В ожидании чуда

9

Сквозь серую крутящуюся мглу, окутавшую ее мозг, Кит увидела его. Большие круглые уши и звериный оскал. Морда ягуара и туловище мужчины. Его ноги, обутые в тяжелые сандалии, выплясывали у нее в голове какой-то первобытный танец. Держа в руках боевой топорик, читая молитвы майя, он насылал на землю ливень из насекомых и игуан. Чак идет. Из джунглей доносились взрывы дикого хохота, заглушаемые непрекращающимся проливным дождем.

Кит застонала, пытаясь открыть глаза. Налитые свинцом веки дрожали, зрачки не могли ни на чем сфокусироваться даже при слабом освещении вокруг. Глаза снова закрылись, и она поглубже зарылась в мягкую теплоту матраса. Было слишком холодно, слишком неприятно вылезать из постели. А главное слишком рано.

Кит подняла руки к своей гудящей голове и принялась осторожно массировать веки, чтобы уменьшить тупую ноющую боль. Почувствовав небольшое облегчение, она вздохнула с сонным удовлетворением.

Но теперь откуда-то взялись еще десять длинных сильных пальцев, поглаживающих ее тело где-то в районе диафрагмы. Кроме того, ее ноги оказались придавлены к кровати еще двумя ногами. Но этого просто не могло быть. У нее только две ноги и только две руки. Остальные, должно быть, входили в комплект с дополнительной головой, которая у нее сейчас вырастает. Кит осторожно подвинулась, прижимаясь щекой к очень большой подушке, подушке, в которой билось сердце!

Она изо всех сил старалась открыть глаза снова. Повернувшись, Кит уставилась на эту странную подушку. Она была бронзового цвета, мускулистая, покрытая густыми темными короткими волосами. Кит проглотила слюну и, посмотрев выше, уперлась взглядом в чьи-то веселые карие глаза. Это был Раф!

Он ответил на ее немое смятение низким, хрипловатым голосом.

— Ваша полночная трапеза с К. К. вылилась в обычную попойку. Ты кончила тем, что ворвалась ко мне в комнату и завалилась в мою кровать.

— О! — Она попыталась отодвинуть голову, но он зарылся пальцами в ее волосы и не отпускал от своей груди. — Прости меня, — промямлила она, находясь в полном замешательстве. Кит подумала, сможет ли она когда-нибудь избавиться от этой своей способности попадать в ужасно затруднительные положения.

— Не беспокойся, — ободряюще сказал Раф, щекоча кончиками пальцев ноги ее пятки, — твое похрапывание действовало на меня успокаивающе.

Кит лежала, не двигаясь, греясь теплом, исходящим от его длинного крепкого тела.

— Ты думаешь, дождь когда-нибудь кончится?

— Должен. Он уже сейчас не такой сильный. Надо будет только подождать, пока дорога немного подсохнет, чтобы можно было проехать. Постарайся еще вздремнуть.

Она не могла. В глубине души Кит молилась богу Чаку, прося, чтобы ливень был бесконечным. Тогда им придется остаться в джунглях. Вдали от всех. Вдали от реальности.

Как только они вернутся в Техас, она должна будет уехать.

Еще разочек проедется верхом на Зодиаке, приготовит еще один ужин вместе с Терезой, сыграет еще одну партию игры в слова с Мэттом, в последний раз расчешет и накормит Ноузи. Кит изо всех сил сдерживала подступавшие к глазам слезы.

Холодное оцепенение охватывало ее, и она придвинулась поближе к Рафу, чтобы насладиться его теплом. Трейси, конечно, будет его ждать. Кит не выдержит конкуренции с ней — такой красивой, элегантной, женственной. Просто глупость, несбыточные мечты, пустые фантазии. Нечего и думать, что она сможет остаться рядом с таким мужчиной, как Раф.

Она с трудом проглотила застрявший в горле комок, заставляя признаться самой себе в том, что давно уже поняла. Она влюбилась в Рафа Моргана! Но любовь предполагает какую-то отдачу, а Кит ничего не могла ему дать.

