Василевский

Глава 2 ЦЕННЫЙ ОПЕРАТИВНЫЙ РАБОТНИК

А. М. Василевский, прибыв в Москву, поселился в Сокольниках на 11-й Сокольнической улице, напротив Ворошиловских казарм, в пятиэтажном кирпичном доме, который жители этого района называли «военным». В квартире из трех комнат, где уже проживали две семьи, Василевским досталась самая большая — метров шестнадцать — восемнадцать. Газа в доме не было, а в маленькой кухне стояли керосинки.

В Управлении боевой подготовки А. М. Василевский познакомился с будущим Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым. «Мое первое знакомство с ним произошло в начале 1931 года, — вспоминал Александр Михайлович, — в Наркомате по военным и морским делам, куда мы одновременно прибыли для прохождения службы. Он был назначен как отличный командир-методист на должность помощника инспектора кавалерии Красной Армии».[51] В свою очередь, Г. К. Жуков отмечал: «Инспекция кавалерии РККА работала в тесном контакте с Управлением боевой подготовки Красной Армии. Там я впервые познакомился с Александром Михайловичем Василевским, с которым нас в годы Великой Отечественной войны объединяла совместная работа на фронтах в качестве представителей Ставки Верховного Главнокомандования. Уже тогда Александр Михайлович превосходно знал свое дело, так как долгое время командовал полком и досконально изучил специфику боевой подготовки. В управлении к нему относились с большим уважением».[52]

А. М. Василевский, имевший богатый практический опыт, быстро освоил новые обязанности. О том, какой объем работы приходилось ему выполнять, наглядное представление дает аттестация, составленная на Василевского 27 июня 1932 г. В ней отмечалось: «В занимаемой должности один год. За это время проявил себя как командир с большими организационно-методическими навыками в области подготовки начсостава и бойца; быстро схватывающего обстановку у напористого, гибкого тактика; способного военнонаучного работника; четкого, аккуратного, исполнительного, быстрого и точного, не нуждающегося в подталкивании штабного работника; хорошего стрелка из всех видов стрелкового оружия. Тов. Василевский отлично справляется с техническим редактированием [“Бюллетеня боевой подготовки”], научным редактированием [журнала “Военный вестник”], с большой тщательностью прорабатывая материал, проявляя необходимое критическое чутье. На военных играх т. Василевский проявляет гибкость в оценке обстановки, осторожность в принятии решения, быстроту и решительность в проведении решения в жизнь. Вполне владеет командным языком, четко и быстро формулирует устные и письменные распоряжения. Лично сам проводит занятия с большой почтительностью и тактом. Отличительной особенностью в работе т. Василевского является вдумчивость, быстрота, точность и своевременность. За порученное т. Василевскому дело н[ачальни] к может быть спокоен как в отношении качества, так и срока. Скромный в личной жизни, тактичный, хороший товарищ, настойчивый и напористый в работе — таковы личные качества т. Василевского. Кандидат партии, активный общественник. Много работает над расширением своего военнотактического кругозора. До назначения в штаб УБП командовал 6 лет полком. Занимаемой должности вполне соответствует. Достоин продвижения на должность н[ачальни]ка штаба корпуса — командира дивизии в очередном порядке».[53]

В войсках по-прежнему значительное внимание уделялось отработке вопросов, связанных с теорией глубокого боя.[54] Летом 1933 г. в Приволжском военном округе под руководством начальника Штаба РККА А. И. Егорова состоялись опытные учения по практической отработке «Временной инструкции по организации глубокого боя», изданной в феврале того же года. При главном руководителе состоял штаб, сформированный из работников Управления боевой подготовки, Штаба РККА, инспекций и управления бронетанковых войск. Штаб по руководству учениями возглавлял А. М. Василевский. Его деятельность получила высокую оценку. В заключении Высшей аттестационной комиссии от 15 сентября подчеркивалось: «Тов. Василевский хорошо подготовленный командир. Умело и поучительно проводит занятия с начсоставом. Требовательный к себе и подчиненным. Признать соответствующим занимаемой должности и должности помкомдива».[55]

В своих мемуарах Василевский пишет, что в связи с необходимостью усилить аппарат штаба Приволжского военного округа его направили туда начальником отдела боевой подготовки. Однако причина этого назначения была иная. В 1933 г. у Василевского появилась новая возлюбленная, Екатерина Васильевна Сабурова, работавшая в наркомате обороны. Она родилась в Астрахани в семье врача. Ее отец умер в 1919 г., а мать — двадцать лет спустя. Роман с Сабуровой послужил причиной развода Александра Михайловича в 1934 г. с первой женой.[56]

После того как Василевский сообщил жене о том, что у него есть новая избранница, Серафима Николаевна ушла в другую комнату, принесла оттуда коричневый чемодан и сказала:

— Собирай свои вещи и уходи!

Время было позднее. У подъезда дома Василевский встретил Жукова.

— Ты, Саша? — спросил он, подходя. — Куда собрался, в командировку? А я вот только что из нее вернулся. Ездил с Буденным в Гороховецкие лагеря. Ты почему молчишь?

— Мы с Серафимой разошлись… — наконец выдохнул Александр Михайлович. — У меня есть другая женщина, и я крепко ее полюбил.

— Ты что, Саша? — испугался за друга Жуков. — Тебя завтра же потащат на партбюро за это самое дело… Ты же знаешь, что у нас, военных, да еще коммунистов, разводы не в почете!

— Что теперь об этом говорить! — вздохнул Василевский. Он помялся. — Ну, я пошел.

— Ты на ней хочешь жениться? — поинтересовался Жуков.

— Да, и как можно скорее…

— Тогда до завтра! — Он подал другу руку. — Надо будет как-то уладить твое семейное дело…

Г. К. Жуков в то время был секретарем партбюро Штаба РККА. Ему начальник Штаба РККА поручил разобраться в этом деле. И видать, Василевский, не без содействия Жукова, был переведен в штаб Приволжского военного округа. 20 декабря 1934 г. приказом № 1280 наркома обороны Василевский назначается начальником 2-го отдела (боевой подготовки) этого штаба. Округом командовал 45-летний П. Е. Дыбенко, бывший моряк и нарком по морским делам, ставший затем общевойсковым командиром. Штаб округа возглавлял крупный знаток штабной работы Н. В. Лисовский, а его заместителем был В. Д. Соколовский, впоследствии Маршал Советского Союза. С ним Василевскому пришлось еще не раз встречаться в дальнейшем.

А. М. Василевский, вступив в новую должность, сразу же окунулся в пекло событий. В 1935 г. ему довелось руководить оперативным отделом одной из армий в ходе стратегической полевой поездки на территории Белорусского военного округа. Она была проведена под руководством командующего округом И. П. Уборевича. «Польза от полевой поездки в Белоруссию для ее участников, — пишет Александр Михайлович, — как и вообще от всех учебных мероприятий, проводившихся такими специалистами военного дела, как И. П. Уборевич, была огромной. Что касается меня лично, то я фактически впервые сумел серьезно проверить свою оперативную подготовку. В рамках Приволжского округа такой возможности мне ранее не предоставлялось.

В 1936 г. А. М. Василевскому было присвоено воинское звание полковника. Тогда же в его карьере произошел новый поворот — его и начальника оперативного отдела штаба Приволжского военного округа полковника С. Г. Трофименко приказом № 02 181 наркома обороны от 11 ноября зачислили слушателями первого набора в созданную по решению ЦК ВКП(б) Академию Генерального штаба. Всего на учебу направили 137 человек, в их числе будущих начальника Генерального штаба А. И. Антонова, командующих фронтами И. X. Баграмяна, Н. Ф. Ватутина, A.A. Говорова и П. А. Курочкина, начальников штабов фронтов М. В. Захарова, М. И. Казакова, В. Е. Климовских, В. В. Курасова, Г. К. Маландина, А. П. Покровского, Л. М. Сандалова и др.

Академия размещалась в двух домах по Большому Трубецкому переулку. В одном находились учебные аудитории, в другом жили слушатели. Срок обучения составлял 18 месяцев. Академию возглавлял комдив Д. А. Кучинский. Он служил в русской армии, затем вступил в Красную Армию, во время Гражданской войны занимал различные штабные должности, позднее командовал корпусом, возглавлял штаб округа. В академии преподавали такие видные специалисты, как М. И. Алафузо, М. А. Баторский, А. И. Верховский, Я. М. Жигур, Г. С. Иссерсон, Д. М. Карбышев, В. А. Меликов, В. К. Мордвинов, A.A. Свечин, Е. Н. Сергеев, Ф. П. Шафалович, Е. А. Шиловский и др.

Слушатели академии овладевали навыками организации и ведения армейской и фронтовой операций, знакомились с теоретическим курсом стратегии. Значительная часть времени отводилась методике разработки оперативных задач, проведения военных игр и командно-штабных учений в поле со средствами связи. На занятиях с докладами выступали Маршалы Советского Союза М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров, командарм 2-го ранга Я. И. Алкснис. Командующие военными округами И. П. Уборевич и И. Э. Якир провели показные игры на темы «Прорыв подготовленной обороны» и «Ввод в сражение механизированного корпуса».

