В омуте блаженства

Глава 14

– Доброе утро, Джесс.

Джессика подпрыгнула, испуганная голосом отца. Было всего десять часов утра, а Роберт уже встал, умылся, оделся и держал стопку газет в руках. Она не могла поверить своим глазам: отец был на кухне, где она оставила для него газеты.

– Папа!

– Я напутал тебя?

– Немного. Я не ожидала, что ты поднимешься так рано.

– Ты помнишь об идее, про которую я говорил вчера?

– Да. – Она отпила кофе, стараясь подавить надежду.

– Я начинаю первый акт сейчас же.

– Неужели, папа? – Джессика улыбнулась. – Это великолепно.

Роберт неясно улыбнулся в ответ и оглянулся, как будто что-то потерял. Вероятно, свою порцию кровавой Мери. Джессика затаила дыхание.

– Хочешь кофе, папа? Глаз Роберта дернулся:

– Да.

Она налила ему, проглотив слова одобрения, которые рвались с языка. Если он решил начать писать и бросить пить, это было пределом для него. Дочь давно усвоила, что одобрение тотчас отобьет у отца охоту выполнять обещанное. Она подала ему чашку дымящегося кофе.

– Спасибо. – Роберт взялся своими костлявыми пальцами за ручку кружки. – Я собираюсь запереть себя в кабинете. Не хочу мешать твоей работе. Хорошо, Джессика?

– Да. – Она старалась не выдать голосом своего волнения. – Иди, папа. Я собиралась по делам к Каванетти. Необходимо поговорить об аренде. Хочу посмотреть, на что может согласиться Изабелла.

– Хорошо, увидимся позже.

Она улыбнулась, глядя, как он выходит из кухни. Она не позволяла себе надеяться, что отец начнет новую жизнь. Слишком часто его добрые намерения рушились в течение часа. Ей не хотелось нового разочарования.

В одиннадцать Джессика взяла палку с документами и направилась в особняк. Она увидела незнакомый черный «седан» около дома и удивилась, кто бы это мог приехать к Каванетти. Мария встретила ее в дверях и провела во вновь оклеенную гостиную.

Френк встал, когда Джессика вошла. На нем были вельветовые брюки и серый шерстяной свитер. Он был похож на плохую копию своего старшего брата и не произвел на Джессику впечатления.

Изабелла сидела около кофейного столика, в обрамлении окна, находившимся позади нее. В своем темно-синем платье она выглядела царственно. Двое мужчин, стоявшие у камина, были одеты в дорогие черные костюмы и выглядели, как головорезы. Вероятно, черный «седан» принадлежал им.

Джессике было интересно, кто они такие, но прежде, чем она успела спросить, вошла Мария с подносом, на котором были кофе и бисквиты. Мария избегала смотреть на Джессику, пока та садилась слева от столика. Она положила папку на стол рядом с подносом.

– Как ваши гости? – спросила Изабелла, наливая кофе.

– Вы имеете в виду Коула? Ему жаль, что он не может видеть отца.

– Я слышал, что старина Ник избил репортера позавчера. – Френк взял чашку с кофе.

– Я бы не сказала, что избил...

– Он мог найти лучшее применение для своего темперамента. Иначе у него будут неприятности. – Френк отхлебнул кофе и угрюмо посмотрел на Джессику.

– Они уже есть, – вставила Изабелла многозначительно.

– Но Коула повсюду преследуют репортеры.

Это невыносимо, – возразила Джессика.

– Это цена, которую он платит за известность. – Френк взял бисквит. – Если он не способен сдерживаться, ему надо поменять профессию.

– Френк, ты же был в Фоле Вайнери. Ты видел, как они обращались с ним. Ты бы не сошел с ума, если бы тебе надоедали подобным образом?

– Я бы потерпел за такие деньги. Господи, это же преступно, как он вел себя в последние дни. Мне нужны годы, чтобы заработать так много.

– Нет, если ты будешь правильно играть, Френк. – И помни, твоя карьера будет намного длиннее, чем у Ника. Слава Ника уже на исходе, – продолжала Изабелла. – Он уже в конце своей карьеры. И, насколько я его знаю, он уже растратил свое будущее. Он думает, что отец даст ему что-нибудь после стольких лет.

