Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов

Глава 19

Анжелика прислушалась к голосам, доносившимся из беседки зимнего сада. По каменной дорожке в бальный зал проходили парочки, а девушка в черно-белом коротком платье стояла возле карликового деревца и делала вид, будто любуется кустовыми розами.

В беседке сидели две девицы, одной из них была пассия Георгия Анна Орлова, вторая - ее подружка, которую Анжелика вообще впервые видела в обществе.

- Он скрывается сейчас в подземном дворце Павла Холодного, - едва различимо шепнула Анна.

- Разве он не отправился в Англию? - громко изумилась ее подружка.

- Говори тише, - взмолилась Орлова. - Георгий не знает, что я знаю.

- Как думаешь, могу я нанести визит Павлу? - взволнованно прошептала подружка.

- Холодного, похоже, взяли под стражу. - Анна еще понизила голос. - Не знаю за что, но после того как он исчез, помнишь, с Анжеликой Тьеполо, у него начались неприятности. Он ни разу с тех пор не появлялся в обществе, Последнее время его видели только в каких-то сомнительных местах, вроде борделей. А как Лайонел вернулся, Павел схоронился в своем дворце и носу не казал.

- Ты ведь знаешь, Аннушка, мне нет дела до Холодного, - выдохнула подруга. - Если Лайонел одинок, я могла бы…

- Тише-тише, - накинулась на нее Анна и предельно сухо сказала: - Лайонел не бывает одинок. С ним сейчас та - красотка из Тартаруса. Не глупи, умоляю, он тебя и не заметит, а погубит! Разве не видишь, как несчастны женщины возле него!

Подружка глупо захихикала.

- Ах, Аннушка, мне бы хоть разочек в жизни стать такой же несчастной…

Анжелика презрительно закатила глаза, а когда позади раздалось: «Подслушиваете?», подпрыгнула на месте.

Перед ней стоял юнец с желтыми звериными глазами, копной волос, точно посыпанных пеплом, и самодовольной улыбочкой. Но поразило девушку совсем другое - нежно персиковый цвет кожи юноши и голубая венка на шее. От него исходил жар человеческого тепла и вместе с тем ощущалась сила вампира.

- Кто ты? - сбитая с толку, поинтересовалась Анжелика.

- Твой новый любовник? - предложил парень.

Она окинула насмешливым взором его крепкую

фигуру в черном костюме и с придыханием гортанно засмеялась.

- Едва ли, малыш.

Он предложил ей руку.

- Потанцуем?

Анжелика бросила взгляд на беседку, но две подружки притихли, поэтому она приняла приглашение странного гостя.

- Не похож ты на человека, - заметила она, пока они шли по каменной дорожке вдоль декоративных кустиков и садовых скамеек зимнего сада.

Юноша загадочно улыбнулся, погладив ее пальчики своей горячей ладонью.

- Я больше чем просто человек, мое имя Атанасиос - я сын самого Создателя.

Анжелика видела, что он наслаждается произведенным эффектом. Первым делом ей нестерпимо захотелось сбить спесь с этого мальчишки, но уже открыв рот, чтобы сказать что-нибудь едкое, она резко передумала и как можно серьезнее произнесла:

- Какая честь.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, но не расслышав в ее словах издевки, не увидев намека на улыбку, заверил:

- Вы прекраснейшая из бессмертных.

Анжелика с куда большим любопытством взглянула на юношу. В голове против воли начал складываться план…

Атанасиос подвел ее к небольшой круглой площадке в центре зала, где на возвышенности находился фонтан со статуей обнаженной женщины, окруженной десятью ангелами с арфами. Кровь лилась прямо из глаз скульптур.

Грохотала совсем не подходящая для танцев музыка. Девушка успела отметить, что лица многих дам недовольны. При Лайонеле музыка всегда была подобрана идеально.

- Здесь так шумно, - обронил мальчишка, откровенно разглядывая ее грудь в глубоком декольте. - Не найти ли нам место, где…

- Мы только пришли, - с осторожностью дикой коши на охоте остудила его пыл Анжелика. - Расскажи о себе. Что привело тебя в наш город?

