В Восточном экспрессе без перемен

8

— Дождь прогнал? — спросил он.

— Да… В общем, нет… Как бы, — ответил я.

Он улыбнулся.

— Так что?

— Вы, значит, с мистером Пиктоллом не разговаривали?

Улыбка исчезла.

— Нет, я только что вернулся. А что?

— Ну, у меня, похоже, небольшая неприятность с пилой.

Он бросил взгляд на трактор.

— Что за неприятность?

— По-моему, ее заело.

— Но вы же обошли ее всю с тавотным шприцем, нет?

Теперь мистер Паркер принялся осматривать пилу внимательнее. Он положил руку на диск лезвия и попытался крутнуть, но тот шевелиться отказался.

— Нет, простите, — сказал я. — Забыл.

Он резко повернулся ко мне.

— Забыли? Как вы могли забыть, я же показывал вам не раз и не два?

— Не знаю.

Прошел миг, за который я уже приготовился к тому, что мистер Паркер сейчас выйдет из себя. Вместо этого он лишь вздохнул и покачал головой.

— Батюшки, ох батюшки, ох батюшки, — сказал он. — И что же нам с вами делать?

Я стоял молча, пока он дальше осматривал ущерб. По всем признакам действительно заело подшипники. Я неотчетливо задавался вопросом, сколько будет стоить их замена и сколько времени она займет.

— Мистер Пиктолл немного расстроился, потому что я не закончил работу, — наконец осмелился выдавить я.

— Ну еще бы, — сказал мистер Паркер. — И я, конечно, не смогу теперь выставить ему полный счет.

— Да, наверное, нет.

Он опять вздохнул.

— День немного потеряли, нет? К счастью, к пиле прилагался запасной комплект подшипников. Вы же и эти портить не станете, надеюсь?

— Нет-нет. Конечно, нет.

— Значит, я вам так скажу — попейте чаю и приходите, мы ее починим.

— Ну да. Э… а как же мистер Пиктолл?

— О нем не беспокойтесь.

— Ладно… спасибо.

Я вышел из сарая и направился через двор, чувствуя себя вполне бойко. Казалось, все сошло мне с рук довольно легко. На полпути к флигелю я вспомнил, что в котельной у меня сушится одежда, и свернул ее забрать. Уже стемнело, и я, подходя к двери, заметил, что внутри горит свет. Не задумываясь, я вошел и увидел, что там в одном белье стоит Гейл.

— Ой, простите, — сказал я, пятясь на улицу.

— Все в порядке, — сказала она. — Заходите, если хотите.

— Вы уверены?

Ага, это ничего.

Я вошел и принялся собирать одежду с рамы для сушки, на которой теперь висела почти вся школьная форма Гейл.

— Под дождь попала, — улыбнулась она. — Посушить вот надо.

— О… ну да. Э… а у вас халата разве нет или чего-то?

— Оно того не стоит, — ответила она. — Еще минут десять, и все готово.

— Да, — сказал я. — Тут довольно жарко, верно?

— Да.

За те несколько минут я не мог не заметить белизны ее лифчика. А также легкой вмятины, которую он оставил на мякоти ее плеч. Собрав комом сухую одежду, я направился к двери.

— Ну, пока.

— Можно потом принести вам домашку по географии? — спросила она.

Я повернулся в дверях к ней лицом.

— Ну, вообще-то я собирался с вами об этом поговорить.

— А, да?

— Ну. Видите ли, я начинаю понимать, что мне это несколько затруднительно.

— Почему?

— Просто начинаю.

— Но я думала, вы сказали, что это просто.

— Ну, сами домашние задания просты, ага. Но вы растете очень быстро, и… э… Я правда считаю, что вам пора начать делать их самостоятельно.

Она пожала плечами.

— Ну ладно.

— Вы не против?

— Конечно, нет. Я скоро уйду из школы и, наверно, все равно все забуду.

— Ну, видимо, и так на это можно взглянуть.

Она сняла со стойки блузку, натянула на себя и принялась застегивать пуговицы.

— Я вам так скажу, — сказала она. — А чего бы вам меня чему-нибудь другому не поучить?

Всего на блузке было пять пуговиц, за исключением той, что сверху.

— Чему-нибудь — это чему? — спросил я.

— В дротики играть.

— В дротики?

— Ага.

— Зачем?

— Чтоб мы играть могли, глупый.

— О… э… ну да.

— На сеновале можно играть.

— Я думал, он набит сеном Брайана Уэбба.

