В Восточном экспрессе без перемен

1

— Думал, лучше поймать вас, пока не уехали, — сказал он. — Вы же сегодня уезжаете, нет?

— Не планировал, — ответил я.

— Многие предпочитают уезжать утром в понедельник.

— Ну, я вообще-то хотел еще на недельку задержаться. Погода, кажется, вполне приятная.

— Так, значит, остаетесь?

— Если вы не против.

— Нет, конечно, — сказал он. — Живите на здоровье, сколько хотите.

Мне было интересно, когда он явится взять плату. Несколько раз за последние дни он обходил всех остальных, а меня почему-то не трогал. Теперь же, на шестое утро, наконец подошел. Я вылез из палатки босиком, и беседа наша продолжилась.

— Милое у вас тут местечко.

— Да, — сказал он. — Нам очень нравится. Я-то, конечно, тут всю жизнь прожил, поэтому ничего другого и не знаю.

— Наверное, нет.

— Но все приезжие говорят, что им нравится.

— Неудивительно.

Он разжал кулак, и тут я заметил, что держит он деревянный колышек от палатки.

— Это ваше? — спросил он.

— Нет, — сказал я. — У меня все металлические.

— А нужен? Можете про запас себе взять.

— Он больше ничей?

— А никого больше не осталось, — сказал он. — Все уехали.

Я оглядел поле.

— А, ну да, верно. Жалко, что ж они так?

— Дождиком чуть брызнет, и они уже наутек. А потом солнышко опять выглянет, и все жалеют.

— Так оно всегда, правда?

— Почти всегда. Так он вам нужен?

— Ладно, — сказал я, беря у него колышек. — Спасибо.

— Вы б заплатить за проживание не хотели?

— Ах да. Сколько я вам должен?

Он натянул на себя деловую улыбку.

— По фунту за ночь.

— Значит, пока шесть фунтов.

— Если вы тут провели шесть ночей, то да.

— Точно. — Я вынул из заднего кармана пятифунтовую купюру и отдал ему, а затем принялся искать мелочь.

— Вообще дороговато, нет? — заметил он. — За вас одного, только с палаткой и мотоциклом.

— Да вроде нет, — ответил я.

— Мне вам нужно скидку дать какую-то, если еще на неделю останетесь.

— Фунт за ночь нормально, — сказал я, вручая ему остаток.

— Тогда ладно, — сказал он. — Шикарно.

Раз сделка теперь завершилась, я рассчитывал, что он под каким-нибудь предлогом уйдет, но он, взяв деньги, встал поудобнее и посмотрел на небо.

— В отпуску, нет? — спросил он.

— Не совсем, — сказал я. — Ну, вроде как.

Он снова улыбнулся.

— Так в чем?

— Ну я пока что между тем и этим. Все лето работал — денег накопить, чтоб зимой поехать на Восток.

— В смысле, на восточное побережье?

— А, нет, — сказал я. — Извините. На заграничный Восток. Ну, знаете, в Турцию, Персию, а оттуда по суше в Индию.

— Понятно, — сказал он, кивая на мой мотоцикл. — На нем поедете, нет?

— Вероятно, нет, вообще-то, — ответил я. — Там почти везде поезда ходят.

— Вот оно что? Ну тогда это удобно, нет?

— Да, наверное.

Он посмотрел на мою палатку.

— Так что, значит, привело вас в наши края?

— Ну, — сказал я, — мне всегда озера посмотреть хотелось, вот я и решил сперва пару недель тут провести.

— И вам пока нравится?

— То, что я видел, — ага.

— Это хорошо. Сегодня гулять?

— Пока вообще-то не знаю, что сегодня буду делать.

— Мы заметили, вы почти каждый день гуляете.

— Вот как?

— Да, из нашего окна почти все всегда видно.

