Валентина

Глава восьмая

В пятидесяти милях от Орши на санный экипаж напал казачий дозор. Де Ламбаль, взглянув в окошко, заметил вдалеке около двадцати всадников, которые на рысях приближались к карете. Их лошади невероятно быстро неслись по глубокому снегу, привычные к заснеженной степи. Майор крикнул Янушу, сидевшему на козлах, чтоб тот гнал к виднеющемуся впереди лесу.

Валентина в тревоге бросилась в объятия сестры.

— Они нас увидели, Сандра! Боже мой, они за нами гонятся!

— Не надо их злить! — спокойно сказала Александра. — Поль, велите Янушу придержать лошадей.

— Попрошу без глупостей! — отрезал майор. — Они нас всех перережут! Нам надо постараться от них уйти!

— Они забирают нас в кольцо, — прошептала Валентина, всматриваясь в заднее окошко. — Часть из них скачет влево…

— Они собираются захватить нас в клещи. Послушайте меня, Поль, остановите лошадей! — настаивала Александра. — Иначе они станут стрелять! Если они разгорячатся, их уже ничто не успокоит! Спрячьтесь под шубами и дайте мне самой с ними поговорить! Живее, это наше единственное спасение!

— Она права, — подумав, сказала Валентина. — Сандра — русская княжна, они не посмеют обидеть ее. Бог ты мой!

Казаки стали стрелять на скаку. Расстояние было еще слишком велико, но еще чуть-чуть — и пули достигнут кареты.

— Да, пожалуй, — вынужден был согласиться де Ламбаль. — У нас нет иного выхода. Но все-таки, возьмите вот это, Александра, на случай, если ваши переговоры зайдут в тупик! — Майор протянул ей пистолет. — Сам я позабочусь о Валентине… У меня нет желания наблюдать, как они будут насиловать вас обеих перед тем, как зарезать всех нас!

Александра приняла пистолет и спрятала его под накидкой.

— Ложитесь на пол! — скомандовала она. — Они уже так близко, что могут разглядеть вас в окошко. Я сама остановлю Януша.

Александра и майор мимолетно пожали руки, и Валентине стало вдруг ясно то, о чем она смутно догадывалась последние дни. Теперь было очевидно, что ее сестра и майор стали любовниками. Они так смотрели друг на друга после той ночи, проведенной ими в заброшенной избе… До того Валентина втайне гадала, так ли это. И майор ведь тоже никак не решался дать волю чувствам… Сейчас они спрятали его под несколькими шубами, и Александра высунулась наружу, крикнув Янушу, чтобы он придержал лошадей. Казаки, догнавшие карету через пару минут, обнаружили только двух богато одетых дам.

Казачий есаул спешился и подошел, держа в руке пистолет.

— Что все это значит? — высокомерно спросила Александра по-русски. — Да как вы смели преследовать меня?!

Есаул оторопело остановился. Русые волосы, выбившиеся из-под папахи, трепались на ветру. Широкое туповатое лицо выражало безмерное удивление от звуков родной речи.

— Кто вы такая? — спросил он. — Что вы делаете здесь? И почему вы от нас пытались скрыться?

— Я — княжна Шувалова, а это — моя кузина! Вы имели наглость по нам стрелять и до смерти ее напугали! Мы едем в Оршу по собственным надобностям. Уберите пистолет, сударь, иначе я за вашу жизнь не поручусь! Мы едем к нашему кузену, графу Михаилу Илларионовичу Кутузову, он ждет нас, победоносный! Вам этого достаточно?

— Да, ваше сиятельство!

Есаул имел некоторый опыт общения с аристократами несколько меньшего калибра, и уж княжну он смог бы распознать. Она говорила с ним так, словно он был ее дворовым псом, — истинно по-барски.

— Прошу меня простить, ваше сиятельство, за нашу стрельбу, но ведь мы не могли знать, что господа… гм!.. невоенные станут ездить по такой пустыне в военное время! Французских лазутчиков третьего дня здесь поймали! И я боюсь, что без высочайшего на то разрешения мне не велено будет вас пускать до Орши! Здесь неподалеку, всего верстах в пяти, наш начальник, генерал Платов. Вы бы к нему обратились, а я бы придал вам людей на охрану!

