В омуте блаженства

Глава 13

Френк промахнулся снова. С тех пор, как он увидел Шон, бегущую за кортом с Коулом, он не мог сосредоточиться. Он никогда не видел, чтобы Шон тренировалась. Он даже не знал, что она занимается бегом трусцой, хотя ее пурпурный костюм с полосатым верхом выглядел более пригодным для занятий аэробикой, чем для пробежки в общественном парке. Особенно выделялись ее огромные груди. Френк пропустил очередную подачу, и мяч просвистел над его головой. Может, ему кажется, но груди Шон стали больше за последние несколько недель.

Френк увидел жену, возвращающуюся с пробежки. Коул вернулся в гостевой дом Бордов и оттуда помахал ей. Френк сжал ракетку и пошел к дому, чтобы встретить Шон. Она тяжело дышала и кашляла, когда Френк появился перед ней.

– Не я ли тебе говорил, чтобы ты убиралась?

– Твоя мама не хочет этого.

– Ты шутишь.

– Спроси ее.

– Хорошо, – ответил он враждебным тоном. – Я спрошу. – Он поправил струны на ракетке. – А откуда такой интерес к пробежкам?

– Коул просил меня прийти. А какое тебе дело? – Она откашлялась в кулак и ткнула себя пальцем в грудь. – Господи, как трудно дышать.

– Это пройдет, если ты перестанешь курить.

– Не начинай, Френк.

Он смотрел, как Шон идет, и старался не замечать, как сексуально она покачивает бедрами. У нее была маленькая миленькая попка. Френк подумал, что Коул тоже смотрел на нее, дотрагивался до нее. Темная волна ревности накрыла Френка.

– Подожди!

– Что, Френк? Я хочу принять душ. – Она остановилась.

– Послушай, – Френк взял ее руку. – Мне это не нравится. Я не хочу, чтобы ты бегала с Коулом.

– Почему?

– Потому что я не доверяю ему. И не доверяю тебе.

– Не доверяешь? – Шон фыркнула и уперла руку в бок. – С каких пор ты вспомнил о доверии?

– Эй, я знаю о Дарреле. Я знаю о ваших делах.

– Ну и что!

– А то, что ты – замужем за мной! Думаешь, приятно мне смотреть, когда ты бегаешь с другими? У тебя есть чувство приличия? Кроме того, Даррел – мой друг!

– Ревнуешь, красавчик?

– Тебя? – возмутился Френк. – Ты делаешь меня больным.

Она засмеялась и повернулась на пятках. Френк посмотрел, как она уходит, и стукнул ребром ракетки по ладони. Шон за эти дни сказала слишком много и зашла слишком далеко. Она пожалеет.

После пробежки с Шон Коул тренировался еще час, потом принял душ. Он надевал шерстяную рубашку, когда новый приступ лишил его чувств. Коул свалился на пол около шкафа...

Он открыл глада и обнаружил себя на парчовой кровати. Лунный свет лился сквозь окно. Коул сел, слишком взволнованный и горячий, чтобы спать. Он потянулся. Вскоре он выздоровеет, вернется домой. Битва за святой город Иерусалим была выиграна, и христиане, а именно – Годфри оф Вуйон – сел на трон в новом королевстве в Святой земле.

Джованна пробудила в Коуле желание поскорее поправиться, она обещала за это свою любовь. Мысль о Джованне заставила заиграть кровь. Несколько недель он сдерживал себя, ожидая дня, когда сможет подарить ей любовь.

Коул сошел с кровати, надел арабское одеяние и выглянул в окно, за которым виднелись белые шпили и храмы Иерусалима, сияющие в лунном свете. Он удивился, что город может быть таким спокойным. Коул все еще стоял у окна, когда дверь тихо открылась.

В дверях стояла Джованна в тончайшего одеянии, обволакивающем ее, как облако тумана. Он мог видеть линии гибкого стана, изящество бедер, посылавших стрелы желания.

Она обернулась к двери, потом подошла и заперла ее. Без слов Джованна замерла у входа. Выглядела она испуганной и неуверенной.

– Джованна? – прошептал Коул. Тут он увидел ее глаза, красные и распухшие. – Что случилось?

Она закрыла лицо руками, Коул почувствовал, как его сердце забилось. Почему Джованна плачет? Он прижал ее к груди, та приникла к Коулу, рыдая и зарываясь в складки его одежды. Коул нежно гладил ее волосы, не в силах остановить рыдания.

– Ах, Джованна, моя сладкая, – прошептал он, – почему ты плачешь?

