Вакуумные цветы

Глава 13. ОСТРОВ

– Ребел? – потрясение произнес он. И устало покачал головой. – Эвкрейша. Не сердись на меня. С тех пор как я сломал ногу, у меня все перепуталось. Я думал…

Ребел чувствовала себя призраком, пришедшим из мира теней и вдруг столкнувшимся с живым человеком. Стоявший перед ней мужчина, осунувшийся (она не помнила у него такого лица), с бесконечно грустными глазами, был чересчур из плоти и крови. Рядом с ним Ребел казалась вялой и оцепеневшей. Она пыталась заговорить, но не могла. Потом в ней что-то вдруг надломилось, она бросилась вперед и крепко обняла Уайета. По лицу ее текли слезы. Ладони Уайета легко пробежали по ее телу, правой рукой он все еще сжимал посох. Наконец Уайет сказал:

– Не понимаю.

– Это Ребел Мадларк, – сухо проговорил Борс. – Ее личность все-таки уцелела.

Посох Уайета со стуком покатился по земле. Он прижал к себе Ребел и то ли засмеялся, то ли заплакал. Поблизости на скале важно копались в поисках пищи грачи. Подошла одна из «росомах», немного постояла и удалилась. В конце концов Ребел взяла себя в руки и сказала:

– Ты, наверно, устал. Пошли, мой дом недалеко.

Борс загородил им дорогу. Он поднял голову и прищурился на Уайета:

– Вы еще не отчитались.

– Позже, – ответил Уайет. – Все в порядке, просто у меня ушло больше времени, чем ожидалось.

В доме измученный Уайет устало растянулся на каменной лежанке.

– Господи, солнышко, как хорошо, что мы снова встретились! У меня не хватает слов.

– Теперь успокойся и дай мне осмотреть твою ногу.

Ребел расстегнула его земную одежду и, отыскав плату с познаниями в медицине, подключилась к библиотеке.

Уайет странно на нее посмотрел:

– Это что-то новенькое.

– Я примирилась с этой заразой, – сказала Ребел. Потом, заметив выражение его лица, добавила:

– Это я, самая настоящая я. Эвкрейши больше нет. Я потом объясню.

Она окунула тряпку в таз с водой и стала нежно, неторопливыми движениями смывать с его тела дорожную пыль. Сначала она вытерла брови, при прикосновении влажной ткани Уайет закрыл глаза.

– Какое блаженство.

Теперь он выглядел лучше и стал больше похож на себя.

– Ну и где же ты пропадал все это время? – спросила Ребел без особого интереса.

– Шпионил. Изучал местность. Украл корабль. Если ты здесь, значит, тебе известен наш план.

– Нет, Борс не счел нужным что-нибудь мне рассказать, – легко пробегая пальцами по поврежденной ноге Уайета, ответила Ребел. На ноге все еще были шины. – Бедняжка. Но, кажется, заживает хорошо. Надо было взять с собой хорошую аптечку.

Она отсоединила контакты.

– Он тебе не рассказал? – Уайет попробовал сесть, Ребел легонько толкнула его в грудь. – Это опасно. Он не имел права втягивать тебя в это дело без…

– А он и не хотел.

Теперь она мыла Уайету грудь, худощавую, с крепкими мышцами.

– О, солнышко, лучше бы ты не ввязывалась… Это не обычный рейд. Ты помнишь заколдованные яблоки? Три ящика, которые я купил в орхидее? Ну вот, я выжал из них почти четыре литра сока. Мы хотим просочиться к комбинам, накачать их этой отравой и посмотреть, что получится.

Ребел напевала с закрытым ртом.

– Зачем?

– Репетиция Армагеддона, – голосом шута ответил Уайет. И продолжил уже серьезно:

– Это оружие оказалось действенным при борьбе с мелкими группами комбинов. Мы попробуем применить его против всей Земли. Посмотрим, как комбины будут защищаться. Если оружие сработает, республика Амальтея организует поездку на Тирнанног, отловит волшебника, который делает эти яблоки, и закажет еще партию... с направленной программой. Чтобы они не теряли силу через несколько часов. Кто знает? Может быть, нечто инфекционное. Надо подумать. Разумеется, надежды почти никакой, но мы хотим уничтожить Комбин.

– А-а. – Ребел провела тряпкой немного ниже и задержала руку. – И насколько опасным будет этот налет?

– Честно говоря, не знаю. Все может случиться. Но послушай, я уверен, что уговорю Борса переправить тебя на нижнюю станцию спусковой трубы. Здесь никто ничего не проверяет. Ты будешь в Гисинкфоре, прежде чем… – Он запнулся. – Я вижу, мне тебя не убедить. Я знаю этот взгляд.

– Ну-ну. Ведь мы же с тобой одна шайка, не разлей водой, да? – Ребел взяла его руку и крепко сжала. – Если ты думаешь, что тебе удастся от меня отделаться, то ты очень сильно ошибаешься. – Она наклонилась, чтобы поцеловать его. Уайет вздохнул, Ребел улыбнулась:

– Не надо?

– Нет, нет, очень хорошо, – быстро проговорил он. И сразу:

– Да, может, не надо. То есть я хотел бы, но у меня просто нет сил.

Ребел отложила тряпку:

– Лежи тихо, я все буду делать сама.