— Хорошо, — сказала Александра. — Но при встрече я объявлю генералу все, что я о вас и о нем думаю!

— И все же не осмелюсь допустить вас ехать, — упрямо повторил он. — У меня приказ, я должен ему следовать.

Есаул отдал ей честь и вскочил на коня. Он крикнул что-то своим казакам, двое из них взяли запряженных в сани лошадей под уздцы и повернули их направо, прочь от Орши. Януш сидел на козлах молча, и никто ни о чем его не спросил. Выглянув в окошко, Валентина увидела удаляющихся казаков и сказала майору:

— Вы можете подняться, но осторожно. Там впереди едут два казака!

— Что там произошло? — недовольно спросил де Ламбаль. — Я не понял ни слова!

Александра быстро шепотом объяснила ему положение, после чего он опять недовольно проговорил:

— Вы все сделали верно, но ведь мы не можем въехать к самому генералу Платову!

— Что же делать? — спросила Валентина. — Мы не можем драться с двумя вооруженными людьми, Они зарубят Януша, если он только шелохнется!

— Посмотрите и скажите мне, как далеко они скачут! — велел де Ламбаль.

— Они прямо рядом, — прошептала Александра. — По обе стороны от Януша! Ради Бога, спрячьте свою глупую голову, не то они тут же вас заметят!

— Ладно, — пробурчал майор, прячась. — Валентина, умеете ли вы стрелять?

— Н-нет… — неуверенно протянула Валентина. — Я не совсем понимаю, с чего это начинают…

— Я стреляю не хуже вас, — резко сказала Александра. — А может быть, и лучше!

Он окинул ее насмешливым взглядом:

— Ну что ж, у вас будет шанс подтвердить свое умение! Поменяйтесь местами с Валентиной. Как только я подам знак, высуньтесь из окна и пристрелите казака с вашей стороны. Я постараюсь убить своего.

Через двадцать минут он откинул с себя шубы и прильнул к окну, остро глянув на Александру.

— Их отряд уже в нескольких милях от нас, не так ли? — спросил он напряженно. — Ну так сейчас самое время! Да, сейчас!

Два выстрела грохнули почти одновременно, и оба казака завалились набок и попадали с лошадей. Лошади с громким ржанием бросились врассыпную и скоро скрылись из виду. Майор выпрыгнул из кареты и осмотрел один за другим оба трупа. Подойдя к экипажу, он поцеловал Александре руку.

— Я бы не стал вызывать вас на дуэль! — заметил он одобрительно. — Теперь я на часик-другой возьму на себя управление лошадьми, а то Януш превратится в ледышку! Мы вернемся сейчас к тому вот леску и, пожалуй, проведем там ночь. Не хотелось бы еще раз встретить ваших гостеприимных соотечественников!

— Когда же мы доберемся до Орши? — спросила его Валентина. Последний час она провела в полуобморочном состоянии. Увидев, что Александра целится из пистолета, она зажмурила глаза от ужаса. И вот теперь на снегу валяются двое убитых, один из которых на совести Александры… Впервые за все время этого опасного путешествия она почувствовала сожаление об их действиях. Она готова была перенести любые страдания и лишения, но не могла принять хладнокровного убийства ничего не подозревающих людей… Однако ни ее сестра, ни майор вовсе не казались расстроенными. Напротив, они держали друг друга за руки и смеялись.

— Так когда же мы попадем в Оршу? — повторила она.

Де Ламбаль поморщился.

— Вероятно, завтра к вечеру, или, в крайнем случае, на следующее утро, — неохотно ответил он. — Это зависит от того, будет ли еще снегопад и не встретим ли мы еще раз казаков на своем пути. То есть, строго говоря, через день-другой.

— Мне кажется, лучше ехать вперед, — сказала Валентина. — Было бы безопаснее добраться до расположения французской армии. А вы не собираетесь хоронить их?