— Не совсем, он в одном конце место оставил.

— А с доской что делать?

— У вас под кроватью во флигеле лежит.

Вернувшись домой, я сразу заглянул под кровать — и, разумеется, там лежала доска для дротиков. Красночерная модель, и, судя по количеству дырок в ней, пользовались ею часто. Кроме того, под номером шесть я заметил металлическую бирку с оттиснутыми на ней словами: «Собственность Межпабной лиги. Не уносить».

Мне стало интересно, что за человек мог умыкнуть из паба доску для дротиков.

Когда я допил чай и вернулся в большой сарай, мистер Паркер разобрал уже почти всю циркулярную пилу.

— Помочь? — спросил я.

— Это уже поздновато, — ответил он. — Я сам практически все сделал.

Тон у него был не такой прощающий, как раньше, и я очень постарался принести ему хоть какую-то пользу. Он собирался ставить новые подшипники, а мне поручил придерживать их в нужном положении.

— Небось мотоцикл свой смазывать вы никогда не забываете, — заметил он, закручивая гайки.

— Стараюсь не забывать, — ответил я.

— Ну так старайтесь не забывать, и когда пользуетесь моим оборудованием.

— Да, хорошо. Простите меня.

Через полчаса мы опять все собрали, и оно работало как полагается.

— Хотите, я завтра опять поеду к мистеру Пиктоллу? — поинтересовался я.

— Нет, — ответил мистер Паркер. — Лучше пускай он сперва немного остынет.

— А, ну ладно.

— Кстати, через день-другой я на эту вашу фабрику поеду.

— О, вот как?

— Я сегодня еще бочек купил, поэтому теперь хватит на полную загрузку.

— О, ну что ж, надеюсь, все получится.

— Да, — сказал он, — похоже, вы мне тут хорошее дельце подсказали.

Мне показалось, что это благоприятный повод завести разговор о моем жалованье, но тут до меня дошло, что мистер Паркер только что потратил несколько часов на ремонт ущерба, что я нанес, поэтому я решил дождаться другого раза. Вернулся к себе во флигель, принял ванну, а потом вышел прогуляться.

Мне нужно было купить еще продуктов, поэтому перед тем, как зайти в «Перезвон», я остановился у телефонной будки. Как обычно, Ходж не отвечал долго, следом — еще одна заминка, пока он ходил за тем, на чем можно записать. Я звонил уже в четвертый или пятый раз, и у меня уже более-менее сложился список требуемого. Единственным ненадежным элементом было печенье, которое я всегда оставлял на самый конец. Как обычно, предлагаемый выбор был очень ограничен.

— У вас фиговые рулетики не появились? — спросил я.

— Боюсь, что нет, — ответил Ходж.

— А с заварным кремом?

— Нет.

— С солодовым молоком?

— Нет?

— Тартанные песочные?

— Минуточку, схожу гляну.

— Ладно.

Прошла минута, за которую в трубке запищало, и я сунул в щель еще одну монетку. Затем Ходж вернулся к телефону.

— Вы сказали «тартанные песочные»?

— Да.

— Ну, у нас их нету.

— О, ну ладно, — сказал я. — Обычные диетические есть, полагаю?

— Да, есть.

— Тогда хорошо. Мне таких.

Выбор печенья обычно означал конец разговора, но на сей раз Ходж, казалось, с надеждой рассчитывал на что-то еще. Я со своей стороны не говорил ничего, а мгновенья меж тем тикали себе дальше.

Потом он наконец заговорил.

— Возможно, вас заинтересует, что мы получили новую партию фасоли.

— Правда? — сказал я.

— Только что поступила. Хотите заказать себе?

— Тушеная фасоль, а?

— Да.

— Фасоль, подаваемая с густым и вкусным томатным соусом?

— Верно.

— Только что с фабрики, в банках с удобным колечком на крышке?

— Она самая, — сказал Ходж.

— Извините, — сказал я. — Научился без нее обходиться.

В тот момент в трубке опять запищало, и я ее повесил.

Я просидел в «Перезвоне» минут десять, когда пришел Ходж. Едва кивнув мне в знак приветствия, он расположился на своем обычном табурете у стойки и заказал у Сайрила виски.

— Лучше одинарный, — заметил он. — Дела нынче вяловато идут.