Она сняла сапоги и брюки, встала над Уайетом на колени, стараясь не задеть его сломанную руку. И помогла себе рукой.

– О-о, – протянул Уайет. – Как же мне этого не хватало.

– Мне тоже.

Через некоторое время Ребел лежала, прижавшись к плечу Уайета. Блуза задралась и собралась в складки у нее под мышками, но она не расправляла ее. Крошечные огоньки в стенах погасли. В сумраке она ощущала, как напряжен Уайет. Он молчал. Ребел чувствовала, что у нее внутри нарастает такое же напряжение и тихо сливается с его. Под конец она не выдержала и заговорила:

– Уайет!

– Гм-м.

– Не делай этого.

Он не ответил.

– Ты им не нужен. У них есть твой яблочный сок, они в курсе твоих планов, ты можешь рассказать им, что ты, там разнюхал. Но сам ты им не нужен. Мы можем вдвоем незаметно пробраться на нижнюю станцию, подняться по трубе и к утру быть на орбите. Мы исчезнем до того, как начнется налет.

В темноте стены дома сомкнулись возле них, словно чудовищное каменное чрево. Уайет прочистил горло, затяжной кашель звучал почти как стон, и сказал:

– Солнышко, я не могу. Я дал слово.

– Насрать на твое слово.

– Да, но мой долг…

– Насрать на твой долг.

Уайет весело рассмеялся:

– Я не могу спорить, если у тебя один ответ на все, что я говорю.

– А ты не спорь. – Ребел высвободилась из его объятий и села. – Я не хочу с тобой спорить, я просто хочу, чтобы ты сделал по-моему. Мне столько пришлось испытать, прежде чем я вернула тебя, что я не стану смотреть, как ты удираешь и тебя поглощает Комбин.

– Я тоже не хочу. Но пойми, я создал себя именно для этой борьбы. Это не только мой долг, это дело всей моей жизни. Это моя цель. И если я ее предам, чего я тогда буду стоить?

– Ну еще запой патриотические песни! – Ребел посмотрела на самоуверенное, довольное лицо Уайета, и ей захотелось его ударить. – Боже, как ты действуешь мне на нервы. Иногда я думаю, что Эвкрейша была права. Ей надо было стереть твою программу и начать все сначала. Тогда… – Она умолкла и вдруг задумчиво поглядела на Уайета. Потом подняла ладони к лицу, спрятав большие пальцы внутрь. – Раз, два, три, четыре…

– Что?

– Раскрывай-ка дверь пошире. – Ребел раздвинула руки так, что ее лицо выглядывало между ладоней, и сказала:

– Прыг-скок, прыг-скок, обвалился потолок.

Лицо Уайета расслабилось. Взгляд стал осторожным, спокойным, глаза не мигали.

– Ну что? – спросила Ребел. Он не отвечал, и она продолжала:

– Ты ведь соврал, когда сказал, что нашел предохранительный блок, который установила Эвкрейша, и удалил его?

Уайет кивнул:

– Да.

– Знаешь, я очень удивлялась, когда это ты успел так набить руку в программировании, чтобы перехитрить Эвкрейшу? Как я сразу не догадалась, что ты блефуешь! Черт с этим. Метапрограммер открыт? Каталог структур доступен? Связки основных ветвей свободны и не повреждены?

– Да, – ответил Уайет. И еще:

– Да. – И снова:

– Да.

Он лежал перед ней обнаженный и был целиком в ее власти. Она могла сделать с ним все, что пожелает, сделать его сладкоежкой, обожающим шоколад, или полностью перепрограммировать все четыре его личности. Она могла приказать ему оставить Борса с его налетом и уехать с ней к ближайшей станции спусковой трубы, и Уайет подчинился бы без колебаний. Если бы Ребел захотела, он бы даже думал, что сам это предложил. У нее хватило бы для этого умения.

Но Уайет смотрел на нее так доверчиво, что Ребел так поступить не могла.

– Закрой глаза, – сказала она, и Уайет послушался.

Это не помогло. Ребел нагнулась, чтобы убрать упавшую ему на лицо прядь волос, и вдруг выпалила единственный вопрос, который все время боялась задать. Потому что знала, что в таком состоянии он не солжет:

– Ты правда меня любишь?

– Да.

– Сукин ты сын, – сказала Ребел. – Спи.

И оставила все как было.

Утро оказалось туманным. Борс счел это добрым знаком, но бежать в такое утро по Буррену было ужасно трудно. Две «росомахи» несли Уайета на импровизированных носилках и довольно скоро достигли полоски берега, где он затопил глиссер. Уайет позвал, и корабль всплыл; из балластных резервуаров лилась вода. Пока Ребел программировала капитана и штурмана, остальные готовили судно к отплытию. Через полчаса они вышли в плавание. Разноцветные секторы крыши сомкнулись над палубой и, опираясь на длинную ногу, глиссер заскользил над водой.

Вскоре, когда они проходили через широкое устье реки, туман на мгновенье рассеялся. Около утесов показались из воды серые загадочные пресмыкающиеся. Больше десяти метров в длину с крошечными плоскими головами. Пока Ребел как одержимая искала в библиотеке знания по биологии, чтобы определить, что эти чудища собой представляют, сами чудища плавно выбрались на сушу. Плезиозавры. Судя по их размерам, вероятно, элазмозавры. Но, по данным библиотеки, эти существа вымерли миллионы лет назад, они населяли моря в мезозойскую эру.

