Ведунья. Проклятая любовь (СИ)

7. Баянов

— Ты трансляцию-то сегодня не смотрела, Настён? — с бухты-барахты огорошил Приблудову Серёга. Порой Насте казалось, что Баянов верит в её способность к телепатии — умению считывать недостающую информацию с подкорки собеседника — поэтому ей необязательно рассказывать всего.

— А? — Настя вынырнула из аквариума.

— Да трансляцию похорон Скопидомова по главному каналу. Четыре часа крутили, ты чо?

— Я работала, — оправдалась Настя и вытерла пот локтем. — Ничего себе, его проплатили!

— Да. Авторитетный человек был, — хохотнул Баянов и поболтал концом антенны в воде аквариума, дразня Аркашу. Аркаша приплыл и смотрел на охранника с явным гастрономическим интересом своими мечтательными красными глазами. — Но, как это? Богом отмеченный. Когда его отпевали, было видно, как по нему солнце пробежало. Красиво так.

— Пф-ф-ф, — фыркнула Настя. — Баянов, это прожектор, точно тебе говорю.

— Да? — обескураженно скривился Серёга. — А натурально смотрелось. Шоумены, ё-моё.

— Слушай, Серёга, — Настя застыла над стяжкой аквариума, — а что ты знаешь про ту бабку?

— Какую еще бабку?

— Да ту, блин, проклинательницу. Которая пророчит всякую хрень и исчезает.

— Я ж тебе раза три рассказывал! — надулся Серёга. — Не слушала, что ль?

— Забыла, расскажи ещё, — схитрила Настя.

— А тебе зачем? — решил уточнить он.

— Интересно.

Зелёные глаза Баянова засияли. Пожалуй, впервые Настя готова была внимать ему с любопытством.

— Ха, это ж привидение местное, Насть. — принялся упоённо рассказывать Серёга. — Многие в неё верят. Докукин, вон, видел сам, говорит — как тебя сейчас. Такая небольшая бабка с клюкой и в сарафане, седая, патлатая. Местная-районная знаменитость. Никто не знает, откуда она взялась, только любит появляться там, где какая-то нездоровая движуха начинается, и разруливает по-своему. Скопидомова на тот свет спровадила. Ну, это недавнее. А был случай, хотели ручей Неприкаянный закопать в трубу. Так она появилась и брякнула главе района: «Как ручью моему в трубе не течь, так тебе воли не видать, мордофиля¹!»

— И чо? — округлила глаза Настя. — Посадили его?

— Во-во! — помахал рацией Баянов. — Накрыли, пока он взятку брал в четыре ляма. А ручей остался, как был. Такие дела, Анастасия. Парк этот её, да и Гиблово, считай, тоже. А почему — никто не знает.

Настя ощутила суеверный страх. По Гиблово бродил призрак, отправивший на тот свет Кирилла. Настя глянула за большое витражное окно торгового центра — там стояла непроглядная темень. И по ней придется ехать домой. Ничего необычного, но все же…

Внезапный бросок из воды заставил Настю чуть не улететь вниз со стремянки. Серебристое тело рыбины взмыло вверх и насадилось ей на палец. Настя вскрикнула, Серёга бросился её ловить и успел задержать лестницу. На Настином пальце остались две ровные алые борозды. Это полуметровая аравана, приняв конечность за упавшее в воду насекомое, попыталась полакомиться ею.

— Белка, твою мать! — рассердилась Настя.

Аравана обиженно уплыла, чавкая усатым ртом.

— Мидию хочет, — рассмеялся Баянов. — Не покалечила?

— Поцарапала, — зажимая палец, буркнула Настя. — Нормально. Я виновата, что болтала в воде.

— Заканчивай своё гиблое дело и пойдём, я тебе зелёнкой помажу, — предложил Серёга.

— Пойдём, — согласилась Настя.

В каморке охраны Серёга чисто ради галочки повазюкал по крошечным ранкам антисептиком и налил Насте чаю.

— Устала? Ты сегодня прибитая какая-то, — заметил Баянов. — Как с креста снятая.

— Да так, — отмахнулась Настя. Доселе она не посвящала Серёгу в тайны личной жизни. — Фигня.

— Ты береги себя, Настён, — услышала она приглушённое и робкое. — У человека человек — самое ценное в жизни. А деньги эти, бизнесы, все так, пыль.

— Ага, — всхлипнула Настя. — Все говорят: береги себя, береги себя, а кто бы вызвался поберечь? Желающих нет.

— Ну зачем ты так, — Серёга придвинулся ближе и аккуратно коснулся пальцами Настиного запястья. — Не поверю, что у тебя нет парня. Ты ж красивая!

— Был, да сплыл, — Приблудова, как назло, снова прослезилась.

— Бросил? — осуждающе сдвинул белесые брови Серёга.

— Помер, — решила признаться Настя.