Это меня слегка удивило. Когда я только приехал, тут жило довольно много людей, и я более-менее предполагал, что остаюсь незамеченным. В конце концов, я — это всего одна палатка и мотоцикл. Некоторые семейства, жившие здесь на неделе, разбивали огромные лагеря, занимавшие обширные участки поля, а во все стороны бегали бессчетные дети. По сравнению с этими семьями я вообще нисколько места не занимал. Тем не менее я не сразу отыскал себе какую-то разумную площадку, где меня не будут осаждать со всех сторон. Накануне вечером вслед за кратким дождиком случился массовый исход, но лишь сегодня утром я осознал, что остался единственным гостем. Вокруг лишь расстилалась трава, размеченная пожелтелыми квадратами. Отсутствие других клиентов, вероятно, и объясняло внезапный интерес хозяина ко мне, однако выяснилось, что о моем присутствии он был осведомлен с самого начала.

Его замечание об окне вынудило нас обоих перевести взгляды на дом, гнездившийся выше по склону. За ним я различал очертания очень крупного амбара, а также другие надворные постройки, а еще дальше громоздились верхние склоны пустошей. Всю окрестность омывал солнечный свет, но после вчерашнего дождика я знал, что так тут не всегда.

Пока мы стояли и любовались видом, мне в голову пришла мысль.

— Мне бы вот чего очень хотелось — нанять какую-нибудь гребную шлюпку на озере.

— Вот оно что? — сказал он.

Ага, но всякий раз, когда я туда спускаюсь, прокат лодок там, похоже, закрыт.

— Сейчас уже не сезон, поздновато.

— Видимо.

— Все равно, не сомневаюсь, вы найдете, чем еще заняться.

И с тем он улыбнулся мне и кивнул, а затем двинулся к дому.

— Приятно было поговорить, — сказал я ему в спину, и он, услышав меня, поднял руку.

Я проводил его взглядом, после чего нырнул в сумку за банкой тушеной фасоли и взялся готовить себе завтрак. Дело это нехитрое, потому что у меня имелись только плитка, сковородка и вот эта фасоль. Я ее разогрел и съел «по-ковбойски», без тарелки. Затем сходил к крану, вымыл сковородку и принес немного воды себе на чай.

Пока ждал, когда закипит, я сидел в траве и раздумывал, чем же мне сегодня заняться. С этим местом была одна закавыка: пейзаж здоровский и все такое, но делать совершенно нечего, только «вбирать» его, а мне, по правде сказать, уже хватило. Несколько раз объехал всю округу на мотоцикле, и по берегам озер, и через горные перевалы, но удовольствие от такого занятия не бесконечно, особенно если, куда б я ни отправился, везде бампер к бамперу — сплошной поток машин. Надо полагать, сейчас большинство туристов разъехалось по домам и на дорогах станет поспокойнее, но мысль тратить еще один день на мотоциклетную езду меня вообще-то не прельщала. Другой вариант, конечно, — сходить на прогулку. Во все стороны по пустошам бежали многие мили тропинок, большинство протоптаны овцами, но кое-какие, очевидно, восходили еще к римлянам. Я где-то читал, что по пустошам можно бродить целый год и ни разу не выйти на одну и ту же тропинку. Впечатляет, конечно, однако недостаток подобных долгих прогулок в том, что я, вероятно, весь день никого и не встречу. Стало быть, и такой вариант не очень привлекателен.

Между тем я сознавал, что мои запасы тушеной фасоли на исходе, поэтому решил совершить короткую прогулку по берегу озера и пополнить их. Где-то в миле отсюда, в северном конце была деревенька под названием Миллфорд, а в ней — лавка, два паба, телефонная будка и погост. Один паб — «Вьючная лошадь» — мне приглянулся, и каждый вечер я проводил в нем, смотрел, как входят и выходят люди. Но у меня не было намерения выпивать там за обедом — не хотелось, чтобы весь оставшийся день расплылся алкогольной кляксой. Пополню припасы — и надо будет придумать, чем еще заняться во второй половине дня.

На это я решился и просто заваривал себе чай, когда взгляд мой привлекло какое-то движение. По узкой бетонной дорожке от дома спускалась девочка-подросток в школьной форме. Я посмотрел на часы. Половина девятого. Девочку я последнюю неделю видел каждый день, она шла через поле, загроможденное палатками, к главным воротам. Там она останавливалась и ждала, а школьный ранец болтался у ее ног. Раньше она не обращала на меня внимания, проходя мимо, всегда смотрела прямо перед собой, но сегодня утром глянула в мою сторону, поэтому я ей дружелюбно помахал. Она помахала в ответ и двинулась дальше к воротам. Чай у меня уже заварился, я налил его в жестяную кружку и добавил молока. Совсем немного погодя, когда я еще раз посмотрел на ворота, школьницы там уже не было. За оградой я заметил крышу синего микроавтобуса, уезжавшего прочь по дороге.