Она покачала головой, нежно взяла руками его голову и прижала к своим губам.

– Милорд, – прошептала Джованна, ее голос был слабым из-за слез. – Сеньор мой! – Она целовала его в губы, а Коул прижал ее к себе, оторвав от пола. Джованна была легкой, как лебедь, и он боялся, что может сломать ее тонкие лебединые крылья в своих страстных объятиях. Но она, казалось, не обращала внимания на это и обвила руками его шею. Коул вздохнул и закрыл глаза, передавая этим, как нужна была ему эта женщина. Он опустил ее на пол, давая возможность почувствовать твердое доказательство своей страсти.

Коул наклонился к ее шее и поцеловал, опустил одежду с плеч, обнажая груди. Много недель он жаждал увидеть их, дотронуться, поцеловать, узнать их вкус. Джованна застонала, и ее голова откинулась назад, когда Коул стал целовать ее соски.

Лунный свет танцевал на изумительных изгибах ее грудей и твердых розовых сосках. Коул закрыл ее губы своими. Она была теплой, крепкой и благоухающей. Он хотел взять в рот всю ее грудь, не отрываться от нее, как голодный ребенок. Он издавал стоны, которые не мог сдержать. Джованна продолжала плакать, произнося его имя.

Сколько же он может терпеть? Коул прижал ее к своим бедрам. Джованна просунула руки под одежду и обхватила его плечи. Ее трепещущие руки ввергли Коула в забвение. Эти руки прикасались к его ранам, заботились о его волосах, брили его лицо. Он хотел, чтобы они всегда были с ним.

Коул направил ее руки к своему древку, и она ласкала его, пока Коул снимал с нее платье. Он открыл ее божественное алебастровое тело. Затем на пол упала и его одежда, Коул стоял перед ней во всей своей силе, которая была так велика, как никогда в его жизни.

Коул прикасался к ней, проводя ладонями по изгибам ее грудей, опускаясь все ниже и ниже – в теплое и сладкое между ее бедер. Джованна вздыхала, когда он гладил ее волосы и влажную плоть, а другой рукой проводил по изящным ягодицам. Потом со стоном он прижал ее всю к себе и почувствовал огонь ее кожи на своем тело. Ее живот был плотным и округлым и непроизвольно вздымался.

– Ах, Джованна! Ты так прекрасна! Так нежна!

– Милорд, – прошептала она, – пожалуйста, положите меня на кровать.

Коула не нужно было упрашивать. Он поднял ее на руки и пошел к постели. Он положил ее на покрывало и опустился рядом с ней, лаская ее тело. Потом Коул оказался сверху и раздвинул ее ноги. Он не мог больше ждать, стремясь доставить ей удовольствие, возбуждая ее руками и ртом. Коул так долго ждал, пока Джованна примет его в себя.

Он приподнялся над нею и нежно вошел в тугую сладкую щель, наконец почувствовав ее нежную плоть. Затем он вышел и проник в нее снова и снова. Она испустила слабый крик, закрывая глаза.

– Пролейте в меня ваше семя, милорд, – шептала Джованна хрипло.

Иисусе! Ее слова привели Коула в неистовство. Он пытался остановиться, задержать экстаз.

– Пролейте, милорд! – Ее пальцы впились в его спину, ее ноги обвились вокруг него. – Дайте мне ребенка, милорд. Дайте мне вашего ребенка!

Коул погрузился в нее, испытывая восторг и трепет, которых никогда не испытывал. Он закричал и вошел в нее так глубоко, как только мог.

– Джованна, – тяжело, как в бреду, шептал Коул.

Она крепко обняла его, когда он приник к ней, утомленный и насыщенный больше, чем в его самых смелых снах. Джованна гладила его спину, вздымаясь под ним, потом обхватила его ягодицы так, что он не мог выйти из нее.

Коул поцеловал Джованну и обнаружил, что ее щеки мокры от слез, – Любовь моя, – прошептал он, – почему ты плачешь?

Она потрясла головой и не ответила. Коул откинул волосы с ее лба и посмотрел на Джованну, все еще погруженный в ее тело. Она сжала бедра, и это доставило Коулу новое удовольствие. Он прикоснулся своим лбом к ее.

– Что случилось, любимая? Я причинил тебе боль?

– Нет! – Она нежно поцеловала его. – О, нет, мне совсем не было больно.

– Тогда что же?

– Я скажу тебе, когда эта ночь кончится... Рассвет окрасил небо, когда Джованна последний раз приникла к его груди и уснула. Коул не спал, ощущая полное удовлетворение, пока петух не закричал за окнами.