Но, возможно, он не будет иметь ничего против того, чтобы дать что-нибудь ей? Скажем, приятные воспоминания. Она уже знала, что из себя представляет ад, теперь ей хотелось познакомиться с неведомым доселе раем.

Это последние мгновения, которые они проводят наедине. Ими нужно воспользоваться. Или упустить их навсегда. Кит решила воспользоваться. Возможно, это поможет ей собрать воедино фрагменты ее жизни, заполнить бреши и залатать дыры. Она переступила через ощущение своей ненужности и неуверенности в себе, подавила застенчивость и сдержанность, отбросила прочь тревоги и страхи.

До этого момента Раф хотел ее. Теперь она хочет его.

Кит повернула к нему лицо с широко раскрытыми глазами, светящимися сапфировым блеском в полумраке комнаты.

— Раф! — в интонации голоса отразился жар, охвативший все ее существо. Он уставился на Кит вопросительными, жаждущими глазами. Она прижалась к нему своим пылающим трепещущим телом, касаясь приоткрытым ртом его сомкнутых губ. Он не заставил просить себя дважды.

От его горячего, твердого языка, проникшего в сладкую влажность ее рта, кровь быстрее побежала по жилам. Время растворилось в одном восхитительном мгновении. Кит постепенно утопала в блаженстве, в которое приводили ее искусные опытные руки Рафа.

— Я хочу тебя, Кит, — требовательно и хрипловато проговорил он, целуя ее в изгиб шеи и торопливо расстегивая пуговицы шелковой пижамной кофточки.

— Да, Раф, — выдохнула она, любовно водя ладонями по его груди, наслаждаясь ощущением его мускулов, волос, твердых сосков.

Она тихонько застонала от сладкой пытки его губ, целующих ямочку на ее щеке, а потом мягкие груди, слегка покусывая чувствительные бугорки сосков, языком оставляя огненный след на ее коже.

— Ты так красива, — пробормотал он голосом, севшим от желания. — Я хочу видеть тебя всю, чувствовать своей кожей твою кожу. — Через мгновение ее пижамные брюки и его плавки полетели в сторону.

Под тяжестью его тела Кит глубже погрузилась в мягкий матрас. Она гладила его спину от широких плеч до крепких бедер, осторожно исследуя кончиками пальцев сеть покрывавших его шрамов.

— Сделай меня частью себя самого, — умоляла она, не ощущая ни стыда, ни смущения от своей откровенности. Она призывно изгибалась под ним всем телом, и эти движения инстинктивно выражали ее жгучее желание испытать наслаждение, которое мог дать ей только он один.

Ее слова распалили его еще сильнее.

— Ты моя, — повторял он со страстной убежденностью, осыпая поцелуями ее плоский живот, жаркие груди, зовущие губы. Раф осторожно раздвинул ей бедра и, взяв руку Кит в свою, руководил ее движениями, подсказывая, где и как прикасаться к нему. Она чувствовала, как он вздрагивает от удовольствия.

— Раф! — выдохнула она, устремляясь всем телом вперед, когда он своими ловкими нежными пальцами отыскал в ее сокровенной влажности островок наслаждения. Она вся трепетала, испытывая ощущения, неведомые ей до сих пор.

Неожиданно лицо Рафа возникло прямо перед ее глазами и заслонило собой все вокруг. Она глубоко вздохнула, почувствовав, как он вошел в нее, и он губами перехватил этот вздох мимолетного дискомфорта, замерев в неподвижности и наслаждаясь моментом ее сладостной капитуляции.

Кит уже не могла различить, где кончается ее тело. Не было ни самой комнаты, ни ее стен, ни джунглей за окном, ни времени, ни пространства — все исчезло в волшебстве чувственного восторга.

Она чувствовала каждое движение Рафа внутри себя — слабые удары, сначала осторожные, испытующие, но постепенно учащающиеся, набирающие все большую силу и настойчивость. Но все его действия, все его искусство любви было направлено на получение обоюдной радости и удовольствия. Ей хотелось обвиться вокруг него своим телом. Она крепко обнимала его за шею, стремясь вобрать его в себя целиком. Он был так необходим ей, что это начинало пугать.

