Вечность - Благая весть

РИМ. Тиверий потерял все надежды, но Нерон еще больше злорадствовал. Он верил, что будет так, как он хочет. Много времени он находился среди лю­дей и прислушивался ко всем разговорам. Он делал свои выводы из услышанного. Желание увидеть проро­ка доводило его до истерик, которых он даже не заме­чал. С ним творилось что-то непонятное, и он готов был на все. Потом наступали минуты отчаяния, и он каялся, не осознавая, в чем. Глупость вела его здравый смысл к уничтожению. По его приказам были на дан­ный момент уничтожены больше трех тысяч семьсот двадцати человек, в том числе и детей. Тиверий об этом знал, но боялся, ибо видел, что участь какая-то необыкновенная ждет и его. Все было бы хорошо, но настал день Вознесения. В Риме об этом знали не­многие, но Тиверий видел, что на Небесах происходят чудеса. "Что бы это значило?" — думал он, — откуда исходит радужный свет, да и зачем? Неужели на са­мом деле есть что-то в том просторе, что я вижу? "Не­рон тоже все видел. "Что ж, свет светом, но я сильней от исходящего. Как же то будет звучать. А-а-а, Шимеата — Бог Сияния. Но ты находишься там, а я здесь, и никто меня ни в чем не переубедит".

"Тиверий!" — "Что, Шимеата?" — "Почему у тебя такой вид?" — "А сама посмотри на небо, а после на себя". — "Но что это?" — "Не знаю, ибо никто не сможет ответить". — "Тиверий, мне очень страшно".

— "Шимеата, мне тоже, ибо чувствую, что надо мной витает смерч смерти". — "С чего ты взял?" — "Я чувствую". — "Что, Боги на нас рассердились?" — "Да нет, кое-кто другой, но Боги видят все". — "Смотри, смотри, свечение движется, Боги, спасите нас. Тиверий, давай не будем смотреть, лучше уйдем". — "Нет, луч­ше останемся до конца явления". — "Значит, очень скоро прибудет Даврий, — подумал Тиверий, — и следует его ожидать через четыре дня и через четыре ночи, если только он жив".

Нерон внезапно упал, он был один и никто этого не видел. Но он видел другое. Страшная картина пред­стала пред ним. Он увидел многочисленные трупы лю­дей. Окровавленные дети тянулись к нему своими рука-

ми. Обезглавленные женщины просили его о помило­вании. Над ним проносилось что-то темное, которое ста­ралось взять его с собой. Он недоумевал: что же проис­ходит? И в тот момент он услышал голос: "Ты видишь свои деяния земные, а все черное — твоя дальнейшая жизнь". Он закричал: "Нет, все так и будет, как я хочу".

— "Да, все так и будет, как ты хочешь, но после черное и неприятное поглотит тебя, как и всех остальных бе­зумцев". — "Я не боюсь тебя". — "А зачем Меня бояться, бойся себя и своих поступков". — "Убирайся вон". — "Я-то уйду, но ты после ко Мне придешь и станешь предо Мной". — "Я тебя сейчас...", — и Не­рон очнулся. "Боги, что же со мной было?" В этот мо­мент к нему вошел слуга. "Ты, что, Бог?" — "Да нет, я слуга". — "Что Ты со мной сделал?" — "Ничего, вы кричали, и я подумал, что вам плохо". — "Кто-либо в палате был, когда ты вошел сюда?" — "Нет". — "Тог­да вон отсюда, и чтобы я тебя больше не видел здесь". "Интересно, что же было со мной, неужели?.." Нерон поднялся, взял кувшин с вином. "Да нет, я же не пил, тогда что же это было?.."

"Тиверий, давай все-таки спрячемся". — "Шиме­ата, от кого?" — "От всего того, что происходит на Небесах". — "Нет, мне терять нечего". — "Ну как хочешь, а я все-таки уйду. Нет желания у меня смот­реть на небесные чудеса". — "Воля твоя, и тебе ре­шать, как поступать". Тиверия осенила одна мысль, но резко почему-то покинула его. В той мысли услышал голос. "О, Боже, что же это такое, кого же я слышал?" И он задумался. А яркое свечение набирало свою силу. Сполохи пламени при свете Луны озаряли небо все сильней и сильней.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА.

Всадники приближались все ближе и ближе. "Корнилий". — "Даврий, будь спокоен, лично я думаю, что мы отстоим нашего Бога и самих себя. Собери, пожалуйста, всех мужчин в одну группу".

"Корнилий, что случилось?" — "Иисус, посмотри вон туда, легионеры скачут в нашу сторону". — "Кор­нилий, не бойтесь, это друзья наши. Они не зло несут, с добром приближаются к нам". Даврий засомневался: "Как это может, чтобы воины пришли с добром?" — "Даврий, очень просто, ибо среди них тоже есть люди, которые знают и помнят обо Мне". Всадники спеши­лись. "Шемо!" — "Да, Учитель, это я. Мир вам всем".

— "Мир и вам, Шемо, что-то случилось?" — "Да, Учитель, случилось, ведь Ты сегодня..." — "Хорошо, молчи. Корнилий!" — Да, Иисус?" — "Обними это дитя, ибо он пришел к нам с добром и не бойся, Дав­рий, ничего, ибо ты сам сказал, что Всевышний видит все. Вот все так и получилось".

От Рима до Иерусалима медленно двигалось ра­дужное облако. Многие люди не понимали, что проис­ходит... Одни смеялись, другие плакали, некоторые впа­дали в панику. Но свечение оставалось единым. Со стороны казалось, что Простор Небесный горит огнем. Никто не понимал, что оно значило. Иисус стоял уве­ренно на Елеонской горе. Он уже знал, что приближа­ется Его час, час утешения небесного и души Его.

"Александр, что ты поник головой?" — "Учитель, я не знаю, что Тебе ответить". — "Не волнуйся, ты все будешь видеть и знать о своих знакомых. Поверь, нуж­но так. Но ежели ты... " — "Нет-нет, Учитель, я со­гласен". — "Варнава, ступайте ко Мне. Я знаю все о вас. Вы же пока не ведаете ничего о своей судьбе". — "Учитель, мы все стерпим ради Тебя и Твоего Учения". — "Да, вы настоящие Мои братья. Павел, а как хитон, плащаница Моя?" — "Учитель, не беспо­койся за меня". — "Спасибо тебе, Павел, прошу тебя, береги их и, ежели будет трудно, то передай в надеж­ные руки". — "Иисус, брат мой, я все понял".

Шемо подошел к Корнилию: "Корнилий, смотри, что за толпа приближается к нам?" — "Шемо, если ты здесь со своими воинами, значит Всевышний видит нас". — "Я не пойму, о чем ты говоришь?" — "Шемо, скоро и сам все узнаешь, только воинов своих расставь умно, дабы толпа ничего не смогла здесь..." — "Корнилий, я тебя понял. Люди для меня — это главное, а Бог — превыше всего. Жизнь свою отдам, но второй раз не позволю, чтобы оск­вернили имя Господа нашего". "Корнилий!" — "Да, Иисус?" — "Я вижу и чувствую, как вы переживаете из-за Меня, не нужно. Сейчас все будет по-Моему. Те идолы, приблизившись к нам, примут беспамятство свое и примут они его во сне".

К Иисусу подошел Даврий. "Учитель, извини меня, но не делай пока этого. Я хочу воочию увидеть всех тех, кто ненавидит и не верит в Тебя". — "Даврий, ты настойчив". — "Иисус, пойми меня правильно". — "Да, ты следователь, и пусть будет по-твоему". Толпа убийц Богочеловека приближалась к месту, которое вознесло нашего Господа, Хранителя и Спасителя.

ОТ ЛУКИ. Кому, как не мне, было дано знать, тем более видеть жизнь нашего Господа Бога. Я видел все, даже то, о чем в данный момент и не мог подумать. Я видел слезы Господа нашего и чувствовал, что Ему жалко с нами расставаться. Чувствовал я и другое, ибо слышал Его мысли, они в особенности были направлены на пер­восвященников, которые применили к Нему свою дьяволь­скую силу. Да, может быть, внутри Он чего-то и боялся, как человек, но как Бог Он был предан своей миссии на Земле. В Нем не было злости и ненависти. От Него исходили лучи тепла и добра. Ум Его, а точнее, наш ум пред Его, можно сказать, ничего не значит, ибо Он был Бог и никто другой. Как человек Он мне нравился своей истинной добротой. Такой доброты и любви вы нигде не встретите, но она была в Нем, и клянусь именем Его. А Мать Мария — это же был изумруд духовного знамения. В Ней было все: начиная от Альфы до Омеги. Да, я признаюсь, что поначалу были трудности, но они были чис­то человеческими, но не духовными. Суеверие брало свое, или хотело что-то взять, но получалось иначе. Если кто из вас чувствовал по-настоящему дыхание ветра, а точнее, ду­новения, так чувствовали мы нашего Иисуса Христа в наши времена.

Было много людей, которые хотели избавиться от Него, и Он чувствовал это и всегда говорил: "Я уйду, род людской погубит много таких, как Я; и этот род будет губить, не задумываясь, что творит. Но в убиен­ном вы всегда улицезрите имя и лицо Мое. И оно будет преследовать вас каждый день. Лицемеры, успо­койтесь, ибо вы не знаете, зачем и откуда вы, но когда узнаете, то уже будет поздно, ибо обитель Моя находится в терпении своем и ожидании". На меня эти слова очень сильно действовали. Я над ними задумы­вался и проводил бессонные ночи, хотя образ Его не покидал меня даже в минуты моего духовного разоча­рования. Да, были такие моменты, это было в Ефреме. Нас избивали за наши добрые дела, и я невольно по­думал: "Иисус, Ты Господь, останови побоище". Я ви­дел Его окровавленное лицо, но Он молчал и при том шептал: "Всевышний, Отче Ты Мой родной, здесь лю­дей не вижу Я, дьявола вижу в их лице, прошу Тебя, не наказывай Ты их, пусть нас бьют. Пожалеют они или нет, но придут в Обитель нашу, и мы их вразумим, но не накажем". После Он мне сказал: "Лука, не нужно было думать так". Я покраснел: "Прости меня, Иисус, но ведь боль — это унижение". — "Нет, Лука, это истина, а ее никто не терпит, ибо грешники бьют за то, что мы первые говорим им об этом". — "Так может, промолчать и в сторону уйти?" — "Нет, Лука, невеже­ство человеческое стороной не обойдешь, здесь нужно идти тропой единой и прокладывать свой путь верой в то, что приемлемо разуму оного лица". В душе мы все понимали, но наяву было все иначе. Духовенство нико­го не хотело признавать, и на их устах было единое — месть. Ибо они считали себя оскорбленными.

Часто беседуя с Иисусом, Я слышал от него: "Лука, не искореню Я его один". — "Иисус, что Ты имеешь в виду?" — "Неверие среди духовенства. Пройдет много лет, они будет Меня воспевать, но не таким, каким Я был. Все повернуты ко Мне спиной, но Я везде и буду смотреть им в глаза". — "Иисус, но ведь есть силы и выше?" — "Да, Лука, есть. Вот посмотри на людей, как восприняли рождение свое в лице Моем, они отвергли Меня, но Я повторяю: Я един, другого не будет". — Иисус, ведь мы с Тобой". — Да, вы продолжатели рода, созданного не вами". — "Иисус, я все понял, но как же быть нам, ведь Ты уйдешь, и, знаю точно, что будет трудно нам". — "Как быть, Лука, спроси у души своей, и пусть каждый из людей спросит себя точно так, как и ты спросил ее". — "Ведь не каждый ее поймет и услышит". — "Вот поэтому и свидетельствую Я: "Имеющий уши — да услышит". — "Иисус, ответь мне, люди, те, кто уверовал в Тебя и преданы всей своей душой Тебе, могут ли они от имени Твоего помо­гать людям?" — "Вот, Лука, где весь смысл кроется. Да, можно, но не все правильно поймут. Я же буду видеть все". — "Но среди них могут..." — "Знаю, Лука, даже сейчас вижу их лица". — "Иисус, как же быть в этом случае?" — "Лука, Иоанн все это опи­шет". — "Интересно, будут ли чтить пророчество?" — "У кого душа чиста, тот будет чтить, но кто же..." — "Я понял Тебя, Иисус, тот будет поглощен в бездну тьмы". — "Вот-вот, Лука, а она ждет с нетерпением всех отчуждающихся и отрекающихся от Меня и поглощает их". — "Иисус, а верность свою в людей?" — "Я знаю, Я ее сохраню. Не беспокойся, ибо Я Бог. Но после каждого и спрошу, ибо Я сохранил, любил и терпел. Если говорить чисто человеческим языком, то со всем смирюсь и всем прощу, только ж не с невери­ем в Меня и в силу Духа Святого". — "Знаешь, Иисус, интересно было бы взглянуть туда вперед". — "Так в чем же дело, посмотри". — "Но ведь я не могу". — "Закрой глаза и ты все увидишь, даже сон может преподнести тебе ясность". — "Но во сне я мертв". — "А кто это тебе сказал?" — "Я сам так подумал". — "Лука, вот Ты увидишь Меня в день Моего Воскресе­ния. Встретившись со Мной, поверишь ли ты, что это именно Я?” — "Иисус, не знаю, что и ответить Тебе. Судя по всему, сначала я испугаюсь, ибо такое не каж­дый день приходится видеть. Я помню Лазаря, вос­кресшего из мертвых, мне было страшно, признаюсь. К Тебе я до сих пор не могу привыкнуть, ибо между Лазарем и Тобой, Иисус, есть большая разница". — "Лука, и все же?" — "Иисус, пойми меня правильно, ежели я узрю в Тебе того, кого знал раньше, то, безус­ловно, я поверю, и страх мой наполнится только радос­тью души моей". — "Спасибо тебе, Лука, и прошу тебя: донеси разговор наш до людей, ибо не хочу выг­лядеть Я пред ними идолом. Мне будет неприятно смотреть на это. Лично Я знаю, что не вся правда обо Мне дойдет к тем, кто будет жить после нас. Меня и Мои деяния лжепродавцы будут запечатывать, дабы прославить свое сатанинское. И Я снова буду оплеван, но не надолго, и Рим когда-то то покается и снимет печать недостойную, которая будет давить на Меня, да и на всех вас". — "А можешь ли Ты что-то переина­чить?" — "Лука, к чему и зачем? Ведь люди будут жить, и им решать о здравии своем". — "Учитель, как все трудно". — "Нет, Лука, не трудно, но и не легко, но постижимое и со своим лицом. И если у постижи­мого очень добрые глаза, то значит, и добрая душа. Это Я сравниваю со всем живым, видимым и невидимым на этом белом свете". — "Иисус, но ведь Ты превыше всего?" — "Да, но за Мной посмотри что стоит". — "Да, я получил ответ полностью от Тебя, даже в цвете я вижу Твою доброту и запах нектара, исходящего от нее".

Личность Иисуса невозможно охарактеризовать. Для этого нужно было только с ним встретиться и убедиться воочию, что Он действительно был Божьим Естеством. Если вникнуть в саму жизнь и разобраться, что же есть или кто есть человек — это очень трудно. Тем более узнать все о Боге — это вообще что-то несоизмеримое и необъяснимое, но очень привлекатель­ное. Я — Лука, утверждаю своей душой, ибо я жил со всем этим возвышенным и посланным нам, дабы мы стали умные и чистокровные.

ОТ ЛУКИ 47 г. от Р.Х.

Иисус подошел к Александру: "Еще раз спраши­ваю тебя, не страшно ли тебе?" — "Учитель, как Тебе ответить? Да". — "Что ж, Александр, все пройдет, ты даже не заметишь этого. Хотя новое будет тебя все больше и больше интересовать и привлекать".

— "Наставник!" — "Петр, Я знаю, о чем ты поду­мал. Ни о чем не беспокойтесь". — "Но, Мать Ма­рия..." — "Я же сказал, все будет хорошо". — "На­ставник, может, Тебе следует скрыться в толпе?" — "Петр, Я больше повторять ничего не буду, ибо все будет по-Моему".

