Граф Сухров ответил, когда я ехал в Резники. Выражал горькое соболезнование, возмущался, что с нашей одноклассницей так жутко, трагически вышло. Но что сейчас его слова? Они лишь раздували пламя в моей душе. Этот огонь пока еще таился за моим внешним спокойствием — беспощадный огонь мщения. Своей волей я не давал вырваться ему наружу. Но я не намерен сдерживать его долго, и поэтому ехал к «волчьему» клубу. Зло должно быть наказано. А Сухрову я даже не знал, что сейчас ответить. Мне пока не хотелось общаться ни с кем. Еграм скинул еще одно сообщение, настойчиво пытался отговорить меня заглядывать в клуб одному. По его мнению, «волки» могли в большинстве собраться там в ближайшее время. Вообще-то это выглядело логичным. Ведь Сухров договорился с Лешим о встрече возле моста в восемнадцать тридцать. Но Леший, так же известный, как виконт Турчин — человек вовсе не глупый, и ясно, что он постарается основательно подготовиться к встрече с Сухровым. Очень вероятно, что «волчья стая» будет совещаться именно в клубе. Я снова не ответил Еграму, и он прислал еще одно сообщение, мол, раз я решил идти сам, то он тоже сам сейчас же поедет к «Кровь и Сталь». Вот здесь мне пришлось ему ответить:
«Не вздумай! И пойми, я знаю, что делаю. Делаю это не сгоряча, хотя в моей душе бушует огонь. Прости, Еграм, ты сейчас не сможешь меня понять. Это мой принцип: я могу простить боль, причиненную лично мне, но я всегда жестоко наказываю за боль тем людям, которых я люблю. Сейчас я должен сделать то, что должен. Просто дождись, когда я освобожусь».
Эрмимобиль довез меня до начала Махровской. Дальше я пошел пешком. «Волчий» клуб располагался на пересечении этой улицы и Столярова, на небольшой площади с маленьким грязным сквером, где по вечерам много пьяных и часты драки. Пройти до площади оставалось не более трех сотен метров. По пути я искал подходящее место, чтобы на несколько минут укрыться от глаз прохожих. Хотя их здесь было немного.
Не найдя ничего лучшего, я остановился между рекламной тумбой и газетным киоском и активировал «Маску Лжеца». Вызвал сразу заготовку «Саруман», вглядываясь в стекло с разноцветными листами рекламных плакатов. Тумба с одной стороны защищала меня от посторонних взглядов, а в стекле, кое-как виднелось мое отражение. Лицо начало меняться: бледнеть, дергаться и принимать черты убитого мага — того самого, которого в Шалашах выпила до смерти моя лазутчица — Эршага Нуи.
Вот и все: теперь я очень похож на мага «волчьей стаи». Практически неотличим лицом — тем самым, которое я успел запечатлеть вскоре после его смерти. У меня оно такое же бледное, будто мертвое, хотя я могу играть эмоциями на нем. Даже мои глаза стали будто из мутного стекла, и проступает та жуткая гримаса, оставшаяся в последний миг жизни убитого вилпрой. Увы, я не мог перенять его походку и жесты — я их просто не знал. Вернее, не помнил, потому что в тот день, когда я был у колбасника с Айлин, я не обратил внимание на эти делали. Но уверен, что моя походка и жесты сейчас не будут похожи на те, что свойственные графу Елецкому. Зачем я это сделал? Если кто-то думает обвинить меня в трусости, то он очень заблуждается. Я не боюсь разбирательств с полицией или с канцелярией Имперского Надзора, но не хочу тратить на это свое дорогое время. И еще мой замысел: привнести в то, что произойдет сейчас, значительную долю мистики. Навести ужас на банду, считающую себя безнаказанной. Пусть знают, что их никто не спасет от возмездия; их не защитят никакие высокие связи, пусть даже сам князь Козельский. Кстати, он-то женат на Жанне — двоюродной сестре императора. Об этом я узнал недавно, пытаясь понять, отчего так неладно у нас в империи в самых ее верхах.
Но ладно, сейчас эти факты к делу отношения не имеют. Глянув на часы, я направился к площади, по пути вживаясь в новый образ. Образ мага, убитого и брошенного его дружками на втором этаже «колбасника». То, что его тело бессовестно бросили, даже не сообщив в полицию, мне сказал Еграм. Пусть думают, что их мертвый друг, пришел мстить. Пусть думают, что я его призвал. Пусть выдумывают любые жуткие небылицы и пусть родится темная легенда. Сколько похожих легенд я породил за свои многие жизни!