– Да и мы не позволим ему что-то получить.

Так ведь, мама?

– Несомненно.

Джессика поерзала на стуле. Разве они не знают, зачем она пришла? Вместо того чтобы говорить об аренде, они злорадствуют.

– Что касается аренды, миссис Каванетти. Я собираюсь продать виноградник за хорошую цену. Вы, несомненно, имеете преимущественное право на покупку.

– Сколько вы хотите? – спросил Френк.

– Два миллиона.

Чашка с кофе в руках у Изабеллы застыла:

– Два миллиона?

– Грег Кесслер сказал, что это меньше, чем можно запросить, но я прошу минимальную цену, поскольку мы так давно знакомы.

– Два миллиона это больше, чем я ожидала, – ответила Изабелла. – Я должна обговорить это с компаньоном. Он как раз вышел в холл.

Джессика взглянула в ту сторону.

– А что хочет Кесслер? – спросил Френк. – Я знаю, что он хотел бы наложить руки на эту землю.

– Его цена будет намного выше, – холодно ответила Джессика.

В это время кто-то зашумел в холле, громкий стук нарушил тишину в доме. Изабелла вскочила:

– Что происходит?

Головорезы в дорогих костюмах пришли в волнение, Френк поставил свой кофе и встал.

До них долетели звуки борьбы, затем в гостиную спиной влетел мужчина, преследуемый двумя головорезами.

– Мистер Винченцо! – воскликнула Изабелла в ужасе.

Мистер Винченцо старался подняться на ноги в то время, как высокий человек в черной рясе влетел в гостиную и схватил его за лацканы.

– Вон? – прогремел знакомый голос. Джессика поднялась со стула. Она узнала голос Коула. – Вон из этого дома, ведьмино отродье? – Он оттолкнул Винченцо.

Винченцо попятился назад, держась за нос, из которого текла кровь.

– Что это значит? – подошла к Коулу Изабелла. – Как вы посмели ударить мистера Винченцо?

– Ник, это ты? – спросил Френк, всматриваясь в лицо под капюшоном.

– Ник? – воскликнула Изабелла.

– Винченцо! – Коул сорвал капюшон. Его глаза сверкали, лицо было красным от гнева. – Отец говорил тебе и всем остальным членам корпорации, чтобы ноги твоей не было в этом доме. Он убьет тебя! Раз он не может этого сделать, я его заменю.

– Кто вы талой, черт побери? – Винченцо вытирал свой нос.

– Восс, это Коул Николе! – узнал его более высокий из головорезов. – Коул Николе из «Сент-Луис-буллз».

– Я сын Майкла Каванетти. Я присутствовал здесь в последний раз, когда вы предлагали помочь нашему винному заводу. Отец сказал нет, а теперь я говорю нет.

– Ты не имеешь права! – прошипел Френк. – Не имеешь законного права!

– И ты тоже, – возразил Коул, – не имеешь, пока отец жив. Он хозяин дома и президент компании. Он скорее даст отрезать себе руку, чем вступит в сделку с корпорацией. – Он повернулся к мачехе:

– И ты знаешь это, Изабелла.

Изабелла стояла прямо и смотрела на Коула:

– Френк, вызови полицию.

– Да, Френк, вызови полицию, – вставил Коул. – А я позвоню моим друзьям из «Сиэтл-тайме» и расскажу им, что вы затеваете. Посмотрим тогда. Изабелла Каванетти приглашает мафию на северо-запад! Хорошая карьера ожидает Френка, Изабелла. Дадим имени Каванетти немного паблисити.

Изабелла стала белой, как мраморная статуя:

– Ты не посмеешь!

– Испытай меня, Изабелла.

Винченцо вернул окровавленный платок своему высокому напарнику, который засунул его в нагрудный карман.

– Мы не хотим никаких неприятностей, миссис Каванетти. – Он подтянул свой галстук. – Может быть, вы снова поговорите с вашим мужем. И освободитесь от этого гунна. – Он показал головой на Коула. – Тогда и поговорим.

– Нет, не поговорите! – заявил Коул. – Вон? Сейчас же! – Он шагнул к Винченцо. Тот какое-то время колебался, но затем повернулся и вышел из комнаты, приказав жестом своему напарнику следовать за ним.