Джованна подняла голову и откинула назад паутину своих черных волос.

– Я должна идти, – объявила она и соскочила с кровати.

Он смотрел, как Джованна подняла свою одежду и торопливо оделась.

– Ночь прошла, любимая. – Он приподнялся на локте. – Ты обещала сказать, почему плакала.

Она наклонилась, нежно поцеловала его в губы, потом волосы.

– Я плачу, потому что люблю тебя, милорд, – сказав это, она пошла к двери, но оглянулась. В глазах Джованны было невысказанное горе. – И потому что сегодня день моей свадьбы.

– Что? – Коул был как громом поражен. Он взвился над кроватью и в этот момент услышал звук запираемой двери. Проклятье! Она его заперла. Коул заколотил в дверь и закричал, чтобы Джованна открыла. Он тяжело дышал и пытался сорвать дверь с петель – но все было бесполезно. Он не мог выйти из комнаты.

Измученный, Коул спустился около двери и уснул, его кулаки были разбиты, а сердце разорвано. Как может Джованна за кого-то выходить замуж. Он любит ее и знает, что она тоже любит его. Коул хотел просить ее руки, когда полностью выздоровеет. Теперь все погибло. Кто-то другой даст обет верности ей.

Джованна не могла дать согласие на брак по собственной воле. Вероятно, это отец принудил ее выйти за какого-нибудь старика с толстым кошельком. А выйдя замуж, Джованна окажется заточенной в замке, огражденная от всех поклонников, и будет высиживать сыновей и дочерей. Коул никогда не сможет ее больше увидеть.

– Джованна? – опять закричал он. Эхо его голоса пролетело по комнатам башни и умерло.

Поздно вечером он услышал, как дверь отпирают. Коул поднялся на ноги при этих звуках, но дверь открылась для того, чтобы впустить старуху. Его надежды рухнули.

Женщина посмотрела на него так, как будто он собирался напасть на нее, поэтому Коул отступил назад, удивляясь, почему она так напугана. Женщина отвела взгляд, сильно побледнев. Что случилось, почему люди отворачиваются от него?

– Где Джованна, – потребовал он ответа, оставив без внимания поведение женщины.

– Она уехала, милорд. Они с мужем поплыли домой.

Коул вздохнул, стараясь сдержать ярость, которую он испытывал от услышанного им слова «муж». Он сжал челюсти.

– Джованна просила передать вам вот это, милорд, и сказать, что ваши люди будут здесь завтра утром.

Коул взял запечатанный конверт. Старуха снова взглянула на него и сразу же опустила голову вниз.

– За кого она вышла? – спросил Коул, стараясь сдержать голос.

– За графа Рондольфо ди Бриндизи.

– Младшего?

– Старшего, милорд.

Коул вздрогнул. Он предчувствовал это. Она вышла за старого, толстого, грубого старика. Он знал графа Рондольфо. Его сердце зашлось, когда он представил, как старый распутник обнимает нежную Джованну. Но он ничего не мог поделать. Джованна вышла за него. Это смерть.

Коул обернулся и опять поймал странный взгляд старухи. Ее поведение вместе с его бессилием вернуть Джованну взорвало его.

– Что ты так смотришь на меня, старуха?!

– Простите, милорд! – Она заикалась, теребя свои юбки. – Я не хотела...

– Что со мной? Что за зрелище перед тобой?

– Ваше лицо, милорд.

– Что с моим лицом?

– Оно... – Старуха не могла подобрать слов и смущенно смотрела на него, – оно такое...

– Ну что?.. Говори яснее, женщина!

– Ужасно! – выговорила старуха и метнулась к двери.

Словно пораженный громом, Коул смотрел, как она убегает. Старуха считает его ужасным? Но он всегда был достаточно привлекательным и никогда особенно не интересовался своей внешностью. Он ни разу не видел своего лица с тех пор, как был ранен. Джованна следила за ним и ни разу не разрешила побриться. Что же могла увидеть на его лице старуха?

Пальцы сказали Коулу все. Его кожа была в грубых ранах и оспинах, особенно под левым глазом. Одна бровь и волосы на левой части головы отсутствовали. Коул осмотрелся, внезапно ощутив острое желание увидеть свое лицо.

Зеркала не было, но отчаяние Коула подсказало ему решение. Он схватил кувшин с вином, вынул из него деревянную пробку и налил красную жидкость в тазик на столе. Коул чувствовал дурноту, пока с нетерпением ждал, чтобы круги на вине успокоились. Затем он взглянул в тазик и все понял... Он был уродом.