- Я любимый сын Цимаон Ницхи. Сюда меня привело поручение. А еще, - он притронулся пальцем к ее щеке и, легонько касаясь, провел до подбородка, - я должен был узнать тебя.

- Неужели? - голос выдал ее, но попытки исправить положение она не предприняла. Его фамильярность ей не понравилась.

Однако дерзкий тон не спугнул мальчика, напротив, в его желтых глазах зажегся азартный огонек.

- Мне нравятся строптивые, - заявил Атанасиос, поднося ее руку к губам.

- Это прекрасно, - высвободила руку Анжелика, - потому что пока я не вижу, на что могла бы тут позариться. - Она улыбнулась ему и направилась к компании мужчин, стоявших возле Георгия.

Но прежде чем успела достичь их, на правом локте временного правителя города повисла выскочка Анна Орлова. Пришлось незаметно сменить направление и подойти к Наталье Важко, облаченной в длинное серебристое платье и хозяину замка в крикливо желтом костюме с розовым жабо. Но поскольку те стояли к ней спиной, успела услышать, как Важко сказала:

- Ревность не знакома с Рассудком, она на ножах с Совестью, а Любовь то и дело ссылает на подработку в желтую прессу.

Бриан посмеялся, прибавив:

- А желтая пресса - младшая дочь самого сатаны.

Анжелика остановилась, жалея, что подошла к ним. Ей вдруг показалось, что обсуждают они именно ее.

Хозяин обернулся и с широкой улыбкой проворковал:

- Великолепна! Впрочем, как всегда.

- О, как быстро ты забыл свою звездочку, - не удержалась от колкости девушка.

Джонсон не смутился и не растерялся. Не в его правилах было пасовать.

- Увы, Екатерина отклонила мое приглашение.

Анжелика пренебрежительно фыркнула.

- Неужели ее еще принимают в приличных домах Петербурга?

Бриан подмигнул ей:

- Как и всех бывших любовниц Лайонела, собственно.

У Важко вырвался нервный смешок, который та завуалировала под кашель.

Анжелика лениво улыбнулась.

- Бриан, вечер удался, но я должна покинуть вас.

- Рад был лицезреть тебя, дорогая. Не забудь на выходе пожертвовать средства на памятник павших под Таллинном воинов для музея «Петербургские победы».

- Еще один памятник? - вырвалось у Анжелики и она тут же поспешила заверить: - Ну конечно! Непременно!

А пока шла к дверям из зала, ругала престарелого сентиментального гея на чем свет стоит. Она не видела смысла не то что ставить памятники, а вообще помнить об ушедших вампирах. Особенно о тех, кто оказался слаб и пал в бою тогда, когда задачей стояло - выжить. Подобные воспоминания казались ей пустой тратой времени и денег. Не то что бы у нее не было лишних средств…

Проходя мимо корзинки для пожертвований, она швырнула в нее массивное платиновое кольцо с двадцатью бриллиантами и пробормотала: «Обдиралово».

Белый лимузин за сорок минут доставил ее на Дворцовую площадь и водитель довел до дома, держа над ней огромный черный зонт.

Второй день шел холодный дождь, небо не прояснялось даже днем.

Дверь открыл Даймонд. За те дни, которые находился дома, он немного оправился, болезненная худоба исчезла, взгляд синих глаз прояснился. Но в остальном до выздоровления было далеко.

- Как ты? - раздраженная его рассеянным взглядом, блуждающим по ее туфлям, поинтересовалась Анжелика.

Бесцельное путешествие взгляда синих глаз завершилось на противоположной стене, юноша пробормотал:

- Я в порядке. Спасибо, что спросили.

Девушка медленно выпустила воздух.

Он всегда был застенчивым, еще когда она встретила его в английской деревеньке неподалеку от Портсмута. Но сейчас это уже больше походило на амнезию или слабоумие.

Анжелика не понимала, как за каких-то несколько месяцев он умудрился абсолютно к ней остыть. И это после двухсотлетнего обожания и поклонения!

Она скинула туфли и прошла в гостиную, а когда обнаружила, что Даймонд даже не подумал последовать за ней, крикнула:

- Иди сюда, черт возьми!

Он мгновенно оказался рядом, и в его глазах светилось одно-единственное желание, и этим желанием было лишь выполнить ее приказ.

