Ведунья. Проклятая любовь (СИ)

5. Встреча

Валера опаздывал. Настя почему-то не сомневалась, что Зорин непунктуален настолько же, насколько ироничен и неряшлив, и её догадка подтвердилась. На экране мобильника виднелись цифры «19:22», связь не пахала, оставалось только ждать. Настя уже было решила, что её жестоко протроллили, но тут из перехода вынырнула знакомая сухощавая фигура и остановилась в центре вестибюля. Валера был недалеко, но Настю не замечал, и она сообразила, что половину от фирменного циничного прищура Зорина составляла близорукость. Она помахала рукой. Зорин, наконец, увидел ее, обрёл уверенность и приблизился. В черном пальто, намотанном на шею шарфе и потертых штиблетах он напоминал то ли поэта платинового века, то ли Шерлока из небезызвестного сериала.

— Прикинь, нашу ветку перекрыли! Мерзавцы! Пилят что-то там опять, хоть бы уже до магмы допилили и обратились в ничто. — Валера нервно покачивался на каблуках. Настя впервые видела его вне кафе, без униформы бариста и натянутой на бледное лицо важности. Он выглядел беспокойным и смущенным, но его магнетическая красота никуда не делась.

— Привет, — вздохнула Настя. — Тебе бы к окулисту, Зорин.

— Ха, — уничижительно усмехнулся Валера. — Не парься, я ослепнуть не успею. Не собираюсь становиться дедом! Куда пойдем?

— Да все равно, — Настя нахмурилась, дивясь пофигизму Валеры, особенно в свете последних событий.

— Тогда, мож'т, сразу в лав-отель?

— Для начала, на улицу! — Настя злобно толкнула его ладонью меж лопаток к выходу со станции.

Они выбрались из подземелья и побрели по бульвару. Настя понуро меряла шаги, а Валера косился на неё. Потом сказал:

— Ну, как тебе я?

— А? — Настя не ожидала такого вопроса.

— Я решил: спрашивать, как ты — бессмысленно, ясно, что хреново, поэтому спешу узнать, как тебе я, — объяснил Зорин.

— Нормально, — попыталась рассмеяться Настя и вместо этого заплакала.

Сегодняшний день и визит к Елене Васильевне лишил ее сил для контроля над собой. Валера остановился и вдруг обнял Настю — не страстно, не сочувственно, а как-то по-особому согревающе, будто большое тёплое одеяло.

— Это пройдет, — услышала Настя голос у виска. — Когда-нибудь пройдет. Просто знай.

— Не думаю, — шепнула Настя. — Я виновата, Валер. Очень виновата.

— Не понял. Ты ему подливала? — он повел соболиной бровью.

— Зорин! — шикнула Настя.

— Ну тогда при чем тут ты?

— Я в пятницу ему сказала, — захлюпала носом Приблудова, — твоими словами. Про дохлую лошадь. И чтоб он слез и шёл своей дорогой.

— А-а-а, — протянул Зорин. — Тогда это я виноват в его смерти. Но по чесноку, угрызений совести не испытываю.

— Валер… Он просил меня вернуться. Прям со слезами. Кирилл плакал, говорил, что ему страшно, а я его послала. И ушла.

— Роковая женщина, — рассудил Зорин и протянул Насте бумажную салфетку, пахнущую некогда съеденным пирожком. — Можно покурю?

— Ага, — Настя вытерла щеки.

Зорин достал нечто вроде авторучки, засунул туда маленькую сигаретку и пустил первую струйку дыма в вечереющее небо.

— Вайп, что ли? — всхлипнула Настя.

— Система нагревания табака, — просветил Зорин. — «Айкос». Не такая вредная, как простой табак. Судя по аннотации. И пахнет жареным салом, вроде как покурил и поел заодно.

— Мажор, — заключила Настя.

Валера ослепительно улыбнулся.

— Нищебродствующий.

Настя про себя рассудила, что это слово вряд ли получится записать транскрипцией на любом другом языке, кроме родного.

— Так вот, — вздохнул Зорин, глядя поверх деревьев, — если хочешь узнать моё мнение, то ты сделала для Кирюши всё, что могла. Мало кто потянул бы большее.