1 июня слушателям академии был предоставлен летний отпуск. Затем их направили на двухнедельную войсковую стажировку на корабли Военно-Морского Флота. Василевский был отправлен на Балтийский флот. После стажировки слушатели участвовали в штабном учении со средствами связи, проведенном на территории Украинского военного округа с целью практической отработки фронтовой и армейской наступательных операций. На этом и завершилась учеба Василевского в академии. «Одной из причин этого явились имевшие место в стране, в том числе и в Вооруженных Силах, нарушения ленинских норм партийной и государственной жизни и социалистической законности, — пишет Александр Михайлович, — совершенно необоснованные репрессии, в результате которых часть командно-политического и особенно руководящего состава Вооруженных Сил, преподавателей и слушателей академий была арестована. В связи с этим в Вооруженных Силах последовала серия быстрых назначений и перемещений. Свыше 30 слушателей нашей Академии первого набора были направлены на различные, порою довольно высокие командные и штабные должности. Продолжала учение лишь половина, а окончила его — четверть набора».[57]

А. М. Василевский весьма скромно, не драматизируя, оценивает репрессии, захлестнувшие армию и флот. Всего в июне — ноябре 1937 г. армия потеряла не в бою, а по злой воле Сталина и его приближенных 15 140 командиров и политработников, в том числе 5 командующих войсками военных округов, 22 командира корпуса, 70 командиров дивизий и бригад.[58] Аресту и расстрелу подверглись многие из тех, с кем А. М. Василевскому приходилось встречаться по делам службы. Среди них — П. Е. Дыбенко, Н. В. Куйбышев, Д. А. Кучинский, А. Я. Лапин (Лапиньш), Н. И. Муралов, А. М. Перемытов, А. И. Седякин, И. С. Уншлихт, Г. Д. Хаханьян и др. Бывший начальник Штаба РККА, а затем Генштаба маршал А. И. Егоров умер в тюрьме.

В своих мемуарах А. М. Василевский не говорит о том, подвергался ли он аресту или преследованию. П. Ф. Белов, автор книги «Маршал Василевский: Честь и верность», приводит запись беседы с адъютантом маршала полковником М. И. Сорокиным.[59]

— Товарищ полковник… Маршалу довелось общаться по службе с Тухачевским, Уборевичем, Корком, с другими известными военачальниками — мнимыми врагами народа… Да и происхождение — поповское… Не может быть, чтобы и над ним угроза не нависала…

— Что с вами сделаешь, вы земляки маршала, — после некоторого раздумья сказал Сорокин. — Да, тучи сгущались. Но кто-то Александра Михайловича предупредил. Он — к Шапошникову, которого знал с двадцать седьмого года, когда был командиром полка, а Борис Михайлович командовал войсками Московского округа. Потом под руководством Шапошникова ваш земляк начинал работать в Генштабе… Бориса Михайловича очень ценил и уважал Сталин. Немногим дозволялось называть вождя по имени-отчеству, Шапошникову — дозволялось. Шапошников пошел к Сталину и решительно воспротивился наговорам на любимого ученика. Тем все и кончилось.

Племянник маршала Василевского Наркисс Евхаритский объяснял Белову ту же историю по-другому:

— Полковник Сорокин мог и не знать, при каких обстоятельствах Шапошников спас дядю Шуру. А может, и знал, да не хотел говорить… Но версия, что кто-то предупредил Александра Михайловича о готовящемся аресте, доверия не вызывает. Такие смельчаки были редки. Дядя Шура, скорее всего, в застенках побывал. Однажды Шапошников позвонил его жене Екатерине Васильевне и спросил, где муж. «Уехал на работу». Однако в Генштаб Василевский не явился и назавтра. Тогда Борис Михайлович пошел к Сталину…

Где три дня пропадал Василевский, так и остается загадкой? Но зато достоверно известно, что временно руководивший Академией Генштаба комбриг Я. М. Жигур приказал ему принять кафедру тыла. «Назначение для меня было совершенно непонятно, так как я в данной области специально никогда не работал, — вспоминал Александр Михайлович. — Однако мне было сообщено, что назначение сделано по представлению прежнего командования Академии и уже санкционировано начальником Генерального штаба. Таким образом, я волею судеб оказался вдруг в роли не только преподавателя, но и начальника кафедры такого ответственного учебного заведения, как Академия Генерального штаба».[60] Добавим, что в то время Генштаб возглавлял Шапошников, который и в дальнейшем будет помогать Василевскому.[61]

В новой должности Василевский пробыл недолго. В октябре 1937 г. его вызвал на беседу Шапошников.

— Садитесь, голубчик, — сказал Борис Михайлович. — Я вас немного знаю по Московскому военному округу, когда вы полком командовали. А теперь вот познакомился с аттестациями на вас как оперативного работника в штабе Приволжского военного округа. Это очень важное сочетание: опытный строевой командир и оператор. Хочу предложить вам перейти в Генштаб, возглавить отдел оперативной подготовки высшего комсостава. Как смотрите на это?

— Я хотя и знаком с оперативной работой, но в иных, значительно меньших, масштабах. По плечу ли новое назначение?

— Это хорошо, что вы стремитесь объективно соизмерять свои силы, — заметил Шапошников. — Что касается масштабов, то они неизбежно должны раздвигаться по мере роста самого работника. Думаю, общими усилиями мы справимся со всеми делами, хотя дел действительно много. Пугать вас не хочу, но и правды скрывать не стану: работать придется до изнеможения…

В должности начальника 10-го отделения 1-го отдела Генштаба А. М. Василевскому приходилось решать различные задачи, в том числе связанные с разработкой проектов приказов и директив наркома обороны и начальника Генштаба на новый учебный год. Во время боевых действий в районе озера Хасан в июле — августе 1938 г. Василевский по приказу начальника Генштаба дежурил у телеграфного аппарата, в комнате, оборудованной для этой цели напротив кабинета наркома обороны. Итоги вооруженного конфликта были рассмотрены 31 августа на заседание Главного военного совета и нашли отражение в приказе № 0040 «О результатах рассмотрения Главным военным советом РККА вопроса о событиях на озере Хасан и мероприятиях по оборонной подготовке дальневосточного театра военных действий», подписанном 4 сентября наркомом обороны Ворошиловым.[62] В приказе отмечалось, что в обучении войск Дальневосточного фронта имеются серьезные недостатки, в которых обвинили командующего фронтом маршала B. К. Блюхера. Его причислили к «врагам народа», отстранили от должности и 22 октября арестовали. 9 ноября он погиб от жестоких истязаний в бериевских застенках.

По поручению начальника Генштаба А. М. Василевский принимал участие в подготовке приказа наркома обороны № 113 «О боевой и политической подготовке войск на 1939 учебный год» от 11 декабря. В нем перед войсками были поставлены весьма ответственные задачи, в том числе по отработке вопросов взаимодействия всех родов войск и изучению опыта современных войн.

В феврале 1939 г. А. М. Василевский, оставаясь начальником отделения оперативной подготовки, был назначен по совместительству врио помощника начальника 1-го отдела Генштаба, он же начальник 6-го отделения. В июне его избавили от приставки «врио». В новом качестве он участвовал в планировании и обеспечении руководства боевыми действиями на р. Халхин-Гол, во время похода Красной Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию и в Советско-финляндской войне 1939–1940 гг.

По свидетельству А. М. Василевского, под руководством начальника Генштаба Б. М. Шапошникова был разработан частный «план отражения агрессии» с учетом возможности возникновения конфликта между СССР и Финляндией. Этот план, в разработке которого участвовал и Александр Михайлович, был одобрен наркомом обороны. Замысел состоял в том, чтобы основательно подготовиться к ведению боевых действий с привлечением значительных сил, которым предстояло действовать предельно быстро. Но тогда план Шапошникова не был поддержан Сталиным, считавшим, что для разгрома Финляндии «нет необходимости в таком количестве войск». Командующему войсками Ленинградского военного округа командарму 2-го ранга К. А. Мерецкову было поручено разработать новый вариант плана прикрытия границы при возникновении конфликта. Такой документ под названием «План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии» 29 октября был одобрен Генштабом и утвержден маршалом Ворошиловым. В соответствии с планом советские войска должны были совершить вторжение на финскую территорию на всех направлениях с целью растащить группировку сил противника и во взаимодействии с авиацией нанести ему решительное поражение. Главный удар наносился с Карельского перешейка, чтобы разгромить основные силы финской армии в районе Сортавала, Виипури, Кякисальми (Кексгольм).

Пока войска готовились к военным действиям между СССР и Финляндией, велись переговоры о мирном разрешении спорных территориальных вопросов, но компромисса найти не удалось. К концу ноября группировка советских войск (14, 9, 8 и 7-я армии) насчитывала около 422,6 тыс. человек, до 2500 орудий и минометов, 2 тыс. танков, 1863 боевых самолета.[63] Действия 14-й армии поддерживал Северный флот, а 7-й армии — Балтийский флот и Ладожская военная флотилия; всего немногим более 200 боевых кораблей и судов.

