Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов

Глава 18

Морган Нориш оказался совсем не таким, как она представляла. Статный мужчина с прямыми черными волосами до плеч, с усами, бородкой и ярчайшими васильковыми глазами, такими добрыми и смешливыми, что, глядя в них, неудержимо хотелось улыбнуться.

Он вышел на крыльцо, и при виде гостей его тонкие ярко-алые губы сложились в приветливой улыбке.

Катя нерешительно посмотрела на скульптуры двух женщин, стоящих на невысоких постаментах по обе стороны от крыльца, и яростное желание показать скульптору, что она думает о нем и его деяниях, вернулось.

Но Атанасиос не дал ей и рта раскрыть, он приблизился к скульптуре женщины и с благоговением провел ладонью по щеке. Затем протянул руку Норишу и выпалил:

- В Тартарусе ваши работы украшают улицы. Для меня честь пожать вам руку, ваш талант достоен оваций самого Создателя.

- Благодарю. - Морган пожал руку и в почтении склонил голову. А потом Нориш увидел Йоро, и мальчик безраздельно завладел его вниманием.

- Прелестный ребенок, - промолвил он, протягивая руку, несмотря на то что Йоро стоял от него далеко.

Катю этот жест привел в бешенство, и, поскольку она стояла ближе всех к великому мастеру, она грубо оттолкнула его ладонь, предупредив:

- Не смейте даже думать, чтобы прикоснуться к нему своими гнусными лапами!

Перед глазами предстала скульптура плачущего мальчика из сада подземного дворца Павла Холодного, и огненный шар в животе точно взорвался, огонь разлился по венам, перед глазами потемнело. А когда прояснилось, она увидела, что рука скульптора горит.

На плечи девушки легли руки Вильяма.

- Успокойся, - взмолился он.

Катя испуганно смотрела на содеянное и пятилась, не в силах поверить в свои жуткие способности. Страха прибавляло еще и то, что она понятия не имела, как управлять огнем.

На помощь Норишу пришел Атанасиос. Тот стащил с себя футболку и попытался прибить ею пламя, но оно не поддалось, облизнуло жадными языками материю и вспыхнуло с новой силой. Тогда он заорал на девушку:

- Немедленно прекрати!

Катя прижала руки к животу, пытаясь сжать внутри огненный шар - не помогло.

Морган размахивал рукой, как факелом. Йоро схватил девушку за руку и крепко сжал. К всеобщему изумлению, это помогло, огонь потух, оставив черные ожоги на белой коже, которые стали медленно бледнеть, пока не исчезли. Рукав камзола сгорел, а с лица хозяина дома слетела всякая приветливость.

- Чем могу быть полезен? - уставился Морган на Катю. Васильковые глаза больше не казались добрыми и смешливыми, в них поселился едва сдерживаемый гнев.

- Простите, - пробормотала Катя. - Я бы хотела увидеть Лайонела, мы…

- Его тут нет, - оборвал хозяин дома и уже хотел закрыть у нее перед носом дверь, но Катя воскликнула:

- Я вам не верю!

- Катя, - окликнул Вильям, сильно смущенный ее поведением.

- Прошу прощения, - покраснел Атанасиос, - она не в себе!

Морган с минуту смотрел на Катю, потом, посмеиваясь, отошел в сторону, говоря тем самым, что она может обследовать дом.

Когда девушка сделала шаг к крыльцу, Вильям с Тане одновременно выкрикнули ее имя. И тогда она обернулась и воскликнула:

- Да оставьте вы меня в покое!

Катя ворвалась в дом, преодолела лестничный пролет, за ним обыскала все помещения первого этажа, после них комнаты на втором и в одной из них замерла, вдыхая витающий в ней ледяной морозный аромат. Лайонел был тут не так давно, его запах она знала, и он, как одно из ее драгоценнейших воспоминаний, хранился где-то между грудой осколков разбитого сердца и невидимым mp3-плеером с нескончаемой музыкой.

Девушка прошлась до высокой кровати, провела рукой по подушке и покинула комнату. В гостиной поджидал хозяин дома, которому Катя была вынуждена сказать:

- Простите, что не поверила.

Тане, сердито глядя на нее, покачал головой.

- Сумасшедшая.