– Мистер Винченцо, подождите? – позвала Изабелла.

Коул схватил ее за руку:

– Сейчас же успокойся. Изабелла. У тебя ничего не выйдет.

Джессика слышала, как хлопнула входная дверь и кто-то начал аплодировать. Все обернулись на звуки. Это была Шон, она прислонилась к косяку и улыбалась, продолжая хлопать в ладоши.

– Прекрасно, Коул! – воскликнула она и подняла большой палец.

Джессика стояла на балконе бунгало, глядя на гостевой дом. Гнилые перила были умело починены, на них можно было опираться без опаски.

Больше всего ей хотелось поговорить с Коулом, сказать ему, что все понимает и будет на его стороне. Джессика сжала руки в кулаки, вспомнив, какой скандал разгорелся между Каванетти, когда мистер Винченцо покинул дом.

Изабелла взъярилась на Коула. Джессика еще никогда не видела ее такой. Даже Френк, который редко показывал зубы, дал выход своей злобе на Коула. Поведение Каванетти смутило ее, обеспокоенная тем, что ей приходится быть свидетелем такого скандала, она не могла уйти, не прервав их. Джессика попыталась всех успокоить, но Изабелла только отмахнулась от нее. В конце концов, Коул выскочил из дома и, продолжая кричать, вскочил в машину.

Он поздно вернулся домой. Джессика узнала об этом, увидев, как зажегся свет в его комнате. Она смотрела на освещенный прямоугольник, и ее сердце начало сильно биться. Что она может сделать? Если она не продаст землю, то отец останется без средств. Тут было не до сентиментальностей.

Джессика тяжело вздохнула. Она должна перестать беспокоиться о Коуле и заняться своим телескопом. Едва Джессика собралась это сделать, как заметила темную фигуру, стоящую в тени.

– Брат Козимо! Он прошел вперед:

– Добрый вечер, мисс Ворд.

– Давно вы здесь стоите?

– Несколько мгновений. – Он высвободил руки из рукавов. – Достаточно для того, чтобы увидеть, что вы взволнованы.

Джессика откинула назад волосы. Она не собиралась ни с кем обсуждать свои неприятности, особенно с Козимо Каванетти.

– Глядите, – сказала Джессика, показав рукой на перила:

– Их починили.

– Я беспокоился, что кто-нибудь может упасть.

– Вы хотите сказать, что это вы их починили?

– Да, работа была нетрудной.

– Тогда спасибо, брат Козимо. А я собралась нанять плотника.

– Теперь этого не нужно делать, мисс Ворд.

– Как я могу отблагодарить вас?

– Называйте меня Козимо.

– Хорошо. – Она нервно пожала плечами. Что может быть страшного, если она подружится с ним?

Он не казался опасным:

– А вы должны звать меня Джессика.

– Хорошо. – Она услышала легкую иронию в его голосе. – Пойдем со мной, Джессика. Я хочу поговорить с тобой там, где не очень холодно.

Монах повернулся и вошел в темную дверь. Джессика посмотрела в его сторону, удивляясь, что повинуется такой просьбе. Но она в долгу перед Козимо и наконец сможет уделить ему немного времени и внимания. Она прошла в кабинет. Он жестом пригласил ее сесть. Огонь потрескивал за каминной решеткой, бросая отблески на темную одежду монаха, но ни отблеска не падало на его лицо. Джессика села.

– Это ты развел огонь? – спросила она, протягивая свои озябшие ноги к огню.

– Я взял на себя такую смелость.

– Очень приятно.

Джессика услышала звон стекла, когда откидывалась на подушки. Козимо появился сбоку с двумя стаканами вина рубинового цвета и протянул один ей. Его манеры были полны покоя и благородства, так что она не осмелилась сказать ему, что не пьет.

– Благодарю, – проговорила она. Козимо кивнул и сел на стул рядом с ней так, чтобы отблески огня достигали лишь его груди. Монах поднял свой стакан, который оказался в тени капюшона. Джессика смотрела на него и ждала, когда тот заговорит.

– Это превосходное каберне «совиньон», – объяснил он. – Славное санкт-бенедиктинское вино, ему очень много лет.