— "Александр, у тебя осталось мало времени, ты окончательно решил все для себя?" — "Иисус, я ре­шил, и все будет по-твоему". — "Тогда посмотри вок­руг себя и что видишь — запомни на долгие лета, хотя в Царствии Небесном ты увидишь красоты намного лучше". — "Спасибо Тебе, Иисус". У него появились слезы. "Плачешь ты от чего?" — "Иисус, я плачу чисто человечески". — "Александр, Я понимаю тебя, но пой­ми и ты Меня, ведь так нужно".

"Учитель, Учитель!" — Да, Павел?" — "Там за горизонтом в Небесах появилось какое-то свечение".

— "Павел, это за Мной, и не нужно бояться, ибо это ты уже видел, брат ты Мой". Павел заплакал. "Па­вел, не нужно, ведь уже ничего не изменишь". — "Иисус, я понял Тебя, но мне, но мне очень..." — "Не нужно дальше ничего говорить".

"Люди, люди, смотрите, что творится в Небесах". Свечение было настолько ярким, что некоторые, не выдержав, бросались в разные стороны. Клавдия сто­яла и думала: "Я сожалею, что Понтий с Иродом не находятся здесь".

— "Корнилий, мне почему-то не по себе". — "Дав­рий, ты убедишься в той истине, которая существует рядом с нами, но не каждый день". Артема стал на колени: "Господи, да что же это такое?" — "Даврий, посмотри на него. Он хотя бы взял то, о чем ты ему говорил?" — "Да-да, Корнилий, но не мешай мне смот­реть на чудо". А чудо небесное приближалось все бли­же и ближе. Свечение освещало Землю таким светом и цветами, раньше такого никто не видел никогда. Все переливалось, в Небесах появились разнообразные формы каких-то писаний, неведомых никому.

— "Корнилий, поддержи меня". — "О, Даврий, наконец-то". — "Но если это конец жизни моей, то значит, ближе момент моей встречи". — "Даврий, я понял, но не бойся, не умрешь, ведь я рядом с тобой".

— "Да, на тебя надеяться, то лучше..." — "То лучше, Даврий, дальше ничего не говори. Давай просто будем наблюдать за прекрасным явлением". — "Хорошо, я согласен с тобой".

Артема встал и подошел к Даврию. "Даврий, я больше не могу. Я покину это место". — "Да нет уж, оставайся до конца".

Среди членов синедриона началась паника. "Смотри­те, смотрите, что-то дьявольское. Неужели оно затронет и нас. Сами Небеса прогневались". — "Не бойтесь, то про­делки дьявола, — кричал ведомый, — огнем он угрожает нам". — "Да нет, это Божья сила преследует нас".

Иисус поднял руки к Небесам. "Отец Мой, вижу Я Твою Силу, вижу и чувствую, как Ты идешь за Мной. Прошу Тебя, пусть Твой огонь небесный никого не затронет и никому не навредит. Успокой свое явление, ибо люди могут испугаться Моего Вознесения". — "Иисус, это остановить Я не могу, пусть все лицезреют и вздрогнут пред силами небесными". — "Отец, но Я прошу Тебя". — "Хорошо, Иисус, пусть будет по-Твоему, но и конечно, по-Моему. Пусть неверные уснут пред Моим ликом, и не суждено им будет увидеть Твое Вознесение в родимое Твое Царство".

— "Корнилий, ты слышишь, сами Небеса говорят?”

— "Да, Даврий, я слышу, но не Небеса говорят, а Всемо­гущий глаголит свою Истину". — "Корнилий, но как понять?" — "Я не знаю, как тебе объяснить. Лучше смотри на явление и понимай сам, как хочешь. Посмотри на Иисуса, какой вид у Него сейчас". — "Да, Корнилий, я вижу. Что это с Ним?" — "А то, что Он перевоплощается или, другими словами говоря, обретает у нас на глазах Свой облик Божий". — "Я не знаю, у меня сейчас такое состояние..." — "Ну, а что дальше с тобой будет, ведь только начало". — "Корнилий, я думаю, что ты меня спасешь". Корнилий улыбнулся. "Даврий, от чего?" — "От всего, я имею в виду нехорошего". — "А вот здесь я действительно бессилен пред силами Всемогущего. По свечению реши, кто есть кто". — "Ты прав, тогда я буду терпеть до конца, и пусть явление останется в моей памя­ти до последних дней наших". У Даврия по щекам по­текли слезы. "Вот, Даврий, где все это скрыто: в душе нашей, и в ней мы найдем свое успокоение". — "Корни­лий, мне кажется, что после я буду плакать всю жизнь свою". — "Нет, ты говоришь неправильно, а в принципе, да: плакать можно только от радости, ибо мы знаем с тобой, что мы вечны, как и Он. Посмотри еще раз на Него и запомни Его на все лета свои". — "Корнилий, я Его запомню на все свои века как человека, а там я с Ним встречусь уже как с Богом. А пока давай будем наслаждаться прекрасным зрелищем". — "Даврий, и все-таки, сменное белье?" — "Корнилий, прекрати, ведь не до смеха сейчас".

— "Мама, Мамочка!" — "Иисус, Я все вижу. Мгно­вения приближают и разделяют нас". — "Мама, но не навсегда". — "Сынок, у Тебя появились слезы". — "Мама Мария, Я же человек, родившийся от Тебя, и Я имею право на все человеческое". — "Сынок, но ведь не в том дело, дело в расставании с Тобой". — "Мама, Я плачу. На кресте Я не рыдал, как сейчас. Я смотрю на всех присутствующих людей здесь и волей-неволей сама мысль проходит ко Мне: не покидай нас, ведь Ты един, а мы с Тобой в Твоей плоти. Но Мне нужно уйти, дабы другим доказать настоящую Истину. Мама, Я знаю точно тот день, все произойдет внезапно, и тело Твое будет находиться в Небесах, душа Твоя в наших небесных руках или обители нашей". — "Иисус, Мне почему-то не верится". — "Мама, прикоснись рукой к перстню и подумай о том, что Ты хочешь увидеть". — "Мне что, можно прямо сейчас сделать это?" — Да, Мама, только приложи усилия". — "Я поняла". Она прикоснулась к заветному перстню. "Мария!" — "О, Всевышний, Я слышу Тебя". — "Не сомневайся ни в чем, ибо блаженство ждет вас, и пусть скорбь и печаль уйдут в сторону". — "Я это уже слышала неоднок­ратно из Твоих уст, и Я повинуюсь всему услышанно­му". — "Мария, Я знаю, как трудно сейчас Иисусу. Он Сын Божий". — "Но Он же еще и человек". — "Понимаю все и выдержу". — "Выдержать вам следует все трудности, ибо это Мое требование, ради всего же благого, ради Меня и Тебя. Ради всех, кто населяет обитель земную. Все невежды могут отвер­нуться от Божьего и увиденного в данный момент. И все же они придут ко Мне, рано или поздно, но они попросят у Меня прощения". — "А может быть, не стоит наказывать недостойных?" — "Да нет, Мария, придется Мне смотреть глазами Бога и их Отца-ро­дителя, и Мне решать. Мария, Я Тебя попрошу, обе­регай Павла и Варнаву, и они Тебя будут чтить как Мать. Иоанну, из всех Учеников нашего Сына, лишь одному ему судьба его будет подвластна. Других же участь ждет, как и нашего Сына". — "Но ведь Ты же можешь что-то изменить?" — "Нет, Мария, хотя Я в силах, но не могу, ибо люди должны на этом осознать свои грехи и поступки. Даже такой ценой, ценой жиз­ни других. В мученьях и страданиях вознесутся ко Мне друзья Моего Сына. Остальным же пусть будет в учение, ведь страдали Мои Апостолы, даже среди тех, кто и не подозревал всего этого и смеялся над этим и будет смеяться. Ибо Божье — невидимое. Хотя, Мария, все видимое и вы находитесь в нем. Ибо Я сотворил это не для утешения своего, а для жизни вечной. Моя благодать рассеяна везде". — "Боже, Я знаю, но ведь Он у Меня единый". — "Мария, у Меня тоже. Ты благословенна среди жен земных, и в этом вся суть пришествия Сына нашего. Мария, представь всю бесконечность Моих владений, и везде есть Мною внедренная жизнь". — "Я понимаю Тебя, но почему Ты не пришел ко Мне на помощь, когда в Меня бро­сали камни и со всех сторон сыпались плевки в Мою сторону?" — "Я видел и вижу, что будет дальше. Пой­ми Меня правильно, ведь Я лишь Дух, Сила, но не тело. Хотя могу явиться и в этом виде, но есть одна тайна, даже Тебе, Мария, открыть пока Я не могу ее. И ежели Я ее открою, то померкнет солнце, а с ним и все остальное".

Небесное свечение становилось все ярче и ярче. Казалось, что Небеса полыхают в огне.

— "Даврий, ну что можешь сказать об увиденном?"

— "Корнилий, я не знаю, что тебе сказать". — "Да не мне, Даврий, а властям своим в Риме?" — "Корни­лий, если я останусь живым и не умру сегодня, то через несколько дней Рим узнает все, и властям своим я докажу то, что воистину видел своими глазами: Истину Божью, которая находится на Небесах". — "Вот-вот, Даврий, теперь я начинаю замечать, что ты стал умнеть на моих глазах". — "Корнилий, не издевайся надо мной, хотя бы в эти удивительно прекрасные минуты". — "Хорошо, смотри. Мне же нужно поговорить с Мате­рью Марией". — "Даврий!" — "Что, Артема?" — "Давай уйдем отсюда". — "Да нет, нужно мне быть здесь и увидеть самое главное, вот ту "луну", которая опустится на землю". — "Даврий, она же нас раздавит". — "Нет, Артема, с нами Иисус, и Всевышний не допустит безоб­разия". Поднялся небольшой ветер, клубы пыли взды­мались вверх. Казалось, что мир на Земле рождался заново. У некоторых людей пред глазами проявлялись такие картины, что они такого никогда не видели. Иисус же по-прежнему стоял спокойно и наблюдал за всем происходящим.

— "Даврий, вот все это лично мне подходит". — "Корнилий, ты имеешь в виду зрелище?" — "Конечно, и ничто другое, ибо все это мне напоминает мой харак­тер". — "Да-да, я думаю, что ты прав. Но, Корнилий, посмотри на остальных людей, внимательно всмотрись в их лица. Лично я, Корнилий, вижу в их лицах страх".

— "Даврий, о чем ты говоришь? Допустим, даже если страх, то он временный, самое главное, чтобы люди после увиденного прозрели. Вот, Даврий, в чем дело". — "Корнилий, я тебя понял. Лучше смотри, свечение на­чало снижаться медленно к земле, и меня начинает трясти как труса". — "Не бойся и любуйся". В Не­бесах послышался шум. Он напоминал приятное ши­пение, от которого можно было уснуть.

Понтий Пилат не выдержал, созерцая происходящее. Он спрятался за ширмой, но шум нарастал. Ему становилось все страшнее и страшнее. "Вот это да, сама Истина открывается пред нами, а ведь мы явля­емся богоубийцами, все без исключения. Все в один голос кричали: "Казнить, казнить Его". А сейчас бу­дем стоять на коленях и просить прощения, как после­дние безумцы. Где же мне спрятаться, ну где?" Он метался из одной палаты в другую, не находя себе ме­ста. "Клавдия, Клавдия, о мерзкая женщина. В такой трудный момент и она меня покинула. Лучше опущусь я в винные подвалы, там я успокоюсь". Он пил вино прямо из чана, умывался вином. "Странно, но почему я не пьянею, это что, наказание или я уже сошел с ума?" Пилат громко рассмеялся. "А ведь Клавдию нужно было слушать с самого начала. Все было бы по-друго­му. Поздно, очень поздно приходят здравые мысли в наши головы, зачем только они и даны нам, если мы не можем разобраться, кто есть кто. О, Всевышний, про­сти, посети еще раз христопродавцев, этих глупых ове­чек, как Иисус говорил, в волчьих шкурах. Так оно и оказалось". Пред Пилатом возникло нечто темное, от которого веяло прохладой. "Кто ты?" — "Я не скажу тебе". — "Но тогда зачем ты здесь?" — "Хочу по­смотреть на тебя еще раз". — "Убирайся отсюда вон".

— "Увы, ты меня не прогонишь, ибо не знаешь, кто я". Понтий присел. "Почему я раньше не знал, что у меня в винных подвалах находятся жители преисподней?"

— подумал он. "Знаю, о чем ты думаешь, но это еще не преисподняя, она ждет тебя впереди, а вместе с ней и я жду тебя. Ты в какой-то мере помог нам, и мы тебя отблагодарим по-своему". — "Что за чушь ты несешь, убирайся отсюда, ибо я слуг сюда позову". — "Понтий, ты их не найдешь, они все ушли, чтобы про­водить Сына Божьего в Царствие Его. Так что ты сейчас находишься один на один со своей судьбой. Знаю, тебе непонятно, но ты скоро все поймешь". — "Прошу тебя, уйди прочь". — "Но как же я могу уйти, ведь я твоя судьба, а значит, что я — это ты. И пойми: уйти от самого себя нельзя". — "Боже, что со мной происходит?" — "Я не Бог, я лишь тень твоя, и мне за тебя придется страдать муками намного сильнее, чем перенес Иисус на кресте". — "Что мне делать даль­ше?" — "Ждать, и только ждать участи своей". — "Если можешь, то помоги мне". — "Вот в чем дело, помощи просишь? А помог ли ты Иисусу, когда Он просил всех вас?" — "Да, я помню Его слова, все слова до единого я помню". — "И почему ты не помог Ему?"

— "Но ведь толпа кричала и просила". — "Хорошо, толпа есть толпа, но ты же был намного выше властью своей над толпой. И Клавдия, жена твоя, умоляла тебя, чтобы ты остановил тот спектакль. Ведь Иисус очень многое сделал для вашей семьи. Были такие моменты, что ты даже гордился Им в душе. Почему же ты ничего не предпринял?" — "Да не до того мне было".

— "Ну, раз у человека нет времени, чтобы подумать о своем Создателе, то это уже не человек, а просто бе­зумное существо, которое пользуется благами Всевыш­него". — "Хватит меня пугать, с меня достаточно все­го того, что я перенес за эти сорок дней, а тут еще и ты добиваешь меня своим учением". — "Да не учением, а совестью. Скажи мне, Понтий, согл..." — "Погоди, я еще вина испью". — "Не много ли пьешь?" — "Это

мое дело, и я не слушаю тебя". — "Согласен ли ты прямо сейчас умереть?" — "Что-о-о? Умереть, да я скорее убью тебя, чем себя". — "Но ведь здесь нет разницы, если убьешь меня, значит убьешь себя". — "Хорошо, зачем мне тогда жить дальше.? Я уже сошел с ума?" — "Да нет, это у тебя раньше произошло, но было невдомек, что ты умалишенный". Понтий обнял чан с вином. "Погоди, я устал от тебя и хочу отдох­нуть". — "Я не против, отдохни, я не спешу, ибо я всегда рядом с тобой... Ну что, пришел в себя?" — "Да". — "Тогда выйди из дворца и взгляд направь к Небесам, и все, что ты будешь видеть в них, тебе будет казаться адом кромешным". — "Нет-нет, я не выйду, никогда не выйду отсюда". — "Выйдешь, дорогой. Не­ведомая для тебя сила заставит выйти, и ты в этом убедишься". — "Раз ты — это я, то зачем ты издева­ешься над самим собой?" — "Разве это издеватель­ство?" Понтий ухватился руками за голову и со звери­ным криком выскочил из подвала. Он кричал не своим голосом, несясь через палаты своего дворца. Он даже не заметил, когда выскочил на улицу.

"Вот-вот, я же тебе говорил, что неведомая сила тебя выведет из подвала". — "О, черт, и ты здесь". — "Ха-ха-ха, да, я в тебе. Посмотри на Небеса". — "Я боюсь". — "Посмотри". Понтий взглянул. "О-о-о", — и он рухнул на землю.

"Осия, Осия, очнись!" — "Друзилла, что случи­лось?" — "Я сама не знаю, но небо наше горит". — "Ну, если горит, значит Варрава там что-то натворил".

