В штабе гвардейской дивизии

Глава первая На новой должности

В конце августа 1943 года 57-я гвардейская стрелковая дивизия, в которой я служил помощником начальника оперативного отделения штаба, занимала оборону на плацдарме Северского Донца, северо-западнее города Изюм. Стояла изнурительная жара. Мне, служившему до войны на Украине, переносить ее было легче, чем многим другим, но все равно солнце изматывало, раздражала пыль, висевшая на дорогах и демаскировавшая передвижение.

Горячими, под стать погоде, были и события, развертывающиеся на фронте. Красная Армия одержала блистательную победу над отборными войсками Гитлера на Курской дуге, главная группировка войск Юго-Западного фронта начала успешное наступление в Донбассе. Поэтому настроение у всех было боевое, приподнятое.

Каждый день радио и газеты сообщали об освобождении от фашистских захватчиков новых городов и сел. Москва салютовала победителям.

Вела подготовку к наступлению и 57-я гвардейская. Но мне, к сожалению, не пришлось участвовать в этой работе, потому что 26 августа пришел приказ о переводе в 20-ю гвардейскую стрелковую дивизию на должность начальника оперативного отделения.

Известно, что воинский коллектив, особенно на войне, становится каждому родным и близким. Недаром боец после госпиталя стремится вернуться в свою часть, в свое подразделение. Вот почему я не испытывал радости в связи с новым назначением. Конечно, это было повышение, но как жалко расставаться с друзьями, с родной дивизией — ведь с ней я прошел тяжелыми дорогами войны от Дона до Северского Донца.

Было связано с дивизией событие личного порядка. Здесь я познакомился с Любой Матиной. Она работала делопроизводителем оперативного отделения. Мы поженились, вместе воевали, переносили тяготы фронтовой жизни.

Но служба есть служба. И вот я отправился в штаб 20-й гвардейской. Дорога была не близкой. Как пойдут дела на новом месте? Справлюсь ли? Хватит ли знаний и опыта? Все эти вопросы волновали меня. Все непривычное, новое поначалу настораживает, кажется трудным. Конечно, навыки командирской и штабной работы у меня были, но достаточно ли этого? Я понимал, что новая должность потребует хорошего знания теории общевойскового боя, основ проведения армейской операции. Нужен и практический опыт в организации боевых действий.

Задачи передо мной стояли большие и трудоемкие: быстро и грамотно разрабатывать боевые документы, своевременно доводить их до войск, контролировать выполнение. Наладить четкую работу всего оперативного отделения, вовремя докладывать командованию положение своих войск и войск противника, возможное соотношение сил и средств, оценивать обстановку, делать правильные выводы, предлагать мероприятия но обеспечению боевых действий и по организации управления дивизией.

В каждом коллективе складываются свои отношения между людьми. Мне надо было разобраться в обстановке на новом месте, наладить деловые взаимоотношения с командованием, с будущими подчиненными, со всем офицерским составом управления дивизии, надо было усвоить другой стиль работы. Я понимал, что это нелегко, и психологически готовил себя к испытаниям.

С такими мыслями подъезжал к Довгалевке, где располагался штаб дивизии. На окраине села остановил часовой и, проверив документы, показал, как пройти к начальнику штаба. В селе стояла необычайная тишина: никакого движения, никаких признаков того, что в нем разместился штаб соединения. Сразу почувствовалась хорошая организация комендантской службы.

В сопровождении ординарца начальника штаба я вошел в просторную светлую комнату. За большим столом, на котором была разложена рабочая карта и лежали папки с документами, сидел моложавый полковник и что-то писал. Это был начальник штаба дивизии Борис Антонович Лимонт. Внешность Бориса Антоновича выдавала человека внутренне собранного, ясно и точно мыслящего. Скульптор вряд ли нашел бы лучшую натуру для своей работы.

Я представился:

— Товарищ полковник, гвардии майор Бологов прибыл в ваше распоряжение…

Начальник штаба сухо поздоровался, задал несколько вопросов, касающихся моей прежней службы, затем сказал:

— Меня вызывает командир дивизии. Пойдемте вместе, я представлю вас.

Через несколько минут мы вошли в кабинет командира дивизии генерал-майора Петра Яковлевича Тихонова. Это был блондин среднего роста, широкоплечий, очень подвижный человек лет сорока. Большие карие глаза его блестели весело и задорно. Впоследствии я узнал, что генерала Тихонова очень ценили и уважали в дивизии. Опытный, грамотный и волевой командир, он любил хлесткое словцо и острую шутку.

Начальник штаба представил меня, генерал Тихонов вышел из-за стола, подал руку и вежливо спросил:

— Откуда, майор? Где воевали? С какой должности прибыли к нам?

Коротко рассказал, что я выходец из крестьян Вологодской области, до армии окончил сельскохозяйственный техникум, работал топографом, а затем старшим землеустроителем райзо (районного земельного отдела). С 1938 года начал службу в армии рядовым. Окончил полковую школу и пехотное училище. На фронте с первых дней войны. Командовал взводом и отдельной разведывательной ротой дивизии. С марта 1942 года — на штабной работе в оперативном отделении 57-й гвардейской дивизии, откуда и прибыл. Имел ранение и две контузии.

Выслушав меня внимательно, генерал Тихонов сказал:

— Что ж, майор, опыт работы, особенно штабной, у вас есть. Думаю, со своими обязанностями справитесь. Общая обстановка на фронтах вам должна быть известна. Красная Армия после победы на Курской дуге перешла в стратегическое наступление на всем юго-западном направлении. Наша дивизия пока выполняет задачи по обороне залиманского плацдарма на Донце, но недалек день, когда и мы получим приказ к наступлению. Знакомьтесь и входите в курс дела. С чего думаете начинать?

Я ждал этого вопроса и заранее продумал ответ:

— Считаю целесообразным в первую очередь хорошо изучить обстановку на фронте дивизии, побывать в полках, батальонах, познакомиться и установить деловой контакт с командирами частей и их штабами.

— Задачи вы понимаете правильно, — заключил генерал. — Желаю вам, майор, быстрее войти в курс дела.

Оперативное отделение размещалось недалеко от кабинета начальника штаба дивизии, в доме из трех комнат. Войдя в помещение, я застал своих будущих подчиненных за разработкой оперативной сводки и плана мероприятий по усилению охраны мостов через Северский Донец на плацдарме. Тут и произошло наше знакомство.

Первым представился помощник начальника оперативного отделения капитал П. Б. Софрыгин, молодой красивый офицер. Я коротко расспросил его, и он рассказал о себе, о своих делах и обязанностях. Чувствовалось, что у него хорошая память — многие цифры, фамилии командиров называл, не заглядывая в бумаги. Вслед за ним представился помощник начальника отделения штаба дивизии капитан Кузин.

Это был молодой, лет двадцати трех, человек невысокого роста, на вид спокойный, рассудительный. Взгляд строгий, даже суровый. Я сразу почувствовал разницу в характерах этих людей. Первый, Петр Борисович Софрыгин, отличался жизнерадостным, общительным нравом, второй, Георгий Трофимович Кузин, был малоразговорчивым, вдумчивым.

Забегая вперед, скажу, что они хорошо дополняли друг друга, были грамотными, опытными и исполнительными операторами, могли быстро и четко разработать любой документ. И разные их характеры не мешали дружной работе отделения. Если нужно было исполнить какой-либо документ с особой тщательностью, я всегда поручал его Кузину. В организаторских же делах, в оказании помощи командирам, в сборе и обработке данных обстановки и ведении информации незаменим был капитан Софрыгин.

Представились мне завделопроизводством оперативного отделения лейтенант В. И. Киселев и младший сержант В. А. Рычко, исполнявший обязанности машинистки.

Когда знакомство закончилось, я подошел к столу, на котором лежала рабочая карта капитана Софрыгина, и попросил познакомить меня подробнее с составом дивизии и обстановкой в ее полосе. Софрыгин доложил, что в состав 20-й гвардейской стрелковой дивизии входят три гвардейских стрелковых полка (55, 57 и 60-й), 46-й гвардейский артиллерийский полк, 15-й гвардейский истребительный противотанковый дивизион, саперный и учебный батальоны, разведывательная рота, батальон связи, рота химзащиты и медико-санитарный батальон. Дивизия, имея боевой порядок в один эшелон, с первых чисел августа обороняла залиманский плацдарм протяженностью по фронту 40 км и в глубину от 1,5 до 12 километров. Справа на участке занимал оборону 60-й, в центре 57-й и на левом фланге 55-й гвардейские стрелковые полки. Один стрелковый батальон 55-го полка находился в резерве командира дивизии. Части и подразделения дивизии в июльских боях по форсированию Северского Донца и захвату плацдарма в районе Червоный Шахтер понесли потери и теперь были укомплектованы лишь наполовину. Далее Софрыгин сообщил сведения о противнике. Он рассказал, что, по данным разведки, гитлеровцы постоянно совершенствовали свою оборону.

Я поблагодарил Софрыгина за четкий доклад, расспросил, какие задачи поставлены перед отделением и кто из офицеров над чем конкретно работает.

Ранним, утром следующего дня я зашел к начальнику штаба. Борис Антонович подробно ввел меня в курс дела, дал указания по организации работы оперативного отделения и кратко познакомил с боевой историей дивизии. Сам он воевал в ней с сентября 1941 года, сначала в должности начальника оперативного отделения, а с ноября стал начальником штаба дивизии.

В конце беседы мы договорились о порядке моего выезда в полки и о знакомстве с руководящим составом дивизии.

После представления начальнику политотдела заместителю командира дивизии по политической части полковнику Василию Емельяновичу Ященко и заместителю по строевой части полковнику Ивану Афанасьевичу Замотаеву я отправился в разведывательное отделение. По опыту работы в штабе 57-й дивизии знал, что операторам больше всего приходится иметь дело с разведчиками, связистами, дивизионным инженером, командующим артиллерией и его штабом, а также тыловиками. Именно от них зависело всестороннее обеспечение боевых действий. Начальник разведки дивизии капитан Николай Гаврилович Мозговой, молодой, но уже достаточно опытный разведчик, понравился мне своей душевной простотой, влюбленностью в дело и глубоким знанием противостоящей группировки противника.

Затем я побывал у начальника связи дивизии майора Алексея Семеновича Дыкина, в штабе артиллерии познакомился с начальником штаба капитаном Константином Федоровичем Глушичем, человеком малоразговорчивым, скромным и от этого даже несколько скованным. Чуть позже подошел и командующий артиллерией полковник Иван Иванович Батляев. Передо мной предстал человек лет сорока трех, брюнет. Длинные черные ресницы подчеркивали загадочное выражение его серых глаз. Зачесанные на прямой пробор волосы были тронуты первой сединой на висках, без которой это мужественное лицо могло бы казаться несколько грубоватым. Я представился, и завязалась деловая беседа. Батляев, как и Глушич, считался ветераном дивизии. Командовал артиллерийским полком, а затем стал командующим артиллерией дивизии. Разговаривая, он часто вставал и ходил по комнате. Его высокая и стройная фигура, манера речи говорили о командирских навыках, твердости характера и сильной воле. Обладая незаурядной эрудицией, большим жизненным и боевым опытом, военными знаниями, он буквально заворожил меня. В последующем наши беседы с полковником Батляевым носили самый откровенный характер, способствовали установлению хороших деловых контактов.

В тот же день я познакомился и с дивизионным инженером майором А. И. Карцевым. Он сразу заявил:

— Сегодня я очень занят, но могу предложить завтра проехать вместе на плацдарм. Покажу нашу работу, а заодно в дороге ближе познакомимся.

Я согласился, а остаток дня решил посвятить изучению боевого пути дивизии.

До преобразования в гвардейскую она именовалась 174-й стрелковой. Сформирована в 1940 году в Уральском военном округе. В первые дни войны, поднятая по тревоге, погрузилась в железнодорожный эшелон и через неделю прибыла в район города Полоцка, где сразу же вступила в бой с танковыми и механизированными частями немецко-фашистских войск, рвавшихся к городу. Более полумесяца находясь в составе 22-й армии, прочно удерживала Полоцк, затем вела ожесточенные оборонительные бои у городов Великие Луки и Андриополь, а в октябре 1941 года переброшена в район города Ржева и в составе войск Западного, затем Калининского фронтов участвовала в Калининской оборонительной операции. В ходе контрнаступления под Москвой и последующего общего наступления советских войск на Западном направлении зимой 1941/42 года вела боевые действия в составе 29-й, затем 30-й армий Калининского фронта.

17 марта 1942 года дивизия была преобразована в 20-ю гвардейскую стрелковую) в августе и начале сентября 1942 года в составе 31-й армии Западного фронта участвовала в Ржевско-Сычевской наступательной операции. В феврале 1943 года ее перебросили на Юго-Западный фронт и 4 марта включили в состав 6-й армии, действуя в составе которой она захватила и прочно удерживала важный плацдарм на правом берегу Северского Донца, где и сейчас занимала оборону.

Вот в такое прославленное соединение попал я служить. Изучив боевой путь, почувствовал себя увереннее в разговорах с людьми.

Утром 28 августа, как и договорились накануне, мы с дивизионным инженером майором А. И. Карцевым и капитаном П. Б. Софрыгиным отправились на плацдарм для изучения системы обороны и знакомства с частями дивизии.

Александр Иванович Карцев, молодой симпатичный сибиряк, белокурый, с вьющимися волосами, выглядел лет на тридцать пять. В дивизии он воевал около года, был общителен, но держался скромно. Инженерное дело он знал *отменно и умел руководить своей службой. Со временем мы стали с ним, как говорится, задушевными друзьями.

— Откуда начнем? — спросил меня Карцев.

— Думаю, с правого фланга.

— В шестидесятый, — приказал он водителю, а мне пояснил, что с НП командира полка подполковника А. Т. Халепы хорошо просматриваются правый фланг нашей обороны и передний край противника.

Переехав реку, мы стали подниматься по ее правому берегу. Донец ласково журчал в тишине. Остановились неподалеку от штаба, который размещался в лощине. Спустились в землянку.

— Начальник штаба полка майор Щеденко, — представился офицер, выйдя из-за сбитого из досок стола. Я поздоровался с ним и попросил кратко доложить обстановку на участке обороны полка, а также рассказать о составе и боеспособности подразделений. После доклада Щеденко собрал офицеров штаба и представил их мне Согласовали вопросы взаимной информации.

Затем мы направились на НП. С него было видно как на ладони пять линий траншей, множество ходов сообщения, отсечные позиции, землянки, доты.

— Впереди, — сказал Карцев, — сплошные минные поля. Недавно поставили.

Чуть дальше виднелись обгоревшие немецкие танки, Орудия, разбитые пулеметы. Инженерное оборудование плацдарма можно было считать по тому времени самым современным, вполне обеспечивающим успешное ведение оборонительного боя.

В сопровождении офицера-проводника мы направились дальше в батальоны и роты. Я проверил организацию системы огня, наблюдения за противником и обеспечение стыков между подразделениями. Побеседовал с личным составом. Запомнился разговор с младшим сержантом Е. М. Ткаченко, у которого брата насильно угнали в Германию. Младший сержант рвался в бой, чтобы отомстить за зверства, чинимые фашистами на нашей земле, за родного брата. В разговор включались и другие бойцы. Пулеметчик Макаров И. И., выражая общее настроение, спрашивал:

— Скоро ли наступать, товарищ майор? Воевать мы умеем, надоело сидеть в обороне.

— Пока наша задача — обороняться, — пояснил я. — Но настанет и наш час, будем наступать!

Во второй половине дня мы побывали на участках обороны 57-го и 55-го гвардейских полков.

Противник весь день не проявлял активности. Изредка вел ружейно-пулеметный огонь, периодически производил минометные и артиллерийские налеты. Под один из них мы попали при подходе к НП командира 57-го гвардейского полка майора В. С. Вифлянцева. Видимо, противник заметил группу бойцов, переносивших артиллерийские боеприпасы без соблюдения мер скрытности. Одного бойца ранило, остальные быстро укрылись в траншеях и не пострадали. Не было потерь и в нашей группе.

На НП мы услышали резкий разговор майора Вифляпцева со своим начальником артиллерии майором С. Ф. Соловьевым. Вифлянцев указывал Соловьеву на плохую организацию доставки боеприпасов и нарушение установленного порядка передвижения в обороне. Несмотря на свою молодость, Виталий Спиридонович Вифлянцев имел солидный боевой опыт, был требовательным и волевым командиром, во всем любил строгий воинский порядок.