Анжелика приблизилась к нему и взяла лицо в ладони.

- Как же ты изменился! Обижаешься на меня, что угодил в тюрьму? Скажи мне, что с тобой?

Даймонд был как будто удивлен.

- Если я чем-то, делом ли, словом заставил вас думать, что обижен, прошу меня простить.

Девушка выпустила его лицо. Ей хотелось кричать от злости.

- Даймонд, - резко произнесла она, - ты помнишь, помнишь, что мы знакомы всю жизнь?

- Конечно, - кивнул юноша, - я служу вам уже двести лет и горд этим.

- Служишь? - убито повторила она. И в памяти всплыли моменты их близости в Париже. Как лежали рядом в постели, глядя на ангелов, нарисованных на потолке, и как однажды он сказал: «Наверно, рай существует». Она тогда точно знала, после занятий любовью с ней, он был счастлив. И всякий раз, когда уделяла ему внимание, глаза его по-детски сияли радостью.

«Что же произошло?» - бесконечно спрашивала себя девушка. Но ответить на ее вопрос было некому. Даймонд молчал или выдавал глупые стандартные фразы, произносимые всеми слугами, а она сама ни за что не хотела рыться в грязи своих ошибок и промахов. Слишком утомительно, слишком страшно и опасно.

- Ты меня больше не любишь? - обвиняющим тоном спросила Анжелика.

После невыносимо долгой паузы он проронил:

- Люблю.

Лицо его при этом ничего не выражало, и с тем же успехом он мог бы сказать «Нет».

Девушка порывисто обняла его и впилась губами в рот. Даймонд напряженно застыл, да так и стоял, не шевелясь, пока она настойчиво и безответно его целовала.

Поняв, что он не ответит, руки так и будут висеть вдоль тела, а губы останутся тверды, она оттолкнула его. Большего унижения ей не приходилось испытывать, если, конечно, не считать того, что учинил над ней Наркисс, обращая в вампира, и краха отношений с Лайонелом из-за невзрачной куклы.

Могла ли девушка подумать, когда много-много лет назад спряталась в сарае возле леса от охотников на вампиров, что мальчишка с синими глазами и охапкой сена в руках станет однажды тем, кто причинит ей боль, сравнимую с ударом солнечного света. Какой-то деревенский глупец, слабый вампир - не ровня ей!

- Простите, - пробормотал Даймонд, отступая.

Анжелика несколько секунд молча смотрела на него, затем, собрав всю свою волю, как ни в чем не бывало улыбнулась.

- Мне скучно, - пояснила она и с гордо поднятой головой вышла из комнаты.

Дверь, вопреки желанию ее выломать, Анжелика притворила за собой тихо-тихо.

Вода в Фонтанке блестела на солнце и под резкими порывами ветра собиралась заостренными складками, а потом резко опадала, становясь зеркально-гладкой. По широкой реке то и дело проплывали экскурсионные паромы.

Лайонел стоял на Аничковом мосту, опершись локтями о чугунные зеленые перила с чередующимися парными изображениями русалок и морских коньков. Взгляд его полупрозрачных голубых глаз был устремлен вдаль.

Молодой человек в тонком черном пальто не видел проходящих мимо людей, не слышал шума дневного города, мысли его застряли далеко отсюда - где-то у берегов Антарктиды.

Он чувствовал боль, солнечные лучи резали незащищенные очками глаза точно лезвие бритвы. Бледное красивое лицо, шею, руки, все тело жгли тысячи пылающих костров. И ему нравилась, бесконечно нравилась эта пытка. Он не мог ни о чем толком думать, мысли благословенно кружились вокруг одного - боли. После нахождения на улице больше пяти часов она невероятно усилилась. И огненный образ обнаженной девушки на фоне белой льдины перед глазами померк. Сперва он стал тускнеть, а потом его поглотила тьма.

В тот миг, когда боль показалась невыносимой, всякие мысли, даже о боли, исчезли вослед за тьмой и сделалось спокойно и необычайно тихо. Но долго наслаждаться ему не пришлось, позади раздалось: «Притворяешься курицей гриль?»

Лайонел резко обернулся, и на секунду его лицо исказилось от боли.