– Глазам не верится, – тихо проговорила Ребел.

Борс стоял рядом.

– И знаете, что, по-моему, самое удивительное? – спросил он.

– Что?

– В них нет окон.

Ребел вытаращилась на Борса, затем снова на плезиозавров. С минуту она была совершенно сбита с толку, но потом поняла, о чем идет речь. То, что она принимала за утесы, в действительности было громадными, высокими и совершенно ровными зданиями, похожими на глыбы кварца. Их плоская поверхность переливалась розовым и голубым с оттенком зеленого, и чем дольше Ребел на них смотрела, тем цвета становились ярче. Затем опять опустился туман, и здания пропали из глаз.

– Они все такие? – спросила Ребел. – Я о городах комбинов.

– Нет, думаю, они все очень разные. Курт! Подойди сюда. Умение бегать по скалам нам больше не понадобится, тебе сотрут эту программу.

К тому времени, как туман вновь разошелся, они уже плыли в открытом море, где не было ничего, кроме воды. В копилке воспоминаний Эвкрейши лежало сколько угодно восторженных отзывов о красоте и привлекательности океана, романтических историй о деревянных кораблях и морских разбойниках. Но Ребел понимала, почему Народный Марс отказывается от собственного океана. Океан неспокоен и невыразителен, он не дает глазам ни отдыха, ни разнообразия, только монотонность и скуку. Где тут совершенная красота? Уродство и пустая трата воды – вот что! Ребел уже сыта по горло этим зрелищем.

Час за часом корабль скользил по волнам. Время от времени Ребел тихо разговаривала с Уайетом. Впрочем, ему часто приходилось спускаться на нижнюю палубу и совещаться с Ворсом. Ребел они не приглашали. Потом она просто села и стала смотреть, как набегают облака и океан из зеленого становится серым и обратно в зависимости от освещения. Однажды корабль сделал большой крюк, чтобы не натолкнуться на подводный анклав комбинов, но за все время никто из пассажиров не видел ни одного судна – ни морского, ни воздушного. Ребел сказала об этом Ни-Си, когда та подошла, проиграв в игре с ножом другой «росомахе» (на кистях «росомахи» осталась сетка из мелких порезов).

Ни-Си пожала плечами:

– Наверно, комбинам незачем шнырять туда-сюда.

– Если здесь почти нет транспорта, как Уайету удалось украсть этот корабль? Комбины заметили бы пропажу.

– Эта лодка не комбинов, – презрительно проговорила Ни-Си. – Посмотри на крышку люка.

Ребел повернула и увидела открытый люк и ведущие вниз ступени. С сердитым видом Ни-Си стукнула по стенке ногой, и крышка захлопнулась. На ней стоял корпоративный знак: круглый щит с совой и оливковой ветвью.

– Кластер Паллады!

– Да, посудина принадлежит группе лазаро-биологов, – хихикнула Ни-Си. – Теперь они не скоро вернутся домой.

– Да, но…

– Знаешь, в чем твоя беда? – Ни-Си вытащила нож. – Ты слишком много болтаешь.

Она отправилась на нос, где собрались другие «росомахи», встала на колени и продолжила игру.

День тянулся медленно. Наконец заходящее солнце окрасило половину горизонта в оранжевый цвет и ушло в ночь. Ребел заснула на палубе рядом с Уайетом.

Проснувшись, она поняла, что они уже не в Атлантике. Волны успокоились, поверхность стала почти зеркальной. Берега были низкие и пологие, а у горизонта мелькали пятнышки зелени. Прямо по курсу лежал буйно заросший деревьями остров, издалека похожий на плавающий в воде пучок водорослей.

Уайет протянул Ребел хлеб и пиво.

– Пора завтракать, соня, – сказал он. – Через час мы подплывем к острову, и тебе понадобятся силы.

– А где мы?

Борс, скрестив ноги сидевший на крышке рубки, посмотрел на нее и сказал:

– Мы находимся во внутриматериковом море. Строго говоря, это скорее огромное соленое озеро. Вскоре после того, как Земля проснулась, она создала несколько таких морей. Никто не знает точно зачем. Распространено мнение, что случайно, просто был некий проект управления погодой, но он провалился. Понимаете, раньше полярные ледяные шапки были больше.

– Вы столько знаете о Земле, – сказала Ребел.

– Милая юная дама, – ответил Борс, и его нарочитая любезность странно противоречила жестокому выражению лица, подчеркнутому грубой психораскраской: будто ядовитая змея вдруг подняла голову и заговорила. – На изучение Земли я потратил полжизни.

Остров приближался. Глиссер замедлил ход, опустился немного ниже и коснулся поверхности воды. Некоторое время он кренился то в одну, то в другую сторону, словно отдавшись на волю волн, потом слегка повернулся, выпрямился и стал мягко покачиваться. Капитан раздвинул крышу, и на палубу хлынул соленый воздух. Уайет показал пальцем вперед.

– Посмотри хорошенько, – сказал он. – Единственный на Земле плавучий остров.