— Кого? — удивленно переспросил майор. — Этих двоих? Нет, таких, смею сказать, нежностей им от нас не дождаться! Но не беспокойтесь, дорогая. Снег укроет их лучше всякого покрывала, и уж наверное поглубже, чем мы сможем закопать их в такой замерзшей земле! Януш! Спускайся с козел, поедешь внутри кареты!

— Но я хочу ехать прямо на Оршу, — настаивала Валентина.

Александра раздраженно накинула на себя шубу.

— Успокойся, маленькая, в жизни твоего полковника один день раньше или позже ничего не изменит! Скорее всего, его там и нет, если он вообще жив! Подумай же хоть немного о нашей жизни — моей и майора, — если уж тебе безразлична собственная!

Впервые в голосе Александры зазвучал металл в разговоре с сестрой, но уже в следующую минуту она обняла Валентину со словами:

— Ну, прости меня, маленькая, я так боялась за Поля, что немного нервна! Но все равно нам лучше поступить так, как он говорит, не можем же мы каждый раз с такой легкостью расправляться с этими казаками!

Они провели эту ночь в лесу, набившись вчетвером в карету. Януш развел костер снаружи, чтобы согреть лошадей, и этот костерок горел всю ночь напролет, слава Богу, что не было метели. Сохранить лошадей в живых была их главная задача. Они накрыли лошадей собственными одеялами и попытались привязать их крепко-накрепко друг к другу, чтобы они не теряли тепла. Костер, конечно, мог привлечь внимание казаков, но иного выхода не было. Сами они были так измотаны, что даже не испытывали голода, и все чувства у них притупились в невероятной обстановке их рискованного путешествия. Продовольствия у них хватило бы недели на две при очень экономном расходовании. Александра предусмотрела все их потребности. Она при этом рассчитала и на дополнительного едока, которого они повезут обратно. Одним словом, еды бы хватило и на полковника.

Валентина спала недолго. Она постепенно все больше и больше замерзала за эти дни… Она, конечно, слышала, как майор и ее сестра энергично любят друг друга (и тем самым согреваются). И она плакала потихоньку, ибо человек, которого она любила, был далеко, если вообще он был жив…

На третий день они уже были в расположении французской армии в Орше, а еще через три часа их препроводили в штаб Мюрата.

Он так изменился, что Валентина не сразу узнала его. За несколько месяцев он постарел на несколько лет. Мундир висел на нем, словно он был снят с кого-то другого. Он сидел за грубым деревянным столом, но в свете золотых канделябров, и пил коньяк из горлышка бутылки. Он старательно писал меморандум императору.

— Невероятно! — воскликнул он, и усталая улыбка скользнула по его лицу. — И очень трогательно! Такие хрупкие женщины — в расположении такой усталой и грязной армии! Вы мне просто обязаны рассказать о своих приключениях!

Они были приглашены выпить коньяку, и де Ламбаль стал рассказывать о своей встрече с министром Маретом, об их проезде через Борисов. Когда он дошел до истории о том, как Александра застрелила казака, Мюрат в немом удивлении поднял брови и взглянул на Александру с выражением совершенного изумления. На Валентину он, вопреки ее опасениям, почти не обращал внимания.

— А что слышно о полковнике де Шавеле, сударь? — спросил наконец майор де Ламбаль. До того Валентине казалось, что он уже не станет об этом спрашивать, и она дрожала от мысли, что ей придется самой заговорить об этом… И сейчас она резко побледнела. Рука сестры сразу нашла ее руку и сжала ее.

— К сожалению, его нет здесь с нами, — голос маршала послышался словно из другого мира, и Валентина попыталась собраться и прийти в себя, чтобы услышать пусть самую ужасную правду. — Его тяжело ранило при Бородине, беднягу! В последний раз я его видел перед сражением. Я знаю, что его эвакуировали с ранеными из Москвы. Впрочем, это было уже несколько недель назад. Больше я ничего о нем не слышал.

— Насколько серьезно его ранение? — спросила Валентина.