- Как ты меня нашел? - удивился молодой человек.

«Следил», - ответил огромный черный волк.

Мысли вернулись в голову, как осы в свой улей и, казалось, все те, что о Кате, зажужжали одновременно.

- Ты что-то хотел? - резче чем собирался, спросил Лайонел, прикасаясь пальцами к переносице, чтобы хоть как-то заглушать шум в голове.

«Хотел посмотреть еще раз в твою наглую физиономию и убедиться, что на ней нет ни тени раскаяния», - пояснил оборотень.

Молодой человек хмыкнул, спустился с моста по ступенькам, перешел узкую дорогу и неспешно направился в сторону Адмиралтейства.

Оборотень последовал за ним.

Некоторое время они шли молча, потом Йоро поинтересовался: «Почему же ты не уехал в Лондон?»

- Были кое-какие дела, - туманно объяснил Лайонел и вновь задал вопрос: - Зачем ты меня разыскал? - И после паузы, напряженно уточнил: - С ней все в порядке?

- В порядке? - переспросил волк. - Шутишь, да?

Молодой человек раздраженно сжал губы, а его спутник нехотя ответил:

- Не хочет никого видеть, ни с кем не разговаривает, сидит дни наполет в своей комнате и смотрит в стену. Ты доволен?

Лайонел чертыхнулся и раздраженно уставился на оборотня.

- А мой брат чем занимается? Он уделяет ей внимание?

- С таким же успехом и фонарному столбу можно уделять внимание! Полагаю, даже фонарный столб быстрее ответил бы на чувства Вильяма.

- А от меня ты что хочешь? - разлился молодой человек. - Или ты все никак не поймешь, что тут я абсолютно бессилен!

- Бессильны только трусы! - спокойно сказал Йоро.

Лайонел посмотрел на него как на сумасшедшего и нахмурился.

- Ты предлагаешь мне… - Он осекся и огляделся по сторонам. - Ты хоть представляешь, как важен их союз для всех вампиров мира?

- А кто-нибудь вообще спросил у вампиров, хотят ли они этого самого Искупления? Что скажут они, узнай вдруг, что их вечность может закончиться со дня на день?

- Неважно, кто чего хочет, - отчеканил Лайонел. - Все покорятся воли Создателя и старейшин.

- Но тебе не нравится покоряться! - отметил Йоро.

- А ты решил поиграть в дьявола-искусителя?

- А ты в мученика? - парировал оборотень.

Они двигались в длинном потоке Невского проспекта, и люди обходили их стороной и оборачивались вслед, провожая глазами. Странную картину являла собой эта парочка - высокий златовласый молодой человек в черном и огромный волк, без ошейника и намордника.

- Я не понимаю цели нашей беседы, - наконец заключил Лайонел.

- Нет никакой цели, не воображай! Цели - они не для тех, кто бежит с корабля вслед за крысами. Где цели, там сражения и либо победа, либо поражение. А крысы не сражаются, они бегут-бегут, не живут, а выживают. Так что, мы просто болтаем, как старые приятели, бесцельно!

- Господи, если бы в тот день, когда поймал тебя в Сенегале, я знал, что ты собираешься заменить мне обоих родителей и проповедника одновременно, то бежал бы от тебя с Африки до Петербурга не останавливаясь. - Белоснежные зубы сверкнули в улыбке. - С крысой меня еще никто не сравнивал, благодарю. Долго готовил речь? Или у тебя врожденный дар оратора-импровизатора?

Оборотень посмотрел на него пронизывающим взглядом теплых карих глаз.

- Глядя вслед уходящей любви, труднее всего в отчаянии не поселить в своем сердце ненависть.

- И как я об этом не подумал, - продолжал глумиться Лайонел.

Тем временем они добрались до Зеленого моста через Мойку и пошли по набережной канала. Когда же миновали Дворцовую площадь, залитую солнцем и пестреющую туристами, Лайонел тяжело вздохнул и неожиданно спросил:

- Ты собрал картину-пазл, которую я оставил?

- Мы с Кирой собрали, но Катя… - Он запнулся. - Она сожгла ее по возращении домой.

Молодой человек коротко кивнул.

- Что на ней было изображено?

- Разве ты не знаешь? - изумился оборотень.