Вильям, видимо, был с ним согласен. Во всяком случае, лицо его выражало недовольство. Кира, как и прежде, не демонстрировала своего отношения к происходящему. А Йоро выглядел крайне огорченным.

- Мы уходим, простите, что побеспокоили вас. - Катя решительно развернулась и зашагала к дверям, но так и не дошла. Взгляд ее остановился на скульптуре стоящей возле выхода, женщина держала передсобой поднос, а на нем лежала стопка газет. На самой верхней был изображен Лайонел и Анжелика.

Девушка схватила газету и показала хозяину дома, потребовав:

- Переведите, что тут написано!

Нориш смотрел насмешливо и, как ей показалось, с явным удовольствием перевел: - Звездная пара Петербурга снова вместе! - и указал на мелкий шрифт под портретом. - А там написано, ягуар покинул Пикардию с Анжеликой Тьеполо. На другой странице написано: «Ссылка первой красавицы была недолгой». А на третьей странице написано…

- Достаточно, - прервала Катя. Если бы она все еще была человеком и ей в грудь вогнали железный остро заточенный лом, больнее, чем сейчас, не стало бы. Девушка смотрела на молодого человека, улыбающегося с портрета, и единственное, чего ей хотелось - это умереть, сейчас же, немедленно, лишь бы ее чувства, точно на аттракционе, не кружились в вихре. Боль, гнев, горе, ненависть, любовь, отчаяние, ревность, зависть, страсть, усталость, одиночество - соединились в мучительно пронзительном и единственном ударе сердца, которое подобно планете сошло вдруг с орбиты.

Знала, что он изменит, не сможет жить совсем без женщины, и мысленно готовила себя узнать о связи с красавицей Сарах или еще с кем-то. Но его предательство оказалось куда изощреннее и походило на страшнейшую месть.

Тем времени Атанасиос приблизился к скульптурам двух дерущихся девочек лет двенадцати, в углу гостиной. Он присел возле них на корточки и заметил:

- Учитывая ваш трехсотлетний опыт, Нориш, я удивлен, как мало на свете, если вдуматься, ваших работ.

Скульптор громко рассмеялся.

- Если бы я поменьше любовался тем, что создаю, у меня появилось бы много свободного времени для создания чего-то нового. - Он любовно коснулся указательным пальцем носика одной из девочек, и на губах его заиграла нежная улыбка. Он смотрел на скульптуры, как отец может смотреть на своих детей.

Катя положила газету на место и, не глядя в васильковые глаза хозяина дома, вышла из комнаты. Она спустилась по лестнице под землю и выскочила на мостовую.

Мимо прошли две одетые в черные плащи дамы, с любопытством оглянувшиеся на девушку.

- Извините, - обратилась Катя, - подскажите, пожалуйста, направление на Петербург!

Карта осталась у Тане, а ей сейчас хотелось во что бы то ни стало побыть одной.

- Это она? Как похожа! - приподняла брови одна из дам, глядя на свою спутницу. Та пожала плечами и указала на узкую неприметную улочку. - Вам на станцию. Проход с правой стороны. Паровоз отправляется ровно в половине восьмого.

- Паровоз? - изумилась Катя, но заслышав голос Вильяма и Тане, спускающихся по лестнице, умоляюще прижала палец к носу и, шепнув: «Не выдавайте меня», быстро нырнула в узкий тоннель.

Улица оказалась длинной, дверей, ведущих в жилые дома, тут почти не было и, когда девушка увидела неприметную дверку, выбирать не пришлось. Очутившись в каменном гроте, девушка с минуту постояла, не решаясь идти дальше. А когда прошла грот полностью и распахнула единственную тут железную дверь, увидела темноту - черную и непроглядную. В голове звучал неспокойный, заставляющий нервничать, гнетущий траурный марш из оперы «Гибель богов» Вагнера.

Катя обернулась, посмотрела вверх, вниз. Грот не освещался, но она видела все как днем: каменную облицовку стен, потолка, трещины, мох.

Тогда девушка решила, что впереди ничего нет и чернота - это краска. Протянула руку и от неожиданности тихонько вскрикнула. Кисть скрылась в густой тьме и Катя ее больше не видела. То же самое она проделала с ногой.

