Ведьма из серебряного леса. Книга 2

Глава 11. На темной стороне

Ранним утро, оставив девочек сладко спать в кроватках, я отправилась в столовую, чтобы выпить чего-нибудь горячего и взбодриться. День обещал быть не лучше ночи, я точно знала, что не успокоюсь, пока Эдвин не вернется с хорошими новостями.

В столовой среди немногих проснувшихся преподавателей и студентов я увидела Томаса, он явно был чем-то обеспокоен. Только заметив меня, он ринулся навстречу, едва не расталкивая зазевавшихся локтями.

– Я не могу найти Нилса, – объявил он. – Никто не видел его с ночи.

Я рефлекторно сжала губы: сдержаться от упреков было ох как трудно.

– Ты уверен? – только и спросила я.

Томас мрачно кивнул.

– А его комната?

– Все вещи там, он не взял ничего, кроме плаща.

Это действительно было так: оружие, деньги и теплая одежда оставались в спальне принца. Раньше, сбегая, он всегда оставлял записку, где объяснял если не куда именно, то хотя бы почему он ушел. Теперь же не было и записки.

– Я обошел всю территорию замка, но его здесь нет. Нужно проверить за стенами…

– Есть более надежный способ, – прервала его я. – Идем.

Я не стала говорить Томасу, что волноваться не стоит, что его сын скорее всего переживает свои обиды где-то на чердаке или в другом укромном месте. В сложившейся ситуации с Сирилом я и сама не готова была поверить, что Нилс просто решил спрятаться.

В одной из лабораторий для средних классов как раз готовился семинар по поиску людей, так что мне не пришлось даже искать ингредиенты. Все, что оставалось, это срезать у Томаса несколько волосков и немного поколдовать над картой.

Я взяла с медного блюдца щепоть получившегося пепла и рассыпала его в воздухе, однако никакого эффекта не было: все частицы опали, как обыкновенная пыль. Я попробовала снова – безрезультатно. Сказалась бессонная ночь или тревога… но нет, прошли те времена, когда я могла сомневаться, что окажусь способна на такой простой фокус. Я попробовала со своими волосами, и тогда пепел, над которым я мысленно назвала Кейси, упал в ту часть замка, где была ее спальня, а тот, над которым была произнесена Эстер, лег у ворот, почти у самых стен.

Я нахмурилась.

– Проклятье… что она там делает?

– Что случилось? – Томас склонился над картой, силясь понять, что происходит.

– Я не могу найти Нилса, а Эстер уходит из замка. Я иду за ней!

Не чуя под собой ног от тревоги, я неслась по коридорам, так что топот разносился эхом по спящему замку. Томас нагнал меня, и на улицу мы выскочили уже вместе.

У главных ворот, которые едва виднелись с того места, где мы вышли, я заметила край красного плаща Эстер.

– Стой!

Это был не просто крик, я обратилась к дочери всем своим существом, так что она услышала бы меня, даже если бы я находилась на вершине замка. Эстер остановилась и обернулась.

Я побежала к ней, уже были видны ее черные волосы, когда я заметила, как кто-то держит ее за руку и тянет за ворота, прочь от защищенных стен. Вот, Эстер отворачивается от меня, ей что-то сказали, и она готова пойти дальше, тогда я снова зову ее по имени, но теперь что-то глушит мой голос, когда я пытаюсь добраться до нее. Словно звук, оказываясь рядом с ней, распадается в воздухе, превращаясь в неясный шум.

Мне оставалось пробежать метров сто, но я уже видела, что она уходит, и как я ни кричала, она меня не слышала. Тогда я прыгнула в воздух и позволила второй форме обрести плоть.

Эстер не слышала меня, но она почувствовала колебания магии, вызванные перевоплощением, и обернулась. Это дало мне пару секунд, чтобы оказаться у ворот и оттащить дочь от чужака, который пытался вывести ее за стены.

Девочка вскрикнула от неожиданности, когда пасть сомкнулась на ее капюшоне, но не стала вырываться. Тот, кто держал ее до сих пор, отпустил ее легко, я почти не ощутила сопротивления. Когда же я подняла глаза, то увидела, что за воротами стоит Нилс. На его лице застыла странная улыбка.

– Ты успела, – проговорил он голосом Сирила. – Что ж, если ты не даешь мне забрать ее самому, придется вам привести ее ко мне. До скорой встречи, моя маленькая Эстер!

С этими словами иллюзия развеялась и на том месте, где стоял фантом юноши, остались лишь стремительно гаснущие искры магического света.

– Ты чем вообще думала!? – взревела я, обернувшись к замершей у моего крыла дочери. Пасть дракона говорить не позволяла, но я использовала вместо связок окружающий воздух.

Прежде, чем она успела ответить, я вернулась в свое истинное обличье и схватила ее за плечи.

– Зачем ты пошла за ворота!?

– Нилс сказал, что папе нужна помощь, – пролепетала она, испуганно тараща на меня голубые глаза. – Он сказал, папа отправился наказать колдуна, но ему не хватает сил, и я могу помочь…

– И ты поверила?

Ей ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

– Никогда не выходи за воротами без меня или папы! А в ближайшие дни не выходи, даже если тебе кажется, что тебя ведет кто-то из нас, поняла? И Кейси это тоже касается…

Подоспел Томас, и я рассказала ему, что произошло. Мы вместе отвели девочку в детскую, где я провела для близняшек целую лекцию, а затем велела не отходить от меня ни на шаг.

