Важные статьи - Марксизм

Папа Карл

==Анна Очкина==

«Как вы, марксисты, легко присваиваете себе право говорить от имени истины!» Это мне бросила коллега в пылу нашего спора о Хайеке. Она является его горячей поклонницей, восхищается «Дорогой к рабству» и считает частную собственность залогом демократии. Другой мой коллега считал Маркса больше идеологом, чем учёным, и не одобрял теорию социальной революции. «Вы недовольны человеческой историей?» – спрашивала я его удивлённо. «История историей, а Маркс излишне восхищался революцией». Таких высказываний о Карле Марксе я читала и слышала очень много, как и немало упрёков типа: «Маркс отстаивал экономический детерминизм»; «Маркс был излишне прямолинеен»; «Не учитывал влияния культуры и психологии на общественный процесс»; «Ошибся, предсказывая рост абсолютного обнищания масс»; «Не принял во внимание рост средних слоёв»; «не учитывал влияние образования»; «Маркс переоценил роль пролетариата», «Он не признавал демократии».

Да, Карл Маркс нас подвёл. Излишне восхищался, необдуманно претендовал на истину, ошибся, не учёл, не предусмотрел, не понял, не догадался, не признавал! А ещё великий философ и экономист! Куда ему до Фридриха Августа фон Хайека, лауреата Нобелевской премии по экономике. Детерминист он экономический, и всё.

Я всегда поражалась той страсти, с которой у нас критикуют Маркса.

Без преувеличения можно сказать, что ни один мыслитель не подвергался в российской научной среде такой яростной атаке. Ирония, сарказм, упрёки и претензии в адрес немецкого философа и экономиста звучат нередко очень личностно, выстраданно, как будто адресованы личному врагу или, на худой конец, обидчику. Этакая коллективная травма марксизмом, как я писала уже однажды.

Так чем уж нам так насолил Карл Маркс?

Почти все российские граждане примерно старше 43 лет, имеющие высшее образование, страдали в вузе от пыток «единственно верным учением». Естественникам и технарям, а также идеологически нейтральным филологам или там искусствоведам приходилось особенно тяжко. Им, как не профильным, курс политэкономии, философии и научного коммунизма преподавали кратенько, без изысков и лишних разъяснений. Вопросы и дискуссии, как правило, не поощрялись, а вот знать весьма спорные логически, но идеологически выверенные тексты требовалось наизусть. Понимание не только не требовалось, но часто и не поощрялось. С идеологически нагруженными обществоведами типа историков, экономистов и философов вроде больше возились, заставляли классиков марксизма читать. Однако и тут был подвох: читать-то нужно было выборочно и опять-таки без лишних вопросов и обобщений. При этом научная карьера от излишней дотошности в изучении классиков могла пострадать не меньше, если не больше, чем от пренебрежения первоисточниками. Безопаснее и вернее было цитировать проверенные учебники, чем самих классиков, особенно из «не рекомендованных произведений».

Разумеется, исключения были, и немало: дискуссии на семинарах, добросовестные преподаватели, вдумчивые исследователи, люди, последовательно и системно изучающие марксизм. Но это были всё же исключения, правила были иными. И эти правила сформировали определенную настойчивую интеллектуальную потребность – заглянуть за границы «рекомендованного». Перестройка такую возможность дала, было издано множество монографий западных исследователей. Их было много, они были завлекательно написаны, часто намного проще и публицистичнее, чем труды Маркса и Энгельса. И в них было немало справедливой критики общественного строя, существовавшего «под знаменем марксизма». Формировалось и определенное общественное настроение: если теория Маркса подаётся как единственно верная, но замешанная на ней идеология прикрывает не вполне, мягко говоря, безупречную социальную и экономическую политику, значит, с теорией что-то не так. Вот и Фридрих Август Хайек прямо указывает: социализм — дорога к рабству.

Так что же не так с теорией?

Марксизм в советских обществоведческих программах был упрощен и приглажен.

Использовалась сталинская версия марксизма, базировавшаяся, в свою очередь, на изложении марксизма Николая Бухарина, который, как известно, «никогда не учился и никогда не понимал вполне диалектики». В интерпретации, изложенной во всех учебниках, из марксизма было изъято «чуть-чуть» — идея о комплексном формировании социального субъекта в определенных общественных обстоятельствах. Классовая борьба, критика частной собственности, теория революции остались вместе с историческими закономерностями, общественно-экономические формации были аккуратненько выстроены в ряд, чтобы легче запоминались. Противоречие производительных сил и производственных отношений тоже было описано. Но значение воли людей, процесс формирования их как подлинных социальных субъектов, диалектика индивидуальной воли и исторической необходимости — всё это было вытеснено. Всё вроде осталось, но мелочь — человека — из этой красивой схемы выкинули. Вот вам и экономический детерминизм. Но только реальный марксизм здесь ни при чём.

Однако ведь Энгельс, разъясняя основные положения марксизма, писал: «Материалистическое понимание истории исходит из того положения, что производство, а вслед за производством обмен его продуктов, составляет основу всякого общественного строя… Таким образом, конечных причин всех общественных изменений и политических переворотов надо искать не в головах людей, не в возрастающем понимании ими вечной истины и справедливости, а в изменениях способа производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономике соответствующей эпохи»¹. Самый что ни на есть экономический детерминизм? Но классики марксизма нигде и никогда не писали, что «экономика определяет жизнь людей», они писали, что «…история, как она шла до сих пор, протекает подобно природному процессу и подчинена, в сущности, тем же самым законам движения. Но из того обстоятельства, что воли отдельных людей, каждый из которых хочет того, к чему его влечет физическая конституция и внешние, в конечном счете экономические, обстоятельства (или его собственные, личные, или общесоциальные), что эти воли достигают не того, чего они хотят, но сливаются в нечто среднее, в одну общую равнодействующую, – из этого все же не следует исключать, что эти воли равны нулю. Наоборот, каждая воля участвует в равнодействующей и постольку включена в нее»².