Он доброжелательно встретил нас, внимательно выслушал рекомендации по усилению бдительности и проведению занятий в ротах вторых эшелонов по темам наступательного боя, особенно по прорыву подготовленной обороны противника. Между нами быстро установилось полное взаимопонимание.

В 55-м гвардейском полку мы встретились с начальником штаба капитаном О. С. Ивановым. Олег Сергеевич служил в дивизии с июля 1943 года. До этого он уже успел пройти солидный фронтовой путь — командовал взводом, ротой, был начальником штаба 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии. На новом месте он сразу завоевал авторитет у подчиненных. Решал вопросы оперативно, грамотно. И на этот раз мы быстро завершили дела в полку и возвратились в дивизию, где я подробно доложил начальнику штаба о результатах проделанной работы.

Разъезды по солнцепеку, по пыльным дорогам утомили. Казалось, что даже на зубах хрустит пыль. Тут-то капитан Софрыгин и предложил:

— А не сходить ли нам в баню? Как раз ее протопили сегодня…

— Что ж, предложение дельное, — с радостью согласился я. — А далеко идти?

— Да нет, на окраине села она.

Баня была устроена в большом блиндаже и оборудована по всем правилам, даже душевые установки имелись и хорошая парилка. Там уже парился полковник Батляев.

— Операторы пожаловали! — воскликнул он. — Милости просим!

Заметив у меня на ноге широкий шрам, он спросил:

— Где это вас так?

Мне не хотелось рассказывать о первом своем ранении главным образом потому, что оно было связано с трагическими событиями, с боями в окружении у села Подвысокое в районе Умани. О поражении всегда вспоминать тяжело. Не было дня, чтобы в моей памяти не возникали разрозненные картины первых приграничных боев в районе Львова в 1941 году, пятинедельного отхода с жестокими боями от границы до Подвысокого…

Но ответить на вопрос надо, и я сдержанно пояснил:

— Под Уманью, когда прорывались из окружения.

Очевидно, Батляев почувствовал, что задел больную струнку, и от дальнейших вопросов воздержался. Говорили и о насущных делах, и о всякой всячине, а когда оделись и вышли на улицу, он пригласил меня на чашку чая. На столе уже попыхивал жаром самовар и чайник с крепкой заваркой. За первой кружкой последовала вторая, и тут Батляев снова спросил:

— Федор Павлович, расскажите все-таки, как выходили из окружения. Вы знаете, очевидно, что наша дивизия тоже дважды побывала в кольце. В первый раз мы вырвались в полном составе и с материальной частью, во второй было потруднее. Пробивались отдельными отрядами, группами и даже в одиночку.

— Мне тоже дважды лиха довелось хлебнуть, — начал рассказывать я. Первый раз в августе 1941 года в районе Умань, Подвысокое в составе 80-й стрелковой, а второй — в феврале 1943 года в городе Славянске в составе 57-й гвардейской дивизии… В сорок первом, конечно, было труднее… Правда, в ту пору я командовал ротой в разведбате и не знал всей обстановки на нашем участке фронта. Могу поделиться многими впечатлениями.

— Это-то и интересно, — оживился Батляев.

И я поведал о том, как наша дивизия приняла первый бой с противником, который превосходил нас в три, а иногда и в четыре раза. Это позволяло ему быстро перегруппировываться, полностью владеть инициативой, совершать обходы и охваты. Мы отходили с тяжелейшими боями, до последней возможности удерживая каждый выгодный рубеж, каждый населенный пункт.

Доставалось в те дни разведчикам.

Нам ставили самые разнообразные задачи, приходилось ходить в тыл противника и в свой тыл, где тоже появлялся враг, выбирать наиболее удобные пути отхода, прокладывать маршруты движения колонн, вести арьергардные бои.

В ночь на 3 августа 1941 года мне с группой разведчиков удалось захватить пленного. Запомнил некоторые его показания. Он говорил, что войска моторизованного корпуса из района Тальнова прорвались на юг и отрезали нам все пути отхода на восток. Тогда-то и началось самое тяжелое. Далеко не всем удалось сразу — прорваться к своим, начались затяжные бои.

4 августа штаб нашей дивизии вместе с остатками подразделений переместился в лес возле Подвысокого, и разведывательный батальон принял функцию его охраны. Я сказал «батальон», но по существу это была уже рота. Утром 5 августа командир батальона капитан Михайлов приказал мне с ротой, в которой оставалось около 30 человек, отправиться в распоряжение командира полка, находившегося на высоте, западнее Подвысокого. Разыскал его в неглубоком окопе с биноклем в руках.

— Товарищ майор, прибыл в ваше распоряжение, — доложил я.

Он сообщил о том, что собрал из состава боевых и тыловых подразделений отряд в 200 человек, и приказал мне его возглавить с задачей выбить противника из Копенковатого. Заметив мое удивление, пояснил:

— Больше назначить некого. Полк лишился командного состава почти полностью. Так что давай, разведчик. Ты должен справиться.

Задача была ясна: преодолеть полукилометровое пшеничное поле и, сосредоточившись в конце его, стремительной атакой выбить противника из села. И мы пошли. Высокая, созревшая пшеница затрудняла движение, в ней запутывались ноги. Противник вел массированный огонь ив минометов, а ближе к рубежу атаки открыл пулеметный и автоматный огонь. Трудно было управлять столь большим отрядом, не видя всего боевого порядка. Первая атака сорвалась, не достигла успеха и вторая. В третью атаку пошел вместе с нами и командир полка. И тут мы услышали гул танкового двигателя. Танк вырвался из леса, прилегающего к полю, и на высокой скорости помчался на Копенковатое. Мы поднялись за ним и ворвались в село. Пушка на танке стрелять не могла, не было снарядов, но экипаж вел огонь из пулемета и давил противника гусеницами. В селе вспыхнула рукопашная. Штыком, гранатами и огнем пулеметов и винтовок мы выбивали врага из каждого дома, с каждой улицы. Вскоре большая часть Копенковатого была в наших руках. В канавах, у оград домов, среди улиц — всюду валялись трупы фашистских солдат, и казалось, победа близка. Но вскоре наш танк был подбит и загорелся, егеря получили подкрепление и перешли в контратаку. До исхода дня мы вели яростный бой, отстаивая каждый дом. Но силы были слишком неравные. Мы снова были вынуждены оставить Копенковатое. К вечеру наш отряд отошел на опушку леса и занял там оборону. Раненых мы отправили в глубь леса, где находились армейские госпитали.

Поздно вечером ко мне прибежал связной и передал приказание прибыть с ротой на юго-восточную опушку леса. Такое же распоряжение получил и командир полка.

Я не мог найти штаба дивизии, но встретил командира своего батальона с группой солдат. Увидев меня, он обрадовался и сообщил:

— Сегодня ночью будем прорывать кольцо окружения в направлении Первомайска. Атака без артиллерийской подготовки — снарядов нет. Впереди главной колонны пойдут артиллерийские тягачи, трактора и автомашины.

Тогда только я понял, с какой целью мы атаковали противника в Копенковатом. Это был один из отвлекающих ударов.

В ночь на 6 августа, как было приказано, наш отряд, численностью в 200 человек, под командованием капитана Михайлова сосредоточился на юго-восточной опушке леса. Михайлов быстро произвел боевой расчет, разбив отряд на две роты. Одной он приказал командовать мне, другой — старшему лейтенанту с артиллерийскими петлицами.

— Придаю вам по пулемету, — сказал он. — Больше дать нечего. Готовьте людей и ждите сигнала.

В три часа ночи в небо взвились красные ракеты, и тут же тишину разорвал гул моторов тягачей и — тракторов. Мы двинулись на врага и без труда прорвали кольцо. Видно, гитлеровцы решили, что против них действует крупная танковая часть.

За ночь удалось преодолеть около двадцати километров, однако, едва рассвело, противник опомнился и обнаружил, что перед ним лишь ослабленные в предыдущих боях разрозненные стрелковые подразделения без танков и артиллерии. На нашем пути он выставил сильные заслоны, бросил в бой танки, бронетранспортеры, в воздухе появились бомбардировщики. Отряду приходилось отражать атаки во много раз превосходящего врага, сражаться с танками. Красноармейцы дрались, как львы, нанося гитлеровцам ощутимый урон, однако и наши ряды таяли. Во второй половине дня был тяжело ранен капитан Михайлов. Командование отрядом принял старший лейтенант артиллерист.

— Что будем делать, разведчик? — спросил он у меня. — Связь с основными силами прервалась. Придется драться самостоятельно.

Я огляделся. К востоку от широкого поля, на котором находились мы, виднелась дубовая роща. Чуть дальше — другая, побольше.

— Надо туда пробиваться, — высказал я свое мнение. — На открытом поле не выстоим.

— Дело говоришь. Собирай роту и вперед.

Однако гитлеровцы предприняли все меры к тому, чтобы расчленить отряд и уничтожить его по частям. Мне с большим трудом удалось вывести к дальней дубраве группу человек в сорок, костяк которой составили разведчики. Остальная часть отряда во главе со старшим лейтенантом была оттеснена в небольшую рощу. Противник оставил заслон с двумя бронетранспортерами против моей группы, сосредоточив огонь по основным силам отряда, Однако до конца дня обе группы отряда успешно отражали атаки, но на закате смолкли пулеметы наших товарищей. Видимо, кончились патроны и противник ворвался в лес. Мы слышали шум боя, разрывы гранат и треск винтовочных выстрелов. К полуночи все затихло. Стало ясно, что с утра противник атакует нас.

Недалеко от рощи мои разведчики обнаружили небольшой овраг, уходящий в юго-восточном направлении. Ночью мы стали пробираться по нему все дальше и дальше от места боя. К утру, обессилев, укрылись в пшеничном поле, встретившемся на пути. Все были голодны, истощены изнурительными боями, но каждый надеялся, что страдания не напрасны: мы вырвались из внутреннего кольца окружения. Теперь предстояло вырваться из внешнего. Но где оно, никто не знал.

С наступлением темноты продолжили путь на Кировоград. Всю ночь, обходя населенные пункты, отряд медленно продвигался вперед. К утру 8 августа подошли к небольшому селу, находившемуся в стороне от шоссейных дорог. Я послал в разведку старшину Ивана Курилова и красноармейца Андрея Тычину, которые быстро возвратились и доложили, что немцев в селе нет. Я решил дать бойцам отдых. Разместились в саду, подкрепились — накормили местные жители, чем могли. Они же предложили оставить у себя раненых. Подумав, я согласился. Да и как иначе? Ведь впереди ждали новые бои, и никто не мог сказать, что ждет нас: дойдем до своих или погибнем в жарких схватках?

В путь двинулись после полудня. Сначала дорога шла лесом, но вот впереди открылось широкое поле, рассеченное шоссе. Я остановил отряд, выслал вперед разведчиков. Все было тихо и спокойно. Решил пересечь шоссе. Здесь-то и постигла неудача — внезапно показалась колонна автомобилей, шедшая на большой скорости.

— Бегом в кукурузу! — скомандовал я.

Но гитлеровцы уже заметили нас и открыли огонь. Пули засвистели над головой. Я бежал последним, следя за товарищами, чтобы вовремя оказать помощь раненым, дать распоряжение вынести их в безопасное место. Внезапно почувствовал резкий удар и едва удержался, чтобы не упасть.

В кукурузе отдышались. Колонна гитлеровцев ушла, не стали они нас преследовать.

— Раненые есть? — спросил я.

Никто не отозвался — значит, все обошлось нормально. Не успел подумать об этом, как почувствовал резкую боль в ноге.

— Крепко зацепило, — с сожалением оказал разведчик Курилов, осмотрев рану. — Давайте перевяжу.

Туго забинтовав рану, он разрезал плащ-палатку, сшил из нее чулок и помог мне надеть его на ногу. Потом предложил:

— Возьмите винтовку, легче идти, опираясь на нее. Так я и сделал, отдав разведчику свой пистолет — лишнего оружия у нас не было.

На четвертый день мы зашли в не занятое немцами село. Местные жители помогли всем, чем могли. Разыскали фельдшера, он промыл мне рану, сделал укол против заражения крови и перебинтовал ногу. Вместе со всеми я продолжал путь по тылам врага. Мы пробирались только ночью, обходя города и крупные населенные пункты. В небольших хуторах и селах доставали продукты. Днем скрывались в оврагах, рощах; очень редко — в деревнях. Нога моя стала опухать, рана гноилась, перевязывать ее было нечем, и я еле двигался. Только в ночь на 1 сентября нам удалось перейти линию фронта и попасть к своим.

— Ну а потом был госпиталь, — закончил я свой рассказ. — После выписки получил назначение в 137-ю стрелковую…

— Да, досталось вам, — задумчиво проговорил полковник Батляев.

— Не мне одному, — заметил я. — Всем довелось хлебнуть горя. И все же выстояли и своротили челюсть фашистам.

— Ну, положим, впереди еще много предстоит, — сказал Батляев, и разговор как-то сам собою перешел на насущные дела.

Беседа с опытным командиром, хорошо знавшим не только свое кровное дело, но и штабную службу, безусловно, пошла на пользу. Он посоветовал мне как можно более обстоятельно изучить все имеющиеся данные о противнике, ознакомиться с составом и боевыми возможностями своих подразделений. На это я и использовал оставшиеся дни августа.

1 сентября командующий 1-й гвардейской армией, в состав которой входила 20-я гвардейская, приказал сменить части 228-й стрелковой дивизии на левом берегу Северского Донца, южнее Балаклеи, и, частью сил обороняя залиманский плацдарм, основные сосредоточить в лесу, южнее населенного пункта Ветровка, и к утру 5 сентября быть в готовности к наступлению.

Начальник штаба, изучив это распоряжение, направился к комдиву, взяв с собой и меня. Генерал Тихонов долго и внимательно изучал документ, потом произнес:

— Значит, предстоит обороняться на широком фронте и одновременно главными силами наступать. Задача не из легких. Слушаю предложения штаба.

— Противник вряд ли перейдет к активным наступательным действиям на залиманском плацдарме, — высказал предположение полковник Лимонт, — поэтому для его обороны можно оставить один полк, а остальные перегруппировать на левый фланг и использовать для наступления.

— Оставим полк в одноэшелонном построении, — размышляя, проговорил генерал. — А если противник все-таки ударит, выдержит полк?

— Да, определенный риск есть, но оборону нужно построить отдельными опорными пунктами, — ответил Лимонт, — причем так, чтобы перекрыть наиболее опасные направления, подготовить рубежи для проведения контратак.

— Пусть так, — согласился командир дивизии и снова задал вопрос: — А какими силами вы предлагаете оборонять участок 228-й дивизии?

— Послушаем мнение операторов, — кивнул в мою сторону Лимонт.

Я доложил, что считаю целесообразным направить туда учебный батальон, который после перехода дивизии в наступление составит ее резерв. И закончил:

— Начальник штаба наше предложение поддерживает.

— Так и решим, — заключил командир дивизии. — Для обороны всего залиманского плацдарма оставим 60-й полк, он обороняться умеет, а остальные перегруппируем для наступлений. Смену войск и перегруппировку произвести скрытно, в ночное время. К исходу дня составить детальный план, предварительные распоряжения частям отдать немедленно.

Поставив задачи, Тихонов отпустил нас. Начальник штаба тут же приказал мне приступить к разработке плана перегруппировки. Такой план мне не раз приходилось разрабатывать и в штабе 57-й гвардейской дивизии, но здесь это было первым моим испытанием, и поэтому я подошел к делу с особой тщательностью, привлекая всех начальников отделений и служб. К 18 часам дня план был подписан начальником штаба и утвержден комдивом без существенных поправок.

В первой половине 2 сентября мы получили предварительные распоряжения штаба 1-й гвардейской армии, в которых содержались ориентировка на предстоящее наступление дивизии и указание о включении ее в состав 6-го гвардейского стрелкового корпуса. Генерал Тихонов сразу же решил выехать на рекогносцировку района сосредоточения частей и полосы предстоящего наступления. С собой взял командующего артиллерией полковника И. И. Батляева, дивизионного инженера майора А. И. Карцева, начальника разведки капитана Н. Г. Мозгового и меня с капитаном П. Б. Софрыгиным.