— "Да я не шучу, небо действительно горит". —“Дру­зилла, я тоже не шучу. Это проделки Варравы". — "Ну, посмотри же". Осия потянулся, открыв рот: "О-о-о-о!" — "Осия, что с тобой?" — "О-о-о, это же Всевышний пришел за Иисусом. Как же я мог за­быть?" — "Ты что, с ума сошел?" — "Да, сошел. Где мой ишак?" — "На месте стоит". Он вскочил на иша­ка. "Вперед, дорогой, ибо опоздаем". Но осел шел мед­ленно. "Ну, тебя, безмозглое животное". И Осия сам помчался быстрее лани, думая — главное, успеть, и пока не нужно мне смотреть на Небеса, ибо умру от страха. Он развил такую скорость, что не заметил, как обогнал колесницу, запряженную лошадью. Он бежал и кричал, сам не зная почему. Бежал он не один. Со всех сторон к Елеонской горе быстрым ходом двига­лись люди. Огромные толпы людей приближались к самому святому месту. И простой, очень простой чело­век Осия, тоже мчался на встречу с самым необыкно­венным, с чем и сам не знал. Но силы праведные приближали его к Истине Царствия всей Вселенной. Он плакал: "Господи, помоги мне успеть, ведь я про­стой человек, нищий и голодный, весь в лохмотьях, но я же человек. Я человек, я человек и я хочу, Боже, хочу успеть к светлому Вознесению". Он рыдал, падал, весь окровавленный, но он бежал, видя во всем свою свет­лую жизнь, о которой часто мечтал. Униженный всю жизнь, униженный бесчестием, но душа тянула к Богу, ибо он верил Богу больше, чем себе. Пред его глазами прошла вся его жизнь. Ему не хотелось больше так жить, ибо слышал от пророка много хорошего о жизни, которая будет при царствовании Его. Оставалось уже немного, и он бежал...

Понтий очнулся, взглянул на небо. "Неужели был дождь, почему радуга на Небесах?" У него трещала голова. "Жить не хочется, куда же подевалась моя тень? А, пусть сидит в подвале. Всему черному и темному место только в подвале". — "Позволь, ведь ты и Иисуса там держал". — "О Господи, ты снова здесь. Куда же мне уйти?" — "А ты посети собрата своего по крови Божьей, Антипу". — Да, придется посетить мне его, если он еще жив". И он пешим ходом медленно от­правился к Ироду.

"Мир тебе, Антипа!" — "Бог с тобой, Понтий".

— "Да нет, как раз-то Бог и отвернулся от меня в эти минуты. Тень моя сейчас является моим Богом и, на­верное, смертью моей. Антипа, ты видел, как выглядят сейчас Небеса?" — "Видел и признаюсь: мне очень страшно от увиденного". — "Вот, Антипа, как Небеса оценили наше безобразие. На мой взгляд — это толь­ко начало. Страх нас с тобой ждет впереди. Если страх можно будет только назвать страхом, и нам нуж­но готовиться, ибо уже немного осталось ждать". — "Понтий, да что ты мне душу мою рвешь на части. Я еще хочу увидеть Иродиаду и Соломию". — "А вот там, в огне небесном, встретишься с ними. Ибо я знаю, что Иоанн Предтеча с мечем там ждет всех вас". — "Ты зачем пришел ко мне?" — "Из-за страха и сове­сти своей. Тень моя заставила меня посетить тебя".

— "В общем, Понтий, я не знаю, сколько продлится небесное знамение, но когда оно исчезнет, я иду к Дав­рию, и пусть под конвоем он отправит меня в Рим. И ежели меня там осудят и накажут, мне, кажется, станет от этого намного легче. Не могу я больше носить эту тяжесть в себе". — Да, конечно, ты совершенно прав. Господи, почему Иисус не родился в Риме, почему Все­вышний возложил все на нас, да и за что?" — "Разве ты, Понтий, не знаешь, за что? Что мы с тобой посеяли на земле, ведь кроме слез и горя — ничего. Вот Он и послал на нас кару в лице Сына своего единого". — "Все, хватит!" Антипа, бери вино и идем смотреть на то, что будет дальше". — "Что ж, идем, только слуг возьми с собой". — "Да где же я тебе возьму их, здесь кроме нас нет никого, все там, у Елеонской горы, лишь мы с тобой как плевела посреди земли, и вокруг нас нет никого. Вот до чего дожили". Они вышли.

"Слушай, Антипа, ведь по времени уже должно смеркаться, но почему так светло? Неужели сегодня и ночи не будет?" — "Понтий, для нас вся наша жизнь есть ночь, где ничего невозможно разобрать и разгля­деть воочию". — "Смотри, ты становишься закорене­лым философом".

РИМ. От всего увиденного население Рима было в панике. Да этого и следовало ожидать. Народ не осознавал происходящего, но чувства брали свое, и лишь чувства вели и руководили людьми. Многие предве­щали, что это конец света, другие говорили, что это Боги разгневались и хотят сойти на землю, чтобы унич­тожить людей. Домыслов было много, но к единому так никто и не пришел.

Нерон не выдержал и в спешке стал собираться в Иерусалим. "Я сам все должен проверить и увидеть своими глазами и наконец-то понять, что происходит вокруг, что за таинства такие творятся в "наших вла­дениях". Взяв сотню легионеров, Нерон без ведома Тиверия отправился в Иерусалим. Об этом Тиверий уз­нал лишь на второй день. "Почему мне никто не доло­жил, что Нерон покинул Рим?" — обратился он к членам сената. Все, опустив головы, стояли молча. "Не­ужели я для них уже никто, — подумал Тиверий. — Вот тебе и Нерон, самый приближенный, предателем оказался он". Тиверий уединился, и очень надолго. Он передумал обо всем. Порой ему становилось страшно и не по себе. Нерон тем временем с легионерами мчал­ся в сторону Иерусалима. Он мечтал изменить весь ход событий. Его переполняли силы, и еще что-то необъяс­нимое толкало его и тянуло. И ему временами каза­лось, что он падает в бездну, и в последний момент, когда ему все это пригрезилось, он полной душой про­чувствовал все это... он свалился с лошади. Он не помнил, сколько пробыл в небытии. Очнувшись, спро­сил слуг: "Я уже в Иерусалиме?" — "Нет, Нерон, в Риме". — "Как в Риме, я же отправился в Иеруса­лим?" — "Но вы же приказали легионерам вернуть­ся". — "Не может такого быть, сотника ко мне! Кто приказал вернуться?" Сотник покраснел. "Нерон, тебе стало плохо, у тебя изо рта пошла пена, и ты простонал: "В Рим меня срочно, черные силы не пускают меня в Иерусалим". Вот мы и вернулись. Хотя в тот момент голос у тебя был какой-то странный и вроде бы не твой". — "Вон отсюда, наглец. Как ты смеешь гово­рить со мной так! Неужели ты считаешь меня совсем умалишенным?" — "Да нет, но я видел то, что твори­лось с тобой. Это уже о чем-то говорит". — "Вон! Вон!" и Нерон снова потерял сознание. Тиверий быс­тро узнал обо всем этом и пришел к Нерону, тот еще лежал в беспамятстве. "Так тебе и надо, — подумал он, — я дождусь, когда ты придешь в сознание, тогда и поговорю с тобой". Но Нерон долго не приходил в себя. Тиверий был в ожидании...

Много времени прошло, пока Нерон пришел в чув­ство. "Ну что, глава сената, все-таки хотел ты меня обмануть?" — "А, Тиверий, это ты? Извини меня, я не знаю, какая сила мной руководит сейчас". — "Вот сейчас верю, ибо та сила и близко не допустила тебя к Иерусалиму". — "Скажи мне, Тиверий, а это свече­ние до сих пор освещает небеса?" — "Да, до сих пор, но уже слабее, ибо, на мой взгляд, оно уже находится у врат Иерусалима". — "Тиверий, что будем делать?" — "Я буду ждать Даврия, а ты, ты чем хочешь занимайся. Лично я не хочу иметь с тобой ничего общего", — и Тиверий удалился. "Сволочь, видя меня в таком состо­янии, еще издевается надо мной. Я это тебе все при­помню, и очень скоро", — подумал Нерон.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. — "Братья мои!" — Иисус, мы слушаем Тебя". — "Подойдите ко Мне поближе, ибо Небесная сила уже снисходит к земле". Все Ученики окружили своего самого дорогого и спра­ведливого Учителя. "Наставник, мы слушаем Тебя".

— "Дорогие Мои", — Иисус обнял Мать Марию, у него по щекам потекли слезы. "Наставник, обними каждого из нас, дабы все осталось в нашей памяти". — "Хорошо, Петр". Он подходил к каждому из своих Учеников и обнимал их. И пред Его глазами предста­ла жизнь каждого Его Ученика. — "Учитель, не плачь".

— "Поймите Меня, Я же ведь тоже человек, и Мне

не чужды человеческие чувства, так что не обессудьте Меня. Братья, помните Меня всегда, как и Я буду помнить вас. Сокрушайте своими деяниями все недо­стойное. Боритесь с нечистью и учите других бороться с ней. И пусть все те люди, которые прочувствуют в себе силу Божью, уничтожат зло. И от этого всему миру от мала до велика будет жить лучше. Жизнь намного станет прекрасней. Никогда и нигде не стесняйтесь и не стыдитесь своей духовной работы. Через тернии труднодоступные проносите огонь душ своих, а Я вме­сте с вами буду идти впереди. Ежели кто будет отвер­гать Мое имя, наказывайте таковых Моим же именем, но чисто по-человечески. И прошу вас, сами не оступи­тесь в этом сложном направлении".

— "Павел!" — "Что, Варнава?" — "Мне трудно понять слова Иисуса". — "Варнава, не переживай, со временем я тебе объясню, и ты поймешь".

К Корнилию подошел Иосиф. "Корнилий, я вижу, что ты тоже плачешь". — "Иосиф, я же тоже человек, который любил, очень любил нашего Бога. И для меня расставание есть тяжесть духовная. И чувствую, что эту тяжесть я буду нести всю свою жизнь. Но когда люди поймут, что на земле был действительно един­ственный Сын Всевышнего, то тогда все изменится. И, как говорил Иисус, преобразится не только в духов­ную сторону, но и в материальную. Я рад, что повстре­чался с Иисусом, ибо самому Богу было велено сделать так. Я не только рад, я доволен своей жизненной уча­стью, ибо во всем этом я нашел себя и познал весь мир. И пред глазами Он изменил во мне все и вся". — "Корнилий, я тоже рад, и я плачу и сожалею лишь об одном — почему я раньше не встретил этого пре­красного человека". — "Учти, Иосиф, Бога". — "Да-да, я это имел в виду — Бога. Как мне дальше жить, я не знаю". — "А ты, Иосиф, прислушивайся к своей душе, и Иисус через нее подскажет, как жить и что творить. А сейчас, вот посмотри на Него и еще раз убедись в том, что Он Бог, мы лишь Его овечки, и не мы Его, а Он нас спасет в Своей Обители духовной. И накормит своей лаской и любовью, а это богатство у Него неисчерпаемо, как и Он сам".

— "Корнилий, о чем?" — "Даврий, мы тоскуем как можем". — "Но ведь Он же еще здесь". — "Нет, Дав­рий, считай, что Он уже там, ибо немного времени оста­лось до оного момента. Пусть Он пока дает напутствия своим Ученикам, мы же тревожить Его не будем".

Небесная дымка опускалась на землю. Казалось, что она поглощает всех и уносит с собой в тот бескрай­ний, далекий, неведомый простор.

ОТ ФОМЫ. Я был и являлся Учеником Иису­са. Мой характер не позволял мне много говорить, но я старался запомнить, дабы после донести до людей че­рез таких же, как и я. Охарактеризовать Иисуса, на мой взгляд, очень трудно, ибо Он был личностью бо­жественной. А о Боге трудно говорить, дабы не оск­вернить имя Его. Но от души говорю, что если пред глазами вы видите что-то прекрасное, то оно таковым и останется пред вашим взором на всю жизнь. Точно так и остался предо мной взор моего Учителя. Хотя я много раз в своей жизни сомневался в Нем и все время думал, что Иисус навязывает нам свои духовные идеи.

Может, я был таким человеком, я в этом не грешен. Да, я видел Его чудеса. По тем временам это действи­тельно были чудеса. Я всегда думал: вот пройдет не­сколько тысячелетий и чудеса будут выглядеть смеш­ными пред теми людьми, кто будет жить впереди нас. Тогда я оставлял своих братьев и подолгу не появлялся пред ними. Интерес мой пропадал, ибо я видел своими глазами то, что мы проповедовали, уносилось или про­носилось между людьми стороной. Над нами смеялись, издевались как могли, и я не выдерживал и для себя считал, что нужно оставить на какое-то время эти Бо­жьи затеи, считая все это издевательством над людь­ми. Ибо ничего не менялось после проповедей наших и Иисусовых, люди были очень жестокими не только по отношению к Богу, но и к самим себе. Так шло время, и мой интерес полностью погас к Наставнику нашему. И я покинул Его, не сказав Ему ни слова. Но слухи остановить было невозможно, ибо они ползли по всей Иудее, и Иисус становился знаменитым. Обду­мав все, я решил снова вернуться к Нему и продолжил вместе с Ним деяния наши. Так незаметным образом пришло время распятия. Я, как никто другой, ждал, когда, когда же Он сойдет с креста, но увы, этого не произошло. Распятый Иисус был мертв, как и все остальные люди. Его тело поместили в пещеру, и я подумал: действительно, конец. Видел и другое, что Его преданные Ученики тоже опустили руки, потеряв на­дежду. Никто не верил, что Учитель наш снова вер­нется к нам. И я снова решил уйти, но уже навсегда. Мне даже не хотелось вспоминать ни о чем. Но Иаков уговорил меня остаться и подождать, пока воскреснет наш Учитель. Я согласился остаться еще на некото­рое время. И вот настал день воскрешения. Петр, Иоанн, Андрей радовались тому дню, да и все остальные. Но когда мы увидели пустую гробницу, то кто-то возопил: “Украли, украли тело Учителя нашего". Сразу появи­лись такие мысли, что это было сделано специально, и мы с огорчением пришли в дом к Иоанну и очень долго сидели молча. Кто о чем думал — никто не знает. Я смотрел на всех и думал: вот и все, это конец, самый необыкновенный конец. Человек умер вместе со Сво­им Учением, и больше Он никогда к нам не придет. Ибо смерть, на мой взгляд, оказалась сильнее жизни. На моем веку умерло много людей, и никто из них не воскрес, точно так же, как и Иисус.

Петр плакал: "Братья, неужели мы заблуждались, хотя при этих словах я дрожу, нет, не от страха, а от обиды". Но все по-прежнему молчали. И после, в одно мгновение, мы увидели голубое свечение. "Петр, Анд­рей, что это?" Петр хотел убежать, да вместе с ним и я. Но послышался голос: "Ученики, не бойтесь Меня, ибо это есть то, о чем говорил Я вам". Свечение было очень ярким. После оно стало медленно угасать, и пред нами явился наш Учитель. Кто-то заплакал: "Господи, Ты?" — "Да, Я. Я вам обещал, что вернусь, вот и свершилось". — "Но Ты неузнаваем". — "Я знаю, ибо облик Божий принял Я". Я стоял и смотрел, ка­залось, что это был сон. Я ущипнул себя, да нет, это настоящая реальность, Он пред нами. "Фома, Фома ты неверующий. Неужели ты думаешь, что Господь спо­собен на обман?" — "Учитель, в данный момент я по­верил в Тебя, хотя еще не полностью". — "Что ж, тогда подойди и обними Меня". — "Мне страшно, ибо вижу пред собой другого". — "Нет, Фома, это Я, Иисус Христос". — "Что ж, тогда я обниму Тебя, дабы мои сомнения ушли прочь". Я подошел к Иису­су, Он улыбнулся: "Фома, ну что же ты, не робей". — "Учитель, обнять Бога — здесь нужна смелость". — "Хорошо, Фома, Я тебя Сам обниму". И Он обнял меня. Что чувствовал я, просто не могу передать. Это действительно было волшебство. Все мои неверия унес­лись через какое-то пространство, и мне стало очень легко. И я почувствовал облегченность в своей душе, о теле уже молчу. "Иисус, прости меня, ибо, будучи Тво­им Учеником, не верил в Тебя". — "Фома, не говори сейчас об этом". — "Но сейчас я Твой образ сохраню в своей душе на все дни, которые осталось мне про­жить. Хотя в моем сознании будет идти еще борьба веры и неверия в нашего единого Бога".

