В Речи Посполитой

Глава VIII Деревенские евреи

В интересующее нас время Речь Посполитая была богатым государством и лет сто переживала экономический подъем. Тут надо кое-что пояснить. В позднее средневековье, где-то с 30 — 40-х годов XVI века, на мировой экономике стали все более сильно сказываться результаты Великих географических открытий. И не только нарастающий поток драгоценных металлов из Нового Света был здесь важен. Начался в Западной Европе рост городов и флотов, то есть росло количество людей, с сельским хозяйством не связанных. Кстати, и первые европейские поселения в Новом Свете долго зависели от привозимого из Европы продовольствия.

Параллельно Великим географическим открытиям с конца XV века шел процесс, который Маркс назвал аграрным переворотом. Суть дела была в том, что в ряде европейских стран (не только в самых развитых) увеличивалось производство промышленного сырья в связи с ростом спроса на него со стороны возникающих мануфактур. Пока речь шла о техническом растениеводстве, это не слишком сильно сокращало производство хлеба. Эти культуры выращивались как дополнение к традиционному зерновому хозяйству. Но иначе пошло развитие пастбищного овцеводства. Эта высокодоходная отрасль требовала много места. Тогда еще, конечно, не могло быть речи о перенесении овцеводства в дальние малонаселенные страны. И в XVI веке овцы начали «поедать людей». «Пастух и его собака» теперь все чаще заменяли сотни крестьянских земледельческих хозяйств. Пастбища оказались выгоднее пашен. Этот процесс особенно интенсивно протекал в Англии в XVI веке. Но он захватил также Испанию и Южную Италию, страны менее развитые, где шерсть шла на экспорт. Однако и там, где пастбища заменяли пашни, в хлебе нуждались. И его приходилось привозить.

Отдельно надо сказать о Сицилии. На этом острове в позднем Средневековье произошел крах сельского хозяйства, ещё в недавнем прошлом высокопродуктивного, снабжавшего пшеницей соседние страны. Причины этого не вполне ясны. Но в общих чертах понятно, что имело место сочетание неблагоприятных природных изменений (отчасти вызванных человеческой деятельностью: вырубка лесов и т. п.) с тяжелой социальной ситуацией: жесточайшим угнетением крестьян. И вот в конце Средних веков на Сицилии, издавна (с античных времён!) житнице всего Средиземноморья, постоянно не хватает зерна даже для собственного потребления. В конце XVI века, например, Флоренция, традиционно импортировавшая хлеб, начинает ввозить его не из Сицилии, а из Данцига (Гданьска) при посредничестве голландских купцов.

А еще надо сказать о Нидерландах — тогда, в XVII веке, первой морской державе мира. В свою героическую эпоху, в период борьбы с Испанией за независимость во второй половине XVI века, голландцы прибегали к специфической тактике: взрывали дамбы, создавая на пути наступающих испанских войск зоны затопления. (В Нидерландах много осушенных земель, лежащих ниже уровня моря и защищенных от него дамбами.) Были затоплены огромные по масштабам маленькой страны площади — перечеркнуты плоды вековых усилий по осушению. И восстановление этих земель — их вновь осушали, откачивая воду насосами, работавшими от энергии ветра, — потребовало многих десятилетий. Так что голландские города, быстро росшие в то время, потребляли в основном импортное зерно. Как в пищу, так и для внушительного голландского пивоварения (ячмень). И когда земли постепенно восстановили (и даже расширили), голландские крестьяне, подстраиваясь под сложившуюся ситуацию, сосредоточились не на производстве зерна, а на мясо-молочном животноводстве. Этого требовало и знаменитое голландское сыроварение. Заметим, что Голландия не только ввозила хлеб — именно голландские купцы более других и развозили его с берегов Балтики по всей Европе до Средиземноморья включительно. (Хлеб в виде зерна сохраняется лучше других необработанных пищевых продуктов. Так что его издавна перевозили по морю на дальние расстояния). Польский хлеб стал одним из главных продуктов тогдашней грандиозной голландской торговли.

Спрос на хлеб настолько поднялся, что в Англии с ее быстрорастущими городами это вызвало даже частичную реконверсию — в первой половине XVII века в пригородных районах луга снова превратились в пашни и огороды. И если в Западной Европе, в общем, продолжало развиваться «техническое направление» в сельском хозяйстве, то это стало возможно только благодаря привозу хлеба из Восточной Европы.

