Ведьмачьи легенды

1

Огоньки святого Ильмо были повсюду. Они подкрашивали туман болезненным изумрудным светом и как будто перемигивались.

Рамио поймал себя на том, что старается не моргать. Казалось, если упустит их из виду, — начнут перескакивать с рей на мачты, спрячутся в зарифленных парусах, среди канатов, в одежде спящих на палубе переселенцев...

Кто-то басовито храпел у грота, мешал сосредоточиться.

Когда их обучали в Академии, никто, ни один наставник не говорил о храпящих пассажирах.

Рамио вполголоса выругался. Поймал удивлённый взгляд вахтенного; конечно же, сделал вид, что не заметил, и пошёл вдоль борта, держась за планширь и стараясь не наступить на чьи-нибудь пожитки. Особенно — не запнуться о клетки, проклятые клетки с живностью. Все голени уже в синяках от гусиных щипков.

Корабль дрейфовал сквозь ночь и туман, и всё было в полном порядке. Вот уже третьи сутки подряд — тишь да гладь.

Рамио выколдовал маленькую лимонноцветную сферу и пустил вперёд и вправо, чтобы не слепила глаза. И что бы, признался он себе, сбивала с толку тех, кто может целиться из темноты.

Хотя целиться тут некому. Не в этих водах.

Приглушённо хлопнула дверь; чуть покачиваясь, на палубу вышел приземистый, полноватый мужчина. Хмыкнул, подкрутил длинные чёрные усы, шагнул к левому борту.

Даже отсюда Рамио видел фантазийный узор на его синих щёгольских штанах: растительный орнамент и оскаленные хари. Последний писк моды в портах Фабиолии.

Зато на обнажённом торсе щёголя, вопреки тамошним обычаям, не было ни единой татуировки. Только шрамы, много шрамов. Плюс парочка свежих царапин на спине... ну, это понятно, это уж как водится.

Только бы, подумал Рамио, обошлось без скандала.

— Тишь да гладь? — не оборачиваясь, спросил мужчина. Он встряхнулся всем телом, разминаясь, — довольный, сытый, уверенный в себе. Добавил: — Ты, напарник, шарик-то пригаси. Серпентусы от них шалеют хуже мотыльков.

Рамио покраснел и движением кисти отправил сферу и небытие.

— Ничего, научишься ещё. — Мужчина провёл ладонью по гладко выбритому черепу, вздохнул и встал у самого борта. Снизу, из распахнутых окон кают-компании, доносились стук игральных костей и хохот.

Рамио был уверен, что сегодня ночью у одного из игроков если не деньжата, то рога уж точно появились.

— Научишься, — повторил напарник. — Когда я шёл в свой первый рейс, таких дров наломал...

Рамио ждал продолжения, но, конечно, не дождался.

Вместо этого там, по левому борту, раздалось звучное журчание.

А потом вдруг кто-то хриплым голосом помянул Дейви Одноглазого, Алого Альбатроса и Бездну Кербина.

Рамио остолбенел. Прежде чем он успел что-нибудь сделать, напарник вскинул левую руку: погоди, мол. Спокойно застегнул штаны и только тогда спросил:

— Сразу стрелять — или назовёшь своё имя?

Руки его были пусты, за поясом — ни пистолета, ни даже кинжала. Но тот, внизу, этого явно не знал.

— Так-то вы встречаете честных моряков, — сказал хриплый.

— Третий раз предлагать не буду, мы не в сказке.

— Его зовут Тередо, — сказал другой голос, сухой и твёрдый, с отчётливым эртфилдским акцентом. — Меня - Райнар. А ещё у нас тут Мо Болтун. Всего — трое, если вы умеете считать, наш полноводный друг. Мы в шлюпке и только что подошли к вашему судну, а теперь хотим подняться на борт. Безоружными, разумеется.

— И что же вы трое делаете в шлюпке посреди Океана?

— Об этом я и намерен переговорить с вами, а лучше бы сразу с капитаном. Чтоб не повторяться.

Рамио уже подошёл к борту — так, чтобы не заметили со шлюпки.

— Брось им канат, — пожал плечами напарник. — И глаз с них не спускай.

На палубе у грота сонно ворочались спящие, кто-то зевнул и поинтересовался, какого дьявола так шуметь. Сосед велел ему заткнуться. На обоих шикнули; и всё это — под хоровой храп пяти или шести глоток.

Напарник Рамио кивнул одному из вахтенных — тот молча нырнул в люк. Другой шёпотом велел ворчливому переселенцу позвать капитана.

Люди просыпались, сетовали на то, что всё оружие отобрали при посадке, а самые сообразительные украдкой доставали из мешков самодельные дубинки-крысобойки.

— Встаньте подальше, — велел им напарник Рамио. — И лучше не лезьте под руку.

Он знаком подозвал юнгу и что-то шепнул на ухо. Тот метнулся на квартердек.

Голоса в кают-компании зазвучали громче и тревожней, кто-то выругался.

Над планширем появилась голова в потрёпанной шляпе. Пышное рубиновое перо качалось на ветру.

— Господа, моё почтение. — Милсдарь Райнар подтянулся и запрыгнул на палубу. Одёрнул полы малинового жилета, обвёл взглядом окружающих. — Могу ли я видеть капитана?

Рамио сдвинулся чуть в сторону, чтобы спрятать руки и тени. Господину Райнару было лет за сорок: высокий, жилистый, загорелый. Острые усики, острый подбородок, соколиный нос — и внимательный злой взгляд.

Слишком стар для милсдарей удачи. Но наверняка — один из них.

А это, в свою очередь, означает, что он почти наверняка из команды «Слепого Брендана».

Рамио почувствовал, как дрожат пальцы. Люди с «Брендана» — самые свирепые пираты, промышляющие на Восточном побережье. Самые беспощадные.

Рядом с господином Райнаром появился полуголый исполин: локтя на два выше своего спутника, чернокожий, массивный. Не проронил ни слова, просто встал чуть позади Райнара. Оружия у обоих не было, но Рамио понимал, что чернокожий Мо — сам по себе оружие.

Впрочем, сказал он себе, этих двоих и того, что в шлюпке, могли выгнать, да, точно, их выгнали, пустили плавать по волнам, не стали убивать, пресловутое пиратское милосердие, попробуй выживи, ну вот они и выжили, по крайней мере пытаются, они опасны, конечно, опасны, но их только трое, что они могут, трое против целой каравеллы, на которой полным-полно взрослых вооружённых мужчин, а вдобавок я, маг, и...

— Во имя Ильмо Убаюкивающего, кто вы такие?! — Капитан поднялся на палубу и стоял, уперев руки в бока.

— Вы и сами видите, кто мы, — спокойно ответил Райнар. — Важнее то, для чего мы здесь. Нам нужна ваша помощь, капитан.

— Помощь милсдарям удачи? От честного капитана? — Энгус Стрела водил каравеллы вот уже четверть века, два его брата погибли от рук пиратов, третий навсегда ослеп. — Господа, — повернулся он к Рамио с напарником, — попытайтесь взять их живыми. Не выйдет живыми — я не стану горевать. В любом случае за каждого прибавлю по тридцать дублонов к вашим премиальным.

Чернокожий Мо не шелохнулся, но что-то в его взгляде изменилось. И руки... Рамио заметил, как сложились в знак Хаста пальцы левой, а правая чуть сдвинулась назад.

Туземный маг-левша, да ещё из бывалых. Вот же дьявол.

Райнар покачал головой:

— Ещё нет, Мо. Не спеши. Капитан — честный человек с горячим сердцем, но он ведь не дурак и понимает: мы знали, куда идём. Знали, чем нам это грозит. Хорошенько подготовились. Ведь так, Мо?

Чернокожий кивнул, не спуская глаз с Рамио. Даже слегка улыбнулся, как старому приятелю.

— Вы явились на мой корабль без белого флага, — тихо сказал Энгус Стрела. — Но даже если бы обмотались в белое с головы до ног... что ж, это лишь избавило бы нас от необходимости тратиться на саван. Вы попросту сглупили. Как обычно, понадеялись на удачу. — Капитан покачал головой. — Она помогла вам в семьдесят втором, когда вы взяли штурмом Вересковый форт и вырезали там всех, от мала до велика. В семьдесят третьем, когда буря разметала все отправленные за вами корабли. В семьдесят пятом, когда вы сожгли гурчианский храм Пельпероны. Но сейчас семьдесят седьмой — самое время, чтобы сдохнуть.

Переселенцы и команда одобрительно загудели. Рамио видел, как матросы передают пассажирам сабли и пистолеты. Детей уводили в трюм, а вот многие из женщин предпочли остаться. Вооружившись и встав плечом к плечу с мужчинами.

Впрочем, приближаться к гостям никто не спешил.

Рамио подумал, как нелепо всё это выглядит: целая каравелла против двух безоружных... ну, одного безоружного и одного мага.

— Вот так, во тьме, в тумане? — Райнар покачал головой. Щёлкнул пальцами: — Да будет свет, во имя милосердия!

И свет воссиял: все огоньки святого Ильмо, разом вспыхнув, осветили корабль сверху донизу, рассеяли туман и тьму, на миг ослепили всех, кто был на палубе.

Всех, кроме Рамио и его напарника.

Молодой маг ударил не в Мо и не в Райнара — в паруса, что висели над их головой. Гроздь огненных шариков взмыла в воздух и разошлась, распустилась лепестками пушистого цветка. Пять из семи ударили в канаты и прожгли их. Огня, впрочем, не было; всё как учили в Академии.

Парус с шелестом рухнул. Но не на головы пиратов — на три невидимых шеста, где и повис. Милсдари удачи вместе с несколькими стоявшими рядом людьми оказались словно бы в шатре. Чернокожий Мо глядел перед собой и держал руки ладонями вверх; пальцы мага дрожали, и дрожала жилка на его лбу.

Всё случилось за пару секунд. Но напарник Рамио уже стоял за спиной Райнара и держал у горла невесть откуда взявшийся нож.

— Вот и славно, — сказал Райнар. Он скосил глаза на руку, прижимавшую лезвие к его кадыку: — Значит, не зря мы это всё затеяли.

Снаружи шумели, сразу несколько человек ухватились на край и потянули.

— Арифметика простая, господа. — Райнар чуть повысил голос, чтобы слышно было всем. — Вы, конечно, не видите, но там, в тумане, стоит и ждёт «Слепой Брендан». Пушки заряжены и наведены. Вы как на ладони, хвала святому Ильмо.

— Это ты так говоришь, — презрительно усмехнулся Энгус Стрела. — А как оно на самом деле, никто не знает. Хочешь, чтобы я поверил тебе на слово? Чтобы вот так запросто сдал судно?

— Судно — не хочу, — сказал Райнар. — Вы много говорите и плохо слушаете, капитан. Нам нужна помощь. Нужен вот этот ведьмак, который держит нож у моего горла. Мы хотим нанять вас, мэтр. Точнее — перекупить. И прежде, чем вы возразите...

Он сделал паузу и терпеливо подождал, пока сдёрнут парусину. Ткань проехалась по его лицу и сбила с головы шляпу. Райнар даже не шелохнулся.

— ...прежде чем возразите, учтите вот что: «Слепой Брендан» отправляется в последний рейс. После него команда расходится, навсегда. Кого-то рано или поздно настигнут ищейки вице-губернатора, Компании или Короны. Другие уйдут от наказания. Но в Океане станет спокойней. Подумайте об этом, мэтр. И вы, капитан, подумайте. Я знаю, что Компания для безопасности нанимает на каждое судно по магу и ведьмаку, но вы уже миновали самые чёрные воды. При попутном ветре будете в Чердиане дней через шесть, а если что-нибудь... ну, мальчишка-то неплох, верно, Мо? Он справится.

— А если мы откажемся?

— Восемь пушек «Брендана», ведьмак. И Бартоломью никогда не промахивается, мы уж и об заклад года три не бьёмся, без толку.

Энгус Стрела шагнул вперёд и покачал головой:

— Нет, Стефан. Нет!

Тот помедлил. Рамио видел во взгляде напарника усталость и сомнение, но помимо них что-то ещё, чего не мог распознать.

Затем ведьмак опустил нож и отошёл в сторону:

— Простая арифметика; он прав, капитан. Если б мы были на боевом корабле, имело бы смысл. Но эти люди... вы за них отвечаете. Рамио — хороший парень, талантливый маг. Справится. Да, скажите в Чердиане, в конторе Компании, пусть придержат за мной место. Хотя бы на полгода.

Он махнул рукой юнге, который принёс из каюты ведьмачью сумку и перевязь. Подхватил их, обернулся к Рамио что-то сказать. В этот момент распахнулась дверь и наружу вывалился багровый маркиз де Мармотт. В одной руке он держал кафтан с фантазийными узорами (хари да кактусы), в другой — заряжённый пистолет.

- Хакландский выблядок! — Маркиз задыхался, губы иго дрожали, лицо перекосилось. — К Элизе!.. Своими грязными!.. Да как ты!..

- Вас интересуют подробности, милос...

Грохнул выстрел.

Сразу несколько мужчин бросились к де Мармотту, заломили ему руки.

Ведьмак был в крови. Перед ним, чуть пошатываясь, замер Райнар. Когда и успел допрыгнуть, заслонить?..

- Не смертельная, — пират зажал ладонью рану на леном плече, обернулся. — Но если сейчас же не дадим знать на «Брендан»...

Он не закончил — откуда-то из тумана донеслось: «Целься!»

— Мо! — сказал Райнар. — Бери мальчишку, один не справишься.

Рамио ничего не успел сделать. Чернокожий уже был рядом: опустил на плечи гигантские свои ладони, кивнул. Вот так, вблизи, видно было, насколько маг истощён. Да ведь он, понял Рамио, уже держит щит. Всё это время, как только поднялся на палубу, держ...

Ударили сразу изо всех орудий. За миг до этого Рамио машинально обхватил запястья чернокожего своими руками, — «катамаран», простейший приём, основанный на принципе сообщающихся сосудов, в Академии проходили на первом курсе, главное — держать баланс и не опрокинуть «лодку». Потому что сдохнешь быстрей, чем сосчитаешь до пяти, был у них один слу...

Так он пытался отвлечься, но ядра били прицельно, а Мо черпал полными горстями, и Рамио в какой-то момент уже ничего не понимал, только смотрел, как гаснут на мачтах и парусах огоньки святого Ильмо, один за другим, слишком медленно, слишком неохотно, они же сейчас по новой, мать их, мамочка, как же больно, что ж они заранее не условились о каком-нибудь, холера, знаке, что ж они!..

Очнулся он в полутьме, в покачиваниях и скрипе, и кто-то храпел почти под самым ухом, и это было блаженством: слышать храп и знать, что ты жив.

Он выбрался на палубу. Светало. Впереди видны были точёные силуэты чердианских башен, и лоцман с мостика что-то вполголоса говорил капитану.

— Жив, значит? — хмыкнул квартирмейстер Атанасьо. — Ну, милсдарь маг, ты и силён. Почти неделю про валялся без сознания — и ещё, гляди, способен шкандыбать. Богатырь!

— Что с Журавлём?

— А хрен его знает. Уплыл вместе с ублюдками твой Лысый Журавль. Молча и поспешно, пока с «Брендана» снова не начали палить.

— Ничего не сказал?

— Стефан-то? Ни слова. Правда, ублюдок, который под пулю маркизову подставился, что-то бормотал. «Детей берегите, держите в тени», как-то так. Бредил, наверное.

Рамио молча кивнул. Подумал о том, что придётся объясняться с представителем Компании, и пожалел: вот честно, лучше бы уплыл с Журавлём!..

Летучая тень скользнула по палубе перед ним — он вздрогнул и не сразу сообразил, что это мельтешат местные чайки: рыжие, узкокрылые, совсем не похожие на птиц Старого Света... всего лишь глупые чайки.

2

Хрипатый Тередо оказался на удивление молодым, лет под тридцать. Мрачный, черноволосый, отчётливо смердящий мочой коротышка.

— Давай на вёсла, ведьмак, — сказал он, помогая сесть Райнару. Мо уже полулежал, судорожно вцепившись в борта обеими руками. — Что там у вас не заладилось?

Ведьмак молча обрезал конец верёвки, которой для подстраховки был обвязан Райнар. Молча сел рядом с Тередо.

Даже не взглянул на верёвку и лестницу, когда их втягивали наверх.

— Куда грести?

— Ты греби, — сказал коротышка. — А куда — это забота Райнара.

Шлюпка была узкая и старая, на дне плескалась вода. Ведьмак положил сумку с вещами на грудь магу, чтобы не намокла. Там же аккуратно пристроил перевязь с мечом и пистолетами. Посмотрел на Райнара.

Тот кивнул:

— Гребите, нас подберут. — Закрыл глаза. Дышал тяжело, жилет на плече пропитался кровью, и хотя рану пират прикрывал ладонью, сквозь пальцы текло; плохо дело.

— Лекарь на борту есть?

— Слушай, — сказал Тередо, — твоё дело, говнюк, грести, а не умничать. Времени в обрез, а ты будешь тут ещё!..

Ведьмак пожал плечами:

— Ну извини. К слову, я ведь не целился. Это ты под горячую... руку. Или — подожди-ка! — я промахнулся? А запах — твой, родной?..

— Потом, — сказал коротышка. — После всех дел я тебе объясню, хакландское отродье. В доходчивой, слышь, форме.

— Уймись, Тередо, — Райнар даже глаза не стал открывать. — Это милсдарь ведьмак лишний раз хочет убедиться, что мы очень в нём нуждаемся, а просто спросить ему гордость не позволяет. Или дурость. Вы гребите, мэтр, гребите.

— А вы, — отозвался ведьмак, — говорите. Хотите жить — не замолкайте ни на секунду. Потеряете сознание — даже я вас не вытащу.

Он подкрутил усы, застегнул кафтан и сел рядом с Тередо. Коротышка сперва грёб неловко, высоко задирая весло, — брызги так и летели во все стороны; потом приноровился.

Райнар выпрямился, зажал рану оторванным рукавом и правил, кривясь от боли.

— Что ж вы, — спросил, — не предупреждаете об yзкой своей специализации? «Ведьмаки не убивают разумных существ», «кодекс превыше всего», «никогда не подниму руку на живого человека»?..

Ведьмак то ли пожал плечами, то ли приналёг на весло. Сказал:

— Сами знаете. Пока мы в одной лодке, я вас не трону. Потом... поглядим.

Теред о расхохотался:

— Слышишь, Райнар, он нам угрожает! Один жирный засранец угрожает всей команде «Брендана», это ж надо!..

— К тому же, — как ни в чём не бывало продолжал ведьмак, — вряд ли вам не хватает обычных головорезов. Мозгов в их головах — да, пожалуй...

Райнар оскалился в усмешке:

— Напомни мне, много ли ты знаешь команд, плававших под чёрным флагом больше двух-трёх лет? Обычно хватает пятнадцати-восемнадцати месяцев. Одни наживают богатство и навсегда сходят на берег. Другие, уверовав в собственную неуязвимость, попадаются. Третьи просто выжигают отпущенный им запас удачи — и гибнут от пуль, от инфекций, от штормов или диких тварей. Мы ходим в этих водах семь лет, а капитан наш и того дольше. Думаешь, на одном фарте?

— Интересней другое: почему так долго. — Это прозвучало не как вопрос — скорее как диагноз.

— В своё время узнаешь, — кивнул Райнар. — Если окажешься настолько хорош, как о тебе говорят.

Ведьмак обернулся: «Слепой Брендан» уже проступал из тумана. Старое, но всё ещё достаточно надёжное судно. Похоже было на то, что совсем недавно его кренговали: борта были чисты, ни ракушек, ни водорослей. Новые снасти и новые паруса.

А вот команда, видимо, прежняя. Средний возраст пиратов обычно не превышал тридцати пяти лет, редко кто доживал до сорока. На «Брендане», если верить слухам, в основном ходили люди за сорок. Опытные? — да, но уже не такие проворные, как прежде.

Они точно знали, чего хотят. И для этого «чего-то» теперь им понадобился ведьмак.

— Хорош? — переспросил он. — Любопытная дефиниция. Вы уверены, что не ошиблись? Может, вам следовало похитить пару-тройку монахов?

Райнар не ответил. Он всё ещё скалился, но глаза уже закатились, голова медленно откидывалась назад.

— С другой стороны, — пробормотал ведьмак, — от монахов сейчас было бы мало толку.

Он бросил весло, взял сумку и склонился над беспамятным пиратом.

За спиной, пытаясь в одиночку управиться с лодкой, хрипел и рычал Тередо...

3

— Умрёт ли? — переспросил ведьмак. — Обязательно. Все мы смертны, капитан.

Он оглядел каюту и опустился на громоздкий сундук с накладками в виде кракенов. Шляпки гвоздей были им вместо глаз, кованые щупальца тянулись во все стороны, переплетаясь вокруг замочной скважины.

— Крови, — продолжал ведьмак, — вытекло много. Пулю я извлёк, рану обработал и перевязал. Дальше... как повезёт. Но я бы особо не рассчитывал.

— _Особо_ он и не рассчитывает. — Капитан сидел за узким, длинным столом и внимательно разглядывал гостя. Руки сложил на груди: культю с протезом поверх здоровой. Собственно, о том, что это культя, даже ведьмак догадался не сразу: некий мастер очень искусно изготовил кисть, под кожаной перчаткой она выглядела как живая. Только пальцы и запястье не шевелились.

Капитану было за пятьдесят, и звали его Ахавель. Переселенцы одно время давали своим детям такие вот выдуманные псевдоэльфийские имена, верили, что это приносит удачу: эльфы отправились на Запад, и мы, мол, туда же... Тогда вообще было в моде всё эльфийское.