Ребел порылась в библиотеке. Остров состоял из сцепившихся корнями и ветвями пышно разросшихся деревьев, он был почти круглый, посреди на просеке размещалась нижняя станция трубы. Остров появился недавно, тридцать лет назад его еще не было, и никто не знал, зачем Комбин его вырастил. Ребел уставилась в синее небо, и ей привиделось, что на нем проступили скрытые от глаз очертания вакуумного тоннеля: две тонкие трещины. Внизу веселая зелень сплошь закрывала темную поверхность острова. Где-то в глубине сверкнула пара больших желтых глаз. Ребел вздрогнула от дурного предчувствия.

Борс раздавал оружие. Он сунул в руку Ребел маленький пластмассовый пистолет и пошел дальше. Она с любопытством осмотрела оружие. По обеим сторонам прицела, как заячьи уши, торчали баллончики со сжатым газом. Прозрачную ручку наполняла светлая жидкость. Ребел заглянула в дуло – отверстие величиной с булавочную головку. Уайет отвел пистолет в сторону.

– Осторожно. В этой штуковине яблочный сок. – Он показал ей, как держать пистолет и где предохранитель. – Стреляй только с совсем близкого расстояния. Целься в лоб, в точку, называемую «третий глаз». Сок смешан с диметилсуфлоксидом – как только жидкость коснется кожи, она пройдет насквозь прямо в кровяное русло. Но смешивать сок было даже не обязательно. Пистолет стреляет каплями с такой скоростью, что способен пробить кожу с расстояния немного больше метра. Поняла?

– Вроде да. – Ребел подняла пистолет и нацелилась Борсу в затылок. Уайет рванул ее руку вниз. – В чем дело? Я не собираюсь его застрелить.

Уайет напряженно смотрел на нее.

– Знаешь что? Не стреляй, нет, даже не целься ни в кого, пока хоть один из нас жив, хорошо? Ты не представляешь себе, как легко можно случайно пристрелить своего. Просто держи эту игрушку про запас и старайся не получить дозу сама. Мы не хотим, чтобы ты свихнулась посреди рейда.

– Хорошо.

Уайет повернулся и ушел. Ребел сунула пистолет за пояс своего земного костюма. Ей все время казалось, что за ней кто-то следит.

Глиссер крался к плавучему острову. Над зеленью с резкими, пронзительными криками кружили яркие тропические птицы. На вершинах деревьев гроздьями росли темные цветы – бордовые, почти черные, некоторые размером с простыню.

Глиссер скользил мимо длинного сука или корня, который тянулся откуда-то из зарослей и опускался в воду. Тихо плескались волны.

– Держись посередине, – прошептал Ребел Уайет. – Мы тебя прикроем.

Теперь судно двигалось еле-еле. Остров заслонял уже половину неба. Они проплыли мимо еще одной темной ветки, загоравший на ней кальмар испугался и мягко шлепнулся в воду.

Ребел привязала библиотеку к спине, а к голове надежно прикрепила контакты. Потом набросила на плечи накидку хамелеонной тканью наружу. Беспокойно поежилась, заставила себя улыбнуться и прошептала:

– Как я выгляжу?

– Как горбунья.

– Это опреснители? – Борс показал пальцем на полупрозрачные бордовые цветы. По их стеблям поднимались вверх пузырьки, путаница бледных корней свисала в воду.

Уайет кивнул.

Борс сказал:

– Курт, возьми насос и иди сюда.

Ребел вытянула шею и стала смотреть, как «росомаха», цепляясь за корни, лезет вверх.

– Библиотекарь! – рявкнул Борс. – Что он делает?

Не сводя глаз с удаляющейся фигуры, Ребел ответила:

– Он карабкается к цветам-опреснителям. Они очищают воду для населяющих остров комбинов. Как раз под цветами находится несколько связанных между собой стеблей, в которых собирается опресненная вода, а затем она под давлением движется по более крупным стволам к питьевым колонкам комбинов. Там Курт установит насос. В насос вставлено капсулирующее устройство, так что содержащийся в микрокапсулах яблочный сок не растворится, пока не достигнет намеченной цели.

Сведения свободно и естественно выплывали на поверхность из глубины ее мозга. Ребел говорила машинально, слова и смысл рождались одновременно.

– Микрокапсулы должны двигаться со скоростью…

– Хватит! – Борс отвернулся. – Мы готовы.

Они скользили под изгибающимися ветками дерева. Дневной свет сменился мягкими сумерками. Покрытые листьями сучья скребли по палубе, на поверхности воды плавали пучки белой травы. Остров неясно вырисовывался впереди тенью во тьме. Взвизгнула обезьяна, точно призрак издал боевой клич. «Росомахи» взяли длинные шесты и, отталкиваясь ими, повели глиссер. Стало холодно и темно, как в пещере.

Глиссер задел за опустившийся в воду сук, нос застрял в лианах, но быстро освободился. Ведущий повернул судно и направил его в продолговатый черный фиорд, куда сбегала уходившая в мрачные глубины вода. Над узким заливом нависали ветки и мох, почти превращая его в тоннель. Когда судно проходило под навесом из перепутанных лиан, на палубу спрыгнул Курт. Ребел от неожиданности отпрянула, увидев его ухмыляющееся лицо.

– Готово, – сказал он.

Борс кивнул.