Вооруженные силы Финляндии совместно с обученным резервом насчитывали около 600 тыс. человек, около 900 орудий, 27 исправных танка и 270 самолетов.[64] В ходе военных действий Англия, Франция и некоторые другие страны поставили в Финляндию до 100 тыс. винтовок, свыше 6 тыс. пулеметов, 500 орудий, 350 самолетов, 160 млн патронов и 2,5 млн снарядов.[65] Финская армия была хорошо обучена для ведения оборонительных и наступательных боев в лесисто-болотистой местности, которая имела слабо развитую сеть железных и шоссейных дорог. По плану финского командования намечалось с боями отойти к линии Маннергейма и там остановить советские войска.

Официальным поводом для перехода в наступление войск Ленинградского военного округа послужил инцидент, происшедший на советской территории в районе селения Майнила. «По сообщению штаба Ленинградского военного округа 26 ноября в 15.45 наши войска, расположенные в километре северо-западнее Майнилы, — отмечалось в центральной советской прессе, — были неожиданно обстреляны с финской территории артогнем. Всего финнами было произведено 7 орудийных выстрелов: убиты три красноармейца и один младший командир, ранены 7 красноармейцев, один младший командир и один младший лейтенант». После этого между правительствами СССР и Финляндии начался обмен нотами, в которой ни одна из сторон не признавала себя виновной в происшедшем. 28 ноября советское правительство заявило, что «с сего числа считает себя свободным от обязательств, взятых на себя в силу пакта о ненападении, заключенного между СССР и Финляндией». На следующий день правительство Финляндии, стремясь избежать войны, сообщило о своем согласии на отвод войск, но было уже поздно.

29 ноября нарком обороны маршал Ворошилов приказал войскам Ленинградского военного округа в 8 часов 30 минут следующего дня начать наступление против финской армии. Для руководства «всеми операциями и всей организационно-творческой работой, связанной с фронтом», была создана Ставка Главного военного совета РККА в составе И. В. Сталина, наркома обороны К. Е. Ворошилова, начальника Генштаба Б. М. Шапошникова и наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова. С началом боевых действий первый заместитель начальника Генштаба генерал И. В. Смородинов был направлен в штаб Ленинградского военного округа для оказания помощи его командованию. Поэтому А. М. Василевский решением начальника Генштаба временно был привлечен к работе в должности его заместителя по оперативным вопросам.

Войска Ленинградского военного округа, несмотря на все усилия, не сумели прорвать линию Маннергейма. Поэтому 28 декабря Главный военный совет РККА принял решение о приостановке наступления и подготовке к новой операции. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б), состоявшемся в начале января 1940 г., был принят план прорыва линии Маннергейма, разработанный ранее под руководством Шапошникова. 7 января создается Северо-Западный фронт (7-я и 13-я армии) под командованием командарма 1-го ранга С. К. Тимошенко. В подчинении наркома обороны оставались 8, 14 и 15-я армии. К началу февраля группировка советских войск, предназначенная для наступления, насчитывала почти 975,7 тыс. человек, 1558 танков и 257 бронеавтомобилей.[66]

11 февраля в полдень после продолжительной артиллерийской подготовки (в полосе 7-й армии — 2 часа 20 минут, в 13-й армии — 3 часа) войска Северо-Западного фронта перешли в наступление. В ходе упорных боев войска 7-й армии прорвали вторую полосу обороны линии Маннергейма и к 1 марта вышли на подступы к Выборгу. Соединениям 13-й армии удалось прорвать главную полосу обороны только на отдельных участках.

К этому времени в жизни А. М. Василевского произошло событие, которое сыграло решающую роль в его дальнейшей карьере. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б), на котором присутствовал Василевский, по докладу начальника Генштаба был принят ряд оперативных и срочных решений. Б. М. Шапошников поручил Александру Михайловичу немедленно отправиться в Генштаб, чтобы отдать там все распоряжения, связанные с этими решениями. Вскоре Василевскому позвонил А. Н. Поскребышев, секретарь Сталина, и сообщил, что его ждут в Кремле к обеду. Быстро закончив дела, Василевский через несколько минут уже сидел рядом с Борисом Михайловичем за обеденным столом. Один из очередных тостов Сталин предложил за здоровье Василевского и вслед за этим задал неожиданный вопрос:

— Почему по окончании семинарии вы не пошли попы?

Василевский, несколько смутившись, ответил:

— Товарищ Сталин, ни я, ни мой отец не имели такого желания. Никто из моих братьев не стал священником.

На это Сталин, улыбаясь в усы, заметил:

— Так, так. Вы не имели такого желания. Понятно. А вот мы с Микояном хотели пойти в попы, но нас почему-то не взяли. Почему, не поймем до сих пор.

Беседа на этом не кончилась.

— Скажите, пожалуйста, — продолжил Иосиф Виссарионович, — почему вы, да и ваши братья совершенно не помогаете материально отцу? Насколько мне известно, один ваш брат — ветеринарный врач, другой — агроном, третий — командир, летчик и обеспеченный человек. Я думаю, что все вы могли бы помогать родителям, тогда бы старик не сейчас, а давным-давно бросил бы свою церковь. Она была нужна ему, чтобы как-то существовать.

— Я с 1926 года порвал всякую связь с родителями.[67] Если бы поступил иначе, то, по-видимому, не только не состоял бы в рядах партии большевиков, но едва ли бы служил в рядах РабочеКрестьянской армии и тем более в системе Генерального штаба. За несколько недель до этого впервые за многие годы я получил письмо от отца, о чем немедленно доложил секретарю партийной организации, который потребовал от меня и впредь сохранять во взаимоотношениях с родителями прежний порядок.

Сталина и членов Политбюро, присутствовавших на обеде, этот факт удивил.

— Вам надо немедленно установить с родителями связь, — сказал Сталин, — оказывать им систематическую материальную помощь. Передайте это секретарю парторганизации Генштаба…

Успехи Красной Армии вынудили правительство Финляндии 8 марта начать мирные переговоры с правительством СССР. 12 марта между СССР и Финляндией был подписан мирный договор. Согласно договору с 12 часов следующего дня военные действия были прекращены, граница на Карельском перешейке отодвигалась на 120–130 км (за линию Выборг — Сортавала). К СССР отошли небольшая территория севернее Куолаярви, несколько островов в финском заливе, финская часть полуостровов Средний и Рыбачий в Баренцевом море, а в аренду на 30 лет передавался полуостров Ханко с правом создания на нем военно-морской базы. Для демаркации новой государственной границы была создана смешанная комиссия, которую с советской стороны возглавил Василевский. Он, подводя итоги ее деятельности, отмечал: «В конечном счете работа была признана удовлетворительной. Ее результаты вполне обеспечивали государственные интересы СССР и в то же время позволяли нам сохранять добрососедские отношения с Финляндией».[68]

Потери Красной Армии составили: безвозвратные —126 875 человек, санитарные — 264 908 человек, 3179 танков, в том числе 1904 в боях, а также 422 боевых самолета (из них почти половина потерпела аварию или катастрофу).[69] Финляндия, по одним данным, потеряла 48 243 человека убитыми и 43 тыс. ранеными,[70] по другим — 95 тыс. убитыми и 45 тыс. ранеными.[71]

В стратегическом отношении итоги войны были в пользу Советского Союза: удалось улучшить положение на северо-западе и севере, создать предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда и Мурманской железной дороги. Однако в политическом отношении достигнутые результаты были не в пользу СССР: резко упал международный престиж страны, выступившей в роли агрессора, произошло ухудшение отношений с другими странами, прежде всего с Англией и Францией, Советский Союз был исключен из Лиги Наций. Не лучше обстояло дело и в военном отношении: ход военных действий показал слабость Красной Армии, укрепил Гитлера в уверенности в возможном разгроме СССР в ходе быстротечной кампании в ближайшее время.

Итоги войны с Финляндией в марте 1940 г. были обсуждены на пленуме ЦК ВКП(б). В его постановлении требовалось решительно перестроить систему подготовки и воспитания войск, повысить их боевую готовность и боеспособность. В соответствии с решением ЦК ВКП(б) с 14 по 17 апреля было проведено расширенное заседание Главного военного совета с приглашением представителей центрального аппарата Наркомата обороны, военных округов и академий, участников Советско-финляндской войны. В принятом постановлении «О мероприятиях по боевой подготовке, организации и устройству войск Красной Армии на основе опыта войны с Финляндией и боевого опыта последних лет» ставилась задача провести перестройку системы подготовки командных кадров, осуществлять боевую подготовку в соответствии с новыми требованиями боя.[72]

Одновременно произошли изменения в руководстве Наркомата обороны. В мае вместо Ворошилова наркомом обороны был назначен Тимошенко. Новое назначение получил и Василевский, которому в апреле присвоили воинское звание комдив. 21 мая по инициативе Шапошникова он был назначен заместителем начальника Оперативного управления Генштаба. С учетом опыта войны с Финляндией была проведена реорганизация Генштаба. Согласно приказу № 0038 наркома обороны от 26 июля в его состав вошли восемь управлений (оперативное, разведывательное, организационное, мобилизационное, военных сообщений, устройства тыла и снабжения, по укомплектованию войск, военно-топографическое) и три отдела (укрепленных районов, военно-исторический и кадров).[73] Заместителями начальника Генштаба были назначены генерал-лейтенанты И. В. Смородинов, Н. Ф. Ватутин (он же начальник Оперативного управления) и Ф. И. Голиков (он же начальник Разведывательного управления).