Я отменила часть занятий, все старшие ученики и преподаватели занялись поисками пропавшего принца после того, как я объяснила им, что произошло. Ворота замка были заперты на все засовы, я выставила охрану, всем и каждому было строго запрещено покидать безопасную территорию, любой, кто увидит или услышит, как кто-то пытается выманить кого-то наружу, должен сообщить об этом старшим.

Лучшие из лучших отправились искать Нилса в окрестности замка, ведь юноша не мог уйти далеко. Но все наши усилия не принесли результатов ни в первые часы, ни после.

Трехсотлетние мертвецы обладали во сто крат более сильным следом, чем тот, который улавливался со стороны юноши, и этому не было объяснений кроме одного – его забрал Сирил. Можно было подозревать что угодно, но я не сомневалась, что с ним проделали тот же трюк, что пытались проделать с Эстер – колдун обманом выманил его за стены и увел за собой. Только вот куда?

Томас не находил себе места, его душило собственное бессилие, но все, что я могла ему предложить – это отвар из успокаивающих трав. Мы ждали Эдвина.

Всего за пару дней академия из цветущего и жизнерадостного места превратилась в осажденную крепость. На этот раз нам угрожала не многотысячная армия, а собственный страх перед невидимой силой. Правда была в том, что ни я, ни другие члены академии не могли знать всех граней сил Сирила, не могли даже представить, на что он способен и достаточно ли у нас знаний, чтобы противостоять ему.

Я терялась в догадках: что двигало Сирилом? Зачем он заявился в замок под видом старого друга? Зачем забрал Нилса? Это все должно было быть связано одной мотивацией, но любая моя теория разваливалась: ни одному человеку в здравом уме не придет в голову сообщать двум драконам, что он заберет их ребенка.

Томас имел свое мнение на этот счет.

– Он ведь был влюблен в тебя, так? – по тому, как я переменилась в лице, Томас понял, что задал верный вопрос. – Что произошло между вами перед тем, как он решил уйти? Я помню, вы отправились на собрание колдунов, а после его и след простыл.

Я невольно поморщилась, вспоминая эту историю.

– Мы расстались не лучшим образом, я отказала ему, и он ушел, – проговорила я. – Но, если бы он хотел отомстить мне за это, зачем приходить в мой дом открыто, зачем ему Нилс? Он мог нанести куда больший вред, действуя внезапно, из-под полы. Если хотел забрать Эстер, мог бы выманить ее, не показываясь нам с Эдвином. Тогда мы бы даже не знали, кого искать.

От этих слов меня пробивала дрожь, и все же нельзя было не признать, что любой на месте Сирила поступил бы именно так. Фрагменты не связывались воедино.

В моей судьбе случалось много ошибок и дурных поступков, но Сирил был единственным человеком, которого я предала по-настоящему. По ночам, когда измученный догадками и страхами разум играл со мной злые шутки, я думала о Сириле, как о злом вестнике из прошлого, который вернулся, чтобы наказать меня за прегрешения. До встречи с ним, где бы ни оказалась, я оставалась верна тем немногим понятиям чести, которые завещал мне отец и которые я могла себе позволить. Да, тогда в пещерах я боролась за свою жизнь. Но я точно знаю, что человек вроде Томаса сделал бы все, чтобы найти другой способ выбраться – что угодно, но только не лгать, не играть с чужими чувствами.

Так ли велико было мое преступление? Я не знала, но теперь так или иначе мне предстояло за него расплатиться.

Эдвин вернулся спустя четыре дня. Когда посреди ночи он ввалился в нашу спальню, девочки перепугались и закричали, перебудили всех соседей, но это было к лучшему: было, кому поручить присмотреть за близняшками. Эдвин был очень плох.

Истощенный, он едва стоял на ногах и вот-вот мог потерять контроль над телом. Я хлопотала над ним целую ночь, чтобы, проснувшись с утра он мог хотя бы поговорить с нами.

Новости, которые он поведал, были неутешительные. Как и след Нилса, след Сирила терялся в пространстве, словно ни тот, ни другой никогда не существовали. Эдвин испробовал все известные ему техники, но так и не нашел колдуна.

– И что дальше? – холодно проговорил Томас, его нижняя челюсть была напряжена, ноздри раздулись, черные глаза нездорово блестели: он был в ярости. – Мой сын, наследник королевства в руках безумца, которого вы впустили в академию, и все, что я слышу, это оправдания!? Ваши дети живы и здоровы, за ними смотрят толпы нянек, но, если бы на месте Нилса были они, уверен, вы бы уже нашли способ!!!…

Он ударил по столу и замер, нависнув над Эдвином. На его седеющем виске пульсировала выступившая вена, он прожигал брата взглядом, но тот оставался спокоен.

– Сирилу нет дела до королевства и наследников, – сухо произнес Эдвин, встретив его ярость почти с пренебрежением – как кошка на дереве встречает лай сторожевого пса. – Нилс останется жив, и рано или поздно ты его увидишь.

– С чего ты это взял!? Как ты можешь утверждать, что Нилс жив, если даже не знаешь, где он!?

– Потому что цель некроманта – Эстер, – объяснил Эдвин, словно неразумному. – Все, что нам нужно, это ждать условий. Именно так поступают похитители: они выдвигают условия. Нилс лишь разменная монета, и поверь, Сирил сохранит его в целости.

– Это твой план, ждать!? Если ты ошибаешься, на счету каждый час, что мы не преследуем этого ублюдка!

– Что ж, вперед! – Эдвин махнул рукой в сторону окна. – На коня и в поле, лично обыщи каждый пень в округе и дальше; расскажи в каждой деревне, что твой единственный наследник похищен. Что еще ты намерен делать, о светило Подлунных Земель!?