Судно остановилось. Ребел припомнила орхидею на геодезике, там было так же темно и тесно. Гретцин и Фу-я понравился бы этот остров. Ребел вглядывалась в тени, ее сердце громко стучало. Совсем рядом могло спрятаться сколько угодно комбинов, и их бы никто не обнаружил. Ребел запрокинула голову. Где-то в высоте струились снопы желтого света, они как будто не доходили до воды, и за деревьями, как далекие окна, мигали крошечные синие пятнышки. Меж ветвями летали попугаи, какое-то животное, может быть обезьяна, на мгновение выскочило на свет и тут же пропало. Ребел все больше казалось, что идти в эти темные густые дебри просто безумие.

– Пошли, – сказал Борс.

Они двинулись вперед сквозь кустарник. Ребел шла в середине, Борс за ней, «росомахи» впереди и с боков. Уайет возглавлял отряд. Головка хищного вируса вонзилась в остров. Ноги скользили по гладкому, кое-где покрытому гнилью месиву из корней. Изредка на пути попадались грязные лужи соленой воды. Плещущееся о ветви море осталось далеко позади.

Идти было удивительно легко – наверное, Ребел помогали смутные воспоминания о жизни на Тирнанноге. Она успокоилась, ходьба занимала лишь малую часть внимания. Она коснулась пушистой ветки, и библиотека тихо подсказала: «Лиственница». А эти листья с пятью уголками – клеи. Вон та группа великанов – араукария чилийская. Ветви росли из одних стволов и врастали в другие. Породы деревьев перепутались: сучок ели торчал из дуба, калина вплеталась в смоковницу. Здесь использовался основной метод, применяемый биоинженерами комет, метод простой, но эффективный: свойства растений и окружающей среды сливались в единое целое. В приливных водоемах ползали крохотные крабы и морские анемоны. Ребел дотронулась до платы с данными об их жизненном цикле, но решила не углубляться в подробности.

– Теперь полегче, – бросил через плечо Уайет.

Земля под ногами стала выше и суше, деревья расступились. Люди шагали теперь цепочкой по затененным открытым участкам и почти физически ощущали, как давят на них сверху деревья, такие высокие и огромные, что свет не проходил сквозь их кроны. Прямые стволы заросли древесной светящейся губкой, в некоторых местах похожей на груды белых тарелок, а в других принявшей затейливые, сказочные очертания. Лес напоминал темный собор, полный синих блуждающих огней. Стены из растений заглушали рокот моря, слышалось только легкое поскрипывание – так скрипят стоящие на якоре деревянные суда. Ребел представляла себя то в трюме древнего галеона, то послушницей, свершающей тайный гностический обряд. Она сунула руку в карман накидки и нащупала плату, на которой еще в Гисинкфоре записала свою личность.

Отряд огибал небольшой водоем, в котором беспокойно пузырилась соленая черная вода.

– Здесь они удаляют приемопередатчики из черепов покойников, – сказал Уайет. Ноги проваливались в рыхлый настил. – Тела бросают в воду. Там их обгладывают рыбы.

Борс подобрал у кромки водоема то ли кость, то ли какой-то инструмент, взглянул на него и кинул в воду. Где-то невдалеке непрерывно текла струйка воды.

– Ну, где комбины?

– Не знаю, – несколько встревожено ответил Уайет. – Обычно они бывают здесь.

Ребел сжимала в ладони гладкую, немного жирную плату и чувствовала, как странный, причудливый остров наваливается на нее всей своей громадой. Она ощущала его как единый организм, различные части которого взаимосвязаны, и у каждого листа, каждого прутика свое скрытое от непосвященных назначение. Может быть, он разумен, а его повадки и мысли проявляются в изгибах ветвей и расположении цветов? Возможно, они бредут по закоулкам ума, как две капли воды похожего на ум Ребел, блуждают в лабиринтах памяти, пробираются среди черт характера. Она пристально посмотрела на свой сжатый кулак, а затем в темноту: и то и другое непостижимо.

– Сок уже должен был дойти до питьевых колонок, – заметил Уайет.

– Тогда почему ничего не происходит? – откликнулась Ни-Си.

– Заткнись! – гаркнул Борс.

Ребел больше не боялась комбинов. Если остров в каком-то смысле походил на ее мозг, то они – просто дурные мысли, обуревающие эти джунгли, столь же бессильные и нереальные, как и страх. Ребел припомнила свою психодиаграмму, и вокруг нее словно появились зеленые кружева, уменьшенная модель леса, мозг, наблюдаемый изнутри. Образ постепенно тускнел, ветви мало-помалу исчезали, и наконец осталась лишь странная круговая фигура, обнимающая голову Ребел наподобие наэлектризованного зеленого нимба.

Вдруг прямо перед ними что-то упало. Существо было ростом с человека, очень стройное и изящное. Тонкие, легкие руки доходили почти до пят, кожу покрывала короткая светлая шерсть. Она мягко поблескивала в темноте. Влажные большие глаза выразительностью напоминали лемура, но лицо было человеческое.

– Начальник Уайет, – произнесло существо.

Три «росомахи» одновременно выстрелили из пластмассовых пистолетов. Существо моргнуло. Длинные проворные пальцы потянулись ко лбу.

– Мы должны… – начало оно. И закричало.

Крепко зажмурившись и царапая ногтями лицо, существо упало на бок и завыло от боли.

– Есть! – воскликнул радостно Борс. – Теперь поднимемся вверх.

Все поспешили за Уайетом.