На двух автомашинах мы быстро доехали до озера, расположенного в сосновом бору, южнее Ветровки. Там нас ждали офицеры рекогносцировочных групп, частей и подразделений.

Погода стояла ясная, тихая. Приятно пахло хвоей, среди высоких сосен озеро казалось сказочным и манило прохладой. Даже не верилось, что где-то недалеко проходит передний край. Вылезая из машины, комдив восторженно произнес:

— Красота-то какая, прямо курорт! — Но тут же посерьезнел и начал отдавать нам распоряжения.

Мне приказал изучить районы сосредоточения 55-го и 57-го гвардейских стрелковых полков и указать их представителям, а командующему артиллерией выбрать районы размещения артиллерии и предварительно определить для нее огневые позиции. Капитану Софрыгину была поставлена задача выбрать место для командного и наблюдательного пунктов. Мы сразу же приступили к работе. Сам командир дивизии вместе с майором Карцевым и капитаном Мозговым прошел на берег Северского Донца, с тем чтобы определить наиболее выгодные участки и рубежи для форсирования, маршруты выхода на них подразделений, а также изучить противоположный берег и по возможности оборону противника.

Много километров мы исходили в этот день по сосновому лесу и лишь к вечеру собрались все на том же месте у озера. Каждый доложил комдиву о выполненной работе, тот остался доволен результатами рекогносцировки, был весел и всю обратную дорогу рассказывал различные смешные истории, которых, как оказалось, он знал великое множество.

В эти дни и ночи перед наступлением офицеры штаба и политотдела дивизии работали с большим напряжением. Капитан Кузин организовывал смену войск на плацдарме и вывод их в район сосредоточения. Полковник Замотаев тщательно контролировал все его действия. Капитан Софрыгин обеспечивал четкую организацию комендантской службы, постов регулирования на путях движения частей, следил за строгим соблюдением войсками мер маскировки и дисциплины марша. На мне же лежали обязанности подготовки боевых донесений и оперативных сводок в штаб корпуса и армии. Оперативный отдел осуществлял контроль за переброской частей и подразделений в новый район сосредоточения, за оборудованием нового командного и наблюдательного пунктов дивизии, решал много больших и малых задач, связанных с организацией управления войсками.

Немало дел было у начальника связи и его помощников, у дивизионного инженера и других офицеров.

Капитан Н. Г. Мозговой и старший лейтенант И. П. Золотарев организовали постоянное наблюдение за противником. Готовили разведывательные группы в полках и в дивизионной роте разведки. Изучали и всесторонне оценивали группировку и оборону противника по данным штаба армии и своих наблюдательных постов.

Огромную работу выполнял командующий артиллерией дивизии со своим штабом. Вся организация перегруппировки артиллерии в новый район, развертывание связи, ремонт техники, доукомплектование орудийных расчетов, подготовка новых огневых позиций, организация артразведки и многое другое легло на их плечи.

Много трудились и офицеры тыла во главе с заместителем командира дивизии по тылу подполковником Иваном Андреевичем Юрьевым по обеспечению материально-технического снабжения войск, накоплению необходимых запасов.

Руководство многогранной деятельностью штаба по подготовке наступления осуществлял, командир дивизии. Непосредственным организатором их выполнения являлся начальник штаба дивизии полковник Лимонт. Он ставил задачи офицерам штаба, согласовывал все выполняемые мероприятия с заместителем командира дивизии, начальниками родов войск и служб, контролировал ход их выполнения.

Я перечислил только некоторые мероприятия, выполненные офицерами штаба, их, конечно, было во много раз больше.

А сколько дел выпало на долю политических работников! Они поддерживали у личного состава высокую боевую активность, наступательный дух. Это было очень важно, так как люди долгое время находились в обороне. Предстояло переломить оборонительную психологию бойцов и зажечь их сердца боевым порывом.

Накануне наступления я побывал в одной из рот 55-го гвардейского стрелкового полка. Командир роты лейтенант И. А. Болдовский доводил боевую задачу до личного состава. Подразделению предстояло первым форсировать Северский Донец и захватить во взаимодействии с другими ротами батальона плацдарм на правом берегу реки. Как обычно, завязалась оживленная беседа. Бойцы спрашивали меня об обстановке на фронтах, о предстоящем наступлении, делились мыслями. Помню, с земли поднялся невысокий плотный старший сержант И. Н. Чуприна.

Он сказал:

— Я на войне с сентября 1941 года. Четыре раза ранен, ненавижу фашистов. От имени всех моих товарищей заявляю, что мы будем драться, как тигры, и выбросим врага с нашей земли.

— Правильно, сержант, верно, — послышались со всех сторон возгласы, разобьем врага, нет ему места на нашей земле.

Было видно, что бойцы готовы в бой.

К утру 5 сентября дивизия выполнила все мероприятия по смене и перегруппировке и ее главные силы скрытно сосредоточились в высоком сосновом бору, южнее Петровки. Сюда же переместился и командный пункт.

В этот день в 9 часов утра на КП прибыл полковник С. А. Бобрук, начальник штаба 6-го гвардейского стрелкового корпуса. Он вручил генералу Тихонову боевой приказ на наступление и уточнил задачу дивизии.

Сергея Антоновича Бобрука. я хорошо знал еще по 57-й гвардейской, где он более года был начальником штаба. Грамотный, энергичный и волевой офицер, талантливый командир, он впоследствии командовал стрелковым корпусом и был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Увидев меня, Сергей Антонович тепло поздоровался и спросил, давно ли я в этой дивизии и на какой должности. Я пояснил.

— Это мой ученик, — обращаясь к генералу Тихонову, сказал полковник Бобрук, — Вместе в 57-й гвардейской служили.

Действительно, Сергей Антонович Бобрук первым учил меня азам штабной службы. Когда я прибыл из госпиталя в 153-ю стрелковую дивизию (впоследствии она стала 57-й гвардейской) на должность помощника начальника оперативного отделения, то не знал, как разработать тот или иной боевой документ, не умел грамотно вести рабочую карту, и приходилось все познавать на практике.

Сергей Антонович каждый вечер давал мне задание на разработку боевых и отчетных документов. Если документ не соответствовал его требованиям и наставлению, то он заставлял перерабатывать его по нескольку раз, до тех пор пока не убеждался, что я не шаблонно, а творчески и грамотно могу его сделать. Так повторялось с отработкой всех документов, которые готовило оперативное отделение дивизии в различных видах боевых действий.

Полковник постоянно требовал от подчиненных культуры штабной работы, четкости в разработке боевых документов. Он считал, что, чем тщательнее и скрупулезнее подготовлены боевые документы на предстоящий бой, тем больше вероятности успеха. Точность, ясность и своевременность доведения до войск этих документов обеспечивали правильное понимание частями и подразделениями замысла старшего начальника. Каждая неточная пометка на карте, каждый боевой документ, сделанный с ошибкой, могли запутать командиров, помешать выполнению задач. Но и это еще не все. Любой штабной документ — это не только план и боевой приказ на предстоящий бой, это и исторический отчет, позволяющий потом изучать боевой опыт части, соединения, фронта. В случае неудачи по этим документам всегда можно определить, где допущены промахи, и, проанализировав их, избежать повторения ошибок. При успешном же завершении боя они позволяют оценить верность замысла, учесть недоработки. Поэтому в ходе войны, какой бы ни была обстановка, офицеры штаба дивизии стремились тщательно отрабатывать боевую документацию, не допуская и малейшей небрежности. Но вернемся к совещанию у комдива. После знакомства с командованием и боевым составом дивизии полковник С. А. Бобрук развернул свою рабочую карту и объявил:

— Корпус в составе 1-й гвардейской армии переходит в наступление с задачей прорвать оборону гитлеровцев в излучине Донца, южнее Савинцев, и развивать наступление в общем направлении на Новомосковск. Вашей дивизии командир корпуса ставит следующую боевую задачу: в ночь на 7 сентября форсировать реку Северский Донец, южнее села Ветровка, прорвать оборону противника и к исходу дня выйти на рубеж высот 169,5 и 185,3. В дальнейшем развивать наступление в общем направлении на Бунаково, Краснопавловка. Обороной одного полка на залиманском плацдарме прикрыть правый фланг корпуса.

Дивизии придавался 221-й гаубичный артиллерийский полк, а при прорыве обороны противника должна была поддерживать корпусная артиллерийская группа.

Готовность к наступлению была назначена на 22.00 6 сентября.

Выслушав начальника штаба корпуса, генерал Тихонов поинтересовался:

— Как планируется артиллерийская и авиационная подготовка?

— Авиационной подготовки не будет, — ответил полковник Бобрук и пояснил: — Вся авиация занята для поддержки ударной группировки фронта. Артиллерийскую подготовку спланируйте сами.

Затем он дал указания по организации взаимодействия со 195-й стрелковой дивизией, с тем чтобы прикрыть фланги и успешно управлять частями в ходе наступления. После отъезда полковника С. А. Бобрука Тихонов еще раз внимательно прочитал боевой приказ корпуса и, устремив взгляд на раскрытую карту, произнес:

— Времени на подготовку в обрез, да и сил у нас маловато, а у противника на этом участке сплошная линия траншей, опорных пунктов, дзотов и инженерных заграждений. Правда, главная полоса проходит по гребням высот в 3–4 километрах от реки. Этим мы и воспользуемся.

Потом, после короткой паузы приказал:

— Для внезапного захвата плацдарма ночью переправить на противоположный берег не менее четырех усиленных стрелковых рот. Артиллерийскую подготовку можем провести перед атакой главной полосы обороны. Основной расчет на внезапность.

Замысел командира дивизии сводился к следующему: в ночь на 7 сентября бесшумно форсировать реку силами четырех стрелковых рот и захватить плацдарм на правом берегу. Отсюда нанести главный удар силами двух полков в направлении высоты 164,0 и овладеть полосой обеспечения. После артиллерийской подготовки прорвать главную полосу обороны противника, затем снять 60-й полк с залиманского плацдарма и иметь его во втором эшелоне дивизии. Для создания артиллерийских групп каждому стрелковому полку предполагалось придать по два артиллерийских дивизиона, а артиллерийскую группу дивизии создать в составе трех артдивизионов.

Надо отметить, что решение командира дивизии созрело не вдруг. Еще на основе предварительного распоряжения, полученного из штаба армии, генерал Тихонов дважды провел рекогносцировку местности, детально изучил оборону и группировку врага. На основе всестороннего анализа обстановки, учитывая предложения помощников, он заранее определил основной замысел предстоящего боя.

После объявления решения генерал Тихонов спросил меня:

— Каковы ваши предложения по планированию боя?

Я понял, что генерал Тихонов решил проверить мои способности оператора, и начал говорить не торопясь, продумывая каждую фразу:

— Считаю целесообразным разработать поэтапный план боя. Первый высадка десанта в составе четырех усиленных стрелковых рот: три роты от правофлангового и одну от левофлангового полков, чтобы в течение ночи форсировать реку, уничтожить боевое охранение противника, выйти к рубежу его прикрытия и обеспечить развертывание главных сил для атаки. Второй этап форсирование реки главными силами дивизии, захват рубежа прикрытия и занятие исходного положения для атаки главной полосы обороны противника. Третий артиллерийская подготовка атаки, атака, прорыв главной полосы обороны противника и выполнение поставленной задачи.

— Что думаете о предложении майора Бологова? — спросил комдив, обращаясь к начальнику штаба.

— Считаю его правильным, — ответил тот.

— Ну что ж, согласен с вами, — кивнул генерал и прибавил: — Пусть Бологов обмозговывает детали, а вы срочно готовьте предварительные распоряжения, и поедем на рекогносцировку. Там и поставим командирам частей конкретные задачи.

Возвратившись в штаб, полковник Лимонт быстро распределил работу между подчиненными. Мне он приказал проинформировать начальников отделений и служб о задачах, дивизии и решении комдива. Пока они собирались, мы с капитаном Кузиным оформили решение комдива на карте. Прикрепив ее к стене землянки, я разъяснил собравшимся задачи и порядок их выполнения, посоветовав обратить особое внимание на четкую организацию разведки противника, надежную связь, своевременное материально-техническое обеспечение и взаимодействие всех родов войск. В заключение передал распоряжение начальника штаба каждому по своей службе срочно подготовить боевые распоряжения частям.

Когда все разошлись, мы с капитаном Кузиным нанесли на карту графический план предстоящего боя. Работать с Кузиным было легко. Мы с полуслова понимали друг друга и быстро оформили на карте замысел, расчетные и пояснительные таблицы, учтя предложения начальников отделений и служб.

В 17.09 я представил начальнику штаба готовые документы. Он внимательно просмотрел их и сказал:

— Теперь можно идти к комдиву.

Генерал Тихонов был в хорошем настроении. Спросил у меня с улыбкой:

— Ну как, получается?

— Стараюсь, — ответил я и коротко доложил о проделанной работе.

Комдив без серьезных поправок подписал документы и утвердил план предстоящего боя. У меня отлегло от сердца: с первым серьезным делом на новом месте службы справился успешно.

К 22.00 6 сентября подготовка к — наступлению была в основном завершена. Командир дивизии и командиры полков поставили задачи частям и подразделениям, организовали взаимодействие.

Конечно, времени было мало, не все и не везде удалось сделать.

В 23 часа 6 сентября мы с майором Карцевым вышли на берег реки к переправе и стали ждать сигнала на начало форсирования. Тихо шелестел Северский Донец. Луна скрылась за тучи, низко нависшие над землей. Начал моросить дождь. В лесу, где скрытно сосредоточились наши войска, не было слышно ни звука, только высокие ели шумели верхушками. Но вот поступил сигнал, и сразу все пришло в движение.

Бойцы осторожно спускали на воду лодки, плащ-накидки, набитые сеном, самодельные плотики, на которых устанавливали пулеметы и минометы. Все шло организованно, по плану.

Первыми начали переправу разведчики и саперы. За ними двинулись стрелковые роты с легким оружием. Слышался тихий плеск воды, но противник пока молчал, только изредка вспыхивали осветительные ракеты, свет которых гасил опустившийся над рекой туман.

Гвардейцы беспрепятственно переправились через реку и лишь у самого берега были замечены противником. Лихорадочно застучали фашистские пулеметы, ударили орудия, но наши бойцы стремительно выскочили на берег и ворвались в окопы боевого охранения врага. В ход. пошли гранаты, автоматы и ножи. Фашисты не выдержали натиска и оставили позиции.

Вместе с разведчиками капитана Г. И. Кондратьева высадились бесстрашные труженики войны — саперы. Среди них: сержанты Ф. С. Немчиков и Ю. Т. Клишея, рядовые В. И. Костоусов, В. С. Иващенко, Г. Е. Потехин и А. Т. Аксенов. Под огнем врага они сумели быстро проделать проходы в минных полях и в проволочных заграждениях, обеспечили пропуск через них разведчиков, а затем и стрелковые роты батальонов.

Вскоре западного берега реки достигли все четыре стрелковые роты и начали расширять захваченный плацдарм. Преодолевая инженерные заграждения и огневое сопротивление врага, стрелковые роты при поддержке минометов с боем продвигались вперед. Под их прикрытием в течение ночи переправились и главные силы 55-го и 57-го гвардейских полков с артиллерией и сразу же приступили к расширению плацдарма.

В ту ночь успешно форсировали Северский Донец и части 195-й стрелковой дивизии, что вынудило противника распылить свои силы для отражения атак сразу двух наших соединений. Однако, имея хорошо подготовленную оборону и организованную систему огня, противник не собирался оставлять позиции без боя. Уже с утра 7 сентября он оказал упорное сопротивление, его орудия ударили по нашим переправам, из дзотов повели огонь пулеметчики.

Бой за расширение плацдарма становился все напряженнее. Гвардейцы дивизии медленно, но упорно продвигались вперед. Им хорошо помогала полковая и приданная артиллерия, которая успешно подавляла огневые точки врага, мешавшие развитию успеха.

Я находился на наблюдательном пункте. Видел, как командир дивизии спокойно и уверенно управлял частями. По его приказу для прорыва оборонительного рубежа командир 55-го гвардейского полка подполковник Климов ввел в бой батальон второго эшелона, который поддерживали полковая и дивизионная артиллерийская группы.

Грохот усилился. Теперь бой бушевал в центре и на правом фланге.