Он слегка приподнял ее бедра, глубже вдавливая в нее свою горячую плоть, и душа Кит будто устремилась куда-то вверх, к неведомым высотам, а тело словно растворилось в тысяче маленьких огненных ударов, берущих начало в самой глубине ее естества. Чувство восторга разрасталось в ней с такой силой, что, казалось, она сейчас взорвется. И этот взрыв, потрясший ее от головы до кончиков пальцев, наконец произошел, одновременно с достижением им своего пика. Она непроизвольно впилась ногтями в его спину, чувствуя, как по его телу проходят судороги исступленного освобождения и он припадает к ней всей своей тяжестью.

Дыхание Рафа было глубоким и прерывистым. Он нежно поцеловал ее набухшую грудь, пылающие соски, пролагая путь к трепещущим губам, прежде чем накрыть ртом ее подрагивающие веки.

«Solamente una ves Se entrega el alma dulche у total renunciacion», — произнес он наконец низким нетвердым голосом. Кит застенчиво передвинула голову ему на грудь, умиротворенная теплотой его сильных рук.

— Что это означает? — спросила она тихо.

— Это слова одной мексиканской песни, — прошептал он, крепче прижимая Кит к себе и убирая с ее лица спутавшиеся волосы. — «Только однажды душа сдается целиком и полностью, и с таким наслаждением».

Капитулировать с наслаждением? Внутренний голос из глубины подсознания Кит воспротивился этому утверждению. Она не капитулировала. Она победила! Она использовала Рафа. Она принудила его к объятиям и страстным словам.

Она никогда не была ни доброй, ни щедрой. Она была лгуньей и потребительницей. Холодящее душу напряжение разрасталось в ней. Как она могла так поступить с Рафом? Ей нечего было предложить ему, она не знала, как доставить ему удовольствие, так как не имела никакого опыта в этой области. Она пришла к нему, будто девушка племени майя, отданная в жертву, — неискушенное тело… кусок камня!

Он так спокоен, подумала Кит, но что он может сказать? Вне всякого сомнения, она не может заменить ему Трейси. Для него это просто чисто физическое удовлетворение, и было бы идиотизмом думать иначе. Она пыталась при помощи секса сделать то, что может сделать только любовь. Очередная иллюзия! Она снова размечталась, думая, что сможет остаться с ним рядом. Остаться в его мире.

На этот раз она лгала самой себе, поступая нечестно. У нее не было будущего с Рафом. Пожалуй, она сейчас чувствовала себя более одинокой и отвергнутой, чем когда бы то ни было. Кит начала дрожать, стараясь не поддаваться горькому самобичеванию, от которого комок рос в горле.

Внезапно она засуетилась, вся придя в движение. Спрыгнув с кровати, сгребла в охапку свою одежду со скомканных простыней и, будто защищаясь, прижала ее к себе.

— Прости меня. Мне очень жаль… так жаль… — бормотала она.

— Кит! — Пораженный, Раф сел на кровати.

Она прижала руку к губам, замотала головой и бросилась из комнаты. Через несколько секунд она была уже в своей спальне и, закрыв за собой дверь, подперла ее плетеным стулом. Где-то в коридоре открылась другая дверь. Кит услышала шаги. Затаив дыхание, она вся превратилась в слух и зрение. И в комок нервов.

Снаружи раздался голос К. К., зовущий Рафа. С облегчением Кит рухнула на кровать.

Немного погодя, она медленно оделась, с трудом застегнув дрожащими пальцами пуговицы на полосатой блузке и молнию на джинсах. Она ощущала на себе запах Рафа. Несмотря на жару, Кит поежилась от чувственных воспоминаний, которые вызвал у нее этот запах.

Чем больше она думала о том, что натворила, тем больше сходила с ума. Она действовала целенаправленно и эгоистично. Она воспользовалась Рафом, идя на поводу своих чувств. Кит потерла ноющие виски. Похоже, у нее начинался жесточайший приступ мигрени, даже моргать стало больно.

