— Мы провели очень тяжелую операцию, только закончили. Она пока на столе — маги с ней работают. И, увы, увы, пока не могу сказать ничего определенного. Ее состояние очень тяжелое, — врач беспокойно покручивал лимб эрмингового концентратора, висевшего к него на ремне сбоку. — Молитесь богам. В первую очередь, молитесь Асклепию. Мы постараемся ее вырвать из лап Морены, но без божественного чуда очень мало надежды.
Холодок на моем сердце так и не развеялся. Врач отошел от нас, назвав фамилию еще кого-то из поступивших в тяжелом состоянии. К нему тут же подбежала закутанная в платок старушка и худенький старичок. Старушка заохала, смахивая слезинку с морщинистой щеки.
Я же обратился к отцу Айлин, отозвал его в сторону вместе со Светланой Тимофеевной и кратко пересказал случившееся в сквере Южных Механиков. С первой минуты Клеон Юрьевич смотрел на меня точно на заклятого врага. А после того, как узнал, что Айлин заманили в сквер с помощью моего эйхоса и напавшие на нее были со мной в конфликте, глаза Синицына заблестели от гнева.
— Что я могу сделать? Готов помочь деньгами и любым участием, — в завершении сказал я.
— Вы, ваше сиятельство, и так слишком много сделали, — севшим голосом произнес Клеон Синицын. — Лучшее, что вы можете сделать, это молиться, чтобы наша Айлин выжила! И больше никогда не приближаться к ней!
— Мы молимся. Я и княгиня Ковалевская. Мы только что из храма Асклепия. А этих негодяев я обещаю жестоко наказать! — произнес я, вполне понимая причины его злости на меня.
— Главное, оставьте мою дочь в покое! — бросила Светлана Тимофеевна, обходя робота-санитара и следуя за мужем к выходу. — И не надо вам больше приходить сюда и в наш дом.
Конечно, они считали меня виноватым во всем. Возможно, в их понимании я считался еще большим злом, чем тот мерзавец, пронзивший Айлин ножом. Клеон Юрьевич и раньше не слишком радовался моей дружбе с Айлин, считая меня неподходящей парой, теперь же его настороженное желание не видеть нас вместе превратиться в яростное неприятие меня рядом его дочерью. Он вообще плохо относился к дворянам, считая все наши привилегии незаслуженными, а нас никчемными, избалованными людьми. Тяжко было от этих мыслей. Я отошел к окну, проглядывая на толстые мраморные колонны и бассейн в больничном саду. В голубой воде сверкало апрельское солнце, а на душе темные тучи лишь стали гуще, погружая ее во мрак. Да, как Астерий, я могу отстраниться от всего этого и с незыблемым спокойствием просо наблюдать за самыми жуткими событиями. Это примерно, как с физической болью — при необходимости я мог отгородиться от нее. Но я не хочу так. Именно для этого я прихожу в земную жизнь, чтобы чувствовать себя человеком, сполна переживая людские радости и страдания.
— Хочешь, я не пойду сегодня с мамой во дворец? Могу остаться с тобой, сколько пожелаешь, — Ковалевская обняла меня, прижавшись сзади.
— Оль, спасибо. Ты очень помогла и очень поддержала. Честно, не ожидал после недавнего холодка между нами, — я повернулся и поцеловал ее в губы.
Она не возражала, даже придалась поцелую с желанием.
— Но сегодня я лучше побуду один. Только не обижайся, — продолжил я. — Мне нужно многое обдумать и подготовиться, чтобы наказать мерзавцев.
— Надеюсь, ты не собираешься идти в этот клубок один? — с подозрением спросила она. — Я люблю героев, но только живых и здоровых.
— То есть ты меня любишь? — я грустно улыбнулся.
— Не придирайся к словам, — она тоже улыбнулась, покраснев щеками. — И отвечай мне честно: собираешься идти туда один?
— Оль, я еще не обдумывал этот вопрос. Не знаю, как будет, поэтому не могу ответить, — я взял ее под руку, направляясь к выходу.
— Предлагаю, взять хороших наемников из клуба «Илья Муромец». Я знаю их старшего. И я могу пойти с вами. Между прочим, я хорошо стреляю из остробоя и пистолета, — Ковалевская гордо вздернула носик. — Как тебе предложение? Только имей ввиду, ребята из «Муромца» никого убивать не будут. Набить физиономии — это пожалуйста.