Вскоре подполковник Климов сообщил, что атака началась успешно. После огневого налета 4-я и 5-я роты ворвались в траншею врага и завязали рукопашный бой. Противник не выдержал и бежал в траншеи главной полосы своей обороны.

В это же время основные силы полка Вифлянцена внезапной атакой с фланга выбили противника из опорного пункта южнее Чепеля.

К исходу дня подразделения 55-го и 57-го гвардейских полков подошли к главной полосе обороны противника, но все попытки прорвать ее с ходу не увенчались успехом. Фашисты обрушили на атакующих сильный артиллерийский и пулеметный огонь. По приказу генерала Тихонова им ответили наши дивизионы. Земля содрогнулась от взрывов.

Наши батальоны снова и снова поднимались в атаку, но, встреченные плотным ружейно-пулеметным огнем противника, каждый раз вынуждены были прижиматься к земле.

Наконец комдив, еще раз оглядев поле боя, распорядился прекратить атаки, закрепиться на достигнутом рубеже, привести подразделения в порядок и готовить их для наступления завтра с утра.

Я передал эти распоряжения полкам.

Генерал заговорил снова глухим хрипловатым голосом:

— Решим так: в течение ночи переправим на плацдарм всю артиллерию дивизии, а противотанковую выставим для стрельбы прямой наводкой. Полк Климова усилим батальоном моего резерва, а его пополним учебным батальоном. Прорыв главной полосы обороны начнем в 9.00 8 сентября после 35-минутной артиллерийской подготовки.

Тихонов приказал мне передать это решение начальнику штаба для подготовки соответствующих распоряжений частям, организовать новый НП на западном берегу Донца и проконтролировать выдвижение и переправу на плацдарм резервного батальона.

Полковнику Батляеву предстояло организовать переправу орудий на плацдарм и на основании данных разведки уточнить график артиллерийской подготовки атаки и поддержки войск в глубине обороны противника.

Скажу, что в ходе всего наступления люди капитана Н. Г. Мозгового не раз выручали дивизию. Их слаженные, оперативные, инициативные действия, как правило, заканчивались успешно. Офицеры разведки подобрались опытные, смелые, дерзкие. Они нередко сами возглавляли поиски и засады, умело руководили всеми разведывательными подразделениями дивизии. Штаб всегда своевременно имел данные о силах и намерениях врага.

Накануне наступления группа разведчиков во главе со старшиной С. Ф. Куприяновым прорвалась в тыл врага в районе Чепеля и захватила унтер-офицера 88-го пехотного полка 15-й пехотной дивизии немцев.

Капитан Мозговой пригласил меня послушать показания пленного.

Немец выглядел жалким, трусливым. Часто спрашивал: «Меня расстреляют?» Вспомнилось, какими наглыми и спесивыми были фашисты в 1941 году. Тогда пленные наотрез отказывались давать какие-либо показания, заявляя, что разговаривать с представителями низшей расы не желают… Все равно, дескать, вам будет «капут». А теперь гитлеровцы дрожали от страха за свою жизнь, спешили отвечать на все поставленные вопросы и усердно кричали, что Гитлеру «капут».

Из показаний унтер-офицера мы узнали, как организована система огня в обороне пехотного полка, где находятся огневые позиции артиллерии и минометов и что на усиление полка должен прибыть один батальон из резерва дивизии.

У меня возникла смутная тревога, сумеют ли наши части прорвать оборону, ведь гитлеровцы строили ее полгода, она прекрасно оборудована, насыщена огневыми средствами, ее обороняет хорошо укомплектованный 88-й пехотный полк, усиленный батальоном.

Мы наступаем двумя не полностью укомплектованными полками. Правда, по артиллерии превосходим противника в три раза и можем сразу уничтожить огневые средства врага.

Не раз я задавал себе вопрос, почему противник в полосе наступления нашей армии оказывает столь упорное сопротивление, ведь на других направлениях он вынужден был поспешно отступать. В то время я не знал, что противник стремился выиграть время для отвода своей донбасской группировки за Днепр, чтобы не допустить перехвата путей отхода войсками нашей армии.

Всякая большая операция связана с гибелью людей. Офицеры строевого отделения под руководством майора Н. П. Пашкова вели учет потерь личного состава, готовили данные командованию об укомплектованности частей и подразделений. На их долю выпали и организация похорон и своевременное сообщение об этом родным и близким. Как правило, товарищи действовали оперативно и четко, но бывали случаи…

В отделение Пашкова я зашел за сведениями о потере личного состава за день боя и услышал, как он отчитывал командира разведроты капитана Г. И. Кондратьева.

— Что случилось, о чем разговор? — спросил я.

— Да вот получено письмо от бывшего разведчика роты сержанта Неволина. Сообщает, что его мать Антонина Емельяновна получила от нас два извещения о его гибели, а он жив, только тяжело ранен и лежит в госпитале в своем родном городе Тюмени.

— Как же это произошло? Вы понимаете, сколько натерпелась бедная женщина, узнав о гибели сына?

— Виноват командир роты, который дал неточную информацию, а мы как следует не проверили, — ответил Пашков. — Это было еще в марте, когда мы оборонялись на залиманском плацдарме.

Сержант Неволин с группой разведчиков был направлен в тыл противника для захвата «языка». На исходе следующего дня местные жители переправили через передний край раненого и контуженого разведчика Лысенко. Он и сообщил, что разведгруппа в схватке с противником, вероятно, вся погибла, а Неволина он сам видел убитым. По этим сведениям и было послано извещение родным Неволина. Видимо, Лысенко тогда что-то напутал.

— Надо послать матери и самому Неволину извинение за происшедшее, сказал я Пашкову.

Как был ранен Неволин и что случилось с остальными его разведчиками, мы тогда так и не установили.

Подробно узнал о подвиге Неволина и его товарищей только спустя тридцать лет после окончания войны, когда с группой ветеранов дивизии приехал на празднование Дня Победы в поселок Савинцы. Мы пришли к братской могиле в селе Залиман, где похоронены гвардейцы нашей дивизии, павшие в 1943 году на залиманском плацдарме. На памятнике написаны имена павших. Среди них сержант Б. С. Неволин. Можно себе представить, как он сам был удивлен, увидев это. А я попросил его рассказать о том, что же все-таки произошло с разведгруппой. И услышал полную драматизма историю. В ту морозную темную ночь разведчикам удалось незаметно для врага перейти передний край и углубиться в тыл врага. Вскоре послышались голоса. Неволин выдвинулся вперед и увидел на дороге группу гитлеровцев. Решил воспользоваться внезапностью и вызвать панику у противника, чтобы легче было захватить пленного. Когда товарищи заняли удобную позицию, подал команду: «Огонь!»

Фашисты бросились врассыпную, но вскоре опомнились. Завязался огневой бой. В ход пошли гранаты. Неволина ранило в руку, другого разведчика убило, а третий был тяжело контужен. В темноте и в спешке сержанта сочли убитым. Но его подобрали местные жители и переправили через линию фронта.

По всей вероятности, он посчитал убитого разведчика Маслова за Неволина и доложил об этом командиру роты, который послал печальное извещение матери.

На самом же деле Неволин с товарищем продолжали двигаться по тылам врага. На обочине одной из дорог заметили немецкий тяжелый танк. Механик чинил ходовую часть, а командир и еще двое из экипажа о чем-то разговаривали.

— Офицера надо взять живым, — решил Неволин.

Грянул автоматный залп. Оставшийся в живых оторопевший гитлеровец не сопротивлялся. Он рассказал, что принадлежит к 3-й танковой дивизии, которая на рассвете совместно с 15-й пехотной дивизией перейдет в наступление, чтобы сбросить наши части с плацдарма.

Задача была выполнена, и разведчики решили возвращаться, чтобы доставить сведения и пленного в штаб. И вдруг впереди показался враг. Пришлось пробираться оврагами и кустарником, которые уводили все дальше и дальше в сторону от плацдарма.

Весь день и всю следующую ночь разведчики безуспешно пытались пересечь линию фронта и лишь к утру им удалось выйти с «языком» на передний край обороны соседней дивизии. Неволин решил сходить в медпункт, чтобы перевязать рану на руке. Запомнил только, что врач майор Елизаров спросил, кто он, записал домашний адрес и номер полевой почты. И тут прокатился грохот. Со стороны противника показались десятки танков. Следом ползли бронетранспортеры. Заметив, что поблизости ранило бронебойщика, Неволин подскочил к нему и припал к прицелу противотанкового ружья. А огонь врага все усиливался, и пулеметная очередь прошила ему ноги. Однако досталось и противнику. Сначала завертелся на сорванной гусенице один танк, затем вспыхнул от бутылки с горючей смесью второй. И тут рядом вздыбилась земля. Неволин потерял сознание, и его сочли убитым. Теперь уже майор Елизаров сообщил об этом по назначению.

Так второй раз за три дня полетела в далекую Тюмень похоронка.

А ночью танкисты контратакой выбили противника из села, восстановили положение и подобрали Неволина, тяжело раненного и контуженного, который не мог объяснить, кто он и откуда. Так, безымянным, и возили его по госпиталям. А однажды посмотрел в окно и узнал родные края. Госпиталь был в школе, где он учился. Увидел мост через Туру. Понял: это Тюмень! И память стала постепенно восстанавливаться.

Попросил найти мать. Она долго не могла поверить своему счастью: «Сын! Живой!»

После этого ранения Б. С. Неволин долго лечился, получил инвалидность. Окончив Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, он до пенсии работал старшим геологом в одной из экспедиций.

Однако вернемся к рассказу о событиях военных дней.

В 9 часов утра 8 сентября по сигналу комдива загрохотали орудия. Все слабее и слабее становился ответный огонь минометных и артиллерийских батарей противника.

— Славно работают твои ребята, Иван Иванович! Настоящие боги войны! воскликнул Тихонов, обращаясь к полковнику Батляеву, а мне приказал: Давайте сигнал на атаку.

В воздух взвились три красные ракеты, по телефону полетел условный сигнал: «333».

Первым поднялся стрелковый батальон капитана Н. У. Бинденко. В первых рядах его, увлекая своим примером, бежал старший лейтенант А. С. Агеев. Он был коммунистом, агитатором полка, и его часто можно было видеть среди бойцов. Левее дружно поднялись в атаку гвардейцы стрелковых рот 57-го гвардейского полка под командованием капитана М. Н. Павлова и старшего лейтенанта Н. М. Зубенко.

Несмотря на потери, противник продолжал оказывать упорное сопротивление.

Подразделения 55-го и 57-го гвардейских полков выбили гитлеровцев из первых двух траншей и завязали схватку за третью. Подтянув резервы, противник контратаковал левый фланг 57-го полка. Бойцы 2-го батальона под командованием капитана П. С. Цукалова самоотверженно отстаивали занятые позиции. Контратака врага была отбита. За ней последовали вторая и третья. Но и они были отражены. Через некоторое время на этом участке снова появились свежие подкрепления врага: два батальона пехоты и три самоходных орудия двинулись на наши позиции.

Бой длился до самого вечера и на следующий день разгорелся с новой силой. После непродолжительного, но мощного огневого налета наши подразделения начали атаку второй оборонительной позиции врага. Противник всеми силами стремился не допустить прорыва главной полосы обороны. На отдельных участках гитлеровцы не раз переходили в контратаки, но уже не в силах были остановить натиск гвардейцев. К исходу дня главную полосу обороны удалось прорвать.

В этих боях отважно дрались все воины дивизии, в особенности гвардейцы 3-го батальона 57-го гвардейского полка майора И. С. Шевелева, действия которого мне довелось наблюдать лично, когда начальник штаба направил меня в этот полк.

Вместе с майором Вифлянцевым организовал перегруппировку подразделений, поставил командирам батальонов задачи на следующий день, согласовал вопросы взаимодействия с соседним 55-м гвардейским.

Начало наступления встретил на наблюдательном пункте.

Ровно в 8 утра, как и планировалось, заговорила наша артиллерия, а затем рванулись в атаку подразделения полка. Огонь противника не остановил гвардейцев, они быстро подошли ко второй позиции врага и начали преодолевать проволочные заграждения. Атака 3-го батальона майора И. С. Шевелева началась успешно. Гвардейцы, побросав шинели на колючую проволоку, быстро преодолели заграждения и ворвались в первую траншею. Храбро действовали младший сержант Г. И. Ситница и рядовой В. О. Горбачев. Они уничтожили три пулеметные точки и сразили более десятка фашистов.

Порадовали в тот день и артиллеристы. Расчет сержанта В. Ф. Хромова прямой наводкой разбил два вражеских дзота, а взвод 45-мм пушек лейтенанта Н. Ф. Сергеева уничтожил самоходное орудие и три пулеметные точки.

Пример мужества и инициативы показал пулеметчик младший сержант В. С. Киселев. Метким огнем он заставил противника замолчать, а когда огонь из вражеского дзота вынудил наших солдат залечь, то он пробрался вперед и уничтожил расчет фашистского пулемета. В тот же день при отражении вражеской контратаки Киселев скосил более двадцати фашистов, сам был ранен, но не покинул поля боя.

Сильный бой разгорелся за высоту 164,0. На склонах холма путь 2-й роте батальона преградил вражеский дзот. Старшина И. Юшков, рядовые Т. Бедеров и С. Салабаев где короткими перебежками, где ползком обошла дзот с фланга и забросали его гранатами. Потом ворвались внутрь, захватив в плен раненого немецкого пулеметчика. Высота была покорена.

Противник не смирился с этим и предпринял контратаку силою до двух рот при поддержке двух самоходных орудий, но она была отбита. Однако продвижение батальонов первого эшелона замедлилось. Тогда майор Вифлянцев для завершения прорыва ввел в бой свой второй эшелон. Сопротивление противника было сломлено.

Во второй половине дня я возвратился на НП командира дивизии. Генерал Тихонов внимательно выслушал мой доклад о действиях 57-го гвардейского полка и остался ими доволен.

Напряженный бой вели в тот день и гвардейцы 55-го гвардейского стрелкового полка подполковника М. И. Климова. Враг, опираясь на сильно укрепленные опорные пункты, ожесточенно сопротивлялся. Буквально на каждом шагу атакующие батальоны натыкались на доты и дзоты. По приказанию Климова стрелковые подразделения их обходили, и они становились «добычей» артиллеристов. О том, как сражались, после боя рассказал полковник В. Е. Ященко, находившийся во время прорыва в полку. Он отметил мужественные действия командира 2-й стрелковой роты лейтенанта И. А. Болдовского, первым поднявшегося в атаку. Рота стремительный ударом выбила противника из первой траншеи и на его плечах ворвалась во вторую. Успех роты был использован остальными подразделениями батальона. Смело и находчиво сражался и командир пулеметного взвода младший лейтенант П. И. Малаев. Вражеским снарядом вывело из строя весь расчет станкового пулемета, и поддержка огнем стрелковой роты в критический момент боя прекратилась. Тогда Малаев, несмотря на ранение, дополз до пулемета и открыл огонь по врагу.

Выслушав рассказ Ященко и других офицеров, прибывших к вечеру из частей, генерал Тихонов сказал:

— Надо шире освещать в дивизионной газете подвиги наиболее отличившихся в бою гвардейцев. Пусть они послужат примером. Тяжело прорывать подготовленную оборону противника без поддержки танков, авиации, и все же мы ее прорвали. Теперь надо думать об организации боя на завтрашний день. Какие будут предложения у начальника штаба? — спросил генерал. Полковник Лимонт доложил, что в связи с выходом главных сил на фланг вражеской пехотной дивизии и. успешного наступления соседей противник, скорее всего, начнет отход на заранее подготовленный рубеж обороны — по берегу реки Берека. Чтобы не допустить этого, о» предложил подготовить усиленный передовой отряд дивизии и ввести его в бой сразу же, как только разведчики установят начало отхода врага.

— Согласен, — сказал генерал Тихонов. — В передовой отряд выделим 2-й батальон 60-го гвардейского полка из моего резерва. Подготовьте распоряжение подполковнику Халепе. Нужно, чтобы он в течение ночи сосредоточил основные силы полка на левом фланге и с утра нанес удар в направлении Иванчуковки, а в случае отхода противника немедленно организовал бы его преследование.