Несколько часов назад она молилась о том, чтобы остаться здесь. Теперь же она не могла дождаться отъезда. Вернуться на ранчо, собрать свои вещи и исчезнуть, оставив позади все воспоминания. Только услышав, как К. К. гремит на кухне сковородками, Кит решилась покинуть свою комнату.

— Доброе утро, — приветливо улыбнулся ей К. К., отвлекаясь от приготовления яичницы из четырех яиц. — Раф укладывает вещи в джип. А вы, я вижу, уже собрались. Как насчет завтрака? — Он помолчал, вопросительно подняв седую бровь, рассматривая ее мрачное лицо. — А может, вы предпочтете немножко выпить, чтобы взбодриться?

Кит покачала головой, и тут же ее щеки судорожно дернулись от боли, которую она почувствовала при этом простом движении.

— Нет, вот кофе будет очень кстати.

Она была рада, что он приписал ее подавленное настроение утреннему похмелью. Кит слабо улыбнулась, с благодарностью принимая из рук К. К. чашку с дымящимся кофе. Сегодня утром хозяин дома выглядел иначе, чем накануне. Вместо мексиканского наряда на нем были поношенные ливайсовские джинсы, голубая спортивная рубашка из грубой бумажной ткани и замшевая жилетка, лоснящаяся от времени.

К. К. сел напротив нее и, посыпав красным перцем пережаренную яичницу, принялся за еду.

— Вы уже решили, куда отправитесь?

— В Калифорнию, — услышала она свой голос. А почему бы и нет? Это место не хуже и не лучше любого другого. Не все ли равно, где начинать все сначала?

— Предложение о помощи, которое я сделал ночью, остается в силе, — заметил он с настойчивостью в голосе, наблюдая за ее печальным лицом. — Я кое-кого там знаю, кто поможет вам найти работу и квартиру. Зайдите ко мне перед отъездом. Это приказ, — добавил он.

Кит взглянула на него и облизнула пересохшие губы.

— Спасибо. Я в самом деле не достойна вашей доброты. Я… — Она замолчала, услышав, как хлопнула входная дверь и раздался звук приближающихся шагов.

— Вещи уложены, и дорога выглядит достаточно подсохшей. — Теплая большая рука Рафа опустилась на ее плечо. — Ты готова, Кит?

Она сидела, неестественно выпрямившись и не двигаясь, наблюдая за разгуливающим по дальней стене хамелеоном, упорно не глядя на Рафа.

— Я оставила сумку рядом со входом.

— Хорошо. — Он убрал руку и удалился. Кит перевела дух. К. К. покачал головой, взял ее чашку и свою тарелку и пошел к раковине.

Только благодаря высочайшему водительскому мастерству Рафа, им удалось преодолеть размокшую и разбитую дорогу через джунгли и не застрять там навеки. Кит, сидя на заднем сиденье, чувствовала все рытвины, все резкие повороты каждой клеточкой своего тела. К моменту прибытия в аэропорт в Виллахермосе на ней живого места не было. В то время, как руки и ноги у нее заледенели, все тело горело, будто его поджаривали на костре. Она почти упала на первое попавшееся кресло в пассажирском отсеке, предоставив К. К. возможность занять место в кабине рядом с Рафом.

После того, как самолет набрал высоту, Кит стала всерьез опасаться, что у нее не только лопнут барабанные перепонки, но вообще взорвется и разлетится на кусочки вся голова. Жесточайшая мигрень превратила каждый взмах ресниц в настоящую пытку, ныла каждая мышца измученного тела, кожа стала нестерпимо чувствительной не только к легкому прикосновению, но даже к изменениям атмосферного давления.

Ее одежда, пристяжной ремень, бархатная обивка кресла — все причиняло ей невыразимые страдания. К тому же в салоне почему-то было невероятно холодно, и Кит приходилось тратить силы на то, чтобы не дрожать.

Раф открыл кремовую створчатую дверцу, отделяющую кабину от салона, и, пригнувшись, чтобы не удариться головой о чересчур низкую для его роста притолоку, прошел внутрь и остановился перед застывшей в неестественной позе Кит.

— Как ты? — вежливо осведомился он.

— Хорошо.