— Все это очень интересно, я подумаю пару дней, — вот здесь я соврал. Над ее предложением не было смысла думать. И мне точно не нужны посторонние, чтобы разобраться со «Стальными Волками».
— Хорошо. Думай, только очень прошу, не спеши! И посоветуйся с графом Сухровым, раз между вами теперь мир, — она остановилась в тени портика, оглядывая зеленые лужайки и причудливые изгибы фонтана, одетого в светлый мрамор.
— Обязательно посоветуюсь, — наверное, я соврал ей снова. Сухров превосходный боец и может быть очень полезен, но это была моя война. И, как ни парадоксально, на данном этапе мне будет легче именно одному нанести врагу максимальный урон. Если я буду один, то я смогу действовать без оглядки на тех, кто вызвался поддержать меня. К тому же за тысячи лет я привык действовать один. А если в команде, то только с теми людьми, с которыми уже много прошел.
— Пойду, — сказал я. — Хочу поскорее попасть домой.
— Стой, — Ковалевская поймала меня за рукав. — Я отвезу тебя.
Вместо дворецкого дверь нашего дома открыл мужчина лет сорока с массивной нижней челюстью и карими глазами, тепло в которых так не вязалось с его суровой внешностью. По нашивке на куртке я понял, что он один из охранников, нанятых мамой. Второй сидел в гостиной, поглядывая в окно.
— Это мой сын, — поторопилась сообщить графиня.
После короткого знакомства со стражами нашего покоя я направился в столовую. Есть не хотелось — наш обед с Ковалевской был более чем сытный, но хотелось пить, и я не отказался бы от чашечки чая. Мама после моих слов, что есть плохие новости, пошла за мной. Не мучая ее напряженным ожиданием, я рассказал все, что произошло в сквере Южных Механиков и отчасти разговор с родителями Айлин. Выслушав меня, Елена Викторовна с минуту молчала, глядя как я пью чай.
— Что же такое происходит, Саш. Почему тебя преследуют неприятности, — наконец сказала она. — Если сама Артемида приходит к тебе, почему она не может от этого оградить.
— Потому, мам, — я знал ответ, но сказать его графине в достаточно ясной форме, да так, чтобы потом не возникло еще больше вопросов, было сложно. — Потому, что боги не всемогущи. У них тоже есть проблемы. Свои проблемы порою, еще более сложные, чем у нас. Артемида помогает, чем может и когда может — в этом не сомневайся. Но кроме Артемиды есть иные боги, которые ко мне не во всем дружелюбны, — я не стал упоминать Геру, чтобы не испугать маму. Вместо этого пояснил еще так: — Ты заметила, что за последние дней десять многое поменялось во мне? Я добился значительных результатов в школе и за ее пределами. Например, моя совместная, весьма серьезная работа с Жоржем Павловичем.
— Да, Саш, ты очень изменился. Очень! — она поблагодарила кивком головы Ксению, подавшую фарфоровую чашку с травным чаем.
— А любое движение вверх, к каким-либо достижениям, тем более движение такое быстрое, порождает, так сказать, сопротивление среды. Среди людей это может выражаться в людской зависти, конфликте интересов. А там, — я поднял палец к потолку. — Тоже есть некоторые интересы. И вообще, мир устроен так, что успехи очень редко даются легко. Надеюсь, ответил на твой вопрос. И прости, мне сейчас не дает покоя то, что случилось с Айлин. Не хочется рассуждать ни о чем другом. Очень опасаюсь, что моя самая любимая подруга не выживет.
— Прости, что раньше старалась оградить тебя от нее. Хотела как лучше, но теперь понимаю, что это было слишком по-матерински, но не слишком мудро, — графиня отвела взгляд к окну.
— Вот именно, что слишком по-матерински, а значит, здесь нет твоей вины, — я услышал мелодичный сигнал — к нам кто-то пришел в гости.
— К вам, ваше сиятельство, баронесса Евстафьева! — через пару минут огласил дворецкий, зайдя в столовую.
Я едва не выругался. На теплое общение с Талией сейчас я был вовсе не настроен, но тут же вспомнил, что именно эта вездесущая пампушка может прояснить несколько вопросов по Грушиной и их веселой в прошлом кампании.
— Антон Максимович, пусть поднимается ко мне в комнату. Уже допиваю чай и иду, — ответил я.