Если Генеральный штаб являлся мозгом армии, то Оперативное управление было мозгом Генштаба. А. М. Василевский, являясь заместителем начальника этого управления, принимал активное участие в разработке ряда важных оперативных документов. Сразу же отметим, что до нападения нацистской Германии на Советский Союз не удалось решить вопрос об организации руководства вооруженной борьбой в ходе войны. Еще в мае 1940 г. в Генштабе был подготовлен для доклада в Политбюро ЦК ВКП(б) проект решения о создании Главного командования на период войны. Но данный документ не был утвержден, а потому осталось в силе прежнее положение о том, что руководство боевыми действиями в случае большой войны будет осуществлять Главный военный совет во главе с наркомом обороны.

Одной из главнейших задач сотрудников Оперативного управления, в том числе Василевского, была разработка плана стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР.[74] В этом документе предусматривалось, что нападение на Советский Союз может ограничиться только его западными границами, но не исключалась возможность одновременного удара и со стороны Японии на Дальнем Востоке. Наиболее вероятным противником считалась Германия, на стороне которой могли выступить Италия, Финляндия, Румыния, Венгрия и Турция. Иран и Афганистан, считалось, займут позицию вооруженного нейтралитета. Всего, по подсчетам Генштаба, на западе и востоке Советского Союза могло быть сосредоточено около 270 пехотных дивизий, 11 750 танков, 22 тыс. полевых орудий и до 16,4 тыс. самолетов. При этом Германия вместе с Финляндией, Румынией, Венгрией могли развернуть 233 дивизии, 10 550 танков, до 18 тыс. полевых орудий и 13,9 тыс. самолетов.[75] Наиболее вероятным было сосредоточение главных сил к северу от устья р. Сан, а основной группировки войск — в Восточной Пруссии. Главный удар они могли нанести в направлении на Ригу, Ковно (Каунас) и в дальнейшем на Двинск, Полоцк либо на Ковно, Вильно (Вильнюс), Минск. Одновременно мог последовать удар другой группировки, развернутой по линии Ломжа, Брест в направлении Барановичей, а также высадка морских десантов в районе Либавы (Лиепая) и на побережье Эстонии. В случае выступления Финляндии на стороне Германии предполагалось, что финские войска при поддержке немецких дивизий нанесут удар по Ленинграду с северо-запада.

На юге Польши ожидалось наступление времахта с фронта Хелм, Томашув, Ярослав на Дубно и Броды в целях выхода в тыл львовской группировки Красной Армии и овладения Западной Украиной. Одновременно из районов Северной Румынии в направлении на Жмеринку возможен был переход в наступление румынской армии и немецких дивизий.

При изложенном варианте действий противника развертывание вооруженных сил Германии выглядело следующим образом. К северу от устья р. Сан (на рубеже Мемель, Седлец) ожидалось сосредоточение до 123 пехотных, 10 танковых дивизий, большей части авиации; к югу от устья р. Сан — до 50 пехотных и 5 танковых дивизий. Не исключалось, что для захвата Украины, а в дальнейшем и Кавказа командование вермахта сосредоточит свои основные силы к югу от устья р. Сан, в районе Седлец, Люблин, с тем, чтобы нанести удар на Киев, сопровождая его вспомогательными ударами из Восточной Пруссии. При таком варианте предполагалось сосредоточение на юге до 110–120 пехотных дивизий, основной массы бронетанковой техники и авиации, а на севере — 50–60 пехотных дивизий и некоторой части танков и самолетов.

В проекте плана подчеркивалось, что «основным, наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, и наиболее вероятным является первый вариант ее действий — с развертыванием главных сил немецкой армии к северу от устья реки Сан». Для полного развертывания войск Германии на западных границах Советского Союза потребуется 10–15 дней, а румынской армии (30 пехотных дивизий, в том числе 18 пехотных дивизий в районе Ботошани, Сучава) —15–20 дней. Полное развертывание финской и германской армий ожидалось не ранее как на 20–25-е сутки.

Действия противника на западных морских акваториях ожидались в трех районах. Немецкий и финский флоты могли сосредоточить свои силы главным образом в Балтийском и Баренцевом морях с задачей блокировать советские военно-морские базы на Балтике, высадить десанты в районе Либавы и захватить Моонзундский архипелаг, осуществить прорыв в Финский залив и заставить Балтийский флот отойти к востоку, крейсерскими операциями и действиями подводных лодок установить контроль над коммуникациями в Баренцевом море, блокировать порты Мурманска и Архангельска. Итальянский флот мог развернуть свои действия на Черном море. На Дальнем Востоке Япония могла выставить против СССР и Монгольской Народной Республики до 39 пехотных дивизий, 2500 самолетов, 1200 танков и до 4000 орудий. Основная масса ее сухопутных войск, авиации и морского флота нацеливалась против советского Приморья.

С учетом вышеизложенного разработчики плана констатировали: «В данный период при необходимости стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на два фронта необходимо считать основным фронтом Западный». Поэтому предлагалось основные силы Красной Армии развернуть к северу от Полесья. Всего на Западном ТВД намечалось развернуть три фронта: на главном направлении — Северо-Западный и Западный, на юге — Юго-Западный. На Дальнем Востоке планировалось сосредоточить такое количество войск, которое полностью гарантировало бы там устойчивое положение. Эти задачи возлагались на Забайкальский, Дальневосточный фронты и Тихоокеанский флот. Для прикрытия и охраны северного и южного побережья, границ в Закавказье и Средней Азии выделялись минимальные силы.

Недостатком проекта плана стратегического развертывания являлось то, что в нем большое внимание придавалось СевероЗападному стратегическому направлению (в ущерб Центральному) и отсутствовали меры противодействия в случае нанесения противником главного удара на люблинско-киевском направлении.

15 августа 1940 г. произошла очередная смена начальника Генштаба. Приказом № 0094 наркома обороны маршал Шапошников «согласно его просьбы, ввиду слабого здоровья» был освобожден от занимаемой должности и назначен заместителем наркома обороны.[76] Генштаб возглавил генерал армии К. А. Мерецков. По его указанию Василевский, которому в июне было присвоено воинское звание генерал-майор, переработал план. 18 сентября он под названием «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940–1941 годы», скрепленный подписями наркома обороны маршала Тимошенко и начальника Генштаба генерала армии Мерецкова, был представлен на рассмотрение Сталину и Молотову.[77] Он был исполнен в одном экземпляре лично Василевским и имел гриф «Особо важно. Совершенно секретно. Только лично».

Какие же изменения внес в новый проект Василевский? Во-первых, ожидалось, что при войне на два фронта Советским Союзом на его границах будут сосредоточены значительно большие силы: около 280–290 дивизий, 30 тыс. полевых орудий средних и тяжелых калибров, 18 тыс. самолетов. Количество танков было прежним — 11 750. Во-вторых, была уточнена численность вермахта — 243 дивизии (из них 8 моторизованных, 15–17 танковых), 10 тыс. танков, от 14 200 до 15 000 самолетов. Количество полевых орудий осталось прежним — 20 тыс. В-третьих, была скорректирована общая численность сил, которые Германия вместе с Финляндией, Румынией и Венгрией могла развернуть на Западе — 253 пехотные дивизии, 15 100 самолетов. Численность танков не изменилась и составляла 10 550 боевых машин. В-четвертых, силы, которые могла сосредоточить Япония против СССР, также были уточнены: до 50 пехотных дивизий, до 3 тыс. самолетов. Численность танков указывалась прежней — 1200 единиц. В-пятых, по-иному решался вопрос по организации обороны страны на Западном ТВД. Главные силы Красной Армии предлагалось развертывать по двум вариантам: к югу или к северу от Брест-Литовска (Бреста). Окончательное же решение зависело от той политической обстановки, которая сложится непосредственно к началу войны. Однако основным считался первый вариант — развертывание главных сил Красной Армии к югу от Брест-Литовска. По мнению маршала Захарова, такое решение противоречило оценке предполагаемых намерений противника, приведенной в новом плане.

Как и в предыдущем проекте, на Западе предлагалось развернуть три фронта — Северо-Западный, Западный и Юго-Западный. В составе Северо-Западного фронта (8-я, 11-я армии) намечалось иметь 17 стрелковых, 4 танковые, 2 мотострелковые дивизии, 2 танковые бригады и 20 авиационных полков. В Западный фронт (3, 4,10,13 — я армии) должны были входить 35 стрелковых, 3 танковые, одна мотострелковая и 4 кавалерийские дивизии, 4 танковые бригады и 39 авиационных полков. Наиболее мощным был Юго-Западный фронт (5, 6, 9, 12, 18, 19-я армии) — 69 стрелковых, 3 танковые, одна мотострелковая, 5 кавалерийских дивизий и 2 танковые бригады.