Я остановился у края сквера, не сходя с мощеной дорожки — ее попортили разросшиеся корни деревьев. Огляделся: в самом сквере никого, кроме нескольких прохожих. У входа в клуб под вывеской «Кровь и Сталь», сваренной из угловатых кусков металла, стояло два эрмимобиля: старый «Бурунг» с покореженным корпусом, явно побывавший ни в одном дорожном столкновении; и относительно свежий «Харсис». «Харсис» — это британская марка, и в Москве они нечастые гости. Сразу возникла мысль: уже не сам ли Джеймс Лаберт здесь? С другой стороны, дешевая модель «Хариса» вряд ли может принадлежать теневому владельцу клуба (я был почти уверен, что клуб принадлежит ему). Если Лаберт здесь, то это скверный поворот. Я не хотел его убивать сейчас. Он — та самая ниточка. Она может вывести к тем таинственным людям, которые мечтают видеть меня мертвым. Ведь не зря же я нанял Скуратова, чтобы собрать побольше информации.
Из дверей клуба вышло двое парней, остановились у входа, один из них закурил. Судя по одежде оба из «Стальных Волков»: клепаные кожанки с металлическими вставками, цепи, на груди медальоны. Скорее всего, Морены — издали не видно. То, что они остановились там, для меня стало первым неудобством. Убирать их на улице — действо по ясным причинам нежелательное. А спуститься в клуб, имея их за спиной, не то чтобы значительный риск, но обстоятельство маложелательное. Я решил подождать несколько минут, прошелся вдоль вытоптанной клумбы, обогнул куст сирени, возле которого валялся мусор и осколки пивных бутылок. И тут увидел «Катран» — эрмимобиль графа Сухрова. Он медленно проплыл по противоположной стороне улицы, фыркнул густым облаком пара и свернул за угол. Там, судя по звуку, остановился. Как же не вовремя, господин Сухров! У меня нет возможности подстраиваться под него, тем более тратить внимание на его безопасность. Ведь внимание для мага — штука еще более драгоценная, чем для мастера рукопашного боя. Не имея больше возможности ждать, я направился прямиком в «Кровь и Сталь».
Двое, стоявших у входа в клуб увидели меня, когда оставалось с полсотни шагов. Тот, что с сигаретой, застыл и побледнел, табачный дым самотеком пошел из его рта. Второй вздрогнул и произнес:
— Волга… Он же мертв! Говорили, он мертв! О, Морена!
Вспомнилось, что граф Сухров «Волгой» называл того самого мага, образ которого я сейчас использовал. Ну, Волга, так Волга. Хотя я это жутковатое существо с белым, искаженным гримасой смерти лицом, назвал «Саруманом».
Тот, что курил, попятился, спотыкаясь, боязно освобождая мне проход. Второй сбежал по ступенькам в подвал, где размещался клуб и заорал:
— Волга идет! Кровью клянусь! Волга!
План клуба я знал — посмотрел в информационной сети. Активировал в левую руку «Лепестки Виолы», правую пока вложил кинетическую атаку. Спустился по лестнице и повернул налево. И сразу столкнулся с одним из «волков», похоже, работавшим здесь вышибалой — отсеивал с порога нежелательных лиц.
— Э, стой здесь, — прогремел он, протягивая ко мне крепкую руку с мозолями на костяшках пальцев.
Я не стал проверять силу его, несомненно, прокаченных мышц, и не стал уточнять, знает ли он Волгу. Просто нанес дистанционный удар. Сильный и точный. Голова здоровяка запрокинулась, гулко ударяя затылком в кирпичную стену. Сам он безмолвно сполз на пол.
Я оглянулся — сзади пока никого — и распахнул дверь. В первый же миг слово «Волга» я услышал несколько раз, произнесенное кем-то с недоумением, кем-то с ужасом. Тут же распахнул «Лепестки Виолы», опережая направленный на меня остробой. Вскинул правую руку, резким движением ладони, отправляя стрелка в барную стойку. Кто-то появился справа, я даже не стал поворачиваться — пробил его кинетикой насквозь. На какой-то миг я успел увидеть в зеркале, мерцающим красным светом, лицо. То самое лицо, временно принадлежавшее мне: жуткое, мертвое, искаженное злостью и нечеловеческим безумием.
У «волка», только что пробитого кинетикой, клочья кожаной куртки влезли в грудь вместе с цепью и медальоном. В двух шагах от него лежало кровавое месиво, вероятно, что-то вылетевшее за него со спины.