Джессика посмотрела на прекрасную жидкость в стакане. Она увидела оттенки малины и янтаря. И вправду – превосходное вино.

– Ты не попробуешь каберне?

– Я не пью спиртного.

– Почему?

– Я всегда думала, – она любовалась вином, – что пить необязательно.

– А, – ей снова почудилась ирония в его голосе. – Ты когда-нибудь слышала, что сказал Платон о вине?

– Нет.

– Он назвал его великим подарком человеку. Джессика вопросительно посмотрела на вино.

– Даже Платон не убедил тебя? – усмехнулся Козимо. – Может, тебе привести его целебные рецепты?

– Какие целебные?

– Вино содержит витамины, минералы и специальное свойство, уменьшающее полноту. Красное вино, как это каберне, содержит дубильную кислоту и другие кислоты, убивающие бактерии. Хорошее вино известно как лекарство от тифа.

– Ты тянешь меня за ногу, – улыбнулась Джессика.

– Тяну за ногу?

– Шутка.

– Поверь, Джессика, не тяну. Нет причин бояться вина.

Она тряхнула головой:

– Я видела, что люди творят, когда напьются, я не хочу стать такой же.

– Умеренность – ключ к мудрости в жизни, Джессика. Один стакан каберне не сделает тебя дурочкой, поверь мне.

Она снова посмотрела на вино. Джессика могла обонять сладкий аромат малины, исходящий из стакана.

Козимо снова усмехнулся:

– Или ты боишься, что вино развяжет твой язык?

Джессика вскинула голову. Или она более восприимчива, чем большинство людей, или более откровенна, чем предполагала. Она пристально посмотрела на Козимо, желая проникнуть в неясные тени его лица и увидеть, какое выражение сопровождает этот богатый голос.

– Если у тебя есть что-то, что ты не хочешь разглашать, – продолжал Козимо, – то лучшей компании, чем священник, тебе не найти.

– Ты не священник, сам сказал. Джессика подняла стакан. Никто не назовет ее трусихой. И она покажет Козимо, что на дне ее стакана не будет никаких признаний. Она выпила.

Вино легко пролилось в нее, сладкое и удивительно свежее, терпкое, но не крепкое. Джессика была поражена медовой сладостью каберне. Она всегда считала, что вино должно быть крепким и кислым.

Козимо откровенно рассмеялся над ее удивлением:

– Тебе понравилось?

– Да, – ответила она ему улыбкой и покрутила стакан между пальцами. – Совершенно не то, что я думала. – Она снова отпила, потом еще.

Монах кивнул и наполнил ее и свой стаканы. Видя, как он берет графин, Джессика испытала приятное чувство. Это было ощущение тепла, отличное от тепла, которое дает огонь. Она расслабилась и взяла стакан, который Козимо подал ей.

– Это последнее вино, которое я сделал в Санкт-Бенедикте», – начал Козимо, садясь. – И я должен был разрушить оборудование на винном заводе, поскольку его репутация может быть подорвана.

– Это ты все переломал там?

– То, что я там обнаружил, не заслуживает марки завода.

– Ты это должен делать как защитник? Разрушать чужую собственность?

– Когда необходимо. Меня здесь не было. И в мое отсутствие на заводе произошли ужасные изменения, изменения, ведущие к гибели.

– Почему же тебя не было, если ты защитник?

– Я не имею возможности выбирать. Но теперь я вернулся. И я сделаю все, чтобы исправить вред, нанесенный управлением Изабеллы Каванетти.

Джессика рассматривала его капюшон, когда он пил вино:

– Козимо, почему только я могу тебя видеть? Он поднялся, складки его мантии упали на пол. Монах стоял лицом к огню. Все, что Джессика могла видеть, это широкая спина монаха, скрытая рясой.

– Да, почему ты меня видишь, Джессика? Этот вопрос я часто задаю себе. – Он обернулся. – Но должен признаться, я рад, что ты можешь меня видеть. Это дает мне удовольствие говорить с тобой.

– Мне тоже нравится говорить с тобой. – Слова слетели с языка раньше, чем она могла остановить их. Вообще-то она не любила говорить с людьми. Праздные разговоры раздражали ее. Она заглянула ему под капюшон:

– Но я хотела бы видеть твое лицо.