На Северо-Западный фронт предусматривалось возложить следующие основные задачи: оборона побережья Балтийского моря и недопущение совместно с Балтийским флотом высадки морских десантов противника; прочное прикрытие минского и рижско-псковского направлений с целью не допустить вторжения немцев на нашу территорию; овладение во взаимодействии с 3-й армией Западного фронта районом Сейны, Сувалки и выход на рубеж Шиткемен, Филипово, Рачки, чтобы обеспечить занятие 11-й армией более выгодного исходного положения для наступления; нанесение удара в общем направлении на Инстербург, Алленштейн, чтобы совместно с Западным фронтом сковать силы противника в Восточной Пруссии.

В задачи Западного фронта входили: прочное прикрытие минского направления; нанесение по сосредоточению войск одновременного удара с Северо-Западным фронтом в общем направлении на Алленштейн с целью сковать немецкие силы в Восточной Пруссии; оказание содействия Юго-Западному фронту в разгроме люблинской группировки врага ударом левофланговой армии в направлении на Ивангород; развитие в дальнейшем наступления на Радом, чтобы обеспечить действия Юго-Западного фронта с севера.

Для Юго-Западного фронта были определены следующие задачи: прочное прикрытие границы Бессарабии и Северной Буковины; нанесение по сосредоточению войск во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта решительного поражения люблин-сандомирской группировке противника и выход на р. Висла; нанесение в дальнейшем удара в направлениях на Кельце, Петроков и на Краков в целях овладения районом Кельце, Петроков и выхода на р. Пилица и верхнее течение р. Одер.

5 октября 1940 г. новый проект плана стратегического развертывания маршал Тимошенко и генерал армии Мерецков представили Сталину и Молотову. По свидетельству Василевского, Сталин считал, что Германия в случае войны постарается направить свои основные усилия на юго-западе, чтобы, прежде всего захватить наиболее богатые промышленные, сырьевые и сельскохозяйственные районы. Поэтому Сталин поручил Генштабу переработать план, предусмотрев сосредоточение главной группировки Красной Армии на юго-западном направлении. Эту задачу генерал армии Мерецков возложил на генералов Г. К. Маландина, А. Ф. Анисова и А. М. Василевского.

14 октября план стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза, доработанный с учетом полученных замечаний, был утвержден правительством СССР.[78] Как мы увидим позже, в плане был ошибочно оценен возможный замысел Гитлера. Главный удар войска вермахта нанесли все-таки на западном направлении, а Красной Армии и народу Советского Союза пришлось заплатить слишком высокую цену за просчет наркома обороны, начальника Генштаба и Сталина.

Вскоре А. М. Василевскому была поручена ответственная задача. Его и генерала В. М. Злобина, состоявшего для особо важных поручений при наркоме обороны, в качестве военных экспертов включили в состав правительственной делегации, которая была направлена в Берлин. Делегацию возглавлял председатель Совнаркома и нарком иностранных дел В. М. Молотов. Утром 10 ноября специальный поезд с членами делегации прибыл в столицу Германии. Их сопровождал немецкий посол в СССР граф Ф. фон дер Шуленбург. На Ангальтском вокзале делегацию встречала группа государственных деятелей Германии во главе с министром иностранных дел фон Й. Риббентропом и начальником штаба Верховного командования вооруженными силами Германии генерал-фельдмаршалом В. Кейтелем. После положенного в таких случаях церемониала делегацию разместили в замке Бельвю. В отеле «Кайзергоф» состоялся банкет в честь советской делегации.

В тот же день Молотов в сопровождении советского посла в Берлине, переводчиков и фон Риббентропа отправился в здание имперской канцелярии для встречи с Гитлером. Он, по свидетельству Василевского, попытался вовлечь советскую делегацию в грязную игру, предложив обсудить провокационный план «раздела мира» между Германией, Италией, Японией и СССР. Отвергнув политические инсинуации, Молотов потребовал конкретных ответов на вопросы о политике Берлина в Центральной и Юго-Восточной Европе и целях Германии в Финляндии и Румынии. Не найдя общего языка, стороны разошлись.

Вечером состоялся прием в советском посольстве на Унтер-ден-Линден. Авиаконструктор A.C. Яковлев, также входивший в состав советской делегации, вспоминал, что Гитлер и его коллеги были с членами советской делегации предельно любезны. Обед проходил в атмосфере нормальной дипломатической процедуры, за разговорами о самых пустых и нейтральных вещах.

Пока дипломаты вели переговоры, генералы Злобин и Василевский посетили авиационный концерн «Мессершмитт». На военном аэродроме Темпельхоф они осмотрели истребители Me-109, самолеты многоцелевого назначения Me-110. Им подробно рассказывали о тактико-технических данных самолетов, разрешили сделать записи. На следующий день состоялось знакомство с бронетанковой техникой. Во время ее осмотра Василевский познакомился с Э. фон Манштейном, будущим генерал-фельдмаршалом и своим противником. Легкие танки Т-1 и Т-2 особого впечатления на Злобина и Василевского не произвели. В то же время они с интересом выслушали сообщение о формировании ударных танковых групп, прототипа танковых армий, о создании которых мечтали теоретики Красной Армии.

Тем временем переговоры Молотова с руководством Германии не привели к успеху. Оно пыталось втянуть советскую делегацию в обсуждение вопроса о разделе Британской империи, предлагая СССР присоединиться к Тройственному пакту. Цель — побудить Советский Союз перенести центр тяжести своей внешней политики из Европы в Южную Азию и на Средний Восток, где он столкнулся бы с интересами Великобритании. В результате стратегические позиции СССР в Европе были бы ослаблены. Молотов, в свою очередь, ограничился выяснением намерений Германии относительно европейской безопасности и проблем, непосредственно касавшихся СССР, настаивая на выполнении ею ранее подписанных соглашений и обсуждении положения в Турции, Болгарии, Югославии, Греции и Польше.[79]

Утром 14 ноября советская делегация покидала Берлин. От помпезности и от показной приветливости хозяев, пишет Василевский, не осталось и следа: холодные проводы, сухой обмен официальными фразами. Берлин провожал их холодным дождем.

Ответ на германские предложения был дан 25 ноября. Руководство СССР формально выразило готовность «принять проект пакта четырех держав о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи», но при условии оказать Советскому Союзу содействие в заключении договора о взаимной помощи с Болгарией, создании режима благоприятствования для СССР в черноморских проливах, для чего гарантировать базу в Босфоре и Дарданеллах на условиях долгосрочной аренды для некоторого количества советских военно-морских и сухопутных сил. При этом особо подчеркивалось, что «зона к югу от Батуми и Баку в общем направлении в сторону Персидского пролива признается центром территориальных устремлений СССР». Кроме того, требовалось немедленно вывести германские войска из Финляндии, оказать влияние на Японию, чтобы та отказалась от концессий на Северном Сахалине.[80] Все эти условия, по существу, затрагивали интересы Германии, а потому не были ею приняты. А это, в свою очередь, исключало присоединение СССР к Тройственному пакту. Гитлер, убедившись, что Сталин не намерен послушно следовать его указаниям, отдал приказ о форсировании подготовки войны против Советского Союза.

После возвращения в Москву А. М. Василевский включился в подготовку совещания высшего командного состава Красной Армии, намеченного на конец декабря 1940 г., а также оперативностратегических военных игр, которые предстояло провести в начале января следующего года. К сожалению, Александру Михайловичу не суждено было принять участие в этих важных мероприятиях, так как в конце ноября он серьезно заболел. Врачи поставили диагноз — крупозное воспаление легких.

К этому времени руководство нацистской Германии активно готовилось к войне против СССР. В Генштабе Сухопутных войск с 29 ноября по 7 декабря 1940 г. была проведена военная игра под руководством первого оберквартирмейстера генерал-майора Ф. Паулюса с целью проверки проекта плана войны с Советским Союзом. На первом этапе разыгрывалось вторжение войск вермахта в приграничную полосу СССР, проводилось «обсуждение оперативных возможностей после достижения первой оперативной цели».[81] На втором этапе отрабатывались действия германских войск при их наступлении до рубежа Минск, Киев, а на третьем — за этим рубежом.[82] Результаты игры были обсуждены 13 декабря с высшим командным составом и учтены в окончательном варианте плана нападения на СССР.

18 декабря Гитлер подписал директиву № 21 под условным наименованием вариант «Барбаросса» («Barbarossa Fall»).[83]В ней вооруженным силам Германии ставилась задача «разгромить Советскую Россию в ходе одной кратковременной кампании». Замысел состоял в том, чтобы быстрыми и глубокими ударами мощных подвижных группировок севернее и южнее Припятских болот расколоть фронт главных сил Красной Армии, сосредоточенных в западной части России, и, используя этот прорыв, уничтожить разобщенные группировки советских войск западнее линии Западная Двина, Днепр, не допустив их отхода в глубь страны. В дальнейшем планировалось овладеть главными стратегическими объектами — Москвой, Ленинградом, Центральным промышленным районом, Донбассом и выйти на линию Архангельск, Волга, Астрахань, а затем создать «заградительный барьер против азиатской России по линии Волга, Астрахань».