— Через полчаса мы приземлимся на ранчо. Я отвезу тебя в усадьбу, а потом доставлю К. К. в город на самолете. — Он кашлянул и нервно дернул себя за ус. — Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Нет.

Раф нахмурился. Он продолжал не отрываясь смотреть на неподвижную фигурку девушки и ее потухшие глаза. Раф опустился перед ней на корточки и сжал руку.

— Послушай, Кит…

Она, задохнувшись, отпрянула от него. Все свои страдания она воспринимала как справедливо заслуженное наказание. Еще утром она умоляла Рафа о ласках, а теперь простое прикосновение его пальцев было для нее сущей пыткой.

— Не надо, — прошептала Кит.

Голос Рафа прозвучал, как выстрел, в тишине кабины.

— Что, черт побери, с тобой происходит? — сердито рявкнул он, уставившись в ее безжизненное лицо, и наклонился к ней поближе. — Утром ты умоляла любить тебя. А теперь ты даже не взглянешь на меня, не заговоришь со мной…

— Забудь о сегодняшнем утре. Я уже забыла. Ничего не было, — ответила она твердо, поежившись от струек пота, сбегающих по спине, и болезненно поморщившись от собственной лжи.

Он хрипло выругался и выпрямился.

— Не знаю, какого черта меня это вообще трогает. Ты этого не стоишь.

Она безнадежно посмотрела ему вслед. И в то же время Кит была почти счастлива, что он так разозлился. Так даже лучше. Это упрощало ее отъезд. У Рафа были все основания ненавидеть ее. Она сама себя ненавидела.

В усадьбу ее отвез Мэтт, который всю дорогу подшучивал над ее слабыми летными возможностями. А она снова испытывала муки ада от тряской езды по холмистой неровной местности. Никогда в жизни ей не было так плохо и так больно. Никогда не чувствовала она себя такой подавленной. В горле першило, и было трудно глотать. Одежда прилипла к горящей, влажной коже.

Когда Мэтт подкатил к ее коттеджу, Кит буквально выпала из джипа, так как у нее подгибались колени.

— Не волнуйся, — успокоила она Мэтта, видя его быстро растущую обеспокоенность. — Просто я плохо переношу полеты в самолете. Пара таблеток аспирина, хороший сон на чем-нибудь неподвижном, и я буду как новенькая.

Она оттолкнула Ноузи, будучи не в состоянии вынести прикосновение его тяжелых лап к своей ставшей сверхчувствительной коже, и поплелась через гостиную в спальню. «Это просто грипп, — убеждала она себя. — Немного отдыха, и ты наберешься достаточно сил, чтобы уехать».

И тут она рухнула на кровать.

Проходя за Рафом в гостиную его дома, К. К. оценивающе принюхался.

— Ужин пахнет сногсшибательно. Я счастлив, что вы уговорили меня приехать сюда.

— Вы заслужили праздник. Я никогда не видел, чтобы человек мог так уменьшиться в размерах буквально на глазах, как это произошло с вашим племянником, когда вы вошли сегодня в свой офис.

Раф протянул ему бокал с бурбоном и поднял свой в тосте без слов. К. К. хмыкнул, вспомнив забавную сцену. Смакуя божественный напиток, он подержал его на языке, прежде чем проглотить.

— Ну, чем больше я думаю обо всем этом, тем снисходительнее становлюсь. Вообще-то при хорошей подготовке Джордж вполне мог стать моим достойным преемником. Ему только надо научиться не забегать вперед самого себя.

— А вы действительно собираетесь отойти от дел? — полюбопытствовал Раф, усаживаясь в кресло.

— Я уже говорил Кит, что на самом деле не имел бы ничего против этого. У меня осталось не так много времени, и мне хотелось бы насладиться им на полную катушку и не позволить, чтобы стены моего кабинета задушили меня. — К. К. вскинул голову, неожиданно заметив, как тихо в доме. — Кстати, а где Кит? Уверен, ей будет интересно послушать о том, что произошло. И еще я хотел сообщить ей, что мне удалось уговорить Фил лечь в больницу. Может, Кит составит мне компанию, когда врачи разрешат посещения.