К наружной стене душевого блока была приделана скромная вывеска. «КЕМПИНГ ДОМ НА ХОЛМЕ, — гласила она. — ВЛАДЕЛЕЦ: Т. ПАРКЕР».

Приняв душ, я застегнул палатку на молнию и отправился на прогулку вдоль озера — вышел из главных ворот, затем через дорогу общего пользования к другим воротам, ведущим на другое поле. До вчерашнего дня эти ворота стояли распахнутыми настежь и придерживались в таком положении цепью, тем самым давая проход к озеру. Еще вчера поздно вечером, когда я возвращался из паба, они были открыты. Теперь, однако, той же цепью ворота были замкнуты, а это, похоже, давало понять, что отпускной сезон точно закончился. Я перелез и прошел по грунтовке через поле, между нескольких замшелых деревьев, наконец добрался до озера, где на якоре стояло несколько гребных шлюпок. Общим числом семь, привязаны одна за другой ярдах в шестидесяти от берега. Как обычно, зеленая хижина лодочного проката была «закрыта до особого уведомления», но я подошел и постоял какое-то время на краю маленьких мостков — вдруг кто-нибудь да объявится.

Никто не объявился, поэтому, поглазев несколько минут на воду, я продолжил свое странствие по берегу. Наконец добрел до северного конца озера, прошел в узкую калитку, миновал пустую парковку и выбрался на что-то вроде площади, где располагались лавка и два паба.

Лавочник стоял в дверях и, судя по виду, загорал. Над витриной у него значилось одно крупное слово: «ХОДЖ».

— Утро, — сказал он, когда я подошел. — Без мотоцикла сегодня?

— Э… без, — ответил я. — Решил прогуляться.

— Вы же тот парень, что у Томми Паркера остановился, верно?

— Да, так и есть.

— Значит, пока не уезжаете?

— Нет, подумал немного тут задержаться.

— О, ясно.

Я подошел еще ближе, и он вроде бы собрался отступить в глубину лавки, но потом замер, по-прежнему загораживая мне вход. В результате я оказался довольно близко от него.

Прошел миг, и он взглянул на небо.

Неплохой сегодня денек, верно?

— Да, очень мило, — согласился я, поглядев на то же самое небо.

Похоже, его такой ответ удовлетворил, и он шагнул вбок. Затем вошел в лавку вслед за мной и скользнул за прилавок.

— Так, значит. Чем могу служить?

— Мне немного надо, — сказал я. — Во-первых, шесть банок тушеной фасоли.

— Ах да, — сказал он. — Вам же фасоль нравится, верно?

— Ну, с ней не надо беспокоиться о еде и прочем.

— Лучше ничего не изобрели, фасоли этой, — провозгласил он. — Стало быть, так, шесть банок — готово.

— Яйца у вас эти свежие же, да? — спросил я, показывая на картонку.

— Да, вполне свежие.

— Ладно, и еще полдюжины яиц, пожалуйста.

Еще я купил пакет молока, после чего заплатил ему.

Отдавая мне сдачу, он сказал:

— Мотоцикл этот у вас. Не думаете его продать?

— Вообще-то нет, — ответил я.

— Я заметил, одна из первых моделей.

— Да, — сказал я. — Еще раздельной конструкции.

— Но не продается?

— Нет.

— Ну, если б да, Томми вам бы его мог продать. На аукционах собаку съел.

— Вот как?

— О да. Вечно что-нибудь покупает и продает.

— Ага, что ж, — сказал я. — Буду иметь в виду, если вдруг решу продать.

Он странно глянул на меня, когда я это произнес, но меня это никак не задело — такие расспросы я счел несколько фамильярными. Я же, в конце концов, гощу в этих местах временно, решил вот продуктами запастись. На что он рассчитывал? Что я ему всю свою жизнь выложу?