Двое или трое самых смелых или самых глупых, выхватив ножи, бросились ко мне. Не добежали — я отбросил их широкой дистанционной атакой, одновременно переворачивая столы и стулья, со звоном снося на пол стаканы и бутылки. Добил акцентированной кинетикой, размозжив одному голову. Других просто отправил к богине, которую они так почитают.
— За Айлин! — прорычал я, но это был не мой голос, а голос посланника самой Морены.
Пусть волчья стая вкусит сполна то, что она насаждала здесь! Пусть ощутит страх, который эти мерзавцы желали видеть в глазах других людей.
Первый зал наполнился криками ужаса. Две девицы в кожанках и парень проскользнули мимо меня к выходу. За ними еще кто-то. Другие бросились во второй зал. Кто-то прятался за столами. От движения моей руки в том месте вспыхнул, раскрылся «Огненный Лотос». Языки жадного пламени лизнули деревянную облицовку стены, принялись поедать стулья.
— Сучья стая! Страшно⁈ Возмездие настигнет каждого! За Айлин! — прорычал я, нанося огненный удар в барную стойку.
Чья-то фигура вскочила, с воплем задергалась в огне. Еще кого-то и еще я пробил предельно жесткой кинетикой. Я не экономил магические силы — огонь мщения плохо уживается с расчетливостью. Снес еще двоих.
— Волоките сюда Лешего! Волоките трусливого Варгу! Иначе сгорите все! — выкрикнул я.
В этот миг раздались выстрелы. О, да! В дело вступили привилегированные «волки». Ведь не у каждого здесь есть пистолет. Пули больно ударили в грудь и живот. Все-таки мой магический щит пока еще не идеален. Но он бережет меня не уже высококлассного бронежилета. Эти синяки лишь раззадорили меня. В правую руку я активировал «Хаурх Дарос» — в переводе с лемурийского «Хватку Смерти». Этот фокус Морене должен понравится. Моя невидимая рука проникла в грудь первого стрелка. Рывок! Его сердце вылетело из груди и осталось висеть в воздухе, еще вздрагивая, брызгая струями крови, в то время как тело сползло на пол. Второй стрелок опустил пистолет и замер с жутко открытым ртом. К его ужасу, сердце, висевшее в воздухе в полутора метрах от него, метнулось к нему. Это еще живое сердце я воткнул в его пасть, глубоко до самого горла. Еще толчок — еще глубже! Сдохни, сволочь, от удушья! Третьему стрелку я просто снес голову.
— За Айлин, трусливые псы! — прорычал я, входя во второй зал, тускло освещенный красными лампами и заревом, зачинавшегося за моей спиной пожара.
Здесь нашлось еще двое отважных, двинувшихся на меня: один с ножом, другой размахивая тяжелой стальной цепь. С ними я не стал церемониться — снес жесткой, ломающей кости кинетикой. Какие-то глупцы слева громоздили баррикаду, переворачивая столы, наваливая табуретки. В их предсмертный миг я дал им понять всю бессмысленность этой затеи: широкий замах и их сооружение разлетелось в щепки. Кому-то пробило живот расколотой ножкой табуретки, и он истошно заорал. На груде разбитой мебели я вырастил «Огненный Лотос». Двоих или троих «волков», пытавшихся убежать, отправил к Морене кинетикой. И уже там дальше, дойдя до ринга остановился. Кто-то почему-то выключил музыку — жутковатый и трагический тандерклапс в исполнении «Елды» оборвала тишина. От неожиданности тишина казалась еще глубже, чем была на самом деле. Лишь огонь трещал за спиной, пожирая сломанные столы, табуретки и шкаф. Еще доносились стоны и плачь, немногих выживших после моей атаки.
Я пошел дальше, обходя ринг, свернул к танцплощадке и барной стойке, подсвеченной желтым и кроваво-красным светом, заметив там двоих или троих. Кто-то выскочил слева от меня и побежал к выходу. Я не стал останавливать: показалось, что этот парень не из «волков» — другая одежда. А там возле бара стояло две, напуганных до смерти девушки. Нет, три. Третья стояла отдельно, дальше первых двух.
— Пожалуйста! Пожалуйста, не убивайте нас! — черноволосая ударилась в слезы.
Вторая, рыженькая в рваном кожаном платье, просто с ужасом смотрела на меня, натягивая цепь, чтобы отступить подальше.
— Не бойтесь. Меня интересуют только мерзавцы из банды Лешего. Есть здесь кто-то еще? — я попытался сделать лицо добрее, хотя это вряд ли возможно в заготовке «Саруман».
— Там… — звякнув цепью, рыженькая кивнула на дверь прямо по проходу.