Короче, спрос на хлеб и цена на него росли. И это оказалось для Польши чрезвычайно выгодным. Она стала «хлебным амбаром Европы». Огромные партии хлеба вывозились через Данциг (Гданьск). Туда они доставлялись по Висле. И другие традиционные предметы польского экспорта находили хороший сбыт в связи с ростом судостроения — лес и лесоматериалы, конопля (пенька) для канатов, лен для парусов. Конечно, тут бывали колебания — рыночная экономика уже тогда не была стабильна. Но в целом грех было жаловаться. Важно для экономического подъема было еще и то спокойствие, которое установилось в центральных областях Речи Посполитой. Воевала она много. Но опустошению подвергались лишь окраины. Татарские набеги с юга проникали иногда довольно глубоко, но все-таки в целом в центральных районах было спокойно. В этом подъеме евреи приняли весьма деятельное участие. Еврейские купцы везли в Данциг хлеб и прочее. Но это было не главное. К главному мы и переходим.

Польский (и украинский, и белорусский и т. д.) крестьянин (хлоп) был закрепощен. Но пока не начался экономический бум, в этом не было ничего особенно трагического. В классическом средневековье сосуществование пана и хлопа было патриархальным. Степень эксплуатации ограничивалась емкостью панского желудка (его семьи и малочисленной тогда дворни). Но вот появились деньги, а они быстро кончают с патриархальностью. Благодаря им и простецкий быт шляхты, и средневековая застойная стабильность феодального хозяйства довольно быстро отошли в прошлое. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и часто рост потребностей пана опережал рост его доходов. А это побуждало искать их новые источники.

Хорошая конъюнктура, конечно, вызвала и расширение полей за счет освоения целины и т. д. Но ведь это средневековье. Рост агротехники, распашка целины могли быть лишь медленными. Все держалось на эксплуатации крестьян. И она возрастала[16]. Появился фольварк — панское хозяйство, державшееся на подневольном труде (панщина или по-русски — барщина). Припомнили и старинные дворянские привилегии — право пана на то, чтобы крестьянин молол зерно только на его мельнице, покупки делал только в его лавке, и, главное, «пропинация» — исключительное право пана на производство и продажу спиртных напитков в своих владениях. Но сам пан и при желании не встал бы за прилавок — абсолютно не панское это было дело. (А те шляхтичи, что занялись бы шинкарством или другим «подлым» промыслом могли и дворянства лишиться.)

Тут-то и пригодились пану евреи. Аренда — самый страшный грех, в котором обвиняла евреев тогдашняя молва, особенно украинская. Аренда бывала разная. В ту эпоху, о которой мы говорим, могла она быть и очень крупной. Магнат (в том числе и православный, а пока таковые еще были) мог отдать очень богатому еврею в аренду или заложить большую территорию с селами, хуторами, лесами и т. д. При этом арендатор получал в свое распоряжение и почти все феодальные права. Следует, однако, заметить, что такая очень крупная аренда и тогда была редкостью. Подобный сверхарендатор сам, конечно, со всем управиться не мог. Он сдавал полученную территорию и промыслы на ней по частям в субаренду, как правило, тоже евреям. Не только магнат, но и обычный «достаточный» шляхтич всегда сдавал в аренду еврею кабак, а часто и мельницу. Евреи стали, таким образом, частью панского эксплуататорского аппарата. Это правда.

Существует мнение, что там, где делом заправляли жиды-арендаторы, эксплуатация украинских крестьян была особенно сильной. Во-первых, из-за въедливости жида, во все вникавшего. Во-вторых, из-за того, что жид был не владельцем имущества, а арендатором, то есть «правил балом» временно. Он не только не делал никаких капиталовложений, но и старался в относительно короткое время своей аренды максимально высосать все из имения и из подвластных ему людей. А после него — хоть потоп (это, впрочем, всегда говорили обо всех арендаторах во все времена и во всех странах). В-третьих, потому, что иудею, конечно же, приятно было эксплуатировать и унижать христиан там, где это оказывалось возможным, — в арендованном имении.