Я вышел из лавки и направился через площадь. Отчего-то решил вернуться в кемпинг прямо по общей дороге. У меня в голове шевельнулась смутная мысль все-таки проверить мотоцикл, а потом, может, хром надраить. Пока хорошая погода, наверное, стоит. У «Вьючной лошади» разгружался фургон пивовара, забирал и несколько пустых бочонков. Рядом стоял один бармен и, когда я проходил мимо, узнав меня, кивнул.

— Как оно? — бодро осведомился он.

— Нормально, спасибо, — ответил я, не сбавляя шага: интересно, думал я, что за жизнь будет у этих людей, когда сезонный наплыв спал. Несмотря на солнышко и птичий щебет, вокруг не было ни души, кроме меня.

Я только остановился полюбоваться плотностью и толщиной стены церковного погоста, когда возле меня притормозил пикап с пустым грузовым прицепом. За рулем сидел мистер Паркер.

— Подбросить?

У меня было чувство, что это предложение следует отклонить: в такой приятный денек обязанность моя — все же ходить пешком. Но я все равно к нему сел.

— Спасибо, — сказал я, устраиваясь рядом в кабине. Мы тронулись, а он сказал:

— Ничего, если я спрошу, но вот эта ваша работа, что у вас была…

— Так-так?

— Чем вы занимались?

— Ничем особенным. Я работал на фабрике.

— Да ладно.

— Нет, — сказал я. — По правде. Работал.

— Что, с трубами и прочим?

— Одна труба там была, да.

— А я думал, все фабрики уже давно позакрывались.

— Эта — нет, — сказал я. — У нее вообще-то дела шли хорошо.

— Это на юге, что ли?

— Ну, скорее на юго-западе.

— Но сами вы с юга, нет?

— Э… нет, — сказал я. — С середки, если точнее.

— Потому что большинство тех, кто к нам приезжает, — с северо-востока.

— Да, я заметил.

— Не все, конечно, но главным образом.

— Да.

У меня заняло почти час дойти до лавки от кемпинга — я все-таки побродил немного вокруг проката лодок и прочее, — но в грузовичке обратный путь занял всего несколько минут. Мы очень быстро приехали к главным воротам мистера Паркера, и он остановился. Переключившись на нейтралку, он сидел и барабанил пальцами по рулю.

— Так что же делали на этой вашей фабрике? — спросил он.

— Ну, фабрика, вероятно, — громко сказано, — ответил я. — Там утилизировали бочки для нефтепродуктов. Знаете, отмывали их, вмятины выправляли, заново красили.

— А потом распродавали их, нет?

— Верно.

— И вы говорите, такие дела у них неплохо идут?

— Насколько мне известно, да.

— У меня на верхнем дворе несколько таких бочек валяется. Как считаете, они у меня их купят?

— Вообще-то я не знаю, — сказал я. — А сколько их у вас?

— С дюжину, — ответил он. — Гуртом купил когда-то.

— Ну, я там временно работал, но решил бы, что хотя бы сотня нужна, тогда оно того для них бы стоило. I — А, — сказал он. — Ясно.

Чтобы полный кузов нагрузить, раз им в такую даль ехать.

— Да, надо, наверно. — Он опять постукал по рулю. — Так и что за работа у вас там была?

— Я был в покрасочном цеху.

— Красили?

— Ну, вообще-то брызгал.

— Не кисточкой?

— Нет.

Прошло несколько мгновений.

— Но с кисточкой обращаться умеете, нет? — спросил он.

— Да, недурно, — ответил я. — Хоть и немного приходилось.

— Ну, есть у нас для вас одна задачка, если вам интересно.

— О, — сказал я, немного удивившись. — И что же это?

— Эти ворота нужно покрасить.

Я перевел взгляд на ворота, раскрытые рядом с нами и зацепленные крючками. Из стальных трубок, выкрашенных в красный и подвешенных на крепкие бетонные столбы.

— Они уже покрашены, — заметил я.

— Не тот цвет, — сказал он. — Надо, чтоб зеленые были.

— А, — сказал я. — Ну, я могу их вам покрасить, если хотите.

— И сколько тогда возьмете за такую работу?

— Деньги меня не особо заботят.

— Ну, за так вы ж не захотели б работать, нет?