- Конечно, нет! Купил ее у слепой Даримы - она немая художница-предсказательница. - Лайонел криво усмехнулся. - Я ходил к ней перед Тартарусом, у нее очень сильный дар предвидения.

- О чем ты ее спросил?

- Попросил показать мне силу моей любви.

Йоро оскалился.

- Ну что ж, предсказательница показала. Твоя любовь нарисована в объятиях Вильяма. И судя по выражению лиц, оба счастливы! - Оборотень остановился. Справа от них была Исаакиевская площадь с конным памятником Николаю I и собором, слева Синий мост.

Лайонелу тоже пришлось остановиться. Он догадывался, что их прогулка подошла к концу, но даже не мог себе признаться, какое удовольствие для него было увидеть Йоро. Несмотря на все его слова, молодой человек знал - он не безразличен этому оборотню, и тот искреннее хочет помочь. Вот только помочь ему сейчас не мог никто, пожалуй, даже сам Господь Бог.

- Надеюсь, ты найдешь в конце концов счастье и уже не отпустишь его по-глупому, - с горечью произнес волк.

Лайонел пожал плечами.

- Для меня счастье представляется отныне в виде небесного моста, который опустится для нас в День Искупления. Знаешь, более чем за четыреста лет я чертовски устал.

Йоро ничего не возразил, попрощался и побежал в обратную сторону.

А Лайонел продолжил свой путь вдоль Мойки. Зимой по этой самой дороге он скакал на лошади вместе с Катей. Близость ее теплого тела волновала его, сладкий запах крови дразнил, но вся она - от макушки до пят, вызывала в нем раздражение и злость. Уже тогда - запретная для него девушка, возлюбленная брата, она каким-то невообразимым образом заставила его думать о себе, яростно желать себя.

Он вспомнил несколько ничтожных дней, проведенных вместе с ней. Вспомнил, как обремененный новостью о послании из Тартаруса избегал девушку, даже когда она обивала порог его кабинета, ходила по пятам, заглядывая в глаза, просила побыть с ней. Тогда он еще верил: вечность для них, и они еще успеют надоесть друг другу. А теперь бесконечно жалел, что хотя бы не попытался пресытиться этой невообразимой девчонкой. Сейчас бы он смог проще переключиться на что-то другое, может, и забыть…

Лайонел перешел дорогу и, оказавшись на другой стороне Поцелуева моста, медленно обернулся. Взгляд его ледяных глаз скользнул по перилам туда, обратно и, не обнаружив замка в виде блестящего сердца, - застыл.

От мысли, вдруг пришедшей в голову, молодой человек резко отвернулся и быстро зашагал вдоль каменных парапетов, точно за ним гнались.

В каком- то смысле так и было. Он убегал от самого себя -от эгоиста, который привык получать все по первому же требованию. И для того не существовало сейчас ничего более желанного, чем девушка с огненными волосами - та единственная в этом мире, которая была недоступна ему.

Запрет - это то, перед чем он никогда не мог устоять. Гонимый страхом поддаться искушению, Лайонел покинул город и вернулся в Мраморный дворец, конфискованный у Павла Холодного, ныне пребывающего в тюрьме по обвинению в заговоре.

В огромном белом саду среди множества прекрасных скульптур на скамейке сидела Сарах, расчесывая длинные черные волосы.

Девушка, одетая в легкий прозрачный наряд из воздушной розовой органзы, поднялась навстречу.

Лайонел поприветствовал ее и уже собирался пройти мимо, когда она ухватила его за руку и умоляюще заглянула в глаза.

- Что еще? - снизошел он.

- Приходили посланцы моего отца, - промолвила красавица, печально опустив желтые глаза.

Иной раз ее застенчивость и покорность - полный антипод Катиной строптивости и упрямству, раздражали его так, что хотелось схватить дочку Создателя за волосы и тряхнуть как следует. Он терпеть не мог, когда кто-то едва мямлил.

- Дальше, - не вытерпев, поторопил он.

- Батюшка требует, чтобы вы покинули Петербург, - прошептала Сарах, сжавшись под его взглядом, как будто ждала удара за свою весть.