К сожалению, в конце 1940 г. и начале 1941 г. Генштаб Красной Армии не располагал данными о планах вероятного противника. Поэтому основой заданий оперативно-стратегических игр, проведенных под руководством наркома обороны маршала Тимошенко, стали устаревшие к тому времени сведения о возможных планах нацистской Германии. Игры принесли несомненную пользу его участникам. Военный историк П. Н. Бобылев, детально исследовавший ход игр, отмечал, что «высший командный состав РККА получил хорошую практику в оценке обстановки и принятии решений в сложных условиях, в планировании и материально-техническом обеспечении фронтовых и армейских операций, в вождении крупных подвижных соединений во взаимодействии с авиацией».[84] Однако начало Великой Отечественной войны показало, что на военных играх прорабатывался такой вариант военных действий, который реальными «западными», то есть Германией, не намечался. Большинство участников игр руководили в них соединениями безотносительно к тому, какие должности они фактически занимали в начале 1941 г.

Разбор игр проводил Сталин, который был явно недоволен действиями «восточных» под руководством генерала армии Павлова, а также итоговым докладом начальника Генерального штаба. В результате Мерецков был освобожден от должности, а начальником Генштаба назначен генерал армии Жуков. К исполнению новых обязанностей он приступил 1 февраля 1941 г.

Материалы декабрьского совещания и военных игр легли в основу приказа № 30 наркома обороны от 21 января 1941 г. о боевой подготовке РККА на зимний период 1940/41 учебного года. В нем требовалось обучать войска только тому, что нужно на войне, и только так, как это делается на войне.[85]

В начале февраля 1941 г. А. М. Василевский был выписан из госпиталя и приступил к выполнению своих обязанностей. К этому времени начальник Оперативного управления генерал Н. Ф. Ватутин подготовил на него аттестацию за 1938–1940 гг. В ней говорилось: «Тов. Василевский А. М. — преданный делу партии Ленина — Сталина и социалистической Родине командир. Серьезные правительственные задания выполнял хорошо. Всесторонне развитый и хорошо подготовленный в оперативном отношении командир, твердо знающий службу Генерального штаба. Наряду с этим хорошо знает боевую подготовку войск и подготовку войсковых штабов. Обладает высоко развитым чувством ответственности за порученное дело. Дисциплинирован и исполнителен. К подчиненным внимателен и пользуется среди них авторитетом, как опытный, примерный командир, помогающий в работе своим подчиненным. Над собой работает. Обладая широким кругозором, в обстановке большого масштаба разбирается хорошо. Работает вдумчиво и внимательно. Военную тайну хранить может. Ценный оперативный работник. Состояние здоровья требует должного внимания к нему со стороны санитарной службы и правильного режима на служебной работе. Занимаемой должности вполне соответствует. Может быть начальником штаба особого округа, а в военное время — начальником штаба фронта».[86]

А. М. Василевский вернулся к исполнению своих обязанностей в то время, как Генштаб снова подвергся реорганизации. 8 марта Совнарком СССР принял постановление, касавшееся изменения его функций. На его основе маршал Тимошенко 15 марта подписал приказ № 0113, согласно которому на заместителя наркома обороны — начальника Генерального штаба, кроме руководства деятельностью управлений Генштаба, возлагалось руководство вопросами снабжения горючим, организации связи, противовоздушной обороны страны и Академией Генштаба.[87] В результате Генштаб утратил часть своих функций и стал на один уровень с другими органами высшего военного управления. Г. К. Жуков в своих мемуарах отмечал: «Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И. В. Сталину о состоянии обороны страны, о наших военных возможностях и о возможностях нашего потенциального врага. И. В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба. Не скрою, нам тогда казалось, что в делах войны, обороны И. В. Сталин знает не меньше, а больше нас, разбирается глубже и видит дальше. Когда же пришлось столкнуться с трудностями войны, мы поняли, что наше мнение по поводу чрезвычайной осведомленности и полководческих качеств И. В. Сталина было ошибочным».[88]

Тем временем Василевский продолжил работу над проектом плана стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР.[89]

11 марта он представил начальнику Генштаба доработанный документ. Что же нового внес Василевский в план по сравнению с предыдущим вариантом? Во-первых, считалось, что Германия имела развернутыми значительно больше дивизий — 260, в том числе 20 танковых и 15 моторизованных. Во-вторых, была уточнена численность сил, которые Германия вместе с Финляндией, Румынией и Венгрией могла развернуть на западных границах СССР, — 268 дивизий, 20 050 орудий, 10 810 танков и 11 600 самолетов. В-третьих, корректировке подверглось количество сил, которые могла выставить на Востоке Япония вместе с Маньчжоу-Го, — до 60 пехотных и одна кавалерийская дивизии, 27 смешанных и 6 кавалерийских бригад, 850 тяжелых орудий. Численность танков и самолетов оставалась прежней. В-четвертых, на Западе и финском фронте предусматривалось сосредоточить значительно больше сил Красной Армии: 171 стрелковую, 27 мотострелковых, 54 танковых и 7 кавалерийских дивизий, 2 отдельные стрелковые бригады и 253 авиационных полка. В остальном в новом проекте плана содержались прежние оценки о возможности развертывания главных сил Германии на юго-востоке от Седлеца до Венгрии с тем, чтобы ударом на Бердичев, Киев захватить Украину. Вспомогательный удар, как и ранее, ожидался на севере из Восточной Пруссии на Двинск и Ригу. Но не исключались и концентрические удары противника со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи.

А. М. Василевский, оценивая впоследствии план стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР, отмечал, что он предусматривал начало военных действий с отражения ударов нападающего врага. При этом развернутся крупные воздушные сражения, в ходе которых противник постарается обезвредить советские аэродромы, ослабить войсковые, и особенно танковые, группировки, подорвать тыловые войсковые объекты, а также нанести ущерб железнодорожным станциям и прифронтовым крупным городам. В свою очередь, командование Красной Армии намечало силами всей авиации сорвать попытки врага завоевать господство в воздухе и нанести по нему решительные удары с воздуха. Одновременно ожидалось нападение на границы СССР наземных войск с крупными танковыми группировками, натиск которых предстояло сдержать стрелковым войскам и укрепрайонам приграничных военных округов совместно с пограничными войсками. Механизированным корпусам, опирающимся на противотанковые рубежи, предстояло своими контрударами при поддержке стрелковых войск ликвидировать вклинившиеся в оборону вражеские группировки и создать благоприятную обстановку для перехода Красной Армии в решительное наступление. К началу наступления противника предусматривался выход на территорию приграничных округов войск, подаваемых из глубины СССР. В плане предполагалось, что войска Красной Армии вступят в войну во всех случаях полностью изготовившимися, а отмобилизование и сосредоточение войск будет произведено заблаговременно.

Советская разведка располагала определенной, но не всей, информацией о подготовке к нападению на СССР. Противник умело скрывал свои приготовления к операции «Барбаросса». По указанию Гитлера генерал-фельдмаршал Кейтель 15 февраля подписал специальную «Директиву по дезинформации противника». Пропаганда целиком обрушилась на Англию и прекратила свои обычные выпады против Советского Союза.

И. В. Сталин по линии Главного разведывательного управления и Наркомата государственной безопасности получал информацию о замыслах вероятного противника[90]. В ряде случаев она была близка к истине, иногда даже называлась точная дата нападения нацистской Германии на Советский Союз — 22 июня 1941 г. Однако Сталин, как свидетельствуют многие источники, не доверял этой информации. Кроме того, она не доводилась до такого главного потребителя, как Генштаб. «Как начальник Генерального штаба, принявший этот пост 1 февраля 1941 года, — пишет Г. К. Жуков, — я ни разу не был информирован И. В. Сталиным о той разведывательной информации, которую он получал лично».[91]

Несмотря на это, нарком обороны, начальник Генштаба, командующие приграничными военными округами проводили в жизнь некоторые мероприятия согласно плану стратегического развертывания вооруженных сил. Они не всегда находили поддержку Сталина, под давлением которого приходилось идти на попятную, отменять те или иные решения, что наносило вред делу повышения боевой готовности войск Красной Армии.

Мы не будем подробно перечислять все мероприятия, которые удалось провести в жизнь, а расскажем только о некоторых из них. В частности, 10 апреля по указанию начальника Генштаба генерал Василевский подготовил директиву по оперативному развертыванию войск приграничных военных округов в соответствии с планом стратегического развертывания. В документе говорилось: «Основные задачи: с переходом в наступление ЮЗФ (Юго-Западный фронт. — Авт.) — ударом левого крыла Западного фронта в общем направлении на Седлец — Радом наступать с ЮЗФ, разбить люблинско-радомскую группировку противника. Ближайшая задача овладеть Седлец, Луков и захватить переправы через р. Висла. Разработать план первой операции 13-й и 4-й армий и план обороны 3-й и 10-й армий».[92] Таким образом, по-прежнему исходили из устоявшейся стратегической аксиомы: а) главная угроза — на юго-западном направлении; б) наносим противнику встречный удар, немедленно переходим в контрнаступление и громим вражеские группировки.