В «Перезвоне» длился очередной спокойный вечер. Снаружи неким нескончаемым влажным сумраком сгущалась погода поздней осени. Внутри зрелище едва ли было ярче. Свет шел от ряда розовато-лиловых стеклянных плафонов, прикрученных к ламбрекену над баром. Предполагалось, что они как-то оживят это место, но на самом деле они производили ровно обратное действие. В их тусклом свете мы сидели и пялились в свои напитки, дожидаясь исхода вечера.

Казалось маловероятным, что Ходж сегодня завяжет со мной какую-нибудь свою натянутую беседу, в таких-то обстоятельствах, и я рассчитывал, что сегодня он в кои-то веки оставит меня в покое. Следовательно, он застал меня врасплох, когда вдруг повернулся ко мне и заговорил.

— Я так понял, с мистером Пиктоллом вы не поладили, — объявил он.

— Неужели? — сказал я.

— Судя по тому, что мне рассказывали.

У Ходжа была манера обращаться к людям так, чтобы слышали и все остальные в пабе, хочется им этого или нет. Кроме него, Сайрила и меня здесь присутствовали еще три-четыре пивших, и, как только началось это общение, я осознал, что все они слушают с интересом. Кроме того, я увидел, что иного выхода у меня нет — только продолжать беседу.

— Вы имеете в виду молодого мистера Пиктолла? — спросил я.

— Да.

— Ну, я бы не сказал, что мы не поладили. У нас сегодня просто случилась небольшая неприятность, только и всего.

— По мне, так это звучало больше, чем небольшая неприятность, — сказал Ходж. — Я бы это назвал вопросом неуместности.

— Почему?

— Судя по тому, что я слышал, вы бросили работу, не закончив.

— Ага, — сказал я. — Но там ничего нельзя было поделать.

Он покачал головой.

— Видать, ничего поделать нельзя было и тогда, когда вы подвели команду «Вьючной лошади» по дротикам.

— Э… ну, то было недоразумение.

— О, — сказал он. — Недоразумение, понимаю.

Во время этого разговора Сайрил деловито хлопотал за стойкой, протирая стаканы, одновременно прислушиваясь к тому, что говорится. Теперь он влился в нашу беседу с собственным замечанием. Прозвучало оно в мой адрес.

— Они «Топэм» завезли специально для вас, между прочим.

— Кто?

— «Вьючная лошадь».

— Это же не только для меня, — возразил я.

— Ну, его больше никто не пьет.

— Ох… правда, что ли?

— Как-то неблагодарно к ним так после этого относиться, — сказал он. — Неудивительно, что вас оттуда выгнали.

— Никто меня не выгонял.

— Выгнали. Потому-то вы сюда и начали ходить.

— Нельзя так людей все время подводить, — прибавил Ходж. — А уж тем паче если думаете тут молоко развозить.

— Но я и не говорил, что думаю.

— Нужно пытаться друзей заводить, а не расстраивать людей направо и налево.

При этих словах остальные посетители согласно забормотали.

— Ладно, — сказал я, допивая стакан залпом. — Я, наверное, пойду.

— Но вы же только что пришли, — сказал Сайрил. — Пока нельзя уходить.

— Можно. Доброй ночи.

Я направился к двери.

— Мы вам лишь по-дружески советуем, — сказал Ходж, когда я уже шагнул в темноту.

— Доброй ночи, — повторил я.

— Доброй ночи, — ответили мне голоса изнутри. А затем дверь за мной закрылась.

Я постоял посреди площади, приходя в себя после этого перекрестного допроса, и сам себе поклялся, что в «Перезвон» я больше ни ногой. Это, конечно, означало, что я теперь, по сути, изгнан из обоих пабов Миллфорда.

Так, ладно, подумаешь. Придется пока обходиться без выпивки, а это не задевало меня ни в малейшей степени. В конце концов, мне есть чем заняться, уйма всякого. Чего ради тратить вечера, болтаясь в пабах?

Я решил вернуться в «Дом на холме» по тропе вдоль озера и, проходя мимо «Вьючной лошади», заглянул за стенку пивного сада. Из нижнего бара раздавался звон стаканов и сиплый хохот, а в окне, мне показалось, я различил силуэт человека в короне.