«Что же там такое?» - любопытство решительно отодвинуло прочие несчастья. Девушка собралась с духом и шагнула во тьму. И могла бы поклясться, будто летела вниз, но миг полета был таким длинным и в то же время коротким, что Катя толком не поняла. Однако буквально через секунду она уже стояла на станции, прямо под палящими лучами солнца, не испытывая ни малейшей боли.

Катя ошарашенно огляделась. Позади нее находилось каменное старое здание вокзала, с огромной аркой, в которой царила такая же непроглядная чернота, как за дверью грота. Девушка не сразу поняла, какая странная тут стоит тишина. Лишь спустя пару томительных минут сообразила: тихо не только на станции, но и в голове, где вдруг стихла музыка.

На перроне было трое вампиров. Старичок в драповом коричневом пальто и остроконечной шляпе сидел на выгоревшей скамеечке и, не замечая ничего вокруг, щурил бледные глаза, глядя на солнце. На краю перрона сидела девочка лет семи, одетая в полосатую желто-розовую маечку, фиолетовую юбку, зеленые гольфы и оранжевые босоножки - этакая маленькая радуга. Русоволосая, с двумя хвостиками и множеством разноцветных тонких мелков в ладошке. Девочка рисовала на асфальте. Вслед за ее маленькой рукой летели птицы, зеленели кроны деревьев, текли синие ручьи, белели красивые мостики с ажурной решеткой, по красным песочным дорожкам парка прогуливались дамы с зонтиками. А на другом конце перрона, ближе к сходням, опершись на трость, стоял молодой господин в белом костюме.

Никто из троих обитателей удивительной станции на девушку не обратил внимания. А по самому краю платформы расхаживал белый голубь. Совсем обычный и ничем не выдающийся, кроме одного - у него не было глаз.

Катя торопливо подошла к девочке и спросила:

- Скажите, а куда следует этот… эм, паровоз?

Маленькая Радуга подняла на нее глаза и виновато, на ломаном русском сказала:

- Мне еще не преподавали ваш язык. Простите.

Девушка кивнула и направилась к старичку. Спросить у него что-то она не успела, он посмотрел на нее и поинтересовался:

- А куда вам нужно, барышня?

- В Петербург.

Старичок беззубо улыбнулся.

- Кругосветный экспресс, помнится мне, делает остановку где-то в Псковской области. А оттуда до Петербурга рукою подать.

Катя поблагодарила и пошла по перрону в сторону сходней. Ей следовало задать еще множество вопросов, но показаться совсем неосведомленной не хотелось.

«Разберусь по ходу дела», - успокоила она себя.

На блестящих рельсах сияло солнце, но этим зрелищем девушке было не дано долго наслаждаться - рельсы закончились. Впереди простиралась лишь зеленеющая даль.

Девушка двинулась в обратную сторону и на другом конце перрона увидела ту же картину - зеленую даль, рельсов не наблюдалось.

- Как же мы поедем? - против воли вырвалось у Кати.

Молодой господин в белом с интересом посмотрел на нее и, понимающе покачав головой, отметил:

- Первый раз.

А она уже пожалела, что решила отделаться от своих друзей и отправилась в путь одна. К таким путешествия она явно не была готова.

- Скажите, а что там? - пришлось махнуть рукой на арку.

- Грот и подземная Франция, - как ни в чем не бывало ответил незнакомец.

- А солнце! - точно очнувшись, вскричала Катя. - Мы ведь не можем…

- Тут можем, - снисходительно усмехнулся собеседник. - Мы вне времени и солнце здесь опасно для нас не больше, чем на картине, скажем, Моне «Восход солнца».

- Но как же это возможно?

- Как бы объяснить, - потер подбородок незнакомец. - Вы девушка современная, вижу.

Она лишь кивнула.

Он недолго подумал и заговорил:

- Когда вы путешествуете, что вы делаете, чтобы запомнить какие-то места?

Катя совсем не понимала его вопроса, поэтому пожала плечами.

- Фотографируете, вы бесконечно нажимаете на кнопочку «Пауэр» своего фотоаппарата, чтобы дома в вашем альбоме появились новые красочные фотокарточки. Правильно? Вселенная делает примерно то же самое. Она запоминает некоторые места и в ее своеобразном альбоме они оказываются вне временных рамок. За пределами фотографии пустота, понимаете, есть только перрон, часть рельсов, здание вокзала, только то, что вошло в кадр, и больше ничего.

