Ведьмачьи легенды

«Мы всегда в ответе за тех, кого...». Андрей Белянин

— Геральд, ты не мог бы вынести мусор?

— А?

— Милый, третий раз за день прошу. Четвёртого может не быть...

Геральд отлично знал, что это значит.

Нет, вовсе не то, что его ненаглядная Йенифер плюнет да по примеру терпеливых русских женщин вынесет мусор сама. Ага! Как же! Его супруга, как и всякая нормальная полька, скорее вынесет мозг мужу, чем мусорное ведро из дома. Геральд вынужденно отложил недочитанную газету. Откровения политиков России, США и Западной Европы, вновь и вновь создающих из независимой Польши буферное государство для обеспечения своих сиюминутных шкурных интересов, злило и восхищало одновременно. Сколько можно играть польским гонором?!

— Ну, ничего, — бормоча себе под нос, Геральд сунул ноги в тапки и подтянул живот. — Мы разрушили им Варшавский договор, теперь разрушим ЕС, или я не знаю родную Польшу... Слово «гонор» — вот ключевая точка развития всей нашей нации! Без гонора нет поляка!

Удовлетворившись этой противоречивой истиной, он поймал взгляд жены, посылавшей ему воздушный поцелуй с кухни, и, втянув носом запах магазинных фляков, вышел с ведром за дверь. В голове толкались высокие лозунги из той же газеты, строчки свободолюбивых стихов Адама Мицкевича, перекрываемых чеканным профилем Железного Феликса, и невнятные объяснения польских политиков об авиакатастрофе в Катовицах... Всё врут!

— Нас окружает хреновый мир. Поляки и русские говорят друг с другом на английском! Можно ли придумать больший бред для братских славянских народов?! Да, мы вечно собачимся, но это разборки между родственниками, и прочие не смеют лезть в наши дела! Меня, коренного поляка, какая-то вшивая Америка учит демократии?! Да их ещё Колумб не открыл, а наши гордые шляхтичи на сеймах сами выбирали себе королей, самым демократичным голосованием — саблей!

Геральд тупо уставился на люк мусоропровода с приклеенной скотчем бумажкой «Неисправно!». И что? Когда нас останавливали трудности?! От поднапрягся и рывком открыл люк — забито доверху. Из кучи мусора раздался подозрительный хруст. Мгновением позже показалась шипастая голова гнуса выпендрёжно-кусачего. Зубастая зверюшка, выведенная на средневековых свалках и до сих пор поджидающая у мусорных баков настоящую добычу. Чаще всего болтливых домохозяек, уже только дома обращающих внимание на отсутствие двух-трёх пальцев, а то и изрядного куска ягодиц.

— Пся крев! — на автомате выругался Геральд, сняв тапку и отвешивая гнусу две тяжёлых пощёчины. — Пшёл вон в свой смрадный люк, грязная тварь! Нападаешь на слабых? Не так ли стояли советские войска, когда немцы уничтожали Варшавское сопротивление?! А теперь на тебе! На тебе, на! А теперь вспомним, как армия генерала Конева вышла к Кракову, разбивая немцев в хлам, в пыль, в грязь! Получил?! Холера ясна!..

Гнус сдох, так и не понял, почему его тело больше не повинуется кровавым инстинктам, как не понял и на кого он, собственно, нарвался. На ведьмака, выносящего мусор! Это страшно, поверьте...

— Придётся идти на улицу. — Геральд аккуратно запихнул разбитую голову гнуса поглубже меж капустных листьев и женских прокладок, покрепче закрыл люк и неспешно пошёл с третьего этажа вниз. Можно было воспользоваться лифтом, но смысл?

Он ещё в позапрошлом году окончательно принял решение не пользоваться лифтами. Через раз, с периодичностью двенадцать-двадцать штук в месяц, лифтовые соргулы пытались порвать ему горло. Неуклюжие нетопыри с телом обезьянки-капуцина и клыками в пять сантиметров гибли десятками, но продолжали лезть на Геральда, словно это был акт священной мести. Прямо какой-то пушкинский бунт, бессмысленный и беспощадный. Первое относилось к попыткам горгулов, второе — к реакции Геральда на все эти порядком поднадоевшие покушения.

Трупы он аккуратно выбрасывал в тот же мусоропровод, подкармливая одну нечисть другой. Его совесть была спокойна. В конце концов, это куда проще и понятней, чем политика. Взять хоть, к примеру, Великую Отечественную войну, как её называют русские. В Польше тоже было огромное партизанское движение, но разное, каждый сам за себя. И хоть все вместе против ненавистных фашистов, но сбросить ярмо врага без Советской армии хрен бы вышло. А почему? А потому что гонор!

За сколько дней Гитлером была взята Польша, стыдно вспоминать до сих пор... Но если кто скажет, что поляки хоть на миг покорились, этого лжеца-историка надо прилюдно сжечь у памятника королю Вацлаву в Варшаве, а закопать и засыпать могилу солью уже в подземельях Ве- личек.

— Почему я не родился в России? — вслух рассуждал Геральд, идя с полным ведром до мусорных баков, расположенных за его девятиэтажкой. — Наверное, потому, что вся русская литература несёт на себе неизбывную печаль всечеловеческой грусти, сострадания к маленькому человеку, чеховской боли и достоевщины. В хорошем смысле. Фёдор Михайлович был великим писателем и тонким знатоком душ. Просто его взглядом героя не раз глядишь. Какого-нибудь князя Мышкина — запросто! Но ведь есть разница между героем по жизни и героем литературным? Видимо, есть, если тот же Раскольников, грохнув топором одну бабку, мучился угрызениями сове сти всю жизнь, а сколько пришлось грохнуть мне... И ни чего, отлично сплю!