По иронии судьбы сам капитан меньше всего напоминал _Seidhe_. Седая бородка клинышком, стрелочки усов, узкое скуластое лицо в морщинах. Этакий глава когда-то вельможного рода, с претензиями и амбициями. Но подрабатывающий мясником на рынке. Даже прозвище у него было под стать: Китобой.

— Кстати, о расчётах, — сказал ведьмак. — Ваши люди очень уж настаивали, так что мне пришлось покинуть судно Компании. И таким образом — нарушить контракт. Не знаю, возьмут ли меня снова на борт, но в любом случае придётся платить неустойку. Чертовски большую неустойку.

— Покинув судно Компании, — в тон ему отозвался Ахавель, — вы тем самым спасли людей от смерти, каравеллу от гибели, Компанию от убытков. Однако на «Брендана» мы пригласили вас отнюдь не для развлекательной прогулки, и резонно было бы сразу обсудить условия. Они просты, мэтр Журавль. Вы плывёте с нами и защищаете судно и команду. Затем получаете награду, — он назвал сумму, и ведьмак присвистнул.

— Три тысячи фабиольских дукатов?

— В любом устраивающем вас эквиваленте. Монеты, драгоценности, векселя.

— Даже векселя?

— В трансконтинентальном банке Джианкарди. Всё абсолютно законно. Вы же понимаете, по-другому и быть не может: иначе мы просто не продержались бы на плаву столько лет. Есть доверенные люди, есть способы... Деньги чистые, не беспокойтесь.

— Выращиваете репу на досуге? Расписываете своды в храмах Пельпероны? Разводите кроликов?

— Вкладываю средства в акции Компании, — усмехнулся Ахавель. — И не только. Однако, мэтр Журавль, мы здесь не для того, чтобы обсуждать тонкости моей финансовой политики.

— В самую точку, капитан. Поговорим-ка о том, для чего вам понадобился ведьмак. Прежде вы как-то обходились своими силами. И Вересковый взяли, и с охранниками в гурчианском храме справились, и с людьми вице-губернатора. А то нападение на караван с золотом!.. Надо полагать, всё это изрядно способствовало росту акций Компании.

Ахавель слушал его с едва заметной улыбкой на устах. Наконец кивнул:

— Всё так, мэтр Журавль. Но нынче особый рейс. Последний для «Слепого Брендана».

— Да, Райнар говорил, что после этого якобы все отправятся на берег. Вы-то сами в это верите, капитан? После стольких лет — разом взять и со всем покончить? Хватит духу?

— Я не верю, — сказал Ахавель. — Я знаю. — Он вскинул руку: — Слышите, как скрипят снасти, чувствуете движение? Пока вы заботились о судьбе Райнара, поднялся ветер. Значит, уже скоро. Вам бы отдохнуть, мэтр Журавль. Скоро начнётся. До Межи сутки ходу.

— А что дальше?

— Курс на север-восток. За Межу, в Безумное море.

— Туда, где после Второго Сопряжения Сфер до сих пор не вполне срастились миры? Где, если верить великому Годфруа Альцедору, «завтра играет в пятнашки со вчера, а звёзды стекают по своду небес слезами едкими», где «нет ничего надёжней морской зыби и ничего вернее суждений юродивого»? Отчего бы вам просто не выпрыгнуть за борт, капитан?

— Потому что, — сказал Ахавель, раскуривая трубочку, — мне нужно кое-что отыскать там. Нам всем нужно отыскать. Так что идите и отдохните как следует, мэтр Журавль, — пока ещё есть на это время.

4

Слепой Брендан, вскинув руки, воздел над головой меч. На глазах — чёрная повязка, на лице — решимость и гнев.

Совсем недавно его покрасили заново, но даже в худшие свои годы, облупленный и исцарапанный, Брендан выглядел свирепо. Его прообраз — некий фабиольский судья — ослепил себя, чтобы оставаться непредвзятым. Судья наводил страх на злодеев, деревянный Брендан — на честных мореплавателей. Первый разил во имя справедливости, второй — ради обогащения, и оба были по-своему беспощадны.

Ведьмак стоял на баке и смотрел, как пёстрая фигура с мечом летит над волнами. Справа — со значительно меньшей поспешностью — вздымалось из пучин пылающее солнце.

— Добро пожаловать. — Говоривший подошёл, шаркая по палубе левой ногой: давал понять, что не пытается подобраться незаметно.

Ведьмак обернулся.

— Рады видеть вас на палубе «Слепого Брендана». — Это был старик, лет за восемьдесят, а то и больше. Низенький, согбенный, дряблокожий. Пучки седых волос торчали из ушей, жались к лысине. А вот взгляд голубых глаз был на удивление ясным. — И спасибо за Райнара, мэтр. Мойрус сразу и с ним, и с Мо не управился бы.

— Считайте, я возвращал долг. — Стефан кивнул на матросов, сновавших по вантам. — Они знают, куда мы идём? Вы — знаете?

— О, разумеется, мэтр, разумеется! Мы дружная команда, вот что я вам скажу.

— Ничто так не объединяет, как совместные грабежи?..

Старичок спокойно кивнул:

— Грабежи и убийства. Приятно иметь дело с понимающим профессионалом, милсдарь Журавль. О вас ходят легенды, вы знаете? Та история с грифоньими камнями и супницей... я слышал то ли две, то ли три баллады о ней.

Ведьмак пожал плечами и разгладил усы.

— Думаю, вы достаточно повидали в этой жизни, чтобы не верить балладам. И сказкам.

— Я повидал достаточно, чтобы верить и тем и другим. Но, — спохватился он, — что ж это я, даже не представился! Я здешний кок, а зовут меня Ренни Печёнка. Пойдёмте, покажу наш арсенал. Вообще-то это должен был сделать Мо, однако... ну, вы сами знаете.

Они двинулись к гроту. Старик жестом попросил дать ему руку и шёл, опираясь, иногда пальцы чуть подрагивали. Ведьмак старался идти медленней, подстраиваясь под его шаг. Заодно приглядывался к команде, мысленно завязывал узелки на память.

Матросы провожали эту пару любопытствующими взглядами, некоторые кивали или салютовали. Ведьмак не сразу сообразил, что приветствуют не старого Ренни, а его самого.

— Рады видеть вас на палубе «Слепого Брендана». — 1 >то был старик, лет за восемьдесят, а то и больше. Низень- кий, согбенный, дряблокожий. Пучки седых волос торчали из ушей, жались к лысине. А вот взгляд голубых глаз был на удивление ясным. — И спасибо за Райнара, мэтр. Мойрус сразу и с ним, и с Мо не управился бы.

— Считайте, я возвращал долг. — Стефан кивнул на матросов, сновавших по вантам. — Они знают, куда мы идём? Вы — знаете?

— О, разумеется, мэтр, разумеется! Мы дружная команда, вот что я вам скажу.

— Ничто так не объединяет, как совместные грабежи?..

Старичок спокойно кивнул:

— Грабежи и убийства. Приятно иметь дело с понимающим профессионалом, милсдарь Журавль. О вас ходят легенды, вы знаете? Та история с грифоньими камнями и супницей... я слышал то ли две, то ли три баллады о ней.

Ведьмак пожал плечами и разгладил усы.

— Думаю, вы достаточно повидали в этой жизни, чтобы не верить балладам. И сказкам.

— Я повидал достаточно, чтобы верить и тем и другим. Но, — спохватился он, — что ж это я, даже не представился! Я здешний кок, а зовут меня Ренни Печёнка. Пойдёмте, покажу наш арсенал. Вообще-то это должен был сделать Мо, однако... ну, вы сами знаете.

Они двинулись к гроту. Старик жестом попросил дать ему руку и шёл, опираясь, иногда пальцы чуть подрагивали. Ведьмак старался идти медленней, подстраиваясь под его шаг. Заодно приглядывался к команде, мысленно завязывал узелки на память.

Матросы провожали эту пару любопытствующими взглядами, некоторые кивали или салютовали. Ведьмак не сразу сообразил, что приветствуют не старого Ренни, а его самого.

Впрочем, были и те, кто хмурился, сплёвывал или отворачивался.

Старик наблюдал за всем этим с лёгкой улыбкой. Похоже, от всей души забавлялся.

— Вы у нас, милсдарь ведьмак, знаменитость. Долгожданный гость, драгоценный. А уж как волновались Райнар с Болтуном, когда им выпала честь отвезти вам приглашение!..

— Зачем он держал щит?

— Что, простите?

— Ваш Мо с самого начала, как только поднялся на палубу, держал магический щит. — Ведьмак расстегнул пуговицу на кафтане и показал медальон: вписанного в круг танцующего журавля. — Я это почувствовал по дрожи медальона, и Мо знал, что я почувствую, верно? Зачем?

Старик поглядел на него снизу вверх, как будто не мог решить, шутит его собеседник или говорит всерьёз.

— Вы нам нужны, мэтр. А в море всякое случается, вот он и подстраховывался. Как видите, не зря.

— А если бы всё пошло наперекосяк? Если б я отказался? Или мы попытались бы захватить всех троих и погасить эти ваши огоньки?

Хватка на его руке стала уверенней и твёрже.

— Тогда мы бы искали другое судно и другого ведьмака. А с вами обошлись бы ровно так, как обещали. Вы ведь знаете: главное в подобных делах — всегда держать слово.

Они спустились по короткому крутому трапу с нещадно скрипевшими балясинами. В узеньком коридорчике, где двое разминулись бы с трудом, Ренни стукнул по двери:

— Здесь моё царство. Заглядывайте, если вдруг. А нам дальше, вот сюда, ага... — В самом конце коридорчика, ближе к корме, была ещё одна дверь — солидная, дубовая. Ренни Печёнка сунул свободную руку за пазуху, подцепил пальцем и вытащил ключ на цепочке достаточно длинной, чтобы не снимая вставить в замочную скважину.

Они вошли в каморку, Печёнка пошуршал и зажёг громоздкий, размером с его голову, фонарь. Подцепил на крюк и развёл руками:

— Вот так. Присматривайте, мэтр.

Клинки стояли просто в деревянных бадьях, как трости в доме какого-нибудь вельможи: мечи, палаши, топоры... Рядом на переборке висели гарпуны самых разных размеров и форм, здесь же — мотки канатов и верёвок. И отдельно, в громадном узком ящике лежало исполинское копьё. Всё древко было в отметинах, точно такие же покрывали лезвие, — круглые, будто кто-то, раскалив добела, прикладывал тыльной стороной металлическую кружку.

— А огнестрельное?

— По другому борту, в точно такой же каморке. Ну и пушки, конечно; насчёт них — к Бартоломью, но попозже, он сейчас отсыпается, лучше не будить.

Ведьмак кивнул и первым вышел в коридорчик. Спросил:

— А вот скажите, почтенный, с чем именно, по- вашему, нам предстоит столкнуться?

Тот фыркнул:

— Будто вы не знаете! Это же Безумное море, дьявол его раздери! Не просто так названо, верно?

— Я имею в виду — что ждёт нас по ту сторону?

Старик погасил фонарь, вышел из оружейной и плотно притворил дверь. Запер, спрятал ключ под рубаху. Из кармана извлёк другой такой же и протянул ведьмаку.

— Знаете, — сказал, — мой отец был тем ещё говнюком. Когда мы садились за стол — пятнадцать голодных ртов, и каждый знает, что досыта ему не наесться, — он повторял одно и то же: «Не хватай больше, чем сможешь проглотить за раз». И бил по рукам, если у кого-то хватало духу ослушаться. Только потом я понял, насколько он был прав, милсдарь Журавль.

Ренни Печёнка пошёл к камбузу, затем обернулся:

— Что бы нас ни ждало по ту сторону, выбросьте из головы мысли об этом, вот что я вам скажу.

— Вам-то самому удаётся?

Старик не ответил — да мог и не отвечать, всё было видно по его лицу.

5

Ведьмак проснулся за пару мгновений до того, как в дверь постучали.

От собственного крика. С некоторых пор — обычное дело, только так он и просыпался.

— Милсдарь Журавль? — Это был один из матросов, угловатый и рослый, со шрамом на шее. — Вот, Печёнка вам передал, ужин-то вы проспали.

Он поставил на сундук миску с похлёбкой, кружку грога и положил рядом пару сухарей.

— Спасибо, — сказал ведьмак.

Матрос помедлил, будто хотел о чём-то спросить, наконец кивнул и вышел.

Ведьмак зажёг свечу в фонаре, накинул на плечи кафтан, достал деревянную ложку и подсел к сундуку. Ел бездумно, рассеянно. Потом проверил содержимое сумки, застегнул на поясе перевязь, достал некую конструкцию из ремней и пряжек, задул свечу и вышел.

Дверь не запиралась ни снаружи, ни изнутри. Он постоял в узком коридоре, прислушиваясь к скрипам переборок и храпу. Обычно на пиратских кораблях кают не было, за вычетом, может, капитанской да штурманской. Здесь же только простые матросы спали в общем трюме или, по желанию, на верхней палубе; у остальных были свои каморки.

Вообще всё здесь выглядело так, будто «Брендана» сразу делали с учётом его будущей «профессии»: лёгкий, стремительный шлюп, приспособленный для сражений и длительных переходов. За семь лет его добычей не раз становились крупные корабли с лучшим вооружением, но Ахавель так и не сменил «Брендана» на призовое судно. Он либо топил их, либо отдавал за гроши в Чердиане, на чёрном рынке.

На палубе было ветрено, луна то ныряла в тучи, то выпрыгивала — мраморная, звенящая. Ведьмак постоял, прислушиваясь. С капитанского мостика доносилось едва слышное бормотание:

— ...мог поделать, вер-рно? Нужно ведь зар-рабатывать, едрён корень, тем более две души в доме добавилось... две живых души, да, я знал, что им нелегко после смерти Коринны и её мужа, но ведь я нанял для них наставников, вер-рно? Хороших, лучших наставников! А без меня — долго ли всё пр-родержалось бы? Но я всё равно чувствовал, что виноват перед ними, поэтому и взял их, когда попросили. Ну как можно было не взять? Простое плавание на каботажной шхуне, от порта к порту, ничего такого. Безопасные воды, на каждом мысе по крепости, в крепостях — пушки, нами же за них плачено, вер- рно, дамы-господа? Кто же мог подумать?..

Голос осёкся, судорожно глотнул воздух.

Ведьмак прокашлялся и сделал пару шагов, нарочно ступая на самые скрипучие доски.

— Доброй ночи, милсдарь.

— О! Доброй ночи, мэтр Стефан! Вы... Хорошо ли спали?

— Как убитый.

Штурман кивнул. Фонарь подсвечивал его снизу и сбоку, из-за этого исклёванное язвами лицо казалось ещё более уродливым, а сам штурман — намного старше своих сорока. Длинная трубка торчала изо рта, как древний клык.

— Скоро ли дойдём до Межи?

Он яростно затянулся, пыхнул:

— Если ветер не переменится, ещё до рассвета. Лучше бы вам подготовиться.

— Как раз этим и займусь. — Ведьмак отсалютовал ему и двинулся на бак.

У фока он аккуратно сложил «упряжь», затем спустился в оружейную и принёс оттуда бухту крепкой верёвки. Один конец закрепил у основания мачты, другой — в кожаных гнёздах «упряжи». Прицепил гроздь поплавков, проверил, чтобы крепко держались.

Когда дело было сделано, присел у левого борта. Присмотрел местечко, пока возился с верёвкой; здесь, в тени, его не видели ни марсовый, ни штурман.

Ведьмак вынул из ножен клинок и стал править. Стал слушать.

На каждом судне даже в ночные часы звучат десятки голосов: боцман и квартирмейстер отдают команды, вахтенные ворчат себе под нос, а те, чья смена наступит позже, бормочут во сне. Или разговаривают вполголоса, если не спится.

Сейчас шептались на верхней палубе.

— ...думаешь, справится?

— Это смотря кому верить.

— Пока всё так, как говорил Китобой. До мелочей.

— Ага, вот с ними-то и заминочка. Забыл Китобой о мелкой мелочи нас предупредить. О том, что берём на борт не кого-нибудь, а Кукушонка.

— Слушайте, а может, сам не знал?

— Всё не знал да не знал, а потом вдруг узнал? С самого начала они так и планировали, вот что! Ахавель, и Райнар, и остальные все.

— Правильно, балда, а почему? Потому что Кукушонок этот — лучший! Ту тварь обычный ведьмак не осилит.

— Да и Кукушонок (ежли наш лысый вообще Кукушонок) не осилит. Профиль у него другой. У меня кум мытарем в Новиграде, он рассказывал, как туда о прошлом годе доставили «Королевскую фортуну». Слышь, ни одной живой души не осталось.

— Да ну!

— Вот те и «ну»! Когда её нашли, акулы вокруг круги наворачивали, аж бесились. Тела-то все лежали в палубе дн в трюмах. Где он их прикончил — там и... А кровь, стало быть, текла, и смрад стоял, как на живобойне. Вон они только что из воды и не выпрыгивали.

— Тела?!

— Акулы! И это ж не первый такой случай, мне кум рассказывал, пару раз в год проходит слушок, что очередной пират пропал со всей, слышь, командой. Был — и канул...

— Ну и чё? Обычное дело. Сколько их было, сколько ещё будет...

— Обычное, да. Только потом находят корабли. Мёртвые. Когда с телами, когда совсем пустые, только в крови. И часто — разбитые птичьи яйца. Как знак, слышь. И говорят: это такой вот охотник завёлся, лыцарь, борец за справедливость. Нанимается на судно, вроде как все мы, а потом делает своё дело. Выпихивает, значить, других из гнёздышка.

— И чего, сам-то куда потом девается?

— Может, подбирает его какой корабль в условленном месте, а может, есть у него магические приспособы.

— Или он сам — магик. А заодно — вице-губернатор Фабиольских колоний и Шёлковых островов.

— Ты, балда, не зубоскаль, лучше мозгой пошевели. Если этот наш ведьмак — Кукушонок, у него другое на уме. Не тварь уничтожить, а нас всех.

— Ну и чего до сих пор не уничтожил? Хитрый слишком? Или глупый?

— А я вам всем так скажу: нечего гадать. Никто не знает, Кукушонок он или нет. А что ведьмак, и ведьмак хороший, — это точно, имя его на слуху. Приглядывать за ним надо. Когда перейдём Межу и Китобой раздаст оружие, держите лысого под прицелом. Я лично не видел ни одного мага, которого бы не остановил добрый заряд свинца. И хватить уже трепотни, спать хочу.

Вахтенный на юте отбил склянки. На миг всё погрузилось в тишину, только таял в воздухе последний удар колокола.

А потом девичий голос за спиной у Стефана спросил:

— Не против, если я с вами посижу?

Спросил над самым ухом, хотя редко кому удавалось подобраться к ведьмаку незамеченным.

Стефан усмехнулся:

— А ваш капитан, похоже, не из суеверных, — и только тогда разглядел, что это не девушка — подросток, мальчишка лет тринадцати, наверняка из «пороховых обезьян». «Пороховые» оттого «пороховые», что обычно подносят ядра и порох, открывают-закрывают пушечные порты, но кроме этого — драят палубы, помогают коку, приглядывают за тем, чтобы вовремя откачивать из трюма воду. В общем, занимаются самой грязной работой на корабле.

На замечание Стефана мальчишка ничего не ответил. Переступил с ноги на ногу и присел рядом с ведьмаком. Двигался на удивление плавно, сам был невысокий, изящный, с тонкими чертами лица. Одежда на нём сидела ладно, выглядела почти новой, и кожа была без ранок и гнойничков. Впрочем, Райнар и Ахавель тоже носили новьё, да и у остальных наверняка было что-то покраше затасканных рубах. Богатый корабль, фартовый.

— Давно ты с ними? — спросил ведьмак.

Мальчик моргнул и на миг задумался.

— Лет с семи, наверное... А кажется, что всегда.

— Нравится такая жизнь?

— Лучше не бывает! — Он вопросительно поглядел на ведьмака и потянулся к мечу: — Можно?

— Только не ври, что никогда не держал в руках оружие.

— Конечно, держал, — фыркнул мальчишка. — Тыщу раз! Но это же особый, ведьмачий меч!

— Лесть на меня не действует, учти.

Он протянул клинок рукоятью вперёд. Мальчишка ухватился за неё, подпрыгнул и взмахнул мечом.

— Ух ты! Вот это балансировка! А правда, что на них накладывают чары? И куют особым образом? И закаляют в драконьей крови?

— Нет, неправда.

— А мой брат говорил, что закаляют. И что без чар — никак! — Он тихо засмеялся, и тут же лицо его переменилось, как будто озарилось изнутри молочным лунным светом. — Вот разочаруется, когда узнает! Лучше не говорите ему.

— Он тоже здесь, на «Брендане»?

— Ну конечно! — Мальчишка сделал пару выпадов в пустоту. Руку держал умело, запястье не выворачивал, предплечье не «зажимал».

Запрыгнув на планширь, он, балансируя, пробежался взад-вперёд, соскочил обратно, сделал кульбит и оказался снова рядом с ведьмаком. Всё — за пару-тройку мгновений. Видно было, что «Брендана» он знает от и до и все эти трюки проделывал не раз.

— Славный клинок! — Он бухнулся рядом со Стефаном, хмыкнул и провёл пальцем по лезвию. Тут же и ойкнул, скорей с восхищением, чем от боли.

— Осторожнее.

— А, ерунда! — Мальчишка сунул палец в рот. Поёрзал, вглядываясь в ночь, потом вскинулся: — О, а вот ещё: все говорят, что ведьмаки сражаются только с безмозглыми чудовищами. Ну, с гламанцами, жагницами, скинноками, серпентусами... А вот, скажем, тритонов не трогают. И киноцефалов тоже. Правда?

— В основном так и есть, — сказал ведьмак, помолчав. — «Кодекс Беловолосого» утвердили для всех отделений Фабиолии, но бывают, конечно, исключения из правил.

— Потому что, — он явно цитировал, — «иногда люди страшнее любых чудовищ»?