Во второй половине апреля с целью усиления состава западных приграничных военных округов началось формирование 10 артиллерийских противотанковых бригад РГК и 4 воздушно-десантных корпусов. 26 апреля военным советам Забайкальского и Дальневосточного военных округов было предписано подготовить к отправке на запад один механизированный, два стрелковых корпуса, две воздушно-десантные дивизии. Одновременно директивой № орг/3/522698 Генштаба ставится задача перевести к 1 июля 1941 г. авиационный тыл ВВС на новую систему и организовать новые районы авиационного базирования.[93]

Сталин, не веря в возможность нападения нацистской Германии на Советский Союз в ближайшее время, считал необходимым от обороны перейти к военной политике наступательных действий. Об этом он заявил 5 мая на торжественном собрании, посвященном выпуску командиров, окончивших военные академии и военные факультеты гражданских вузов.[94]

— Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе, — говорил Сталин. — Красная Армия есть современная армия, а современная армия — армия наступательная.

Но о каком наступлении могла идти речь, если даже к обороне по-настоящему не успели подготовиться?

Все действия политического и военного руководства Советского Союза говорят о том, что они, с одной стороны, были направлены на то, чтобы подготовиться к отражению возможной агрессии, а с другой — не дать повода для обвинения СССР в нагнетании напряженности на западной границе. Так, 8 мая ТАСС опроверг слухи о сосредоточении войск Красной Армии на западных границах. На следующий день СССР разорвал дипломатические отношения с эмигрантскими правительствами Бельгии, Норвегии и Югославии, а 12 мая признал прогерманский режим в Ираке. 13 мая Генштаб направил директиву округам о начале выдвижения на запад с Урала в район Великих Лук 22-й армии, из Приволжского военного округа в район Гомеля — 21-й армии, из Северо-Кавказского военного округа в район Белой Церкви — 19-й армии, из Харьковского военного округа на рубеж Западной Двины — 25-го стрелкового корпуса, а из Забайкалья в район Шепетовки — 16-й армии. Всего в мае из внутренних военных округов на запад перебрасывались 28 стрелковых дивизий и 4 армейских управления. Однако дивизии насчитывали по 8–9 тыс. человек и не располагали полностью предусмотренной по штату боевой техникой.

14 мая командующим войсками приграничных военных округов были направлены директивы, в которых требовалось «с целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск» разработать детальные планы обороны государственной границы, противодесантной и противовоздушной обороны.[95] Западный Особый военный округ должен был разработать эти планы к 20 мая, Ленинградский и Киевский Особый — к 25 мая, Прибалтийский Особый — к 30 мая.

Генерал армии Жуков, считая необходимым иметь план, в котором предусматривалось нанесение упреждающего удара по возможному противнику, поручил генералу Василевскому доработать проект «Соображений по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Такой документ был подготовлен к 15 мая.[96] Он был написан от руки Василевским, адресован председателю Совнаркома СССР и не подписан ни наркомом обороны, ни начальником Генштаба. С чем же это было связано? Ответ дает Василевский в своем неопубликованном интервью, датированном 1965 г.: «Все стратегические решения высшего военного командования, на которых строился оперативный план (на 1940–1941 годы — Авт.), как полагали работники оперативного управления, были утверждены Советским правительством. Лично я приходил к такой мысли потому, что вместе с другим заместителем начальника оперативного управления (Генштаба. — Авт.) тов. Анисовым в 1940 году дважды сопровождал, имея при себе оперативный план Вооруженных Сил, заместителя начальника Генштаба тов. Ватутина в Кремль, где этот план должен был докладываться Сталину… Никаких пометок в плане или указаний в дальнейшем о каких-либо поправках к нему в результате его рассмотрения мы не получали. Не было в плане и никаких виз, которые говорили бы о том, что план был принят или отвергнут, хотя продолжавшиеся работы над ним свидетельствовали о том, что, по-видимому, он получил одобрение. На основе принятых правительством и высшим военным командованием стратегических решений план большой войны на Западе был отработан Генштабом вместе с соответствующими подразделениями Наркомата обороны и командованием западных приграничных округов. Он был также увязан с мобилизационным планом Вооруженных Сил. За несколько недель до нападения на нас фашистской Германии вся документация по окружным оперативным планам была передана командованию и штабам соответствующих округов»[97].

А. М. Василевский, человек с даром стратегического предвидения, сумел правильно определить намерение противника. В «Соображениях по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» отмечалось: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».

В отличие от прежнего плана стратегического развертывания войскам определялись более активные задачи. Первая стратегическая цель действий Красной Армии состояла в разгроме главных сил вермахта, развертываемых южнее линии Брест, Демблин, и в выходе к 30-му дню операции севернее рубежа Остроленка, р. Нарев, Ловичь, Лодзь, Крейцбург, Опельн, Оломоуц. В качестве последующей стратегической цели намечалось из района Катовице перейти в наступление в северном или северо-западном направлении, разгромить крупные силы врага в центре и на северном крыле германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии. Исходя из этого, определялась ближайшая задача — разгром германской армии восточнее р. Вислы и выход на краковском направлении на рубеж рек Нарев, Висла и овладение районом Катовице. Для решения этой задачи предусматривалось нанести: главный удар силами Юго-Западного фронта в направлении Краков, Катовице и отрезать Германию от ее южных союзников; вспомогательный удар левым крылом Западного фронта в направлении на Варшаву, Демблин с целью оковывания варшавской группировки и овладения Варшавой, а также содействия Юго-Западному фронту в разгроме люблинской группировки. Кроме того, намечалось вести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии, Румынии и быть готовыми к нанесению ударов против Румынии при благоприятной обстановке. Переход в наступление с рубежа Чишев, Людовлено планировалось осуществить силами 152 дивизий против 100 германских, а на других участках госграницы вести активную оборону.

Проект плана, разработанный Василевским по указанию Жукова, некоторые исследователи склонны оценивать как «агрессивный». О какой агрессии могла идти речь? Ведь Советский Союз не имел общей границы с Германией, войска которой находились как на территории, оккупированной ими в результате разгрома Польши, так и на территории союзников Германии. И Жуков, и Василевский в данном случае исходили из положений уставов, требовавших атаковать противника, где бы он ни находился. Однако Сталин не только отклонил предложение об упреждающем ударе, но и ответил категорическим отказом на просьбы Тимошенко и Жукова разрешить привести в боевую готовность войска приграничных округов, обвинив их в стремлении спровоцировать Германию на нападение, дать Гитлеру повод для агрессии. 16 мая Жуков был вызван в кабинет Сталина. «Сталин был сильно разгневан моей докладной и поручил передать мне, — вспоминал Георгий Константинович, — чтобы я впредь такие записки “для прокурора” больше не писал: что председатель Совнаркома более осведомлен о перспективах наших взаимоотношений с Германией, чем начальник Генштаба, что Советский Союз имеет еще достаточно времениу чтобы подготовиться к решающей схватке с фашизмом.

А реализация моих предложений была бы только на руку врагам Советской власти».[98]

И все-таки Сталин был обеспокоен состоянием обороны страны. По его решению в конце мая состоялось расширенное заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором с докладом о состоянии подготовки страны к обороне выступил начальник Генштаба генерал армии Жуков.[99] Он подчеркнул необходимость проведения в стране всеобщей мобилизации, так как в приграничных военных округах не все дивизии были укомплектованы до полного штата, а во внутренних округах большинство соединений содержалось по сокращенным штатам. Особую тревогу у начальника Генштаба вызывали состояние с оснащением войск новой боевой техникой, в том числе танками КВ, Т-34, боевыми машинами БМ-13 («катюши»), а также нехватка танков для укомплектования формирующихся 20 механизированных корпусов, артиллерии, средств связи. Не было завершено строительство укрепленных рубежей вдоль государственной границы. Сталин, подводя итог заседанию, практически поддержал все принципиальные выводы начальника Генштаба.[100] Он дал указание о разработке первоочередных конкретных предложений по устранению недостатков в подготовке страны к обороне, которые следовало внести в правительство для принятия решения.

После заседания Политбюро ЦК ВКП(б) были предприняты дальнейшие шаги по подготовке к отражению возможной агрессии. В конце мая Генштаб дал указание командующим войсками военных округов срочно приступить к подготовке командных пунктов. Одновременно начался призыв 793,5 тыс. военнообязанных запаса для укомплектования 21 дивизии приграничных округов, частей артиллерии, ПВО и укрепленных районов.[101] 4 июня Политбюро ЦК ВКП(б) постановило увеличить численность Красной Армии по мирному времени на 120 695 человек и по военному времени на 239 566 человек.

Это все были робкие шаги, вызванные боязнью «спровоцировать» Гитлера, который уже давно был готов к нападению на Советский Союз. Сталин по-прежнему решительно пресекал все инициативы на местах. По его указанию был запрещен вывод войск западных приграничных военных округов в полосу предполья.[102] И только 12 июня командующим этими округами было разрешено к 15 июня вывести дивизии, расположенные в глубине, ближе к госгранице.