Вампир, очень довольный собой и своим объяснением, улыбнулся.

- А нам, как и ангелам, доступны все параллели. Интерпретируя на современный лад: мы удостоены чести смотреть особенный альбом Вселенной.

Катя хмыкнула.

- А запустить кругосветный экспресс для вампиров тоже Вселенная придумала?

- Он отнюдь не для вампиров, паровоз появляется на определенных станциях в один и тот же час, час, когда то или иное место было запомнено Вселенной и помещено в личный архив.

Катя посмотрела по сторонам уже с некоторым пониманием происходящего и подумала: «Какую же фигню запоминает Вселенная!»

Продолжить беседу с незнакомцем не удалось, прибыл паровоз. Он возник из воздуха и заполнил собой рельсы - черный, блестящий, в точности такой, какие она видела на почтовых марках - мало чего общего с современными поездами. Из труб валил черный и белый пар. К месту вспомнился ее подарок на Новый год Вильяму - модель паровоза, которую высмеяла Анжелика.

- Поторопитесь, - сказал незнакомец и, ухватив ее под локоть, вскочил вместе с ней в вагон. - На станциях он находится не более нескольких секунд.

Катя обернулась и увидела, что старик в остроконечной шляпе так и остался сидеть на скамейке, точно кот, с удовольствием щурясь на солнце. И девочка по-прежнему рисовала на асфальте.

- Они не поедут? - изумилась девушка.

- Сомневаюсь. Некоторые вампиры приходят сюда просто посидеть, подумать… вспомнить. - Последнее слово вампир произнес совсем тихо и грустно.

Кате передалось его настроение, и вся боль с аттракционом чувств вернулась к ней. А паровоз издал гудок и колеса монотонно застучали по рельсам.

Пассажиров было немного: несколько дам, двое мужчин преклонного возраста и один совсем юный мальчик.

Девушка опустилась на сиденье возле окна без стекол, и перед глазами расстелилась долина лугов.

- Не похоже на пустоту.

Устроившийся рядом с ней господин в белом погладил деревянную рукоятку своей трости.

- Если перенести на современный лад, мы в Третьяковской галере и все, что вы видите, просто картины.

«Как же у них все просто». - Катя вздохнула, погружаясь в свои горестные мысли о Вильяме, которого ей срочно необходимо полюбить, о Лайонеле, его предательстве и триумфе Анжелики. Думала она и о Йоро, не сумевшем признаться, с кем видел Лайонела. Вспомнилась Кира с ее попыткой предсказать будущее через оборотня, противный грубиян Атанасиос и даже скульптор Нориш Морган с добрейшими васильковыми глазами. Девушка не понимала, как Лайонел мог водить дружбу с таким вампиром - поистине серийным маньяком. И чем больше думала, тем очевиднее представлялись ей ответы на многие вопросы.

За окном проносились прекрасные картины: поля, леса, никогда не виданные города, моря, реки, озера. Времена года мелькали яркими вспышками: то белоснежная зима, то нежно-голубая весна, то лучистое зеленое лето, то золотая осень. И солнце светило так ясно и безмятежно, что девушке невольно казалось, будто оно издевается на ней - над ними всеми.

Устав смотреть в окно и думать, Катя обернулась к своему спутнику и спросила:

- А вы знаете правителя Петербурга?

- Наслышан. Лично не знаком, к счастью.

- К счастью?

Тот наклонил голову набок.

- У него своеобразная репутация. За два века своего правления он казнил множество сотен вампиров, чем снискал себя дьявольскую славу.

Катя поникла. Незнакомец заметил это и понимающе похлопал ее по руке.

- Вы, видно, жительница Петербурга? Ну-ну, не нужно печалиться, насколько мне известно, ваш правитель знатный ловелас и к женщинам он куда снисходительнее, чем к мужчинам.

Сам того не желая, господин в белом сыграл роль человека в халате, известившего пациента: «У вас рак».

Девушка вымученно улыбнулась и больше ни о чем не спрашивала.

А через некоторое время ее спутник подсказал:

- Вы сейчас выходите.

Катя поблагодарила его и, когда поезд остановился прямо посреди леса, ей пришлось выпрыгивать из вагона. Подошвы кроссовок погрузились в мягкий торф, подняв черную пыль. Солнечные лучи прорезались между деревьями, вокруг зеленых листьев светились ореолы и весь лес, казалось, был залит золотистым сиропом.