Затем я повернул к озеру. Ночь стояла темная, но этой дорогой я уже ходил столько раз, что, вероятно, отыскал бы тропу и ощупью. Основными преградами обычно выступали корни деревьев, забиравшиеся на тропу. Однако сегодня я выпил всего пинту лагера, поэтому никаких затруднений у меня они не вызывали. Вообще-то я едва обращал внимание, куда иду. По большей части я размышлял о том, как это оно будет, возьмись я и впрямь развозить тут молоко, как все мне предлагают. На какое-то время это дело даже показалось притягательным. Мне вполне нравилась мысль вставать спозаранку и выезжать на доставку. Потенциальных клиентов тут много, хоть они и довольно-таки разбросаны, но так я смогу хорошенько узнать эти места. Кроме того, если все быстро буду делать, дни у меня останутся свободны на другие интересные занятия — например, ухаживать за лодками мистера Паркера.

В голову мне пришло и кое-что еще. Об этом я чуть не забыл, но в детстве я, бывало, помогал с доставкой молочнику — ездил на задке его молочной платформы, ставил на ступеньки бутылки и забирал пустые. Молочник тот ездил у нас по дороге, сколько я себя помню, и меня частенько интересовало, не нужен ли ему помощник. Затем однажды утром он вдруг притормозил рядом, когда я ехал на велике по тротуару, и спросил: «Хочешь поработать?»

Само собой, я тотчас же ухватился за эту возможность и несколько недель помогал ему, пока не кончились каникулы. Он мне всегда позволял обслуживать дома в конце террасы или на вершине длинной лестницы. А сам тем временем оставался в грузовике и проверял свою книгу заказов. Насколько мне было известно, я был единственным пацаном в округе, кому разрешалось ему помогать, а это сообщало мне определенную толику местного престижа (хоть он мне никогда и не платил по-настоящему). Если мне не изменяет память, этим я занимался тем же самым летом, когда научился грести на лодке в нашем местном парке. Теперь казалось, что все это случилось давным-давно, но мысль о молочной доставке вызвала у меня приятные воспоминания, поэтому я некоторое время крутил ее в голове. Действительность, разумеется, сильно отличалась. Как мог я начать собственное предприятие без всякого капитала? Сперва нужно купить пикап (молочные платформы работали только в пригородах), и потребуется установить некую кредитную линию с молочной фермой, что будет меня снабжать. Затем мне придется отбить у Дикина всех его клиентов, чего, как я уже говорил, делать я отнюдь не намеревался. Подумав об этом всерьез, я осознал, что вся эта затея Ж не более чем бесплодное мечтанье, и, бредя в темноте дальше, решил выбросить ее из головы.

Подойдя к самой воде, я вновь услышал крики морских птиц где-то посреди озера. Их там собрались, должно быть, тысячи, но меня в тот миг поразило, что все вместе звучали они как-то одиноко. Интересно, подумал я, насколько далеко они сейчас от дома и почему именно здесь устроили себе зимовку. Озеро это, в конце концов, — отнюдь не спокойный оазис. За последнюю неделю волнение на нем неуклонно усиливалось, а днем вода выглядела неисправимо серой. Да и ветер, вывший в деревьях по ночам, вряд ли обещал что-то хорошее.

Что мне напомнило: швартовный якорь нам надо будет спускать уже очень скоро.

Несколько дней назад мистер Паркер говорил так, словно это дело первостепенной важности, но после того, как я закончил строить ему плот, он поручал мне одно дело за другим, и эта задача как-то отложилась. Проходя мимо мостков, я остановился проверить, по-прежнему ли плот надежно привязан. Он был на месте. Я едва различал его черную громаду, что мягко покачивалась взад и вперед.

Наутро Дикин опоздал с молоком. Настало и прошло обычное время его появления, но от него не было ни слуху, ни духу, и я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего. Но мистеру Паркеру я об этом говорить поостерегся. Казалось, тем утром у него что-то на уме, и он не очень расположен к беседе. А кроме того, какая вообще-то разница, когда появляется Дикин, — в холодильнике всегда остается немного запасного молока. Мы просидели за завтраком минут пятнадцать, когда зазвонил телефон. Как обычно, Гейл мгновенно вскочила с места.

— Я возьму, — сказала она, бросаясь в соседнюю комнату. Мгновение спустя она вернулась. — Пап, это тебя.

После того, как мистер Паркер вышел поговорить, Гейл повернулась ко мне и сказала:

— Так что, значит, начнем тренировки сегодня вечером?

— Вы имеете в виду дротики? — спросил я.

— Ну.

— Можно, если хотите.

— Вы уверены, что не против?

— Нет, конечно, не против. Подходите часов в семь.

Она улыбнулась.

— Ну ладно, спасибо.

Ее отец вернулся на кухню.

