Ведун. Книга 2

Глава 24

Глава 24.

Отдав должное традиционному здесь вегетарианскому завтраку, состоявшему из чечевичной каши, приправленной оливковым маслом, хлеба, сыра, фиников и свежих овощей, Андрей размышлял в своей комнате.

Интересная, всё-таки штука — человеческий мозг. Он способен хранить в своей памяти практически всё, что мы когда-либо узнавали, читали, слышали или видели. Это настоящее хранилище, круче любого компа! Проблема лишь в извлечении необходимых данных в нужный момент. Многие наши знания годами и десятилетиями пылятся где-то на очень дальних полках в самых отдалённых глубинах подсознания. И достать их на свет Божий в нужный момент редко, когда получается. Тут уж, как повезёт. Иногда это случается в виде неожиданных озарений.

Вот и сейчас, бывшего историка, неожиданно осенило, когда он услышал имя, спасённого им важного господина. Он вдруг вспомнил, что когда-то, ещё на первом или втором курсе института, писал реферат по внутри политической борьбе в Византийской Империи в VII–IX веках н. э. И даже получил за него оценку «отлично». Артемий — грамматик, то есть личный секретарь Императора Филиппика, это же тот самый мятежник, кто возглавил восстание против своего Василевса! Свергнул его с престола и сам стал править под именем императора Анастасия II. Понятно теперь, что он делал в столь поздний час в отдалённых городских окраинах. Наверняка тайно встречался со своими сторонниками вдали от глаз императорского двора. Потому и надёжную охрану не мог с собой взять, только самого доверенного слугу.

Вот это да! У Андрея аж испарина выступила на лбу. Подумать только — теперь он знал будущее, как настоящий прорицатель! Причём уже не столь отдалённое. «Это можно как-то использовать в своих целях» — подумал он. Хотя, как историк, он понимал, что использовать эти знания надо очень аккуратно, чтобы не изменить весь ход истории. Кроме всего прочего, это давало ему ещё и более точную привязку к временному периоду, в который он оказался заброшен по воле Судьбы.

До этого, сколько он не пытался разобраться в том, какой же сейчас год по привычному нам календарю, у него ничего не получалось. Большинство людей вокруг либо вовсе не парились по поводу какой-то там даты или года, либо пользовались совершенно незнакомыми нынешним историкам системами летоисчисления, ведя их от малоизвестных теперь событий и пользуясь различными календарями. Всё это давало совершенно разные результаты и только окончательно запутывало ситуацию. Теперь же появилась хоть какая-то ясность. Андрей вспомнил, что этот государственный переворот случился в 713 году. Значит он находится незадолго до этой даты.

Андрей с нетерпением ждал завтрашней встречи с местным Смотрящим, занимавшим столь высокий пост в Империи. С его помощью он надеялся получить ответы на свои вопросы, а затем быстро найти сына Берендея и отправиться в обратный путь.

День стоял по-весеннему тёплый и солнечный. После трапезы они с Вадей решили прогуляться и осмотреть город. Благо посмотреть в столице Византии было на что. Андрею захотелось выглядеть так же свежо, как и этот ясный день. Он облачился в белую тунику с мелкой отделкой по краям и такой же плащ. Зелёные сафьяновые сапоги довершили его «весенний» облик. Теперь он выглядел как заправский византиец. Беря пример с него, Вадя тоже нарядился в белую рубаху с широким цветным поясом.

Когда они спустились вниз, то буквально чуть не столкнулись нос к носу с молоденькой симпатичной девушкой, лет четырнадцати, одетой в просторную, ярко расшитую далматику и тёмно-синий плащ. Девушка была очень хороша собой. Её чёрные волосы, необыкновенно выразительные карие глаза, тонкие изящные черты лица и великолепная фигура, стройность которой не скрывали даже просторные одежды, поразили Вадю, как громом. Он так и застыл с открытым ртом, буквально «поедая» девушку восхищённым взглядом.

Юная красавица сначала почему-то печально поклонилась им, словно при трауре. Но, затем, почувствовав на себе горячий взгляд молодого статного славянина, слегка улыбнулась ему в ответ. Как и всякой женщине, независимо от возраста и социального положения, ей безусловно польстило столь восторженное внимание. Но тут в общей комнате показался Фома. Он строго прикрикнул на девушку. Улыбка моментально исчезла с её обаятельного личика, оно стало серьёзно-бесстрастным. Быстро накинув на голову покрывало, она поспешно удалилась.

— Какая чудная красавица, — мечтательно прошептал Вадя.

— Это моя дочь, Ия, настоящий цветочек, — улыбнулся хозяин постоялого двора, — Надеюсь она вас не побеспокоила, господа?

— О, нет нисколько, — заверил его Андрей, покосившись на расплывшуюся от восхищения физиономию своего отрока.

