Вечный странник, или Падение Константинополя

Эпилог

Утром третьего дня после падения города простая галера подошла к мраморному причалу перед садом княжны в Терапии и высадила пассажира — пожилого и сгорбленного, в клобуке и монашеской рясе. Он неверными шагами дошел до ворот и шагнул под классический портик дворца. Увидел Лизандра, спросил:

— Княжна Ирина здесь или в городе?

— Она здесь.

— Перед тобой голодный усталый грек. Примет она меня?

Дряхлый привратник исчез и вскоре вернулся:

— Она тебя примет. Сюда.

Незнакомца провели в приемную залу. Встав перед княжной, он откинул клобук. Вглядевшись, она подбежала к нему и, взяв его руки в свои, воскликнула — из глаз ее струились слезы:

— Отец Илларион! Слава Господу за то, что он послал тебя мне в час сомнений и горестей!

Разумеется, в тот день испытания несчастного старца завершились, никогда больше он не знал ни холода, ни голода, всегда у него была крыша над головой.

Однако в то утро, после трапезы, его призвали на совет; узнав о предложенном браке, он прежде всего спросил:

— А к чему склоняется твое сердце, дочь моя?

Ирина открыла ему свои чувства.

Старый священник по-отечески простер руки над ее головой и, возведя очи горе, торжественно произнес:

— Мне в том видится Божий промысел. Господь даровал тебе, о дочь моя, красоту облика и силу духа и провел тебя сквозь тягчайшие испытания ради того, чтобы вера Христова не угасла на Востоке окончательно. Ступай по пути, который тебе предначертан Господом. Лишь будь тверда в том, чтобы Магомет встал перед твоим алтарем и чтобы достойно обращался с тобою как со своей женой, а предложенный им договор выполнял и в букве, и в духе. Если он согласится на это от всей души, бояться тебе нечего. Древняя Греческая церковь не совсем такова, как нам бы хотелось, но все лучше, чем полное безверие; а кто знает, что станется, когда жители вернутся в город?

Днем лодка с единственным гребцом подошла к тому же мраморному причалу, с нее сошел араб. Лицо у него было пыльно-бурого цвета, на голове — куфия, какие носят дети пустыни. Темные глаза ярко блестели, осанка была величавой, какая приличествует шейху племени, в котором у каждого мужчины по тысяче верблюдов, а обитает оно в дуарах, где улицы подобны улицам городов. На правой руке он нес пятиструнную арфу в форме полумесяца, инкрустированную деревом и перламутром.

— Не здесь ли живет княжна Ирина? — осведомился он.

Бросив на него подозрительный взгляд, Лизандр отвечал:

— Да, княжна Ирина живет здесь.

— Сообщишь ли ты ей, что явился некий Абу-Обейда, с благословением и с новой историей для нее?

Вновь привратник удалился и, вернувшись, ответил, с явным сомнением:

— Княжна Ирина просит вас войти.

Абу-Обейда задержался во дворце Терапия до наступления ночи; историю он рассказывал старую, однако сумел придать ей новизну; даже сегодня, хотя сказка эта стала на четыреста пятьдесят лет старше с тех пор, как ее поведали княжне, женщины, наделенные, как и она, чистой душой, выслушивают ее, потупив глаза и зардевшись, — это единственная сказка, которую время сохранило и навсегда сохранит столь же свежей и убедительной, как и в начале времен.

Их обвенчали в часовне в Терапии, службу провел отец Илларион. Потом, когда город очистили от примет войны, Ирина отправилась в него вместе с Магометом, и он объявил ее своей женой — пиршество после этого длилось много дней.

В должный срок он выстроил для нее дворец за мысом Димитрия, который и по сей день известен как Сераль. Иными словами, султан Магомет честно сдержал все те клятвы, которые дал за него Абу-Обейда.

Обладая теперь значительными средствами и заручившись согласием Магомета, княжна Ирина посвятила всю свою жизнь добрым делам и получила титул, под которым и известна большинству своих сограждан, — наиблаженнейшая царица всех греков.

Сергий так и не принял постриг. С благословения Ирины и отца Иллариона, он стал проповедовать тот самый простейший Символ веры, который некогда провозгласил в Святой Софии, а что касается католиков и православных греков, он скорее склонялся к последним. Без устали раздавая милостыню от лица своей царственной покровительницы, он завоевал любовь представителей обеих религий. Недолгое время спустя он женился на Лаэль, и они счастливо дожили до глубокой старости.