С утра 10 сентября после небольшой перегруппировки главные силы дивизии возобновили наступление, нанося удар во фланг залиманской группировке противника. Гитлеровцы стремились упорной обороной опорных пунктов задержать наше продвижение, однако подразделения 55-го и 57-го гвардейских полков, широко применяя обходы и охваты, вышли на фланги и в тыл населенных пунктов Чепель, Волобуевка и прилегающих к ним высот и атаковали их одновременно с нескольких направлений. Особенно успешно действовали подразделения 1-го батальона 55-го полка под командованием опытного и смелого капитана Н. У. Бинденко. Ошеломленные стремительной атакой гвардейцев, гитлеровцы в панике заметались. В то же время с фронта перешел в наступление 60-й гвардейский полк. В результате флангового удара в сочетании с ударом с фронта опорные пункты врага были разгромлены. Потеряв их, противник начал поспешно отходить по всей полосе наступления дивизии и в полосе наступления соседей.

В 15 часов 10 сентября наши части перешли к преследованию. Впереди главных сил, уничтожая арьергарды противника, действовал передовой отряд под командованием майора М. К. Носова. Несмотря на большую физическую усталость бойцов и командиров, стремительный темп наступления не снижался. К исходу следующего дня наши части продвинулись более чем на тридцать пять километров и освободили двадцать шесть населенных пунктов. С огромной радостью встречали советских бойцов жители украинских сел и деревень. Рассказы крестьян о зверствах гитлеровских убийц зажигали сердца гвардейцев жгучей ненавистью и желанием бить фашистов еще беспощаднее.

Политработники дивизии на митингах и беседах с населением освобожденных сел говорили о боевых успехах нашей армии, о героизме советских тружеников, вселяли веру в близость окончательной победы.

Начальник политотдела дивизии полковник В. Е. Ященко сказал: «…Здание клуба села Чепель было превращено фашистами в конюшню, но сельчане быстро привели его в порядок, сделали из досок и жердей скамейки, поставили стол и накрыли его красной шалью. Все население (в основном это были старики и женщины) собралось в клуб. Открыла собрание пожилая женщина — бывшая звеньевая колхоза. Она предоставила мне слово.

Я рассказал собравшимся об успехах Красной Армии, поздравил жителей села с освобождением от фашистской оккупации, пожелал им успехов в быстром восстановлении колхозного и личного хозяйства.

Затем на украинском языке выступил помощник начальника политотдела по комсомолу майор П. Ф. Дейненко. Он говорил о великой силе дружбы народов СССР, о героическом труде советского тыла и героизме советских воинов.

Мы ответили на многие вопросы. После этого ансамбль песни и пляски дал для жителей большой концерт. Люди долго не расходились, взволнованные всем услышанным и увиденным».

С утра 11 сентября погода испортилась, стало холодно, а потом вдруг пошел проливной дождь. Полевые дороги размыло. Наша штабная полуторка то и дело буксовала. Отстали артиллерия и транспорт с боеприпасами. Противнику удалось отойти на промежуточный рубеж обороны, проходивший по правому берегу реки Берека, где он занял заранее подготовленные опорные пункты: Ново-Бунаковка, Бунаково, Берецкий и Святишино. Неширокая река Берека с заболоченной долиной в результате сильных дождей превратилась в трудную для войск водную преграду. Ее форсированию мешали густые заросли камыша, лишая нас возможности использовать переправочные средства.

Действующие в авангарде полков передовые отряды с ходу форсировать реку и вклиниться в оборону противника не смогли. Не добился успеха в тот день и сосед слева — 195-я стрелковая дивизия. Между 6-м и 34-м стрелковыми корпусами образовался большой разрыв, и правый фланг нашей дивизии оказался открытым. Все это потребовало принятия срочных мер по обеспечению фланга, а уж затем организации тщательной подготовки форсирования реки и прорыва промежуточного рубежа обороны противника.

Оценивая сложившуюся обстановку, генерал Тихонов сказал полковнику Лимонту:

— Без тщательной рекогносцировки здесь не обойтись. Выедем завтра рано утром. Со мной поедут Батляев, Бологов, Карцев и командир саперного батальона. Прикажите Мозговому организовать разведку противника. Сегодня ночью примем меры для подтягивания артиллерии и подвоза боеприпасов. Пусть Юрьев обратится за помощью к населению.

С утра 12 сентября комдив провел рекогносцировку правого фланга дивизии. Внимательно изучая русло и противоположный берег реки, мы пришли к единодушному мнению, что лучшими для форсирования являются участки севернее Ново-Бунаковки и в районе отметки 82,6, где уже пойма и меньше заросли камыша. Для отражения возможных контратак противника полковник Батляев предложил поставить орудия на флангах на прямую наводку. Это предложение комдив утвердил.

Для захвата плацдармов было решено выделить передовые отряды от 60-го и 55-го гвардейских полков. Одновременно наметили время заготовки и подвоза переправочных средств к выбранным переправам.

А дождь все лил и лил. Мы промокли до нитки, но всю работу по рекогносцировке выполнили до конца. Возвратясь на КП, комдив принял окончательное решение на форсирование реки и ведение дальнейшего наступления. Уточняя детали, генерал Тихонов сказал полковнику Лимонту:

— С прорывом промежуточного оборонительного рубежа противника надо организовать его преследование, имея впереди сильный передовой отряд. — И спросил: — Кого пошлем?

— Я уже думал над этим, — ответил Лимонт. — Лучше всего, пожалуй, поручить 57-му гвардейскому.

Полком этим командовал майор Виталий Спиридонович Вифлянцев. Я мало знал его, но сослуживцы рассказывали, что он хладнокровен, дерзок и храбр. Его смелость основывалась на точном расчете, безукоризненном знании обстановки и тактики врага. Комдив, очевидно, учел это, ибо сразу же согласился с Лимонтом. Было решено предоставить в распоряжение Вифлянцева весь автотранспорт, который могла собрать дивизия, чтобы посадить полк на машины.

После полудня на КП дивизии приехал командир 6-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майор Иван Петрович Алферов.

Генерал Тихонов подробно доложил обстановку и свое решение на дальнейшее ведение наступления. Оно сводилось к следующему. В ночь на 13 сентября усиленными передовыми отрядами форсировать реку Берека и внезапной атакой захватить плацдармы на ее западном берегу. Вслед за передовыми отрядами на захваченные плацдармы переправить главные силы 55-го и 60-го гвардейских полков и ударом в направлении высоты 152,3 прорвать оборону врага. Вводом в бой 57-го гвардейского полка перейти в решительное преследование противника.

— Решение утверждаю, — сказал комкор.

К тому времени Красная Армия успешно развивала наступление на всей Левобережной Украине. Перед корпусом стояла задача стремительными действиями на днепропетровском направлении разгромить отходящие части врага и не допустить их отхода за Днепр. Генерал Алферов поставил дивизии задачу, развивая успех в направлении Лозовский, Новомосковск, разгромить противника совместно со 195-й дивизией, с ходу овладеть пригородом Днепропетровска Нижнеднепровском и обеспечить правый фланг корпуса. Учитывалось и то, что противник, используя выгодные рубежи, бесспорно, попытается остановить наше продвижение. Поэтому надо было шире применять передовые отряды, совершать маневры, не давать ему закрепляться на выгодных рубежах и не допускать организованного отхода за Днепр.

Весь день 12 сентября шла напряженная работа командования дивизии и войск по подготовке к форсированию реки Берека и прорыву обороны врага. С наступлением темноты генерал Тихонов вместе с командующим артиллерией уехали на командный пункт дивизии. Мы с майором А. И. Карцевым и помощником начальника штаба артиллерии капитаном М. И. Стружановым остались на наблюдательном пункте. Накрапывал мелкий дождь. Мы залезли в землянку, где находились средства связи.

Около часа ночи позвонили сначала начальник штаба 55-го гвардейского полка капитан Иванов, а затем командир 60-го гвардейского полка подполковник А. Т. Халепа. Оба сообщили о готовности к форсированию реки Берека.

Я доложил об этом командиру дивизии, и от него последовал сигнал на начало действий.

Майор Карцев был у реки, руководил саперами, которые строили переправу. Мы со Стружановым отправились на НП, который находился в полутора километрах от реки, и нам хорошо было видно, как с противоположного берега противник пускает осветительные ракеты. К счастью, дождь их быстро гасил. Тишину лишь изредка нарушали короткие очереди фашистских пулеметов. Минуты тянулись томительно. С нетерпением ждал я известий от Карцева. Наконец он сообщил по телефону, что передовой отряд 55-го гвардейского полка под командованием старшего лейтенанта А. В. Калиновского вброд, бесшумно перебрался на вражеский берег, да еще переправил одно полковое орудие. Саперы проделывали проходы в минных полях. Пока все шло по плану.

Только закончили разговор с Карцевым, как на правом фланге застрочили пулеметы, автоматы, видно, там разгорался сильный бой. Гром от разрывов минометных и артиллерийских снарядов потряс землю. Я позвонил на НП 60-го гвардейского полка. Ответил находившийся там капитан Софрыгин.

— Докладываю, товарищ майор, — начал он. — Передовой отряд под командованием заместителя командира полка майора Носова скрытно переправился через реку и атаковал опорный пункт в Ново-Бунаковке, застав противника врасплох.

Он сообщил о том, что подразделения врага, занимавшие опорный пункт, почти полностью уничтожены. Остатки отошли на высоты западнее Ново-Бунаковки на основной рубеж обороны. Оттуда противник вел сильный пулеметный и минометный огонь. Передовой отряд атаковал село с двух направлений. Первым туда ворвался взвод младшего лейтенанта В. М. Назорина. Гвардейцы смело бросились на врага, гранатами и огнем автоматов в считанные минуты уничтожили до десятка гитлеровцев и захватили три дома. Особенно решительно действовал комсорг роты старший сержант С. П. Думкин. Он вместе с пулеметчиком рядовым Т. М. Файзулиным захватил в плен четырех фашистов, а затем, установив пулемет на выгодной позиции, огнем отрезал путь отхода противника из села.

Передовой отряд 55-го гвардейского полка сбил боевое охранение противника и с боями продвигается к его основному рубежу обороны.

Я позвонил полковнику Лимонту и доложил обстановку. Лимонт ответил:

— О действиях передовых отрядов знаю. Комдив приказал Халепе расширить плацдарм в сторону флангов. Перебросить на плацдарм дополнительные силы и попытаться с ходу захватить несколько опорных пунктов на основном рубеже обороны противника. Передайте Софрыгину, чтобы он проконтролировал выполнение приказа комдива.

Я сразу же передал распоряжения начальника штаба по назначению.

В. основном задача подразделениями полка была выполнена, однако вклиниться в оборону основного рубежа противника не удалось, и они по приказу командира дивизии закрепились на достигнутых рубежах.

Дождь, ливший всю ночь, не прекратился и к утру 13 сентября. Пойма реки окончательно раскисла и превратилась в настоящее болото. Весь день, наступая по колено в грязи, гвардейцы дивизии преодолевали это внезапно возникшее препятствие. Через русло реки саперы построили четыре моста. Противник открыл по ним артиллерийский и минометный огонь, но наша артиллерия быстро подавила его батареи.

К исходу дня главные силы дивизии переправились на захваченные плацдармы и начали подготовку к ночным действиям. Подъехав на лошадях с майором Карцевым к реке Берека, мы остановились, спешились и подошли к саперам, переправлявшим через реку дивизионную артиллерию. Через всю илистую, заболоченную пойму саперы проложили настил из бревен, досок и хвороста. Переправа артиллерии проходила с большим трудом. Часто бревна не выдерживали, тяжелые машины начинали буксовать, погружаясь в болото. Тогда саперы подгоняли волов. На шеях могучих животных вместо хомутов были широкие брезентовые лямки, от которых тянулись веревки. Их и цепляли к машинам. Волы с помощью орудийных расчетов и саперов вытягивали автомашины с орудиями, и движение возобновлялось.

Строить дорогу помогали местные жители. Отдавали саперам все, что могли, даже волов. Работами руководил командир саперной роты старший лейтенант И. Ш. Тишаев, человек малоразговорчивый, но деятельный. Когда речь заходила о его подопечных, он преображался, восклицал:

— Это не красноармейцы, это — клад. Работают на совесть.

Конечно, тяжело. Солдатский труд нелегок. Но видите, какой результат! Тишаев постепенно загорался: — То, что сделали; — это еще цветочки, а ягодки ночью сегодня собирали. — Старший лейтенант указал на группу отдыхавших в стороне от дороги саперов, пояснив, что это они, сержант В. Д. Спасских, ефрейтор И. И. Козлов, рядовой П. И. Пономарев, в кромешной темноте, в дождь, под носом у противника переплыли реку, обезвредили десятки мин и обеспечили свободный проход передовому отряду 55-го гвардейского полка.

— Сколько же они проделали проходов? — поинтересовался я.

— Каждый по одному, сняв при этом не менее тридцати мин.

В 21 час по сигналу комдива подразделения 55-го и 60-го гвардейских полков перешли в наступление. Обходя опорные пункты противника с флангов, они стремительной атакой ворвались в его первую траншею. Противник, ошеломленный внезапным ударом гвардейцев, не смог оказать организованного сопротивления и после двухчасового боя, понеся большие потери, начал поспешно отходить. В 24 часа комдив ввел в бой передовой отряд. За ним, выслав вперед авангарды, начали преследование главные силы.

За пять дней 20-я гвардейская продвинулась с боями на 100–120 километров и достигла рубежа Губиниха, Свободное.

Особенно успешно действовал в те дни 57-й гвардейский полк, назначенный в передовой отряд дивизии. Он наносил дерзкие фланговые удары, лишал противника возможности закрепляться на выгодных рубежах. Продвижение полка значительно облегчалось благодаря смелым действиям разведроты. Капитан Г. И. Кондратьев со своими разведчиками смело врывался в населенные пункты, захватывал обозы врага, нападал на его отступающие колонны и громил их.

Так в ночь на 16 сентября разведчики просочились через передний край занятого противником рубежа обороны и с тыла ворвались в его опорный пункт, оборудованный в Краснопавловке. Автоматный огонь и громкое «Ура!» внезапно обрушились на противника, вызвав панику. Фашисты в одном белье выскакивали из домов, метались по селу, и везде их настигали меткие пули разведчиков.

Бывший моряк старшина К. М. Чернига, уничтожив экипаж, пытавшийся сесть в машину, забрался в танк и открыл огонь из пулемета.

Через полчаса гарнизон противника был разгромлен. Десятки убитых гитлеровцев валялись на улицах Краснопавловки, 20 человек сдались в плен, и лишь немногим удалось уйти на запад. Разведрота захватила пять танков, два самоходных арторудия и минометную батарею. Нередко разведчики заходили далеко в тыл противника и, наводя там панику, заставляли отступать значительные силы врага.

Если бы дивизия в то время имела танки, более подвижную артиллерию, мы могли бы наступать гораздо быстрее. Но даже и при таком темпе наступления управление частями затруднилось. Мы были плохо оснащены средствами связи, особенно не хватало радиостанций, да и мощности их были невелики. Надо отдать должное связистам майора А. С. Дыкина, сделавшим все возможное и, казалось, невозможное, чтобы обеспечить командованию надежную связь с частями.

Помню, рано утром 17 сентября я ехал верхом в 60-й гвардейский полк с боевым распоряжением комдива. Недалеко от Александровки встретил красноармейцев. Один из них тащил полную катушку с немецким кабелем, второй одной рукой поддерживал раненого товарища, а в другой нес жгут смотанной проволоки. Я остановился и спросил:

— Кто такие, откуда идете?

Оказалось, что это воины из батальона связи ефрейтор Н. К. Басков и рядовые Н. Ф. Коноплев и А. Г. Гуляев.

— Мы ночью вместе с группой разведчиков ходили в тыл противника за кабелем, — доложил ефрейтор. — На обратном пути Гуляева ранило в ногу и в руку, но все же кабель мы достали.

— Как же вам удалось?

— Напали на небольшой обоз фрицев, в одной повозке оказались катушки с кабелем. Мы взяли две и один моток, но, когда Гуляева ранило, одну пришлось бросить.

Я поинтересовался, где разведчики.

— Они проводили нас до передовой, а сами пошли на задание.

— Кто же вас послал за кабелем?

— Никто, — ответил ефрейтор. — Кабеля не хватало. Командир роты сказал, что надо проявить инициативу. Вот мы и проявили. Теперь надолго хватит. Отведем Гуляева в медпункт и проложим связь до полка.