Мюрат задумался. По его мнению, у Валентины были уважительные мотивы. В конечном счете, она проделала сотни миль в невыносимых условиях, под угрозой смерти, и все ради того, чтобы отыскать человека, который, скорее всего, был уже убит. Это все мало походило на поведение большинства женщин; во всяком случае, тех, которых знал Мюрат. Он отводил им место исключительно в будуарах, на балу или в постели — там, где они могли быть красивыми игрушками для мужчин. Но они не разъезжали по театру военных действий по зиме и не стреляли из пистолетов в диких казаков. Он всматривался в это прекрасное лицо, которое он в свое время принял за маску лживой кокотки, и не находил точных слов.

— Я не могу припомнить подробностей, — отозвался он, наконец. — Но ранение было тяжелое. Вам следует иметь это в виду и быть готовой, если вам посчастливится встретить его живым. Я думаю, графиня, что вам уже достаточно приключений на сегодня. С вами, майор, я поговорю попозже. Сейчас бы мне хотелось как-то устроить наших очаровательных и смелых дам.

Ему больше не хотелось говорить. Он устал и был в сильнейшем расстройстве. Война была проиграна, империя — потеряна, да и сам Наполеон…

Сорок тысяч измученных голодом, промерзших, издерганных людей — вот все, что осталось от Великой армии. Люди, которых он знал, как себя, и с которыми сражался вместе по всему миру, почти все погибли в боях, от голода, мороза и прочих несчастий этой кампании. Мюрат винил в этом императора, но больше всего ему было стыдно за Бонапарта, что тот пожертвовал Неем и его отрядом арьергарда ради собственного спасения. Всего этого он не стал бы рассказывать этим милым женщинам, да и никому другому. Ему хотелось только выпить, напиться, еще хотелось женщину, да попроще, чтобы забыть обо всем и вся до самого утра…

— Где же он может находиться, если его нет с вами? — Валентина не тронулась с места, несмотря на явственный намек об окончании беседы.

— Он в арьергарде, мадам, — сказал Мюрат. — Если он, конечно, жив.

— А где арьергард? Мне надо это знать, поймите! Я поеду куда угодно, чтобы разыскать его. И раз так, мне надо будет отправиться в путь завтра поутру. Но куда мне ехать?

Майор де Ламбаль подошел к ней и попытался взять ее за руку, чтобы успокоить, но она отстранилась, не сводя глаз с маршала.

— Я не могу уйти от вас, пока не узнаю, — сказала она.

— Да один Бог знает, где теперь арьергард! — рявкнул Мюрат, сам не свой от досады. — Где-то на полдороге к Смоленску! Там Кутузов, казаки, на них наседают со всех сторон. Там всего несколько тысяч человек, вместе с ранеными, под командованием Нея. И если вы ждете от меня ответа, я скажу: по-моему, они все уже давно мертвы! Мы ждем их уже невозможно долго, но они все не подходят! Через два дня мы уйдем отсюда, иначе русские и нас раздавят! Ваш полковник убит, мадам, это вернее верного! Самое лучшее, что вам остается, это повернуть назад и отправиться восвояси! Майор, пожалуйста, выведите женщин, мне надо работать, в конце концов!

Мюрат встал и повернулся к ним спиной, нервно сцепив руки.

— Какая жестокость! — раздельно и четко произнесла Александра. — Смотрите — она в обмороке!

Валентина проснулась внезапно от невыносимой, гложущей тревоги. Они заночевали в доме, который передал в их распоряжение Мюрат, для чего пришлось сильно потеснить живших там молодых офицеров его штаба. Валентина все это осознавала как сквозь пелену и заснула после долгих рыданий в объятиях Александры. Проснувшись, она обнаружила, что постель сестры пуста. Рассвет еще только занимался. Она поняла, что ее разбудил наружный шум, но она не сразу распознала его источник. Грохот был так силен, что проходил и сквозь двойные стекла окон. Накинув одежду, она подошла к окнам, но в них ничего было не разглядеть за толстым, многослойным узором инея. Звуки за окном напоминали гром приветствий.

— Валентина! — За ее спиной стояла Александра, наскоро приводя в порядок свой туалет.