— Я вам вот что скажу, — ответил я. — Скостите мне остаток платы за жилье, и этого хватит.

— Уверены?

— Да, совершенно. Мне будет чем заняться. Красить мне нравится.

— А, ладно, — сказал мистер Паркер. — Ну тогда, как будете готовы, зайдите в дом, я вам краски выдам и прочего.

— Вот и ладно.

Я вылез из грузовичка и посмотрел, как он едет дальше по бетонке к дому. Как только он скрылся, мне пришло в голову, что я, вероятно, сам себя облапошил. Надо было взять с него пятерку, а он, скорее всего, остаток за жилье мне бы и так скостил. В конце концов, я ж у него на поле места почти не занимаю. Но все равно теперь из-за этого суетиться было поздно, да и, сказать правду, не очень-то хотелось. Вообще-то вполне приятно чем-нибудь полезным заняться для разнообразия, и потому, сбросив покупки в палатке, я сразу же направился к дому.

Поле для кемпинга было на ровной земле, но сразу за душевым блоком бетонка довольно круто забирала вверх. На каком-то отрезке по бокам она была обсажена редким терновником, а затем выходила на двор с утоптанным гравием. Поднимаясь по склону, я сознавал, что надо мной высится дом, нависая и над двором, и над дорогой, и над полями ниже. Я обогнул нижний угол здания и загреб ботинками гравий.

— Быстро вы — должно быть, вам не терпится, — сказал мистер Паркер.

Я поднял голову и увидел, что он стоит на террасе сбоку дома, на вершине бетонной лестницы.

— А чего тянуть? — ответил я.

— Вот это нам по нраву.

Войдя во двор, я сразу увидел: то, что раньше я принимал за амбар, на самом деле лучше всего описать как сарай из гофрированного железа. Он располагался напротив дома на громадной бетонной платформе, уходящей в склон. Спереди у него были большие складные двери, а на платформу вел бетонный погрузочный пандус. Из бетона также был отлит фундамент древней зеленой бензоколонки, размещенной рядом с платформой.

Я огляделся, и мне стало интересно, сколько бетона вообще залили в этот склон. Казалось, он выходит на поверхность повсюду, словно скальная порода.

Рядом с железным сараем стоял фургон «моррис», который, судя по виду, уже много лет никуда не ездил. Дальше располагались несколько каменных надворных построек, среди них — сеновал, равно как и небольшой флигель для работников, очевидно, никем не занятый. Верхняя часть двора была обнесена стеной из сухой каменной кладки, в ней — калитка на еще один бетонированный участок, через которую я разглядел несколько старых нефтебочек. Это, надо думать, и был, как его раньше назвал мистер Паркер, «верхний двор».

Не то чтоб у меня было много времени подробно все осматривать. Не прошло и нескольких мгновений после моего прихода, как он спустился ко мне по ступеням.

— Так, — сказал он. — Пойдемте поглядим в сарае с краской.

Он подвел меня к одному флигелю и толкнул дверь. Внутри на нескольких полках стояли десятки банок краски, некоторые девственно непочатые, другие не слишком новые. Он выбрал одну, вручил ее мне, а затем извлек с другой полки дюймовую кисть. При этом дверь он распахнул чуть пошире, и дневной свет обнаружил, что в глубине сарая сложены еще банки краски.

— Ну, стало быть, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Умеете банку с краской снова запечатывать?

— Нет, — сказал я. — Извините, не умею.

— Странно это слышать. Мне показалось, вы говорили, что работали в покрасочном цеху.

— Да, но там у нас были пульверизаторы. Вся краска подавалась по трубкам под давлением.

— А, ладно, — сказал он. — Это несложно. Как закончите красить, просто крышку потуже прижмите, а потом переверните банку на полминуты.

— А, — сказал я. — Ладно.

— И когда ее опять крышкой вверх перевернете, она будет запечатана. Ясно?

— Ну.

Банку, которую я держал в руках, еще никогда не открывали. К тому же я заметил, что этикетки на ней нет.

— Откуда вы знаете, что тут за краска? спросил я.

— Зеленая, — ответил он.

— Да, но откуда вы знаете?.

— Я ее гуртом купил, — сказал он. — Все банки без этикеток — зеленые.