Томас молчал.

– Я не ошибаюсь, – едко произнес Эдвин, – потому что такие как я и Сирил вырастают из одной почвы. Он свяжется с нами, и тогда мы найдем его. Наберись терпения.

Но Сирил так и не подал голос. Отчаяние Томаса росло с каждым часом, он был в шаге от того, чтобы пустить на поиски сына армию, но известие о пропаже наследника поставило бы под угрозу безопасность всего королевства, и, сдерживаемый нами, он не решался на этот шаг.

Одним вечером мы сидели в небольшой комнате у камина, я перечитывала одну из работ о памяти воды в травах и деревьях. Если мы не могли найти следы Нилса, то возможно о его пути нам могла бы рассказать природа.

Томас был с нами, он смотрел в огонь воспаленными глазами, положив голову на руки. Вся его поза выражала немое страдание, и Эстер, не выдержав, подошла к нему.

Когда девочка положила руку ему не плечо, он вздрогнул и поднял на ребенка усталый взгляд.

– Дядя Томас, вы скучаете по Нилсу? – спросила она, наклонив голову на бок.

– Конечно он скучает, это же его сын, дурында! – возмутилась Кейси.

Она вскочила от моих ног и бросилась к Томасу.

– Простите ее, дядя, – проговорила она со всей заботой, на которую было способно ее юное женское сердце. – Она не от мира сего! Мы все очень скучаем по Нилсу. Я каждую ночь прошу небо, чтобы он нашелся.

– Нет, – Эстер нахмурилась и тряхнула головой. – Я спрашиваю не поэтому!

– А зачем тогда!? – разозлилась Кейси. – Дяде и так плохо, а тут ты со своими дурацкими вопросами!…

Томас переводил взгляд с одной девочки на другую, не зная, что должен сказать или сделать.

– Потому что если дядя Томас, – Эстер взглянула на него, – пообещает, что перестанет запрещать Нилсу его мечту, то я…. – она запнулась, к гневному взгляду Кейси присоединились и наши с Эдвином: девочка говорила то, что не следовало.

Однако наше неодобрение не остановило ее.

– Если вы, дядя Томас, дадите слово, что позволите Нилсу самому решать, что делать, то я отведу вас к нему!

– Ты знаешь, где он? – спросил Томас, не веря своим ушам.

– Я не знаю, где именно, – сказала Эстер. – Но я могу отвести. Я его чувствую.

– О чем ты такое говоришь, детка? – я отложила книгу и подошла к дочери.

– Я не знаю, как это объяснить, – проговорила она, когда я опустилась возле нее на корточки, чтобы нашли глаза были на одном уровне. – Но, когда тот не-Нилс позвал меня за ворота, он мне сказал, куда надо идти. Только не словами, а как-то по-другому.

– И почему ты молчала об этом? – я нахмурилась.

– Я не понимала наверняка, что чувствую, потому что Нилс пришел на место только сегодня, – сказала она. – Только теперь я могу отвести к нему.

Волна гнева, поднявшегося от груди, заставила меня стиснуть челюсти.

Вот как он объявил нам свои условия!

Только бы добраться до этой падали, посмевшей тронуть разум ребенка, и…

Томас посмотрел на Эдвина, и я кожей ощутила напряжение, мгновенно возникшее в воздухе. Нас ожидало трудное решение.

Любые попытки вытащить из девочки бесценные знания проваливались, она не понимала карт, не могла назвать путь, никакие ритуалы не позволяли мне или Эдвину прочувствовать то же, что испытывала она. Эстер описывала свои ощущения, как ниточку, пронизывающую два сердца – ее и Нилса. Эта тонкая ниточка была единственной надеждой для Томаса найти сына, и перед нами стоял ужасный выбор: рискнуть своей дочерью, чтобы отыскать Нилса, или не рисковать, оставив юношу на верную смерть.

Мы поняли, что времени думать у нас нет, когда через день Эстер заявила, что Нилс чувствует себя очень плохо и погибнет, если она немедленно не двинется к нему навстречу. Эдвин не мог позволить ей идти, тогда она сбежала от нас и попробовала выбраться за стены сама: она была уверена, что Нилс умрет, если она не отправится в путь. Когда мы оттаскивали ее от ворот, Эстер кричала и заливалась слезами, утверждая, что чувствует боль, которую причиняет юноше ее промедление.

Томас, удерживающий девочку у ворот, издал едва слышный стон отчаяния.

– Я не могу требовать от вас пожертвовать дочерью, – глухо проговорил он, когда Эдвин забирал у него из рук плачущую дочь. Эти слова Томас произнес спокойно, но его глаза были наполнены такой болью, что у меня заныло сердце.

Я могла бы отдать все на свете, даже свою жизнь, лишь бы только помочь ему, лишь бы не видеть, как сильно он страдает. Но жизнь своей дочери… это было выше моих сил.

– Тебе не придется, – сказал Эдвин, убаюкивая дочку на своем плече. Он закрыл глаза, принимая нелегкое решение. На миг перед тем, как заговорил снова, я почувствовала острую боль где-то внутри: облегчение и отчаяние смешались воедино. – Мы с Одри сейчас же отправимся за Сирилом вместе с Эстер.

– Я иду с вами, – заявил Томас.

– Ни в коем случае! – Эдвин взглянул на него, хмурясь. – Перед Сирилом ты все равно что кролик. Одри не сможет защищать тебя и Эстер одновременно, пока я буду сражаться с ним.

– А я сомневаюсь, что ты одолеешь Сирила на одной своей самоуверенности! Тебе потребуется помощь, не моя, так Одри. Я буду защищать Эстер, пока вы не вернете мне сына.