— Сандра, что происходит? — кинулась к ней Валентина.

— Не знаю, но думаю, что это звук приветствий… Это может быть весьма важно для нас… Скорее одевайся, выйдем посмотреть!

Улицы были забиты солдатами. Офицеры на изможденных, тощих лошадях с трудом прокладывали себе путь сквозь толпу. Всюду слышались приветственные крики. Женщины, вышедшие на крыльцо, сразу же смешались с этими людьми. Валентина схватила за рукав одного военного и, задыхаясь от волнения, спросила:

— Что происходит? Почему собралась такая толпа?

— Не знаете, что ли? — удивился он. Слезы радости катились по его лицу. — Это вернулся маршал Ней с арьергардом! Он сумел провести их через русские заслоны! Это чудо, мадам, настоящее чудо!

Это действительно было чудом — как удалось Нею провести своих полуживых людей до Орши. Никакая победа не смогла бы вызвать сейчас такого подъема духа во французском войске, как это появление кучки истрепанных людей. Это был триумф. Нея и его отряды все, включая самого императора, давно считали погибшими. Наполеон сам прибыл к месту их входа в город и бросился в объятия Нея. Он дал ему титул, которого еще не знала история Франции, — Храбрейший из Храбрых. Армия заревела в громогласных приветствиях, будто услышала весть о капитуляции русского царя. Все-таки Ней вернулся! Но из почти шести тысяч человек, бывших с ним, он привел в Оршу только восемьсот… Однако и это было неслыханным!

Прибывшему истерзанному арьергарду даже не сразу нашлось место для ночлега. Но все с радостью пошли на стеснения, лишь бы устроить их под теплым кровом, а хирурги, не щадя сил, час за часом занимались лечением вновь прибывших раненых.

Валентина с майором и Александрой принялась искать среди этих дошедших восьмисот человек знакомое лицо. Они расспрашивали всех, не видели ли полковника де Шавеля. Но все отвечали: «Нет, не видел» или: «Не слышал о таком». Они добрались до помещения, где собрались все раненые, они всматривались в исхудалые лица, но среди них не было его лица… Нет, нет, не видели… Нет, не знаем… Валентина уже потеряла всякую надежду, когда вдруг один из раненных ветеранов стал припоминать… «Да, был такой де Шавель, я видел его у Красной, но, думаю, он пал при переходе до Орши… Попробуйте поискать его в палатках, где тяжелораненые».

И они отправились еще в одну утомительную ночную прогулку по ужасным палаткам, где безногие, безрукие, слепые лежали, издавая словно один общий невыносимый стон, где воняло незажившими ранами и гангреной… Александра испытывала желание прекратить эти хождения, но Валентина молча вела ее дальше и дальше… Де Шавеля не было среди раненых. У последней палатки, сооруженной буквально из шерстяных одеял, их встретил странный молодой человек, который выбрался оттуда на четвереньках и свирепо их обругал:

— Уходите прочь! Не мешайте полковнику! Он еле заснул! Я не позволю вам лезть к нам в палатку! Может быть, он спит впервые за последние четыре дня!

— Полковник? — спросил де Ламбаль. — А как его зовут? Может, полковник де Шавель?

Валентина застыла, с ужасом и надеждой ожидая ответа.

— Ответьте нам, пожалуйста, — еле слышно прошептала она. — Это полковник де Шавель?

Молодой человек, а это был Дюкло, поведя своими полубезумными глазами, протянул, как бы в рассуждении:

— Ну, в общем, да… Наверное. Я тут за ним слегка присматриваю… Я обещал довести его до Орши и довел. Да, я думаю, что я вполне справился с задачей, Ну что ж, пройдите внутрь и убедитесь сами!

Валентина вошла в палатку. Там была кромешная тьма, но факел в руке майора, зашедшего следом за ней, позволил разглядеть в углу свернувшееся калачиком тело. Человек лежал, завернувшись в шинель, и вдруг свет упал на его лицо…

Стоявшая снаружи Александра услышала безумный крик, затем в палатке наступила тишина.

— Если это окажется не он, я не вынесу, — пробормотала она, передернув плечами.