— Потому что иногда у тебя не остаётся другого выбора. Ведьмак протянул руку, и мальчишка, чуть помедлив, вернул меч.

— А потом, — сказал мальчишка другим тоном, каждую ночь вы просыпаетесь от собственного крика, по тому что вам снятся кошмары. И понимаете, что сказка про добро, которое якобы можно сделать из зла, — лжёт. Потому что... — Он вдруг замолчал и уставился себе под ноги. Осторожно, не отрывая их от палубы, приподнял одну, затем другую подошву.

Ведьмак покачал головой. Смотрел он не на мальчишку, а вдаль, на волны, вскипавшие барашками пены.

— Нет, мальчик. Не поэтому. Кошмары и прочее всего лишь часть цены. Просто одни знают это, когда расплачиваются, а другие узнают позже. А тебе, — добавил ведьмак хмуро, повернувшись к нему, — вообще рассуждать о таких вещах рано. Завтра переговорю с капитаном, чтобы...

Он осёкся.

Мальчишка на миг оторвался от созерцания собственных подошв и ухмыльнулся:

— Чтобы что? Ссадили меня в ближайшем порту? Высекли? Поставили в угол?

— Да уж, с ближайшим портом... — Ведьмак потёр шею. — Незадача, верно?

Он хмыкнул, затем небрежно бросил:

— Скажи-ка, а ты вообще знаешь, куда мы идём?

Опешив, мальчишка пару мгновений смотрел на ведь мака, а затем звонко расхохотался.

— Так они не сказали вам? Ни один из них, вот буквально, категорически, абсолютно никто — не сказал?! Ну уморы!

Он завалился на бок, схватившись за живот, и катался но палубе; всхлипывая, фыркая, утирая слёзы. Вроде бы понемногу успокаивался, но при взгляде на ведьмака не мог сдержаться и снова принимался хохотать.

Ведьмак хмурился, но молчал и ждал.

Вдруг откуда-то сверху раздался крик, ещё один, — и паренёк мигом умолк.

— Межа! — кричал марсовый. — Подходим к Меже!

Стефан поднялся — и мальчишка поднялся вместе с ним. На лице его уже не было и тени улыбки.

— Вот что, — сказал ведьмак, — ступай-ка ты пока, дружище, в трюм и не высовывайся!

Он хлопнул паренька по плечу и побежал к себе, переодеться.

6

Когда вернулся, всё вокруг уже переменилось: горели несколько «безопасных» фонарей на реях и бушприте, сонные матросы выбирались из трюма и карабкались по вантам, чтобы убавить паруса. Одноглазый матрос с огненной шевелюрой, пристроившись рядом со штурманом, пиликал на скрипочке «Три гребка до постели».

Пробегавший мимо Тередо при виде ведьмака хохотнул:

— Эй, мэтр, да ты, я гляжу, тот ещё модник!

На Журавле был диковинный, плотно облегающий костюм из выдубленной кожи. Открытыми оставалось только лицо да кисти рук. На бёдрах и груди были карманы, за поясом с ножнами — перчатки. И никаких украшений, вообще ничего лишнего.

На смех ведьмак даже не обернулся.

— Шевелись, Тередо, — рявкнул боцман. — Успеешь ещё признаться нашему гостю в любви. — Он запрокинул голову и заорал, брызгая слюной: — Живее, покойнички! Ворочайте костьми, сукины дети!

Рот у него был обезображен язвочками, половину зубов боцман потерял, взамен ему поставили искусственные, но поставили неудачно, торчали они в разные стороны, придавая лицу вид одновременно угрожающий и комический.

— Я встану здесь, на баке, — сказал ведьмак. — Не помешаю?

Боцман фыркнул:

— Как по мне, где б ни стоял, везде будешь мешать.

Он сплюнул... то есть теперь сделал это целенаправленно. — Ахавель с Райнаром так решили, их право. А я считаю, мы бы сами справились, без вашего ведьмачьего высочества.

Он отвернулся и зашагал к корме, выкрикивая приказы да время от времени дуя в свисток.

Ведьмак присел у мачты и надел на себя «упряжь». Затянул ремешки, подправил крепления, чтобы нигде не натирали и не сковывали. Ещё раз проверил, надёжно ли крепится верёвка. Кто-то уже успел аккуратно её перерезать, причём узел оставили целым.

Ведьмак усмехнулся и привязал заново.

Уже рассвело; небо над головой, однако, было мутно-бледным, и такого же цвета — поверхность воды. Океан вскипал бурунами, и волны ходили ходуном, вспухали и расплёскивались, сталкиваясь друг с другом. Пахло чем-то скверным, то ли вскрытой могилой, то ли выгребной ямой.

На палубе рядом с фальшбортом растеклось бесформенное чернильное пятно. Кто-то из матросов, пробегая, наступил — и теперь оставлял везде вязкие смердящие следы. Боцман бесновался и пытался выяснить, кто, едрён корень, нынче драил, мать его, палубу?!..

Рядом со штурвалом появилась худая фигура Ахавеля. Капитан сложил руки на груди и какое-то время наблюдал за командой, затем дал знак штурману, тот добыл из шкафчика жестяной рупор и, вынув трубку изо рта, прогремел:

— Лавур! Внимание на мостик!

— Внимание на мостик, волчье семя! — эхом отозвался Лоцман. — И тишина, жабьи выродки! Капитан будет говорить!

Замолчала скрипочка, оборвались разговоры.

Штурман протянул рупор, но Ахавель и не думал его брать. Сказал громко и внятно, так, чтоб услышали все:

— Вон у фока стоит человек, ради которого мы позапрошлой ночью рисковали шкурами. Стоило оно того? Некоторые из вас думают, что нет. Но вот он у фока, и если зрение меня не подводит, — нынче же готов рискнуть своей шкурой ради наших. Что ж, мне это по сердцу! А вам?

Команда ответила рёвом, свистом, кто-то колотил кулаком о крышку бочки, другой лупил захалявной ложкой по планширю.

— В общем, — сказал Ахавель (и шум стал стихать), —в общем, вижу, возражений нет.

Он криво усмехнулся. Было очевидно, что появись они, эти возражения, и капитан вбил бы их строптивцу в глотку.

— Значит, так. На случай, если вдруг кто ещё не познакомился — это наш новый член команды, мэтр Стефан Журавль, можете не любить, но извольте жаловать. Сейчас мы на Меже, скоро её пересечём. И тут уже, милсдари, наше дело — слушаться ведьмака. Беспрекословно, как меня самого. Вопросы есть?

— А если, — спросил Торедо, — он нам велит за борт дружно прыгать? Или там...

— Первым и прыгнешь, — оборвал его капитан. — Но сперва поблагодаришь мэтра за добрый совет. Ещё вопросы?

Коротышка лишь склонил голову да бросил на ведьмака косой взгляд.

Ахавель кивнул боцману, и тот снова завопил кротовьим ублюдкам, чтобы пошевеливались. Похоже было,что во времена оны кривозубый Лавур штудировал бестиарии от корки до корки, с живейшим интересом, — и не без пользы.

Ведьмак подозвал его — боцман нехотя повиновался.

— Всех лишних людей отправьте в трюм или куда угодно, но чтобы на палубе зевак не было. Дальше: отоприте оружейную и поставьте людей цепочкой, пусть будут готовы по первому же приказу подать что скажу. И самое главное, — добавил он погромче, для остальных, — что бы ни происходило, самим не дёргаться. Какие бы твари откуда ни пёрли, пока не велю, — молчать и ждать. Или уж лучше сразу прыгайте за борт.

Многие невольно покосились на волны. Те словно тряслись в падучей и исходили пеной, у поверхности зависла белёсая дымка, над нею то и дело вспухали буруны. И пока корабль шёл, дымка поднималась, а они словно опускались под воду, тонули! Вот дымка добралась до пушечных портов, захлестнула их, встала вровень с планширем (буруны продолжали взвихрять её поверхность!), вот дымка лизнула языками палубу, хлынула через поручни, расплескалась, накрывая босые ступни, бухты каната, а вот уже подступила к коленям, к поясу, вот оказалась на уровне груди, и кто-то невольно вскрикнул, фонари светили тускло, один зашипел и погас, дымка была у подбородка, носа, глаз, одним лёгким колыханьем взметнулась выше — и корабль пропал: теперь его не видели ни те, кто стоял на палубе, ни те, кто был на мачтах.

Ведьмак на ощупь сел у фока и принялся ждать.

Они плыли сквозь белёсое млечное нечто — может быть, мгновение, а может, намного дольше. Ни малейшего движенья, ни тени, ни звука.

Потом на юте запела скрипочка, и раздались нестройные голоса, два или три, но к ним быстро присоединились новые.

Дымка дрогнула и поплыла — первое движение с тех пор, как мир вокруг растворился и пропал.

Теперь уже пело всё судно, только ведьмак молчал. Потом он увидел, как дымка впереди редеет — и поднялся.

На палубе прямо перед ним лежали две гибкие полупрозрачные трубки. С клешенками на концах.

«Слепой Брендан» покачнулся вперёд, едва не зарылся носом в волну. Сзади справа закричали, и металл ударил о дерево. В воздух взметнулась ещё одна прозрачная трубка — уже без клешенки.

Тем временем через борт прямо на ведьмака ползло нечто массивное и изящное. Взмахивало многочисленными конечностями, скребло когтями по дереву, мигало недоумённо, обиженно.

Глаза у твари были на толстенных стебельках, щетинистый хвост скородил по борту. И в общем, если бы не перепончатые крылья, создание можно было аттестовать как креветку-переростка.

— Ну вот, привет, — сказал ведьмак. — А так хотелось без беготни. Боцман! — крикнул он, не оборачиваясь. — Гарпун, и чтоб лезвие подлинней!

Креветка кое-как вскарабкалась на нос и пару мгновений стояла, бездумно покачивая в воздухе двумя длинными плетевидными конечностями. Одна была чуть короче другой, с обрубка капала на доски зеленоватая жидкость.

— Ну и где?!.. — ведьмак грузно обернулся и нос к носу столкнулся с дрожащим матросиком. Тот на вытянутых нёс гарпун, но глаз не сводил с твари.

— Тащи-ка на всякий случай ещё один, — велел ведь мак. — Да под ноги смотри, убьёшься же, дурень.

Креветка между тем передохнула и, поразмыслив, пришла к выводу, что усекновение конечностей глубоко противно её природе. Стремительно развернувшись, тварь выбросила вперёд уцелевшую хватательную лапу. Ведьмак увернулся, поднырнул и в два прыжка оказался перед заострённой мордой. Усики, лапки, клешенки потянулись к нему. Он снова увернулся, легонько ткнул остриём в мягкое — и отпрянул к борту. Креветка по-женски протяжно застонала и прянула за ним.

Он снова ударил, увернулся и отступил.

Следил, чтобы не запуталась верёвка, вытравливал помаленьку. «Брендан» шёл споро, но плавно, не дёргал.

Креветка наседала. Ведьмак уворачивался и вёл. Здесь главное было — не сбавлять темп.

Уже когда оказались возле самого борта, что-то отвлекло тварь. Она замерла, вскинув к небу многочисленные передние лапы: длинные и короткие, тонкие и пенькообразные, с клешнями, коготками, зубчиками...

А потом — захохотала.

Боцман, воткнувший ей в брюхо второй гарпун, опешил. Затем сплюнул и налёг на древко, вгоняя поглубже. Хлынула молочного цвета жидкость, брюхо было огромным, разбухшим.

— Ах, чтоб тебя, — тихо сказал ведьмак.

Края раны разошлись, и оттуда прямо на палубу ринулись круглобокие суставчатые твари, каждая размером с плошку. Креветка продолжала хохотать, звук был механический, бездушный. Ведьмак взмахнул острогой, как косой, и срезал целый пучок всех этих усов-ножек-клеше- нок. На втором ударе лезвие застряло в панцире — хоть и прозрачном, но жёстком.

Ведьмак сделал два шага назад, встал на планширь. Точно так же перед рассветом там стоял мальчишка. Балансировать удавалось с трудом, поверхность была гладкой и склизкой.

А впрочем, долго балансировать не пришлось — тварь наконец прыгнула, сшибла ведьмака, и они вдвоём рухнули за борт.

Их накрыло волной. Когда верёвка до предела натянулись, Стефана рвануло за пояс и плечи.

Выпотрошенная креветка, удерживая ведьмака одной уцелевшей клешнёй, загребала крыльями. Сперва плюхнулась в воду, потом стала подниматься... лапы били по поверхности, как будто тварь бежала по ней.

Из набедренного чехла ведьмак достал кинжал и в три скупых удара освободился от клешни. Другой рукой уцепился за глазной стебелёк.

Брызги летели в лицо, в глаза, в ноздри. Его снова рвануло, теперь сильнее. Выпустив кинжал, он подтянулся и лёг, распластавшись на каплевидной шипастой голове.

Над головой били по воздуху крылья. Креветка летела над волнами, держась справа и чуть позади от «Брендана». Из разорванного брюха в волны капала белёсая жидкость.

— Сейчас будет... Ещё веселей... — Он привстал, отыскивая взглядом щель между головогрудью и брюшком. Но развернуться толком не удавалось, верёвка тянула вперёд, вдавливала в креветочий панцирь.

Запустив руку в другой набедренный чехол, он нащупал ещё один кинжал и перепилил верёвку перед поплавками.

С «Брендана» доносились крики, выстрелы, глухие удары. Кто-то рухнул за борт.

Креветка спикировала, продолжая надсадно хохотать. Ведьмак привстал и мягко, будто медикус на операции, опустил лезвие в зазор между двумя частями панциря. Это было просто, если знать, где именно находятся нервные узлы.

Намного проще, чем удержаться на падающей в море креветке.

Его ударило, перевернуло, потащило на дно. Выпустив рукоять, Стефан в три мощных гребка вынырнул, в лицо ударило волной; отплёвываясь, он пытался разобрать, что где.

Вода здесь была тёплой, чистой и на удивление спокойной; небо над головой — нежно-голубым, будто фушелянский фарфор.

Первый труп ведьмак заметил почти сразу. Матрос покачивался на волнах, лицом вниз. Под рубахой у него шуровали те самые суставчатые твари. Одна сидела между лопатками и что-то уминала, помогая себе клешнями.

Ведьмак сделал крюк, чтобы не привлекать внимание.

Затем отстегнул упряжь, выбрался из костюма. Выдубленная кожа местами превратилась в лохмотья, но это было нормально. На рейс между Новиградом и Чердианом уходило таких костюмов с десяток, это ещё повезло, что один остался. Водонепроницаемость у них была слабая, намокали быстро, однако спасли жизнь не одному ведьмаку.

Стефан сбросил с себя костюм и упряжь, проследил за ними взглядом. Сквозь прозрачную воду далеко внизу чётко проступало дно — точней, дна-то как раз видно не было, его закрывали корявые, ломаные силуэты. Чёрное, коричневое, лазуритовое, алое, золотое... Обломки и фрагменты, кости, остовы.

Десятки, сотни кораблей.

Он узнавал зубчатые надстройки на коггах и позолоченные узоры на бортах каравелл, различал резные морды драккаров Скеллиге, длинные форштевни нильфаггардских холков, лебединые силуэты _ciryar_ Старшего народа. Они лежали вперемешку, — раздробленные, уничтоженные, униженные — корветы, бриги, баркентины, каракки... и между ними скользили змеиные тени, из полумрака смотрели на ведьмака холодные, круглые глаза.

Он отвернулся от них и поплыл, сильно, размеренно загребая руками. «Брендан» был ещё в поле зрения, но неблизко. Следовало поберечь силы.

Если они там увлеклись нечаянными гостями и не догадались спустить паруса...

Боцмана он узнал по обращённой к небу кривозубой ухмылке. Плыл боцман лениво, раскинув руки; то погружался под воду, то снова выныривал. Верёвка намертво обвивалась вокруг его лодыжки, а поплавки не давали телу уйти на дно.

В общем-то, чистое везение, конечно.

Две круглобокие твари выбрались из-под рубахи и сидели, поводя в воздухе передними лапками. Ещё одна выглянула из-за боцмановых зубов, скрежетнула тревожно. Были раскрашены в жёлтое и чёрное, как осы; а значит, почти наверняка ядовиты.

Ведьмак нырнул. Снизу орудовали ещё три: ухватились четырьмя-пятью парами лап за ткань, остальными разрывали её на части, терзали плоть.

Стараясь не вспугнуть, ведьмак подгрёб и потянулся к правому сапогу боцмана. Сперва хлопнул по голенищу; когда оттуда ничего не выскочило, не выплыло, — запустил руку и достал короткий нож с шйроким лезвием.

Поддел остриём верёвку — та держала крепко, узел захлестнулся на лодыжке и потом намертво затянулся.

Стефан вынырнул, отдышался. Все три сидевшие сверху твари перебрались на боцмановы ноги. Не ели — ждали.

Он тоже выждал: тело уплывало вслед за кораблём, при других обстоятельствах можно было бы просто плюнуть на всё и добираться так. Но рисковать не стоило, не с этими чёрно-жёлтыми.

Снова нырнул, ухватился за верёвку и стал пилить — осторожно, но быстро. Все трое заволновались, зачирикали, потом разом метнулись по правой ноге к ведьмаку. Стефан отмахнулся — неудачно: одна повисла на запястье, впилась когтями в кожу. Сразу же и ужалила, раз, другой, третий...

Он перехватил нож левой рукой, ударил аккуратно и спокойно, снизу вверх, поддев и оторвав от кожи.

Двое других «новорождённых» внимательно наблюдали, но не двинулись, даже когда он снова стал перепиливать верёвку.

Рука начала опухать. Он наконец справился с верёвкой и пару минут позволил себе отдохнуть, привязав конец к поясу. На корабле уже не кричали, но что именно там творилось, было не разобрать. Оглянулся: боцман с каждым мгновением оказывался всё дальше.

Ведьмак сунул нож за пояс и стал перебирать руками по верёвке; спешил, пока правая ещё не отказала.

Паруса действительно приспустили, но шлюпку за ним и не думали посылать. Были у них сейчас хлопоты поважнее.

Он разглядел, как на носу несколько человек стали цепью и словно бы сдерживали кого-то, ему невидимого. Потом в поле зрения появился старый Ренни Печёнка. В руках у кока был тесак на длинной ручке, и Ренни резко и твёрдо бил лезвием по палубе — как будто разделывал тушу.

— Эй, — позвали с квартердека. — Вы как?

Свесившись через планширь, на Стефана уставился давешний мальчишка.

— Ого, — сказал, — ну и видок у вас. Краше в гроб кладут.

Ведьмак понял, что уже какое-то время просто пытается удержаться на плаву. Он не помнил, когда сделал на верёвке петлю и захлестнул на правой руке, но, в общем-то, лишь это и спасало.

Запрокинув голову, он обнаружил, что мальчишка исчез.

На носу Ренни продолжал методично работать тесаком. Летели щепки и влажные ошмётки. «Огня бы! — шипел кто-то. — Огнём бы их!..»

— Держите! — Рядом с ведьмаком в воду упал канат, да ещё и с — гляди-ка! — скользящим узлом.

Конечно, надо было спросить у мальчишки, надёжно ли тот закрепил другой конец, но даже на это сил не оставалось. Стефан пропустил в петлю здоровую руку, набросил на голову, начал распускать другую петлю, на правной, — и вдруг всё поплыло, как будто ведьмак снова оказался на Меже.

Только теперь в тумане сгинул не корабль, а он сам.

7

Ведьмак лежал на палубе. Пахло то ли выгребной ямой, то ли раскопанным курганом. Первое, что он увидел, открыв глаза, была чёрно-жёлтая тварь. Разрубленная пополам.

Стефан попытался шевельнуть правой рукой — та словно одеревенела.

— Живей, живей!.. — невозмутимо произнёс кто-то у него над ухом. — За борт эту срань.

Говоривший обладал густым раскатистым басом с отчётливым краснолюдским акцентом.

— Да, ставьте фок и марсели, капитан велел убираться отсюда как можно скорей.

На ведьмачье горло легли твёрдые, мозолистые пальцы. Он вслепую ударил левой рукой — и промахнулся.

— Ага, — сказал басовитый, — ну, я собирался прощупать пульс, но так тоже годится: значит, жив, хвала богам. Лежи-лежи, не ворушись. Будем знакомы: я — Бартоломью де Форбин.

Стефан попытался что-то сказать, но не смог. Закашлялся, приподнялся и сплюнул на ладонь широкий изжёванный листок с алыми прожилками. Похоже, пока ведьмак лежал в беспамятстве, кто-то свернул и положил листок ему под язык.

— Дозволь-ка. — Седой краснолюд в громадных ботфортах, нагнувшись, подцепил находку двумя пальцами. Растёр, принюхался. — Ага, ну ясно, пламяница. Подфартило тебе, милсдарь. Ещё есть?

— Откуда? — хрипло спросил ведьмак.

— Этот же был, мало ли. — Краснолюд бросил листок под ноги, рявкнул матросам: — Ну-ка поможите подняться мэтру Журавлю!

Двое бросили швабры и подхватили ведьмака под мышки. Он скривился: к руке постепенно возвращалась чувствительность, и это было чертовски больно.

— Я сам, спасибо. — Он огляделся и покачал головой: — Сколько их было?

На носу лежали тела четверых моряков. Двоих изрубили в клочья, рядом валялись ошмётки чёрно-жёлтых тварей.

— Двадцать девять, — сказал Бартоломью. — Благо почти все сразу ж присосались к Видену и Замзону.

— И, — добавил Стефан, — кто-то догадался принести Ренни тесак.

Бартоломью молча кивнул.

— Общие потери?

— Эти да плюс трое выпавших за борт: Лавур, Скавр и Гасто — придурок, который не послушался твоего приказа и заварил всю эту кашу. Ты-то как, мэтр?