Еще я часто думал: если бы у Него была власть небесная в руках Его, то все было бы по-другому. Вот что именно и давило на мое сознание. Человек есть человек, Бог есть Бог. Это не равные весы. Вот имен­но этого я и не замечал. А мне всегда хотелось уви­деть что-то необыкновенное именно от Иисуса.

Была война Богов, о том мне говорил мой дед. Он видел и часто рассказывал, что летающие колесницы бороздили небо, они были разные, вокруг все гремело и горело, и из колесниц падали мертвые Ангелы. Я же представлял все по-другому. Как же Ангелы могут падать на землю, если у них есть крылья? Но дед мой мне говорил: "Фома, у них крыльев не было, ибо из кувшинов, что были за спинами их, исходил огонь, и они метались в небесах, как орлы горные. Колесницы ис­пускали же языки пламени, и от них горели другие колесницы. Смотреть на это было очень страшно, ибо когда железная птица падала на землю, она очень сильно горела, и клубы дыма возносились вверх. Шел дождь, после которого впадали в беспамятство животные и умирали. И через некоторый промежуток времени они разлагались, но самое интересное, что вся та падаль ночью светилась, и мы боялись подходить к их тушам. Эта свечение исходило из каждого мертвого организ­ма". Я же по вечерам не только представлял, но и воочию хотел видеть все то. Война сил небесных не давала мне покоя. Жизнь моя неслась вперед в каких-то ожиданиях. Я ждал: вот-вот что-то должно слу­читься. Думал: а может, оно уже где-то случилось? И вот, проповедуя в Индии, я встретился с одним стар­цем, который предсказывал не только будущее, но и прошлое. И он мне поведал, не знаю, почему он меня называл Сайфом, но он меня так звал. "Сайф, я про­жил много лет, и то, что видел я, никто никогда не видел. Но в моем сознании осталось одно: то были белые люди, но они намного нас умнее. Я с ними говорил, и они мне отвечали, что они жили очень давно здесь". Я смеялся. "Что за глупость говоришь ты мне?" — "Нет, Фома, не глупость, ибо своими глазами видел лица их. Они поднимались в небеса на своих желез­ных лодках и подолгу их не было. Но когда они воз­вращались, то всегда смеялись, говоря при этом: "Пой­мут ли люди то, что мы делаем, ибо разные они у нас получаются". Я даже не знал, о чем идет речь, но эти люди-Боги брали нас за руки, главное, что никого и никогда не били они, подводили нас к зеркалам и просили: смотрите вот сюда и вы увидите блаженство, но не небесное, а то блаженство, что ждет вас впереди. Я слушал открыв рот, ибо по тем временам лошадь являлась для меня чудом".

Прошло какое-то время, Иисуса уже не было на Земле, но Он был всегда с нами, в наших сердцах. И вот однажды я увидел в небесах огненную колесницу, она опускалась к земле. Мне казалось, что она погло­тит меня, но я не испугался, ибо ждал чего-то. Когда колесница находилась у меня над головой, я услышал глас Божий, исходящий из нее: "Фома, здесь, в Индии, сотвори то, о чем попросим мы тебя". — "О чем вы меня хотите попросить?" — "Развей ветром на этой земле Веру в Иисуса Христа". — "Вам легко гово­рить, но ведь меня могут убить". — "Нет, Фома, мы этого не позволим сделать. Ты Храм Божий постро­ишь здесь, здесь и умрешь в страданиях и муках от того, что творил. Но после тебя ждет нечто необыкновен­ное". — "Это здесь?" — "Нет, Фома, здесь у нас". Колесница медленно стала растворяться в небесном пространстве. "Что же это?" — снова подумал я. И изнутри тела своего услышал: Фома, с тобой говорили силы Высшей Иерархии, другими словами говоря, твои телесные Создатели.

"Господи! — заорал я, — кому же верить?" И сразу же услышал: "Тому, кто был на Земле, избрав тебя Апостолом". — "Иисус, прости меня за мою не­лепость и глупость. С этого часа я все свои силы отдам на то, чтобы верили только в Истину Божью и Тебя". Все так и произошло. Индия и Вера моя по­глотили меня духовностью. Тем более я знал, что за все приму муки и страдания.

Образ моего Учителя навсегда остался со мной. Может быть, я для Него был несовершенен, но Он для меня на всю вечность остался единым и совершенным в необычайном блаженстве Божьем.

Я с вами говорил чисто человечески, чтобы вы по­няли то, что у каждого человека есть свой характер и свои чувства, и их скрывать не нужно даже по отноше­нию к Богу. Хотя Иисус для меня всегда был челове­ком. Это было Его первым направлением, а остальное было воистину что-то неведомое. И мне кажется, что для Бога я очень мало сделал. Для Иисуса — много, ибо после воскрешения Его я воистину стал на путь Христианской Веры и нес ее до тех пор, пока меня не отправили в Царствие Божье. Воды и волны Индий­ского океана окрыляли меня не только своей прелес­тью, но и своей земной таинственностью. И во всем том мне виделся образ Учителя нашего и слышался глас: "Видя все живое, видя во весь взор свой, распе­вайте Мое имя, ибо во всем живом есть Я. Ибо Я жил не в тяжесть, а во славу всего цветущего на Земле, ради нового грядущего на Земле Я остался навсегда со сво­ей многогранной силой, которая вездесуща и пронизы­вает она весь белый свет. Несусь из края в край, дости­гаю все. Я рад тому, что неверующие поверили в Меня. Дотронуться и познать Меня не трудно, это жизнь".

И Фома понял свой жизненный идеал. "Я не гово­рю, что он понял поздно, главное, что он понял и всем сердцем своим соприкоснулся с Моей душой. Я его возродил. В душе его появилось просветление", — вот что говорил Иисус пред нами, пред теми, кто верил в Царствие Отца Его и в Божественное имя Его.

ФОМА (НЕВЕРУЮЩИЙ) 63 г. от Р.Х.

Над Иерусалимом вершилось необыкновенное. И все вершилось во славу чисто людскую, Бог радовался, но и страдал. Бог жил и надеялся, что созданное вок­руг поднимется к небесным просторам своей духовной силой. Иисус — горизонт духовный, недосягаемый дья­вольской силе. Но пред человеческой Он предстает в обилии и обличий своем. Огромная сила, сила бытия, сила жизни вечной заложена в имени Господнем. Иисус Христос — лик необыкновенный, лик и взор восхода солнца, встаешь Ты всегда пред очами нашими. Пусть умрут скептики в своем теле, душу пусть не трогают, ибо она достояние Божье, но не неверующего. Иисус

— свобода слова, свобода мысли и движений. Иисус

— Бог, человек всегда с доброй улыбкой на лице, и улыбка, в радость живущих, не имеет значения, где они живут и кто они. Главное, что они помнят имя, самое святое имя — Иисус Христос.

Восшедший с востока, восставший из смерти, воз­несшийся к бессмертию взял нас за руки и показал то, что не было нам раньше ведомо. Все это предстало пред нашим взором, Иисус — жизнь наша и всех жи­вущих на Земле. Иисус — имя, которое нужно чтить и любить. За это имя можно браться руками. На это имя можно возлагать все. Иисус — огонь, Иисус — тело, Иисус — нежность человеческая, Иисус — бла­госостояние цивилизации. Он не Бог, Он выше Его, а выше Его — светлость, та, которую мы не видим, но чувствуем. Иисус, Ты вознесся, мы остались на Земле. Ты всегда говорил: "Я вернусь ко всем, кто ждет Меня". Иисус — небосвод, солнце, восходящее над нами, над всеми живыми. Бог рядом с человеком и человек ря­дом с Богом. Бог-свет, свет-Бог. В свете — рассвет, рассвет внешнего бытия и Божьей благодати. Иисус — смелость, блаженство, прелесть и ласка духовная. Нежное прикосновение, очень доброе дуновенье, вне­дренное в лик человеческий, восполнимо и насыщено всеми деяния Творца. Он возвышается и уносится в Простор Небесный. Мы же здесь будем воспевать Истину Его. Иисус — новое рождение, Иисус — благо и часть человеческой жизни. Иисус — имя необыкно­венное, но всеми принятое. Иисус, в Тебе воздух, солн­це и вода, в Тебе звезды, Луна и Солнце, а в них — Ты, Твое тело, Твоя душа. Как Ты прекрасен среди других. Ты вознёс себя среди опавшего цвета, но Ты не возвысил себя среди цвета, ибо Ты оказался Богом. Иисус — благоприятный идеал существования всего земного, Иисус — жизнь, Иисус — бессмертие.

ОТ ВСЕХ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. — "Корнилий, смотри, мы уже в тумане". — "Даврий, не беспокойся, лучше посмотри, что творится с членами синедриона". — "Ха-ха-ха, я вижу, они трепещут пред вновь явленным. Смотри, Корнилий, они как мухи падают". — "Даврий, на мой взгляд, это хорошо, и они не скоро опомнятся". — "Что ж, пусть так и будет".

Небесное явление оседало на Елеонскую гору, а на вершине ее и у подножия находилось неисчислимое количество людей, ибо Сам Бог просил всех явиться в этот день к священному месту. Иисус сначала был спо­коен, потом Он нервничал, смотря на Мать Марию, которая плакала, стоя в стороне. Он не знал, что де­лать. Он подошел к Матери Марии, обнял Ее и зап­лакал. Слезы были чистым откровением Его. Он знал, что еще вернется и точно так обнимет всех, кто Его знал. Многие не понимали, но тоже плакали. И вот среди всех небесных сияний появилось нечто невооб­разимое: это был огненный шар, тот, что и являлся прежде. Он медленно опускался к тверди земной, ши­пение его было приятным. Все кричали: "Смотрите, чудо, Луна на землю опустилась". Не Луна, сила Гос­подня снизошла снова на землю. Огромный шар кос­нулся земли, он вздрогнул. Пар исходил из него. Петр и Ученики, да и все видевшие, встали на колени. Ог­ненный шар шипел, от него шло тепло. Иисус прибли­зился к нему. "Отец, открой пред нами мир другой, и войду вратами его чрез Твои помыслы благочестивые". Шар шипел. И вот настало время, когда открылись врата того шара. "Господи, Ты принял Меня?" — "Да, Сын Мой. Но не спеши уходить, ибо на Тебя смотрят те, кого Ты учил и ради кого жил". Иисус громко заплакал: "Мама, Мамочка, настало Мое время". Мать Мария припала к земле. "Встань, дорогая, ибо Я Тебя понимаю, но пойми и Ты Меня. Мне очень жалко уходить от вас, от Тебя и от Учеников Своих". — "Эмма, Я Мать Твоя единородная". — "Мамочка, Я знаю это, встань, прошу Тебя. Прошу Тебя, как человек и как Сын Твой. Ведь не в гроб предаешь Ты Меня, к Отцу ухожу на все века, и Ты со Мной только в памяти Моей будешь, только Ты". — "Иисус, забери Меня отсюда". — "Мама, не могу Я, Я повторяю, что не могу". Иисус встал на колени. "Простите Меня, что Я был такой, но Я ничего не могу сделать. Мамочка, — Он припал к земле, — прости Меня, дорогая, прости за все. Я обидел Тебя Своим рождением".

Петр, Варнава и Павел не выдержали, они рыда­ли. "Петр, ну хотя бы вы успокойтесь, не рвите Мою душу до конца". — "Наставник, мы плачем от чисто... хотя от душ своих плачем. Ведь мы с Тобой пережи­ли многое".

Из шара вышли несколько человек.

"Даврий, смотри какая женщина идет к тебе". — "Боже, Корнилий, да это же она".

"Даврий, можно мне тебя поцеловать?" Он покрас­нел. "Это ты?" — "Да, это я, та, которая любит тебя". — "Корнилий, прошу, оставь нас". Корнилий улыбнулся. "Вот это любовь, — подумал он. — Хорошо, хорошо я уйду. Но дайте слово, это вы будете помнить обо мне".

"Даврий, скажи, ты скучаешь обо мне?" — "Зарра, не то слово, и я хочу быть все время рядом с тобой". — "Даврий, будешь, но еще не время". — "Слушай, Зар­ра, я плыву в чем-то необыкновенном". — "Тебе при­ятно?" — "Очень". — "Тогда наслаждайся".

Корнилий стоял в стороне и смотрел на Даврия. "Смотри, смотри на него, он ловит что-то. О-о-о-о, как мне тоже приятно. Эта легкость и свежий воздух ок­рыляют меня".

"Даврий!" — "Что, Зарра?" — "Я с нетерпением буду ждать тебя". — "Где?" — "У тебя дома". — "Но мой дом в Риме". — "Нет, Даврий, твой дом в небесном Иерусалиме, куда ты очень скоро придешь".

Корнилий вздрогнул: "Зарра, Зарра, а я, как быть со мной?" — "Корнилий, у тебя есть семья, и вместе с ней ты тоже вознесешься к Небесам". — Да, Даврий опередил меня и в этом". — "Зарра, Зарра, я-я... о".

— "Ну говори дальше". — "Я люблю тебя". — "Мне это приятно слышать, но тем же самым ты любишь себя. Ты человек, который понял все Божье, и я полю­била тебя за это". — "Зарра, скажи мне, это не сон?"

— "Да нет — жизнь". — "Я хочу, хочу, хочу быть все время рядом с тобой. Только не там, где ты живешь, хочу быть здесь". — "Я не вправе остаться здесь, ибо я подвластна Простору Божьему".

"Иисус, Иисус!" — "Даврий, что такое?" — "Ос­тавь, прошу Тебя, умоляю, оставь судьбу мою здесь". — "Даврий, что Я могу тебе сказать? Оставить Зарру Я тебе не смогу, но обещаю, что ты ее встретишь на Кипре, и вы даже не будете подозревать, что знали друг друга". — "Но я так не хочу. Зарра, проси Учите­ля". — "Нет, Даврий, будет все так, как сказано Иису­сом". — "О, Зарра, ведь я люблю тебя". — "Я тоже люблю тебя, и у нас все впереди. Пока Иисус прощает­ся с Учениками, давай, Даврий, уйдем в сторону и погово­рим с тобой". — "Что ж, я не против, идем".

— "Даврий!" — "Что, Корнилий?" — "Смотри, ибо "Луна" очень скоро скроется на небесах". — "У, Соломон, и здесь ты меня хочешь унизить". — "Да нет, я беспокоюсь за вас с Заррой". — "Тогда спаси­бо тебе, брат ты мой".

— "Даврий, дай мне руку свою и закрой глаза. Сейчас ты увидишь всю жизнь, в которой мы все вре­мя будем находиться вместе". — "О, чудо, Зарра, мне хотелось бы, чтобы все так и было". — "Именно так и будет, ибо Иисус не шутит". — "Но как я тебя най­ду?" — "Очень просто, Кипр небольшой остров, и там я буду одна из тех, кого ты познал и полюбил". — "Но Иисус сказал, что..." — "Это же хорошо. Но когда придет время нашего возвращения, то мы узнаем все о себе и будем очень довольны той жизнью, что прожи­ли вместе друг с другом". — "Зарра, у меня нет слов, чтобы выразить свой восторг".

— "Иисус, смотри, это же Иосиф, отец наш зем­ной". — "Да, Мама, подойди и обними его".

— "Мария, как я рад снова видеть Тебя".

— "Павел, Павел, Давид, смотри, это же твоя мама".

— "Мама, Мамочка, мама Дина, ты снова предо мной".