Де Ламбаль передал факел в руки Дюкло, который взял его без тени удивления. Дюкло, похоже, был настолько потрясен всем происшедшим с ним, что уже не способен был чему-либо удивляться. В следующую минуту майор вышел из палатки к Александре.

— Черт меня подери, если она не его нашла! — сказал он, и в его голосе были перемешаны противоречивые чувства.

— Я хорошо о нем позаботился! — неожиданно вмешался Дюкло. Он вышел из палатки, слегка пошатываясь. — Если бы не я, он умер бы на марше!

— Поверьте, я это вижу! — сказал де Ламбаль. — Вы его спасли от смерти, лейтенант, и ваш поступок выше всяких похвал. Но теперь, я думаю, о полковнике нечего беспокоиться. Им займется эта молодая дама… Я думаю, ему уже ничто не грозит. А вам бы имело смысл заняться вплотную собой! Вы ведь герой и тоже достойны внимания!

— Да-да, — сказал Дюкло. — Но мне надо проверить, не нуждается ли полковник в чем-либо… Я сейчас.

И он снова нырнул в палатку.

Александра прильнула к де Ламбалю.

— Поль! — прошептала она. — Я не могу себя заставить войти туда… Если это действительно он…

— Я его не знаю лично, — заметил де Ламбаль. — Но Валентина его узнала вполне!

Из палатки вышел Дюкло. Он с силой провел пятерней по своим волосам и по лицу, словно стирая слезы… У него был такой вид, будто он что-то безвозвратно потерял…

— Да… Мадам будет вполне достаточно полковнику… Что мне делать? Мне нечего делать. Во мне теперь нет особой нужды. Вы извините меня?

Он обошел палатку, пошатываясь. Он чувствовал себя абсолютно ненужным — как пустой мешок. Он поднял зажатый в руке пистолет и, прежде чем кто-нибудь успел бы ему помешать, вложил дуло в рот и нажал на курок.

Он так часто видел во сне Валентину, что это стало навязчивым видением. Он и принял ее за призрак, когда она прильнула к нему, но он был так слаб и так мало помнил что-либо об обстоятельствах последних дней этого изнурительного марша, что не смог отогнать это видение сразу. Он даже не помнил, что последние несколько миль Дюкло нес его на своей спине, обнаружив какие-то неведомые силы в своем худеньком юном теле… Все, что де Шавель понимал, это то, что теперь привал и он может немного отдохнуть. Руки, которые гладили его по волосам и поправляли на нем нехитрую одежду, были руками Дюкло. Только казалось, что это женские руки, впрочем, это, как и все ощущения последних дней, было просто чьей-то глупой фантазией… Он спал и в этом сне пытался умереть, но кто-то вытащил его из глубокой ямы, где была смерть, и заставил что-то есть, что-то пить, шептал на ухо какие-то слова, смысл которых он понимал со страшным напряжением…

Лишь на четвертый день их встречи Валентина уверилась в том, что он узнал ее и кризис миновал.

— Где я? Долго мы здесь стоим? — спросил он, еле придя в себя.

— Вы в Орше, — отвечала она, сдерживая слезы. — Мы с моей сестрой получили эту вот квартиру, и находитесь вы здесь три дня. Постарайтесь не говорить, любовь моя, вы еще слишком слабы.

Она присела на край кровати, и внезапно ей стало страшно смотреть на него. Пока он был беспомощен и бездвижен, она делала все, чтобы помочь ему. Теперь битва за него, за его жизнь была ею выиграна. Он снова стал тем человеком, который увез ее в Чартац и спас от издевательств… И который сказал, что не любит ее. Она отвела глаза, чтобы не сразу увидеть ту же самую истину в глазах его…

— Я видел вас во сне… Или это было просто забытье… — сказал он неожиданно. — Последние дни похода я спал на ногах и видел вас — как видение… Дайте мне руку.

Его левая рука потянулась к ней и крепко схватила ее за пальцы.

— Я должна была вас найти, — сказала она. — Я не могла спокойно отсиживаться в Чартаце, не зная, что с вами сталось.