«Совсем как летом», - изумилась девушка, разглядывая пышные кроны и безоблачное небо. Еще недавно она стояла посреди Антарктики на льдине, а сейчас попала в лето, миновав весну.

Катя обернулась, чтобы помахать на прощание незнакомцу в белом, но поезд уже исчез, оставив ее в одиночестве.

Мимо пролетела черно-белая с серым птичка и только тут девушка осознала, какая тишина стоит в лесу - ни звука. После чего заметила, что у трясогузки пустые глазницы, совсем как у голубя с перрона.

«Нужно было спросить, что с голубем», - досадливо подумала Катя и, перешагнув рельсу, побежала по шпалам. Направление выбрала наобум.

Пришла мысль прибавить скорости, но обдумать это девушка не успела, ее рука, а затем и тело, лицо пронзила острейшая боль. Уже хорошо знакомая после ксенонового прожектора.

Прежде чем резко отскочить назад, глазам успела открыться новая картина. На ней лес не был столь насыщенно зеленым, листочки на деревьях распустились еще не до конца и обладали нежным салатным цветом. Небо серо-голубое с рваными облаками, холодный ветер и звонкий щебет птиц. Деревянные столбы и блестящие рельсы исчезли, остались кое-где шпалы и лужи, множество луж, глубоких и чистых, в которых отражалось небо и солнце.

Девушка несколько минут стояла неподвижно, боясь, что, шевельнувшись, пробудит боль.

Там - за пределами альбома Вселенной была весна и был солнечный майский день.

Катя присела на рельсу. Не оставалось ничего иного, как ждать вечера. Несмотря на яркое солнце, порхающих птиц - тишина угнетала, и мир этот был в куда большей степени мертв, чем жив.

Примерно через пять часов девушка решительно поднялась и шагнула за невидимую черту, отделяющую один мир от другого.

Какую- то долю секунды она летела, а потом оказалась по щиколотку в луже, подняв со дна торфяную муть. В лесу смеркалось, ветер усилился, температура резко снизилась. Катя жадно вдохнула по-весеннему влажный воздух. Сколько обещания почувствовала она в нем! Лето теплыми и сухими прозрачными струйками вплеталось в него, осторожно, как будто боязливо. Земля остывала после дневного солнца, кверху поднимался почти прозрачный пар и особая, вечерняя болотистая сырость.

Катя сама, не осознавая того, улыбалась. Она была уже почти дома и чувствовала его близость.

Сперва ей пришлось долго шлепать по лужам, пока шла лесом, где когда-то проходила железная дорога. По обочинам росли маленькие солнечные цветы Мать-и-мачеха, дневные птицы со своими веселыми и звонкими трелями исчезли, лес наполнился другими звуками: пронзительными, где-то глухими и таинственными.

Огромное поле до деревушки Катя преодолела вихрем, ее ноги едва касались земли, с такой невероятной скоростью она передвигалась. Играл Шуберт «Вечер в лесу» - легкая, точно наполненная волшебством мелодия.

Возле самого первого дома с перекошенным забором девушка спросила у старика нужное направление. И с трудом справившись с желанием отведать его крови, бросилась прочь, подальше от населенного пункта. Ей казалось, она не ела несколько дней. Такого страшного голода ей еще испытывать не приходилось.

Поля, леса, дороги и снова поля, леса. Ночь близилась к концу, когда девушка достигла центра города. Она сама толком не знала, зачем ей центр, почему не пошла сразу в дом братьев, где ее ждала холодная кровь в красивом бокале на ножке.

Но вот впереди показался Краснофлотский мост, ее место встречи с Анжеликой в ту ночь, когда наивно отправилась в Тартарус.

«Пойду сейчас к ней и убью, сожгу дотла эту суку, - гневно размышляла Катя, и в животе поворачивался огненный шар. - И пусть тогда Лайонел достанется кому-то другому, лишь бы не ей!»

Девушка быстро двигалась вдоль Мойки, с плавающим в черной воде отражением желтых фонарей. Под ногами на сухом асфальте хрустел песок. В окнах старинных домов свет нигде не горел, улицы были пустынны - ни одного прохожего.