Я обвел взглядом двор: зеленая бензоколонка, зеленые двери большого сарая.

— Приятный цвет, — заметил я.

— Сам я терпеть его не могу, — сказал мистер Паркер. — Но выбора у меня нет.

Через четверть часа, спустившись к воротам, сковырнув с банки крышку и размешав содержимое, я приступил к работе. Ворота были довольно широки — футов шестнадцать, предположительно, — чтобы приезжие отдыхающие могли вписаться в поворот. В результате красить было много чего. Я решил, что лучше всего подойти к делу методично, поэтому начну с петель, затем покрашу наружную раму, а потом стану продвигаться вглубь.

Вскоре после того как я начал, на грузовичке подъехал мистер Паркер, снова с грузовым прицепом. Проезжая, он притормозил и осмотрел текущую работу, но ничего не сказал.

То же самое происходило и всякий раз, когда по общей дороге проезжала машина. Движение там было слабое, но время от времени кто-нибудь все-таки ехал — и все неизменно притормаживали посмотреть, кто это красит главные ворота мистера Паркера. Интересно, подумал я, похож ли я на профессионального маляра? Вероятно, нет. У подлинного ремесленника рядом наверняка бы удобно стоял фургон с открытой задней дверцей, и в нем бы орало радио. Также он был бы в настоящей робе, на мне же — обычные джинсы и футболка. Из инструментов у меня только кисть да банка краски. Явно любитель. Такого просто загнали на работу, потому что ему больше нечего делать. Тем не менее удивительно, сколько интереса, похоже, мое присутствие возбуждало у проезжих. Все лето сюда, наверное, заруливали тысячи гостей, и здешние жители уж точно привыкли к посторонним. Однако из-за того, что чужак красил чьи-то ворота, он тут же привлекал местные взгляды.

Не то чтоб меня все это волновало. Проезжавших машин было наперечет, а их появления разбавляли однообразную работу. Дело занимало вообще-то гораздо больше времени, чем я рассчитывал, и, хотя на свежем воздухе и на солнышке было вполне приятно, я начал понимать, что красить всякие хитрые уголки и испод трубок довольно скучно. Я как раз занимался одной диагональной укосиной, когда услышал вдоль живой изгороди какой-то дребезг. Оглядевшись, я увидел, что мимо катит пикап, груженный ящиками пустых молочных бутылок. Проезжая, он притормозил, а еще миг спустя лязг стих. Клацнула коробка передач, и грузовичок задним ходом сдал к воротам.

Вышел человек в буром холщовом халате.

— О, — сказал он, глядя на ворота. — Томми вас приставил к этому делу, да?

— Ага, — ответил я, не прерываясь.

— Ну, значит, наверно, надо было.

— Да.

— Вам бы лучше сперва снаружи красить, а середина сама покрасится.

— Я так и делаю, — сказал я.

Он склонил голову набок и пригляделся вдоль ворот.

— Да, вы правы, — сказал он. — Так и есть.

Я в то время работал как раз с одной полуоткрытой створкой, чтобы к ней легче было подходить с обеих сторон. Мужчина теперь обогнул эту створку и встал со мною рядом, наблюдая.

— Ну, — сказал он наконец. — С кисточкой вы, похоже, умело обращаетесь.

— Спасибо, — ответил я.

— Я просто чуть поближе придвину. Кстати, Томми дома?

— Нет, — сказал я. — Какое-то время назад уехал.

— А не говорил, когда вернется?

— Нет.

— Мне его просто по одному дельцу очень нужно повидать.

— Вот как?

— Ничего важного, но как-нибудь нам с ним нужно увидеться.

— Ладно, — сказал я. — Передать ему, что вы заезжали?

— Не, не стоит беспокойства, — ответил он. — Подождет.

— Ага.

На миг он умолк, а когда я поднял голову — увидел, что он глазеет на мою палатку в поле. Я уже какое-то время красил скрючившись, поэтому теперь выпрямился — колени размять.

— Лагерь тут разбили, да? — спросил он.

— Да, на несколько дней.

— Значит, хотите, чтоб я вам молоко возил?

— Да оно же того не стоит, а?

— Я не против в палатки возить.

— Ну, я вообще-то в лавке молоко беру.