— Придётся пока справляться одной рукой. И подобрать новый меч... и кинжалы... Как там Мо? Было бы не плохо, если б он подменил на ближайших несколько часов.

К ним, аккуратно обогнув пару тёмных смрадных пятен, шаркающей походкой приблизился Ренни Печёнка.

— Болтун, — сказал, — пошёл на поправку и рвётся в бой. Но пока вам обоим надо отлежаться, вот что. Не хватало ещё, чтоб вы себя угробили.

— А разве не для этого вы меня взяли на борт?

Печёнка лишь усмехнулся.

Матросы между тем продолжали наводить порядок: ошмётки тварей сбрасывали за борт, тела зашивали в парусину...

Капитан поднялся на мостик. Правая штанина была разорвана, лицо бледное от ярости. Прежде всего отчитал штурмана за то, что он вместе со всеми уничтожал тварей.

— Твоё дело — штурвал, милсдарь Родриго. Сам знаешь.

Тот склонил голову:

— Виноват, капитан.

— Что с курсом?

Родриго Двухголосый выпустил из трубки клубы сизого дыма. В который раз сверился с компасом, кашлянул:

— Кажется, не сбились. Я ведь штурвал закрепил... перед тем, как...

Ахавель хотел было что-то добавить, но заметил ведьмака и передумал. Хмурясь, подошёл к Стефану и Бартоломью с Печёнкой; на ходу достал и набил свою трубочку, поджёг, затянулся...

— Видели вы прежде подобных тварей? Я — нет.

— Тысячу раз, — сказал ведьмак. — Только все они были не больше ногтя на моём мизинце. Это паразиты, живут в представителях рода _Psalidopus_. Попросту говоря — в тропических креветках, которых вам наверняка доводилось есть.

— И после этого, — проворчал Бартоломью, — люди смеют пренебрежительно отзываться о пирогах с ежатиной!..

— А что дальше? — спросил у ведьмака Ахавель. — Медузы размером с курган? Черепахи, к которым можно будет пристать, как к острову?

Ведьмак задумчиво покрутил ус.

— Вряд ли. В Безумном море, конечно, встречаются реликтовые виды, но... Я бы скорее ждал других чудес. Meнее... материальных, если хотите.

— Не хочу: в прошлый раз я насмотрелся досыта. Вот что, милсдарь Стефан, ступайте-ка к себе и отдохните как следует, на вас лица нет. Если вы нам понадобитесь — позовём. Поешьте, обработайте раны, поспите. Медикусом у нас Мойрус, он к вам заглянет, как закончит с остальными.

Ведьмак отмахнулся:

— Я сам управлюсь, ничего страшного. А что, часто вы бывали на Меже?

— Не часто, — сухо ответил капитан. — Бартоломью, помогите мэтру спуститься и сопроводите в каюту. Ренни, будь добр, займись обедом, раз уж завтрак мы пропустили. И отправь кого-нибудь проведать Райнара, всё ли с ним в порядке.

— К Райнару я загляну, — сказал ведьмак. — А то ведь так до сих пор и не поблагодарил, куда это годится?..

Капитан кивнул и отвернулся, потеряв к нему всякий интерес.

8

Райнар лежал, прикрыв глаза, но как ни бесшумно двигался ведьмак, — вскинулся на подушке и сунул руку под матрас. Потом захохотал:

— Вот уж не думал!

— О чём именно?

— О том, что ещё буду цепляться за жизнь. — Он вынул руку — пустую — и положил поверх одеяла. — Ого, тебе, я гляжу, досталось. И если слух меня не подводит, они там все живы, а?

— Более-менее, — сказал ведьмак. Поставил рядом с кроватью две миски, две кружки, выложил сухари.

Какое-то время они просто ели и молчали. Слышно было, как на палубе меланхолично вздыхает скрипочка.

— А знаешь, мы с Ахавелем бились об заклад. Когда именно ты попытаешься... — Райнар шевельнул большим пальцем. — Он поэтому так и спешил к Меже.

— Поэтому?

— В Безумном одному не выжить, и тебе это известно. Однако у тебя были в запасе сутки. Печёнка собирался что-нибудь подмешать в еду, неопасное и снотворное, только ты уснул раньше. А потом мы оказались слишком близко к Меже, не хотели рисковать. Мо без сознания, я в постели, ещё и тебя лишиться...

Он извернулся, пристроил подушку поудобней и теперь сидел, изучая ведьмака пристальным холодным взглядом.

— Так почему?

— А я смотрю, вы почти поправились.

— Перестань, пятна на коже ты видел. Не заразное, но смертельное, да? Ты ведь в этом разбираешься, милсдарь Стефан.

— Разбираюсь. — Он допил из кружки и промокнул усы выцветшим платком. — Давно началось?

— Вот как раз после Гурчиана, после храма Пельпероны. Так что, будь я посуеверней... — Райнар закашлялся, затем провёл рукой по губам. Пальцы были красные. — Ну, в общем, ладно. Так почему ты... Почему мы все до сих пор живы? Если я правильно понимаю, времени у тебя было достаточно. По крайней мере, мог попытаться.

— Не люблю врать, — сказал ведьмак, — поэтому не стану утверждать, будто рад, что ты пришёл в себя. По правде, это ненадолго, мы оба знаем. Но если будешь бороться, может, протянешь неделю-другую. Считай, это моя благодарность за то, что подставился под пулю. Хватит тебе недели, чтобы увидеть исполнение того, что задумали?

— Ты дашь нам целую неделю? — усмехнулся Райнар. Ведьмак молчал и смотрел ему в глаза. — Хватит, — сказал пират. — Должно хватить. Сдохну, но продержусь, поверь!

Ведьмак кивнул и шагнул к двери.

— Да, — сказал, уже взявшись за ручку, — мальчишка — это зря. Не стоило его брать, сами же понимали, куда плывёте.

Пират отмахнулся:

— Мойрус уже взрослый, и толку от него на этом судне больше, чем от других-некоторых. И интерес свой тоже имеется. Э, да не из-за парня ли ты часом передумал, а, мэтр?

Ведьмак вскинул бровь:

— Передумал? О чём ты?

Он вышел от Райнара и немного постоял, прислушиваясь к тому, что творилось на палубе. Перед тем как наведаться к своему спасителю, ведьмак оделся и принял пару микстур из сумки. За это время, похоже, палубу уже расчистили, а сейчас приводили в порядок рангоут и такелаж. Судно шло небыстро, но ровно; это хорошо, значит, не рискуют сесть на мель. Островов, если верить слухам, в Безумном море немало, и не все вот так сразу заметишь...

Он собрался было к себе, но передумал. Дошёл по коридорчику до конца и постучал в узкую обшарпанную дверь.

— Да-да, — ответил усталый голос, — входите. Я же предупреждал, чтобы сразу обращались, если у кого раны, даже царапины. Эти твари...

— Я, в общем-то, не за этим, — сказал ведьмак. Можно?

Судовой врач ютился в каютке, основной достопримечательностью которой были навесные шкафчики. Они росли из переборок, образуя своеобразный угловатый свод; многие разделяло расстояние, достаточное лишь для того, чтобы приоткрыть дверцы. Все дверцы были испещрены буквами, а также алхимическими и астрологическими символами. И ещё засовы — на каждой были надёжные, потемневшие от времени засовы.

Возле единственного оконца, за узким столом, скорей напоминавшим подоконник, сидел паренёк.

— Милсдарь Мойрус?

Он захлопнул книгу и поднялся, одёргивая мешковатый камзольчик:

— А вы, должно быть, мэтр Журавль? Как ваша рука?

— Рука в порядке, спасибо, пламяница очень помогла.

Пареньку было лет восемнадцать, не больше. Он живо переменился в лице, заулыбался:

— Пламяница?! Это огромная удача, что вам удалось её раздобыть! Разрешите?..

Он деликатно, практически неощутимо прикоснулся гонкими пальцами к запястью ведьмачьей руки, потом закатал рукав и внимательно оглядел кожу.

— Да, — после паузы сказал Стефан. — Действительно, большая удача.

— Знаете, как ни готовься... — Мойрус огорчённо покачал головой. — Всё в последний момент, в спешке!.. Потом смотришь: те травы пересушены, эти покрылись плесенью... У прежнего врача были безумные запасы бродяжьего териака, ну, знаете, того, что попроще, — да толку от этих запасов?! — Он взмахнул руками, задел плечом один из шкафчиков, но, кажется, даже не почувствовал боли. — Люди умирают, а я ничем не могу помочь!

— Давно вы ходите на «Брендане»?

— Да нет, что вы! Впервые! Иначе я бы... больше пользы бы тогда от меня было, вот что. Выбросить к чертям собачьим половину того, чем забиты эти полки, запастись годными медикаментами...

Стефан покивал.

— Студент?

— Н-ну... да. Я вообще-то не медик, я — по древним языкам, но сами понимаете, на судне от всех должна быть польза. А я немного разбираюсь в травах и в анатомии, у нас в Оксенфурте сейчас это обязательные курсы, с первого по третий, без них никуда.

— Давненько я там не был, — кивнул ведьмак. — И что, как вам на «Брендане»?

— Не знаю, мне сравнивать не с чем. Команда в основном бывалая, они вместе не один пуд соли съели. Но есть и те, кого нанимали вместе со мной... нет, не в университете — в порту! Меня-то взяли потому, что прежний судовой врач погиб... вот я и... совмещаю...

Он смутился и замолчал.

— Из-за брата? — осторожно спросил ведьмак.

Мойрус моргнул:

— Н-ну... да. А вы откуда?.. Хотя, что я!.. Это очевидно, да? Из-за чего бы я ещё...

— Думаете, удастся его спасти?

Паренёк нахмурился:

— Как это можно знать заранее? Но я сделаю всё, что в моих силах, уж поверьте! Шансы есть...

Стефан задумчиво пощипал усы.

— Вот что, милсдарь Мойрус, — сказал наконец. - У меня к вам деловое предложение. Честная сделка. Я попытаюсь вам помочь.

— Попытаетесь спасти Луку?

— Точно так. Однако взамен пообещайте: если у меня ничего не выйдет, вы покинете судно. По первому моему приказу, без споров и без промедления.

— Но вы можете ошибиться! Ведь никто наверняка не знает...

— Я старше вас, милсдарь Мойрус. — Он протянул руку и аккуратно положил на плечо паренька свою массивную ладонь. — Живого я вытащу во что бы то ни стало, поверьте.

Мойрус сглотнул, но выдержал и его ладонь, и его взгляд.

— Почему я должен вам верить? Я слышал, как люди шепчутся... о разном.

— Вы слышали, как люди шепчутся о том, что я запросто перережу целую команду, — спокойно сказал Стефан. — Что я делал это не раз. Но если вы готовы верить в это, отчего бы вам не поверить в нечто более правдоподобное?

— В вашу добрую волю?

— В то, что человеческая жизнь стоит чуть больше медяка не только в ваших глазах, милсдарь лекарь. Так вы согласны?

Паренёк молча кивнул.

— Значит, договорились: по первому же моему приказу!.. Приглядите шлюпку покрепче, не ту хлипкую, которую присылали за мной. И понемногу, чтобы не заметили, откладывайте припасы. И компас надо будет раздобыть... Да, учтите: припасы — на троих.

— Кто будет третьим?

Стефан пожал плечами:

— Лука, кто же ещё. Я ведь сказал: спасу во что бы то ни стало.

Мойрус опустил голову и как будто о чём-то размышлял.

— Но зачем нам всё это до того, как мы попадём на...

— Остров! — закричали с палубы. — Остров! Справа по курсу остров!..

9

Разумеется, Ахавель искал за Межой остров — что же ещё? — однако наверняка не тот, в виду которого они сейчас проходили.

Да и можно ли было назвать это островом?

Из моря к небесам вздымался снежно-белый столп — идеально круглый в сечении, гладкий, испещрённый лазурными прожилками. Корабль плясал на волнах, и порой казалось, что столп обвивает по спирали лестница в тысячу ступеней. Ступени мерцали, то пропадали из виду, то вновь появлялись. Нижнюю робко лизали волны; на ней видны были отпечатки подошв, ещё мокрые.

Четырёхпалые отпечатки, величиной превосходящие человеческие раза в полтора.

Верхушка столпа скрывалась в седых облаках.

— Левей! — рявкнул Ахавель с мостика. — Бери левей, чем дальше, тем лучше.

Высыпавшие на палубу моряки вздрогнули, втянули головы в плечи, многие то и дело с опаской поглядывали на облака.

Кто-то ахнул и указал пальцем на столп. Ступени как будто вспыхнули и вдруг стали чётче видны. Они уже не мерцали. Но при этом чуть колебались, как будто по ним кто-то шагал. Спускался.

«Брендан» накренился, выполняя поворот, и ведьмак, машинально ухватившись за ванты, заметил, как побледнело лицо капитана. Ступени дрожали, но Ахавель и глазом не моргнул. Он достал из кармана кисет, из другого трубочку и принялся набивать её табаком. Обе руки родная и искусственная — служили ему одинаково исправно.

Между тем над водой снова поднялся туман. Не тот, что был на Меже, а другой, редкий, то и дело разгоняемый порывами ветра.

Столп скрылся из виду, однако почти сразу же они услышали, как впереди нарождается низкий ревущий звук, и марсовый крикнул, чтобы брали правей.

— Что там? — спросил капитан.

— Не знаю!

Ахавель повернулся к краснолюду:

— Де Форбин, впредь посылайте в воронье гнездо тех, у кого всё в порядке не только со зрением, но и с мозгами! Что значит...

Но тут завеса из тумана на миг разошлась, и Ахавель сам всё увидел... они все — увидели.

Прямо по курсу море обрывалось в никуда. Как будто неведомый исполин ударил молотом и оставил вмятину на ровной поверхности. Там, где вода обрушивалась в бездну, вставали радуги, тысячи радуг, перетекавших одна в другую. А из центра пропасти возносился на пушистом стебле цветок: широкие алые лепестки трепетали на ветру, сердцевина источала густой аромат, одновременно приторный и манящий.

— Де Форбин, право руля! — велел Ахавель, раскуривая трубочку.

Следующих часов пять он провёл на мостике, отдавая скупые команды да с невозмутимостью обновляя в трубке табачок. Ахавель вёл судно сквозь туман, мимо призрачных островов и скал, мимо ледовых полей и участков моря, исходивших фиолетовым паром; вдогонку «Бендану» неслись гимны, что пели черепахи с детскими головами, и проклятия крабов, семенивших на стройных женских ногах; и с четверть часа за кораблём следовал говоривший на разные голоса дельфин, а в волнах то и дело попадались странные предметы и диковинные цветы...

Позвали Болтуна, и чернокожий колдун молча встал у бушприта. Он опирался на громадных размеров гарпун, украшенный возле лезвия связкой бус и перьев; в другой руке Мо держал погремушку, то и дело издавая ею сухой трескучий звук.

Ближе к вечеру забросили цепь с железным крюком на конце, в качестве приманки использовали чьи-то старые лохмотья. Клюнуло почти сразу. Помучались, но вытащили-таки на палубу громадную пёструю рыбу с лошадиной мордой и вислыми ушами. Рыба скребла плавниками по доскам, отчаянно била широченным хвостом. Ей перешибли хребет и тут же, под бодрое пение скрипочки, принялись разделывать.

Ведьмак наблюдал за всем этим, присев у основания грот-мачты. Иногда подрёмывал, но и тогда оставался начеку. Рядом пытались заснуть те из матросов, кто предпочитал палубную возню смраду и тесноте нижних трюмов.

Между тем жизнь на «Брендане» текла своим чередом: дежурные откачивали помпами воду, из камбуза доносился аромат готовки, несколько человек латали фок-брамсель, другие устраняли неисправности в такелаже... Мойрус, безусловно, был прав: экипаж состоял из ветеранов и недавно нанятых «простых» матросов. Однако сейчас этой разницы не существовало: поблажек Ахавель не делал никому.

В какой-то момент Стефан всё же не удержался и провалился в глубокий, бездонный сон. Без сновидений, что само по себе было благом.

А потом очередной крик «Остров! Остров, капитан!» заставил его вскочить на ноги. Даже не сам крик — предчувствие.

Из тумана, из густой белой млечности по правому борту вынырнул зелёный склон. Хотя скрипели снасти и перекрикивались матросы, было слышно, как поют скворцы. Или зеленушки; в птицах Стефан никогда толком не разбирался.

Туман клубился меж плотных стволов и ветвей, что гнулись под тяжестью яблок. От аромата рот наполнился слюной.

— Готовьте шлюпки! — велел Ахавель. — Похоже, прибыли!

И тогда Стефан увидел, как слева, из густых камышовых зарослей выплывает плоскодонка, неуклюжая и угловатая, словно огромная колода для свиней. В плоскодонке сидел мужчина в чёрной кожаной куртке. Беловолосый — но не старик; пышная грива была перехвачена простым узорчатым ремешком.

Человек в лодке правил вдоль берега, не обращая внимания на корабль. Короткое весло то погружалось в воду, то взлетало, роняя хрустальные капли. Двигался мужчина легко и грациозно, и только внимательный взгляд заметил бы, что он — ранен. Куртка была незастёгнута, под нею, под рубахой, наверняка скрывалась повязка или тугой бандаж. Стефану показалось, что он даже видит проступающие сквозь ткань капли крови.

А может, это был пот. Обычный пот.

Беловолосый правил к мыску, над которым свесили ветви ивы. Там, в тени, стояла изящная женская фигурка. Подул ветер, и до Стефана донёсся тонкий дразнящий запах крыжовника.

— Нет, — тихо сказал Журавль. — Бартоломью, велите поворачивать.

Тот хотел было возразить, но посмотрел в глаза Стефану и просто кивнул.

С мостика, громыхая каблуками, спустился разъярённый Ахавель.

— Куда бы вы ни плыли, — сказал ему ведьмак, — это не ваш остров. Неужели не видите? Неужели не понимаете?

— Что, во имя Ильмо Безбрежного, я должен видеть и понимать?

— Весло, капитан, — кашлянул де Форбин. — Гляньте ж на весло.

Ахавель вынул трубочку изо рта — видимо, для того, чтобы ясно и исчерпывающе изложить всё, что думает о ведьмаках и краснолюдах, об их внебрачных связях с вёслами и кровном родстве с ослами.

Вместо этого закашлялся, побледнел и сунул трубочку обратно. Шумно выдохнул. Зашагал, окутанный клубами дыма, к себе на мостик.

В молчании «Слепой Брендан» продолжил путь. Матросы, затаив дыхание, вытянули шеи и провожали остров взглядами, пока тот не исчез из виду, пока не скрылись вдали женская фигурка, яблони, лодка, мужчина в ней, пока не растворилось в тумане весло, с которого падали хрустальные капли.

Падали, но не оставляли кругов на воде.

10

— Да это же, — сказал ведьмак, — королевский пир, не иначе! Изумительно! А вот, к примеру, свежих яиц у нас нет?

Не обращая внимания на гробовую тишину, тотчас воцарившуюся за столом, он протиснулся вдоль стенки и занял пустующее место.

Сотрапезники ведьмака — двое краснолюдов и девять людей — сидели с хмурыми лицами. Только Ренни Печёнка явно забавлялся.

— Мы, — ответил он, — не держим на борту живую птицу. Уж извините, мэтр.

— Да ничего, как-нибудь перебьюсь. Простите, что заставил ждать. — Стефан подкрутил усы и потянулся к голенищу. — Готовил оружие. На всякий случай.

Радушно улыбаясь, он достал свою деревянную ложку.

Ахавель тем временем выбил трубочку и положил её рядом с тарелкой.

— Что ж, — сказал, — хватит болтовни. Райнар, начинай.

Помощнику капитана за последнее время лучше не стало. Он сидел, привалясь к стене, — бледный, с каплями пота на лбу. Но говорил чётко и спокойно:

— Боги видимые и невидимые, духи моря и воздуха, земли и пламени, к вам обращаемся мы — милсдари удачи, рыцари «Слепого Брендана». Проведите нас сквозь бури и миражи, охраните от болезней и немощи, позвольте решиться на небывалое, завершить начатое, свершить задуманное. И освятите эту трапезу, дарованную вами во имя милосердия, из высшей вашей милости. Благодарим вас от всей души и помним о вас, и на вас уповаем.

Молитву повторяли все, даже краснолюды, — и делали это искренне. Ведьмак молчал и наблюдал.

— Ну вот, — сказал Ахавель, — теперь за дело.

Он кивнул Ренни, и тот принялся накладывать в миски похлёбку, разливать грог и выдавать сухари.

За едой никто не проронил ни слова. На кораблях — особенно пиратских — с нею всегда было неважно: брали самые необходимые продукты, да и те быстро портились. Вода становилась затхлой, в сухарях заводились черви, до солонины рано или поздно добирались крысы... По возможности разнообразили стол рыбой, однако раз на раз не приходился.

Сегодняшний улов оказался как нельзя кстати: команде нужно было отвлечься, хотя бы на время позабыть свои страхи. А напуганы были все. Одни — которые поумней — сами сообразили, кто именно правил плоскодонкой. Другие в подробности не вникали, но суть ухватили верно.

А в общем-то, капли эти — падавшие, но не оставлявшие и следа на водной глади, — были именно что каплями, последними каплями, переполнившими чашу. Команда наконец осознала, в каких водах оказался «Брендан».

Так что теперь вот, к ночи, Ахавель устроил передышку: велел лечь в дрейф, накрыть между фоком и гротом большой стол для команды и стол поменьше — в капитанской каюте. Для, стало быть, "рыцарей «Слепого Брендана»"... что бы это ни означало.

— У вас потрясающий кок, капитан, — сказал ведьмак, когда ужин закончился и сотрапезники стали набивать трубки. — Даже отсутствие свежих яиц...

— Ну хочешь, — взвился Тередо, — хочешь, я тебя, хакландское отродье, яйцами накормлю?! Отчекрыжу твои — и досыта!..

