этого не сделаешь, то потом горько пожалеешь. Обещай мне, что последуешь моему совету, Говард!
Только остановившись, чтобы перевести дыхание, Кристина осознала, что ее горячность несколько переходит границы приличий. Взгляд серых глаз Говарда упал на ее руку, и, проследив за ним, она увидела, что вцепилась в него так крепко, что побелели костяшки ее пальцев. Устыдившись своей несдержанности, Кристина потихоньку убрала руку, вернее хотела убрать, потому что, к ее удивлению, он слегка придержал ее пальцы.
Это длилось всего лишь секунду, но сердце ее забилось так, что чуть было не выскочило из груди. И к тому времени, когда ей все-таки удалось освободить руку, Кристина была близка к панике и торопливо забормотала:
— То есть ты, конечно, не должен… Это просто предложение…
— А кому не сказала ты, Кристина? — Опустившись рядом на софу, Говард осторожно повернул лицо Кристины к себе. — Твоей собственной матери? — осторожно спросил он.
Поначалу голос ее звучал глухо и низко, и Говард понял, что до него она не рассказывала этого никому.
— Очень смешно! — фыркнула она, но воображение уже рисовало каково это — жить вместе с Говардом. Интересно, как он выглядит по утрам, когда просыпается? И до этого… когда еще спит?
— А ты когда-нибудь… — начала она, но замолчала, не рискнув продолжить.
— Жил ли я с кем-нибудь? — Казалось, вопрос нисколько не смутил его. — Нет, мне нравится моя свобода.
— Разве это не странно для мужчины твоего возраста? — И зачем только ей понадобилось спрашивать об этом?
— Я всего лишь на десять лет старше тебя, — заметил он.
— Что ж, значит, можешь еще погулять.
— Рад это слышать.
Говард никогда не понимал мужчин, интересующихся предыдущими любовниками своих подружек. Какая в конце концов разница, чем те занимались до их знакомства? Так почему же сейчас ему приходится бороться с желанием узнать все о сексуальной жизни сводной сестры? Дает о себе знать подавляемый ранее мазохизм?
Ведь они даже не были любовниками и никогда ими не станут…
Критический взгляд, которым Говард окинул комнату, вызвал у Кристины неприязненное чувство. Конечно, это несравнимо с тем, к чему он привык, но она гордилась результатом своих трудов. Да и трудно предположить, чтобы человек, привыкший жить в пентхаусах, мог посмотреть на вещи ее глазами: для него вся эта тщательно приведенная в порядок рухлядь выглядит, должно быть, все той же рухлядью.
— Видел бы ты, на что это было похоже раньше. — Да, до того, как она отодрала выцветшие обои в цветочек и отскоблила замызганный паркет. Но сейчас было не до мелких обид.
— Говард, как ты думаешь, должна ли я… — Подняв глаза, Кристина встретилась с его вопросительным взглядом. — Я хочу сказать, как Элизабет посмотрит на то, что я навещу ее?
Она не могла избавиться от тревожного подозрения, что стоит только вернуться домой, как отец сделает все, лишь бы не дать ей снова уйти. Это была не паранойя, а вполне трезвый взгляд на ситуацию.
Кристина, спрашивающая совета у него? Обращающаяся к нему, как к доверенному лицу? Эти новые взаимоотношения весьма обеспокоили Говарда, тем более что он знал, что доверия в данном случае не заслуживает.
— Не слишком ли это ее взволнует? — продолжила Кристина.
— Мне кажется, ты должна поступить так, как считаешь нужным.
Она недоуменно нахмурилась.
— Это что, очередные психологические уловки? Я ведь дала тебе прекрасную возможность убедить меня вернуться домой. Остается лишь догадываться…
Говард покачал головой.
— Будто я надеюсь на то, что ты поступишь наперекор моему совету? — Он рассмеялся.
— Это не лишено смысла, — пожала плечами Кристина.
***
Боже, ужаснулась Кристина, я только что сделала ему непристойное предложение! Лишь бы он не рассмеялся мне в лицо!
Прошло несколько секунд, а смеха все не раздавалось. В наступившей мертвой тишине было слышно лишь шумное дыхание Говарда..
— Твое предложение вызвано сочувствием, Кристина? — наконец спросил он.
Она открыла глаза и с удивлением посмотрела на него.
— Нет! Конечно, нет! Оно вызвано желанием, непреодолимым желанием, — откровенно пояснила Кристина.
Как раз то, что нужно, подумал Говард.. Совпадение двух желаний, а не чувств… Только почему тогда он испытывает это раздражающее ощущение неудовлетворенности?
— Оно не дает мне покоя со времени твоего поцелуя.
Замолчав, Кристина бросила на него нетерпеливый взгляд — иногда слова просто не в силах выразить всего. Потом, словно наблюдая за собой со стороны, закинула руку на его затылок и наклонила голову Говарда к себе.
Первый поцелуй пришелся в шею, в самое основание, потом, очень медленно, губы ее двинулись вверх — откуда только она могла знать, что это доставит ему удовольствие, — пока не достигли подбородка. Далее, столь же неторопливо, она перешла на щеку, время от времени полнимая ресницы с тем, чтобы встретиться с ним глазами.
Вклад Говарда заключался пока лишь в том, что он не останавливал ее… И еще во взгляде — ни один мужчина никогда еще не смотрел на нее так!
Кристина уже почти достигла желанных губ, как вдруг, запустив пальцы в волосы, он откинул ее голову назад.
— Ты хочешь поцелуев?
Говард ни в коем случае не собирался следовать плану Огастеса. Однако если они станут любовниками, он сможет присмотреть за ней.