Томас погладил девочку по голове, но та только сжалась, как от удара: ее лихорадило.

Препираться дальше не было смысла, время истекало. В обличии дракона Эдвин взял на себя Эстер и Томаса, чтобы тот мог приглядывать за девочкой в седле. Я должна была лететь позади и защищать их на случай нападения. Больше мы никого не взяли: любой колдун из академии был бы обузой в борьбе с Сирилом, – мы с Эдвином единственные имели хоть какое-то представление о темных искусствах. Остальные должны были защищать академию и Кейси в наше отсутствие.

В воздухе Эстер стало легче. Иногда, пролетая над Эдвином, я опускала голову над ней и Томасом, и видела, что дочка сидит в седле, сосредоточенно подавшись вперед, и время от времени тянет наскоро сооруженные поводья. Так она показывала дракону направление.

Мы пронеслись над старой границей Авора и подлунных земель и летели до самой ночи, звезды светили так тускло, что я не могла разглядеть в темноте даже собственных крыльев, но Эстер не нужен был свет, чтобы вести нас. Даже в темноте она уверено направляла Эдвина в глубь подлунных земель, пока около двух ночи мы не оказались поблизости от того места, где находился Нилс.

– Как ты себя чувствуешь, звездочка? – спросила я, снимая дочь из седла. Ее маленькие ножки закоченели и тряслись, она не могла твердо стоять, но в голосе ее не прозвучало и намека на усталость.

– Я в порядке, – сказала она, совладев с охрипшим от холода горлом.

Пока Эдвин разведывал местность, я согрела Томаса и Эстер заклинаниями, раздала паек, чтобы восстановить силы. Нам всем требовалось немного отдыха после долгого пути.

Когда Эдвин вернулся, он сообщил, что никаких следов поблизости нет. Мы приземлились на поляну посреди чащи, и едва ли за последние десять лет здесь проходила хоть одна живая душа.

– Но Нилс здесь, – заявила Эстер. – Я хорошо его чувствую.

– Он в порядке? – сдержанно спросил Томас.

Эстер посмотрела на него отнюдь не детским взглядом.

– Он уснул, – сказала она, положив ручку поверх ладони Томаса.

Тот сжал ее крошечные пальцы и благодарно кивнул.

Отдохнув с полчаса, мы стали готовиться к предстоящему сражению. Пошли в ход чары ночного зрения, острого чутья, все самые сильные защитные заклинания, которые были известны мне и Эдвину. Те из них, которые держались долго, мы использовали еще в замке, чтобы не щеголять ими под носом у Сирила, но некоторые приемы могли продержаться не больше часа.

Прежде, чем двинуться в путь, Эдвин отвел Томаса в чащу подальше от нас. Что именно они решили обсудить вдалеке от моих с Эстер ушей, я не знала, но от догадок мороз бегал по коже: скорее всего они решали, как поступят в худших исходах.

Спасать Нилса или Эстер? А если встанет выбор между Нилсом и Томасом? Я не могла представить, как любой из них мог принять хоть одно из этих решений, но они должны были. Это были их семьи и их общая беда.

– Мам, чего они так долго? – спросила Эстер, прижавшись к моему бедру, и я погладила ее по плечу, успокаивая.

– Они решают, что делать с Сирилом.

– А что с ним делать? – искренне изумилась она. – Папа убьет его, как только увидит, и дело с концом!

– Скорее всего так и будет, – я поцеловала ее в макушку.

Наконец, братья вернулись. Оба они были сами на себя не похожи, лицо Эдвина приняло ожесточенное, упрямое выражение, Томас же, напротив, будто впал в угрюмую апатию. Взглянув на них, я лишь крепче сжала губы: похоже, мои предположения об их разговоре оказались правдой.

Эстер устроилась за спиной Эдвина, обняв его шею руками, а мы с Томасом пошли позади них, готовые в любой момент вступить в схватку.

Я мысленно взмолилась, обращаясь к проведению, к небу, к себе самой: только бы мне хватило ловкости и остроты чутья предотвратить все то, что было сказано близнецами в темноте. Только бы мне хватило сил.

Эстер вела Эдвина по лесу, называя направление, и прошло не так много времени, прежде чем я отчетливо ощутила, как кто-то смотрит на меня. Я обернулась в сторону, с которой чувствовалась угроза, и успела заметить краем глаза человеческую тень. Стоило моему вниманию коснуться хрупкой структуры, как силуэт тут же исчез.

– Эдвин, я видела фантом, – предупредила я.

– Мы еще не пришли, – проговорила Эстер.

– Далеко находится Нилс? – спросил Эдвин.

– Я не знаю, – только и смогла ответить девочка, прислушавшись к себе. – Он ближе, чем был, когда мы летели.

Путь продолжился в нарастающем напряжении. Лес вокруг жил своей жизнью, шуршали мелкие зверьки и птицы, но чем дальше мы продвигались, тем меньше становилось вокруг живого звука, и в конце концов остался только шум сухих ветвей, бьющихся друг о друга на ветру.

Я призвала свет, чтобы разогнать обступивший нас мрак: он не мог быть творением природы. Эдвин остановился и опустил Эстер, я и Томас встали рядом, зажав девочку между собой.

Стоило нам занять позиции, как Сирил показал себя.

Его бледный мерцающий силуэт возник перед нами безмолвным видением.

Я обратилась к пространству, надеясь выискать, где прячется тепло настоящего тела Сирила, но кругом не было ни одной живой души кроме нас четверых. Покосившись на Эдвина, я увидела, что он озадачен не меньше.