Я пожурил связистов за самовольные действия, но наказывать не стал. Разве можно карать человека за исключительную преданность делу, ответственность, опасный и нелегкий труд на войне!

Сложности в управлении войсками в этот период возникали из-за быстрой смены обстановки. Мне и моим помощникам днем приходилось часто выезжать в войска: уточнять положение частей, доводить до них боевые задачи и контролировать их выполнение, анализировать складывающуюся обстановку, вносить предложения начальнику штаба, разрабатывать проекты боевых документов, организовывать перемещение и охрану командного пункта.

На КП в селе Голубовка я зашел в помещение дивизионной радиостанции, где Кузин передавал очередную оперативную сводку в штаб корпуса, и вдруг на полуслове замолчал.

— Что случилось? Почему прервали передачу? Где Кузин? — запрашивали из штаба корпуса.

— Он заснул, — сообщил радист.

— Разбудите!

Кузин открыл глаза, машинально продолжал диктовать, но через несколько минут его голова опять бессильно упала. Тогда я взял у него сводку и стал сам диктовать ее, а Кузина отправил немного отдохнуть. Этот случай заставил задуматься.

Что греха таить, не всегда я уделял внимание организации отдыха подчиненных, забывал простую истину: отдохнувший человек гораздо работоспособнее утомленного и изможденного. У такого работа спорится, и ошибки в ней встречаются значительно реже.

Много напряженного труда требовалось, чтобы обеспечить четкое управление частями. Основная тяжесть штабной работы лежала, конечно, на плечах генерала Тихонова и полковника Лимонта.

Командир дивизии часто выезжал в полки и батальоны. 18 сентября он собрался на КП командира 60-го полка. Я связался с подполковником Халепой, который сообщил, что переходит на новый наблюдательный пункт в село Александровна.

— Ну что ж, поедем туда, — сказал мне Тихонов.

Я быстро приготовился к выезду, взял радиостанцию.

Проехали километра три. Впереди слышался все нарастающий шум боя. Уже отчетливо доносилась ружейно-пулеметная стрельба. Я взглянул на карту. «Едем правильно, скоро должна показаться Александровка. Почему стреляют так близко?»

На пологом склоне холма показались дома большого села, на окраине которого мы заметили солдат.

— Бологов, у тебя глаз зорче, взгляни: наши там или гитлеровцы? приказал комдив.

— Судя по форме, наши! — уверенно ответил я. Мы въехали в деревню. Возле каменного дома стояли несколько офицеров. Среди них командир полка. Он распекал комбата капитана Н. С. Гарцева за то, что не сумел полностью очистить деревню от неприятеля.

— Что произошло? Отошли, что ли? — спросил Тихонов.

— Нет, товарищ генерал, просто неточный доклад комбата. Сколько раз предупреждал — давайте верную информацию, не преувеличивайте успехов. Так нет же, докладывает: «Деревню занял, продвигаемся дальше!»

— Как это произошло? — спросил Тихонов у Гарцева.

— Товарищ генерал! Я в деревню ворвался с ходу. Ну и сообщил, что занял. Все равно, думаю, к вечеру так или иначе очистим ее.

— Вы понимаете, что своим неточным докладом могли погубить командира полка?

— Понимаю. Но я считал, что не задержусь на этом рубеже. — Глаза капитана смотрели откровенно, искренне.

— За ложный доклад объявляю вам выговор. Если когда-нибудь повторится подобное — сниму с должности!

— Больше никогда не повторится, товарищ генерал! — выпалил Гарцев.

— Введите в бой второй эшелон. Одним батальоном тут ничего не сделаешь, только людей зря потеряем, — приказал Тихонов Халепе.

К вечеру деревня была освобождена.

Я связался по рации комдива с майором Вифлянцевым, который доложил, что с ходу выбил противника из Голубовки и продолжает успешно развивать наступление в заданном направлении. Комдив поздравил Вифлянцева с успехом, а я стал подыскивать помещение для размещения КП дивизии.

На подступах к Днепру сопротивление противника начало возрастать.

На командный пункт непрерывно поступал поток боевых донесений об успешных действиях частей и подразделений. Стремительное продвижение требовало от командования дивизии инициативы, быстрых и смелых решений. Для офицеров штаба дивизии наступил напряженный период. Нужно было поддерживать бесперебойную связь, снабжение боеприпасами и продовольствием, подтягивать артиллерию и тылы, укреплять наступательный порыв гвардейцев. Штаб должен был своевременно и быстро доводить до войск все распоряжения комдива, постоянно знать о положении войск и правдиво доносить об этом в штаб корпуса, информировать соседей и решать множество других неотложных задач, И все это — в условиях беспрерывного движения самого штаба, у которого в то время не было штабных автобусов, а имелось несколько грузовых автомашин, повозок и верховых лошадей.

Противник принимал все меры к тому, чтобы остановить стремительное продвижение частей. Силами резервов заранее подготовил оборону на выгодном рубеже, Примерно в 16.00 20 сентября командир 57-го гвардейского стрелкового полка майор Вифлянцев доложил генералу Тихонову:

— Встретил упорное сопротивление, прорваться с ходу не удалось. Противник обороняется на высотах, у него хорошо организована система огня. Веду разведку.

— Майор Бологов, едемте к Вифлянцеву, — решил генерал Тихонов. — На месте определим, что делать.

От НП дивизии до командного пункта полка было не более трех километров, и мы, выехав верхом, быстро прибыли на место. К этому времени разведчики Мозгового привели захваченного пленного, который помог вскрыть группировку и систему огня противника. Генерал Тихонов, как всегда, быстро проанализировал обстановку и принял решение. Основной замысел его заключался в следующем: с ходу развернуть главные силы дивизии, одним полком сковать противника с фронта, а двумя другими, после короткой артподготовки, нанести удары с флангов, разгромить гарнизон врага в населенном пункте Евецкая-Николаевка и к утру 21 сентября прорвать рубеж его обороны.

Пока генерал Тихонов ставил задачу майору Вифлянцеву, я нанес на карту его решение, сопроводив его небольшой пояснительной запиской. Такой метод графического воплощения замысла командира на предстоящий бой мы считали наиболее удобным. После этого я тут же подготовил боевые распоряжения полкам, оформив их также на карте с легендой. В 55-й гвардейский полк документ доставил капитан Мозговой, куда он был направлен для организации разведки. Командир дивизии поехал в 60-й, а меня оставил в 57-м для оказания помощи Вифлянцеву.

Вместе с командиром полка провели рекогносцировку, поставили задачи батальонам. Первый должен был сковывать противника с фронта, а второй прорывать оборону левее опорного пункта противника и нанести по нему удар с фланга. Третьему батальону ставилась задача наступать во втором эшелоне полка и быть готовым развить успех 2-го батальона.

Возвращаясь на КП полка, я решил навестить хорошо мне знакомого командира 8-й роты лейтенанта М. Д. Комарова, который совсем недавно был еще офицером связи в оперативном отделении.

Вместе с комбатом капитаном П. С. Цукаловым мы разыскали Комарова. Нас быстро окружила группа офицеров батальона, посыпались вопросы. Молодой невысокий лейтенант спросил:

— Почему дивизии не приданы танки и не поддерживает авиация?

Я пояснил, что основные усилия сосредоточены на донбасском направлении, там есть все: и танковые войска, и авиация. Да и у противостоящего нам противника мало танков и авиации. Так что мы в равном положении.

Потом разговор зашел о важности взаимодействия и о взаимной выручке воинов. Я привел случай, имевший место в 60-м гвардейском полку, свидетелем которого стал.

Две роты одного батальона атаковали небольшое село, занятое противником, и были встречены сильным огнем. Первая рота залегла в ста метрах от крайних домов на открытой местности, вторая ускорила движение и быстро ворвалась в село, потеряв лишь трех человек раненными, ударила во фланг противнику, который вел огонь по первой роте, и захватила в плен немало вражеских солдат.

После разбора различных боевых ситуаций молодые офицеры батальона еще раз убедились, что сплоченность, крепкая дисциплина, решительность и согласованность действий удесятеряют силы воинского коллектива, а успех в бою достигается общими действиями всех родов войск и различных огневых средств.

Потом мы подробно разобрали, как лучше выполнить поставленную задачу.

Я вернулся на КП полка, когда был дан сигнал на артиллерийский налет. За ним подразделения полков начали атаку оборонительного рубежа противника. Передний край врага ощетинился огненными трассами. Впереди КП начали рваться снаряды. В небе повисли осветительные ракеты. Стало светло как днем.

— Красиво, — заметил стоящий рядом мой ординарец Одарюк.

— Со стороны-то красиво, да каково там наступающим гвардейцам? ответил я ему.

Вскоре стало известно, что атака на левом фланге полка началась успешно. Подразделения 2-го батальона майора Ф. А. Сыченко уничтожили противника в первой и во второй траншеях и стали заходить в тыл опорному узлу обороны врага в Евецкой-Николаевке.

Командир 1-го батальона капитан И. Я. Пелевин доложил, что противник сопротивляется ожесточенно, огонь ведет почти из всех огневых точек. Атака нашего батальона развития не получила.

Майор Вифлянцев приказал Пелевину продолжать сковывать противника с фронта, но на рожон не лезть, сохранять людей, а Сыченко — усилить натиск на противника с фланга и тыла.

Я связался по телефону с полковником Лимонтом и доложил обстановку. Тот сообщил, что 55-й гвардейский полк обходит Евецкую-Николаевку справа, а перед 00-м противник начал отходить, не оказывая серьезного сопротивления.

— Комдив требует от Вифлянцева быстрейшего разгрома противника в Евецкой-Николаевке, — заключил он.

Обдумав сложившуюся обстановку, я предложил Вифлянцеву использовать успех соседа слева, ввести в бой второй эшелон и во взаимодействии с 55-м полком окружить и уничтожить гарнизон врага в этом узле его обороны.

— Согласен с вами, — ответил Вифлянцев и решил ввести третий батальон в бой из-за правого фланга второго батальона, чтобы нанести удар с тыла по Евецкой-Николаевке, обеспечив действия огневым налетом всей артиллерии и минометов полка.

Я счел целесообразным сходить в батальон Цукалова, чтобы на месте поставить задачу и организовать ввод в бой.

— Согласен, — кивнул командир полка.

Исходный рубеж для ввода в бой и маршруты выхода к нему были выбраны еще засветло, поэтому батальон быстро без всяких осложнений вышел на назначенный рубеж.

На КНП второго батальона, в наспех вырытом окопе, Вифлянцев уточнил задачи подразделениям, согласовал взаимные действия и все вопросы обеспечения ввода в бой. Было около часа ночи, когда он подал сигнал на начало огневого налета.

Поддержанные огнем пулеметов, гвардейцы Цукалова дружно атаковали прикрытие противника и вскоре прорвались на западную окраину села, а подразделения второго батальона ворвались на юго-западную сторону. В это же время левофланговый батальон 55-го полка начал атаку села с северо-запада. Усилил нажим с фронта и батальон Пелевина.

Опасаясь полного окружения, противник начал отходить на запад, но уже было поздно. Гвардейцы атаковали врага с нескольких направлений. К утру с гарнизоном крупного узла сопротивления было покончено. Фашисты оставили на поле боя более двухсот человек убитыми, около 80 солдат и офицеров сдались в плен, и только небольшой группе удалось вырваться из окружения.

Радость победы была омрачена горьким событием. Когда мы с Вифлянцевым и Котоминым возвращались на КП полка, попали под артобстрел. Когда он прекратился, я увидел отброшенного взрывом Виталия Спиридоновича Вифлянцева. Он шел впереди нас и не успел вовремя лечь. Несколько тяжелых осколков попало в грудь и в голову. Мы тут же отнесли его на медпункт, откуда он был сразу же отправлен в медико-санитарный батальон дивизии. Однако рана оказалась смертельной.

Когда я по телефону доложил о случившемся генералу Тихонову, он очень расстроился.

— Жаль терять таких людей, — горестно заметил он.

А я подумал: как же все-таки складываются судьбы людей?! Шел бы командир полка рядом с нами, остался бы жив! И наоборот, окажись мы возле него, вероятно, этим снарядом убило бы и нас с Котоминым.

После гибели В. С. Вифлянцева командиром полка назначили прибывшего из госпиталя майора Григория Васильевича Цорина. Он и раньше возглавлял этот полк, знал людей, их возможности, по натуре был человеком смелым и требовательным. Солдаты любили его за справедливость и чуткость.

В 4.00 22 сентября командир 60-го гвардейского полка доложил, что подошел к северо-западной окраине Новомосковска и встретил сильное огневое сопротивление противника, поэтому с ходу в город ворваться не смог.

— Веду разведку и готовлюсь к штурму, — сообщил он.

Генерал Тихонов связался по рации с командиром 195-й стрелковой дивизии полковником А. М. Сучковым, который сообщил, что части дивизии обошли Новомосковск с северо-востока и востока и с трех часов ведут штурм города. Он попросил Тихонова прикрыть дорогу на поселок Подгорный и овладеть его западной окраиной. Были установлены сигналы взаимодействия.

Командир дивизии сразу же выехал к Халепе, взяв с собой капитана Софрыгина, который потом рассказал мне подробности боя.

По приказу Тихонова командир полка направил 1-й батальон на прикрытие дороги, ведущей на Подгорное, и главными силами после артиллерийского налета атаковал западную окраину города. Для штурма огневых точек врага, созданных в каменных домах, были выделены специальные штурмовые группы. Вначале противник яростно сопротивлялся. Бой шел за каждый дом, за каждую улицу, по, когда части 195-й стрелковой дивизии овладели центром города, сопротивление противника ослабло. Гитлеровцы начали прорываться на юг. К утру Новомосковск был полностью очищен от фашистов.

Меня вызвал полковник Лимонт. Вид у него был усталый, болезненный. Это же заметил и пришедший следом за мной капитан Мозговой. Однако он крепился и продолжал работу. Сообщил, что подразделения 55-го и 57-го гвардейских полков встретили сильное сопротивление противника севернее Куроедовки.

— Может быть, там заранее оборудована сильная оборона и враг хочет удержать плацдарм? — предположил я.

— Все может быть. Поэтому нужно организовать тщательную разведку и подготовить боевые распоряжения частям, чтобы они закрепились на этом рубеже и подготовились к прорыву обороны противника.

Как показали последующие события, я оказался прав.

Спасая свои войска от полного разгрома на Левобережной Украине, немецко-фашистское командование стремилось задержать продвижение наших войск у Днепра, оставить за собой крупные плацдармы на левом берегу и обеспечить выгодные условия для последующего перехода в наступление.

Один из таких плацдармов противник подготовил на днепропетровском направлении. Передний край его проходил в двадцати километрах севернее Нижнеднепровска по линии рек Самара, Кильчень и населенных пунктов Куроедовка, Подгорное. Перед главной полосой обороны противник оборудовал противотанковый ров, установил минные поля и проволочные заграждения. Полоса обороны была насыщена дотами, дзотами, развитой системой траншей и ходов сообщения, все населенные пункты подготовлены к круговой обороне, а господствующая высота 116,6 превращена в сильный узел сопротивления. Вторая полоса обороны проходила по северо-восточной окраине Нижнеднепровска и Фрунзенского.

При подходе к первому оборонительному рубежу врага части нашей дивизии предприняли попытку прорвать его с ходу, по успеха не имели и вынуждены были залечь.

В тот день заболел пневмонией и был отправлен в медсанбат полковник Лимонт. Мне впервые пришлось временно исполнять обязанности начальника штаба дивизии. В первый же день я почувствовал, как нам не хватает Бориса Антоновича, имевшего огромный опыт штабной работы. Перед войной он заочно окончил академию имени М. В. Фрунзе, в начале Великой Отечественной войны прошел суровую школу тяжелых первых боев, уверенно, с глубоким знанием дела осуществлял руководство штабом. Я всегда восхищался его выдержкой, самообладанием, выносливостью и работоспособностью, которые особенно проявлялись в период напряженных боевых действий, когда он сутками работал без отдыха, не теряя остроты мышления. Умел обеспечить непрерывное и твердое управление войсками в бою. В любой, даже очень сложной обстановке Борис Антонович заставлял операторов собирать необходимую информацию не только в полосе своей дивизии, но и на участках соседей, на основании которой делал выводы о дальнейшем развитии боевых действий. В дивизии весь личный состав уважал его как начальника, истинного коммуниста.