Что ж, я не буду утверждать, что евреи были ангелами. Они, как и все люди, думали прежде всего о себе, иногда и о своих единоверцах. Наверняка случалось, что кто-либо из евреев перегибал палку. Но тут надо учесть вот какие соображения. Еврей-арендатор, особенно мелкий, каковых было огромное большинство, находился один в окружении чуждых и недружественных ему людей. Вряд ли он при этом так уж задирал нос, скорее наоборот, должен был побаиваться. Еврейская верхушка тоже призывала к благоразумию (см. главу X). Наконец, особенностью еврейской аренды было то, что она часто оказывалась даже не просто длительной, а пожизненной. У евреев есть закон «хазака»: если еврей три года держал аренду, то другой еврей уже не мог ее перехватить. А так как арендатора-нееврея в то время найти было нелегко, то пан вынужден был продлевать договор с тем же жидом (слово «жид» тогда не считалось обидным). Этот закон, ограничивший конкуренцию среди евреев, пану был невыгоден, но мелкому люду благоприятствовал — арендатор, знающий, что его аренда длительная, всегда ведет себя менее хищнически, исходя из своих же интересов. Но если случалась у еврея краткосрочная аренда, это вовсе не значило, что он мог делать все, что хотел. Польский пан вовсе не был настолько глуп, чтобы терпеть разорение своего имущества, к которому относились и хлопы. По условиям аренды, он был не вправе вмешиваться, пока срок договора не истек, но затем мог предъявить претензии. Большинство панов жило тут же. Так что к рассказам о еврейской сверхэксплуатации и еврейской наглости надо относиться осторожно[17]. А об этом любили поговорить и современники тех событий, и их потомки. Не только украинцы, но и поляки. Последним ведь надо было объяснить случившуюся катастрофу. И уже тогда пошло в ход: «Евреи виноваты!» Что же до еврейских историков, начавших интересоваться этим вопросом во второй половине XIX века, то они доказывали, что большинство евреев ни в чем не было виновато, что вся эта масса мелких арендаторов, субарендаторов, приказчиков и т. д. жила небогато. На них давил пан, иногда через посредничество крупного арендатора. К пану и уходили деньги. Евреи фактически были только служащими, но хлопы-украинцы видели именно их, имели дело с ними. В этом мелком еврейском люде персонифицировался для крестьян панский гнет. На них и обрушилась лавина ненависти. «Они попали между молотом и наковальней» — так характеризовали положение евреев еврейские историки.

Но существует связанная с арендой и «внеэкономическая» антисемитская легенда, очень стойкая. В нее верил даже известный еврейский историк Грец. Жид берет в аренду у пана-католика православную церковь. И так как прихожане, по бедности своей, не уплатили ему, то церковь заперта, и дитя нельзя окрестить, и покойника нельзя отпеть. По понятиям тех дней — беда ужасная. Я не иронизирую. Вот за это-то, мол, и воздали евреям во времена хмельнитчины.

И вот, наконец, еврейский историк Дубнов решил найти хотя бы один такой договор. И не сохранилось такового. Тогда он стал искать хотя бы одно упоминание об этом современников. И не оказалось таковых!

А вот мнение украинского историка: «…разнообразная переписка между лицами разных званий, партий и вероисповеданий… не заключает в себе даже и намёка на факты, свидетельствующие об аренде церквей на Украине.» (Кулиш[18]).

Мотив этот появляется в казацких песнях лет через 40–50 после описываемых событий! Видимо, дело в том, что «экономических преступлений» было все-таки маловато, чтобы объяснить чудовищную резню, и вот, когда очевидцев уже не осталось и врать никто не мешал, возникла эта антисемитская сказка. Речь, на худой конец, могла идти о каком-то единичном случае. А почти наверняка и его не было. Но, как по другому поводу заметил Адольф Гитлер, «ложь оказывается более изощренным оружием, чем простая безыскусная правда». И по сей день повторяют иногда эту сказку об аренде церквей.

А в заключение надо сказать еще об одном занятии сельских евреев — они делали селитру, которая шла в первую очередь на изготовление пороха, но использовалась и в пищевой промышленности — для консервации мяса, и в медицине — считалось, что она увеличивает половую потенцию мужчин (хотя и не все подтверждали это благотворное действие). Природной селитры в Европе не хватало. Приходилось ее изготовлять. Производственный процесс требовал большого количества органических веществ (отходов) и много места. Так что его удобнее было организовать вне города. Видимо, евреи были мастерами этого дела. Даже в тогдашней России, где евреев на дух не выносили, приказали в 30-х годах XVII века пограничным воеводам не мешать евреям-«селитряникам» селиться на русской территории, если найдутся желающие (но никаких других евреев не пускать!). Польская селитра в большом количестве экспортировалась на запад. Причем и в торговле ею важную роль играли еврейские купцы.

Таковы были занятия сельских евреев. Их было меньше, чем городских, и их многочисленные маленькие общины погибли первыми в надвигающейся буре. Впрочем, городские пережили их ненадолго.