Сирил не собирался рисковать своей жизнью, он оставил нас довольствоваться трусливым фантомом. Что ж, разве мы могли ждать иного?

Призрак развернулся и пошел прочь, поманив нас рукой.

– Нилс там, – проговорила Эстер, указывая в сторону, куда уходил силуэт. Мы двинулись следом.

Стоило призрачному телу пересечь невидимую границу между деревьями, как в темноте перед нами открылось новое пространство, где мы с Эдвином немедленно почувствовали присутствие жизни – без сомнений это был Нилс. Мы ускорили шаг.

Призрак вывел нас на залитую серебристым светом поляну. Краски, казалось, испарились из этого места, оставив лишь черно-белые тени, которые размывали формы предметов, как на старых гравюрах. От одного взгляда на замершую траву бумажного цвета и на неподвижные деревья голова кружилась. Мертвый воздух не шел в легкие. Все чувства сопротивлялись открывшемуся пространству, но по привычке продолжали воспринимать его как настоящее, стараясь отыскать связи там, где талант Сирила сплел их подобие.

Чем бы ни было это место, оставаться здесь надолго было нельзя.

Посреди поляны возвышался обелиск. Его безупречные тонкие грани контрастировали с неуклюже вымазанным миром, а черные символы, выточенные в породе, напоминали жирные иероглифы. Я узнала их не сразу: слишком много прошло времени с тех пор, когда я в последний раз видела подобное. Когда же я поняла, что перед нами, из груди против моей воли вырвался стон.

У подножия обелиска лежал Нилс, его шею, руки и ноги сковывала толстая цепь, уходящая в недра изрезанного символами крови камня.

Сирил, конечно же, был готов к встрече. Возьми мы с собой целую армию колдунов и тысячи воинов, они не смогли бы снять с Нилса эти оковы, Сирилу даже не нужно было следить за исполнением своего жестокого плана. Возле Нилса лежали еще одни кандалы, на темнеющем в траве ошейнике зияет натертый внутренний шип – молчаливое требование, необходимое для исполнения.

Эстер бросилась к юноше, я схватила ее за руку, но она вырвалась, покатилась по земле кубарем и все-таки добралась до брата. Как только ее трясущиеся руки коснулись лица Нилса, он очнулся и застонал.

– Эстер, ты все-таки здесь?… – тихо проговорил он, с трудом задерживая на ней мутный взгляд. Потом он заметил нас и на его лице отразилось такое облегчение и счастье, какое могло быть только у обреченного на казнь, которого в последний момент миловали.

Как и все в этом противоестественном месте, Нилса покрывала бумажная бледность, его изорванный костюм с чернильными следами крови и разбитые руки говорили о том, что он бился до последнего, прежде чем оказаться прикованным.

– Эдвин, тебе известно, что это такое? – спросила я, опустившись возле юноши и осматривая его.

Нилс закрыл глаза, только неровное дыхание и изогнутые от напряжения брови говорили о том, что он в сознании и все еще чувствует наше присутствие.

– Я не знаю, как он создал это место, – проговорил Эдвин, дотрагиваясь до обелиска и исследуя его структуру. – Но здесь действуют далеко не все известные нам законы, любая магия может быть опасна и непредсказуема.

– Чего он хочет от нас? – спросил Томас. Он опустился над обессиленным телом сына и взял его за руку.

– Жизнь за жизнь, – ответил Эдвин, подняв голову и внимательно изучая надписи. – Оковы Нилса откроются только когда Эстер окажется во вторых. Они требуют единой крови.

– Выходит, любой из нас может занять это место? – спросил Томас, с усилием поднимая ручные кандалы.

– Со стороны Сирила странно не предусмотреть такое, – заметил колдун. – Хотя…

Он задумался, а потом вдруг кисло улыбнулся.

– Или он рассчитывал на это. Он знает, что я не отдам ему дочь, но с радостью встречусь с ним сам, – он издал резкий смешок. – Он подготовил этот ошейник для меня, не для Эстер! С самого начала он хотел именно меня. Вот трусливый уродец…

– Мы не будем играть по его правилам, – предостерегла я. Блеск в глазах Эдвина был мне знаком: он собирался принять вызов, а этого я не могла ему позволить. – Если он хотел, чтобы ты занял место Эстер, значит он верит, что справится с тобой, иначе не оставлял бы нам выбор!…

Мою речь прервал жесткий щелчок.

– Томас, не смей! – только успела воскликнуть я прежде, чем все произошло.

Обернувшись, я увидела, как Томас сжимал концы ошейника на своей шее, стоило им коснуться друг друга, как трещина на замке срослась, будто ее никогда не было, а шип вонзился в кожу. Первые капли крови выступили наружу, и в тот же миг обелиск содрогнулся, а в воздухе вокруг него разнесся грубый гул.

– Теперь вам не нужно выбирать, – ответил Томас на мой умоляющий взгляд.

Ошейник на Нилс раскрылся и упал на землю. Как только шип покинул кожу, юноша очнулся и вскочил, закашлявшись, как от удушья. Я бросилась поддержать его, чтобы он не завалился снова, и юноша вцепился в мои плечи, как утопающий в болоте в протянутую ветку.

– Эстер здесь не останется, – продолжил говорить Томас. Пересилив боль, он взялся за следующие кандалы. – Если Сирил получит Эдвина, только небу известно, что он сможет сотворить с его силами. Значит, останусь я. Когда-нибудь эта змея выползет из своей норы и тогда вы ее раздавите, а до тех пор… до тех пор вы сможете защитить королевство, пока Нилс не будет готов.