— Хватит! — тихо сказал Ахавель.

— Да он же глумится над нами! Вы посмотрите на рожу его довольную, капитан! Он же...

— Он не глумится, — ответил Райнар. — Это у мэтра такая манера вести светскую беседу.

Бартоломью де Форбин основательно прокашлялся.

— Загадки, — заявил, — эт хорошо. Да не пора ль, милсдари, переходить к разгадкам?

— По-мойму, самое время, — поддержал его Йохан Рубанок — широкоплечий краснолюд с копною чёрных кудрявых волос. Массивной своей пятернёй ухватил кружку, хлебнул шумно, смачно; шмыгнул носом. — Не та, сказал, — история, чтоб и дальше тянуть канитель. Вот-вот начнётся, вот-вот завертится кутерьма.

— Чтобы перейти к разгадкам, — заметил Стефан, надо бы сформулировать загадки. Вот вам первая: как так вышло, что обычного ведьмака капитан пиратского судна считает убийцей? Человеком, который проникает на корабли и подчистую вырезает всю команду? Ответ вроде бы простой: ведьмак работает на Компанию, а она заинтересована в том, чтобы пиратов стало меньше.

— Всё так, — кивнул Ахавель. — Более-менее.

— Помните, Райнар, я говорил, что с мозгами у ваших людей не всё в порядке? Тот самый случай. — Ведьмак наклонился, в свете фонаря блеснул его гладко выбритый череп. — Положим, некий человек устраивается на пиратское судно. Положим, всех, кто есть на борту, он приговорил к смерти. Положим, готов лично выполнить этот приговор. И что он делает?

Ренни Печёнка вдруг засмеялся дребезжащим старческим смехом. Он тряс головой так, что, казалось, остатки его кудрей вот-вот разлетятся по каюте одуванчиковым пухом.

— Браво, мэтр! Вот уж правда: о чём мы только думали?

— А теперь поясните остальным, — холодно сказал Ахавель.

— Проще простого, — усмехнулся в усы ведьмак. - Все корабли, якобы посещённые Кукушонком, — ну, те самые, на которых находили свежие птичьи яйца, как бы его знак, — все они лишились команды одним и тем же образом. Людей убивали с помощью холодного оружия. Причём уничтожали сразу. Их не сбрасывали по одному за борт, не резали им глотки во сне. Не стреляли в них из пистолей. Один человек против пяти-семи десятков головорезов. Звучит, а? Но зачем он это делает именно так? Ведь намного проще и безопасней наняться простым помощником и при случае сыпануть на камбузе какого-нибудь ядовитого дерьма в котёл. Чтобы всех сразу, наверняка.

Они молчали и переглядывались. Пытались осознать.

— Но это, — сказал ведьмак, — ерунда, вообще-то. Вот нам загадка поинтересней: некий капитан свято верит, что принял на борт Кукушонка. Однако готов рискнуть и направляется за Межу, в Безумное море. Ведьмак якобы нужен для того, чтобы охранять судно от чудовищ. — Стефан задумчиво повертел в руках свою ложку. — Охранять опытных моряков и убийц. И вот что занятно: ведьмака этого одни из вас вовсе не рады видеть, а другие готовы спасти даже ценой собственной жизни.

Он обвёл их всех взглядом:

— Так для чего же я вам нужен на самом деле? Ахавель посмотрел ему в глаза:

— Вы ведь умный человек, мэтр. Зачем? Уж точно — не паруса штопать.

Краснолюды переглянулись, и де Форбин поднялся:

— Не серчайте, капитан, а только обрыдла болтовня. Давайте к делу. Вот, милсдарь Стефан, возьмём, к примеру, меня. Я на «Брендане» с самого начала хожу, всякого повидал. Раньше владел фабрикой, благодаря ей и титулом обзавёлся. Купил, конечно: потомственных графьёв среди краснолюдов не водится. Через век-другой оно, может, по-другому будет, сейчас многие покупают. И я ж вот не для себя, думал: сыну передам, а тот внукам... — Он зарылся пальцами в бороду. — Да ведь всё к тому и шло. А вон как обернулось.

— Умер сын?

— Пропал. Аккурат из кровати: вечером был, утром - не стало. Окно распахнуто, одеяло на полу, возле подоконника грязь да горсть листьев сухих.

— Дело было осенью?

— Летом, милсдарь Стефан.

— Давно случилось?

— Да уж годков десять тому. — Бартоломью хрустнул костяшками. — Десять годков... Ну, я что? — я искать. Озорником мой Даго никогда не был, подшутить так ему и в голову б не пришло.

Йохан Рубанок кивнул:

— Славный был малый, подтверждаю.

— Ну вот, и я знал ведь, как оно бывает. Злых людей... кх-м... ну и краснолюдов, конечно, — на свете без счёту. А в Чердиане их всегда поболее: всё же порт. Всякое могло случиться, но след... след завсегда остаётся. Ктой-то чтой- то да знает. Завсегда. Я уж какие только связи не поднял, кого о помощи не просил... — ничего. Никаких концов, как и не было его никогда. А потом оказалось: были подобные случаи и прежде. И не в одном только Чердиане, в других местах тоже.

— И был, — добавил Йохан Рубанок, — слушок. Такой, что не каждый его услышит.

— Да, шурин, верно, был слушок. Странный, ежли начистоту-то. Будто бы есть такая тварь летучая, детишек из спален крадёт.

— Именно из спален? — спросил ведьмак.

— Не только, — тихо произнёс штурман Родриго Двухголосый. Он провёл пару раз ладонью, сметая со столешницы невидимые крошки. — Не только. Было... Однажды детей похитили просто из каюты. Шхуна шла вдоль берега, обычный каботажный рейс, ничего особенного. — Он помолчал, вздохнул нутряно, протяжно, а когда наконец продолжил, голос его чуть изменился: — Их выкрали пр- рямо из каюты, окна были заперты, дверь прикр-рыта...

Как будто они пр-росто вышли! Пр-росто взяли и вышли на минутку!

— Корабль, разумеется, обыскали, — сказал ведьмак. — Нашли что-нибудь странное? Какие-нибудь мелкие необъяснимые детальки, вроде бы несущественную ерунду?

— У Зеркала, — кивнул Райнар, — у Зеркала такое было. Он сейчас за штурвалом, потом, если захотите, спросите. Вкратце: дочка его пару раз говорила, будто за ней кто-то следил.

— Когда ей это казалось?

— Перед сном. Вроде как в окно кто-то заглядывал. Зеркало, конечно, считал, что это обычные детские страхи. Ну, знаете, про гремлинов под кроватью и кобольда в подвале.

— Кобольды в подвалах не живут.

— О чём и речь. Так вот, Зеркало тогда внимания не обратил, а потом вспомнил... но поздно. Это, кстати, единственный известный случай, когда похитили девочку.

— Известный — кому?

— Нам, мэтр. Тем, кто решил избавить мир от этой летучей твари.

— Знаете, — сказал Ренни Печёнка, — так оно бывает. Если что-нибудь ищешь, рано или поздно сталкиваешься с тем, кому нужно то же самое.

— С единомышленниками, — подсказал ведьмак.

— Именно. Начав сопоставлять свои истории, мы быстро поняли, что со всеми нами случилась одна беда. И враг у нас, стало быть, общий. Оставалось только понять, кто же он, а затем отыскать его. Но это требовало средств, больших вложений. И это требовало времени, и сил, и некоторых... предметов. Редких, уникальных предметов. Чем больше мы узнавали, тем ясней осознавали, насколько непросто нам будет добраться до нашего врага.

— Но мы знаем, на что идём, — хрипло добавил Тередо. — Мы... знаем.

— И мы, — сказал Ахавель, — добьёмся своего любой ценой.

Ведьмак покивал:

— Благородно. Избавить, стало быть, мир. Отомстить за родную кровиночку. Правда, чужими руками, но такое случается, это нормально. — Он оглядел их с любопытством. — Потрясающе.

— Мне не нравится ваш тон, милсдарь Стефан, — сказал Ахавель. Он сидел прямой, бледный, с поджатыми губами. Только дёргалась жилка на лбу.

— Сколько, — повернулся к нему ведьмак, — сколько лет вы ждали этого дня? Десять? Семь? И значит, всё это время, пока грабили и топили корабли, разоряли храмы, убивали, — всё это время вы на самом деле преследовали совсем другую цель. Благородную. Высокую. Чистую.

— Вам этого не понять.

— Даже не стану пытаться. Вы ведь просто хотите, что бы я уничтожил чудовище, верно? Ну так хватит уже сопливой болтовни. — Он хлопнул ладонью по столу: Меня интересуют факты. А там посмотрим.

11

На пару минут воцарилась тишина. Слышно было, как на палубе задорно смеется скрипочка и поют матросы.

Ахавель и Ренни переглянулись со старшим помощником, тот кивнул и начал:

— Факты, в общем-то, таковы. Кражи детей продолжаются уже лет сорок. Первые зафиксированы в портовых городах Фабиолии и на кораблях, находившихся в одном-двух днях пути от побережья. Дети пропадают из помещений, в которых спали либо собирались спать. Преимущественно мальчики. Разных сословий. В основном человеческие, но известны случаи пропажи краснолюдов и низушков. Никого ни разу не нашли. Порой вместе с ними пропадают вещи, но ничего ценного: любимые игрушки, их старая одежда, всякие безделицы...

Бартоломью де Форбин кивнул:

— Вместе с Даго пропал деревянный дракон. Я его сам мастерил, крылья на шарнирах, лапы... Даго с ним редко расставался.

— Это всё?

— Нет, — сказал Райнар, — это было только начало. Мы купили карту и отметили на ней все места, где появлялась тварь. Мы посетили родителей, которых смогли отыскать.

— Или ближайших родственников, — добавил Родриго Двухголосый.

— Не было ни единой зацепки. — Ренни Печёнка сцепил дрожащие пальцы в замок. — Вообще ничего. Никакой закономерности, улик, намёков.

— Мальчиков похищали из спален, — заметил ведьмак. — Надо полагать, в основном по ночам. Но это, конечно, чистой воды случайность. Вы мне другое скажите, господа хорошие: не приходило вам в голову, что твари не существует? Просто какой-то наглый мерзавец зарабатывает на жизнь тем, что поставляет мальчиков в подпольные бордели. Для любителей особых услуг.

— Приходило, — пробасил кряжистый бородатый матрос. На левой щеке у него была круглая, размером с блюдце, отметина. Кожа там побелела и стала дряблой, как будто мёртвой. — Мы, милсдарь, в это дерьмо ныряли по самую макушку. Всякого насмотрелись. Это скверные люди, но к нашему делу они отношения не имеют. — Он протяжно вздохнул: — Мы как будто плутали по лабиринту: куда ни ткнёшься, нет хода.

— А потом, — сказал Ахавель, — я узнал о Манускрипте. — Он достал кисет, не торопясь вытряхнул трубочку и набил по новой. — Когда ко мне пришли рыцари «Брендана», я не первый год ходил в рейсы. Всё было вполне законно: на руках — подписанный тогдашним вице-губернатором патент, долю добычи сдавали, своих не трогали... Да нам хватало и южан: война была в самом разгаре.

— Не повезло, что кончилась, верно? Патентов уже лет десять как не выдают.

Ахавель отмахнулся:

— Нам нужны были деньги, чтобы продолжать поиски. И команда, чтобы добраться до Манускрипта.

— И оружие, — прохрипел Тередо. — Зря монашки тогда упёрлись.

Райнар закашлялся. Стёр платком алое с губ и усмехнулся:

— Вот уж точно: зря. Всё могло закончиться иначе. Обошлись бы... меньшей кровью.

— Итак, — напомнил Стефан, — манускрипт.

— Да, Манускрипт Кракена. Слыхали о таком?

Ведьмак слыхал. Это была ещё одна легенда Нового Света, наряду с золотыми городами туземцев, Родником бессмертия и долиной реликтовых ящеров. Происхождение Манускрипта связывали с мифическим народом, населявшим мир лет за тысячу до Первого Сопряжения Сфер и прибытия эльфов. Разумеется, «тысяча» в данном случае означала «никто не в курсе, когда».

Манускрипт этот якобы хранился на крохотном островке посреди Океана. Обычное дело: владельцы подобных артефактов не держали их под рукой, где-нибудь на полке в кабинете, — нет, они отыскивали для этого глухой закуток за тридевять земель. Причём благоразумия таким счастливчикам хватало лишь на то, чтобы спрятать опасную вещь подальше. Уничтожить её они попросту не могли — разумеется, исключительно из соображений искусствоведческого характера.

Между тем в определённых кругах Манускрипт пользовался стабильным спросом. Время от времени появлялись люди, утверждавшие, что лично знают тех, кто видел очередного его владельца. В антикварных лавках обоих континентов иногда попадались копии Манускрипта, одна другой древнее. Судя по ним, оригинал представлял собой сочинение со сложной структурой и был написан на двадцати девяти языках, сформировавшихся уже после его создания. Что, в свою очередь, безусловно подтверждало провидческую природу Манускрипта.

Дважды ведьмак встречал людей, которые пытались использовать такие копии для заклинания чудовищ. Первый полжизни провёл за расшифровкой пяти обгоревших страниц. Потратил на это всё своё состояние. Выучил Старшую речь, гаакский и зерриканский. Презирал мирские радости, пренебрегал личной гигиеной. Даже комары и блохи не желали иметь с ним дело. Поэтому, в общем-то, эксперимент нельзя было назвать абсолютно _чистым_: возможно, чары оказались слабее страха чудовищ перед стойким, непреоборимым духом призывавшего.

Второй добился значительно больших успехов: что-то всё-таки произошло. Однако в итоге бедняга лишился изрядной доли воспоминаний и собственной тени. Поскольку он произносил заклинание в одиночестве, дабы ничто не помешало сосредоточению, — выяснить, что же случилось, так и не смогли. А сам он уже не помнил.

— Для человека, который зарабатывает на жизнь пиратством, вы удивительно доверчивы, капитан.

Ахавель снисходительно усмехнулся:

— Всего лишь удачлив. Опустим подробности, иначе придётся просидеть здесь до утра. Мы узнали, где находится Манускрипт, и узнали, кто его охраняет. Потом выяснили, как убить этого стража. Добыли оружие. Нашли остров, сделали дело, завладели Манускриптом. Теперь мы кое-что знаем об этой твари... назовём её «птеротерий».

— Птицезверь? Как он выглядит?

— Описания туманные. Обитает на одном из островов Безумного моря. Размером с низушка, но сложения более изящного. Очевидно, гуманоид, вместо рук — крылья, на голове — гребень. Жертв усыпляет, а затем похищает и уносит в своё жилище.

— И при этом размером с низушка? Тогда их должно быть трое-четверо как минимум. Насчёт изящного сложения — это вряд ли. — Говорил ведьмак спокойно, почти лениво. — Лёту от побережья до Межи — не один день. Значит, в основном парят. Крылья должны быть длинные, узкие. И, кстати, ноги у них наверняка мощные: не в зубах же они переносят детей. Это если вообще переносят. Я бы предположил, что расправляются с жертвами сразу: какой смысл нести добычу несколько дней? Разве только, — пожал он плечами, — чтобы накормить детёнышей. Или отложить в неё яйца, как, например, делают некоторые осы.

— Или это приношения для каких-нибудь чёрных ритуалов, — пробасил бородач с белёсой отметиной. - А что? Очень даже может быть.

— Ясно одно: после того, как похищены, дети долго не живут. Сутки-двое — и всё. — Стефан повернулся к капитану: — Я хотел бы взглянуть на ваш Манускрипт. Может быть, замечу то, чего не заметили вы.

— В своё время непременно увидите. Но пока... — он покачал головой, — достаточно того, что вы уже знаете. Поразмыслите над этим, мэтр. Мы хотим, чтобы вы как следует подготовились. Чтобы вы не оплошали.

Ведьмак кивнул и встал:

— Непременно постараюсь оправдать высокое доверие. Если это всё, господа, — благодарю за ужин. Пойду готовиться — чтоб не оплошать.

Другие тоже стали подниматься, хмурые и молчаливые. Только Ахавель сидел на прежнем месте и, щурясь, курил трубочку. Как будто чего-то ждал.

12

На палубе царило оживление. Оказалось, на звуки скрипочки приплыл детёныш морского монаха. Как писал Томас Хантимпрейский, любопытство в них всегда пересиливает осторожность; ведьмак, впрочем, считал, что дело тут не в любопытстве, а в особой стратегии выживания.

Монашёнка выловили прежде, чем вмешались родители (а может, тех и вовсе не было); теперь пушистый малыш ползал между бухтами канатов, заглядывал большими человечьими глазами в лица, пищал на дикой смеси языков. Пытался петь, но голос срывался.

Матросы смеялись, кто-то поднёс ему размоченный в гроге сухарь. Монашёнок потянулся к руке дрожащими губами. Личико у него было сморщенное, искажённое, как у престарелого младенца.

— Пальцы береги, — бросил ведьмак. — Они плотоядные, даже детёныши.

Он прошёлся от юта к баку, потом назад. Ни Мойруса, ни Луки среди матросов не было; но и в капитанской каюте они не ужинали.

В небе пару раз громыхнуло, где-то вдалеке сверкнула молния. Из темноты доносилось печальные вздохи да бормотание невидимых тварей.

Ведьмак в который раз присмотрелся к трём шлюпкам «Брендана». Одна поновей, две другие видали виды, но выглядят надёжно. Парус поставить можно только в одной, но эта как раз слишком кургуза, управлять ею будет трудней. А в общем, конечно, заранее не угадаешь, очень многое зависит от случая.

Времени вроде бы прошло достаточно; он хлопнул себя по лбу и торопливо зашагал к капитанской каюте. Постучался и вошёл.

Ахавель сидел всё там же. Курил и ждал. Ложку Стефана поднял с сундука, на котором тот сидел, и положил на стол.

— Кое-что забыли?

— Задать пару вопросов. — Стефан взял ложку и задумчиво повертел в руках. — Чтобы убить вашего птеротерия, ведьмак не нужен, верно? Команда «Брендана» без труда справится и с целой стаей птеротериев. Но вот бедм: команда-то не знает о них. Не знает?

— Знает, — сказал Ахавель. Затянулся, выпустил дым. — Правда, они верят в то, что на острове спрятаны сокровища. Никто им этого не говорил, конечно. О таких вещах говорить не обязательно, достаточно намекнуть.

— Они ведь не простят, капитан.

Он пожал плечами:

— Чтобы вернуться, хватит и полутора десятков человек. Тех, кто действительно собирается завязать со всем этим. Счета в трансконтинентальном банке Джианкарди помогут им начать новую жизнь. Остальные... ну, вы ведь являетесь представителем Компании, заботитесь о её интересах? Боюсь, милсдарь Стефан, скоро наступит момент, когда вам придётся выступить в их защиту — я уж не говорю о ваших собственных интересах, связанных с некими векселями. Жаль, конечно, если вы — не Кукушонок. Но, в общем-то, в этот раз вы будете не один.

— Остальные знают?

— Знает Печёнка и знает Райнар. Этого достаточно, чтобы в нужный момент мы были готовы.

Ведьмак помолчал.

— Хорошо, — сказал он, — здесь всё ясно. Ещё пара вопросов, и оставлю вас в покое. Вы обмолвились о том, что бывали за Межой. Когда? Зачем?

Ахавель поднял увечную руку, сдёрнул с неё перчатку. Деревянный протез плотно прилегал к культе, как будто сросся с нею. Каждый палец был искусно выточен, а на ладони резчик нанёс линии жизни, рока и предназначения.

— Бывал, — сказал Ахавель. — Лет сто назад, считайте, в прошлой жизни. Я был сопливый пацан, оставшийся без родителей. Пробрался на судно с переселенцами, спрятался в трюме. Питался тем, что удавалось отбить у крыс. В лучшие дни — крысами. Потом меня, конечно, обнаружили; махнули рукой, мол, не за борт же выбрасывать.

Приставили в услужение к «пороховым обезьянам». Можете себе представить...

— Могу.

— Ну вот, в целом-то я был доволен. При деле и сыт — что ещё надо? Штурман у нас был опытный и толковый, да и помощник вполне. Только ни одной юбки не пропускал. Из-за него мы и сбились с курса — пока он рассыпал перед очередной красоткой перлы красноречия, судно вошло прямиком в туман на Меже. Там — точнее, здесь —я и потерял руку. Но это уже другая история.

— А к рыцарям «Брендана» вы когда примкнули?

— Почти сразу. Им нужен был капитан... скажем так, не слишком суеверный и разборчивый. Готовый при необходимости рискнуть собственной шкурой.

— Ради денег?

Ахавель усмехнулся:

— А это уж не ваше дело, милсдарь ведьмак.

Он взял перчатку и начал аккуратно надевать на протез.

— Последний вопрос, — сказал Стефан. — Просто из профессионального интереса. Кашалот... сложно его было убивать?

Перчатка застряла. Ахавель дёрнул её раз, другой, третий.

— Кашалот сторожил вход в бухту. Не выпускал кракена... и вообще никому не давал покинуть остров. На берегу там стояло несколько полуразвалившихся шалашей, на циновках лежали скелеты. Оно и понятно: твари эти... каждой было, конечно, не по тысяче лет, но века три- четыре — это уж наверняка. Старые упрямые твари. Вы бы, наверное, сказали, что один из них служил Хаосу, а другой Порядку. Эльфы или краснолюды объяснили бы это по-своему. А на мой взгляд — ничего магического или священного. Как и в тех исполинских черепахах на Шёлковых островах: просто живут долго и вырастают больше обычного. Мы вошли в бухту, кит нас не тронул. Убили кракена... думали, сдохнем раньше, но Мо вогнал ему копьё прямо в глаз. Забрали сундук с Манускриптом, корабль подлатали как могли. Отчалили ночью, шли тихо, что твоя водомерка. А он встретил нас на выходе... Половину команды мне угробил. Хуже морских монахов, мать его. Когда пробили череп гарпуном — застонал, заплакал. Люди начали за борт выбрасываться.