— Я вам не буду мешать. Даже не зайду, — неожиданно сказала мама.
Если бы на душе не было так скверно, то я бы, наверное, рассмеялся.
Закончив с чаем, я поднялся к себе. Талия Евклидовна уже ожидала в моей комнате, сняв куртку. Едва я зашел, набросилась на меня с претензиями и поцелуями:
— Аид тебя дери! Граф мне еще! Уже второй раз к тебе приезжаю! Или вообще третий! — ее губы впились в мои, полненькие груди прижались так жарко, что у меня тут же встал. — Ты хоть понимаешь, что я уже не целка⁈
— Талия, дорогая, прости, но у меня огромные неприятности, — я ее обнял и ответил на поцелуй, но сдержано, как бы обозначая возможные границы на сегодня. — Мою любимую подругу сегодня ранили ножом. Очень серьезно ранили. Она может не выжить. Недавно приехал от нее из Палат Надежды. Кстати, напали на нее мерзавцы из «Стальных Волков».
— Правда, что ли? — баронесса хлопнула длинными ресницами и, поймав мой кивок, сказала. — Прости, я не знала. А кто эта девушка?
— Моя одноклассница — Айлин. Я о ней рассказывал несколько раз, — я отпустил госпожу Евстафьеву и подошел к окну, поглядывая вниз, на стоявший возле угла нашего дома эрмимобиль. — Это твой эрмик?
— Ну да, я думала тебя забрать, поехать куда-нибудь оттопыриться. Вернее, эрмик не мой, заказала в «Извозе Костина». Папа не хочет мне покупать, — она тоже подошла к окну. — Жаль, Саш, что так. Вообще ты меня расстроил. Бл*дь, хоть плачь, — помолчав, добавила. — Я к тебе не с пустыми руками, — она открыла сумочку и достала «Никольские» и плоскую трехсотграммовую бутылочку вишняка. — А то у тебя все время побираюсь. Давай, хоть выпьем, покурим? Я думала, это будет с радости, а теперь вон как.
— Давай, — согласился я. — Надо бы рюмочки, чтоб мама не видела. Сейчас схожу.
— С горлышка давай. Так интереснее, — баронесса, недолго помучившись, откупорила бутылку и протянула мне.
— Без рюмки и без закуски? — я повернул бутылку этикеткой к себе, отмечая, что зелье крепкое — 48 градусов.
— Но мы же с горя. Давай, не привередничай, трахнутый граф, бл*дь, — она подтолкнула мою руку.
Если б эта девочка знала, какую гадость мне доводилось пить раньше в иных мирах, то ей бы в голову не пришло упрекнуть меня в капризности. Припав к горлышку, я сделал несколько глотков. В желудке тут же разлилось приятное пламя, во рту появился кисловатый вкус вишни.
— Талия, ты же баронесса. Зачем так часто материшься? — я протянул ей бутылку и сорвал сургуч с коробочки «Никольских».
— О, Аид! Не будь как мой папочка! Я не матерюсь, а выражаю чувства, — она тоже отпила пару глотков, вытаращила свои красивые, зелены глаза, хватая ртом воздух. — Какое жестокое пойло!
— А ты не видела, что покупаешь? — я взял сигарету, сунул руку в карман в поисках зажигалки.
— Нет. Я это просто взяла в папином баре. Почему ты не спрашиваешь, что случилось с моей целкой? — поставив на подоконник бутылку, баронесса тут же схватилась за сигарету.
— Дорогая, я думал, что подобный вопрос выглядел бы нескромно, — я помог ей прикурить и закурил сам.