– Эдвин, останови его! – крикнула я, но муж не двигался.

Кандалы на ногах Нилса распахнулись и оказались на земле, парень начал приходить в себя.

– Одри! – он судорожно обнял меня, затем заметил Эдвина и разрыдался. – Вы здесь, какое счастье!… Я и не надеялся, я…

Я бессильно сжала его плечи, продолжая наблюдать за сидящим позади Томасом. Он пытался нацепить наручники, но у него не выходило.

– Нилс, ты видел его? – спросил Эдвин. – Что он с тобой делал?

– Я… – Нилс отстранился от меня и сосредоточенно зажмурился, но тут услышал позади звяканье металла.

Обернувшись, юноша увидел отца и без единого возгласа принялся отбирать у него наручники.

– Нет! – в ярости закричал он, они боролись несколько секунд, но Томас оказался сильнее и оттолкнул от себя сына, как лев разыгравшегося львенка.

– Хватит! – сурово произнес он, когда Нилс вскочил и снова ринулся к нему. Под взглядом отца юноша замер. – Ты уйдешь отсюда с Эдвином и Одри.

Положив наручники на землю, Томас вложил в них руки, и металлические обручи сами соединились на его запястьях. В тот же миг с Нилса спали последние оковы.

– Ты не можешь! – выдавил юноша не своим голосом. Его глаза широко раскрылись от ужаса, когда он увидел, как обелиск начал вытягивать из отца силы так же, как минутами раньше тянул из него самого. – Ты король, ты!…

– Я принял решение, – ответил Томас. – И ты ему подчинишься. Если Одри и Эдвин не смогут вытащить меня отсюда, то ты вернешься к матери и сестре и позаботишься о них, а когда придет время – позаботишься о королевстве. Они помогут тебе.

Нилс замер, глядя на отца, по его щекам текли слезы.

– Вы сможете освободить его? – взмолился он, обернувшись на нас с Эдвином. – Вы же лучшие из лучших, сделайте что-нибудь! Разрушьте это!… это!… что бы оно ни было!

– Это не настоящее, – тихо проговорила Эстер, грустно глядя на брата. – Это все, – обвела рукой поляну, – здесь нет магии. Ничего нет.

– Мы не уйдем, пока не испробуем все, что в наших силах, – пообещала я, хотя знала заранее, что мы ничего не сможем сделать.

Это место… нам с Эдвином такие фокусы даже не снились. Сирил провел эти годы отнюдь не в пустую, в то время как мы, передавая знания другим, почти не сдвинулись с места, надо было это признать.

На поляне невозможно было ощутить ни единой знакомой нам силы, она была грубым скелетом, пытающимся подражать реальности. Невозможно было не только приманить сюда стихии, даже наши жизненные силы, вызванные наружу, отказывались повиноваться.

Параллельный мир, карман в пространстве, – мы не могли даже назвать его творение, ни одно из знакомых слов не могло описать его. В нем работали только те законы, которые требовались Сирилу, – обелиск с замурованными в его недрах цепями, – а остальное попросту не существовало.

При Нилсе я не смела ни плакать, ни кричать, хотя была готова разбить голову о непоколебимо гладкий безмолвный камень. Никогда в жизни поражение не было столь горьким: хотелось разорвать небо, но отчаяние сковывало мышцы, так что рук было не поднять.

Мы провели в лесу несколько суток, Эстер и Нилс оставались в лесу за поляной, я или Эдвин стерегли их по очереди, пока второй из нас бился над загадкой обелиска.

Сирил так ни разу и не появился, ни его фантома, ни теней – ничего не было. Он не собирался нам показываться – зачем, если можно просто ждать, пока мы уйдем, а потом забрать добычу?

Нилс рассказал нам, как оказался в цепях.

– Ночью я увидел, будто кто-то выводит Эстер из замка. Я кричал, но меня никто не услышал, и я побежал за ним, чтобы не упустить. Он двигался очень быстро, я добежал до леса, а там… мне все казалось, я догоню беглеца, но каждый раз он скрывался за деревьями. Я не мог вернуться, тогда он ушел бы, поэтому я преследовал его. Это длилось целую вечность, я никак не мог понять, почему ночь такая долгая – только теперь я понимаю, что вышел из настоящего мира, как только оказался в лесу. Когда я вышел на эту поляну, похититель и Эстер вдрун исчезли, и вместо них появился Сирил. Он что-то сделал со мной, я не мог двигаться, но был в сознании, тогда он приковал меня к обелиску. Я пытался умолять его, чтобы он этого не делал, предложил быть его послушником, обещал соглашаться на любые его требования, – я надеялся, что смогу обмануть его и сбежать, как только он ослабит бдительность… Только тогда он заговорил со мной. Он рассмеялся. Сказал, что я всего лишь червяк, а он надеется выловить кракена. Что я даже не приманка – я нужен, чтобы раздобыть приманку.

Эта история лишь подтверждала наши догадки относительно изначальных целей Сирила – видимо обыкновенные кормушки его больше не устраивали, и он решил выпить целого дракона. Если бы не упрямство Томаса, у некроманта были бы все шансы получить желаемое.

В конце концов припасы подошли к концу, и нам пора было уходить. Нельзя было знать, что Сирил сделает с Томасом, когда обнаружит его, – в лучшем случае использует, как собирался использовать Эдвина или Эстер, тогда у нас еще будет шанс спасти его. В худшем случае…

Уходя от поляны, я в последний раз бросила взгляд на Томаса. Он спал, бодрствование давалось ему огромным трудом, – обелиск поддерживал в нем ровно столько сил, чтобы он оставался жив, пока Сирил не пожелает забрать его.