Что- то заставило девушку обернуться, и она увидела позади четыре гранитных обелиска Поцелуева моста. Мысли о мести и ненависти настолько захватили ее, что она прошла мимо, даже не вспомнив о Лайонеле, их поцелуе и самое главное -о замке с гравировкой.

Девушка вернулась на мост и приблизилась к зеленой решетке, взяв в руки замок - блестящее сердце.

- С тобою рядом и вечности мало… - шепотом прочла она надпись. Немое сердце в груди едва ощутимо, и оттого столь горестно, сжалось. Катя нащупала под кофтой ключ и сняла цепочку с шеи.

«Девочка моя, вечность - это слишком долго. Л. Н.» переливались красивые буквы на ключе.

Когда была тут в прошлый раз, ей очень хотелось знать: приходил ли сюда Лайонел посмотреть на ее подарок? Теперь точно знала - приходил. Доказательство лежало у нее в ладони - ключ, холодный и бесчувственный, совсем как его создатель.

Девушка вставила ключ в замок, повернула три раза и сняла блестящее сердце с перил. Какое-то время она держала замок в одной руке, ключ в другой, а потом размахнулась и швырнула их в канал. Те, подняв брызги, ушли на дно, а гладкая поверхность воды покрылась рябью, и отражение круглых фонарей, покачиваясь, превратилось в один сплошной блеск.

Катя брела по городу, обессиленная от голода и раздавленная могильной плитой собственных чувств.

Ей нравилось прикасаться к холодным шершавым парапетам, фигурным решеткам перил вдоль каналов, любоваться спокойной водой, всматриваться в трещинки на старых зданиях. Девушке впервые казалось, что она все тут знает наизусть: набережные, мосты, переулки, соборы, здания музеев, памятники. «Весну» ей играл на скрипке Вивальди, и в невероятном вихре звуков спящий город оживал. На другой стороне набережной катил экипаж, мимо под зонтиками шли дамы в пышных платьях, длиннобородый господин скакал на коне.

До дома братьев Катя добралась с первыми лучами солнца. В пустой прихожей с одиноко свисающей с потолка лампочкой и ржавыми крючками на стене ее встретила Ксана.

Служанка, одетая в откровенное красное платье до пола, удивилась появлению хозяйки, а Катя учуяла в воздухе знакомый морозный аромат.

- Лайонел тут? - недоверчиво выдохнула она.

Ксана отрицательно мотнула головой.

- Нет.

- Лжешь!

- Его тут нет, - спокойно произнесла служанка.

- А для кого же ты так разоделась? - Не дожидаясь ответа, девушка побежала на второй этаж, проверила каждую комнату, кабинет. Второй этаж оказался пуст, ничего интересного, кроме открытого люка на потолке в своей спальне она не обнаружила. А свежий морозный аромат между тем жил повсюду, в каждом уголке дома.

Катя вернулась на первый этаж, обошла комнаты и остановилась перед дверью в гостиную - последней надеждой.

При нажатии на кнопочку сбоку кирпичная стена отъехала в сторону, девушка толкнула дверь и застыла, не в силах переступить порог. На полу лежала огромная картина-пазл - та самая, которую собирали Кира с Йоро перед путешествием в Тартарус. Та самая, которую Лайонел подарил на память своему оборотню. Та самая, с надписью на белой коробке «Собери любовь».

На картине был изображен прекрасный сад и среди цветущей нежной черемухи под дожем танцевала пара.

Катя закрыла лицо руками.

- Как он мог, как мог… - шептала девушка.

В этой паре она узнала себя, одетую в белое платье, и Вильяма. Он смотрел на нее влюбленными глазами, а она счастливо улыбалась ему, подставляя лицо дождю.

Теперь она поняла, что Лайонел спланировал все заранее и оставить ее Вильяму он решил еще до Тартаруса. Ключ от замка, картина - все встало на свои места.

Девушка подняла ресницы, и картина вспыхнула. Через секунду от нее остался лишь пепел.

Она сидела на стуле возле стены, прижав к себе колени, и смотрела в одну точку. Одетая в белую тонкую майку и шорты, девушка казалась маленькой и совсем хрупкой. Распущенная пушистая грива волос укрывала обнаженные плечи.

Вильям помялся на пороге комнаты, но внимание привлечь не удалось. Поэтому он сказал:

- Сегодня Джонсон устраивает благотворительный прием Памяти погибших в войне две тысячи второго года.