— "Да, сынок, это я. Мне разрешили навестить тебя. Подойди ко мне". Давид обнял мать."Мама, мамочка, а шрам на шее так и не проходит у тебя?" — "Давид, разве в этом дело? Главное, что я вижу тебя снова и обнимаю тебя". Варнава стоял рядом и плакал. "Что же происходит, — думал он, — все возвращаются на Землю, но откуда? Где находится то место, где они живут?" Давид стоял обнявшись со своей мамой. "Да это прелесть встретить родного и близкого человека после смерти его", — подумал Корнилий.

Несметное количество людей окружило Иисуса. Множество рук тянулось к Нему. Все старались при­тронуться к одеянию Его, стоял неимоверный шум. Земля такого никогда и ни в какие времена не испы­тывала. Ибо было Вознесение Господне. Слезы были у всех на глазах. Люди плакали, провожая своего любимого Бога, Бога-покровителя, который жил на Зем­ле. Слышались крики и плач, просьбы о помиловании. Иисус стоял с вознесенными руками к Небесам. Он молил Вечность, дабы она помогла просящим, да и не только им.

— "Петр!" — "Что, Павел?" — "Смотри на Учи­теля нашего, я Его не узнаю, да и Мать нашу тоже. Петр, ответь мне — почему они светятся?" — "Павел, они, они, я не знаю, что сказать. Но как учил нас Учитель, они приобретают, нет не приобретают, они ста­новятся истинными Богами пред всеми нами".

Иисус сошел с вершины и втиснулся в нескончае­мый людской поток. "Род Мой вечный, смотрите, что здесь происходит. Только вы будете свидетелями уви­денного. Многие не будут верить, но вы все явные свидетели Моего Вознесения в Просторы Небесные. Запомните на всю жизнь, что Я жил и был на Земле, говорил с вами, помогал вам и> прошу вас, не забудьте Меня, ибо Я рожден только для памяти. А в Моей памяти сила есть Моя. И с этой силой Я пройду чрез многие века, и с каждым веком Я буду вливаться в ваши души чрез тернии справедливости и надежды на лучшую жизнь. А здесь она неописуема, ибо не каж­дая душа сможет описать то, что является сверхъесте­ственным. Но ежели и опишет, то не до конца".

Вокруг творилось невообразимое. Иисус долго смотрел. О чем Он думал, известно только силам Бо­жьим и Ему самому. Но такого взгляда никто не мо­жет описать, смотря на все сотворенное. И, анализируя свою работу и свои деяния, может охарактеризовать толь­ко Всевышний, Высший Разум. И Он был рядом с людьми, Он смотрел им в глаза и плакал вместе с ними. И было, нет, не жалко, слезы лились от радости в то, что люди поверили и пришли проводить светлое и святое.

— "Мама, прости Меня за все". — "Эммочка, да за что же? Ведь не Я, а Ты посланник Отца нашего".

— "Но Ты же Мать Моя и Мать всего того, что остается здесь". — "Эмма!" — "Мама, промолчи". — "Но ведь Ты сейчас вознесешься". — "Но не навсег­да. Конечно, это уже скоро произойдет, и Я Тебя буду ждать там. Петр, Иоанн, пожалуйста, успокойте всех".

— "Наставник, но мы бессильны, смотри, что творится с народом. Ведь они впервые видят явление. Нам, ви­девшим все это, и то страшно".

"О Всевышний, воздействуй на них Своей силой укротимой, пусть прозреют".

— "Наставник, это произойдет, но лишь только пос­ле Твоего Вознесения". — "Хорошо, Петр, пускай люди смотрят и после донесут правду до потомков своих".

— "Наставник, смотри, сюда к тебе со слезами на глазах приближаются две женщины". — "Что ж, про­пустите их. Что вам нужно от Меня?" — "Иисус, греш­ницы мы, сделай, пожалуйста, возможное, мы хотим войти в Твое Царствие духовно чистыми". — "Встаньте на колени и пред всеми людьми, находящимися здесь, по­клянитесь и попросите прощения. И с вас все сойдет, и вы почувствуете это. Но ежели после вы еще хотя бы еще раз, согрешите, то вернется к вам и вы будете наказаны проказой, и дети ваши тоже пострадают".

— "Господи, мы клянемся пред Тобой и всеми людь­ми, мы станем на праведный путь и пусть наши души очистятся на все века". — "Что ж, вы убедительно говорите. Так что придерживайтесь сказанного всю свою жизнь".

— "Зарра!" — "Я слушаю тебя, Даврий". — "Ска­жи мне..." — "Нет, рано пока об этом говорить. Но жизнь мы с тобой проведем вместе и очень счастли­вую". — "Знаешь, порой мне не верится". Зарра улыб­нулась: "Посмотри на Иисуса, неужели Он не реален, как и я, да и все остальные".

"Даврий, а помнишь ли ты, ведь ты часто путал ее со мной". Даврий снова покраснел. "Корнилий, я повто­ряю, она та, единственная женщина, с которой нас свя­зывает наше счастье и наша будущая жизнь". — "Что ж, тогда я рад за вас и, если сочтете нужным, то я непре­менно буду у вас на свадьбе. Хотя я уже сам начинаю задумываться над тем, где же все-таки реальность. Луч­ше, Даврий, подскажи мне, где можно найти Артему?" — "Но ты-то должен догадаться, где он". — "Хорошо, вот пойду поищу его вот за этими деревьями".

— "Даврий, ты рад, что все так происходит именно с тобой?" — "Конечно, Зарра, хотя я еще до конца не могу понять". — "Вот когда у нас с тобой будут дети, тогда наверное ты все поймешь и по-другому отне­сешься к этому". — "Думаю, что все так и будет".

— "Иосиф, как Я рада видеть снова тебя". — "Мария, мне тоже приятно, но не огорчайся, все будет хорошо. У нас очень мало времени". Голубая дымка окутала всех и вся. Шар шипел. Люди боялись под­ходить близко к нему, но Иисус просил: не бойтесь, подойдите ближе, поднесите страждущих, и они исце­лятся. Люди с опаской стали подходить и подносить беспомощных. На глазах творилось чудо. Все плакали и молили Иисуса: не бросай нас, Господь Ты наш единственный. Он же стоял в Своем величии и мол­чал, только слезы текли по Его щекам: "Люди, люди, как вы прекрасны в жизни своей и страшны в злости и ярости своей. Но Я вас люблю, ибо всех исправлю и поставлю на достойный путь Нового Мышления. Был Я человеком, видел и смех, и слезы, побои и издева­тельства. Физически Я не обращал внимания, в душе плакал. Хотя порой Божье Творение молчало во Мне и терпело. Многие наслаждались, издеваясь надо Мной, точно так, как наслаждается здоровый человек, видя больного и думая при этом: "Хорошо, что болен не я". Да, чужая боль не зло, ибо не тревожит свое, а издева­ется над другим телом. Были такие моменты, что Я терялся, не зная даже, что сказать людям, хотя внутри кипело и рвалось наружу, чтобы появиться и доказать, что есть естественное и внутреннее, которое дышит чем-то необыкновенным".

Из шара вышли еще трое мужчин. "Господи, да это же Архангелы Гавриил, Михаил и Моисей". — "Люди, поклон всем вам низкий не только от нас, но и от всего Простора Небесного. Запомните этот день и этот час, ибо такое забыть никогда невозможно". Люди припали к земле, и никто не посмел поднять своей головы. Нет, не из страха, а ради почтения и уважения пред посланцами Простора Небесного.

Гавриил с Михаилом смотрели и думали: человеки, созданье Божье, поднимите свои головы и узрите то, что видите пред собой. Моисей же вышел к людям. "Как я рад, что снова нахожусь на Земле обетованной

и среди вас. Много раз мечтал я о таком моменте, и вот с помощью Божьей все свершилось. Дорогие, дайте я каждого из вас обниму". Люди потихоньку стали под­ниматься, и Моисей обнимал каждого из них.

— "Мама, идем со Мной". — "Иисус, прости, Я очень волнуюсь". — "Мама, но ведь не впервые Тебе приходит­ся делать это". — "Хорошо, хорошо, Иисус, идем".

Они вошли в шар. "Сядь, пожалуйста, вот здесь". Мария присела. "Мама, дорогая, Я плачу и буду пла­кать, ибо Я Тебя люблю как Мать, и Мне больно оставлять Тебя здесь со слезами на глазах". — "Иисус, Я уже смирилась, не думай обо Мне. Раз Ты говоришь, что все будет хорошо, значит, так и будет". — "Мама, хотелось бы Мне". — "Иисус, не говори дальше ни­чего, ведь стерпели большее, а остальное останется в душе, и Мне Моя душа, думаю, что всегда придет ко Мне на помощь и поможет в трудную минуту". — "Да, Мама, Ты права".

— "Мария, я же Тебе говорила, что все будет хорошо". — "Иисус, смотри, это же бабушка Рахиль".

— "Да, Мария, это я". — "Сынок, пусть Иосиф зайдет сюда и мы посидим чисто в семейном кругу и немного поговорим". — "Сейчас, Мама, он будет здесь". Во­шел Иосиф. "Иосиф, присядь, пожалуйста, рядом". Извне послышался голос: "Иисус, Мария, у вас очень мало времени, спешите". И между ними завязался се­мейный разговор.

"Слава Богу, Богу Всевышнему и реальному. Он помог мне добраться до этого места", — подумал Осия и упал.

— "Корнилий!" — "Что, Варнава?" — "Смотри, Осия". — "Да-да, давай ему поможем". — "Корни­лий, я пить хочу". — "Вот, пожалуйста, испей воды родниковой". — "Скажи мне, Иисус еще здесь?" —

"Осия, не волнуйся, Он еще здесь". — "Корнилий, а почему члены синедриона лежат как мертвые вместе со своими воинами?" — "Осия, то не моя прихоть, то, наверное, по воле Божьей они отдыхают, ибо им не следовало бы сюда идти. Хотя это их право и они получили, судя по всему, то, что хотели получить. Но их и еще что-то ждет впереди. Ну, слава Богу, пусть ис­пытают и они на своих шкурах боль Иисусову и поймут, что натворили духовные безбожники". — "Осия, не думай, этим делом займутся другие".

— "Варнава!" — "Павел, что?" — "Рот закрой".

— "Зачем?" — "Смотреть на тебя смешно". — "Па­вел, но я же впервые вижу огненную колесницу. Ответь мне, это небесный дом Учителя нашего?" — "Нет, Его "лошадь" небесная, которая скоро переправит Его в Цар­ствие Небесное". — "А можно ли мне войти в колес­ницу?" — "Не боишься ли ты?" — "По правде говоря, боюсь. Но хотя бы одним глазком посмотреть хочется, что там творится внутри". — "О, Варнава, то, что внут­ри, то действительно чудо. Там есть такие зеркала, что в них видно не только твое отображение, но и нечто дру­гое. В зеркалах живут другие люди и совсем иначе, чем мы". — "Павел, я горю желанием посмотреть на все".

— "Хорошо, появится Иисус, и мы попросим Его, чтобы Он показал нам огненную колесницу изнутри. Ты уви­дишь, как видел все это и я".

"Мама Мария, отец Иосиф, бабушка Рахиль, мож­но сказать, что мы прожили на Земле самые светлые дни жизни нашей. Светились они в душах наших. Над телами же издевались как могли. Мама, Мамочка, му­ченица Ты Моя и страдалица, как и отец наш Иосиф". Иисус стал на колени. "Простите Меня, родные. Про­шу прощения у вас, как чадо ваше и думаю, что вы прекрасно поймете Меня. Не зря Я уединился с вами, дабы люди не видели всего и не подумали, что Я слаб, как Истина. Но Я преклоняюсь пред своими чувства­ми и вашей Верой в Меня". — "Иисус!" — "Бабуш­ка Рахиль, слушаю тебя". — "Сын Ты наш небес­ный, не думай о нас, думай о тех людях, кто будет жить вместе с нами, но в других измерениях. И мы же для них будем являться силами Божьими. И я думаю, что нас поймут, хотя некоторые при жизни нашей делали плевки в нашу сторону". — "Бабушка Рахиль, мы есть единая семья, видимая и невидимая, Мы едины, и Я не боюсь в любой момент открыться пред людьми". — "Что ж, Отец Твой Всевышний в помощь будет Тебе".

— "Спасибо вам, ибо Я понимаю, но другие не могут понять всего святого". — "Иисус, не думай об этом, ибо плод у Тебя на Земле остался закоренелый — Твои Ученики, да и те, кто общался с Тобой".

Снова послышался глас: "Иисус, готовься!" — "Да, Отец Мой Небесный, Я уже готов". — "Только прошу Тебя, Иисус, выйди к людям и обратись к ним, как человек, знавший их. Говори немного, но избери смысл для всего того, что скажешь своим детям земным". — "Отец, Я все так и сделаю. Не буду Я многословен, ибо за время своих деяний Я сказал очень много, да и многому научил даже тех, кто не верил в то, что они живут на этой Земле". — "Понимаешь, Сын, люди часто заблуждаются и вредят сами себе этим же заблуждением. Ты же понял, постиг то, что некоторым недоступно. Конечно, у Тебя были Свои осо­бенности. Ты был Сыном Бога Вселенной — это Тебе и помогало. И Я рад, что Ты рассеял по Земле своим духов­ным дуновением". — "Отец, Я слышу и читаю мысли Своих братьев, они хотят посетить..." — "Я все понял, пусть войдут в обитель и узрят то, что в ней есть, ибо желание всегда должно быть исполнимо". — "Мы мо­жем выйти к людям". — "Да, Иисус, попрощайтесь, но только в физическом плане, ибо духовность Твоя останется на Земле навсегда". — "Мама, идемте к людям".

— "Смотри, Павел, Иисус выходит". — "Брат Ты мой". — "Павел, знаю, о чем ты хочешь просить Меня. Ступайте в обитель Божью. Пусть Варнава увидит все то, что нужно увидеть ему". — "Павел, я боюсь, ведь вокруг шумит и пар идет". — "Не пар, Сила Господня кипит". — "Павел, мне не понять".

— "Дай мне твою руку и следуй за мной". Они вош­ли. "Мир вашему дому". — "Мир и вам, дети Мои. Павел, усади поудобнее Варнаву". — "Да-да-да, я уже сижу". — "Смотри вот сюда. Что ты видишь?" — "О, Бог ты мой, зрелище, зрелище, которое я запомню на всю жизнь". — "Учти, Варнава, там, впереди, где живут люди, а точнее говоря, это ваша будущая жизнь, жизнь всех людей". — "Все очень интересно". — "Варнава, Я тебя понимаю. Запомни и из увиденного сделай вы­вод: кто и для чего существует на Земле". — "Все­вышний, все так и будет..."

— "Даврий". — "Что, Корнилий?" — "Знаешь, я так и не нашел Артему". — "Да Бог с ним, не ребенок, найдется". — "Зарра, вы извините меня, знаете, с кем вы хотите связать свою судьбу?" — "Корнилий, если бы я

не знала..." — "Вот-вот, об этом и я думал. Это очень прекрасный человек, и главная черта в нем — честность. И если бы у него таковой не было, то не было и этого человека". — "Спасибо тебе, Корнилий". — "Зарра, за что?" — "За ваши чистые откровения, ибо вы ничего не скрываете, хотя любите пошутить над самим собой". — "Зарра, мы с Даврием веселые, и в шутках наших мы видим жизнь. Конечно, не только свою, но и окружаю­щих". — "Корнилий, а знаешь, ты мне..." У Даврия по­краснело лицо. "Сохрани мне моего суженого". Даврий посветлел. "Конечно, сохраню, ибо он для меня как дитя". — "Даврий, я понимаю тебя, тебе стыдно, но не нужно стесняться, ибо нас никто не разлучит. Даже смерть не будет для нас являться препятствием, она сблизит нас в одно единородное тело. — Зарра улыбнулась, посмотре­ла на всех. — Ну, дорогие мои, подходит мое время, нуж­но отправиться в то место, где мне следует быть". — "Зарра, а как же Кипр?" — "Даврий, очень просто, ты меня там встретишь. Как произойдет — узнаешь пос­ле".