Ребел едва обратила внимание на прецедент. Она все еще размышляла, в чем разница между записью характеристик мозга на плате и при помощи деревьев. Возможно, разница объясняется тем, что человеческий мозг работает со скоростью электрохимических реакций, а дерево функционирует со скоростью биологических процессов обмена веществ и разложения. Мысль рождается в дереве так же неторопливо, но неуклонно, как вырастает новая ветка. Керамическая плата действовала бы только на уровне распада атомов, каждая законченная мысль длится вечность, живет дольше звезд. Такие платы следовало бы холить и лелеять десятки, сотни миллионов лет – время, которое потребовалось бы им для самовыражения. Отряд подошел к огромному дереву, короткие мертвые ветви которого спиралью обвивались вокруг ствола, образуя ступеньки лестницы. Люди полезли по ним вверх, держась обеими руками. «Какое-то хвойное дерево», – подумала Ребел. Сейчас она не могла дотянуться до библиотеки.

Подъему не было конца. Зеленый ободок все еще висел над головой Ребел, словно обрывок кружева. Она представила себе путешествие по загадочным изгибам и поворотам этой ленты, по кругу и еще раз по кругу… Огонек сознания исследует пути мысли. Но все это, конечно, фантазия. Если бы Ребел и впрямь в каком угодно смысле бродила по собственному мозгу, ответов на интересующие ее вопросы она бы в нем не нашла. Отряд, не отклоняясь ни на шаг, двигался к середине острова, и вот там, возможно, она их найдет. Ребел чувствовала, как ее метапрограммер неуклюже пытается вырваться из замкнутого круга. И тут с коротким щелчком включилась библиотека и сообщила, что о местоположении отряда можно судить по окружающей растительности, которая меняется по мере удаления от моря и карабканья вверх, к свету.

По коре ползали маленькие зеленые насекомые, питающиеся еще меньшими, неразличимыми для глаз мошками. Ребел остановилась и стала рассматривать насекомых. Одно осторожно и почтительно вползло на ее большой палец, как идолопоклонник, взобравшийся на руку божества. Уставясь в фасетчатые глаза насекомого, Ребел вообразила множественное изображение заполняющего весь мир лица, почерневшего и сморщенного, как сушеное яблоко. Это был старческий вариант ее собственного первоначального лица, суровый переменчивый лик, рот, беззвучно отдающий приказы. Это было лицо ее матери-волшебницы. Борс подтолкнул Ребел, и она снова пошла.

Задумавшись, она не заметила, как подъем кончился. Теперь все бежали по ровной тропинке, выбитой в коре широкого сука. Здесь росло множество ночных цветов. Отряд пробежал через арку из тонкого, как бумага, материала и оказался среди комбинов.

Стволы деревьев окружали неглубокие ячейки, соединяющиеся в местах пересечения веток выстланным серым покрытием. На покрытии лежали сотни этих тощих лемурообразных существ. Корчась в муках, они тихо и неумолчно стонали, в воздухе стоял тихий плач. Они почти не двигались, словно пчелы, которых выкурили из улья и теперь они беспомощно наблюдают, как его грабят. Стволы обросли серой бумагой, она замысловато изгибалась, образуя узкие проходы и ниши-спальни, размерами по длине тел комбинов. Некоторые ниши были заполнены и занавешены бумагой, так что выглядывали только лица комбинов. Змеи-няньки, пытаясь помочь, предлагали своим подопечным полупереваренный отрыгнутый белок, но, получив отказ, в недоумении отступали. В одном месте что-то упало и порвало покрытие, и теперь рой бумажных ос заделывал дыру.

«Росомаха» нетерпеливо подняла лежащее на ее пути тело и тут же его отбросила. Ребел услышала, как комбин с грохотом полетел вниз, отскакивая от крупных сучьев и ломая мелкие, и этот шум продолжался долго. Сила тяжести – страшная вещь.

Охваченные боевым неистовством «росомахи» носились по логову комбинов, круша все вокруг, устанавливая аэрозольные мины и браслеты-впрыскиватели замедленного действия. Груды шаров, каждый величиной с бочку, с треском раскрывались, как перезревшие дыни, издавая отвратительное, едкое зловоние. Из молочно-белой жидкости слабо тянулись вверх похожие на клешни руки. Жуткие существа, нечто вроде непомерно выросших эмбрионов, вылезали наружу и умирали. Ребел припомнила клонирующие пузыри ее родного Зеленого города, и тут же на ум ей пришла колыбельная, которую она никогда до того не слышала. Она запела:

Борс изо всех сил тряс Ребел за плечи. Он пришел в бешенство, лицо побагровело.

– Что это с вами, библиотекарь? Какого хрена?

Его слова утопали в сплошном обезьяньем вое.

– Мне всего пять лет, – удивленно сказала Ребел. – Мою мать зовут Элизабет.

– Тоже схватила дозу, – довольно прокомментировала Ни-Си.

Уайет выдернул из-за пояса Ребел пистолет и сунул его Борсу. Тот понюхал курок, пожал плечами и швырнул пистолет вниз.

На миг сознание Ребел прояснилось. Она устремила глаза на Уайета и увидела на его лице вместо гнева лишь отрешенность и печаль.