Нило нашли живым; оправившись, он присоединился к графу Корти.

Граф Корти до самого конца сохранил братскую приязнь Магомета. Завоеватель попробовал удержать его при себе. Сперва он предложил ему должность посла при дворе Яна Собеского, а когда предложение было отвергнуто, то должность главного аги янычар, однако граф заявил, что его долг состоит в том, чтобы поспешить в Италию и посвятить себя матери. Получив в конце концов согласие султана, он простился с княжной Ириной за день до ее свадьбы.

Официальный представитель двора Магомета проводил графа на венецианскую галеру. На борту его встретили триполитанцы — члены его команды и шейх Хадифа со своими воинами-берберами. Графа оповестили, что и судно, и все, что на нем находится, теперь принадлежит ему.

Плавание прошло без происшествий. Из Бриндизи граф отправился верхом в замок Корти. К его изумлению, оказалось, что замок полностью восстановлен. От былого разрушения и пожара не осталось и следа.

Можно представить, как приняла его графиня. Предъявленные им доказательства развеяли ее сомнения, и она ввела его в дом с радостью, которую лишь умножало воспоминание о долгих годах разлуки и о благом вмешательстве Мадонны, в конце концов вернувшей ей сына, — то была радость матери-христианки, которой Провидение вернуло сына — почитай, из-за гроба.

После того как стихли первые треволнения после встречи, он заговорил о той ночи, когда видел, как она входит в часовню.

— Замок тогда лежал в руинах. Как так может быть, что он теперь восстановлен?

— Разве его восстановили не по твоему указанию?

— Мне об этом ничего не ведомо.

Тогда графиня рассказала, что несколькими месяцами раньше к ней явился некий человек и привез письмо, якобы от ее сына, где содержались распоряжения отстроить замок заново, не смущаясь никакими расходами.

— По счастью, — добавила она, — человек этот все еще в Бриндизи.

Граф незамедлительно послал за незнакомцем, который предъявил ему пакет, в конверте и с печатью в восточном стиле, лишь в верхней части находилась тугра, или королевская печать, — граф сразу узнал печать Магомета. Он нетерпеливо развернул шелковые покровы и обнаружил там записку — в переводе она гласила следующее:

Когда граф дочитал послание, Мустафа склонился перед ним в почтительном поклоне. А потом отвел его в замковую часовню и, подойдя к алтарю, указал на железную дверь, пояснив:

— Повелитель мой Магомет дал мне распоряжение положить сюда некое сокровище, которое он милостиво мне вручил. Прошу вас, примите ключ, осмотрите склеп и его содержимое и, если будет на то ваше согласие, выдайте мне документ, который позволит мне вернуться на родину и жить там в преданном служении моему повелителю султану Магомету — да восславится имя его среди правоверных!

Граф осмотрел содержимое склепа и нахмурил брови; заметив это, Мустафа добавил:

— Мой повелитель султан Магомет предчувствовал, что вы станете отказываться от этих сокровищ; в этом случае я должен был вам сказать, что они предназначены хотя бы отчасти компенсировать те суммы, которые благородная дама, ваша мать, потратила на ваши поиски, а также на мессы за упокой души вашего отца.

Корти ничего не оставалось, кроме как принять дар.

Завершая рассказ, добавим, что он так и не женился. Из этого можно сделать закономерный вывод, что ему все же не встретилась женщина, которая смогла своим очарованием изгнать из его памяти княжну Ирину.

После кончины своей матушки графини он отправился в Рим и увенчал долгие годы службы в должности главы Папской гвардии смертью от раны, полученной в миг победы. Хадифа, берберы и Нило остались с ним до конца. Триполитанцы вернулись на родину, после чего галеру передали в дар папе.

Раз в год к графу неизменно являлся посланец из Константинополя с подарками — то с богато изукрашенным мечом, то с набором редкостных доспехов, то со скакунами из Хиджаза — их посылал Магомет. Среди подарков встречались драгоценные реликвии и иллюминированные Евангелия, четки, кресты и триптихи дивной работы — так супруга султана Ирина напоминала графу о своей благодарности.

После падения Константинополя Сиама еще несколько дней бродил по городу, разыскивая хозяина, — он отказывался верить в его гибель. Лаэль предложила приютить его у себя до конца дней. Но Сиама внезапно исчез, больше его не видели, и о нем не слышали. Нам представляется, что индийскому князю удалось убедить его, что он лишь сменил обличье, и увезти старого слугу в иные края — возможно, обратно в Чипанго.