— "Даврий, я тебе очень завидую, ибо ты избран, конечно же, не мною. Тебя силы небесные избрали, а в их лице ты видишь свою суженую, Зарру". — "Кор­нилий, тебе нужно было родиться не сотником, а бро­дячим артистом". — "Если б я таковым и родился, то я все равно любил бы тебя как брата, но волю Божью не переиначишь. Думаю, Даврий, что ты согласен со мной. Я вас понимаю и не буду вам мешать, прощай­тесь. Тебе же, Зарра, я говорю: до встречи".

ОТ ИАКОВА. В какой-то степени я не пони­мал нашего Учителя. Не дано мне было понять все Его слова, ибо Он говорил не так, как мы думали. У Него получалось как-то особенно. После Его изрече­ний я очень долго размышлял над сказанным Им. И в конце концов я не находил для себя единого ответа. Нет, не сомнения одолевали меня, но что-то непонят­ное все-таки давило на меня. Желание было огромное разобраться во всем Его Учении. С большими трудно­стями ко мне все приходило. Я его ставил на весы своего ума, и ум мой сопротивлялся мне, пытаясь что-то доказать. Я видел многие творения, которые были на­стоящей явью, и они исходили от Иисуса. Повторить то, что мог творить Иисус, с уверенностью можно ска­зать, что из нас всех никто бы не смог. Хотя многие из нас пытались сделать нечто подобное, но увы. Конечно, что-то и получалось, но не в такой степени, как получа­лось у Иисуса. Даже взять случай с воскрешением Лазаря. Истинно говорю: было чудо. Пред нами встал покойник, который заговорил, и язык его был понятен, ибо он сразу попросил воды. В тот момент я даже присел от увиденного. Иисус же был непроницаем. Он стоял и смотрел, а внутренне говорил: "Смотрите, смотрите все, ибо на ваших глазах восстает бессмертие, о котором Я часто говорил". Мы же только смотрели и были, точнее, являлись свидетелями свершенного Иисусом Христом.

Люди тянулись не только к Нему, но и ко всем нам. Они хотели видеть что-то новое, ибо дряхлость века грядущего угнетала обыденностью живое. Ско­рость века измерить невозможно. Жизнь же саму про­считать можно было. И расчеты делал для нас наш Учитель. Он возвысил нас, а вместе с нами и людей. Возвысить одного нелегко, но возвысить человечество — что-то невероятное, и одному это не подвластно. А из этого следует, что имеются силы, которые руководят чем-то невидимым, но сокровенным. Ибо они, силы, меняют облик живого. В их время было невдомек, что есть такое. Все приходит со временем, и все осознаешь чуть погодя. Судя по всему, это закон, ибо открыть пред человеком все сразу — значит погубить его. И это, думаю, закономерность, исходящая свыше.

Бог — к этому можно отнестись по-разному, но в совокупности всегда придем к единому, ибо в Боге заложено ядро знаний. Пусть даже Бог не будет иметь своего единого лица, хотя оно едино в своей силе, энер­гии своей.

Андрей спрашивал Иисуса: "Скажи мне, Учитель, Ты такой же, как и мы, но мы разные". — "Вот, Анд­рей, ты уже и ответил на свой вопрос. Я послан ради вас силами Тверди Небесной, вы же живете в ней, но не знаете, как пользоваться благом. Вот в чем разница".

— "Иисус, я думаю так: Ты знаешь, как можно вне­дряться в силы небесные". — "Именно так, ибо Я неразрывен с ними, чему учу и вас. Воссоединитесь и прочувствуйте энергию, и лишь тогда вы обретете то, о чем спрашивали Меня. Повторяю: здесь нужна Вера, без нее лучше не прикасаться ко всему святому".

Вроде бы понятно и не понятно. Мы дерзали, ста­рались делать так, как учил нас наш Учитель. Я ду­мал: вот пройдет какое-то время и люди скажут: "Да выдумали вы все то. Какой Бог мог жить на Земле?" Потом я успокаивал самого себя. Пусть что хотят ду­мают и говорят, ведь Он был, я видел Его и общался с Ним, ел и пил, и видел Его воскрешение. Был Он, говорил с нами и страдал вместе с нами, помогал и был избит, оплеван и окровавлен, вознесен и унижен. И Он, можно сказать, существовал не для своего уни­жения, а для нашего возвышения. Мы отрекались от Него и снова тянулись к Нему, ибо все это можно назвать только жизнью.

Трудно говорить о человеке, а о Боге же еще труд­нее, ибо Он наш Создатель и, не познав своей истины, соприкасаться с Божественной очень накладно и вооб­ще говорить о Всевышнем Господе Боге не каждому дано, и если дано, то слов человеческих не хватит, дабы описать Его как Бога и как силу Всевышнего. Ибо он — идеал всего величественного, светлого и разумного. Прочувствовать все очень трудно, перенести — еще труд­нее. Тем более переносить всю тяжесть — это удел всего живого. Каждый по-разному относится к этому, так и мы относились к нашему Богу. Что можно сказать еще о человеке, который жил рядом с нами — человеке со всемогущим именем? Он останется единым, как и власть Его над живущими.

Скромность и любовь Его — причал духовный для живого. Разум Бога нашего — океан, в котором слышен не только всплеск волны, ибо в нем есть еще и жизнь. И океан вечен, как и Создатель его.

ОТ ИАКОВА 59 г. от Р.Х.

"Ученики Мои дорогие, да и все люди, кто нахо­дится здесь, Мое время истекло, поэтому Я прошу вас, кто хочет посмотреть огненную колесницу, пожалуйста, вы можете это сделать прямо сейчас". Немногие решились, но Ученики через проем вошли в огненную колесницу.

— "Учитель, скажи нам. Ты второй раз вернешься на Землю в этой колеснице?" — "Братья, пока Я вам ответить ничего не могу, но Ангелы Мои очень часто будут появляться на Земле на таких летающих колес­ницах и смотреть за деяниями людей".

— "Иисус!" — "Варнава, Я слушаю тебя". — "А эти люди, что снуют в этих зеркалах, где они живут?"

— "О, это очень далеко. Но некоторые живут среди вас, только вы их не видите". — "А они нас?" — "Они вас видят".

— "Как интересно устроен мир". — "Павел, почему ты плачешь?" — "Иисус, я хочу познать все". — "Что именно?" — "Вообще, как устроена Вселенная?" — "Брат ты Мой, придет время, и ты все увидишь глазами души своей и убедишься в том, что Я был прав".

"Даврий, — потихоньку обратился Корнилий, — да закрой же ты рот свой, мне неудобно смотреть на тебя". — "Корнилий, в чем дело?" — "Рот, говорю, закрой". — "О, извини меня, но скажи, где я нахо­жусь?" — "Да если бы я мог тебе объяснить, то я был бы выше Учителя нашего". — "Корнилий, а почему я в колеснице не чувствую размеров ее?" — "Даврий, судя по всему, мозги наши не созрели, дабы понять это. Лучше смотри и запоминай. О Боже, да закрой же ты рот свой, смотри, даже Зарра улыбается, видя тебя та­ким". Даврий покраснел. "Зарра, извини меня". И в этот момент послышалась упоительная музыка. При ее звучании казалось, что вошедшие плывут в какую-то неведомую даль. Было очень легко. Казалось, что тя­жести земные навсегда покинули слушающих. Это было духовное наслаждение. При этой музыке образ Иисуса менялся несколько раз. Все это видели. Смотря на все это, Петр несколько раз становился на колени, он не знал, что делать.

Со стороны Елеонская гора выглядела чревом ра­зорвавшегося вулкана. Огромное количество людей наблюдало за явлением.

— "Антипа, посмотри, как Небеса горят". — "Пон­тий, ты предлагаешь мне смотреть на нашу, я повторяю, на нашу участь". — "Да, пусть так будет, но такую красоту я запомню на всю жизнь, ибо еще раз я убеж­даюсь в том, что Иисус был и является Богом, ибо воочию вижу, что сами Небеса опустились на землю и забирают свое дитя в то Царствие, о котором пропове­довал Иисус Христос". — "Понтий, ты что, каешься?"

— "Антипа, судя по всему, так". — "Тогда стань на колени". — "А что ты думаешь, я сейчас так и сде­лаю". Понтий стал на колени, обнял свою голову рука­ми и зарыдал. Антипа посмотрел на него, сначала улыб­нулся, а после подумал: "Раньше нужно было это де­лать, а не тогда, когда сотворили такое беззаконие пред Богом". У Ирода по щекам потекли слезы, а Небеса продолжали изливаться разноцветными всплесками Силы Небесной. Даже время остановилось, как будто бы оно тоже было в ожидании вознесения Сына Бо­жьего в Обитель Всевышнего.

ОТ ИУДЫ. Зрелище было необыкновенным. Видеть все, а точнее, для этого нужны были сильные нервы. Мы прощались со своим Учителем, со своей духовной опорой. Он нам дал многое, ибо до него мы, с открытой совестью можно сказать, не знали ничего (кроме Иоанна Богослова). Но, породнившись с Иису­сом духовно, мы приняли новый облик. Нет, не вне­шний, внутренний, духовный. Мы чувствовали, и с каж­дым днем в наши тела вливалось больше и больше чего-то необыкновенного и нового. И мы стремились все время находиться рядом с Иисусом, ибо Его лич­ность была необыкновенной. Решиться провозгласить себя единородным Сыном Всевышнего было очень труд­ным делом. По писанию мы знали, что Он должен был явиться. И это произошло. Мы радовались Его явлению. Другие же злорадствовали и смеялись над ним и теми, кто, не стесняясь, шел рядом с Богом Иису­сом Христом.

Я довольно часто наблюдал за Ним и неоднок­ратно удивлялся: откуда и где Он берет силы, ибо уставшим Его я никогда не видел, точно так, как и Мать Марию. Хотя в момент вознесения Господа было заметно, что Она изменилась, трудно объяснить, в ка­кую сторону, но она стала другой. А впрочем, все мы изменились.

Были и такие моменты, когда хотелось все бросить и бежать неведомо куда. Обидно было смотреть на издевательства священников. Да, они воочию издева­лись над нами и Богом нашим. Иисус говорил: "Братья Мои, не смотрите на идолов, которые беснуются, в этом выражается их слабость, они боятся нас. Мы же дол­жны идти тропой чисто Божьей и давить бесовское на своем пути до тех пор, пока не обновится вся Земля". Я вспоминаю один случай. Это было в Вифании. Один юноша, сидевший на земле, бросил камень, но в Иисуса не попал. Удар пришелся по голове Матфею. Мы подошли к юноше, Иисус посмотрел на него. "Прошу тебя, встань и извинись". — "Я не могу встать, ноги у меня с детства отнялись". — "Вот в чем дело. Тогда посмотри Мне в глаза". Юноша посмотрел и поти­хоньку начал приподниматься. "О Боже, я могу, я могу стоять". — "Идемте, братья, дальше, а ты, юноша, прежде, чем бросить в кого-либо камень, подумай, дабы не сде­лать больно невинному человеку, который не заслужи­вает такой участи". — "Хорошо, подумаю", — юноша опустил голову. "Идемте". Мы удалились не намного, юноша догнал нас, упал на землю у ног Учителя наше­го и зарыдал: "Бог, Ты Бог, прости меня, прости и накажи. Я не виновен, не виновен, это священники говорят, что Ты дьявол, и призывают нас не верить Тебе". — "Встань, Я наказание с тебя снял, ты мо­жешь сейчас ходить. Так вот ступай в люди и объяс­няй им, что Я не дьявол, ибо ты сам в этом убедился". — "Хорошо, Бог Ты мой, так и сделаю и больше никогда не брошу камень в человека". — "Что ж, Я верю тебе и открываю пред тобой дорогу справедливо­сти и правды Божьей. Смотри, не оступись, ибо снова будешь прикован к земле".

Много лет спустя я встречался с тем юношей. Хотя в то время он был уже зрелым мужем и проповедовал в Ефреме христианскую Веру. Я невольно подумал, что Иисус не ошибся в нем.

После Вознесения Господнего мы какое-то время бездействовали. Нет, мы не опустили руки, просто было не по себе оттого, что с нами рядом не было нашего Учителя. Но каждый из нас внутри себя слышал: "Я рядом с вами, Я везде, идите в народ, несите к нему любовь свою и свои добрые намерения. Учите всех от имени Моего делать то же самое".

И мы разошлись в разные стороны Земли обетованной, дабы приумножить Веру в Учителя нашего. Народ всегда нас слушал и шел за нами, приумножая все святое. Конечно, и трудности нас не обходили сто­роной, но ради всего Божьего мы выдержали муки и страдания. Многие из нас ушли в бессмертие в муках, но нас ничто не сломило, ибо мы уходили только с одним именем: Иисус Христос. По правде говоря, уми­рать никому не хотелось, но мы знали, куда уходим, и что нас там встретят и воздадут должное. Так и про­изошло, нас встречали, и мы радовались, ибо Сам Учи­тель у врат небесных вступал в объятия с нами и весь Простор Небесный торжествовал. И мы понимали, что каждый человек здесь будет встречен и никто его не обидит и не унизит, не бросит камень в него и не обольет грязью, ибо из Царствия Небесного злость, рев­ность, зависть изгнаны навсегда. Простор светится и переливается. Красоту невозможно описать, на сие нуж­но только смотреть и в умилении любоваться ею. И вы прочувствуете наслаждение и вместе с ним любовь и ласку Божью. Я часто думал, как мы там разместим­ся, ведь жизнь нескончаема? Но когда влился и сопри­коснулся с Силой Божьей, то понял, ибо в Силе мы имеем свое место, конечно, бестелесное, но чисто духов­ное и со своим же "я".

Простор нескончаем, как и вся жизнь. Простор всемогущ, насыщен огромной духовной силой. Другими словами говоря, что Учитель наш не зря отдавал Свои знания и силы Свои, чтобы доказать людям, что Цар­ствие Отца Его Небесного есть Царствие добра и любви, необыкновенной ласки. И люди, все без исклю­чения, кто тянется к Иисусу Христу, духовностью сво­ей прочувствуют и узрят все красоты простора. Да и не только это, ведь там, в глубине Вселенной, есть не­что еще — волшебство, которое каждый человек при жизни мечтал увидеть.

Все впереди. За вами стоит только одно — Вера в Господа Бога - Иисуса Христа.

ОТ ИУДЫ. 68 г. от Р.Х.

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. Иисус подошел к Алек­сандру. "Ответь Мне, нравится ли тебе все это?" — "Иисус, у меня нет слов, я восхищен мной увиденным". — "Раз так, Александр, Я думаю, что ты жалеть ни о чем не будешь". — "Учитель, извини меня за мою ми­нутную слабость". — "Александр, Я тебя понимаю и обещаю, что у тебя будет все то, чего ты пожелаешь". — "Спасибо Тебе, Иисус". — "А сейчас, Александр, по­смотри на всех здесь присутствующих и запомни их лица. Хотя ты в любой момент можешь их увидеть вот в тех "зеркалах" и мысленно поговорить с ними. Для Меня самое главное, что ты поверил во все святое".

Из пространства снова послышался голос: "Ваше время истекло". — "Братья Мои, все медленно выходим". И все медленно стали покидать колесницу небесную.

— "Мария!" — "Иосиф, Я слушаю тебя". — "Прошу Тебя еще раз, не огорчайся, все будет хорошо". — "Иосиф, Всевышнему так угодно, то так тому и быть".

"Мама, Мамочка!" — "Иисус, Сынок Ты Мой един­ственный!" — "Мама, прошу Тебя, не плачь, дорогая, все будет так, как я Тебе и говорил". — "Эммочка, спасибо Тебе". — "Нет, Мамочка, это спасибо Тебе, ведь Ты воспитала Меня".

— "Петр, Андрей, Иоанн и все Ученики Мои, Я не прощаюсь с вами, ибо знаете, куда и для чего Я возношусь. Прошу лишь об одном: продолжайте без ко­лебаний, несите к каждой душе Учение наше. И пусть каждый человек возрадуется всему Божьему". — "На­ставник, обещаем, мы все сделаем ради Тебя".