— Но я знаю кучу историй из журналов, когда жёны вытаскивали мужей-алкоголиков. Я верила, что у меня получится.

— Доверять прессе — последнее дело, — бросил Валера. — Я бы рассказал тебе, какую «кучу историй» с плачевным концом ты не знаешь. А при хроническом бухаче это почти каждый случай. Просто о них журналы не любят трындеть. Людям нужны истории спасения, а не падения. Это вечный хайп. Как вечный огонь на площади. Память о геройских подвигах во имя любви. А сколько павших, кто скажет? Я считаю, ты умница, что остановилась и не дала утянуть себя в ад. Ты же совсем молодая. Я не понимаю, чего ты тупила столько времени.

— Он любил меня, — припомнила слова мамы Лены Настя. — Единственный человек, любивший меня по-настоящему. Я никому теперь не нужна…

Валера нахмурился.

— Приблудова, стесняюсь спросить, что у тебя с самооценкой?

— Да ничего! — огрызнулась Настя. — Поживи двадцать два года с моей фамилией, я на тебя посмотрю!

— Ну, для вас-то, баб, это не проблема, — возразил он. — Выйдешь замуж, будешь Недоблудова. Или Переблудова.

Настя даже остановилась, исполнившись праведной злости.

— Зорин!!! Ты ж вроде утешать меня явился!

— Я утешаю. — Валера выбросил сигаретку в урну и подхватил Настю под локоть. — Хотя, хочешь, огорчу? Ты и Кирюше была не нужна. В качестве удобной подпорки — да. Как женщина — нет. И глупо считать иначе. Я заявляю с позиции наблюдателя, холодного и беспристрастного: нихрена он тебя не любил. Мож'т, он так думал, спору нет. Но любовью тут не пахло. Не обманывай себя, и ты тоже в курсе, что Кирюше с тобой тупо было удобно. Но «удобство» не синоним слова «комфорт». Одной любви недостаточно.

Настя шла рядом с Зориным и не понимала, откуда он понабрался рассудительности, и почему сам живёт чёрт-те как. Но от его бесящих высокопарных заявлений становилось, как ни странно, легче.

— Зорин, ты влюблялся когда-нибудь? — тихо перебила его Настя.

— Сто раз, — тут же ответил он и встрепенулся: — Ой, да, сто один! Забыл посчитать. И влюблял в себя. Я тот еще змей, nasty.

— Это точно, — согласилась Приблудова. — Невозможно ядовитый змей.

— Зато пока еще живой, — с безграничной грустью в голосе сказал Валера.

И Насте вновь стало страшно. Она кинула взгляд на Зорина, он ободрительно улыбнулся. В гаснущем сумраке сентября его огромные светлые глаза казались демоническими. Да и в целом он смотрелся сошедшим со страниц Байрона мятежным духом. Насте вдруг очень захотелось снова обнять его, чтобы хотя бы убедиться в его словах, и она обхватила Валеру руками. Он засмеялся, снова — по-бесовски дразняще, заливисто, с вызовом.

— Не очкуй, Приблудова, «ещё не все погасли краски дня»! Я намерен долго действовать тебе на нервы. Я — твой персональный сорт геморроя!

Живой, теплый и бесящий.

— Спасибо, Валер. Спасибо, что ты есть.

— Не знаешь, за что благодаришь, простодушная.

Настя вспомнила еще кое-что.

— Зорин, а… ты веришь в проклятья?

Валера непонимающе вскинул брови:

— В проклятье быть твоим сортом геморроя? Конечно, верю!

Они загулялись до темноты, а потом пошли в кино. Зорин сходу брякнул, что «готов поспать в кинозале под любую бездарность», и Настя потащила его на фильм, который планировала посмотреть с Кириллом. Она знала, что Зорину не уперлось ни это кино, ни таскание по осенней Балясне, что ему завтра заступать на полуночное бдение в «Кофе Доке». Но Зорин был рядом, чтобы ей стало легче. Именно поэтому она позволила ему отрубиться в кресле и мирно просопеть у неё на плече все два с половиной часа показа.