Один лишь взмах ресниц цвета охры.

- Не хочется.

Изо дня в день он получал один и тот же ответ. Она ничего не хотела и, как он догадывался, в особенности видеть его. Несколько утешало лишь одно: с Тане, Кирой, Ксаной, и даже со своим любимчиком Йоро она вела себя точно так же.

Молодой человек присел на край постели и нарочито веселым голосом заметил:

- Ты наверняка и не знаешь, что за война была в две тысячи втором!

Она не повернула к нему даже головы, в голосе проскользнул плохо скрываемый сарказм:

- Все что касается вампирской истории, я страшно невежественна.

Вильям вздохнул, а она отвернулась к стене.

- Я не хотел тебя обидеть… хотел рассказать…

Она усмехнулась.

- О чем?

- О войне, - промямлил молодой человек и, поняв, как по-дурацки все вышло, попытался исправиться: - Петербург воевал с Таллинном! Много вампиров полегло. В Таллинне в тот год вступил в права новый правитель.

Катя все- таки посмотрела на него и без особого интереса спросила:

- А Петербургу что до этого?

Воодушевленный такой маленькой победой, Вильям сразу выложил:

- Таллинном управлял хороший знакомый Лайонела, после завоевания Петербурга мой брат провел еще несколько войн, чтобы окружить себя дружественно настроенными соседями. А новый правитель Таллинна был чужеземным завоевателем и отказался участвовать в каких-то темных делишках Москвы, Петербурга, Хельсинок, Стокгольма и других ближайших сильных соседей. После сражения правитель был убит, на его место Лайонел посадил своего приближенного. Джонсон участвовал в военных действиях и теперь каждый год устраивает прием. Приезжает даже правитель Таллинна.

Когда молодой человек понял, про кого ненароком сболтнул, было слишком поздно, Катя вновь замкнулась и отвернулась к стене.

- Прости, я не хотел напоминать, я…

Она лишь молча кивнула, продолжая смотреть в стену.

Вильям поднялся, понимая, что сегодня он ее уже не разговорит.

- Позови, если что-то понадобится.

Он вышел из комнаты, сбежал по лесенке на второй этаж и, пройдя по коридору, зашел в кабинет брата. Тане не успел встать из-за стола и застыл с бестолковой улыбкой, пойманный врасплох с личной печатью Лайонела в руке.

Щеки юнца порозовели, он отставил печать и деловито поинтересовался:

- Как там бес, все бесится?

Он посмеялся, найдя свою шутку остроумной. Вильям же опустился в кресло и проворчал:

- Почему бы тебе не заняться чем-то полезным вместо того, чтобы изображать из себя моего братца?

- Никого я не… - задохнулся от возмущения Атанасиос и тряхнул серыми волосами. - Если не клеется с девчонкой, так и говори, нечего на меня вымещать свое недовольство!

Молодой человек смерил его сочувственным взглядом.

- Твои попытки походить на Лайонела жалки. Полагаю, тебе стоит побывать в обществе, там ты найдешь единомышленников. В Петербурге таких мечтателей, как ты, мно-о-ого.

Мальчишка насупился, но более не возражал. А когда устал от молчания, поинтересовался:

- Ты собираешься вообще принять дела города у Георгия?

- Мне пока не до этого, - отмахнулся Вильям.

- Ну конечно. - Тане поднялся из-за стола и прошествовал к двери. - Ты ведь должен умасливать одну жутко спесивую девчонку. - Он хмыкнул. - А я, пожалуй, пойду к тебе в комнату, одолжу костюм. Планирую сегодня познакомиться с вашим обществом.

- Давай-давай.

Атанасиос уже вышел из кабинета, но обернулся.

- Как думаешь, Вил, каковы мои шансы затащить в постель Анжелику Тьеполо?

Тот покачал головой.

- Посидеть за письменном столом моего брата, смотрю, тебе недостаточно…

Юнец нахально оскалился.

- И это мне говорит тот, кто не сегодня, завтра, уложит на лопатки главную драгоценность Лайонела!

Молодой человек поморщился от резкого смеха Тане, но когда перед мысленным взором предстала Катя с разметавшимися по подушке волосами, лицо его омрачилось еще больше. Только в самых уголках губ нерешительная улыбка приоткрывала истину.