Почему же Сталин не верил в возможность нападения Германии? Во-первых, внешняя и военная разведки, если судить из опубликованных сведений, сообщали несколько различных сроков нападения, которые (кроме 22 июня) не сбылись. Во-вторых, сыграла свою роль кампания по дезинформации советского руководства. 14 июня в «Правде» было опубликовано сообщение ТАСС. В нем объявлялось, что все слухи о намерении Германии порвать пакт о ненападении и совершить нападение на Советский Союз лишены основания. Это сообщение дезориентировало командиров Красной Армии и притупило их бдительность. Все эти просчеты в оценке международной обстановки и заигрывание с нацистской Германией роковым образом обернулись против Советского Союза. Оценивая этот документ, А. М. Василевский писал: «Сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года является, с одной стороны, военно-политическим зондажем, который со всей очевидностью показал, что Германия держит курс на войну против СССР и угроза войны приближается. Это вытекало из гробового молчания фашистских главарей на запрос, обращенный к ним Советским правительством. С другой стороны, это заявление показывало стремление нашего правительства использовать всякую возможность у чтобы оттянуть начало войны, выиграть время для подготовки наших Вооруженных Сил к отражению агрессии. Таким образом, полагаю правильным считать, что сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года является свидетельством заботы партии и правительства о безопасности нашей страны и о ее жизненных интересах. О том, что это сообщение является внешнеполитической акцией у говорит продолжавшееся осуществление организационно-мобилизационных мероприятийу переброска на запад войсковых соединений, перевод ряда предприятий на выполнение военных заказов um. д. У нас, работников Генерального штаба, как, естественному других советских людей, сообщение ТАСС поначалу вызвало некоторое удивление. Но поскольку за ним не последовало никаких принципиально новых директивных указаний, стало ясно, что оно не относится ни к Вооруженным Силам, ни к стране в целом».[103]

Однако времени на то, чтобы подготовиться к отражению возможной агрессии уже не было. 19 июня генерал армии Жуков направил командующему Киевским Особым военным округом телеграмму с указанием наркома обороны о выводе к 22 июня управления фронта (Юго-Западного. — Авт.) в Тернополь с соблюдением строжайшей тайны. Командующему Прибалтийским Особым военным округом предписывалось 22–23 июня разместить управление Северо-Западного фронта в г. Паневежис. Одновременно намечалось развернуть управление Западного фронта в Обуз-Лесне. Командующим военными округами была поставлена задача в двухнедельный срок отработать вопросы взаимодействия с флотом. К 1 июля требовалось провести мероприятия по маскировке аэродромов, складов, организовать к 5 июля в каждом районе авиационного базирования по 8–10 ложных аэродромов с макетами самолетов, к 15 июля завершить все работы по маскировке артиллерийских и мотомеханизированных частей.[104] Флоты и флотилии получили предписание о переходе в оперативную готовность № 2.

Чем ближе становилось время, определенное Гитлером для начала операции «Барбаросса», тем тревожнее становились донесения, поступавшие в Генштаб от приграничных военных округов. В 22 часа 21 июня начальник штаба Прибалтийского Особого военного округа генерал П. С. Кленов сообщил, что немцы закончили строительство мостов через Неман, а гражданскому населению приказали эвакуироваться не менее чем на 20 км от границы, «идут разговоры, что войска получили приказ занять исходное положение для наступления».[105] Начальник штаба Западного Особого военного округа генерал В. Е. Климовских докладывал, что проволочные заграждения немцев, еще днем, стоявшие вдоль границы, к вечеру сняты, а в лесу, расположенном недалеко от границы, слышен шум моторов. Начальник штаба Киевского Особого военного округа генерал М. А. Пуркаев сообщил о перебежчике, заявившем, что немецкие «войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня».

Вечером того же дня, 21 июня, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение создать Южный фронт в составе 9-й и 18-й армий. Управление последней выделялось из Харьковского военного округа. Формирование полевого управления Южного фронта возлагалось не на Одесский округ, а на штаб Московского военного округа. Такое решение не отвечало обстановке и было явно неудачным. Личный состав штаба округа не знал театра военных действий и его особенностей, состояния войск, их возможностей и задач. Этим же решением генералу армии Жукову поручалось руководство Южным и Юго-Западным фронтами, а генералу армии Мерецкову — Северо-Западным фронтом.

В связи с тревожными сообщениями нарком иностранных дел СССР Молотов пригласил германского посла Шуленбурга и заявил ему, что Германия без всякого на то основания с каждым днем ухудшает отношения с СССР. Несмотря на неоднократные протесты советской стороны, немецкие самолеты продолжают вторгаться в ее воздушное пространство. Ходят упорные слухи о предстоящей войне между Советским Союзом и Германией. У советского правительства есть все основания верить этому, потому что германское руководство никак не отреагировало на сообщение ТАСС от 14 июня. Шуленбург обещал немедленно сообщить о выслушанных им претензиях своему правительству, хотя отлично знал, что войска вермахта приведены в полную боевую готовность и только ждут сигнала, чтобы двинуться на восток.

В то время как Молотов предъявлял претензии Шуленбургу, генерал армии Жуков, получив доклады от начальников штабов приграничных военных округов, немедленно доложил об этом маршалу Тимошенко и Сталину, который вызвал обоих к себе. В Кремль они приехали, имея на руках проект директивы о приведении войск в полную боевую готовность. По указанию Сталина она была тут же доработана и подписана Тимошенко, Жуковым и членом Главного военного совета Г. М. Маленковым. В директиве, адресованной военным советам Ленинградского, Прибалтийского Особого, Западного Особого, Киевского Особого, Одесского военных округов и в копии — наркому Военно-Морского Флота, отмечалось, что в течение 22–23 июня возможно внезапное нападение немцев с провокационной целью. Поэтому требовалось не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов следовало быть в полной боевой готовности, чтобы встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников. В ночь на 22 июня предписывалось скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе, рассредоточить перед рассветом по полевым аэродромам и замаскировать всю авиацию, держать войска рассредоточенно и замаскированно. Кроме того, приказывалось привести в боевую готовность ПВО без дополнительного подъема приписного состава, подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов. Какие-либо другие мероприятия без особого распоряжения проводить не разрешалось.[106]

Передача директивы в зашифрованном виде из Генштаба в округа закончилась только в 00 часов 30 минут 22 июня. На ее расшифровку требовалось определенное время. А ведь была возможность передать в округа ранее установленный сигнал: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.», что заняло бы всего несколько минут. В штаб Западного Особого военного округа директива поступила в 00 часов 45 минут 22 июня. Через 15 минут командующий округом генерал армии Д. Г. Павлов доложил наркому обороны о том, что в течение последних полутора суток в Сувалкский выступ беспрерывно идут немецкие мотомеханизированные колонны. Тимошенко посоветовал Павлову не паниковать, собрать утром штаб, а если будут отдельные провокации — позвонить. Генерал армии Павлов сразу же приказал командующим армиями привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа, и даже недостроенные железобетонные укрепления. Командующие 3, 4, и 10-й армиями и ВВС округа доложили Павлову, что войска и авиация готовы к бою. В 2 часа 25 минут и 2 часа 35 минут директива, полученная из Москвы, была направлена в штабы армий. В штаб Киевского Особого военного округа директива поступила в 1 час 45 минут, а в штабы армий — в 2 часа 35 минут. Однако приказы о приведении войск в боевую готовность в большинстве случаев были получены слишком поздно — до начала артиллерийской подготовки противника оставалось немногим более получаса. И только флот за 3–4 часа до начала войны был приведен в боевую готовность. Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецова, предупрежденный маршалом Тимошенко, сразу же установленным паролем отдал соответствующие распоряжения.

А. М. Василевский в своих мемуарах попытался дать ответ на вопрос: почему Сталин, зная о явных признаках готовности Германии к войне с Советским Союзом, все же не дал согласия на своевременное приведение войск приграничных военных округов в боевую готовность? «Само по себе приведение войск приграничной зоны в боевую готовность является чрезвычайным событием, и его нельзя рассматривать как нечто рядовое в жизни страны и в ее международном положении, — пишет Александр Михайлович. — Некоторые же читатели, не учитывая этого, считают, что чем раньше были бы приведены Вооруженные Силы в боевую готовность, тем было бы лучше для нас, и дают резкие оценки Сталину за нежелание пойти на такой шаг еще при первых признаках агрессивных устремлений Германии. Сделан упрек и мне за то у что я, как они полагают, опустил критику в его адрес. Не буду подробно останавливаться на крайностях. Скажу лишь, что преждевременная боевая готовность Вооруженных Сил может принести не меньше вреда, чем запоздание с ней. От враждебной политики соседнего государства до войны нередко бывает дистанция огромного размера. Остановлюсь лишь на том случае, когда Сталин явно промедлил с принятием решения на переход армии и страны на полный режим военного времени. Так вот, считаю, что хотя мы и были еще не совсем готовы к войне, о чем я уже писал, но, если реально пришло время встретить ее, нужно было смело перешагнуть порог. И. В. Сталин не решался на это, исходя, конечно, из лучших побуждений. Но в результате несвоевременного приведения в боевую готовность Вооруженные Силы СССР вступили в схватку с агрессором в значительно менее выгодных условиях и были вынуждены с боями отходить в глубь страны. Не будет ошибочным сказать, что, если бы к тем огромным усилиям партии и народа, направленным на всемерное укрепление военного потенциала страны, добавить своевременное отмобилизование и развертывание Вооруженных Сил, перевод их полностью в боевое положение в приграничных округах, военные действия развернулись бы во многом по-другому»[107].