Светлый охотничий костюм, черные волосы, лицо, выражение которого я не могла разгадать даже спустя столько лет, даже когда силы покинули каждую черту. Мой друг, почти что брат – хотя едва ли я смела думать о нем так. Я никогда не была его достойна.

Мы не сумели вызволить его и должны были принять его решение, сделать его жертву не напрасной.

Нилс занял место в седле Эдвина, чтобы следить за Эстер, я, как и прежде, летела рядом и оберегала их, но осознание собственной слабости и беспомощности сжимало крылья, так что я едва могла набрать нужную высоту.

Наше возвращение не было торжественным. Я послала в академию весточку о том, что случилось, как только мы впервые вышли с поляны, но о произошедшем знали лишь самые доверенные лица. В замке Рик еще даже не подозревала, что случилась беда, – нам предстояло рассказать ей все лично.

Когда мы вчетвером оказались на пороге, поднялась суета, Рик выбежала нам на встречу, радостная, что все, наконец, закончилась, но при взгляде на наши лица ее улыбка исчезла.

Нилс подошел к матери, он уже перерос ее, но совсем немного, и взял ее руки в свои. Он не знал, что сказать, хотя, наверное, подбирал слова все те часы, что мы провели в дороге.

– Отец попал в беду из-за меня, – наконец, проговорил он, понуро склонив голову. – Мы не смогли его вытащить.

Из груди королевы не вырвалось даже самого тихого стона, только глаза раскрылись неестественно широко.

Скорбь по королю охватил все королевство, как долгая зимняя ночь. Рик была безутешна, и ни я, ни Эдвин, ни Нилс и даже ни ее собственная маленькая дочь – ничто не могло облегчить ее горя. Еще хуже приходилось Нилсу. Если Рик могла сетовать на благородство мужа, которое, все мы так говорили, рано или поздно свело бы его в могилу, то Нилс винил в произошедшем только себя.

Если бы он не сбежал, если бы не был так упрям, если бы додумался не отправляться в одиночку… он не слушал ни меня, ни Эдвина, и уходил все глубже в самобичевание. В его глазах я видела то же беспробудное отчаяние, которое видела в зеркале после смерти собственного отца.

Когда-то я сумела пережить свою боль, но была бессильна помочь мальчику. Он ведь не мог сбежать к другой жизни навстречу чудесам и магии, как сделала я. Ему некому было оставить престол – да и разве мог он пойти против последней воли отца? Нилс готовился принять завещанную ношу.

Мы с Эдвином не сдавались. Уходя, мы оставили вокруг поляны сотни ловушек, даже пробегающий мимо заяц или птица мгновенно отозвались бы в нашем сознании, но дни шли, а в ловушках звенела тишина.

Как только восстановил силы, Эдвин отправился обратно в лес, оставив меня защищать остальных, но вернулся в тот же день – поляны больше не было, хотя ловушки стояли на своих местах нетронутые. След Томаса, так же, как и ранее следы Нилса и Сирила, исчез из картины доступного нам мира.

В академии и среди всех наших знакомых не нашлось ни одного мага, кто знал бы что-то об играх с пространством, наши рассказы воспринимались скептически – величайшие умы не верили, что такое возможно.

Отряды были направлены в старую пещеру Салтра, лес, где пропал Томас, был истоптан вдоль и поперек, но нигде мы не смогли обнаружить ни единой зацепки.

Так прошел месяц, за ним другой, подступало время, когда нужно было объявить миру о смене короля Подлунных Земель. До сих пор мы преподносили отсутствие Томаса как похищение, но дальше оставлять страну без главы было нельзя.

Нилс объявил, что хочет занять трон сам, отказавшись от регентства матери и от моей помощи, которую я почувствовала своим долгом предложить им. Ему будут помогать советники, замок останется под моей защитой, но единовластным королем станет Нилс, таково его решение.

Эдвин готовился вернуться в академию, по нашему уговору он будет заниматься ей, а я останусь жить во дворце, пока власть Нилса не обретет достаточную крепость. Дочери, узнав об этом, так же решил разделиться: Эстер выбрала отца, а Кейси не могла упустить возможности пожить в королевском дворце и захотела остаться со мной.

В последние дни перед коронацией и нашей разлукой мы все собрались в саду в королевском дворце. Это были грустные дни, я должна была радоваться тому, что в последний раз вижу мужа и дочь, должна была ловить каждый миг, проведенный с ними, но меня окутывала такая беспросветная тоска, что я просто не могла.

Я оставила Томаса умирать. Своего лучшего друга, который был рядом с самого моего детства. В самый нужный момент мне не хватило сил, чтобы спасти его. И чего стоили тогда все эти годы практики и совершенствования? Чего стоила я сама, если первый пожелавший смог отнять у меня его и разделить мою семью? Я не могла простить себя за то, что не справилась, и старалась не думать, какая тьма окутывает Эдвина – он ведь тоже не смог, и в итоге потерял брата. Однако мне казалось, что, в отличие от меня, он на что-то надеется. На какое-то чудо. Да только откуда этому чуду прийти? До сих пор мы оба смело брали его роль на себя.

Одним из последних вечеров мы собрались в саду, на старых скамьях, которые я знала еще с детства. Нилс настоял на этой встрече – отец часто собирал их там, чтобы хотя бы пару часов они могли побыть обычной семьей.

– Кейси, как тебе твоя новая комната? – спросил Нилс, первым нарушая тишину.