Марксизм превратили в идеологию, и всё, что в нём давало ключ к анализу реальных социальных отношений, к пониманию расстановки социальных сил и интересов, всё, что вело к дискуссии, развивающей социальную науку, всё выдавили.

Концепция исторического субъекта, сформированного в рамках определенных общественных отношений, противоречила декларируемым целям построения коммунизма по плану и в кратчайшие сроки. У Маркса коммунизм — это историческое движение человека к своей родовой, подлинной, творческой сущности. Но Карл Маркс не предлагал ждать, пока всё само сложится, он прославлял французских коммунаров, «штурмующих небо», потому, что именно в историческом процессе, в борьбе за свою свободу и формируется человек как субъект истории, способный приблизиться к самому себе, к подлинному себе, сделать шаг к коммунистическому человеку и коммунизму.

Живая общественная дискуссия в сложнейшей политической и экономической ситуации могла стать непреодолимым препятствием для консолидации и мобилизации общества. А такая мобилизация была необходима для социально-экономического прорыва. Так что и утверждение Фридриха Энгельса о том, что марксизм – не доктрина, а метод, в советском обществоведении была не слишком популярна. А идея о человеке как творце истории, о значимости индивидуальной воли была самой опасной, она подрывала постулат о безупречности руководящей партии и её лидеров. Марксизм на заре советского периода был опасен как живая теория и превращен в идеологию путём примерно такой же операции, которая позволяет живое раскидистое дерево превратить в бревно.

В позднем СССР, впрочем, действовали уже более приземленные причины. Преподавание научного коммунизма, например, было очень респектабельным и не бесприбыльным занятием. А жонглирование официально одобренным марксизмом помогало в карьере так же неплохо в советское время, как и в постсоветское – проклятия в адрес Маркса. Проявление индивидуальной воли в определенных исторических обстоятельствах. Прям как у Маркса с Энгельсом прописано.

Согласно классическому марксизму, люди как социальные субъекты, творцы своих общественных отношений, сформированы в рамках условий определенного материального производства.

Поэтому они и творят свой общественный процесс по логике (по законам) их материального производства. Таким образом, о функциональной бессубъектной зависимости людей от экономических отношений ни Маркс, ни Энгельс никогда не писали. Они писали о конечных причинах, об экономическом базисе социальной структуры и, следовательно, социальных интересах. Тех самых, которые стоят за всеми общественными событиями и процессами. И перерождение советской бюрократии в безжалостного собственника, приватизация общественного сектора, развернувшаяся по всему миру, как и весь современный капитализм, прекрасная иллюстрация неумолимости и одновременно разрушительности частнособственнического интереса.

Только вот, увы, массовый современный представитель российского среднего класса, разве он ведет себя как свободный творец истории? Разве он не является рабом обстоятельств, полностью подчиняя свою волю, свою личность и свою деятельность господствующим экономическим отношениям и диктуемым ими правилам?

А разве включение третьего мира с его нищим населением в армию наёмного труда капитализма не подтверждает тезис об абсолютном обнищании масс? Считать-то всех надо, не только сытеньких европейцев и американцев. Кроме того, со смерти Маркса человечество накопило такой огромный потенциал, приобрело такие возможности, что пресловутое благополучие среднего класса выглядит крайне жалко по сравнению с тем, чем владеют основные собственники и распорядители этого потенциала. Нужно очень сильно любить Хайека, чтобы этого не замечать.

Это в сказке Буратино проткнул холст и вышел вместе с папой Карло и компанией в счастливую, кем-то уже построенную страну. А для нас никто такой страны не построил, напрасно мы тыкались своими носиками в «железный занавес». Буратино был деревянный и, следовательно, неразумный, не слушался папу Карло, но потом, после испытаний, поумнел. Но советская система наладила массовое производство серийных, неотесанных Буратино, которые в итоге взбунтовались, но не против самой системыи её «Карабасов-Барабасов», а против самой идеи очеловечивания кукол.Со времен крушения СССР мы испытали уже достаточно, свои страдания на занятиях по по научному коммунизму можно уже позабыть. И пора стать немного менее деревянными, начав пользоваться методологическими возможностями, накопленными наукой, чтобы разобраться, наконец, чтоу нас происходит насамом деле. Вместо того, чтобы попрекать Маркса в неуважении к субъективному началу в истории неплохо бы попробовать самим начать вести себя не как марионетки,которых дергает за ниточки знаменитая «невидимая рука», а как подлинные субъекты исторического процесса, готовые стать его творцами

Пора уже перестать ждать, пока нам кто-то откроет заветную дверцу, и обижаться на папу Карла. То есть, простите, на Маркса.

Энгельс Ф.. Развитие социализма от утопии к науке. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – изд. 2 – Т. 19 – С. 210

Энгельс Ф. – И. Блоху, 21 – 22 сент. 1890 г. // Маркс К., Энгельс Ф.. Соч. – 2 изд. – Т. 37 – С. 395 – 396