"Даврий". — "Да, Иисус?" — "Доведи все до конца, и Я надеюсь, что справедливость восторжествует. И про­шу вас с Корнилием, не ругайтесь никогда". — "Иисус, но мы же все..." — "Иосиф, Клавдия, Осия, спасибо вам за все, ибо вы являлись Моей неотъемлемой частью жизни. Вы ее прожили вместе со Мной, видя при этом и спра­ведливость и беззаконие. Огромное вам спасибо за все. Я не ухожу от вас и надеюсь, что никто из вас не подведет Меня и не осрамит Мое имя. Понимаю, что все выглядит пред вами сном, но вы убедились в том, что это не сон, слушая прекрасную музыку Простора Божьего. Ведаю все о каждом из вас, изменить же не вправе Я ничего, хотя в отдельных случаях Я всегда буду приходить к вам на помощь. Павел, Варнава, вы молоды и не жалейте своих сил. Отдайте все во благо человечества и во славу Все­вышнего".

— "Брат Ты наш и Учитель, считай, что это уже сделано".

— "Павел, прощайся с мамой Диной". Павел об­нял свою мать. "Давид, я жду тебя".

— "Мама, Мне пора". Мария посмотрела на Иисуса и заплакала. Даврий обнял Зарру, она про­шептала: "У нас все впереди". — "Зарра, я тем и буду жить. Поэтому не прощаюсь с тобой".

— "Мариам?" — "Да, бабушка Рахиль?" — "Ну, пожалуйста, не смотри на Меня так". — "Я уже спо­койна как никогда".

В проем небесной колесницы первым вошли Иосиф, Рахиль, Зарра, Александр. Иисус же был пос­ледним. Он поднял руки к небесам и громко сказал: "Люди, помните обо Мне, помните имя Мое ради сво­их детей, самих себя и всего того, что вы видите вокруг себя!" Казалось, что его глас пронесся над всей Землей, люди, окружавшие Елеонскую гору, вздрогнули. Был слышен сильный плач. Да, именно Земля прощалась с Богом. Он же оставался во всех сердцах человечес­ких. Проем закрылся, послышалось шипение, и небес­ная колесница медленно стала подниматься к небе­сам. Люди, поднявши руки к небесам, кричали: "Гос­поди, прости нас, грешных, и сохрани". Но небесная колесница уже выглядела маленькой звездочкой в не­бесах. После вовсе скрылась.

Иисус стоял молча, слезы текли по Его щекам. "Учитель, — обратился Александр, — о чем Ты ду­маешь?" — "Александр, о том, что Я вернусь снова на эту Землю". — "Иисус, я Тебя не узнаю, Ты меня­ешься на глазах". — "Нет, Я не меняюсь, просто Я принимаю Божий вид". — "О, Господи, это чудо, я вообще не узнаю Тебя". — "Не бойся, лик Мой зем­ной и лик Мой небесный имеют разницу — это есть таинство. А сейчас, Александр, отдыхай. Мне же нужно

побыть одному". Он весь светился. От него исходило много тепла. Бог был в раздумье, и Его мысли мед­ленно оседали на грешную Землю. Он молчал, но Он же думал о Земле, уносясь в Царствие Отца Своего Небесного.

Иисус Христос думал, и мысли Его были толь­ко о человечестве. Земля пред Ним выглядела ма­ленький песчинкой в бессмертной Вечности. "Зем-ля-я, Земля-я, Земля-я!"

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. Развеялся небесный ту­ман. Люди успокоились, но до утра никто не покинул того места. Они стояли в надежде, и все хотели, чтобы Иисус вернулся. Но Его не было. Помнили Его и слова Его: "Я останусь в ваших сердцах".

По небу медленно стали ползти темные тучи. Кор­нилий посмотрел на Даврия. Его же взгляд пронизы­вал Простор Небесный. "Не дай Бог, если сейчас пойдет дождь", — подумал Корнилий, — и тогда Дав­рий вовсе сойдет с ума".

— "Даврий, видишь тучи?" — "Зарра, что ты гово­ришь?" — "Слушай, какая я тебе Зарра, я еще Корни­лий. Говорю: ты тучи видишь, дождь будет сейчас". — "А, пусть идет". И в это мгновение прогремел гром, пустился теплый дождь, Даврий как никогда был рад дождю. Он поднял руки к небесам и закричал: "Зар­ра, я тебя люблю!" — "Вот это да, ну, следователь", — Корнилий рассмеялся. "Что ты смеешься?" — "Нет-нет, я ничего, но ты так заорал, что тучи разогнал во все стороны. Вот что значит любовь". — "Корнилий, ни­чего ты не понимаешь в жизни". — "Действительно, куда уж мне". — "Корнилий, кстати, ты не видел Артему?" — "Нет, может, он уже в Риме или в колес­нице улетел". — "Слушай, хватит шутить. Послезавт­ра я отправляюсь в Рим. Сейчас я уж точно знаю, что я там буду говорить пред властями".

Марию окружили Ученики Иисуса. Она была спокойна. "Мария!" — "Что, Корнилий?" — "Идемте все ко мне". — "Хорошо, я согласна". Вслед за Мате­рью Божьей в сторону Иерусалима двигалась огром­ная толпа людей, истинно божьих людей. И впереди них шла женщина — святая из святых. Она шла с гордо поднятой головой к Небесам, к тем Небесам, где находился Ее Сын — Бог человеческий.

Все находились в доме Корнилия. "Мария, что Ты решила делать дальше?" — "Корнилий, Я хочу с Пав­лом и Варнавой отправиться в Назарет и некоторое время прожить там, ибо в Иерусалиме Мне будет труд­но". — "Мария, я Тебя понимаю. Возьмите моих ло­шадей". — "Спасибо тебе, Корнилий, ты очень хоро­ший человек, но Я хочу весь путь преодолеть пешком. Хочу посетить те места, где побывал Сын Мой. Да и спешить Мне некуда". — "Что ж, быть по-Твоему. Петр, а что вы решили?" — "Понимаешь, Корнилий, я сейчас не могу тебе ответить, ибо еще не решил". — "Но у вас времени предостаточно. Мария, когда Ты намерена отправиться?" — "Завтра с утра". — "Я тогда Тебя немного провожу". — "Хорошо, Корни­лий. Можно ли Я прилягу, устала и хочу отдохнуть". — "Конечно, Мария! Спокойной ночи Тебе, Мать Мария". — "Петр, вы что, уходите?" — "Да, нам пора, ибо нам нужно обсудить свои дальнейшие планы". — "Тогда удачи вам". — "Спасибо". — "Но завтра мы Тебя тоже проводим". Мария их уже не слышала. Все вышли из дома. Божья Мать отдыхала от всех тяжестей земных.

— "Мама Марии!" — "Да, Иисус? Сынок, Я знала, что Ты вернешься". — "Я же говорил, что Я с вами останусь навсегда. Встань и подойди ко Мне". Мария встала и подошла к Иисусу. "А сейчас, Мама, посмотри вон туда, кто там лежит?" — "О Боже, да это же Я, а точнее Мое тело. Но почему Я так выгляжу?" — "Ни­чего, Мама, в Назарете Ты преобразишься и будешь выглядеть иначе, а пока будь таковой, как есть". — "Иисус, мне так легко, что не хочется возвращаться на­зад в тело". — "Нет-нет, Я Тебя успокоил и сейчас Тебе нужно возвратиться обратно". Мария глубоко выдохнула и открыла глаза. Рядом никого не было. "Господи, спасибо Тебе, что Ты есть на самом деле, а все-таки интересно видеть Себя со стороны". Она сно­ва уснула и уже до самого утра. Утро было нежным и теплым. Мария чувствовала себя прекрасно.

— "Мария, смотрю на Тебя и вижу, что Ты сегод­ня в настроении". — "Корнилий, по-другому не может и быть, ибо Я встречалась с Иисусом и говорила с Ним". — "Это же хорошо". — "Конечно, Я убеди­лась в том, что Он рядом с нами. Павел, собирайтесь с Варнавой, и мы отправимся в путь по стопам Брата вашего". — "Мама, мы уже готовы и можем следовать, тем более, Петр с Учениками уже здесь". — "Корни­лий!" — "Да-да, Мария?" — "Идем".

Они шли по улицам Иерусалима. Только впереди шел не Иисус, а Матерь Божья. Они даже не заметили, как подошли к лобному месту. "Петр, давайте немного постоим здесь". Пред Ее глазами вмиг промелькнула вся жизнь Иисуса. Она отчетливо услышала: "Мама Мария, начиная с этого места, уверенно иди вперед, ведя за собой братьев наших". — "Хорошо, Иисус, и вот, начиная с этого места, Я буду идти навстречу своему бессмертию и во славу Твою". Она обратилась к Уче­никам: "Все, дети Мои, вы знаете, где Меня можно най­ти. Я не прощаюсь с вами и жду вас каждый день, дабы восславить Господа нашего. До встречи, дорогие вы Мои, и спасибо вам за все". Ученики стояли молча и смотре­ли вслед Божьей Матери, уходящей с двумя Ее сыновь­ями в простор Божьей искренности и любви. Мать Божья шла по Земле, на которой Ее Сын оставил пло­ды свои духовные.

— "Даврий, грустно у меня почему-то на душе".

— "Корнилий, мне тоже нелегко". — "Слушай, а Ар­тема нашелся?" — "Да вот он спит, я даже не знаю, где он два дня пропадал. Он только молчит и краснеет".

— "Ну тогда с ним все понятно. Ты-то что решил?"

— "Понимаешь, Корнилий, я посетил Понтия и Иро­да, был в синедрионе, провел там, на мой взгляд, поучи­тельную беседу. В общем, все, кто виновен, очень ско­ро будут в Риме держать свой отчет пред властями и сенатом. Я считаю, что дело в отношении убийства Иисуса я довел до конца и исполнил свой чисто чело­веческий долг. И мне поутру тоже следует отправиться в Рим. Так что, дорогой ты мой сотник, пришел и наш час. Трудно мне будет без тебя, но жизнь требует своего". — "Даврий, я же отправлюсь в Капернаум, но не

знаю пока, чем там займусь. Судя по всему, буду про­поведовать христианскую Веру везде и каждому. И сейчас, я сейчас не шучу, обязательно посещу Кипр".

— "Мир вам, Корнилий". — "Петр, уходите, не стойте как стражи. О, вы все пришли?" — "Да, ибо знаем, что Даврий уезжает и хочется..." — "Петр, дальше ничего не говори, я уже знаю, чего вам хочется, но не будем делать из этого праздника. Просто посидим, по­беседуем и обсудим, как всем жить дальше". — "Кор­нилий, у меня есть предложение: а что, если мы поедем к водам Иордана?" — "Мы все согласны".

Прохладная вода Иордана шумела. Корнилий, Даврий и все Ученики Иисуса нашли для себя удоб­ное место и разместились в тени. Вопрос стоял лишь один: как быть и жить дальше, и кто будет первым после Иисуса среди нас. Очень долго шли споры, но к единому мнению так никто и не пришел.

Слово взял Корнилий: "Дорогие мои братья, снача­ла давайте проводим Даврия и чуть погодя отправимся в Назарет к Матери Марии. На мой взгляд, Она расста­вит все на свои места". С Корнилием все согласились. "А пока давайте сюда мелехи с вином..."

— "Клавдия, ну что ты все время молчишь? Ведь я тоже хочу узнать, что же происходило на Елеонской горе". — "Понтий, рассказать тебе, то ты не поверишь, ибо на то нужно только смотреть и все прочувствовать своей душой". — "Ты же прочувствовала, вот и рас­скажи мне. А то Даврий уже сделал мне предложе­ние посетить Рим. И я должен быть в курсе всех событий". — "Понтий, дорогой, о событиях нужно было думать раньше, но не сейчас. А вообще, грубость чело­веческая может рушить все то, что попадается под ее давление. Она никого не помилует. Ибо сами своими глазами видели, как она уничтожила Бога, разорвала Его на части. И вот в этом давлении находились и мы с тобой, и все те, кто звериным голосом орал: "Распять Его". Понтий опустил голову: "Ты снова начинаешь на меня давить?" — "Понтий, это мелочь по сравнению с тем, что мы натворили". — "Клавдия, скажи мне, а ты видела "луну"? — "Не только видела, но и входила вовнутрь ее". — "И как там?" — "Ума, ума моего, Понтий, не хватит для того, чтобы объяснить тебе все, ибо оно все Божье". — "Хорошо, я все понял. Давай лучше будем.., а вообще-то нет, я лучше отдам пред­почтение мелеху с вином". Клавдия посмотрела на него, заплакала и удалилась отдыхать.

"Этим уже не переиначишь, — подумал Понтий, — и как бы ты не рыдала, Иисуса, можно сказать, уже нет. И ты, лично ты, Клавдия, Его никогда не вернешь. Хотела бы ты этого или нет".

До глубокой ночи Клавдия не могла уснуть. Пон­тий же наслаждал свое чрево напитком, который был подарен ему солнцем. В том наслаждении он и уснул.

— "Ну, Корнилий, вот и настало время". — Дав­рий, плохо мне будет без тебя". — "Понимаешь, Кор­нилий, мы с тобой породнились, понимали друг друга даже по выражению глаз, и мне кажется, что все люди должны быть такими". — Дай Бог, дай Бог, Даврий, чтобы все были таковыми. Но пока идет по-другому. Я вот сейчас думаю, не проклянет ли Всевышний всех людей, ведь люди подняли руку на святое. Мы были рядом и ничего не смогли сделать ради того, кто нас сотворил". — "Корнилий, я это понимаю, но я могу быть лишь следователем на этой Земле. Что же каса­ется другого, то я здесь бессилен, хотя совесть о чем-то говорит и даже тревожит. И порой, особенно после Вознесения Иисуса, во мне что-то изменилось, ибо, видя все происходящее у себя на глазах здесь, не только совесть, но и разума можно не удержать своего. Ведь сам видел своими глазами: был Он и вознесся. Видел все, мне даже не верится. —"Даврий, согласись, ведь было же такое. Конечно, я понимаю, пройдет много лет и люди с трудом будут верить в это. Так что возра­дуйся тому, что мы жили в эти времена — времена Божьих деяний". — "Корнилий, я понимаю, что Бог оставил свой след на Земле, но и мы же должны в память Его оставить что-то после себя". — "Лично я думаю, что все так и будет". — "Что ж, тогда давай обнимемся на прощанье. Мне нужно спешить, ибо, Корнилий, ты знаешь, каков Кесарь да Нерон, вместе с ним взятый. Артема, в путь". — "Слава Богу, нако­нец-то дождался и я своего дня". — "Смотри на него, ну, второй Бог. Неужели до тебя не доходит, что ты был свидетелем Вознесения Господня?" — "Свиде­тель, свидетель... Я домой хочу". — "Вот, Корнилий, видишь, что уже сейчас происходит, а ты говоришь, что в каком-то далеком времени... Хотя, ладно, время свое покажет и рассудит всех по деяниям их. Все, Корни­лий, я больше не могу, до встречи!" Даврий вскочил на лошадь, улыбнулся, посмотрел на Корнилия и ускакал со слезами на глазах. Корнилий же долго стоял, мол­чал и думал: "Боже, что мне делать, я сойду с ума от такой скуки". "Корнилий, не сойдешь, ты скоро с ним встретишься". Он посмотрел вокруг. "Да-да, конечно, я все понимаю". Светило солнце, сушило своим мгно­вением слезы на щеках Корнилия.

РИМ. Поздней ночью Даврий с Артемой при­были в город. "Что делать, идти к Кесарю или... — подумал Даврий, но решил, — лучше я отдохну, а утро подскажет само, что делать". Он зашел в дом. "Мне кажется, что я вечность не был здесь". Грусть давала о себе знать. "Выпью я вина, пусть оно меня успокоит. Интересно знать, чем занимается сейчас Корнилий?" Даврий уснул. Во сне он видел лишь одно явление: пред ним стоял огромный осиновый крест, и ему каза­лось, что крест вот-вот упадет и раздавит его. Но жен­щина в белом одеянии пыталась удержать крест: Зар­ра, Зарра, ты? И Даврий проснулся. Светило солнце, день предвещал быть теплым, мягким. Хотя настрое­ние у Даврия было плохим, в таком состоянии он от­правился к Кесарю.