Он подошёл к трём мусорным бакам с утверждёнными Евросоюзом надписями «стекло», «бумага, «пластик». На минуту задержался, пытаясь хотя бы предположить, как он развяжет мусорный пакет и начнёт законопослушно раскладывать, куда что положено. Они что там, в Евросо юзе, всерьёз уверены, что вольная Польша станет аналогом законопослушной Германии? Да нате, выкусите! Ге ральд из чистого патриотизма высыпал всё содержимое мусорного ведра в контейнер с надписью «бумага». Так вам и надо! У себя в Берлине с турками разберитесь, потом полезете нас учить...

Лёгкий скрежет за спиной заставил его обернуться с неуловимой глазу скоростью. Шмароглот, лягушкоподобный монстр, промышляющий в основном невинными девицами, замер в пяти шагах, недоумённо уставившись на непривычную добычу. Слюнявая пасть оскалилась в два ряда жёлтых клыков, показывая зеленоватый язык с копьевидным ороговевшим наконечником.

— Ведьмак...

— Уже четыреста лет как рядовой гражданин, — холодно поправил Геральд. — Живу в провинции, сочетался с Йенифер законным браком, отдал Цири в институт, будет экономистом, сам подрабатываю консультантом, даже на море в Гданьск выезжаю раз в году на неделю в отпуск. Чего вы все до меня докопались...

— Мы до тебя?! — едва не подпрыгнуло чудовище, оставляя после себя полную возмущения лужу. — Да из- за твоих дурацких историй, которые ты по пьяни выболтал кому-то там в литературном кабаке, сотни молодых людей полезли в ведьмаки! Почувствовали, пся крев, Зов и Предназначение! Знаешь, какова сейчас пропорция нечисти к одному стандартному ведьмаку в белом парике, с алюминиевым мечом и плащом с хэллоуинской распродажи? Одна двадцатитысячная! На каждого из нас двадцать тысяч их!

— Ничего не знаю...

— Сука ты, Геральд, — с чувством сплюнул шмароглот зелёной жижей, но не попал. — Я последний шмароглот на всю обитаемую Польшу. Мне спариваться не с кем, понял ты?!

— Это было предложение?

— Шутить изволишь? У нас физиология разная, удовольствия — ни мне, ни тебе.

— Вот только поплачь мне ещё тут. — Геральд шагнул вперёд и нарисовал перед прыщавым носом монстра знак Огненного Камня. На целую минуту шмароглот со своими проблемами вынужденно заткнулся. Ведьмак неторопливо поискал взглядом, подобрал брошенный кирпич у забора и положил его в пустое ведро.

— Я знаю, что виноват перед всеми вами. В старые времена вы жрали людей, а мне платили за то, что я убивал такие вот экстремальные формы жизни. Как ни верти, вы были непременным условием моей работы. Изображать фальшивого героя, дерущегося с резиновыми драконами, мне не позволял гонор, как и брать деньги за убийство вымышленного чудовища. Я не думал, что буду делать, когда вы кончитесь. И уж тем более не знал, что моя нелёгкая профессия в будущем станет так пошло-популярна. Эти молодые идиоты погибают сотнями, но сто первый всё равно добивает своего шилохвоста болотного-перечного, убырхава бигосового, сквернозуба беспозвоночного, грызбула чешуйчатопахового, хрузда подкустовного и прочих, прочих, прочих...

Геральд взвесил в руке потяжелевшее ведро, привычно ища на голове шмароглота третий, фальшивый рог. Память услужливо подсказала, куда и с какой силой надо нанести удар. Он быстро сунул другую руку в карман старых спортивных штанов, извлёк сотовый и набрал знакомый номер:

— Да. Нет. Это я, пан сержант. У меня тут очередное тело. Пришлёте машину. Да, как всегда.

Убрав телефон, Геральд вгляделся в оживающие глазки шмароглота и от души замахнулся ведром:

— Это единственное, что я могу для тебя сделать, приятель...

Удар бывшего ведьмака был математически точен и безупречен. Чудовище рухнуло там, где стояло, разбрызгав напряжённые семенники по всей мусорной площадке. Впрочем, опытный Геральд успел-таки увернуться. Полиция прибыла буквально через полчаса...

P.S.

— Милый, тебя только за смертью посылать.

— Мне попался гнус в мусоропроводе, пришлось идти на улицу, а там...

— Шмароглот. Я всё видела в окно. Геральд, сколько можно? Ты уже упаковал исчезающими видами нечисти добрую половину польских зоопарков.

— Он был жалок. Его переселят под Краков.

— Ты хоть деньги за это берёшь?

— Нам же хватает отчислений с литературных гонораров. За идею платят...

— Мой бедный ведьмак-альтруист, — Йенифер вытерла руки кухонным полотенцем и обняла мужа. — Чем тебя уболтало именно это чудовище? Жалобами на голод или слезами об отсутствии своего места в жизни?

— У него нет самки. А под Краковом есть.

— Значит, ты пощадил его ради любви. Милый, ты неисправимый романтик. И за что я тебя такого люблю?

— Ну, — Геральд мягко обнял жену за талию, — наверное, потому, что я всё-таки известная личность. Кстати, Московский зоопарк хочет себе безволосого волкодлака цнухголового. Тебе не попадался такой по району?

...За ужином они прибили ещё одного гнуса выпендрёжно-кусачего, пытавшегося под шумок спереть с кухни кровяную колбасу. Жизнь продолжалась...