— Ох, соболезную, — Баянов изменился в лице и придвинулся ближе. — Молодой парень-то?

— Двадцать восемь.

— Погиб?

— От инсульта умер, — нехотя сообщила Приблудова.

— Жалко как. Хороший, наверное, был человек, — озадаченно потёр лоб Серёга. — На плохого б ты не согласилась.

— Не был он хорошим, — вдруг выплеснула правду Настя. — Сильно плохим тоже не был. Но я с ним замучилась, да и расстались мы — прилично уже прошло. Хотя и пытались наладить отношения пару раз, не выходило… Но все равно ужасно больно.

— Больно, конечно. Понимаю, — закивал Серёга. — У нас вот… в Картангаре тоже, помню. Прапор был. Дрючить любил за малейшее. Всех доставал. Все его ненавидели. Мы с Лёхой, сержантом моим, дружком, ему в ботинки колючки прятали — в пустыне их много росло, и такие они, знаешь — впиякаются, не вытащишь. Ругался он на нас, как чёрт! А потом его машина на мине подорвалась. Дорогу заминировали! По кускам разметало прапора. Так жалко было. Никто ему смерти не желал. Эх. А потом и Лёху моего снайпер снял. — Баянов вздохнул и сжал кулаки. — Из нас, девятерых срочников, домой шесть вернулось, один без ног, другой — седой, как дед. Вот…

Настя слушала его, обомлев. Оказывается, весельчак Серёга тоже многое от нее утаивал. Картангар был пару-тройку лет назад котлом ахтышской горячей точки. Да и до сих пор там было неспокойно. Мама Лена все боялась, что Кирилл угодит туда, и выдохнула, когда ему исполнилось двадцать восемь. А Баянов воевал и видел смерть. Лицом к лицу, взаправду.

— А ты, Серёж, — спросила Настя, — попадал под обстрелы?

— Бывало, — признался Баянов. — Но на мне ни царапинки. Как странно случается: вокруг гибнут люди, а тебя смерть словно не замечает? Как точно — нет тебя! Не знаю, для каких подвигов я уцелел. — Он помолчал и затем помотал головой: — Смотрю я на милитаристов наших, как они петушатся, диву даюсь. Кто там был, те помалкивают. Война — зло ужасное, Настён. Ничего в ней героического нету. Беда это. Для всех беда.

Серёга нахохлился и как будто обратился в камень: плотно сжатые губы, сплетённые в узел пальцы, поднятые плечи. Неподвижный, суровый взгляд человека, прошедшего через ад. Настя тоже замерла, прижав чашку к груди. Она не сомневалась, что Серёга сейчас крутит в памяти тяжелые моменты.

— Так вот ты почему в охрану пошел, — пробормотала она.

— Да. У нас смены — неделя через неделю, но я тут считай, что постоянно, сама видишь. Сложно сидеть без работы. Сразу картинки прошлого лезут, мать их. Всё, что там было. Многие наши не справились с мирной жизнью. Кто-то спился. Кто-то себя порешил. Кто — в дурку. Прошлое ты всегда с собой носишь. Но мне не мешает, знаешь. Уже не мешает. Что было, то было. Сейчас могу сказать: я отошёл, сто процентов. И рад, что не сломался. Что я — нормальный.

— Я тоже рада, — Настя ласково дотронулась до его плеча.

Серёга засветился и машинально придвинулся совсем плотно, так, что Приблудова аж физически почувствовала его влечение к ней. Ей стало неловко, но она не успела придумать, что лучше — отсесть или остаться на месте.

— Во угнездились, а? — в комнату, как вихрь, ворвался Докукин, испортив момент. — Баянов, ты в обход не хочешь пойти? А то барышня твоя домой не доберется! Метро скоро закроют!

— Точно же, — Серёга кинул взгляд на часы. — И не проводишь тебя, блин.

— Да я доберусь, не впервой, — отмахнулась Настя.

— Хочешь, такси вызову?

— Не, тут идти десять минут, — засобиралась Настя. — Не беспокойся, не пропаду!

Она торопливо зашагала к метро. До закрытия оставалось еще тридцать минут — как раз, чтобы доехать до пересадки и успеть на свою ветку. Погода всё-таки решила испортиться, и Насте в лицо брызгал мелкий дождик. Надо было взять зонт, но кто же знал? Вход станции «Гиблово» показался необычно пустынным. Двери закрыты, внутри — темно. Настя уперлась взглядом в табличку «Станция «Гиблово» закрыта на ремонт, приносим извинения, пользуйтесь станцией «Берзаринский парк».

Сердце рухнуло к пяткам, по телу прокатилась дрожь. Нет, Настя успела бы добежать и до соседней станции. Только кратчайший путь туда лежал через усадьбу.

Примечание к части

¹ «мордофиля» — (устар.) «чванливый дурак»