Высокая ответственность неожиданно легла в те дни на мои плечи. Помню, с каким волнением шел на первый доклад к комдиву. Генерал Тихонов встретил приветливо, спросил как-то особенно тепло, по-доброму:

— Ну как, разобрались с хозяйством, освоились?

— Стараюсь, — ответил я. — Правда, признаться, волнуюсь, подвести боюсь.

— Ничего, ничего. Смелее. Каждый офицер должен уметь мыслить на ранг выше своей должности и быть готовым заменить начальника. Считайте, что это испытание. Да и Борис Антонович долго не залежится в медсанбате. Разве его удержишь? — Комдив помолчал немного, потом жестом пригласил меня к карте и сказал: — Ну а теперь за дело.

Вечером 22 сентября мы получили боевое распоряжение 6-го гвардейского корпуса, в котором была поставлена задача, прикрывшись одним полком со стороны Куроедовки, главными силами атаковать противника в опорном пункте на высоте 116,6 утром следующего дня и во взаимодействии со 152-й стрелковой дивизией овладеть северо-западной частью поселка Подгорное. В дальнейшем форсировать реку Кильчень и развивать наступление на Нижнеднепровск.

Изучив боевое распоряжение, генерал Тихонов посетовал:

— Времени на подготовку в обрез, да и сил в дивизии маловато.

Мы все понимали состояние комдива. Части дивизии в ходе длительного наступления понесли потери, бойцы устали физически, тылы растянулись, и, чтобы прорвать оборону, выбить противника с плацдарма, нужны были резервы, нужна была мощная огневая поддержка. В этих условиях единственное, что могло обеспечить успех боя, — тщательная и всесторонняя подготовка наступления с проведением мероприятий по повышению боеспособности войск. На это требовалось не менее суток, а то и двух.

Полковник Батляев предложил командиру дивизии:

— Товарищ генерал, может быть, попросим у командира корпуса хотя бы сутки. В дивизии осталось 0,2 боевого комплекта артиллерийских боеприпасов. Поддержать наступление полков с утра 23 сентября нечем. Система огня и оборона противника не разведаны, тылы частей отстали.

— Вполне согласен, с Батляевым, — поддержал полковник В. Е. Ященко. Надо просить комкора отложить прорыв на сутки.

После переговоров по телефону командир корпуса пошел навстречу.

— Теперь за дело, — сказал Тихонов, повеселев, и пригласил к карте с нанесенной на нее обстановкой. В комнате наступила тишина.

Через минуту генерал, обращаясь ко мне, сказал:

— Надо тщательно разведать группировку противника. Хорошо бы захватить контрольного пленного. Предварительные распоряжения полкам подготовить немедленно.

После небольшой паузы он изложил свой замысел:

— Для прикрытия на участке Куроедовки оставить полк Климова. Один его батальон взять в свой резерв. Удар по высоте нанести после артиллерийской подготовки двумя полками: 57-м с обходом ее справа и 60-м гвардейским слева. Основные усилия артиллерии сосредоточить на подавлении и уничтожении огневых средств и живой силы противника в опорных пунктах на высоте. Поддержку атаки спланировать методом сосредоточения огня.

Более детально поговорить о предстоящем наступлении он решил в 7.00 на рекогносцировке.

— А теперь, — сказал в заключение, — все по своим местам. Я еду в 57-й полк ставить Цорину задачу, Замотаев — в 60-й. Помогите подполковнику Халепе подготовиться к бою. А вы, Бологов, — повернулся он ко мне, — организуйте работу штаба по планированию боя и его всестороннему обеспечению. Подготовьте НП в районе курганов восточнее Куроедовки.

Мы занялись выполнением распоряжений комдива.

В первом часу ночи ко мне пришли заместитель командира дивизии по тылу подполковник И. А. Юрьев, начальник строевого отделения майор Н. П. Пашков и командир 24-го отдельного медико-санитарного батальона А. Н. Герасимов. Вместе мы обсудили, из каких тыловых подразделений и сколько человек можно взять.

В итоге к исходу 23 сентября на пополнение стрелковых рот было направлено 280 человек, в основном из команды выздоравливающих. Такая команда была очень удобна и для дивизии, которая при этом меньше теряла личного состава, и для красноармейцев и офицеров, с удовольствием возвращавшихся в родную часть, к своим друзьям и товарищам. Сами красноармейцы, сержанты и офицеры, если были ранены легко, не хотели эвакуироваться в госпитали, стремились как можно скорее вернуться в часть и вместе с товарищами бить врага.

Решив вопросы, связанные с пополнением, мы занялись материально-техническим обеспечением предстоящего боя. Очень трудно было с транспортом, не хватало автомашин и горючего, из-за этого тыл дивизии отстал и растянулся. Армейские базы снабжения тоже оторвались. Комдив требовал любыми средствами подвезти снаряды, особенно артиллерийские, иначе нечем поддерживать наступление стрелковых подразделений. Штабом принимались меры для доставки боеприпасов. В ходе наступления немцы побросали много лошадей. Удалось, собрав их, организовать обоз, который 23 сентября был направлен в полки.

Начало уже светать, когда мы завершили работу, и я срочно выехал на НП для участия в рекогносцировке.

— Где Мозговой? Каковы результаты разведки? _ — увидев меня, спросил генерал Тихонов.

— Мозговой в 57-м полку. Сейчас должен прибыть сюда, — ответил я.

И действительно, тот скоро появился.

— Докладывайте, капитан, почему не могли взять «языка»? — хмурясь, спросил Тихонов.

— «Языка» разведчики захватили, товарищ генерал, но его убило снарядом на подходе к нашей траншее. Вместе с ним погибли и два наших разведчика.

— Плохо. Разведчиков жалко. Документы у пленного взяли?

— Да. По документам, он значится в составе 1-го батальона 42-го пехотного полка. Это подтверждает, что перед нами обороняется 42-й полк 46-й пехотной дивизии немцев. Основные опорные пункты в обороне полка находятся на высоте 116,6, на которой мы засекли до двадцати огневых точек.

Затем Мозговой подробно доложил об инженерных заграждениях врага, указал сильные и слабые стороны, высказал предположение о возможных замыслах противника по ведению оборонительного боя.

— Продолжайте разведку. Нужно более полно раскрыть систему огня противника, — приказал Тихонов.

В это время мне позвонил начальник штаба 60-го гвардейского полка майор С. И. Щеденко и доложил, что полковые разведчики под командованием старшего лейтенанта В. Р. Ковтуна в ночном поиске захватили «языка» — фельдфебеля 3-й роты 86-го пехотного полка 15-й пехотной дивизии. Он показал, что в полку осталось мало солдат, в его роте насчитывается всего 40 человек. Полк занимает оборону левее высоты 116,6. Уточнил по карте систему огня своей роты и указал несколько опорных пунктов с дотами.

— Почему поздно сообщили о взятии «языка» и до сих пор не направили его в штаб дивизии? — спросил я у Щеденко.

— Разведчикам долго не удавалось пройти нейтральную полосу, они только что добрались до штаба полка.

— Хорошо, направляйте скорее пленного на НП дивизии.

Я сообщил эти данные командиру дивизии.

— Выходит, перед нами обороняются не только части 46-й пехотной дивизии, а частично и битые нами подразделения 15-й. Значит, мы скоро их окончательно разобьем. Ну а разведчики молодцы. Теперь нам группировка и оборона врага ясна.

Наша работа по подготовке наступления продолжалась. Поздно вечером все полки доложили о готовности к боевым действиям. Утром 24 сентября артиллерия провела двадцатиминутную артиллерийскую подготовку. В ней участвовали все огневые средства дивизии и один дивизион корпусного артиллерийского полка.

— Да, жидковатый получился у нас огонек, — с сожалением заметил Батляев.

Для него, грамотного и энергичного в работе артиллериста, такой вот огонь — нож по сердцу. Но, как говорят, чем богаты…

Взвилась в воздух зеленая ракета, гвардейцы устремились в атаку. С наблюдательного пункта хорошо было видно, как бойцы достигли противотанкового рва, преодолели его и ворвались в первую траншею врага. Но перед второй траншеей сильный артиллерийский и пулеметный огонь преградил нашим подразделениям путь и вынудил их отойти в первую траншею. Во время артподготовки нам удалось уничтожить огневые точки врага на высоте 116,6, но для подавления артиллерии и всех огневых точек в глубине обороны врага средств не хватило.

Бой в тот день складывался неудачно. Тихонов мрачнел, нервничал, ему — стоило огромных усилий сохранять выдержку. Временами он, что называется, срывался. Впрочем, подобное продолжалось недолго, минуту-другую. Потом он вновь становился тем командиром, которого мы уважали и любили.

Подавив гнев, генерал Тихонов говорил с нами и командирами полков спокойно, давал советы, как лучше подготовить и обеспечить новую атаку, повторяя: «Надо знать врага и побеждать!» Для оказания помощи в управлении боем комдив направил своего заместителя полковника И. А. Замотаева в 60-й гвардейский полк. А в 55-й поехал полковник В. Е. Ященко.

Позвонил командир полка подполковник Климов. Я взял трубку и услышал:

— Противник контратакует правый фланг полка в направлении Куроедовки.

В это время группа из пятнадцати — двадцати вражеских самолетов нанесла бомбовый удар по позициям полка. Несколько бомб разорвалось рядом с НП. Связь с Климовым прервалась.

— Отправляйтесь к Климову, — обратился ко мне генерал Тихонов, — и помогите ему отразить контратаку. В случае необходимости используйте мой резерв.

Дав распоряжение Дыкину о немедленном восстановлении связи с полками, я поспешил к Климову. По дороге увидел как-то странно двигающихся от фронта двух человек. Остановился и подождал их. Узнал санинструктора Нину Максимову, которая сопровождала раненого красноармейца. Невдалеке разорвался артиллерийский снаряд. Нина Максимова прикрыла собой раненого.

Я пошел дальше, думая о таких же, как Нина, хрупких девушках, молодых женщинах, закрывавших собою раненых красноармейцев во время обстрелов, выносивших бойцов с поля боя… Скольким они спасли жизнь, скольких вернули в строй?!

С НП командира полка я с трудом рассмотрел, как батальоны отбивают яростные контратаки фашистов. Разрывы снарядов и мин, трескотня пулеметов и автоматов сливались в сплошной гул. Передний край все больше заволакивало дымом. Находящиеся рядом командир дивизиона 46-го артполка капитан Э. А. Виноградский и командир полковой батареи 120-мм минометов лейтенант Н. Б. Орлов с большим трудом обнаруживали цели противника и, управляя огнем батарей, уничтожали их. Потом наблюдение стало невозможным.

Накал боя начинал понемногу спадать. Командир 1-го батальона капитан Н. У. Бинденко сообщил:

— Пехоту положили, ведем борьбу с огневыми средствами и танками.

Подполковник Климов облегченно вздохнул и рассказал:

— Усиленный батальон противника при поддержке трех танков контратаковал первый и второй батальоны полка. Контратаку начал после сильного артиллерийско-минометного налета и удара авиации. Подготовку врага к контратаке мы заметили с утра и в свою очередь приняли меры к ее отражению. И все-таки было тяжко, сами видели.

— Думаю, немцы, намеревались сорвать наступление главных сил дивизии фланговым ударом, — предположил я.

Климов согласился с этой мыслью и, наблюдая за ходом боя, заметил:

— Кажется, все. Отбили успешно.

Тогда я впервые близко познакомился с подполковником Михаилом Ивановичем Климовым. Это был коренастый, среднего роста, не очень общительный офицер, хорошо знавший свое дело. Чувствовалось, что обладает незаурядной волей, смелостью и организаторскими способностями. Полком командовал около года, и довольно успешно.

Бой постепенно затихал, и у меня возникла мысль о том, что полку нужно самому перейти в наступление.

— Товарищ подполковник, а не атаковать ли вам противника немедленно, пока у него нарушена система обороны, а значительная часть пехоты лежит на нейтральной полосе под огнем наших минометов и артиллерии?

— Согласен, но сил мало, да и боеприпасов…

— Попросим у командира дивизии его резерв, а боеприпасы подвезут. По дороге к вам я видел повозки.

— Хорошо. Звоните комдиву, связь, кажется, восстановлена.

Доложил Тихонову. Он удовлетворенно сказал:

— Молодцы, молодцы, орлы! Гвардейцы Цорина и Халепы тоже успешно отбили контратаки врага и сейчас продвигаются вперед.

— Климов просит разрешения немедленно атаковать. Его необходимо усилить вашим резервом — и успех будет обеспечен, — сказал я.

После некоторого молчания генерал Тихонов ответил:

— Согласен. Только хорошо подготовьте атаку и чаще мне докладывайте.

В 12 часов 50 минут после огневого налета гвардейцы 55-го полка устремились на врага. Гитлеровцы, укрывшиеся в рытвинах и воронках на нейтральном поле, стали отползать в свои траншеи, но рывок гвардейцев был настолько стремительным, что враг не успел опомниться и открыть огонь — наши бойцы оказались в его траншее.

Первой в рукопашную схватку с врагом вступила рота лейтенанта Н. А. Ерошенкова. В коротком бою были уничтожены двадцать фашистов, трех удалось захватить в плен.

Ошеломленный напором красноармейцев, враг начал отходить к Куроедовке. Неотступно преследуя его, гвардейцы ворвались на северо-восточную окраину села. Ведя уличные бои вместе с подразделениями 152-й стрелковой дивизии, наносившей удар по Куроедовке с северо-запада, 55-й полк к полудню овладел селом и к исходу дня подошел к реке Кильчень. Но дальнейшее продвижение было приостановлено: враг оказывал сильное сопротивление с южного берега реки. Другие полки тоже с боями продвинулись на два-три километра, обошли высоту 116,6 с двух сторон, но овладеть ею не смогли.

Из-за этой высоты произошел неприятный инцидент. В 21 час временно исполнявший обязанности начальника штаба 57-го гвардейского полка старший лейтенант В. К. Котомин доложил капитану Софрыгину о том, что в 20 часов полк овладел высотой. Капитан Софрыгин сообщил о взятии высоты в штаб корпуса. На самом же деле полк овладел безымянной высоткой, а высота 116,6 в это время находилась еще в руках противника.

К сожалению, бывало на войне и такое. А ведь неправильное донесение могло привести к тяжелым последствиям. В любых условиях каждый доклад, каждое донесение должно быть правдивым. Только правда, какой бы горькой она ни была, может дать возможность командиру своевременно принять правильное решение. Вот почему на протяжении всей войны строго взыскивали с тех, кто нарушал это святое правило. И в тот раз все виновники получили строгое взыскание.

Вечером, подводя итоги за день, генерал Тихонов отметил, что, несмотря на успех 55-го полка, главные силы не смогли взять высоту 116,6, а следовательно, оборона врага еще не прорвана. Причины: растянутость фронта, малочисленность активных штыков, недостаток артиллерии и, главное, боеприпасов. Правда, благодаря стараниям подполковника И. А. Юрьева, к вечеру боеприпасы подвезли. Надо сказать, что Иван Андреевич был неутомимым и заботливым хозяйственником, человеком, способным на шутку и доброе слово, всегда сохранявшим спокойствие и уверенность.

Комдив спросил у начальника разведки, какие имеются новые данные о противнике; и тот начал докладывать. Генерал Тихонов поинтересовался:

— А как реагирует противник на ночные действия?

— Гитлеровцы стали бояться их. Стоит даже небольшой группе наших разведчиков появиться ночью в тылу или на флангах, как немцы начинают волноваться, — ответил Мозговой.

— Это очень важно, — заметил генерал Тихонов. — Думаю, нет нужды объяснять, что ночные действия намного увеличивают, элемент внезапности и не дают возможности противнику наносить удары по нашим войскам с воздуха.

Далее он заметил, что в данной обстановке только в ночном бою мы сможем сломить сопротивление и выполнить поставленную задачу. Поэтому в ночь на 25 сентября все полки получили задачу организовать и вести наступление ночью, широко применяя действия мелких групп и специальных отрядов.

Генерал Тихонов подписал боевые распоряжения частям на ночные действия и уехал в полк к Цорину. Заместитель командира дивизии полковник Замотаев отправился к Халепе.