— Сколько их? — я потянул ее за цепь, желая осмотреть крепление. Скорее всего эти девушки оказались здесь и были закованы не по своей воле.
— Пожалуйста, не трогайте меня! Я ничего не сделала плохого! — взмолилась она. — Меня и Катю… Нас обманули. Пригласили на вечер, и мы здесь уже четвертые сутки.
— У кого ключи от замка? — спросил я. И повторил вопрос: — Сколько человек с Лешим?
— Туда трое вошло, может четверо, — рыженькая снова кивнула на дверь. — Ключи были у Жука. Вы его, наверное, убили. Он там был, — она указала на двоих, лежавших возле перевернутого стола, куда уже подбиралось пламя.
Пожалуй, девушек следовало освободить в первую очередь. Скоро здесь все могло охватить огнем, и они тогда не смогут выбраться.
— Этот? — спросил я, подбежав к двум мертвецам и указав на ближнего.
Рыжеволосая мотнула головой. Я оттянул второго дальше от огня и принялся проверять его карманы. Нашел ключи сзади, прикрепленные к поясу длинной цепью. Валявшимся рядом ножом разрезал ремень и вернулся к девицам с увесистой связкой ключей.
— Разбирайтесь с замками, — я в спешке бросил ключи на стойку и поспешил к двери, за которой мог быть Леший и Варга.
Имелась даже мысль, перед их смертью появиться в облике графа Елецкого — эти подонки должны знать, от кого истекает огонь возмездия.
Дверь оказалась заперта. Я дважды ударил ногой, прочная, укрепленная толстыми листами бронзы дверь выстояла. Отойдя на несколько шагов, изготовил правую руку для кинетического удара. Магической энергии оставалось немного, и следовало бы тратить ее более рационально. Резкий толчок ладонью правой — невидимая сила ударила в дверь, выгибая посредине, затрещали доски, посыпалась штукатурка, но дверь устояла. Увы, не совсем правильное приложение магических сил. Теперь я сделал по-другому, осмотрел место, где располагался замок. Отошел, приноровился и ударил точно туда акцентированной атакой небольшого радиуса, вкладывая еще больше силы. Ее оказалось столько, что на месте замка образовалась дыра со рванными краями металлического листа. Удар ногой, и дверь распахнулась.
Теперь важное — защита. Я снова раскрыл «Лепестки Виолы» и вошел в тускло освещенный коридор. Медленным шагом одолел шагов двадцать прислушиваясь, стараясь почувствовать присутствие людей за стеной. Остановился у следующей двери, изготовился и нанес удар по ней ногой. Она распахнулась сразу. В большой комнате, освещенной подпотолочным окном, довольно добротно оставленной, не было никого. Глаза сразу отметили явные признаки торопливого бегства: несколько бумаг с печатями валялись на полу, открыт шифоньер, дверка сейфа слева от дивана распахнута, на полу две или три пятирублевых купюры.
Я выскочил из комнаты в коридор и поспешил дальше. За поворотом начиналась крутая лестница, ведущая наверх — во двор дома, в подвале которого располагался клуб «Кровь и Сталь». Взбежав по ступеням, я огляделся. Дальше преследовать Лешего и тех, кто успел сбежать с ним было бессмысленно. Наверняка они уехали на эрмимобилях.
Я вернулся в зал с рингом, желая убедиться, что девушки смогли избавиться от цепей и убежать. Двоих уже не было на прежнем месте, но одна девчонка, что стояла дальше первых двух, все еще находилась в зале. Языки пламени жарко мерцали на ее полуголом теле, она плакала и отчаянно дергала цепь.
— Где ключи? — подбегая, я оглядел стойку, где оставил связку ключей для двух сбежавши девиц.
— Лана выбросила в огонь! — сквозь рыдания ответила она, указывая рукой за горящие столы.
— Черт! — бывают же мрази, которое именно так платят за добро сделанное им. — Ну-ка, замолчи, — грозно сказал я девице. — Сейчас что-нибудь придумаем. Как тебя звать?
— Артемида. Или лучше Артис, — всхлипнула она, глядя на меня испуганными, мокрыми глазами. На ее лице виднелась кровь и следы побоев.
— Наклонись, опусти цепь на пол, — распорядился я, быстро собирая в правую руку заготовку кинетического удара. Максимально акцентируя его в малую точку, ударил в выбранные звенья. Получилось — стальная цепь разорвалась.
— Там кто-то есть! Он с пистолетом! — выкрикнула Артемида, указывая в клубы дыма — из них появилась чья-то фигура.