Он швырнул перчатку на стол и клацнул деревянными пальцами по доскам.

— Но мы справились. Справились тогда и справимся сейчас.

Ведьмак пожал плечами:

— Летающие твари размером с низушка. Вряд ли это будет сложней, чем с кашалотом, верно?..

13

Монашёнку дали отбросов, из тех, что Ренни не успел отправить за борт. Матрос ругался сквозь зубы, а Мойрус смазывал его пальцы чем-то вязким и пахучим.

Ведьмак подождал в коридоре, чтобы не привлекать лишнего внимания. Предпочёл бы, конечно, в каюте, но дверь была заперта.

— О, мислдарь Стефан!..

— Разрешите?

— Да-да, прошу. Там не прибрано... — Это касалось разбросанных по столу бумаг с пометками да всё той же книги. В прошлый раз Мойрус её сразу захлопнул, но теперь первым делом стал собирать бумаги.

— Далеко продвинулись? — спросил ведьмак. — Язык-то там какой, кстати?

Юноша покраснел и замер с листами в руках.

— Вы же не думали, что капитан станет держать это от меня в тайне?

— Мне велено было никому... Хотя вы, конечно, правы.

— Так что насчёт языка?

Мойрус поправил выбившиеся пряди, присел у стола.

— В общем, сложно сказать. Похоже на Старшую речь, но с вкраплениями из других древних языков, преимущественно южных и островных.

— Покажите мне фрагмент, где идёт речь об этом летающем чудовище.

Паренёк заморгал.

— Простите, я, кажется, до него ещё не добрался. Капитан указал мне на два отрывка, которые его интересуют а первую очередь. Над одним я трудился ещё в Оксенфурте, он привозил туда копию, всего страницу. Там описан некий ритуал, в сути я до конца не разобрался, но капитан, похоже, знает, о чём речь.

— А сейчас?..

— Тут ещё сложней. Много омонимов, амфиболия на каждом шагу... да ещё ведь ни одного буквального толкования, метафора на метафоре... — Похоже, взгляд ведьмаки, в отличие от рукописи, был достаточно красноречив и недвусмыслен. Мойрус закашлялся: — Э-э-э... ну, знаете, как на Скеллиге, с этими их кеннингами да хейти...

— Можно взглянуть?

Мойрус пожал плечами и протянул ему листы:

— Да, в общем, почему бы и нет? Только вряд ли вы там... это сырое ещё, знаете... В основном-то перевод готов, но нужна доработка. Ещё пару дней хотя бы, а потом свести воедино...

Насчёт «сырого» он сильно преувеличил. Листы были испещрены буквами, стрелками, прямоугольниками, отдельными словами языках на трёх-четырёх. Собственно, на все листы была только пара связных фраз: «изнанка памяти, чернее, чем нутро, изменчивей, чем ртуть...» и «насытить ненасытного».

— Это точно не поэма какая-нибудь?

— Конечно, поэма! Все сакральные тексты в ту эпоху писали в виде поэм!..

Стефан покивал и, пристроившись на узком сундуке возле столика, взял в руки книгу. Пахло от неё отнюдь не водорослями и не плесенью — книга источала сухой, пряный аромат. На обложке из чешуйчатой кожи было тиснение в виде раскинувшего щупальца кракена. Плотные листы обтрепались по краям, но чернила не выцвели, буквы не стёрлись. Ведьмак перевернул несколько страниц: везде одна и та же дичайшая смесь из трёх диалектов Старшей речи и других, ему не известных языков.

Но некоторые заголовки он смог расшифровать - и они ему не понравились. Другого, впрочем, он и не ждал.

— Как там с припасами, Мойрус?

— Ну... я потихоньку экономлю и откладываю. А еще присмотрел в трюме мешок с порчеными сухарями, их отложили до худших времён. Может, и не хватятся. Завтра-послезавтра попытаюсь перетащить.

— Куда перетащить?

— Да сюда, конечно! — Он распахнул дверцы одного из шкафчиков и кивнул на содержимое: — Вон, видите мешочек с черепом и костями, с надписью «Яд»? В нём не много сушёного мяса.

— Крысы не доберутся? Они-то читать не умеют.

— Знаете, тут всё сделано на совесть, даже диву даюсь. Дверцы плотно пригнаны, засовы надёжные...

— Ну и славно. А теперь слушай меня очень внимательно. Скоро мы прибудем на остров. Делай что хочешь, но напросись в шлюпку. И останься потом на берегу, ее сторожить. Мы с твоим братом придём, как только сможем.

— Но припасы-то я захватить не смогу. И компас...

Стефан усмехнулся в усы:

— И не нужно. Потом наведаемся на «Брендана». Либо уговорим оставшихся отплыть, либо... сами дальше поплывём. На шлюпке, конечно, — добавил он, — а то ты уж, судя по выражению лица, решил невесть что.

— Да я... — покраснел Мойрус. — Мне... мне просто страшно, милсдарь Стефан.

Ведьмак захлопнул книгу и поднялся:

— Это правильно. Не боятся только дураки и безумцы, мальчик.

Мойрус покраснел пуще прежнего.

— Остальные, — сказал Стефан, — делятся на три категории. На тех, кто сумел обуздать свой страх, на покойников и на подлецов.

14

Он лёг спать на палубе — матросы должны были привыкнуть к нему. Если тебя считают своим — перестают обращать внимание, тогда, куда бы ни пошёл, будешь для большинства всё равно что невидимкой.

Ведьмак устроился там же, где и в прошлый раз, рядом с другими, но всё-таки чуть в стороне: навязываться не следовало.

Заснул почти сразу. Проснулся, наверное, часа через полтора: почувствовал на себе пристальный взгляд. Как будто во сне, перевернулся на другой бок. У планширя стояла невысокая фигурка, наблюдала, сложив руки на груди.

Ведьмак мягко поднялся и подошёл. Остальные спали, только у штурвала прохаживался помощник Родриго Двухголосого да в вороньем гнезде мурлыкал песенку марсовый. Ну и твари во тьме, конечно, — кто вздыхал, кто хихикал тоненьким голоском. Монашёнок в порожней бочке бормотал на странных языках.

— Ты где пропадал?

Лука пожал плечами:

— Да так... дела были. С пушками много мороки. Здорово, что вы живы: так веселей.

— Это точно, — усмехнулся Стефан. — Спасибо, что вытащил. И за пламяницу спасибо. Кстати, откуда взял?

— Если знать места, здесь можно что угодно достать.

— А ты, стало быть, знаешь?

— Ещё бы! — хмыкнул мальчишка. Выглядел он довольным, словно наевшийся сметаны кот.

— Как насчёт компаса? Мы тут с твоим братом решили прогуляться, хотим тебя с собой взять.

— Это ещё с какой стати?!

— С той стати, что я обещал ему позаботиться о тебе. Стефан вскинул руки: — Знаю-знаю, ты и сам можешь и себе позаботиться, ты ведь взрослый, верно? Только он переживает за тебя. Ты ведь понимаешь: Мойрус — человек книжный, ему привычней иметь дело с древними манускриптами, а не с... такими вот людьми, как здешняя команда.

Мальчишка моргнул, потом лицо его расплылось в задорной улыбке:

— Ну дела! Так вы обещали вроде как спасти меня, да?

— Вроде того.

— Честное слово дали?

— И тебе дам, если хочешь. Ну так что, Лука, есть на «Брендане» запасной компас? Должен ведь быть...

Мальчишка снова моргнул, потом хмыкнул:

— Да ерунда это всё! Я добуду вам сто тыщ компасов, милсдарь ведьмак!

Крутанувшись на месте, он вспрыгнул на планширь и, сверкая во тьме белозубой улыбкой, стал бесшумно отплясывать какой-то дикарский танец. Наконец, утомившись, спрыгнул на палубу и небрежно поинтересовался:

— А что Мойрус, уже расшифровал свои манускрипты?

— Вот ты сам бы у него и спросил. Он наверняка будет рад тебя видеть.

Лука задумался, потом кивнул:

- Точно, так и сделаю! Спасибо за совет!

Он тенью скользнул к квартердеку.

Ведьмак прилёг на расстеленный плащ, но сон не шёл. Что-то не давало покоя, какая-то упущенная мелочь. А может, и не одна.

Он снова задремал — и проснулся уже на рассвете, в холодном поту. Догадался.

Стараясь не шуметь, поспешил на вторую палубу — и там, в полумраке, стал осматривать пушки. Их было по четыре с каждого борта: изящные, смертоносные, с узором из змей и кинжалов. На первый взгляд всё с ними было в порядке. Ведьмак поднял крышку одного из пушечных портов, чтобы добавить хоть немного света, и заглянул в ствол. Выругался; пригибая голову, чтобы не стукнуться о переборку, пошёл к следующему. Сунул руку в жерло и вытащил полную пригоршню песка.

Уже не сомневался, что и в остальных то же.

Вокруг оглушительно скрипели переборки, корабль стонал, вздыхал, плаксиво жаловался на жизнь. Где-то храпели матросы — будто гортанно рычали мантихоры.

Стефан присел на ящик с картузами и прикинул, что да как. Потом догадался поднять крышку и взглянуть на картузы. Все мешки были распороты, порох просыпался, а него добавили песка и воды.

Ведьмак взял щепоть и растёр между пальцами. Песок был мелкий, белый, вот только что с пляжа.

Шаги он услышал слишком поздно.

— Вы, главное, сейчас не делайте резких движений, — сказали за спиной. — Тихонько подымите руки, чтоб мы видели. И стойте себе, ага.

— Это ошибка, Бартоломью, — ответил он, не оборачиваясь. — Мне показалось, я услышал, как кто-то ходит внизу, и решил посмотреть...

— Да мы ж всё видели, милсдарь ведьмак. Думаете, мы б вас одного, без пригляда, оставили? И помощничка вашего видели — жалко, поймать не успели, поздно кинулись. И вас заприметили, как выждали да под утро метнулись сюда. Руки! Руки держите на виду!

Он держал.

— Вот засранец, — выдохнул Йохан Рубанок. — Вот же ж говнюк, ты только погляди, Барт! Ты посмотри, что он натворил!!!

— Это не я. — Ведьмак старался говорить спокойным, рассудительным тоном. — Ну сами прикиньте, успел бы я...

Не успел, конечно: кто-то — скорее всего де Форбин саданул его по затылку массивной рукоятью пистолета. От души так, до кровавых звёзд перед глазами.

15

Остров был словно вихрастая мальчишечья головн: пальмы, трава по пояс, папоротники какие-то, лианы, всё это переплетено, лихо торчит во все стороны и качается на ветру. А слева проступает из зелени одинокая скала — как длинный любопытный нос.

С бака открывался дивный вид: стой да наслаждайся.

Ведьмак наслаждался. Собственно, выбор был невелик: к фоку его привязали крепко, канатами обмотали плотно, виток к витку. Тут бы и угорь не выскользнул.

Сейчас все были слишком заняты «Бренданом», так что на время оставили Стефана в покое. Но если кто пробегал мимо, не ленился пнуть или плюнуть. Видимо, очень расстроились из-за картузов.

Он в который раз провёл языком: пара зубов шаталась, но не слишком. Кровь на губе и усах запеклась. И он не мог проверить, но наверняка знал, что на правой скуле вспухает солидных размеров синяк.

«Брендан» входил в бухту — мирную и пасторальную. Пляж манил белизной, деревья сулили прохладу и отдохновенье.

— Ну подумайте сами, — в который раз сказал ведьмак. — Сколько времени я был на второй палубе? Успел бы я забить все стволы? Разрезать картузы, насыпать туда песку, воды налить? Да откуда вообще я нашёл бы столько песка?!

Он услышал за спиной шаги — на этот раз вполне отчетливые, злые.

— Наверное, — сказал Ахавель, — отсюда.

В поле зрения появился старый мешок, сшитый из парусины. Капитан перевернул его — под ноги ведьмаку посыпался песок. Белый, один в один такой же, как на пляже прямо по курсу.

— Команда, — негромко произнёс Китобой, — очень разочарована.

— Разочарована! — застонал монашёнок из бочки. —Рр-а-зо-чар-р-рован-э-а!

— Я не держу на борту тех, кому не могу доверять. — Ахавель отшвырнул мешок и стал набивать трубочку. — Конечно, ты не мог управиться со всем этим один. Да и Рубанок подтверждает, что ты с кем-то болтал. Я готов был рискнуть и взять на борт Кукушонка. Но не крысу. — Капитан затянулся и поглядел ведьмаку в глаза: — Кто он?

Стефан пожал бы плечами, но канат вязали на совесть.

— Ты не веришь, когда я говорю, что меня подставили, но готов поверить, если я назову имя предателя?

— Простая логика, — сказал Ренни Печёнка. Он твёрдо держал в руке короткий секач; лезвие сверкало на солнце так, что ведьмак поневоле сощурился. — Кто-то сделал всё это. Ты бы не успел. Значит, это кто-то другой. Один из команды, а может, и какой-нибудь твой приятель с каравеллы, приплывший сюда и спрятавшийся в трюме.

— Плыл он, надо понимать, с мешком песка на плечах.

— Да нет, зачем? — Ренни переложил секач в левую руку и почесал шею. Кадык ходил туда-сюда под складками обвислой кожи. — Песок можно и здесь наскрести, в ящиках рядом с пушками или в том же трюме. А вот листья пламяницы так запросто не достанешь. И на борт, будь ты хоть трижды Кукушонок, с обездвиженной рукой без помощи не вскарабкаешься.

Он снова переложил секач, вздохнул.

— Я, милсдарь Стефан, человек старый. Нет у меня времени. Один раз спрошу, промолчишь — ударю. И не сомневайся, ты нам нужен, но не дозарезу. Уж прости за каламбур. Итак: откуда ты взял пламяницу?

— Не зна... — начал было ведьмак.

И осёкся.

Одновременно с ним другой голос — голос из бочки ответил с усмешкой:

— Если знать места, здесь можно что угодно достать.

Потом он застонал и снова принялся лопотать на неизвестных языках.

Ахавель побледнел, выхватил один из своих шести пистолетов и метнулся к бочке. Выстрелил на ходу, отбросил пистолет, выхватил следующий... — и так все шесть, на каждый шаг по выстрелу. Слышно было, как внутри стонет и бьётся живое.

Потом он с грохотом сдёрнул крышку и заглянул внутрь.

В наступившей тишине запустил руку, вытащил кровавый комок и с проклятьями отшвырнул за борт.

— Развяжите его!

— Капитан?

— Развяжите ведьмака и готовьте шлюпки. Всем держать оружие под рукой! Райнара и Печёнку жду у себя. И этого... тоже. — Он обернулся: лицо исказилось, на лбу билась жилка. — И где, ерша вам в горло, Мойрус?! Я когда велел его позвать?

С квартердека примчался Тередо. Опасливо прочистил горло и сообщил:

— Его нигде нет, капитан! В смысле — Мойруса. Дверь в каюту была заперта, мы взломали — там пусто. Окно открыто, но нет ни лестницы, ни верёвки. Не выпрыгнул же он...

— Что?! Что т-ты?!.. — Ахавель шагнул вперёд и ударил раскрытой ладонью по щеке так, что Тередо покачнулся. — А книга на месте? Заметки?!

— Про книгу вы не спрашивали, — зло ответил тот. — И ежели желаете знать...

— Я желаю, чтобы ты закрыл пасть и делал своё дело. Де Форбин, отрядите людей, пусть обыщут всё сверху донизу. Любая подозрительная деталь, что угодно — обо всём докладывать. Остальным готовиться к высадке. И держите оружие при себе. Всем быть начеку, слышите! Эта тварь уже здесь!..

Когда Печёнка наконец вспомнил о тесаке и принялся разрубать узел, руки его тряслись.

— Вы ведь знаете, Ренни? — шепнул Стефан. — Знаете, кого на самом деле мы преследуем?

Узел наконец поддался. Старик кивнул двум пиратам, чтобы смотали канат и освободили ведьмака, а сам пошёл в капитанскую каюту. Тесак покачивался в безвольно опущенной руке, и солнечные зайчики плясали — по водной глади, по палубе, по парусам, по изумлённым лицам.

16

— На тот случай, если вы не в курсе, — сказал Стефан. — Морские монахи, что твои попугаи, копируют услышанное. Стратегия выживания: иначе им не подманить любопытных идиотов. — Он стоял у двери, сложив руки ни груди и переводя взгляд с Ахавеля на двух его компаньонов. — Кстати, об идиотах. Если бы у одного из вас хватило ума рассказать мне всё сразу, мы покончили бы с этим намного раньше.

— Нет, — отрезал Ахавель. — Не покончили бы.

Он бездумно листал принесённый Тередо Манускрипт. Нижнее веко на левом глазу подрагивало.

— С кем, по-вашему, мы имеем дело? С обыкновенным мальчишкой?

Ведьмак пожал плечами:

— Обыкновенным? Вряд ли. Но очевидно, что с мальчишкой. В первую же ночь я связал бы его и обо всём подробно расспросил.

Ахавель захохотал скрипучим, болезненным смехом.

— Ничего не забыли, милсдарь ведьмак? Он четыре десятка лет ворует и убивает детей. Летает по воздуху, наплевав на все мыслимые законы природы. «Связал бы и расспросил»!

— Он, — сухо сказал Ренни, — демон. Отродье Хаоса.

Старик сидел ровно, расправив плечи и задрав подбородок. Секач положил перед собой, словно судейский молоток.

— Демон, — повторил Печёнка. — Принявший обличье мальчика. Сеющий зло и отчаянье. Его следует уничтожить.

— Про зло и отчаяние спорить не буду. Вы — профессионалы, вам видней. А насчёт остального... Демонов не бывает, милсдари мои разлюбезные. Это уже я вам как профессионал говорю. И ещё: видели вы убитых детей? Видели, как он их уносил? Как летал по небу — видели? Я пока знаю только одно: этот ваш «демон» — мальчишка с необычными способностями. Весёлый, чуть простодушный...

— И бессердечный, — добавил Райнар. — Капитан, покажите ему записки.

Ахавель отпер один из ящиков и швырнул на стол перевязанные бечёвкой листы:

— Читайте.

Стефан сдёрнул бечёвку, развернул первый листок. Почерк узнал сразу. Лучший каллиграф в Чердиане, Сессон Энкрер. Работает на площади Хмельного Колеса, берёт по скудо за страницу, пишет сразу с голоса, чисто, красиво, с такими вот характерными завитушками.

«Ну что, приедешь? Или от страха наложил в штаны? Я ведь рано или поздно всё равно найду тебя. Когда-нибудь, когда ты будешь есть, спать, пить со своими дружками, когда будешь думать, что ты в безопасности, я постучу в твою дверь. Так, может, проще не тянуть, а? Приезжай! Будет весело!»

На другом: «Мы тут все безумно скучаем. Прям смертельно, ха-ха. Всё мечтаем сплясать с тобой и твоими шакалами. Ты же понимаешь, что чем дольше тянешь, тем хуже. Давай, приезжай, больно не будет».

И ещё: «Ты — вор, братец! Подлый, трусливый вор! Верни мне моё и умри наконец как мужчина!»

— Мы, — заметил Райнар, — спрашивали у каллиграфа. Каждый раз приходил один и тот же заказчик. Мальчик лет десяти-тринадцати. «Смешливый, живой ребёнок», как сказал милсдарь Энкрер.

— Десяти-тринадцати?

— Он растёт, — пожал плечами Райнар. — Очень медленно, но растёт. И так же медленно увеличивается возраст его жертв.

— И что в этих записках бессердечного? — Стефан бросил их обратно на стол. — Тот, кто их диктовал, злился на адресата и жаждал мести. Кстати, кому они предназначены?

— Мне, — сказал Ахавель. — Их подкладывали под дверь, передавали с нарочным, прикалывали дротиком к оконной раме. Один раз принесли на блюде с утиным пирогом.

— И что же вы у него украли, капитан?

— Это вздор и выдумки! — рявкнул Ахавель. — Я ничего не крал!

— Тогда почему он так зол на вас? Почему именно вам пишет письма?

Ренни Печёнка вскинул ладони:

— Милсдарь Стефан, вдумайтесь: мы имеем дело с тварью, которая преисполнена лжи и злобы. Капитан Ахавель — один из нас, и этого вполне достаточно, чтобы...

— Похлёбка, ваше судейство вам удаётся не в пример лучше, чем ложь. Может, стоит ещё потренироваться? Стефан усмехнулся и кивнул на дверь: — Например, на матросах. У них, похоже, появились к вам вопросы.

Вот уже какое-то время с палубы доносился приглушённый гул голосов. Было не похоже, чтобы пираты спускали на воду шлюпки и выполняли другие распоряжения Ахавеля.

Теперь гул перерос в отчётливый ропот, краснолюды бранились, грохнул выстрел, за ним ещё один. Потом кто-то попросил не доводить дело до резни, мол, нам бы только с капитаном перекинуться парой слов.

В дверь властно постучали.

Ведьмак отошёл в сторонку, снова скрестил руки ни груди.

— Ну что там! — гаркнул Ахавель.

— Дозвольте? — В каюту протиснулся дебелый малый с серьгой в ухе. За ним толпились остальные, скалясь, перешёптываясь, напирая...

— Шлюпки готовы? Судно обыскали?

— Не успели, — сказал тот, что с серьгой. — Растерялись мы, капитан. Разреши ты наши сомнения, уважь.

— Ну, — лениво протянул Райнар, — и какие же у вас, Йорген, сомнения? И где, кстати, боцман? Вы что, порядка не знаете?