Я доложил начальнику штаба корпуса С. А. Бобруку о принятом решении комдива на ночные действия и попросил выделить для штаба радиостанцию, так как за день боя все имеющиеся вышли из строя. Начальник штаба пообещал к утру найти и передать в дивизию одну-две радиостанции.

К двум часам ночи 25 сентября 1943 года на КП начали поступать доклады об успешных ночных действиях подразделений. Они просачивались мелкими группами в тыл противника, ударами с флангов уничтожали огневые точки врага, сеяли панику и выбивали его из опорных пунктов. Однако на высоте 116,6 противник держался упорно. Под утро бой за высоту принял ожесточенный характер. В этот период исключительное мужество и находчивость проявили гвардейцы батальона капитана П. С. Цукалова из 57-го полка. Батальон прорвался на фланг врага и захватил северо-восточные скаты высоты. Под утро противник контратакой автоматчиков при поддержке двух танков стал отрезать батальон от главных сил полка. Возникла опасность окружения. Тогда Цуканов вместе с комсоргом батальона В. К. Костюченко пошли вперед. Это был именно тот момент боя, когда мало только приказывать, когда надо увлечь людей собственным примером. Буквально на плечах бежавших автоматчиков батальон ворвался на вершину высоты. Когда появились фашистские танки и стали стрелять в упор, Костюченко, к тому времени контуженный, взял у убитого бойца противотанковое ружье и двумя выстрелами подбил танк. Второй уничтожил наводчик противотанкового орудия сержант И. Е. Лисицын. Бесстрашие и беспримерную отвагу проявляли и бойцы батальона 60-го полка под командованием старшего лейтенанта А. Е. Федина, который выбил немцев из дзотов на южных скатах высоты. Совместными усилиями батальонов Цукалова и Федина высота была полностью очищена от врага.

Потеряв опорные пункты на господствующей высоте, противник перед фронтом дивизии откатился на Нижнеднепровск. Первую половину дня 25 сентября части дивизии вели упорные бои на подступах к этому городу, но ворваться в него так и не смогли. Противник, опираясь на хорошо подготовленную оборону и имея превосходство в силах, оказывал упорное сопротивление, стремясь сохранить за собой хотя бы маленький плацдарм.

В середине дня у генерала Тихонова состоялся телефонный разговор с командующим 1-й гвардейской армией генерал-лейтенантом В. И. Кузнецовым.

Положив трубку, командир дивизии произнес:

— Командующий требует во что бы то ни стало овладеть городом сегодня. Надо подумать, как выполнить приказ.

— Что, если оставить полк Халепы для прикрытия, а основными силами нанести удар дивизии на узком участке и совместно с правым соседом прорваться к реке, а затем сматывать оборону противника вдоль реки на запад. Всю полковую и противотанковую артиллерию поставить в боевые порядки батальонов для стрельбы прямой наводкой по огневым точкам врага, — предложил я комдиву.

— Думал об этом, — ответил Тихонов. — Правда, требуется перегруппировка войск, которую лучше проводить в ночное время, а командирам приказал овладеть городом сегодня. Надо искать другой вариант.

В этот момент на НП из 55-го полка позвонил капитан Мозговой. Он доложил, что группа разведчиков дивизии под командованием старшины А. Г. Сиротина ворвалась на северо-западную окраину города, захватила и удерживает пять домов. Подполковник Климов направил на помощь разведчикам роту автоматчиков и начал продвигаться в этом направлении главными силами.

Выслушав доклад Мозгового, Тихонов приказал Батляеву срочно поддерживать огнем артиллерии разведчиков и 55-й полк. Тут же он отдал распоряжение Цорину о немедленной перегруппировке полка в полосу Климова для решительных действий по штурму города. В это же время сосед справа — 152-я стрелковая дивизия — завязала бои на северной окраине Фрунзенского, что надежно обеспечило наш правый фланг и поставило противника в трудное положение.

Мы с капитаном Софрыгиным быстро нанесли на карту задачи и доложили генералу Тихонову. Он внимательно изучил замысел, внес некоторые поправки, подписал и распорядился:

— Надо срочно довести эти задачи до полков и всего личного состава.

В 55-й гвардейский полк отправился Софрыгин, а в остальные — офицеры связи. К 17 часам боевая задача была доведена до каждого воина. Как всегда, в этом деле большую роль сыграл партийно-комсомольский актив.

Все время, пока шла подготовка к штурму города, разведчики Сироткина и подоспевшие к ним на помощь автоматчики 55-го гвардейского полка под командованием старшего лейтенанта В. Д. Голубева отбивали яростные контратаки гитлеровцев, стремившихся выбить их из занятых домов. Огнем автоматов и ручными гранатами группа Голубева уничтожила более 30 гитлеровцев и овладела еще одним каменным домом.

Штурм города начался в 18 часов 25 сентября. 55-й и 57-й полки нанесли удар с северо-запада, а 60-й — с северо-востока. Гвардейцы стремительно ринулись в бой.

Первыми прорвались в Нижнеднепровск и соединились с группой Голубева бойцы батальона Н. Е. Зуева из 55-го гвардейского полка и начали расширять прорыв обороны врага. Однако противник не хотел отдавать позиции, открыл сильный огонь из пулеметов, установленных в дзотах и подвалах каменных домов, а затем перешел в контратаку, в которой участвовало до батальона при поддержке двух самоходных орудий. Положение батальона Зуева стало критическим. Командир полка бросил на помощь 2-й батальон капитана М. С. Шакирова, усиленный батареей 76-мм противотанковых пушек капитана В. Н. Амосова. Завязалась артиллерийская дуэль с самоходными орудиями врага, которые вскоре были подбиты и загорелись. Капитана Амосова ранило, но он продолжал управлять огнем батареи.

Как только самоходные орудия были подбиты, гвардейцы полка решительно атаковали пехоту противника. Не выдержав рукопашной схватки и понеся большие потери, враг спешно начал отходить с окраины города.

Для расширения прорыва подполковник Климов ввел в бой свой второй эшелон — батальон капитана Н. У. Бинденко. Командир этого батальона организовал несколько штурмовых групп, которые дерзкими действиями уничтожали огневые точки врага, а вслед за ними стрелковые роты свертывали оборону немцев в сторону фланга. В то же время главные силы полка продолжали развивать наступление по южной окраине города. По приказу Тихонова в образовавшуюся брешь ворвался 57-й гвардейский полк.

По-другому складывался бой на участке прорыва 60-го гвардейского полка подполковника Халепы. Здесь противник имел хорошо укрепленные опорные пункты, прикрывающие железнодорожный узел Нижнеднепровска. Первая атака гвардейцев захлебнулась из-за сильного пулеметного и артиллерийского огня противника. Тихонов приказал Батляеву произвести артиллерийский налет по огневым точкам врага и подавить артиллерийские батареи. Через 10 минут вся дивизионная артиллерия открыла ураганный огонь по обороне врага. Одна за другой умолкли его огневые точки. Подразделения полка снова бросились в атаку и, преследуя отходящего противника, начали продвигаться к железнодорожному узлу.

Все это время на НП дивизии шла напряженная работа командования и офицеров штаба дивизии по управлению частями. Генерал Тихонов, держа все нити управления, хорошо понимал складывающуюся обстановку в городе и умело направлял усилия полков на быстрейшее выполнение поставленной задачи. Постоянно наблюдая за боем, он редко разговаривал по телефону с командирами полков. Все необходимые распоряжения частям о ходе боя, информация соседей и доклады обстановки в штаб корпуса были возложены на меня и моих помощников.

В 20 часов 30 минут Климов доложил:

— Прорвался на южную окраину города. Начинаю продвигаться к центру. Противник цепляется за каждый дом…

После боя мы узнали подробности штурма и имена тех, кто особенно отличился в боях. Впечатляет рассказ о подвиге разведчиков сержанта А. М. Мартынова и рядового Н. П. Коновалова. На южной окраине города группа фашистов силой загнала местных жителей в сарай и подожгла его. Разведчики, услыхав крики людей, мгновенно ринулись на помощь. В короткой схватке уничтожив пять гитлеровцев, Мартынов и Коновалов быстро раскрыли уже загоревшуюся дверь сарая и выпустили задыхавшихся от дыма людей. Одна женщина, неся на руках младенца, в истерике кричала: «Там остался мой сын!» Тогда Мартынов и Коновалов бросились в горящий сарай, с трудом нашли мальчика, запрятавшегося от испуга в угол. Тем временем обгоревшая крыша сарая обвалилась. Коновалова сильно ударило по голове, он упал. Одежда на нем загорелась. Тогда Мартынов позвал на помощь разведчиков, а сам в пылающей одежде вынес из сарая мальчика. Разведчики бросились в сарай, вынесли Коновалова и отправили его на медицинский пункт полка.

Долго не было сведений от командира 57-го гвардейского полка Цорина. Комдив нервничал. Наконец начальник штаба полка майор Д. М. Субботин доложил по телефону:

— Подразделения полка прорвались к центру города и ведут бой на площади. Противник подтянул три самоходных орудия и оказывает упорное сопротивление. Против самоходок Цорин развернул полковую батарею, а для удара по опорному пункту с фланга направил штурмовой отряд во главе с майором В. Л. Тамбиевым. Готовим атаку.

— Хорошо. Почему долго не докладывали? — спросил я у Субботина.

— Была порвана связь, только что восстановили.

— Но у вас есть рация!

— Разрывом снаряда убило радиста и вывело из строя рацию, — пояснил Субботин.

— Комдив требует немедленно овладеть центром города и выйти к Днепру. Информируйте об обстановке через каждые 30 минут, — приказал я.

— Есть, — ответил Субботин.

В этом бою блестяще руководил боем штурмового отряда заместитель командира 57-го гвардейского полка коммунист майор В. Л. Тамбиев. Когда противник остановил наступление подразделений полка на центральной площади Нижнеднепровска, Тамбиев быстро вывел свой отряд во фланг опорного пункта врага, направил небольшие штурмовые группы для уничтожения огневых точек противника в каменных домах и решительно атаковал противника с фланга. Противник, не ожидая столь стремительного и внезапного удара гвардейцев, стал откатываться к берегу Днепра. Тамбиев лично возглавлял атаку. При ликвидации огневых точек противника в каменных домах смекалку и отвагу проявил комсорг батальона старший сержант Н. П. Бачурин. На перекрестке двух улиц особенно мешал продвижению батальона огонь пулемета противника, бившего из подвала каменного дома. Бачурин вместе с рядовым Ф. Ф. Куликом ползком подобрался к пулемету и забросал его гранатами. Гвардейцы ворвались в дом и захватили в плен двух фашистских солдат.

Сильное сопротивление противник оказал подразделениям 60-го гвардейского полка подполковника Халепы в районе железнодорожного узла, превращенного врагом в руины. Враг продолжал разрушать станционные сооружения. Стремясь быстрее овладеть узлом, Халепа сковал противника частью своих сил с фронта, а главными силами обошел железнодорожный узел.

К 3 часам 26 сентября город был очищен от врага, и полки вышли к Днепру. Соседи — справа 152-я, слева — 195-я стрелковые дивизии к этому времени тоже достигли реки. Таким образом, плацдарм врага в районе Нижнеднепровска был ликвидирован.

Выход к Днепру и освобождение города Нижнеднепровска стали очередной и замечательной победой дивизии, которая, не имея подвижных средств, прошла с боями за 16 суток свыше 220 километров, освободила Сотню населенных пунктов, уничтожила десятки танков и самоходных орудий, 55 автомашин, 23 орудия полевой артиллерии, сотни пулеметов и более двух тысяч вражеских солдат и офицеров.

Все мы тогда были рады этой победе. Во время обсуждения итогов успешного наступления начальник политотдела дивизии полковник В. Е. Ященко сказал, что видит причину нашей победы в массовом героизме личного состава дивизии, в высоком боевом духе воинов. Конечно, это было так. Добавлю, что мы приобрели к тому времени богатый опыт в организации и управление войсками, а также по политическому воспитанию и организации материально-технического снабжения.

Не было границ восторгу и радости, когда гвардейцы дивизии достигли берега Днепра. Это волнующее событие сразу же отметили залпами из пушек и пулеметными очередями по фашистам, остатки которых пытались переправиться на противоположный берег.

И мы с полковником И. И. Батляевым вышли на берег посмотреть на величественную украинскую реку. Я глядел на Днепр, который в те дни стонал от разрывов снарядов, бомб и гранат. Враг разрушил плотины и мосты, соединявшие его берега. Разрушил и сжег прекрасные города, заводы и села на его живописных берегах. Болью сжимались наши сердца от всех злодеяний, совершенных немецкими фашистами на берегах этой прекрасной реки. Но мы верили, что скоро Днепр будет полностью освобожден и на его берегах поднимутся из руин старые и будут построены новые прекрасные города, села и могучие заводы. А Днепр снова будет тих и спокоен.

То там, то тут возникали митинги, на которых жители Нижнеднепровска рассказывали о злодеяниях фашистов и давали клятву восстановить город. Много молодежи было угнано в Германию. После митинга, организованного политотделом дивизии, к заместителю начальника политотдела полковнику Алексею Никифоровичу Обухову подошла женщина средних лет.

— Я знаю вас, Алексей Никифорович, — сказала она. — До войны вы были директором 39-й средней школы и моя дочь Сусаенко Катя училась в четвертом классе вашей школы. Немцы угнали ее в Германию…

Да, немало советских людей попало в фашистское рабство. Каждый новый факт наполнял сердца бойцов гневом, звал их на подвиги во имя освобождения Родины и спасения из рабства своих соотечественников.

После освобождения Нижнеднепровска дивизия по приказу командира корпуса закрепилась на достигнутых рубежах и стала готовиться к форсированию Днепра. В начале октября возвратился из медсанбата полковник Б. А. Лимонт. Работать сразу стало полегче.

В эти дни мы получили пополнение. Штаб дивизии сразу занялся доукомплектованием частей. Не забывали и о боевой учебе, делая основной упор на занятиях с молодым пополнением. Бойцы и командиры учились вести боевые действия днем и ночью. Проходили ротные и батальонные учения с боевой стрельбой. Офицерам штаба дивизии немало пришлось потрудиться по организации таких занятий.

Проводились в те дни и политико-массовые, и культурные мероприятия: демонстрировались кинофильмы, организовывались выступления ансамбля художественной самодеятельности дивизии, встречи с представителями города Челябинска, приезжавшими с подарками для воинов-земляков.

Неожиданно в октябре пришла телеграмма из отдела кадров 1-й гвардейской армии с распоряжением направить меня на учебу в Военную академию имени М. В. Фрунзе. Когда вызвал комдив и сообщил об этом, я был немного удивлен: во-первых, не думал, что в разгар войны могут посылать офицеров с фронта на учебу, и, во-вторых, не мог понять, за какие заслуги мне выпала честь учиться в академии?

На вопрос генерала Тихонова, есть ли у меня желание ехать учиться, я задумался и, не придя сразу к определенному решению, спросил в свою очередь:

— Как вы посоветуете, товарищ генерал?

— О направлении вас в академию, вероятно, есть решение командования армии, и, на мой взгляд, оно правильное. Но если вы откажетесь, думаю, никто настаивать не будет. Если вы спрашиваете мое мнение, то я бы не поехал. Война — самая лучшая академия. У вас есть боевой опыт и достаточно теоретических знаний для исполнения ваших обязанностей. Наш долг бить врага на поле брани и быстрей достичь полной победы. Вы еще молоды, учиться будет не поздно и после войны. Вы согласны со мной? — Комдив выжидательно посмотрел на меня.

Я думал о том же и ответил, что у меня нет желания ехать в академию сейчас.

— Другого ответа от вас и не ожидал, — произнес с улыбкой генерал.

Не знаю, с кем и как решил он этот вопрос, но моя поездка на учебу была отменена. Забегая вперед, скажу, что после войны я окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, а затем и Военную академию Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова. В одном комдив, мне кажется, тогда был не совсем прав. Теоретических знаний по военному искусству мне в то время не хватало. Я неплохо разбирался в вопросах тактики в масштабе дивизии, но дивизионный оператор должен твердо знать основы общевойскового боя в масштабе корпуса и хорошо ориентироваться в теории современных армейских операций.

Впрочем, легко быть разумным, когда смотришь на вещи через десятилетия.