— Я не могу в это поверить, — пробормотал он. — Чтобы какая-нибудь женщина была способна на это… Ведь вас могли убить, а я мог оказаться погибшим при Бородине… Посмотрите же на меня!

Она подняла голову, и глаза их встретились.

— Вы не должны быть мне благодарны, — тихо сказала она. — Я приехала за вами, потому что люблю вас. Я сказала вам это в ночь перед нашим расставанием. Моя любовь не исчезла за это время. Теперь вы в безопасности, мой милый, и мы отвезем вас в Польшу. Но это не означает, что вы чем-то обязаны мне. Или что-то должны ко мне чувствовать…

— И даже благодарность?

— И благодарность в том числе.

Он замолчал. Он взглянул на ее пальцы, зажатые в его руке.

— Со мной там был офицер по фамилии Бофуа, — сказал он. — У него было сворочено пол-лица вместе с глазом и всем прочим. Он все говорил, что у него остались жена и любовница. В ответ я рассказал ему о вас. Но его уже нет в живых. А у меня нет руки, и в груди такая дырка, что туда поместится ваш кулак! Я тоже не жилец на этом свете, и уж во всяком случае — я инвалид!

— Прошу вас! — воскликнула она. — Не говорите так. Даже если бы вы ослепли и лишились обеих рук, меня и это не смогло бы отвратить от вас.

— Дюкло! А где же Дюкло? — спросил он внезапно. — Он спас мне жизнь, когда мы были на этом последнем марше.

Его глаза были широко раскрыты в болезненной тревоге. Хотя он не мог останавливать свое внимание на одном предмете долгое время, но чувства у него были обострены. Он рывком сел на кровати, все еще крепко сжимая руку Валентины. Накануне де Ламбаль, ожидавший от полковника такого вопроса, упредил Валентину, чтобы она не лгала полковнику.

— Он погиб, — тихо ответила Валентина. Не было нужды рассказывать, как именно погиб лейтенант Дюкло.

— Боже мой, бедняга! Он был так невероятно заботлив со мной, а я его все время оскорблял, требовал, чтобы он бросил меня на дороге!.. Я все хотел прилечь на дороге, и чтобы ветер занес меня толстым-толстым слоем снега, а он все не давал мне… Господи, как же я устал!

Он откинулся на подушку в изнеможении и казался бесчувственным, но когда она попыталась тихонько отнять свою руку, он сжал ее судорожно и не отпускал…

Через час в комнату вошла Александра и, взглянув на них, заметила вполголоса:

— Он теперь будет жить, моя дорогая, но если ты вовсе откажешься ото сна, то сама можешь умереть!

— Если я отниму руку, я его разбужу, — отвечала Валентина. — Он узнал меня и говорил со мной вполне осмысленно. Бог мой, Сандра, что он перенес!

— Ты уже ревела над его ранениями целых три дня! — сказала Александра. — Я просто запрещаю тебе начинать это снова. Я не могу перенести столько слез. Ты уже спасла его, надо же когда-нибудь и спать!

Валентина потихонечку вытянула свою руку и, убедившись, что де Шавель не проснулся, обернулась и обняла сестру.

— Сандра! Я так тебе благодарна! Без тебя и Поля я не добралась бы сюда! Это было невозможно…

— Глупости, — сказала Александра. — Нам еще предстоит приятный обратный путь — сквозь те же снега, отсюда до Вильно еще триста верст!

— Мы их проделаем! Сейчас я уже во все верю! Теперь с нами ничего не произойдет! — Валентина оглянулась на кровать. — Ты знаешь, он рассказывал мне о человеке, офицере, которого ранило в лицо, искалечило, и как он боялся появиться перед своей женой и думал о смерти… Я думаю, сам де Шавель тоже хотел умереть. Я хочу заставить его вновь полюбить жизнь — и это кажется мне самым трудным…

— Время лечит! — заметила Александра. — Прежде всего нам надо каким-то образом выбраться из России!