— Твоих, — бесстыдно призналась Кристина. Сейчас… она хочет его прямо сейчас. Но ни каких исключений из правил для меня быть не может, подумал Говард. Завтра ей понадобится кто-нибудь другой… Эта девица, по всей видимости, не стесняется брать от жизни все, что ей хочется.
— Господи, должно быть я сошел с ума, — прошептал он, все еще сомневаясь и жадно рассматривая разгоряченное страстью лицо Кристины. — Но ты чертовски красива. Я никак не мог выбросить тебя из головы.
Говард только что назвал ее красивой! Не успела Кристина, как следует осознать значение сего факта, как его губы впились в ее губы, после чего она вообще перестала думать, начав лишь ощущать.
Понадобилось несколько минут, чтобы он, всегда гордящийся своим самообладанием, смог заставить себя оторваться от ее губ, наверняка ноющих от его яростных, даже грубоватых поцелуев. Однако Кристине, похоже, было все равно. Сердце Говарда билось так сильно, что отдавалось в ушах громким, победным боем барабанов, — ее обольстительное тело охотно и трепетно отвечало чувственной дрожью на малейшее его прикосновение.
С судорожным вздохом он опустил ее на софу.
— Извини…
За что? — спросила себя Кристина, открывая затуманенные страстью глаза.
— Извини, — задыхаясь, повторил Говард, — у тебя на губе кровь.
— Не извиняйся. Кажется, мне нравится, когда ты слегка выходишь из себя.
— А как насчет того, чтобы не слегка?
— Звучит несколько пугающе, — поежилась она.
Нахмурившись, он взял ее лицо в ладони.
— Я тебя пугаю?
— Пугает только то, что ты можешь перестать целовать меня, Говард.
Губы его скривились в полупрезрительной усмешке. Одно уже то, что она носит ребенка другого мужчины, снимало все ограничения.
— Не надейся, — заверил он. — Мне хотелось сделать это со времени нашего первого поцелуя.
— Хочешь сказать, что, целуя других женщин, думал в это время обо мне?
— Никаких других женщин с той поры не было. — Неужели его попытка поцеловать Кристину и довольно длительный для него период воздержания каким-то образом связаны друг с другом? Не может быть, наверняка это простое совпадение.
— Ни одной?
— У меня хватало других забот.
— Конечно, конечно, — торопливо согласилась она, беря его за руку.
Но, прежде чем она успела выразить свое сочувствие каким-либо другим образом, Говард вновь начал доказывать свою готовность целовать ее до бесконечности. Не отрывая горячих губ, он навалился на нее всей тяжестью своего тела, но это оказалось даже приятнее, чем ей представлялось, — а Кристина мечтала об этом не одну одинокую бессонную ночь.
Положив руки ему на плечи, она с наслаждением ощущала тугие мощные мышцы, чувствуя одновременно, как ладонь Говарда, скользнув под юбку, легко коснулась нежной кожи ее живота. Невольно вскрикнув, Кристина уткнулась лицом в его грудь.
Он чуть сдвинулся в сторону, но только для того, чтобы облегчить себе доступ к упругой, гладкой плоти. Желая быть как можно ближе, Кристина закинула ногу ему на бедро, оставляя, однако, Говарду свободу продолжать свои изыскания. Воспользовавшись этим, он вытащил блузку из-за пояса юбки и, расстегнув ее, подставил разгоряченную желанием кожу холодящему воздействию воздуха.
Касаясь вслепую шелковистой кожи Кристины, было нетрудно забыть о развивающемся внутри нее ребенке, но стоило увидеть ее глазами, как память об этом вернулась к нему.
— Я заставлю тебя забыть всех мужчин, с которыми ты когда-либо была до этого, — пообещал Говард и обиженно спросил: — Чему ты смеешься?
Но стоило ему только расстегнуть застежку бюстгальтера, как обида тут же исчезла. Груди Кристины оказались гораздо полнее, чем обещала ее стройная фигура. При одном взгляде на уже набухшие, торчащие соски дыхание Говарда участилось. Хотелось попробовать эти нежные бутоны на вкус, пройтись по ним языком, забрать в рот. Предчувствие этого делало напряжение внизу живота почти нестерпимым.
— Просто я подумала, — ответила она, лениво закидывая руку за голову, — что забыть об этом будет легко.
Почувствовав губы и язык Говарда на своей груди, Кристина прогнулась ему навстречу, но ощущения стали еще острее, когда он положил ее собственную руку на то же самое место.
— Почувствуй, как это прекрасно.
Его гортанный, возбуждающий шепот совершенно лишил Кристину способности к действию.
— О Боже, — простонала она, — все же лучше, когда это делаешь ты.
— Сейчас, сейчас ты получишь все, — пообещал он хриплым шепотом.
Из-под опущенных век Кристина наблюдала, как Говард второпях снимает рубашку, толком не расстегнув ее, прямо через голову. Он был так красив, что на глаза ее навернулись слезы. Ни одного лишнего грамма жира на мускулистом торсе, широкие плечи, покрытая темными волосами золотистая кожа. При мысли о том, что еще предстоит увидеть, щеки ее загорелись.
Говард отшвырнул рубашку на другой конец комнаты.
— Ты все еще думаешь, что я не могу заставить тебя забыть других мужчин? — спросил он с вызовом.
У нее перехватило дыхание. За что только ей такое счастье?
— Не было никаких других мужчин, глупый, — ласково ответила она.
Говард словно окаменел.
— Что это означает?
Его странное поведение заставило Кристину нахмуриться.
— Это означает, что ты первый, — призналась она.
— Хочешь сказать, что ты девственница? — Не требовалось обладать особой интуицией, чтобы понять: для него это известие стало сильнейшим ударом. Вот будет номер, если окажется, что у него идиосинкразия к девственницам!