— Почему нескромно? Мы же близкие люди, я у тебя даже в рот брала. В общем, слушай, так было, — госпожа Евстафьева села на подоконник, пустила в меня длинную струйку дыма и продолжила: — После встречи с тобой так жутко захотелось трахнуться, вообще, слов нет. А выхода никакого нет. Легла на кроватку и начала себя ласкать, вспоминая как ты мне делал. А потом смотрю на тумбочке свечка толстенькая. И решила попробовать ее. Думаю, чуть-чуть только, самую капельку засуну. Одной рукой ласкаю себя, а второй туда свечку немного так засовываю. А потом меня как затрясло, и я ее случайно всю засунула, даже сломала. Больно так! Заорала как сумасшедшая, и папа тут же в двери ломится! Сума сойти! Я перепугалась. С одной стороны, больно. С другой, приятно. А с третьей, страшно! И крови много на простыне. Свечку втащила, бросила ее в окно, халат накинула и к двери подхожу. В общем, деваться некуда, открыла папе. Дверь распахнула, а покрывалом тот кровавый ужас забыла прикрыть. Ну и все… Он в комнату забегает, думал, наверное, что у меня парень. Увидел все это на простыне, на меня смотрит и говорит: «Где он?». Я чуть в Аид не провалилась от стыда. Вообще не понимаю, о чем он. А у меня, как назло, еще струйка крови по ноге течет — щекотно так. Папа к шифоньеру подбежал, начал дверки открывать. И тогда до меня дошло, что он ищет парня, которого не было. Пришлось ему правду рассказать. Говорю, мол, если не веришь, то иди под моим окном найдешь того парня — только он выглядит теперь как свечка. В общем, потом сама еще на него наорала. Сказала, что это он меня довел, до крайностей и что это все из-за него, из-за этих дурацких клятв с целкой.
— Это жесть! — конечно ее история выглядела по предела идиотской. Я сделал еще пару глотков.
— Что «жесть»? — не поняла она, прищурившись от табачного дыма. — Кстати, с тобой он мне встречаться разрешает.
— Жесть, значит жестко, круто! — пояснил я.
— Блядь, ты такие интересные вещи говоришь, надо за тобой записывать, а то я забываю, — она забрала у меня вишняк и тоже отпила, через миг на лице баронессы отразилось страдание от ощущений после крепкого напитка.
— Дорогая, ты знакома с Дашей Грушиной? — я решил перейти к важным для меня вопросам.
— С Грушей? Конечно. С вашей школы, правильно? — она откинула штору, чтобы сесть удобнее.
— Да. Не знаешь, она последнее время ходит в клубок, в «Сталь и Кровь»? — спросил я.
— Не знаю. Скорее всего нет. Хотя может заглядывает. Ее парня там зарезали, кстати, он тоже был из «волков». С кем-то они там что-то не поделили. Поцелуй меня, а? — Талия немного раскраснелась от выпивки.
Вот что ей ответить? Мне сейчас не до подобных приятностей.
— Давай только без продолжения, хорошо? — я поцеловал ее в губки, не долго, так чтобы не дразнить ни ее, ни себя. — Я же сказал, у меня сейчас все мысли об Айлин. Она на грани жизни и смерти, и я пока не могу так.
— Понимаю, прости, — баронесса глотнула из бутылочки.
— Мне нужно кое-что выяснить по нашей Груше. Подумай, она может сейчас водить дружбу или общаться с кем-то из «волков»? — я стряхнул в пепел, поглядывая на эрмимобиль, до сих пор ожидавший баронессу.
— Да, вполне может. После Зорака она еще с Рамосом встречалась, но на Махровскую уже не ходила. А чего ты ее не спросишь в школе? — удивилась Евстафьева.
— Слушай, ты же знаешь, где она живет? — глядя на ожидавший эрмимобиль, я подумал, что завтра в школу я могу не попасть, а пообщаться с Грушиной лучше поскорее. И вживую — не по эйхосу.
— Ну да, помню. Это на Любчиках. Только адрес не назову, — Талия выбросила окурок.
— Давай так, ты скинь ей сейчас сообщение, спроси, дома она или нет. Если не дома, то узнай где. Мол, тебе нужно с ней срочно поговорить. Только не говори, что я рядом и тем более не говори, что я попросил об этом, — щелчком я выбросил окурок в окно.
— Ты прямо как Лис, — рассмеялась госпожа Евстафьева. — Но для тебя на все согласна. На любой обман. Жалко, что сегодня трахнуться не получится, — она сделала жалобные глазки и отстегнула эйхос.
— Я пока переоденусь, — открыв шифоньер я достал новые джаны, взамен пострадавших во вчерашних приключениях. Разделся догола. В самом деле, чего стесняться, Талия же очень обосновано заверила, что мы теперь — свои люди.
С Грушей она говорила долго, то поднося к уху эйхос, то ко рту, чтобы наговорить новое сообщение. За это время я успел сходить в ванную, привести себя в порядок. Когда я вернулся, госпожа Евстафьева взвизгнула от радости, бросилась ко мне со словами:
— Она в Ржавке! Едем!