Глава 12 Война — войной, а обед — по расписанию
В который раз я уже замечаю, что люди здесь совсем не глупее тех, что меня дома окружали. Не менее сообразительные, хоть и менее образованные. Ну, а во многих бытовых вопросах ещё и фору дадут тем, среди которых я жил до попадания сюда.
— Кто, напал-то? — только и было слышно справа, слева, впереди и сзади меня.
Не только в моей голове возник такой вопрос после прослушивания сообщения по радио.
— Сказано же — кто-то, — с умным видом изрек стоящий рядом со мной интеллигент. — Кто-то.
На него как на дурачка посмотрели. Что — кто-то, это все слышали.
— Про Париж что-то ничего сказано не было. Про Берлин — было, про Мадрид — было, а про Париж — не сказали, — вращала выпученные глаза тучная баба буквально в метре от меня. Луком ещё от неё тащило неимоверно. Что, она одним им питается? Или — моется в отваре луковой шелухи?
— Тебе-то что до того Парижа? — поддел её худющий мужик в кепке.
Мужики здесь почти все такие, а вот бабы многие… есть за что подержаться.
— Интерес имею, — прозвучало ему в ответ. — Как свободная советская женщина.
Мужик только головой покачал. Сказать ему было нечего.
Меня столица Франции в настоящий момент меньше всего интересовала, а вот что Москву и Нижний бомбили — плохо. Пермь ещё была упомянута, а это тоже — почти рядышком. Так и до Вятки неведомый враг доберётся. Впрочем, здесь и бомбить-то нечего, разве что артели по производству гипсовых изделий и дымковских игрушек. Но, кто его, вражину неведомого, знает, взбредет ему в больную голову и начнет он Вятку бомбами посыпать…
— Летят! Летят! — вдруг заорала опять та же толстущая баба и начала в небо пальцем тыкать.
— Где?
— Кто?
— Откуда летят?
Сразу тут и там раздалось вокруг меня.
Кто сразу куда-то бежать бросился. Кто головы задрал и стоит, в небо пялится. Высмотреть пытается, кто там, где летит.
Я поглядел в направлении, куда любительница лука указывала, но что-то ничего не разглядел. Привиделось ей, наверное.
— Да нет там ничего. — махнул рукой худющий мужик. — Машка! Чего, дура, народ баламутишь? Сама с ума сошла и других сводишь!
Луковая же душа громко визжа уже вниз по бывшей Царевской мчалась. Не дай Бог кому на её дороге стоять… Сшибет — не заметит.
Что делать? Куда идти теперь после таких новостей?
Я один топтался на месте, а люди от столбов с громкоговорителями всё расходились и расходились. У всех сейчас забот полон рот стал, я же — как не пришей кобыле хвост.
В военный комиссариат идти?
Нет, поесть сначала надо. Влиться в ряды я ещё успею, а вот супчику для поддержания жизненных сил организма необходимо прямо сейчас тарелку-другую навернуть. Обязательно — с хлебушком. Ну, и мяса кусок. Можно даже жирный.
Меню позднего завтрака или раннего обеда в моей голове давно уже сформировалось, но дальше этого дело никак не шло. То одно, то — другое препятствовало.
Ноги меня сами, без участия головы, донесли до заведения, где Спиридон Спиридонович дверьми командовал, открывал и закрывал их по мере необходимости.
Опять у меня домашний стереотип сработал — идти есть, покупать, ремонтировать и так далее по списку, надо туда, где кто-то знакомый имеется. Там — блат. Может и совсем не большой, но всё же. Бабушка моя часто ворчала, вот де — деньги есть, а путного на них купить сложно. Везде блат надо иметь. Есть блат — купишь что-то хорошее, нет — дело твоё плохо.
Спиридон Спиридонович не на первых ролях в заведении, но коли я его знакомый, больше надежды, что тарелку полнее нальют и вчерашней котлетой не отравят. Нет, что в детстве и юности в голову заложено — так в ней долго и остается, хотя жизнь здесь совсем другая…
— Добрый день, Спиридон Спиридонович. — маленькая стрелочка на моих часах уже за двенадцать перевалила, вот поэтому так я бывшего смотрителя и поприветствовал.
— Решили свои дела в губздраве? — поинтересовался старик.
— Куда там…
— Во, говорил же я… Поесть к нам?
— Поесть.
— Милости просим. Сейчас я девицам нашим про тебя сообщу…
Ну, а что я говорил? Блат — сила.
Вскоре, на местами штопанной, но чистой скатерти, передо мной возникла большая тарелка борща.
Запах… Мой желудок чуть наружу не выпрыгнул.
Нет, это тебе не Москва… Или, там я не в те места питаться ходил?
Впрочем, сейчас эта мысль ко мне как прилетела, так и улетела. Пищевая доминанта уселась на трон и мне было не до мудрствования и размышлений.
Первая ложка — самая вкусная. Чуть горячо, но не холодно же?
Сейчас я его с хлебушком, с хлебушком…
Не успел я и половины тарелки выхлебать, как на улице что-то грохнуло. Затем ещё и ещё раз.
Что, и до Вятки кто-то добрался?