Она с трудом уложила свою сестру в постель и отправилась к майору де Ламбалю. Но его не оказалось дома, и она заснула в кресле в его спальне. Когда он пришел поздно ночью, она сразу проснулась. Он поцеловал ее.

— Где ты был? — спросила она.

Он, не отвечая, повлек ее за собой в постель. Она засмеялась.

— А ты не хочешь сперва поужинать?

— Нет, попозже. Не разговаривай так много и полежи со мной…

Наверху, в спальне, проснувшийся де Шавель заметил, что свечи зажжены и горит камин, и почему-то он сразу понял, что это сделала Валентина, хотя ее здесь не было. Он осмотрел все углы в комнате, чувствуя неизъяснимую боль от того, что она оставила его. Он обессиленно сидел на краю кровати, когда она вбежала в комнату.

— Вам нельзя вставать! Вы звали меня?

— Вообще-то вы не моя служанка, — сказал он со злостью. — И, конечно, я понимаю, что всякой доброте есть предел!

Она отступила от него, и он увидел такую боль на ее лице, что застыдился своих слов. И еще он понял, что все это время искал ее…

— Простите меня, — сказал он в отчаянии. — Я неблагодарный пес.

— Я вовсе на вас не обижаюсь, — тихо ответила она. — Я же вижу, в каком вы состоянии.

— Неужели? — Он цепким взглядом всматривался в ее лицо. — Знаете ли вы, что это такое — сделать так много для человека и не хотеть ничего взамен? Это может быть тяжело не только для вас…

— Вы можете дать мне все, чего я хочу, — сказала она. — Позволить мне любить вас и хоть немного о вас заботиться.

Она присела к нему на кровать и взяла его лицо в ладони… Она не думала плакать, но слезы сами собою потекли из ее светлых глаз. Его рука ворошила ей волосы, утирала эти ее счастливые слезы…

— Я не верил, что существуют женщины вроде вас, — прошептал он. — Я не знал, что на свете бывает такая любовь… Не плачь, моя дорогая девочка, я не стою и одной из твоих слезинок…

Она подняла глаза.

— Нет, вы — это и есть вся моя жизнь… Когда я думала, что вас может уже не быть в живых, мне не хотелось жить и самой. Я не могу просить вас полюбить меня — это невозможно. Но прошу вас, позвольте мне любить вас — вот и все. Это будет для меня таким счастьем…

— Вы так молоды и красивы, — сказал он горько. — Неужели вас интересует безрукий калека, который даже не сможет обнять вас?..

— Ну так попробуйте это сделать, — прошептала она. — Только попробуйте, любимый мой…

Она сама обвила руками его шею и поцеловала его в губы. Он почувствовал ее страстную дрожь и свое бешеное желание, которое разгоралось всякий раз, стоило ему прикоснуться к ней… Желание возникало у него и в другое время, когда он наскоро утолял его с армейскими проститутками, но то было совершенно другое. И он с силой притянул ее к себе…

И то, что началось когда-то в данцигском доме Мюрата и подошло к своему разрешению в Чартаце, наконец свершилось в причудливом и тоже чужом доме в Орше. Он, отдавая свою мужскую силу в нее, волна за волною, сам ощущал прилив силы жизни. И Валентина впервые в жизни ощутила мощный и изнурительный восторг физической любви, невыносимое наслаждение все возрастало, толчок за толчком, и кульминация произошла у них одновременно… Чувство удовлетворения было настолько полным, что на некоторое время Валентина как будто лишилась всех остальных своих чувств, ощущая только его губы, его крепкий мужественный торс, сильные ноги и… Он очнулся первым и в упоительном торжестве победителя приник к ее губам.

— Я вас люблю… Боже, как я вас люблю! — простонала она.

Он поцеловал ее снова, но в этом поцелуе уже не было той дикой страсти, а только нежность и теплота, и Валентина ответила ему своими нежными истомленными губами.

— Ты помнишь, Валентина, как я сказал тебе, что не люблю тебя, — тогда, в Чартаце?

— Да, — прошептала она. — Я помню все.

— Так вот, я лгал тебе тогда, милая, любимая моя… Я был глуп и лгал тебе. Знай это.