— Наверно, она помогает Терезе на кухне, — пробормотал Раф, внимательно разглядывая свое виски. В дверях послышалось движение, и он с надеждой поднял глаза. Но это был всего лишь Мэтт.

— Как прошел день?

— Неплохо, — ухмыльнулся Мэтт, наливая себе пиво. — Ты можешь спокойно полагаться на меня, когда отсутствуешь.

— Приглядывайте за этим юношей, Раф, — хохотнул К. К. — Мой племянник именно в этом меня всегда и заверял.

Тереза объявила, что ужин подан, трое мужчин проследовали за ней в столовую и уселись за накрытым столом. Уставившись на незанятый стул, Раф ледяным тоном поинтересовался:

— Кит все еще возится на кухне?

Тереза покачала головой, удивленно подняв брови.

— Нет, почему же? Я целый день ее не видела. Я думала, что она с вами.

— Мэтт, — рявкнул Раф прерывающимся голосом, будто ему не хватало воздуха, — ты ведь не отвозил ее в город, нет?

Мэтт оторвался от процесса намазывания маслом бутерброда и отрицательно мотнул головой.

— Она еле вошла в коттедж, дядя Раф. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так ужасно перенес воздушный перелет. Она сказала, что собирается отдохнуть, а я весь день был занят на дальнем выгоне. Я думал, что она, как всегда, помогает Терезе.

Раф возглавлял процессию, направившуюся через внутренний дворик в домик для гостей, из которого не пробивалось ни луча света. Постучав и не получив никакого ответа, он ворвался внутрь.

— Кит!

В доме стояла тишина. У него засосало под ложечкой; становилось похоже, что она все-таки уехала.

Громкие подвывания Ноузи обратили их внимание в сторону спальни. Раф щелкнул выключателем верхнего света. Четыре пары глаз уставились на кровать. Тереза поспешно перекрестилась, бормоча что-то по-испански. К. К. посмотрел на Рафа, удерживающего за плечи Мэтта.

Кит лежала поперек кровати в прилипшей от пота одежде, судорожно подрагивая и всхлипывая от каждого болезненного движения. Пес, глядя на вошедших по-человечьи выразительными глазами, лежал рядом с ней.

Когда прохладная ласковая рука Рафа легла на ее пылающий влажный лоб, Кит захныкала, как побитое животное.

— Мэтт, — скомандовал Морган напряженным голосом, — позвони доктору Демаресту и скажи, чтобы он быстрее приезжал сюда.

Джон Демарест снисходительно оглядел четыре бесцельно слоняющиеся фигуры.

— Всем можно расслабиться, — улыбнулся он, вынимая из ушей стетоскоп и раскрывая свою черную медицинскую сумку. — У Кит не тиф, не малярия и не желтая лихорадка. Хотя могло быть что-нибудь в этом роде. Я снял у нее с шеи четырех клещей, и она вся искусана насекомыми. Куда, к дьяволу, вы таскали бедную девочку, Раф?

— Ну… мы… я… — Раф тяжело вздохнул. — Так что с ней такое, черт побери?

— Краснуха, — сообщил Джон. — В нашей округе это уже тридцать пятый случай за последние два месяца. На самом деле все обстоит не так ужасно, как выглядит внешне. — Он ободряюще улыбнулся, глядя на явно не разделяющую его оптимизм домоправительницу, и потрепал ее по руке. — У нее очень сильный жар, и ее надо обтирать влажной губкой. Постарайся давать ей как можно больше жидкости, Тереза. — Джон протянул Рафу пузырек с лекарством. — Я сделал ей обезболивающий и жаропонижающий укол, но Кит предстоит находиться в таком состоянии трое суток. Она очень ослабла, бредит, и ей очень больно.

В течение последующих трех дней Кит почти не сознавала, что вокруг нее происходит. Ее воспаленный мозг блуждал по запутанным лабиринтам, где мелькали расплывчатые лица, звучали приглушенные голоса, возникали непонятные ощущения. Она плакала от облегчения, которое приносили ей чьи-то заботливые руки, обтирающие ее горящую и зудящую кожу, меняли насквозь промокшие сорочки и простыни на чистое и сухое белье.