– О, она чудесная, благодарю, – она присела в идеальном реверансе, кудри, которые накрутила ей местная горничная, подпрыгнули в воздухе. Настоящая маленькая принцесса… она словно рождена для придворной жизни. И от кого это в ней?

Разговор не клеился, Рик старалась радоваться за сына: завтра его ждал важный день. Я c трудом находила слова, но старательно поддерживала хрупкую беседу между Нилсом и Кейси о замковой жизни. Эстер, не терпящая бессмысленной болтовни, ушла, как только мы перестали за ней смотреть, а Эдвин скорее всего жалел, что не может последовать примеру дочери.

С наступлением темноты наш разговор принял почти мистическое значение: слова не шли, но каждый из нас понимал, что, когда мы разойдемся, ничего уже не будет прежним. Стоит этому вечеру закончится, наступит утро и для каждого из нас кое-что навсегда изменится, а пока мы сидим в тесном кругу посреди ночного сада, еще как будто бы есть надежда…

Вдруг Эдвин встал. Его худое тело в черной одежде вытянулось, он по-птичьи повернул голову в сторону леса.

– В чем дело? – спросила я, насторожившись.

– Они появились. Оба…

Прежде, чем мы успели понять, Эдвин уже взмыл в воздух, черные крылья подняли волну ветра, которая чуть не опрокинула нас на землю. Только придя в себя, я последовала за ним: если это судьба давала нам шанс, то он был последний! Мы оба это понимали.

Скорость, которую набрал Эдвин, была за гранью, я оставалась далеко позади, как ни старалась, и когда он начал снижаться, сердце внутри меня сжалось от страха: я не успевала…

Перед нами предстала пустынная дорога, это был тракт, заброшенный в это время года. По нему ковылял одинокий бродяга, он прихрамывал, но продолжал волочить по земле странный мешок. Этим бродягой был Томас.

Мы опустились перед ним, не зная, чего ждать, готовые ко всему на свете, но Томас только криво улыбнулся, встретив наши бешеные лица.

Сам он выглядел хуже, чем когда-либо. Обросший, с густой грязной бородой, в почерневшем костюме, запахом можно было убить стайку лесных перепелов.

– Помощи от вас… – проговорил Томас тут же закашлявшись. Однако кашель не избавил его от веселости. – Все ждал, когда вы явитесь, но пришлось справляться самому!

Он был сам на себя на похож, тощий и обросший, в грязном костюме, но я не помнила, когда в последний раз видела его настолько веселым и гордым.

Посмеиваясь, он последним усилием швырнул свою ношу нам с Эдвином под ноги, и с триумфом наблюдал за тем, как мы переменились в лицах.

Это было то, что осталось от Сирила. Пустое, иссохшее тело, обтянутое серой папирусной кожей, распространяло сладковатый аромат гнили, – вот чем он был на самом деле. Видимо перед тем, как заявиться в замок, он испил ни одну живую душу, чтобы походить на человека хотя бы внешне. Эстер, – или Эдвин, – были для него не прихотью, а жизненной необходимостью.

Томас не церемонился. Голова и конечности были отделены от туловища и соединены наскоро сплетенной из травы веревкой, как части копченой туши в лавке мясника. Мне пришлось совершить усилие над собой, чтобы заглянуть в искаженное скверной лицо на отрубленной голове… и тут его глаза открылись. Такие же зеленые и сверкающие, как раньше.

Вслед за глазами раскрылись губы, и из них вырвался лишь едва различимый треск.

– Я не смог убить его, – признался Томас. – Но вы, я думаю, придумаете, что с ним сделать.

– Не сомневайся, – пообещал Эдвин, странно улыбаясь останкам Сирила. – Но сначала мы вернем тебя в семью, братец. Этот мир тебя заждался.

Коронация не состоялась, но торжество грянуло вовремя и съехавшиеся послы смогли лично пожать руку вернувшемуся королю. Во время празднества я все-таки упросила Томаса рассказать, как он смог одолеть некроманта, и тот поведал свою историю.

Сирил не приходил очень долго. Когда обнаружил в своем капкане худшего из всех зайцев, на которых он только мог рассчитывать, он, видимо, решил припасти его на черный день. Обелиск поддерживал Томаса все эти месяцы, пока колдун слабел и в конце концов был вынужден согласиться даже на такой скромный ужин.

Когда Сирил пришел на поляну за своей добычей, он едва мог шевелиться от слабости. В его понимании Томас, не имеющий ни малейшего понятия о магии, был не опаснее котенка, вот почему колдун осмелился подойти к нему в таком изможденном состоянии – и в этом была главная ошибка колдуна.

Томас притворился спящим, но стоило колдуну оказаться рядом, как он бросился к нему и перекинул цепи ему через голову. Он знал, что Сирил не оставит его в живых, если вырвется, поэтому вложил в рывок все оставшиеся силы. Но много их и не понадобилось. Ветхое, почти высохшее тело не смогло выдержать натиска Томаса, голова отделилась от туловища, и, хотя Сирил оставался жив благодаря своим диким чарам, больше он ничего не мог сделать. В тот же миг и поляна, и обелиск исчезли, оставив Томаса посреди леса вместе с обезглавленным некромантом.

Освободившись, он закончил начатое, разрубив колдуна на пять частей своим мечом, а затем двинулся в сторону дома. Оставлять еле дышащий труп он опасался, поэтому решил взять его с собой и предоставить казнь тем, у кого для этого больше способностей.

С того дня и Томас получил свое прозвище. В истории он останется для своих потомков Томасом-Мракоборцем, и пусть ему самому это имя претило, мы всегда считали, что он его достоин.