"В чем дело, почему ты так долго был там?" Это были первые слова, которые произнес Тиверий, увидя Даврия. Даврий не знал, с чего начать разговор, но отве­тил: "Я следователь и до конца должен был разобраться в страшном злодеянии". — "Именно, именно скажи, ви­дел ли ты пророка?" — "Я видел Бога и говорил с Ним, видел Его Вознесение в Царствие Небесное, и многое, многое другое видел я своими глазами".

В этот момент в палату влетел Нерон: "Где, где этот пророк?" "Даврий улыбнулся: "Он уже на Небесах". — "Почему ты Его не доставил сюда?" — "Ува­жаемый Нерон, это я тебя мог бы доставить в любое место, но Бога не доставлять нужно, а за Ним нужно идти". — "Что ты несешь, какой Бог?" — "Истин­ный". — "И ты, умный человек, увидел в том голод­ранце Бога?" — "Именно в Нем я увидел то, что тебе никогда не удастся увидеть, ибо Бог — это сокровен­ное и, главное, что не ваше. Вы не достойны даже дотронуться до Него рукой". — Да, я чувствую, — сказал Нерон, — не того человека отправил я для следствия. Но ты мне хоть скажи, был ли такой про­рок на Земле?" — "А почему был, Он везде с нами".

— "Как, и со мной?" — "Наверное, нет, Нерон, с тобой находится дьявол". — "Даврий, знаешь, сенат тебя мо­жет..." — "Да, я знаю, и я уйду по своей воле, но не по прихоти вашей. Но когда вы окажетесь там, — Дав­рий указал на небо, — то вы заговорите иначе, ибо там не Земля, а нечто другое". — "Какое?" Тиверий пере­бил Даврия: "Кто виновен в смерти пророка?" — "Списки у меня есть". — "Сюда их немедленно". — "Они со мной". — "Да-да, а я этим лицам доверял, всех ко мне и немедля. Нерон, ты можешь быть свобо­ден. Даврий, ты же останься". — "Если можно спро­сить, зачем?" — "Мне нужно с тобой поговорить как человеку с человеком".

"Ехидна, — подумал Нерон, — но я тебя все рав­но обойду стороной, и Даврия я уничтожу".

Даврий думал же о Зарре и о Корнилии. Но самая из самых мыслей тревожила его больше: "Где Иисус, где Он, ведь Простор Небесный очень большой, а мы пред ним такие маленькие и затерянные в пус­тыне бездны". — "Даврий, что с вами?" — "Тиверий, я слушаю тебя". — "Можем ли мы поговорить с глазу на глаз? Это свечение, которое мы видели все, это..."

— "Да, это было то, о чем все думали и не только думали, но и знали". — "Значит, Он был?" — "Да, я видел Его и то, что Он действительно вознесся в Не­беса". Тиверий удивился: "Да-а, на небесной колесни­це? То был не сон?" — "Увы, Тиверий, я ничего не скрываю как человек и как подданное вам лицо". — "Но почему тогда Пилат и Ирод скрыли все от меня?"

— "Отвечу так: они боялись Иисуса, ведь Он был намного сильнее. Он был — Бог, а они же правители земные". — "Но ведь Понтий — человек благора­зумный". — "Это на ваш взгляд, а в принципе — да, он человек благоразумный, но не в том деянии, что он сотворил. Ирод же слабый и в то же время сильный, хотя все это по-разному можно охарактеризовать. Но судить вам придется их, ибо они виновны в смерти Бога. Это я утверждаю. Всех людей я не могу осу­дить. Да, они требовали казни невинного ни в чем человека, но в итоге — Бога". — "Даврий, я чувствую, что Нерон..." — "Тиверий, я это все понял. И когда до меня дошли слухи о том, что была массовая резня..."

— "Слушай, об этом лучше не говори. Я чувствую, что мне очень скоро придется оставить свой пост, ибо Не­рон..." — "Тиверий, я все знаю. Ибо люди убили Бога, а мы есть всего-навсего простые люди, которые подвластны неведомым силам. Так что будем наде­яться на все хорошее". — "Ответь мне, Даврий, каков Он был из себя?" — "Тиверий, Он был человеком, и всего лишь две родинки украшали лик Его. Он был певуч, как птица ночная, ибо из Его уст исходило духов­ное пение, я думаю, всех душ наших. Но звучание души Его было особенным, да и особенным это не назовешь, ибо Он — Господь, Он величен, величен как солнце, согревающее всех нас". — "Даврий, мне стыд­но, но я хочу просить у тебя совета: как быть мне, как поступить в данную минуту?" — "Что я могу ответить? Вызывай Ирода и Пилата, тех членов синедриона, что я преподнес вам в списках. И ведите следствие сами, с меня же предостаточно, включая все то, что я и ви­дел. Но лично я думаю, что виновные должны понести наказание со стороны справедливого суда. А со сто­роны Божьей каждого из них ждет участь, я даже не могу представить, какая". — "Даврий, судя по всему, я так и сделаю — немедля пошлю гонца в Иерусалим".

— "Тиверий, сделай это без промедления". — Да, я все понимаю, ибо видел некое свечение в небесах, и мне пришлось призадуматься. Лично ты видишь, как себя ведет Нерон, он метит на мое место, всякими путя­ми он хочет искоренить все Господнее". — "Да, он уже натворил столько... Я уже знаю. И поэтому гово­рю, что сила Божья не обойдет его стороной". — "Дав­рий, на сегодня хватит. Я с тобой поговорю еще завт­ра. Мне нужно еще кое о чем подумать". — "Тиве­рий, я не против". — "Тогда ты свободен".

НАЗАРЕТ. Мария благополучно добралась и, увидев свой дом, Она зарыдала. Перед Ее глазами прошла вся жизнь Ее единственного Сына.

— "Павел, Варнава, входите. Этот дом надолго будет являться нашим духовным очагом. Я вас попро­шу: наведите здесь достойный порядок. Я же хочу по­сетить свое любимое место, ибо оно Меня притягивает своей необыкновенной силой". — "Мама, мы все сде­лаем. Пойди отдохни". Мария молча удалилась.

— "Павел, мне не верится, что здесь жил Иисус Христос". — "Варнава, считай, что Он здесь почти и не жил, ибо все время был в пути". — "Но, Павел, все равно, это Его родительский дом". — "Дом Его — это вся наша Земля и все то, что мы видим, чем дышим и чем живем". — "Я понимаю, и мне приятно нахо­диться в доме, где жил наш Учитель и Бог".

Мария сидела молча, но мысли не давали Ей по­коя. Они теребили и рвали Ее душу. И в один момент Она услышала: "Мама, Я снова рядом с Тобой. Прошу Тебя, не грусти". — "Эммочка, Я слышу Тебя, но Мне очень грустно". — "Мама, Я говорю Тебе, что грусть — явление временное, а дальше нас с Тобой ждет только благое, и мы с Тобой будем неразлучны". — "Эмма, Я верю Тебе". — "Мамочка, Я прошу Тебя, не опускай руки, продолжайте Мною начатое". — "Сы­нок, Я и так стараюсь". — "А сейчас, Мама, иди, Павел и Варнава убрали весь дом, и Тебе приятно будет отдохнуть в нем. Забудься во сне, ни о чем не думай, ибо впереди вас ждет еще очень много приятно­го и, увы, не очень".

ИЕРУСАЛИМ. Корнилий уже несколько дней не мог уснуть. Ни в чем он не находил покоя. Необыч­ная тоска одолевала его. В душе он плакал: "Господи, сил моих не хватает, чтобы успокоить свою душу. Труд­но все пережить. Разлука с Тобой и с теми людьми, к которым я привык — это тяжесть нечеловеческая, — думал он. — Что, что мне делать дальше?"

— "Корнилий, отправляйся вместе с Моими Уче­никами в Назарет, и ты найдешь свое успокоение". — "Хорошо, Иисус, пусть будет по-Твоему, и я снова пре­клоняюсь пред Тобой, как пред всем святым и величе­ственным". — "Спасибо тебе, Корнилий".

ОТ ЛУКИ. Корнилий был добрым и порядоч­ным человеком, это замечали все. Его искренность, его доброта и шутки, но особенно улыбка его заставляли нас задуматься о том, что он действительно был чело­век, рожденный Богом. Даже в общении с Иисусом он все время улыбался и часто шутил. Иисус смеялся и говорил: "Корнилий, не обессудь Меня, но душа у тебя теплее солнца. Ты радуйся этому, ибо таких людей очень мало Я встречал". Было заметно, что Иисус его очень уважал, ибо Он любил веселых людей. И таким Он радовался, как малым детям. С другой же стороны Корнилий был очень силен. Он ничего не боялся, все­гда выглядел как настоящий воин. Из его тела исходи­ла необыкновенная сила, но он применял ее только в отдельных случаях и особенно в тех, когда были физи­ческие нападения на Иисуса Христа. Вообще-то он чем-то напоминал своей внешностью Варавву. Од­нажды в Иерусалиме завязалась потасовка, Корнилий на все смотрел сначала спокойно, но после нервы, на­верное, не выдержали, и он ввязался в то нечистое дело. И лично я своими глазами видел, как виновники того "торжества" летали, как птицы небесные. А Корнилий по-прежнему оставался спокойным, но делал свое дело. Иисус тоже видел, и когда все закончилось, Он ему сказал: "Корнилий, в твоем лице Я видел истинно­го Бога, Бога справедливости, ибо ты никому не навре­дил, но проучил". — "Учитель, ведь я же человек". — "Корнилий, здесь все понятно". — "Учитель, прошу Тебя, не обессудь меня, ибо я как воин должен поддер­живать порядок везде".

Вообще-то каждый человек прекрасен по-своему. Корнилий не был исключением, ведь его плоть состоя­ла из части Творения Божьего.

ОТ ЛУКИ.

Прошло семь недель после того, как Иисус воз­несся в Царствие Небесное. Петр с Учениками Гос­пода Бога отправились к Матери Марии, входя по пути в каждое селение, проповедуя Истину Божью. Встречали их везде по-разному, ибо те, кто не видел Иисуса, требовали, дабы Он явился пред ними. Трудно было что-либо доказать, но последователи Иисуса де­лали возможное и невозможное. Переубеждали и были довольны этим. Их забрасывали камнями, и душам их тогда становилось обидно, но они терпели все и вся и ни от чего святого не отрекались.

Добравшись до Назарета, они сразу посетили Мать Божью: "Мир Тебе, Матерь Божья". — "Господи, Петр, вы? Извините Меня, Я не ожидала вас". — "Мать Ма­рия, не беспокойся ни о чем. Мы прибыли к Тебе с подарками". — "Корнилий, и ты с ними?" — "Да, Ма­рия, ибо я уже не могу по-другому представить свою жизнь". — "Спасибо тебе, Корнилий. Я вижу, что только вы остались преданны Моему Сыну". — "Мария, да нет, не только мы, последователей у Иисуса очень много и со временем будет больше, мы в этом убеждены. Лучше скажи, как нам быть дальше?" — "Корнилий, дети вы все Мои, не могу я вас заставить делать то или это. Вы уже зрелые мужи и решать вам. Хотя, путь пред вами открыт Иисусом, вот и следуйте этой дорогой, несите в люди то, чему учил вас Иисус, Спаситель наш. Петр, что ты при­уныл?" — "Нет, я думаю, как лучше поступить". — "А так, как душа тебе твоя подскажет". — "Вот, Мать Ма­рия, я и пытаюсь ее услышать и не желаю ошибиться в выборе своем". — "Что ж, время у вас есть, хорошо обду­майте все, и то, что предпримете для себя, пусть будет вашим. А пока можете отдыхать, хотя мысли ваши не дадут вам покоя, ибо в душах ваших давно был заложен огонь Божий. И он, только он будет руководить вашими помыслами и деяниями". — "Мать Мария, Ты истинно права, только огонь Божий будет нас вести по этой греш­ной земле, и времени для раздумий у нас очень мало. Нужно спешить и торопиться, ибо Царствие Небесное видит нас и ждет от нас посева добрых плодов". — "Вот-вот, Петр, Я же говорила, что огонь Божий сам подскажет, как поступить".

ИЕРУСАЛИМ. — "Понтий!" — "Что, Клав­дия?" — "Прибыл гонец с депешей из Рима".— "Пусть он зайдет ко мне".

Через минуту вошел гонец. Понтий внимательно посмотрел на него и сразу все понял. "Я слушаю тебя". — "Тиверий, Кесарь, требует от вас немедленно при­быть в Рим вместе с Иродом. Ирода я уже предупре­дил, он готов в дорогу". — "Я тоже уже давно готов, только ждал этого часа, и вот он настал. Ты можешь отправляться в Рим, я же прибуду попозже". — "Нет, мне велено прибыть вместе с вами. Одному мне воз­вращаться нельзя". — "Но все равно тебе придется немного подождать. В пределах двух дней мы отпра­вимся в Рим".

Понтий начал нервничать. Он выходил из себя: "Ну натворил дел, не выбраться мне из этой ямы правосудия. Но как бы ни было, буду говорить только правду. Ирод, думаю, тоже поступит так же. Но как же мне быть пред Богом? Как мне попросить помилования у Него? Вот где заложена вся суть дальнейшей жизни моей семьи. Хотя семейного очага я давно уже не чувствую, живем с Клав­дией, как дикие звери. Порой даже не замечаем друг друга. Вроде бы и терять нечего, но, с другой стороны, не хочется мне неприятностей".

Клавдия подошла к Понтию и обняла его. "Я пони­маю так, что нам нужно собираться?" — "Да, Клавдия, будем готовиться, сам не знаю к чему. Хотя мало чего хорошего ждет нас, а точнее, меня с Иродом". И они заплакали. В своих слезах и горечи совести своей они видели лицо Иисуса, которое смотрело на Понтия с Клав­дией, молчало, но взгляд был особенный, и так Он долго смотрел на них. Понтий не выдержал: "Все, завтра же с утра отправляемся. Я жить больше так не могу. Пусть Тиверий делает со мной что хочет, но судьей моим для меня будет только моя совесть, ей решать все за меня. И что она решит, то так и будет". Клавдия посмотрела на Понтия. "Не нужно, Клавдия, помолчи, так будет лучше и для меня и для тебя. Не хочу я в такие моменты вступать в разногласия с тобой". Понтий удалился, оставив Клав­дию одну. Она присела и громко зарыдала: "Боже, Боже,

прости нас. Знаю, что сохранить Ты нас уже не смо­жешь, но прости".

РИМ. — "Иродиада, Соломия!" — "Антипа, до­рогой, ты прибыл?" — "Да, Иродиада, но не один, со мной Понтий и Клавдия". — "Сейчас мне, Антипа, стало все понятно. Ответь мне, это действительно на­ступило возмездие?" — Да, оно пришло за нашими душами, и мне очень страшно становится за нас. Завт­ра меня ждет Тиверий, в общем, судьба наша в его руках". — "Дорогой, успокойся". — "Нет, успокоить меня может только смерть моя, ибо еще над нами есть Бог, ведь я видел, как светились небеса в день Его Вознесения, и понял все". — "Я тоже видела, как они светились, но ведь ничего же не случилось". — "Учти, Иродиада, пока что не случилось, а ведь произойдет это незаметно, ибо наказание уже находится рядом с нами, только оно еще не изъявляется. Соломия, а как у тебя дела?" — "Прекрасно. Я пока счастлива и скоро хочу выйти замуж". — "Я поздравляю тебя, ибо вижу, что ты и здесь понапрасну времени не теряла. Твое дело, поступай как хочешь. Иродиада, я хочу отдохнуть, ибо устал, а поутру вместе с Понтием придется идти на наше "распятие". Ночь для Антипы прошла в страш­ных снах.

Утром Антипа встретился с Понтием Пилатом. "Ирод, готов ли ты?" Антипа опустил голову. "Так, с тобою все понятно. Хочется или не хочется, но идти к Кесарю нам придется прямо сейчас".

Тиверий находился у себя в палате. Вошел слуга. "К вам пожаловали Антипа Ирод и Понтий Пилат".

— "Проси их войти сюда". — "Понтий, иди ты пер­вым". — "Хорошо, Антипа". Они вошли.