— Это был Брайан Уэбб. Звонил спросить, слышно ли что-нибудь сегодня утром про Дикина. Беспокоится за свое гомогенизированное для дяди Руперта.

— Ох ты ж, — сказал я. — Должно быть, Дикин сильно отстает от расписания, если до Брайана еще не доехал.

— Я так и сказал, — согласился мистер Паркер. — Но как бы там ни было, некогда мне сейчас за Дикина волноваться. Я хочу съездить к Брайану и перегнать сюда грузовик, чтоб мы загрузили в него нефтяные бочки. А потом, наверно, нам лучше уложить тот швартовный якорь, пока погода совсем не испортилась.

— А, ну ладно, — сказал я. — Я как раз собирался спросить.

Не откликнувшись на мое замечание, мистер Паркер непривычно умолк, и мне опять пришло в голову, что у него что-то на уме.

Явился Дикин, наконец, лишь сильно после десяти, и я сразу же увидел, почему он опоздал: молоко он развозил в своем фургоне для мороженого. Внутри тот весь был заставлен ящиками с молоком, они позвякивали и гремели, пока он взбирался на горку, предваряемый двойным неукротимым ревом «Полфунта киселя».

Бедный Дикин. Лицо у него было такое затравленное, что мне его стало вполне жалко. Чтоб добраться до молока, ему приходилось открывать запасную дверь на заду фургона, втискиваться между ящиков, а потом выбираться обратно. Нешуточная трудность, особенно учитывая, сколько доставок ему нужно сделать.

— Лучше поздно, чем никогда! — крикнул я ему в смысле поддержки, пока он опрометью несся по двору. — А где же ваш пикап?

— У Кеннета Тёрнера на техосмотре, — ответил он, скача вверх по ступеням к дому. — Иначе он нипочем зиму не переживет.

Вы с Томми насчет фургона уже поговорили?

— Времени не было. А он сейчас тут?

— Нет, — сказал я. — Но должен вернуться чуть позже. Ага, — сказал Дикин. — Как только с доставкой покончу, вернусь и с ним поговорю.

В том, как Дикин это сказал, чувствовалась некоторая решимость, и я подумал, что это добрый знак — он и впрямь намеревался наконец-то разобраться с этим делом. Вскоре после он опять пустился в путь, рванув вниз по склону, а колокольчики его выдали еще одно исполнение «Полфунта киселя».

Где-то с час я поработал с лодками, и тут на грузовике вернулся мистер Паркер и приспособил меня помогать ему с погрузкой. Теперь весь верхний двор был заставлен нефтяными бочками, и у нас какое-то время заняло уложить их все и закрепить веревками. Пока мы работали, я заметил, что мистер Паркер раздражается все больше. Грузить все эти бочки было делом нелегким, и, стоило какой-нибудь застрять в неудобном положении, он вполголоса ругался и грубо пихал ее, пока не сдвинется. Я не очень понимал, что именно ему докучало, поэтому держался как обычно, — говорил мало и старался приносить как можно больше пользы. Наконец все бочки были надежно привязаны в кузове, и грузовик стал готов к отправке.

Затем после краткого отдыха мистер Паркер сказал: — Так. Лучше нам бросить тот швартовный якорь. Я глянул в сторону озера и быстро понял, что сегодня не лучший день для такой работы. Из-за холмов дул холодный ветер, и я видел, как раскачиваются верхушки дальних деревьев. Но все равно спорить с мистером Паркером я не собирался. Если хочет укладывать якорь сегодня, так тому и быть.

Первым делом нам требовалось доставить его на берег. Взять пикап было невозможно — он остался у Брайана Уэбба, когда мистер Паркер ездил утром за грузовиком. К трактору по-прежнему была подцеплена пила, и единственным наличным транспортом оставался старый фургон «моррис», стоявший у сарая. К моему удивлению, завелся он с первого раза, и мистер Паркер вскоре подогнал его к тому месту, где лежал якорь. Рессоры фургона стонали, когда мы вдвоем впихивали заполненное бетоном колесо в заднюю дверь вместе с сопровождающей цепью и швартовным буем. И снова звучали ругательства, поскольку настроение у мистера Паркера продолжало ухудшаться, но мы в итоге все же погрузили все внутрь и захлопнули заднюю дверцу. Затем медленно поехали к озеру.

Подъезжая, я увидел, что вода так же сера и неспокойна, как и вчера. Я глянул на швартовный плот — он подскакивал на волнах у мостков — и задумался, так ли он надежен, как я считал.