— Это хорошо, — заметил Фома, — Она просватана за порядочного и важного господина, занимающего должность протоспафария. Я хочу, чтобы она была обеспечена на всю жизнь. И ей теперь нельзя оставаться наедине с посторонними мужчинами, чтобы, не дай Бог, не пошли дурные толки.

— Это понятно, но мы даже не заговорили, — успокоил его Андрей.

— Ну и слава Господу, — перекрестился Фома, — Сейчас так трудно найти порядочного жениха. А вы, господа? Как долго вы собираетесь гостить в моём доме? — с нескрываемой надеждой спросил он своих постояльцев.

— Пока не знаю, — честно ответил Андрей, — Но думаю, что ещё какое-то время мы будем пользоваться вашим гостеприимством. А пока немного прогуляемся по городу.

— Милости просим, — засуетился хозяин, — Всё к вашим услугам. А что, у вас разве кто-нибудь умер из близких? — задал он вдруг неожиданный вопрос вслед уходящим постояльцам.

— Да, вроде нет, хвала Богам! — рассмеялся Андрей и вышел за дверь.

— Просто я хотел сказать…Простите, господин, но ваши сапоги! Вы уверены, что стоит…. — крикнул Фома вдогонку, но постояльцы его уже захлопнули за собой дверь и ничего не слышали, — Вот незадача, как бы не быть беде. А может, Бог даст, и пронесёт, — пробормотал себе под нос хозяин двора.

День уже был в самом разгаре. На улицах царило оживление. Андрей с Вадей бодро зашагали по направлению к центру города. Особое впечатление, конечно, произвела Главная улица — Меса. Вымощенная каменными плитами и широкая, как проспект, она начиналась возле величественного Собора Святой Софии и тянулась вдоль городских стен на несколько километров, мимо Ипподрома, форумов и рынка по направлению к Золотым воротам. По обеим её сторонам тянулись двух- и трехэтажные каменные дома знати с портиками и колоннами. А вдоль стен домов примостились бесчисленные лавки и меленькие магазинчики, где торговали всем подряд. Зазывалы, перекрикивая друг друга, приглашали горожан зайти в них. Везде стояли шум и суета. Все были озабочены своими делами.

Но, несмотря это, Андрей то и дело ловил на себе сочувственные взгляды прохожих. Это было как-то странно. А когда некоторые сердобольные женщины стали совать им в руки мелкие монеты, что-то сочувственно бормотать и креститься, ситуация и вовсе стала удивительной.

— Что это такое, Андрейка? — не переставал удивляться Вадя, — Нам подают, словно нищим.

И тут только до бывшего историка дошло — ёршкин кот, белый цвет издавна ассоциировался в ромейской Империи с трауром. Чёрт, неловко вышло! И как только он мог позабыть об этом? Но, как оказалось, к своему стыду, он не только позабыл это, но ещё кое-что похуже и вовсе не знал! Вблизи вдруг раздался шум и к ним, бесцеремонно расталкивая толпу, стала пробиваться городская стража.

Не успел Андрей оглянуться как на него со всех сторон были направлены острия копий. С чего бы то это?! Бывший учитель недоумевал. А молодой офицер-протоменатор, очевидно, начальник дневной стражи, что-то требовательно стал у него спрашивать, всё время почему-то указывая на его сапоги.

Андрей стал знаками показывать, что он не понимает. Вокруг, как обычно, быстро собралась толпа зевак. Тогда офицер отдал приказ и двое стражников схватили его под руки и куда-то потащили, остальные следовали за ними, слегка подталкивая Андрея остриями копий в спину. Вадя попытался было вмешаться, но его бесцеремонно отшвырнули. Ведун решил пока без крайней необходимости не сопротивляться и посмотреть, что всё это значит. Возможно ещё всё и обойдётся.

— Андрейка! — закричал у него за спиной отрок.

— Вадя, — обернувшись назад отозвался Андрей, — Беги на постоялый двор, расскажи всё Фоме. Пусть пошлёт известие в дом Артемия. Надеюсь он поможет разобраться в том, что происходит.

Тем временем, задержанного доставили в какое-то тёмное и мрачное помещение, похожее на караулку, где почему-то потребовали снять сапоги, а потом кинули в каменную нишу в стене, забранную толстой железной решёткой. Здесь был холодный каменный пол, застеленный тонким слоем полусгнившей соломы. Андрей невольно поморщился, прикрывая нос. Запашок стоял ещё тот! Вот так — из хазарского плена он оказался в византийской тюрьме. И не ясно за что! Осознав, наконец, что перед ним чужеземец, не понимающий языка, протоменатор прекратил крики и строгие расспросы и уставился на него недобрым взглядом.

— Склавин? — спросил он, после недолгого размышления.