- Значит, стервятники Цимаон Ницхи шныряют по моему городу! - процедил сквозь зубы Лайонел. И увидев, как девчонка испуганно заморгала, только тут вспомнил, что Петербург больше не его город. Напоминание об этом разозлило его пуще прежнего.

- Передай своему отцу: я буду делать, что посчитаю нужным! - рявкнул он и указал на выход из сада. - Передай слово в слово!

Сарах обессиленно опустилась на скамейку и обхватила себя руками. Так она посидела пару секунд, потом осмелилась поднять на него влажные глаза и впервые с их знакомства очень твердо произнесла:

- Я никогда не передам этих слов. Можете поколотить меня, но…

Лайонел неприлично фыркнул.

- Как-нибудь, непременно!

Послышалось хлопанье крыльев, и на плечи ему опустились летучие мыши - Нев тихонько, едва ощутимо, а Орми плюхнулась со всего маха да еще вцепилась когтями. За это Лайонел спихнул с плеча свою любимицу, сердито отчитав:

- Твое поведение разочаровывает меня.

Мышь грозно сверкнула углями глаз и унеслась прочь.

Нев нерешительно перевалилась с одной лапы на другую, но от комментариев удержалась.

Молодой человек покосился на всхлипывающую Сарах и, сердито бормоча: «Какого черта я должен нянчиться с этим бестолковым ребенком», двинулся к воротам дворца. Ему хотелось побыть одному и подумать… Весь день он боролся с опасными мыслями, а сейчас решил призвать их назад, чтобы принять решение. Он врал себе и окружающим о цели своей задержки в Петербурге, и пришло время с этим что-то делать.

Летучая мышь тихо ехала у него на плече, а когда он проходил через ворота, внезапно на второе плечо приземлилась Орми. На этот раз Лайонел практически не почувствовал, как она это сделала, и очень довольный проронил:

- Так-то лучше.

Он обернулся и встретился взглядом с плетущейся позади него Сарах. Она походила на маленького запуганного зверька, но с ценным мехом, поскольку жалкой она при этом совсем не выглядела.

- Сарах, - обратился молодой человек, задумчиво разглядывая ее, - а что ты думаешь о Дне Искупления? Жаждешь ты его, как жаждет твой отец?

Девушка вздрогнула и быстро пролепетала:

- Я хочу того же, что и мой батюшка.

- И почему же? - еще больше заинтересовался он. - Сколько тебе? Тринадцать, кажется! Ты устала от жизни? Тебя тяготит подобное, - он окинул рукой мраморный сад, - существование?

Она молча взирала на него, видимо, не зная, на какой из вопросов следует сперва ответить. Наконец выдавила из себя:

- Да, мне тринадцать. И до дня, когда отец подарит мне бессмертие, еще несколько лет. - Она умолкла и потупилась.

- Ты хочешь уйти из жизни для перерождения? - уточнил свой вопрос Лайонел.

Девушка не подняла глаза, шепнула:

- Я не знаю. Но мой отец…

- Это мне известно, - пресек молодой человек. Глядя сейчас на эту девочку, он видел перед собой совсем другую, дерзкую и самолюбивую, с бесенятами в огненных волосах. И в ушах звучал ее полный возмущения голос: «Но ведь это будет означать конец!», «Я же так молода, умирать мне совсем не хочется», «Вы все устали от жизни, а я хочу, хочу жить! Я еще столько всего не видела!»

Голос заглушил другой, тихий и взволнованный - Сарах сказала:

- С самого рождения отец готовил всех нас - своих детей, что придет Великий День Искупления и бояться мы не должны.

- Но ты боишься, - подытожил Лайонел, и его собственный голос смягчился.

Она обреченно кивнула, и ее хорошенькое личико исказил страх.

- Отец не должен узнать об этом. Он презирает всякие слабости.

Лайонел приподнял пальцем ее подбородок и улыбнулся.

- Презирать слабости так просто, когда ты силен и прожил достаточно. А в тринадцать презирать что-либо - преступление против самой жизни!

- Спасибо, - смущенно шепнула она и, сильно покраснев, спросила: - Я совсем не привлекаю вас?

Молодой человек окинул ее стройную фигурку насмешливым взглядом и, прежде чем уйти, пообещал:

- Я подумаю об этом.