Казалось, она плавала по волнам бесчисленных снов; видения прошлого отплясывали в ее голове какой-то сумасшедший танец. Сердитые голоса становились все громче и громче, крича и ругаясь на нее. Даже лицо Рафа, обычно смеющееся, поддразнивающее, представало перед ней, будто высеченное из камня, безжалостное и непрощающее.

— Ты создаешь проблемы, слишком большие проблемы, — выговаривал он ей.

Кит зажала руками уши, чтобы прекратить стоящий в них звон, и рванулась вперед, ловя ртом воздух и широко раскрыв испуганные глаза.

— Успокойся. — Сильные руки, взяв за плечи, осторожно положили ее обратно на подушки.

Она заморгала, стараясь сфокусировать взгляд на расплывающейся в слабом освещении фигуре. Она узнала голос Рафа, ее же голос прозвучал еле слышным шепотом.

— Где я? Что произошло?

Раф присел на краешек кровати.

— Ты идешь на поправку. У тебя был очень сильный жар, но худшее уже позади. — Он потянулся к настольной лампе и включил ее. — Я перенес тебя в большой дом. Ты в моей комнате.

Кит облизала пересохшие губы.

— Мне очень жаль. Я не хотела заболеть. Я… — Он заставил ее замолчать, приложив свои пальцы к ее губам.

— Хватит извиняться, — сказал он коротко. — Вот, прими это. — Раф дал ей две таблетки и поднес ко рту стакан фруктового сока.

Кит не отрывала от него глаз. Он выглядел таким мрачным и сердитым. Она послушно запила две таблетки прохладной жидкостью, но даже это незначительное усилие лишило ее сил, и она откинулась обратно на подушки.

— Прости, — подавленно забормотала она, — я всегда доставляю так много хлопот. Мне скоро будет лучше, обещаю.

Раф не зло выругался, закутывая ее в одеяло, как ребенка.

— Просто отдыхай. Ни о чем не беспокойся. Я здесь, рядом, если тебе что-нибудь понадобится.

От принятого лекарства веки Кит отяжелели, и она закрыла глаза, но образ хмурого Рафа продолжал ее мучить.

На втором этапе болезни у Кит появилась красная сыпь, которая по яркости грозила затмить цвет ее волос. Но уже к следующему понедельнику чешуйки омертвевшей кожи, вызывавшие зуд, стали отслаиваться, температура снизилась до нормального уровня, вернулся аппетит. Несмотря на громкие протесты Терезы, доктор Демарест согласился на просьбу Кит разрешить ей вернуться к обычному образу жизни.

Ей очень хотелось преподнести всем сюрприз, выйдя к ленчу. Собрав все силы, она приняла душ и вымыла голову. Кит надела хлопчатобумажные спортивные брюки зеленого цвета и кофточку из набивного ситца из комплекта вещей, приобретенных для нее Рафом. Она обнаружила, что все они в целости и сохранности по-прежнему висят в гардеробе.

Щетка для волос вдруг стала неправдоподобно тяжелой, и, положив ее на туалетный столик Рафа, Кит уставилась на себя в большое зеркало. Из-за болезни волосы ее несколько потускнели и из голубых глаз куда-то исчезли озорные искорки. Лицо осунулось и еще сохраняло пятнышки после сыпи. Одежда висела, как на вешалке, так сильно она похудела. Доктор предупредил, что она будет чувствовать себя измученной и подавленной еще недели две, но она подозревала, что причина ее меланхолии кроется отнюдь не в болезни.

Теперь, выздоравливая, Кит должна была трезво взглянуть на реальное положение дел. Оно заключалось в том, что очень скоро ей предстоит покинуть ранчо. В течение последней недели Раф был очень внимателен к ней, но она не могла дольше навязываться ему. Он почувствует облегчение, когда она уедет, ведь с ней было столько проблем! Его слова до сих пор звучали у нее в ушах, и Кит мрачно подумала, как ей набраться мужества встретиться с ним лицом к лицу.