— Де Форбин, уж простите, — из ваших. Из тех, значить, которые себе на уме. А мы хотим кой-чего уточнить напрямую, глаза в глаза. — Он оскалился. — Нам обещаны были сокровища. Обещано было, что плывём на остров, где, значить, устроила себе логово крылатая тварь. Которая, значить, эти сокровища собрала и схоронила. Кончим тварь — набьём карманы. Так, братцы?!

— Так! — заворчали у него за спиной.

— Точно!

— Тварь и сокровища!

Ведьмак мельком глянул в оконце: на баке де Форбин о чём-то совещался с Рубанком, Тередо и ещё несколькими людьми из «рыцарей». Все были бледны, все — с оружием и руках.

— И что, — спросил Йорген, — что мы узнаём теперь? Нет никакой твари и не было никогда, а есть то ли низушек, то ли гном какой летающий, то ли вовсе демон. И капитан об этом с самого начала знал. Значить, что — врал нам? С самого начала — врал?!

Толпа взвыла.

— У вас, — зло сказал серьгастый, — свои дела, милсдари. Мы боль вашу сердечную уважаем, о потерях слышали. Понимаем, какой здесь ваш интерес. Одного в толк не возьмём: наш-то — какой? И хотим прояснить это прежде, чем начнётся кутерьма.

— Верно говоришь!

— Нет нам резону шкурой рисковать!

— Да к чёрту морскому такого капитана! — взвился невысокий худощавый пират. — И остров к чёрту! Насмотрелись! Возвращаться надо! А кэп, если хочет, пусть сам и...

— Погодьте, братцы! — вскинул руки Йорген. — Давайте, значить, без грызни. Нам друг другу глотки рвать ни к чему. Пусть капитан-то скажет.

— Пусть скажет!..

— Пусть!..

Ахавель встал, неспеша добыл из кармана трубочку, из другого — кисет. Вот теперь он был спокоен. Теперь — улыбался.

— Так значит, ты представляешь команду, Йорген Склочник? Ты — говоришь за всех?

Серьгастый кивнул с вызовом:

— Говорю.

— Жаль. Я был лучшего мнения о команде. — Он раскурил трубочку и выпустил первые клубы дыма. — Ну-ка напомни мне, Йорген, что я обещал? Остров?

— Остров и сокровища. И где они, капитан?

— Действительно, где же остров? Эй, кто-нибудь, поглядите, не видно ли поблизости острова!

Толпа заревела:

— Не юли, Китобой!

— Брехня, всё брехня!

— С самого начала врал! И про тварь эту! И про ведьмака!

— Да-да! Про Кукушонка-то сбрехал!..

— Вот, — кивнул Йорген, — это, значить, тоже. Ведьмак. Хотелось бы прояснить.

Стефан, всё это время простоявший в углу со окрещёнными руками, кивнул:

— Прояснить — это запросто. Спрашивайте, господа пираты. Только решите для начала: верите вы мне или нет. А то, если нет, — чего воздух сотрясать, верно?

Йорген шагнул к нему, положив ладони на торчавшие из-за пояса пистолеты. Пистолеты у Склочника были парные, с костяными накладками и полустёршейся резьбой: сплошь юные пастушки да фавны.

— Значить, — сказал Йорген, — вопрос-то простой: вы на чьей стороне? Ежли вдруг команда решит вертать назад — вы с нами? Или с ними?

Ведьмак потёр пальцами подбородок.

— Сложный вопрос. Неожиданный. А что, милсдарь Йорген, вот Мойрус, по-вашему, — он с нами? Или с ними? Потому что если с ними — то и чёрт с ним. А если с нами — как-то нехорошо выходит. Бросать своего. — Он покачал головой. — Оно конечно, о пиратах чего только не говорят. И что за грош родную мать прирежут, и что грызутся друг с другом похуже крыс, и что крысы эти самые для них — наипервейшое лакомство, особенно если под мочу разведённую... опять же история эта, про бочку и боцмана... ну, вы знаете, да? Вот, по лицу же вижу, что не просто знаете, а, как бы это сказать, чтоб не задеть ненароком...

Йорген слушал его сперва, часто моргая, затем стал напиваться багровым, как будто вот прямо сейчас сидел в той самой бочке и испытывал, значить, известные ощущения.

Дальнейшее заняло секунд тридцать.

Йорген ухватил пистолеты за рукояти и потянул на себя. Ведьмак ударил ладонями по разведённым локтям. Левый пистолет выстрелил. В толпе завопили, кто-то запрыгал на одной ноге.

Йорген врезался головой в переборку и обнаружил, что пальцы Стефана вздёргивают его за нос наподобие двух стальных крюков. Между тем запястье правой руки Склочника хрустнуло под ведьмачьей хваткой. Слышно было довольно отчётливо, хотя подстреленный надрывно мычал сквозь закушенный рукав.

Очевидно, вопрос был решён.

Ведьмак выдернул оба пистолета и аккуратно положил на стол перед Ахавелем. Кивнул Китобою, тот кивнул в ответ и поднял не стрелявший. Проверил, есть ли порох, взвёл курок.

Толпа попятилась. Йорген, издав нечто среднее между рыком и стоном, попытался отползти.

Ахавель поднял пистолет:

— Ещё хоть слово — и эту пулю я выпущу в твою голову. И заметь, Йорген: я всегда выполняю обещанное. Ну- ка, кто-нибудь помнит, какую славу снискала «Удача висельника»?! Я начинал на ней боцманом, а потом водил её добрых десять лет. После чего ко мне пришёл Ренни, и я принял штурвал «Слепого Брендана». Как и у всех, у нас были хорошие дни и плохие дни. Но никогда никто из моих людей не мог сказать, что Ахавель Китобой подвёл его. Правду я говорю? Слышали вы когда-нибудь другое?!

— Никогда...

— Что верно, то верно: не было...

— Сандро Пол-Уха говорил, ты им ещё из своих приплатил в тот чёрный рейс, когда «леопарды» наседали вам на пятки и в конце концов выпотрошили призовую каравеллу.

Ахавель кивнул:

— Точно, выплатил. И в этот раз выплачу, если что пойдёт не так. Тем, кто не поджимал хвост и не драл горло, — выплачу. Потому что, раз уж вы заговорили о «тех» и «этих», вам следует кое о чём вспомнить. Я забочусь о своих людях. Своих я не бросаю в беде. И поэтому Мойруса я здесь не оставлю, как не оставил бы любого из вас.

Капитан вышел из-за стола. Йорген сплюнул на пол алым и выпрямился, насколько мог.

— Ну и наконец об острове и сокровищах, — сказал Ахавель. — Остров — вот он, за бортом. Сокровища... ну что ж, сами они к нам точно не приплывут. Пойдём и поищем, — и убьём наконец тварь, которая сорок лет не давала покоя всему Восточному побережью! Кто со мной?

Команда заревела — аж задрожали переборки. Йоргена подхватили под руки его же приятели — и поволокли подальше от греха.

— Де Форбина ко мне! — велел Ахавель. — Немедленно!

Он сунул пистолет за пояс, кивнул вошедшему краснолюду.

— Всем — по кружке неразбавленного рома. Отбери верных людей, часть из них оставь на борту. Всех прочих — в шлюпки, пусть разобьют на берегу лагерь, займутся пополнением припасов, дровами, чем угодно, только не сидят без дела. И пусть «рыцари» готовятся: через час отправляемся на поиски.

Когда дверь захлопнулась, он повернулся к ведьмаку, всё это время с любопытством за ним наблюдавшему.

— Благодарю за поддержку, мэтр.

Стефан пожал плечами:

— Вы бы и сами справились. Но не стройте иллюзий...

— Плевать на иллюзии. Вы в деле? Или будете сидеть сложа руки и ждать, пока он доберётся до вас?

— А вдруг мы с ним поладим? То есть — я, а не вы, конечно.

— Тебе ведь, — заметил Райнар, — понравился Мойрус. Неужели не поможешь его спасти? Точней, — добавил он, понизив голос, — её.

— Её?

Райнар кивнул:

— В этом деле нам нужны были два профессионала. И вот представь себе: в мире полным-полно тех, кто за деньги убивает чудовищ, — и почти нет тех, кто изучал бы мёртвые языки. Поразительный факт, если вдуматься.

— Что с её братом?

— Года полтора назад он пропал из спальни в родительском доме. Мальчику тогда было тринадцать лет. Жили они в Кульярче, на побережье. Мы, исследуя все подобные случаи, узнали, что у родителей была ещё дочь и что теперь эта дочь учится в Оксенфурте.

— Сразу поясню, — добавил Ахавель, — в Манускрипте нет ни слова о том, как найти остров. Мы это знали, он писал об этом в записках, и не раз. Манускрипт поможет нам убить чудовище. Потому что, милсдарь Стефан, будь это обычный человек или обычный зверь, мы и без вас бы справились. Но он... — Капитан покачал головой. — Обычно оружие его не берёт. Ни сталь, ни порох. Ни даже магия.

Ведьмак промолчал.

— Мы отправились за вами, когда Мойра сказала, что она сделала черновой вариант перевода. Оставалось несколько дней, я спрашивал у неё, и она... она была близка к разгадке.

Стефан поднял, проглядел записи Мойры и с досадой бросил обратно: сплошь прямоугольники, стрелки, кружки да иногда — отдельные слова.

— Думаю, — сказал ведьмак, — она действительно близка к разгадке. Прямо сейчас — как никогда прежде.

17

Она очнулась на траве, ветер шевелил стебли и щеко тал ей шею. Солнце било в глаза, но Мойра не спешила их открывать.

— Х-ха! Вот так-то, жалкие трусы! Так намного лучше! Давайте-давайте, Петер ждёт вас!

Она слышала, как совсем рядом кто-то вышагивает, сшибая палкой верхушки цветов. Потом приоткрыла глаза и увидела, что это не палка, а меч.

— Петер, — сказал незнакомец совсем другим тоном. — Петер... это я — Петер. Не забыть, не забыть!.. Почему он назвал меня «Лука»? Это какая-то хитрость, точно, хитрость и подлость, чтобы сбить с толку! Они заодно с моим братцем, вот что! Заодно! Один украл воспоминании, второй хочет украсть имя! Не выйдет, сволочи вы этакие!

Он резко обернулся — и она не успела притвориться, что лежит без сознания.

— Ага! Ну наконец-то!..

Лицо у него было узкое и бледное, а глаза — огромные, необычайно живые. Голубые, будто майское небо. Тонкий рот, бескровные губы и нос чуть вздёрнутый, вот самую малость.

Не скажешь, что симпатичный, но что-то в нём есть.

— Вставай, — мальчишка протянул ей руку. Ногти на пальцах были обломаны и обкусаны, но Мойра видывала на «Брендане» и не такое.

— Смотри, у них всё-таки хватило духу! — Петер подвёл её к краю скалы и кивнул вниз. Остров был как на ладони: холмы, речка, зелёная пена джунглей... Справа - залив, и к пляжу медленно подгребали шлюпки, отсюда казавшиеся не крупнее водомерок.

— Они наконец-то высаживаются!

Мальчишка торжествовал, и ей отчего-то вдруг стало страшно. Даже на «Брендане», даже в самые первые дни, она не испытывала такого ужаса.

— Кто ты такой? Как я сюда...

И тут она вспомнила — как. Было раннее утро, Мойра проснулась от стука, но не в дверь, а в окно. Там висел головою вниз вот он, этот мальчишка с большими глазами. Шепнул: «Открой, скорее», и Мойра открыла. Он подхватил её под мышки, мир закружился, она увидела, как перед глазами проносятся волны, и тень её скользила по ним, и что-то было во всём этом неправильное, но что именно — она не успела сообразить. Поскольку самым позорным образом лишилась сознания.

— Я? — Мальчишка подбоченился и хмыкнул: — Я величайший герой обеих побережий, рыцарь без страха и упрёка, гроза пистеров и ксифиев, друг тритонов, покоритель Крепости Синих Клыков, ветеран Приречной битвы и капитан Свободных мальчишек! Но ты можешь звать меня просто Петер.

— И что мы здесь делаем, «просто Петер»?

Он моментально оказался рядом с ней, и Мойра обнаружила, что лезвие меча замерло у её подбородка.

— Никогда не смей шутить надо мной! Слышишь?! Никогда!

— А ты, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал, — никогда не смей поднимать на меня руку. Тебя что, не учили хорошим манерам, _рыцарь_?

Мальчишка засопел и сделал вид, будто у него засвербило под лопаткой. Пришлось вернуть меч в ножны и хорошенько себя почесать.

Мойра ждала — что ещё ей оставалось.

— Ну вот что, — сказал Петер, — мир, да? Ты мне нужна... кстати, как тебя зовут, не Мойрусом же? И чего это ты вырядилась в мужское платье? А, понял: твоя любимая пиратка — Энн Кровавая, верно? — Он заулыбался так, будто нашёл мешочек с цукатами. — Я лично обожаю баллады о ней, особенно ту, в которой Энн обманула капитана с «Бирюзового жеребца»! Ягуар, если в настроении, здорово её поёт, вот услышишь. Ну что, ты готова?

— Готова к чему?

Он смачно хлопнул себя по лбу:

— Вот я балда! Самое главное не сказал. Мы ж летим знакомиться со Свободными мальчишками! Прямо сейчас!

Мойра наконец вспомнила про Луку, и ноги у неё подкосились. Но Петер, кажется, не заметил: он снова подхватил её под мышки, и... да, они вдвоём взлетели, просто взяли и воспарили, как будто не весили ни унции.

Она оглянулась убедиться, что у него не выросли крылья. Петер ответил ей задорной улыбкой и крикнул:

— Не бойся, не упущу!

Держал он и вправду крепко, но вместе с тем очень деликатно. В Оксенфурте у неё были ухажёры, и ни один (ладно, ладно! — ни один из двух) никогда не прикасался к ней с такой искренней нежностью.

— Смотри! Эти трусы собрались здесь жить, не иначе!

Петер нёс её прямо к пляжу, на котором высадились пираты. Шлюпки отправились за следующими, а эти, ни берегу, собирали хворост и рубили деревья на дрова. Двое волокли к роднику пустую бочку, ещё трое, похоже, намеревались отправиться за дичью.

— Эге-гей! — позвал Питер. Он свистнул — да так пронзительно, что у Мойры аж заложило уши. — Готовьтесь к бою, кишкоеды!

Все разом обернулись, и многие вскинули ружья. Мойра зажмурилась. Ветер бил в лицо, обжигал, и она ждала, что вот сейчас и пули — ударят, обожгут...

— Они не посмеют, — шепнул ей Петер. — Не бойся, слышишь? Ты будешь нашей мамой, а мамы ничего не боятся... я знаю.

Он взмыл выше, так что теперь они неслись над самыми верхушками пальм. Попугаи горланили им вдогонку свои птичьи ругательства. Мойра открыла глаза, хотя сейчас ей было ещё страшнее. Мелькали громадные перистые листья, чьи-то удивлённые морды с носами, клювами, с колючими гребнями. Один раз далеко внизу она заметила как будто старую крепость и пару надвратных башен.

— Буду мамой? — переспросила Мойра, чтобы только не молчать. — Разве вы сироты?

— В некотором роде, — ответил Петер после паузы. — У меня, например, есть брат... но это не важно. Ты просто не понимаешь! Каждому мальчишке нужна мама.

— О, что уж тут непонятного! — не удержалась Мойра. — Конечно, нужна. Чтобы подтыкать одеяла, рассказывать на ночь сказки и штопать носки, верно?

— Нет, — тихо сказал Петер. — Нет, не для этого. Как будто ты не знаешь!.. Мама нужна, чтобы любить.

Дальше они летели в молчании — над холмами, потом над рекой, и Мойра наконец осмелилась посмотреть вниз и поняла вдруг то, чего её разум, закалённый в оксенфуртских дебатах, приученный мыслить рационально, всё это время не желал принимать. По перистым листьям, по транс, по водной глади — везде, где они проносились, скользила лёгкая и невесомая тень Мойры. Везде — она, только она одна.

Потому что Петер тени не отбрасывал.

18

— Первому, кто выстрелит, — сказал Ахавель, — разнесу голову.

Он стоял у шлюпок, курил трубочку и, щурясь, глядел на удалявшиеся фигурки Мойры и мальчишки.

На тех, кто целился в них, даже не посмотрел.

— Да ведь вы ж сами хотели!.. — прохрипел Тередо. — Капитан, это ж точно он!

— Я бы его прикончил. — Пират с заплетёнными в косицы седыми волосами сплюнул и в упор уставился на Китобоя. — Легче лёгкого. Добрый заряд свинца любого остановит.

Ахавель фыркнул:

— А как насчёт Мойруса? С этакой-то высоты — поймал бы ты его, Стрелок? Легче лёгкого?

Пришли ещё две шлюпки с людьми. Ренни Печёнка спрыгнул в волны и первым вышел на пляж.

— До сумерек у нас есть часов семь. Когда отправляемся, капитан?

— Только вас и ждали. Де Форбин?

— Готово всё, милсдарь Ахавель. За старшего тут останется Зеркало. За кораблём приглядят Райнар и Мо... Хотя, воля ваша, я бы взял Мо с собой.

— Скольким людям, — тихо спросил Ахавель, — ты можешь здесь доверять? Йорген, конечно, был зачинщиком, но если б они не были с ним согласны...

Выступили небольшим отрядом в десять человек. Вёл тот седовласый, с косичками. Звали его Демиро Стрелок, и похоже было, что, прежде чем попасть на борт «Брендана», он не один год буканьерствовал на Шёлковых островах. Первым делом Демиро велел всем надеть сапоги и повыше поднять голенища. Потом назначил порядок следования и дважды повторил, чтоб никто не отставал, не хватался без необходимости за ветви и листья, не шумел и не палил без разбору во всё подряд. К некоторому удивлению Стефана, Демиро выслушали молча. Более того — честно пытались следовать его советам.

Что не помешало Кольсону Бледному минут через пять наступить на сколопендру, заорать и выстрелить в неё из пистолета. Поскольку сколопендра была размером со швабру, он не промахнулся. А так как в этот самый момент она рвала в клочья сапог, одним выстрелом Бледный убил, грубо говоря, двух зайцев.

К счастью, до лагеря было рукой подать; Кольсона снабдили костылём и отправили обратно.

Дальше шли в тягостном молчании. Едва заметная тропка вела на северо-восток... более-менее, ибо петляла столь часто, что замыкавший цепочку ведьмак почти никогда не видел Демиро.

Свет сюда едва проникал через щели в лиственном пологе. Почва пружинила под ногами, порой отчётливо чавкала. Цветы источали дурманящие ароматы, какие-то твари жужжали, сновали по веткам, с упоением жевали друг друга.

Через пару часов сделали первый привал. Демиро оставил всех отдыхать возле узкого ручейка, а сам отправился на разведку.

— Этак, — проворчал Рубанок, — мы здесь можем до конца времён мыкаться. А главное: дальше-то что? Вот найдём его берлогу или где он там живёт... — и? Если ни магия, ни пули, ни сталь не берут его...

Стефан повернулся к Ахавелю:

— Кстати, давно хотел спросить: почему вы так в этом уверены?

— Потому что, — сказал Ренни, — проверяли.

Он сидел, привалившись спиной к замшелому валуну, дышал тяжело и время от времени утирал пот со лба.

— Проверяли?

Ахавель наклонился к ручью, зачерпнул полные горсти и плеснул себе на шею.

— Слыхали, — спросил, не оборачиваясь, — о конторе Костелло и Костелло?

— В шестьдесят пятом они разорились или что-то вроде. Чердианские стражники двое суток не просыхали от радости: всё-таки нежданно избавились от людей, благодаря которым совершалась большая часть заказных убийств.

— Ребята работали по всему побережью, — кивнул Печёнка. — Но и они сплоховали.

Ахавель снова плеснул водой на шею, провёл ладонями по лицу.

— Я нанимал их, ещё до знакомства с «рыцарями». Записки он присылал мне с сентября шестьдесят третьего, и том числе с приглашением. Костелло начали с засады на площади Хмельного Колеса. Отправили троих, думали, этого хватит с головой. Все трое как в воду канули. Была ещё одна засада, с тем же результатом. Пошли слухи, мол, Костелло уже не те... ну, вы знаете, как оно бывает. Для братьев это стало делом чести. Я добыл для них каракку, взял на себя ремонт, команду наняли в складчину: Костелло оплатили треть суммы. Хорошая была каракка, и команда годная. В последний раз их видели неподалёку от Межи.

— Пять боевых магов, — покачал головой Ренни. — До сих пор не могу поверить.

— Да уж поверь: лучшие из лучших, братья с кем попало не сотрудничали.

— И как вы это объясняете? — спросил Стефан. — Учи тывая, что ни существование богов, ни существование демонов пока не доказано... А впрочем, положа руку на сердце, он на них и не похож. Просто неуязвимый мальчишка, которого вы пытались убить.

Ахавель расстегнул сумку, которую носил на боку, достал оттуда исписанные листы и присел рядом с ведьмаком и Печёнкой.

— Я думаю, разгадка — здесь. Вы, мэтр, может, попытались бы расшифровать? Насколько я знаю, ведьмаков обучают Старшей речи. А вот это... что это может значить: «насытить ненасытного», «изнанка памяти» какая-то?..

Стефан к листам даже не прикоснулся.

— Вряд ли кто-нибудь, кроме Мойруса, во всём этом разберётся. А скорее всего, и он ничего не поймёт. И вы, капитан, сами знаете почему.

Китобой пожал плечами и принялся проглядывать листы, отчаянно дымя трубочкой. Печёнка сидел рядом, полуприкрыв глаза.

Чуть поодаль краснолюды о чём-то приглушённо спорили. Йохан Рубанок рассекал ладонью воздух, Бартоломью де Форбин качал головой: «Допустим, да, а потом-то что с ним?..»

— А вот, — внезапно сказал Родриго Двухголосый, — вот если всё-таки они живы?..

Все замолчали и уставились на него.