Казалось, мистер Паркер обдумывает тот же вопрос. Он долго стоял на мостках, разглядывая плот, время от времени прижимая ногой один его угол, — проверял, какое там сопротивление.

— Болтает его сильно, нет? — сказал он. — Вы уверены, что построили его как надо?

— Должно быть нормально, — ответил я.

Очевидно, его требовалось в этом убедить, поэтому я зашел на плот полностью — доказать, что я в нем целиком уверен. К моему облегчению, держал он хорошо, и я даже смог походить по маленькому настилу без страха перевернуться.

— Надо будет взять одно весло, — сказал я, — чтоб мы могли им управлять.

Мистер Паркер отпер зеленую хижину и попробовал дверь.

— Адова краска опять прилипла, — сказал он, дернув дверь на себя.

Всякий раз осматривая покраску этой хижины, я замечал все больше потеков и залысин. Поработали над ней все же скверно, и настроение мистера Паркера от этого не улучшилось. Только после резкого рывка дверь открылась, я вошел и взял там одно весло. Затем нам предстояла хитрая задача переместить швартовный якорь (вместе с цепью) из фургона на плот. На мостках оказалось неплохо — мы просто медленно катили его до самого конца. Но оттуда на сам плот втаскивать его было настоящей борьбой, которая опять сопровождалась кряхтеньем и проклятьями мистера Паркера. Нам все же удалось надежно погрузить якорь на плот, и тут мы услышали «Полфунта киселя», приближавшиеся к нам из-за деревьев.

Только не сейчас, Дикин, подумал я, но ничего поделать с этим не мог. Фургон мороженщика уже подъехал к зеленой хижине, где еще раз импровизированно взревел своим заблудшим перезвоном.

— Что за адов гам! — взревел мистер Паркер, возвращая себе равновесие на швартовном плоту и стараясь держаться подальше от краев. Глядя на его неловкие движения, я вдруг сообразил, почему он в таком раздражении. На это указывали все признаки: он почему-то боялся воды. Это объясняло и его недоверие к плоту, и отсутствие интереса к гребным шлюпкам. На суше Томми Паркер держался с такой самоуверенностью, какую я видел мало у кого. Он был силен, независим и преуспевал в делах. Мог сделать тысячу одну вещь, к каким любой другой не знал бы, как и подступиться. А вот на воде вся его уверенность просто испарялась. Отчего, вероятно, он и счел необходимым наорать на Дикина.

— Ты что, эту чертовню выключить не можешь! — завопил он, когда несчастный молочник подошел к нам по мосткам.

— Ну, об этом я с тобой и хотел поговорить, — ответил Дикин с решимостью в лице.

— Мы сейчас немножко заняты, — сказал я, стараясь как-то разрядить ситуацию. — Вы бы пришли попозже?

Чтобы избавиться от Дикина, я быстро отшвартовался от мостков, отталкиваясь веслом. И снова фургон протрубил о своем близком присутствии. Вдруг плот резко вздрогнул, и я понял, что на борт ступил еще и Дикин.

— А сейчас ты что делаешь? — рявкнул мистер Паркер.

— Поеду с вами и подсоблю, — ответил Дикин. — Потому что словом с тобой перемолвиться мне правда очень не помешает.

Теперь мистер Паркер и Дикин крепко держали друг друга. У их ног лежало много ярдов швартовной цепи, и она вдруг привлекла внимание Дикина.

— Похоже, у вас тут немного запуталось, — сказал он. — Поглядим-ка, выйдет ли у нас разобраться.

Он присел среди витков цепи и принялся перекладывать ее отрезки на палубе плота. Скоро я понял, что мы втроем на борту едва ли помещаемся, вместе с швартовным якорем, буем и всею этой цепью. Хуже того, чем дальше от берега, тем заметнее становилось волнение на озере, плот качало вдоль и поперек уже довольно сильно. Когда мы отплыли довольно для того, чтобы бросать якорь, мистер Паркер выглядел уже очень несчастным. Он вцепился в груз обеими руками и не отрывал взгляда от черной воды под нами. Меж тем, Дикин и дальше возился с цепью, складывая ее кольцами и тому подобное, а также поправляя что-то на швартовном буе.

— Так, — сказал я. — Дикин, отойдите в сторонку. Будем спускать.

С помощью мистера Паркера я перевалил швартовный якорь через край. Он ухнул в глубину, за ним — длинная грохочущая цепь, и мгновенье спустя они пропали.

Дикин тоже.