Чтобы спуститься по лестнице, ей понадобилось больше времени, чем она предполагала. Ноги вдруг стали ватными, а на лбу выступили бисеринки пота от прилагаемых усилий. Она облокотилась на деревянные перила и немного постояла, переводя дух и размышляя, как же должна уставать Тереза от бесконечных ежедневных путешествий наверх, чтобы ухаживать за ней.

Внимание Кит привлекли голоса, доносящиеся из гостиной и становившиеся все громче.

Босыми ногами Кит бесшумно пересекла холл и остановилась. Ее голубые глаза широко раскрылись от удивления, увидев в приоткрытую дверь комнаты Трейси Шипли, расхаживающую взад-вперед по восточному ковру.

— Теперь я понимаю, что она была очень больна. Но сколько еще ты будешь позволять этой женщине пользоваться твоей добротой? — настойчиво вопрошала она. — Она перевернула твой дом вверх дном. Ты целую неделю не появлялся на работе. Никто из твоих друзей не мог с тобой связаться. Нет, она пользуется твоим мягким характером. — Трейси остановилась, посмотрела на оштукатуренную стенку оценивающим взглядом и без видимой необходимости, по-хозяйски поправила висящую на ней акварель своими маленькими ручками.

Потом она обернулась, улыбаясь. Солнце освещало ее блестящие золотистые волосы и безукоризненные черты лица, элегантное воздушное платье белого цвета, отделанное искусной вышивкой. Она выглядела неправдоподобно хрупкой и женственной.

— Раф, — заныла она, призывно захлопав накрашенными ресницами, — вся эта история с помолвкой просто нелепа. Эта девица просто ничтожество. Ты не можешь серьезно к ней относиться! — Она вздохнула, поправляя квадратный вырез платья. — Я понимаю, какое неудобство доставляет тебе ее присутствие, но я могу позаботиться об этом. Ты слишком великодушен и терпим для того, чтобы попросить ее уехать.

Раф подошел к Трейси, тяжело положил руки на ее грациозные плечи и пытливо всмотрелся в ее лицо. Неожиданно он усмехнулся, от чего ямочки на его щеках стали глубже. Темные глаза сверкнули непонятным блеском.

— А знаешь, ты совершенно права. Эта бессмыслица не может длиться вечно, — согласился он приветливо. — Я действительно был очень терпелив, очень терпим и очень снисходителен.

Сердце Кит замерло, ей незачем было слушать дальше. Быстро и тихо ноги сами вынесли ее из большого дома и привели к коттеджу. Там все было так же, как до ее болезни. Она стянула с себя одежду, купленную Рафом, и надела свои рыжие слаксы, черную футболку и удобные сандалии. Нашла косметичку, а также дорожную сумку, которую не успела распаковать, вернувшись из Мексики.

Пот лил с нее градом, но прирожденная выносливость помогала справиться с физической слабостью. Не хватало только, чтобы Трейси Шипли выставила ее вон; она вполне в состоянии удалиться со сцены самостоятельно. И сделает это немедленно!

Кит прокралась к гаражу, но обнаружила, что ни в одном автомобиле нет ключей зажигания. На вызов такси уйдет не меньше часа. Кому бы позвонить? Связь со своими подружками — Нэнси и Джинни — она потеряла. Кит подумала о Гретхен Стэнфорд, но потом решила, что это неудобно, ведь ее муж — приятель Рафа.

Металлический звук и испанская речь привлекли ее внимание. Проскользнув по стене за дом, она заметила продуктовый фургон. Водитель как раз заводил машину. Недолго думая, Кит перекинула через борт свои сумки, залезла в кузов сама и легла на грязный дощатый пол. Взревел мотор, и грузовик загромыхал по посыпанной щебенкой дороге, набирая скорость.

Удары сердца отдавались в ушах Кит барабанным боем. Она задыхалась от усталости. Она села, прислонившись к бугристому мешку с картошкой. Солнце стояло высоко и палило нещадно ее непокрытую голову. Приспособив маленькую сумку вместо козырька от солнечных лучей, Кит погрузилась в блаженное небытие сна.