Андрей утвердительно кивнул. После чего офицер, не говоря больше ни слова удалился. Лязгнул засов, и кутузка погрузилась в полумрак. «Ну, зашибись! — тут же высказался ехидный внутренний голос, — Классно прогулялись по городу! Ознакомились теперь со всеми достопримечательностями местной каталажки. И что же интересно мы с тобой, приятель, натворили на этот раз?» Андрей и сам не знал ответа. Он терялся в догадках. Что он сделал такого, что заслуживало заключения под стражу?

Вскоре начальник караула вернулся в сопровождении невысокого худощавого мужичка со светлой копной волос на голове и небольшой светлой бородкой. Хотя одет он был как ромей, в нем не трудно было узнать славянина. Так оказалось ещё, что он и вовсе из племени радимичей.

— Плохо дело, друже, — сказал он Андрею, — Тебя обвиняют в заговоре против Императора.

— Что?! — искренне изумился Андрей, — Какой заговор! Да, я только вчера впервые в жизни прибыл сюда. И никого здесь не знаю. Даже в пределах Империи никогда раньше не был. Разве мог я устраивать тут заговоры? Скажи ему.

Радимич добросовестно перевёл его слова офицеру. Казалось — это очевидно, что вышла ошибка и инцидент должен быть исчерпан. Но начальник стражи энергично замотал головой и что-то быстро заговорил, почему-то тыча Андрею буквально в лицо его сапогами. Молодой человек начинал закипать. Твою мать, причём здесь заговор и его сапоги?!

— Он говорит, что ты оскорбил императорскую фамилию и претендуешь на императорские привилегии, а это равносильно измене или заговору, — пояснил переводчик, — Скоро здесь будет помощник эпарха — префекта столицы, для рассмотрения твоего дела.

— Вот те раз! И чем же я оскорбил Императорскую фамилию? — спросил Андрей, — Ничего не понимаю. Что тут вообще творится?

— Тем, что посмел публично выйти на улицу в сапогах зелёного цвета, — последовал удивительный ответ.

— Серьёзно?! Дело в моих сапогах?! — воскликнул бывший учитель, рассмеявшись, — Разве это преступление?

— Это цвет императорской фамилии. Никто не имеет права носить сапоги красного, пурпурного или зелёного цвета!

То, что различные оттенки красного — пурпурный или багряный издавна считались в Византии цветами императорской власти, Андрей прекрасно знал. Здесь всегда существовал довольно жёсткий запрет на использование в одежде, обуви или внешнем виде данных цветов, а также фасонов, напоминающих императорские одеяния. Нарушителей могло ожидать серьёзное наказание. Но — зелёный? Причём здесь этот цвет?

Точно такой вопрос он и задал протоменатору. Казалось — это просто нонсенс какой-то. Но тот, снова потрясая сапогами, заговорил ещё более возбуждённо.

— Наш Божественный Василевс, да продлятся его дни вечно, — сказал он через толмача, — Издал указ, что Император может отныне носить на торжественных церемониях сапоги не только красного, но и ярко-зелёного цвета. Такого же как эти твои сапоги. Отныне этот цвет тоже императорский и ты, надев их совершил святотатство и нанёс оскорбление величию Императорской власти.

Вот это — поворот! Вот это попадос на ровном месте. Этого Андрей точно не знал, об этом им не рассказывали ни на одной лекции. И что теперь делать?

— Неужели всё так серьёзно? — спросил он у славянина-толмача.

— Боюсь, что да, — тихо и как-то немного грустно отвечал тот, — Императорские суды очень плохо реагируют на любые нарушения привилегий Василевсов. Можно было бы попробовать откупиться, так обычно многие иноземцы и поступают. Но сейчас не выйдет. Этот протоменатор очень хочет выслужиться перед властями и за счёт поимки «опасного преступника» получить повышение по службе.

Тут в караулку вошёл очень дородный, совершенно лысый и богато одетый господин. Шедший впереди него ликтор, прямо с порога что-то громко крикнул и все согнулись в почтительном поклоне. Андрей понял, что прибыл один из помощников местного Эпарха, выполнявший функции как следователя, так и судьи.

Вновь прибывший чиновник устроил Андрею допрос по полной форме. Но «вина» нарушителя была столь очевидна, что не требовала долгого расследования. Судье сразу стал ясен весь «состав преступления» и никакие оправдания и заверения, что он иноземец, впервые прибывший в Константинополь и не знавший местных законов, Андрею не помогли. Толстяк, пыхтя и отдуваясь, поднялся из-за стола и, вытирая лоснящуюся лысину шёлковым платком, торжественно объявил свой приговор, который переводчик перевёл Андрею дрогнувшим голосом:

— Ты, ничтожный безбожник, посмел присвоить себе привилегии самого Императора, да продлятся его дни вечно! За такое дерзкое святотатство, за злостное покушение на достоинство Императорской фамилии и оскорбление личности Божественного Василевса может быть лишь одно наказание — смертная казнь!

*************************