Библиотека говорила, что обыкновенная тупайя – насекомоядное животное, ложноножки помогают простейшим ползать или хватать пищу, но не плавать, а дрожжалковые – небольшое семейство сапрофитов со студенистым плодовым телом. Отряд продолжал громить гнезда комбинов. Похожие на лемуров существа селились группами по пятьсот особей в каждой. Иногда группы разделялись большими промежутками, а порой десятки групп селились вместе, буквально друг у друга на голове. Бумажный настил слегка поскрипывал под ногами. Кто-то снял со спины Ребел библиотеку. Вдруг показалось лицо Уайета, говорившего:

– ..Это всего лишь пороговая доза, можно ее вести за руку.

Все куда-то уплыло. Потом Ни-Си стиснула руку Ребел и потащила ее за собой.

– Поворачивай задницу!

Глаза и зубы Ни-Си свирепо сверкали, лицо у нее было зверское. Наконец гнезда комбинов остались позади. Везде сияли ночные цветы, точно звезды, запутавшиеся в ветвях заколдованного леса.

Опыт Ребел подсказывал ей, что в этом странствии по Сказочному лесу, по замысловатому маршруту, составленному ее собственным, получившим новую свободу метапрограммером на основе обрывков воспоминаний, идущая рядом женщина-зверь на самом деле ее советчик и духовный наставник, призванный помочь Ребел разгадать значение, скрытое в самом сердце темного леса.

– Нет там никакого значения, – рявкнула Ни-Си. – Просто здоровенное, еби его в душу, дерево! А ты – тупая сука. Сбросить бы тебя вниз, и конец.

Теперь они подходили к вершинам деревьев, купались в мягких, процеженных сквозь ветки лучах естественного света, но впереди ждало еще одно скопление комбиновых гнезд. Вероятно, на острове были тысячи подобных гнездилищ. Вот достоинство трехмерной окружающей среды: обеспечивается жизнь множеству существ. Дайсоновский мир не может иметь поперечник свыше двухсот миль, однако и это дает жизненное пространство порядка четырех миллионов кубических миль. Вполне достаточно для миллиардов людей. Этот остров имеет в диаметре какой-то десяток миль да несколько сотен футов в высоту, но это все равно примерно восемьдесят квадратных миль, или свыше трех миль кубических. Достаточно места для сотен тысяч комбинов. А учитывая их скученность, для миллионов.

Посреди гнезда стоял деревянный таз. Ребел остановилась возле него и принялась наблюдать, как прыгает и пляшет стекающая в него сверху струйка воды. Вода переливалась через край и сквозь отверстие во мху убегала вниз, в глубину. Очень веселое зрелище. Как только какой-нибудь комбин выпрямлялся или выказывал малейшие признаки осмысленного поведения, одна из «росомах» стреляла в него из пистолета и относила в безопасное место, где бедняга лежал, как отравленная приманка против любой будущей попытки воссоздать Комбин этого острова.

Разбегающиеся по воде круги все время складывались в почти сублиминальные мандалы, но тут падала следующая капля, прежняя картина распадалась, и Ребел никак не могла постичь ее значения. Облокотившись на корыто, она напряженно следила за образами, силящимися пробиться сквозь текучую поверхность, и случайно нажала на браслет Уайета. В воздухе замелькали связанные друг с другом красные направленные лучи, идущие от комбина к комбину и куда-то дальше; иногда они образовывали устойчивую сеть, которая объединяла от двадцати до пятидесяти жутких тварей, но внезапно упиралась в отравленную приманку и распадалась.

Вдруг деревья слева ярко вспыхнули темно-синим светом, и весь лес пронизала энергия какого-то чрезвычайно мощного, хотя и отдаленного источника. Красные направленные лучи потускнели, замедлились и, мигнув на прощание, погасли. Низко в небе пылало багровое солнце.

– Началось! – крикнул Уайет. – Контратака!

Со всех сторон что-то зарокотало, шелестенье потревоженных муравьев перешло в густой низкий звук, который ширился и нарастал, как раскат грома, пока наконец, распространяясь все дальше и дальше, не обрушился на людей. Местные комбины неуверенно поднялись на ноги, выгнули спины, точно заряжаясь огромной неистовой энергией, открыли невидящие глаза, разомкнули губы в злобном оскале. Яблочный сок на них больше не действовал. Одна из «росомах», спрятав пистолет, закричала:

– Бежим, ребята!

Теперь комбины ревели уже не от боли – их обуяло лютое, первобытное безумие. Они визжали и бросались друг на друга, их ярость оборачивалась против всего живого. Борс приказал отряду отступать по наклонным веткам подальше от гнезда. Пять комбинов из охваченной жаждой насилия толпы устремились за людьми, их длинные руки почти волочились по тропе, плоские лица выражали бешенство.

Уайет и Курт остались прикрывать отступление; как по волшебству, у них в руках оказались палки. Преисполненные каким-то безумным ликованием, они готовились к бою, непрерывно – и даже непристойно – хихикая. Уайет приплясывал на месте, Курт перекидывал палку из руки в руку. И тут на них налетели комбины.

Плавным движением Курт перебросил первого комбина через сук, высвободил палку и успел выхватить нож, как раз когда появился следующий комбин. Курт вонзил нож ему в сердце и потерял равновесие под напором падающего тела.

– Пошевеливайся, наркоманка сраная! – заорала Эвкрейша, увлекая за собой Ребел.