— Что, у Ходжа?

— Да, — сказал я. — У него самого.

— Так он же только пакетами торгует. А мое в бутылках, прямо с фермы.

— А, ну да. Э… штука в том, что я тут недолго еще пробуду.

— О, — сказал он. — Ясно.

— Все равно спасибо.

— Да ничего. Если передумаете — дайте мне знать.

— Ну.

— А я теперь, наверно, поеду.

Тогда ладно. Пока.

— Пока.

Он вернулся к своему грузовичку, после чего уехал, помахав мне на прощанье, а я возобновил покраску. Теперь мне оставался всего один небольшой участок, поэтому я развернул ворота так, чтоб они зацепились в «открытом» положении. И при этом задел банку и начисто сшиб ее, зеленая краска разлилась по бетону. Я выругался и схватил банку, чтобы поставить ее ровно, а затем как мог быстро постарался перенести пролитое на ворота. В то же время я недоумевал, как такое могло произойти. Весь день я был очень аккуратен и тщательно ставил банку как раз так, чтобы именно этого избежать. Теперь же, несмотря на все мои старания, везде разлилась краска. И тут я вспомнил слова молочника — тот сказал: «Я просто чуть поближе придвину». Вообще-то я не обратил внимания на то, что он там делает, а он, должно быть, передвинул банку. Я был уверен, что он не специально поставил туда, где ее можно опрокинуть, но тем не менее вмешиваться ему не стоило. Ворота я докрасил как можно быстрее, а затем обратил все внимание на кляксу на земле. По бетону зеленая плюха растеклась больше чем на ярд, и выглядела она ужасно.

Я не мог оставить все как есть — на главном въезде к мистеру Паркеру. Поэтому, немного подумав, я решил накрасить там квадрат. Куском мелового камня наметил контур, а вместо линейки взял шест от своей палатки, чтоб вышло ровно. Затем принялся тщательно закрашивать. Когда закончил, ворота на ощупь уже почти высохли. Я постоял, разглядывая новый зеленый квадрат: интересно, я правильно поступил или нет? Но все равно, теперь-то уже что переживать. Отмыв кисть, я пошел и заварил себе чаю. Тут меня поразило, что я не ел уже несколько часов, поэтому я себе еще и сковородку фасоли разогрел. И наконец сел отдохнуть.

Минут через двадцать к парадному въезду подрулил синий микроавтобус, который я видел утром. Мои часы теперь показывали четыре. Я увидел, как из него вышла школьница, помахала кому-то внутри, когда автобус отъехал, и по бетонке двинулась к дому. На сей раз меня она вовсе не заметила. Когда она скрылась, я сходил к воротам посмотреть, не оставила ли она следов на зеленом квадрате.

Не оставила.

Сгущались сумерки, когда я увидел, как по дороге общего пользования движется пара фар — и сворачивает в ворота. Я едва различал очертания пикапа мистера Паркера — прицеп, казалось, гружен чем-то массивным. Когда на горке зажегся свет, я взял полотенце и пошел к душевому блоку. Над дверью мужского отделения висела оранжевая лампа, и ее тусклый свет вел меня по темноте. За последние несколько суток я привык ходить между тускло освещенными палатками, в которых велись приглушенные беседы. Но сегодня вечером на всем поле был только я — безмолвно и босиком брел по траве. Я вошел в душевые, и меня тотчас ослепила мощная флуоресцентная лампа, установленная над раковинами. Она сияла на белые плитки и беленые стены, и все это место от такого сияния казалось очень голым и пустым. Когда глаза привыкли к яркости, я выбрал кабинку и повернул кран. Странное дело — он оказался полностью открыт, но вода не текла. Я попробовал кран в соседней кабинке — то же самое. Я уже собрался проверить и третий отсек, как вдруг души отчего-то включились все разом. Вода казалась вполне теплой, поэтому я тут же встал под один душ и принялся намыливаться. Не такая горячая, как в предыдущие разы, но быстро ополоснуться сойдет. Полминуты спустя, однако, вода пошла совсем холодная, поэтому я быстро смыл с себя пену и снова вышел. Стоял и раздумывал, что же произошло, но тут в душевые вошла школьница со шваброй.