– Придет день и увидишь. Но теперь я должен скрывать лицо.

– Почему?

– Нет большой необходимости видеть его, если ты видишь мое сердце.

– Твое сердце?

– Важнее знать, что я не причиню тебе вреда. Что мы нуждаемся в беседе друг с другом. Ты здесь ради меня, Джессика – только ты можешь видеть и слышать меня. А я здесь для тебя. И уверяю, ты можешь доверять мне настолько, чтобы открыть свое сердце.

– В моем сердце ничего нет, Козимо. Это-то меня и тревожит.

– Ах, я верю, что в твоем сердце есть что-то очень большое. Может, ты этого не видишь, поэтому и убеждена, что ничего нет. Однажды пережив любовь, я знаю ее симптомы, – сказал он мягко.

– Какие симптомы?

– Твои симптомы. В твоем сердце полно любви к мужчине, но ты пока держишь это внутри себя. Что хорошего для тебя, если ты оставишь ее в себе?

– Любовь – не очень веселая вещь, когда ее чувствует только один человек.

– Откуда ты знаешь, что только один?

– Знаю! – Джессика вскочила на ноги, уже столько лет она вынуждена была подавлять свои чувства. – Я люблю Коула, а он ничего не хочет знать обо мне. Однажды я даже чуть не предложила ему себя, а он только посмеялся. Это ужасно и оскорбительно.

– Он действительно смеялся?

– Ну... – Джессика смотрела на огонь. – Во всяком случае, улыбался. И тогда я узнала, что он не хочет меня. Мне было так стыдно.

– Возможно, он не хотел тебя в тех обстоятельствах.

Джессика задумалась над этим, потом тихо склонила голову.

– Нет, не думаю. Он никогда не хотел меня. А теперь у него кто-то есть. И это лучше, что я не показываю ему своих чувств.

– Это печально. Это делает печальный и меня, Джессика.

– Почему?

– Потому что любовь – драгоценна. Очень многие никогда не знали любви. Чувствовать ее и отказаться от нее – это очень печально. – Козимо поднялся, и Джессика поняла, что он приближается к ней. – Любовь гораздо выше гордости, Джессика. Иногда она важнее чести. Это я узнал из своей жизни.

Джессика повесила голову, но не отошла от него. Его голос и близость почему-то были очень приятны ей. Она сжала губы, стараясь не заплакать. Джессика почувствовала его руки на своих плечах. Он нежно сжал их.

– Закрой глаза, Джессика, закрой. Прислушайся к звукам моего голоса. Почувствуй мои руки. Не думай о том, кто ты, кто я. Только слушай мой голос.

Она повиновалась. Его голос был глубоким, руки теплыми. Она плыла по волнам покоя, управляемая его голосом. Может, это вино сделало ее такой? Или этот колдун подчинил ее своим чарам.

– Вспомни, Джессика. Расскажи мне, что ты помнишь.

Она вспоминала. Этот мужчина был незнаком для ее глаз, но не для сердца, она знала это точно. Джессика чувствовала сильное желание опять погрузиться в него, почувствовать его губы на своей коже, ощутить его в своей груди.

Это чувство ужаснуло ее. Как мог монах из двенадцатого века знать ее? Как она могла знать его? Он загипнотизировал ее. Вот в чем дело.

– Нет! – вскрикнула она и вырвалась из его рук.

– В чем дело? – спросил он.

Джессика, сконфуженная и испуганная тем, что настоящее куда-то ушло, почувствовала, что стоит над пропастью времени, в опасной близости от края. Чувства бурлили, ее ошеломило вино. Все, что она могла видеть, была чернота его одежды. Или это был испуг от черного прошлого, которое она видела? Она заморгала и возвратилась назад.

– Джессика. – Он поддержал ее, чтобы та не упала, – Не трогай меня! – Она отшатнулась от него. – Оставь меня одну!

– Ах, Джессика! – Его голос ослаб и наполнился тоской.

Ее это не тронуло. Она выбежала из кабинета, поставила стакан на стол в холле и выскочила из бунгало. Ноги несли ее, как будто от этого зависела ее жизнь. Она бросилась к гостевому дому. Только один человек мог спасти ее.