Двое комбинов напали на Уайета и принялись колотить его и друг друга. Один прыгнул Уайету на плечи и попробовал оторвать ему голову. Другой оседлал Курта, который пытался отделаться от навалившегося на него трупа. Повернув голову, Ребел наблюдала за боем, а ее тащили вперед.

Курт, чертыхаясь, полетел вниз.

Ребел вдруг поняла, что она вовсе не так уж и одурманена. Когда она увидела, как сцепившийся с комбином Курт проваливается во тьму, туман у нее в голове рассеялся, пелена, которая окутывала реальность, упала. «Комбины – это всего лишь дурные мысли, – уговаривала она себя, – злые волки и тигры, светло горящие в нейронных дебрях мозга»[12].

– Хватит трепаться, беги! – приказала Эвкрейша.

Ребел побежала.

Она бежала все выше, к самым верхушкам деревьев, где желтые бабочки наполовину сливались со светом, а белоснежные стаи цапель улетали при виде людей. Исступленный рев комбинов наполнял воздух, будто доносящийся из ада вселенский яростный вопль, но сами комбины терялись в листве. Борс и Уайет посоветовались, и Уайет показал на запад.

– ..не поделаешь, источник сигнала где-то за пределами острова.

– Дура ты, – сказала Эвкрейша. – Сражаться не умеешь, о себе позаботиться не можешь, какая от тебя, на хрен, польза?

Они отдыхали на поляне, целиком состоявшей из птичьих гнезд – сросшихся между собой корзинок, сплетенных из листьев и тонких прутьев и склеенных слюной. Здесь и там виднелись пучки нежного пуха. Ребел втянула носом пахнущий птичьим пометом воздух. Браслет давно отключился.

Эвкрейша играла с трофейной головой. Обрубок шеи почернел от запекшейся крови, шерсть – жесткая и короткая. Эвкрейша потерлась носом о нос головы, поцеловала запекшиеся черные губы. Потом подняла отрубленную голову и заслонила ею, как маской, свое лицо.

– Эй! Отвечай, когда тебя спрашивают.

Ребел испуганно посмотрела на нее и увидела дряхлую обезьяну с унылыми глазами и полумертвым от старости лицом. Это была Элизабет. Древнее лицо завертелось, затем медленно перевернулось вверх подбородком.

– Ну? – рявкнуло лицо.

Ребел чуть не оцепенела от ужаса. Но Эвкрейша была ее сестрой и наставницей. Если она превратилась в далекую волшебницу-мать, которая отправила Ребел в странствие по Системе, значит, у нее есть на то причины, значит, она желает преподать Ребел какой-то урок.

– Чего ты хочешь? – прошептала Ребел. – Чего ты хочешь от меня?

– Чтобы ты перестала нести чушь!

Элизабет подняла руку и отрезала себе ухо. Потом сняла собственную голову с плеч, выбросила ее и снова превратилась в Ни-Си.

Они побрели дальше. У Ребел кружилась голова, но она чувствовала себя лучше. Ей все еще было трудно ориентироваться во времени, но она начинала осознавать, где находится в каждое конкретное мгновение, хотя и не понимала, как она там оказалась. В ее мыслях тоже происходил решительный перелом: разрозненные обрывки впечатлений складывались в единое целое. Она критически оглядывала деревья, смутные воспоминания о жизни на Тирнанноге заслоняли все остальное. В отличие от островных комбинов, лесоводы не приспосабливались к растущим на кометах деревьям. Вероятно, если стать обезьяной, лучше всего использовать древесное окружение, но цивилизованные люди не всегда выбирают простейший выход. На кометах архипелага были настоящие города с домами, библиотеками, театрами и школами. Были и свободные, не занятые лесом участки, подобные темным озерам и океанам, где плавали в воздухе существа, тщательно приспособленные к сложным, взаимосвязанным пищевым циклам; некоторые из них – опасные, другие – вполне дружелюбные. И там не было этого неотвязного тяготения – на кометах гравитация была мелкой, почти пренебрежимой поправкой к законам природы. Не трогай комнату достаточно долго, и все находящиеся в ней предметы переплывут к одной из стен – ее и нужно считать полом.

И все равно это дерево напоминало ей дом. Комбин перенял основы кометной биотехнологии, перекорежил ее в соответствии со своими нуждами и построил небольшую модель мира, который мог бы существовать по ту сторону Оорта. Возможно, они замахивались на путешествие, на которое уйдет несколько тысяч лет!

Ребел посмотрела на идущую рядом женщину, это была по-прежнему Ни-Си. Они шли за Уайетом и Ворсом. Лицо Борса рассекали красные порезы.

Спаслись только они вчетвером.

Впереди становилось светлее, мягкое желто-зеленое сияние спускалось к ногам людей и шло вниз, разрезая мир сверкающей стеной. Ребел подходила к ней, к головокружительной догадке, позволяющей расшифровать послание ее старой, с обезьяньим лицом, матери. Интересно, если идти дальше, будет ли стена ее ждать, откроется ли проход к ясности и откровениям, или стена будет все время удаляться? Ребел вытянула вперед руку – стена не приблизилась.

– Подождите, – сказал Уайет и побежал по длинной голой ветке.

Зашелестели листья, и он исчез в зелени. Через несколько минут Уайет вернулся.

– Дерево здесь кончается. Вот так. – Он рубанул ребром ладони по воздуху. – Мы как раз в середине.

– А-а, – протянула Ребел.

Теперь она догадалась.