— Если всё-таки, — повторил штурман, — наши дети живы? Я думаю, это очень даже... Почему нет? Да здесь на одних фруктах, даже если не охотиться, — хоть сто лет живи! Не знаю, как вы, а мы с племянниками уедем подальше от побережья. На Равнины, а может, и к водопадам. Туда, где никогда не слышали о «Брендане» и об этой чёртовой твари. Мальчики должны получить хорошее образование. Денег хватит. Конечно, хватит. Я подыщу работу — такие, как я, везде нужны, верно? И будем жить припеваючи. — Он обвёл их всех тревожным взглядом: — Что вы молчите? Не верите? Да бросьте — Бартоломью, Макрен, Йохан, Тередо, Ренни? Капитан?!

— Сначала, — тихо прохрипел Тередо, — сначала я тоже верил. Сам знаешь, Дриго: когда ворочаешься по ночам, думаешь и, мать его, думаешь. А чем больше думаешь... Но это всё вздор, Дриго. И ты это поймёшь, если пораскинешь мозгами. Сколько лет прошло. Если они и живы... — Двухголосый хотел было возразить, но Тередо повысил голос: — Если они, говорю я, даже и живы, за это время — наверняка стали другими. Как и мы.

— Всё так, — кивнул Макрен. Потёр круглую белёсую отметину на щеке, снова кивнул. — Иногда я думаю, что, может, они действительно живы. Мало ли. Это же Безумное море. А потом я пытаюсь вспомнить, как он выглядел. Просто вспомнить лицо Вильфа... Ровенна — та помнит; когда я был у неё в последний раз, она... В общем, — глухо закончил он, — в общем, иногда я думаю, что лучше бы...

— Хватит, — сказал Печёнка. — Всё это пустая болтовня. Просто вспомните, скольких эта тварь украла за сорок лет. Да здесь, мать его, должен быть целый сраный город мальчишек.

Они замолчали. Вокруг сварливо переругивались птицы, гудели шмели размером с крупную клубничину. Ведьмак правил лезвие одного из подобранных в арсенале кинжалов.

Минуты через две вернулся Демиро Стрелок.

— Ну что там? — спросил Ахавель, оторвавшись от изучения листов.

Демиро коротко ответил в том духе, что, мол, сами увидите, и, мол, лучше бы поторопиться. Теперь он поменял порядок следования: замыкающим поставил Макрена, и Стефана — сразу за собой.

— Надеюсь, — сказал ему вполголоса, — вы знаете, что делать, когда мы найдём этого летуна.

— Вопрос в другом, — так же негромко сказал ведь мак. — Дадут ли мне это сделать?

Сейчас Демиро вёл их напрямик сквозь заросли, ориентируясь по едва заметным засечкам на стволах, по надломанным веткам.

— Что, — не выдержал наконец Печёнка, — разве по тропе не было бы проще?

— Было бы, — отозвался Стрелок. — Только там ловушки, штук семь. А вы ведь не хотите, чтобы он узнал о том, где именно мы сейчас находимся? Хотя, — добавил, усмехнувшись, — на внезапность нам вряд ли стоит рассчитывать.

Вскоре они вышли на взгорок, с которого видна были гряда поросших деревьями холмов. И там, на склоне одного из холмов, притулилась небольшая крепость. Деревянный частокол в полтора человеческих роста окружал две кривые башенки и нечто, походившее на округлый каменный дом.

— Целый сраный город? — переспросил Родриго. — Ну и чем тебе, Печёнка...

— Да разуй глаза! — рявкнул Ахавель. — Там же ни души.

— Я немного понаблюдал за ней, — спокойно сказал Демиро. — Пусто. Но кто-то может прятаться внутри. Тут недалеко были следы. Относительно свежие.

— Самое время, — заметил ведьмак, — кое-что прояснить. Кое о чём условиться, чтобы не было недоразумений.

Ахавель обернулся к нему, но Стефан вскинул руку:

— Выслушайте, это важно. Вы заставили меня ехать с нами и говорили, что наняли для защиты от чудовищ на Меже. Затем выяснилось другое: я должен убить некую летающую тварь. Которая, в свою очередь, оказалась не тварью, а мальчишкой лет тринадцати.

— Сорока семи!

— Мальчишкой, — согласился ведьмак, — лет сорока семи, который, тем не менее, выглядит и ведёт себя как тринадцатилетний. Сейчас у этого мальчишки то ли в гостях, то ли в плену ваш медик. Который — и это удивит некоторых из вас — на самом деле медичка.

Он переждал шквал изумлённых и возмущённых возгласов.

— Всё это подводит нас к очень простому вопросу: чего вы хотите? То есть: чего вы хотите вообще и чего — от меня. Мойра не успела расшифровать Манускрипт, а сталь, порох и магия против мальчишки бессильны. Вы бросились в погоню, не представляя, что будете делать, когда догоните. Очевидно, рассчитывали на сталь, порох, магию и ведьмака с его особыми умениями. Так вот что нам скажет ведьмак: от всей этой истории за версту тянет гнилью. — Он оглядел их всех. Двое отвели взгляд. — Я хочу спасти девушку. И хочу разобраться, что здесь происходит на самом деле. Вам, скорее всего, на это наплевать: вы уже всё решили. Но, — сказал ведьмак, — если Манускрипт действительно так важен, без Мойры вам не обойтись. А это значит, не стоит палить в мальчишку сразу же, как только увидите. Может статься, только он знает, как её найти. Попытайтесь это себе уяснить.

— Звучит разумно, — кивнул Бартоломью де Форбин. — И предлагаю на этом пока остановиться, чтобы... — он кашлянул, — чтобы идти наконец в крепость. Тьфу, звучит по-дурацки, но...

— Но верно, — поддержал его Родриго. — Ведьмак дело говорит.

Тередо сплюнул и пожал плечами:

— Да насрать, что он там говорит. Стрелять или не стрелять — это мы и без него решим. И я хотел бы посмотреть, как он нам...

— Хватит! — отрезал Китобой. — Милсдарь Стефан сказал, мы послушали. А теперь пойдём.

Они спустились в долину и направились к частоколу. Вблизи он выглядел попросту жалко. Брёвна даже не обтесали как следует, их воткнули в неглубокие ямы и едва укрепили, после чего наскоро обмотали лианами. С тех пор лианы сгнили и теперь висели, будто почерневшие кишки (смердели — так же).

Всё это сооружение развалилось бы при первой же попытке его штурмовать... правда, взбрести подобное в голову могло лишь отряду безумцев. Точнее, слепых безумцев — ведь справа в частоколе чернел провал шириной с замковые ворота.

Демиро велел ждать его снаружи. Они ждали, прислушиваясь к тому, что происходило за частоколом.

Потом Стрелок явился, хмурый больше обычного.

— Следы есть, но двух- или трёхдневной давности. В остальном... лучше разделиться и обыскать всё сверху донизу. Потом решим, что дальше.

Они вошли во внутренний двор — и поняли, что на самом деле перед ними вовсе не крепость. Или, если угодно, — крепость, но отнюдь не рукотворная.

И башни, и каменный дом по центру были обнажениями скальной породы: пористыми, полыми. Когда-то, видимо, обжитыми — но брошенными уже много месяцев назад. *

— Будьте очень внимательны, — сказал Демиро. — Если найдёте что-нибудь интересное или необычное, зовите меня и ведьмака. Не трогайте. Помните: кто-то на этом острове умеет ставить ловушки. Может, это летающий мальчишка, а может, и кто-нибудь другой.

— И главное, — вмешался Родриго, — пожалуйста, не забывайте: где-то здесь могут быть дети!

Они разбились по двое-трое и разбрелись: одни в «башни», другие в каменный «дом», а Йохан с Печёнкой — чтобы осмотреть внутренний двор крепости.

— Вы учтите, мэтр, — шепнул Стефану де Форбин, когда они вдвоём шагали к левой «башне». — Если что — мы с вами, я и Йохан. Убивать... что за дело, это всегда успеется. А мы хотим расспросить его, кем бы он ни был. Хотим узнать, что случилось с Даго.

Ответить ведьмак не успел: с дальней стороны двора донёсся изумлённый крик. Кричал Йохан Рубанок, и, похоже, он был очень напуган.

Вскоре стало ясно — почему.

19

— Ну вот мы и дома. — Она почувствовала на щеке его дыхание. Обычное человеческое дыхание, ничего сверхъестественного.

Рядом грохотал водопад. Мойра и Петер стояли на узкой каменной тропке, огибавшей край каменной чаши. Вода бурлила и билась о стенки, в воздухе висела серебристая пыль.

— Ты побудь здесь, я сейчас. — Ему снова пришлось прижаться к её уху губами, иначе Мойра ничего бы не услышала. А кричать он отчего-то не хотел. — Хочу сделать им сюрприз.

Проказливо усмехнувшись, Петер скользнул в заросли. Обычный человеческий мальчишка. Только без тени.

Мойра выждала минуту-другую и пошла за ним. Дольше она ждать не могла. Лука пропал девятнадцать месяцев назад, и с тех пор — точнее, после того, как узнала об этом, — Мойра места себе не находила. Она знала, что это глупо, но почему-то верила: если бы послушалась родителей и не поехала в Оксенфурт, с Лукой ничего бы не случилось. Хотя ему на этот раз было двенадцать, а не шесть, и уехать учиться в университет — это не то же самое, что пойти с подружками к ратуше смотреть на заезжих акробатов.

Впрочем, и пропасть без вести — далеко не то же самое, что упасть с каштана и сломать ногу.

Каменная тропка вела к водопаду. Мойра набрала в грудь воздуху и шагнула сквозь прохладную прозрачную стену. Конечно, моментально вымокла до нитки, но это ее сейчас волновало меньше всего.

По ту сторону обнаружился узкий карниз, а чуть дальше — широкое скруглённое отверстие в стене. И хлюпающий носом пухлощёкий паренёк.

— Привет, — сказала Мойра. — Ты чего?

Он уставился на неё так, будто увидел призрака. Лет пухлощёкому было десять, не больше.

— Пр-ривет. А т-ты... т-ты откуда вообще? — он икнул и попытался стереть влагу со щёк.

— Я с корабля, — сказала Мойра. — А ты?

— А я — из Чердиана. — Глаза у него были покрасневшие, а кожа бледная, вся в ссадинах и царапинах. — Я... мы тут... играем.

— И давно играете?

Пухлощёкий задумался.

— Не знаю, — сказал тихо. — Давно... наверное. Слушай, а твой корабль... он здесь? — Дождался кивка и беззвучно, одними губами прошептал: — Заберёшь меня с собой?

— Тебе не нравится играть?

Он затрясся. Да у него, поняла Мойра, сейчас начнётся истерика. Вот же я дура, такие вопросы задавать!

Она присела перед ним на корточки, положила ладони на плечи:

— Успокойся, пожалуйста. Конечно, я заберу тебя. Ну а как иначе?! Но сперва мне потребуется твоя помощь, слышишь?

Пухлощёкий на удивление быстро взял себя в руки. То есть, конечно, он шмыгал носом и плечи у него дрожали, но зато отвечал внятно и быстро.

— Как тебя зовут?

— Хомяк. Но вообще-то я Марк, Марк Виттковер.

— Хорошо, Марк. Сколько вас здесь?

— Когда как. Сейчас — семеро. Это если с Петером.

— Где все?

— В Доме. — Он дёрнул подбородком в сторону тоннеля. — И Петер тоже.

— А ты — почему ты здесь?

Вздох — глубокий и горестный.

— Вообще-то я на посту. Ну, сторожу, чтобы никто не подобрался. Но вчера мы весь день готовили ловушки, и... — Ещё один вздох. — Я ж не знал, что он так рано вернётся. Он обычно, если улетал на корабль, нескоро... Подожди! Так ты — с того самого корабля?!

Она кивнула. Вряд ли тут поблизости было ещё одно судно.

— Ох... Ну, тогда мне конец.

— Да почему, Марк?! Почему?!

— Потому что я заснул на посту. Так все делают, но меня-то Петер застукал. А он сейчас сам не свой. Ох...

— Послушай, Марк, но это игра, всего лишь игра...

— А вот и нет, — сказал Петер, выпрыгивая из отверстия в стене. — Нет и нет. Всё это всерьёз, и Хомяк знал с самого начала, что ему грозит, — верно, Хомяк?

Он усмехнулся и поглядел на них совсем другим взглядом. Мойре были знакомы этот взгляд и эта усмешка. Ровно такие же бывали у дядюшки Клименса, когда тот принимал свою утреннюю порцию рома, — и после этого перечить ему осмелился бы лишь безумец; ровно с такими же взглядами соседские мальчишки стреляли из луков по птичьим гнёздам и поджигали муравейники.

Она сжала кулаки и поднялась, заслоняя собой Марки.

— Ты ведь хотел, чтобы я стала вашей мамой. Тогда тебе — всем вам — придётся меня слушаться. Перестань его запугивать, Петер. Оставь его в покое.

Какое-то время он просто смотрел ей в глаза. Потом пожал плечами:

— Ты не понимаешь... Он спал на посту, а пираты они ведь не такие благородные как мы, — верно, Хомяк? Они не будят врага. Они убивают тебя во сне. — Петер презрительно сплюнул и добавил тихо: — И я, чтоб ты знала, никогда не запугиваю. Ни-ког-да!

Мойра едва не дала ему по шее.

— Послушай, Петер, никто никого не будет убивать, ни во сне, ни наяву. Понимаешь?

Он только усмехнулся и снова пожал плечами.

— Ладно, — сказал, — пошли, я познакомлю тебя с остальными. Хомяк, если хочешь, можешь идти с нами.

— А как же?.. Мы что, не выставим часовых?

— Ты ведь слышал, — отрезал Петер, — никто никого не будет убивать. Пошли!

Тоннель привёл их в огромный зал с колоннами из сросшихся сталактитов и сталагмитов. Колонны эти излучали приглушённое янтарное сияние. Впрочем — достаточно яркое, чтобы Мойра разглядела грязь на полу и влажные потёки на стенах. И всё остальное...

— Вот, это наш Дом-под-землёй! Тайные чертоги Свободных мальчишек! Эй, где вы там, лентяи, — поздоровайтесь с нашей мамой!

Вообще-то они уже были здесь, стояли за двумя колоннами по центру зала и глядели во все глаза.

- Добрый день, — сказала Мойра. — Рада познакомиться.

Петер сделал яростный жест рукой — и они наконец вышли навстречу.

— Ну скажите же что-нибудь, остолопы! Не обращай внимания! Они тут совсем одичали!..

Мойра через силу кивнула. Ей хотелось кричать. Хотелось схватить их всех за руку, увести отсюда, искупать, причесать, одеть в чистое, накормить. Хотелось защитить и сделать так, чтобы с замурзанных лиц навсегда исчезло это загнанное выражение.

Хотелось плакать.

У двоих самых взрослых были глубокие шрамы на щеках и груди. Рваные и кривые, но хотя бы чисто зажившие. У худощавого парнишки мизинец на левой руке был сломан, а вправить никто так и не догадался. Лицо юного низушка покрывала мелкая багровая сыпь. Похоже было на аллергию, но так, навскидку, разве определишь?

Волосы у всех давно не мыты и превратились в подобие птичьих гнёзд. Под ногтями грязь, вместо одежды — затертые до дыр обноски. Пахло от них соответствующе.

— Здрасьте, — сказал худощавый. Он яростно поскрёб шею, вздохнул. — Мы тоже... это... рады. Очень.

Двое тех, что постарше, переглянулись, осклабились и закивали.

— Ну, — воскликнул Петер, — к столу! Закатим же пир на весь мир! Сегодня самый важный день в истории!

— Ух, круто! — сказал низушек. — А... почему?

— Почему, балда ты этакая? Да потому, что сегодня у нас наконец-то появилась мама! Это во-первых. А во-вторых, очень скоро мой заклятый враг получит по заслугам. Несправедливость, совершённая сорок лет назад, будет исправлена. И мы заживём безбедно, лучше прежнего!

Петер подпрыгнул до потолка и издал воинственный клич. Мальчишки нестройно завопили в ответ, вскидывал кверху сжатые кулаки.

— Так, а что у нас на обед? — Петер подошёл к невысокому изящному столику из дерева и слоновой кости, с мозаикой в виде морской баталии. На столике лежали подгнившие фрукты, на фруктах сидели мокрицы и жирные медлительные жуки.

Петер презрительно пнул столик и обернулся к мальчишкам:

— И это, по-вашему, праздничный обед?! Это — достойно самого важного дня в истории?! Орёл, Ягуар — мы с вами пойдём добывать еду! А остальные пусть приберутся и украсят Дом! Правильно я говорю, мама?

— И умоются, — твёрдо сказала Мойра. — Умоются и приведут себя в порядок.

— Угу, и это тоже, — бросил Петер через плечо. Он подошёл ко входу в тоннель, нетерпеливо махнул рукой, мол, давайте за мной, ну же, — и скрылся во тьме.

Мальчишки между тем стояли растерянные. Наконец двое старших пожали плечами и пошли вслед за Петером.

— Что-то не так? — спросила Мойра у Марка.

— Он путает, — шепнул худощавый, со сломанным мизинцем. — Это всегда, когда он становится... хуже.

— Да чего там, — сказал низушек, — он никогда и не пытался запомнить наши имена. Мы тут все с прозвищами, кто Угорь, кто Вепрь... Я вот — Слон. Он думает, это смешно. Хотя, в общем-то, действительно смешно — ему.

— Но, — добавил Марк, — когда он становится _короче_, память... ну, память у него тоже как будто ужимается. Он тогда и прозвища наши путает. Новые придумывает на ходу.

— Мы ему напоминаем, — сказал остроносый паренёк с фингалом на скуле. — Так, ненавязчиво. Иначе... — он потрогал пальцами фингал. — Ты, кстати, если что, тоже ему напоминай. Здесь когда-то давно была мама, ещё до нас, и он может...

— До вас? Это как?..

— Так ведь... мы, по правде сказать, здесь не так давно. Орёл вон с Ягуаром из нас самые старожилы.

— А что произошло с теми, кто был до вас?

Мальчишки отворачивались и прятали глаза.

— Давайте уже наводить порядок, — умоляющим тоном произнёс худощавый. — Они ведь скоро вернутся!

Ребята побрели к столику, вытащили откуда-то холщовый мешок и стали сбрасывать туда фрукты. Марк крутил головой по сторонам:

— Эй, веник никто не видел?

Мойра шла вдоль стены, переступала через высохшие листья, через груды мусора, в которых копошились мыши и многоножки, через ветхие сундуки, бочки, истлевшую ветошь. И рядом — то роскошное кресло, то старинный резной шкаф...

— Как вы здесь живёте?!

— Да скоро ему уже надоест, и мы отсюда съедем, — сказал Марк. Он отыскал некое подобие веника и теперь решал, с чего бы начать уборку. — Мы всё время меняем Дома. Это большой остров, хватает.

— Марк, — шепнула она, — ты сказал, сейчас вас здесь семеро. А раньше?

Он пожал плечами:

— Иногда Петер приносит новых. Иногда... сама понимаешь, бывают разные приключения, в том числе опасные. На то они и приключения, да?

— Но когда я пришла, когда Петер тебя отчитал, — ты боялся не приключений.

Марк сглотнул.

— Иногда он делается... хуже. Хуже, понимаешь! Тогда ему нужно кого-нибудь укоротить. Вот и всё.

— Он убивает вас?!

— Лучше бы убивал, — сказал из своего угла худощавый. Подхватил мешок и поволок к выходу.

— Петер укорачивает нас, — шепнул Марк. — Просто берёт нож и укорачивает. Сегодня он решил, что следующим буду я.

20

В дальней части внутреннего двора, за каменным «домом», росли две акации. Одна — поменьше, кривенькая и низкая, другая — повыше и покрепче. На ней — той, что повыше, — висел в петле мальчик.

— Хорошо же ты тут огляделся, — сказал Ахавель.

Демиро молча обошёл вокруг акации, не спуская глаз с висевшего. Мухи раздражённо жужжали и метались над головой.

— День или два назад, — сообщил наконец Стрелок.

Родриго изогнул шею, заглядывая в лицо ребёнка. Потом вздохнул со странной смесью ужаса и облегчения.

Ведьмак достал пистолет и выстрелил. Пуля перебила верёвку, и тело упало вниз.

— Какого чёрта?! — зашипел Ахавель. — Предполагалось, что мы не будем привлекать к себе внимание.

Стефан пожал плечами и присел на корточки перед трупом.

— Я как-то не заметил, чтобы было много желающих лезть наверх и снимать его по-другому.

Задержав дыхание, ведьмак быстро осмотрел тело. Потом встал и пошёл сполоснуть руки в текущем неподалёку ручейке.

— Сам? — спросил Демиро.

— Похоже на то. Руки-ноги связаны не были, вообще — никаких следов борьбы. Некоторое истощение — но я думаю, это нормально, если он пробыл здесь какое-то время.

— Вы хотите сказать, — уточнил Печёнка, — он сам повесился?

— Уже сказал. И ещё: были среди похищенных дети со старым, четырёх-пятилетней давности, переломом ноги?

— Сейчас так сразу не вспомнить...

— Ну вот если вспомните такого, вполне может быть, что перед нами именно он. — Стефан вытер руки о куртку, повернулся Демиро: — Но больше всего меня другое интересует: я один видел то, что видел? Или, точней, не видел того, что должен бы увидеть?

Судя по непонимающим взглядам, так оно и было.

— Ладно, — сказал ведьмак. — Наверное, показалось. Да, скорее всего показалось, иначе и быть не может. Демиро, нам бы лопаты поискать... или кирки, что ли. А потом убраться отсюда поскорей.

— Действуем по прежнему плану, — подытожил для вcex Стрелок. — Обыскиваем здесь всё, потом похороним ребёнка и двинемся дальше. Куда — решим после осмотра крепости. Вдруг какая зацепка...

Зацепок они нашли хоть отбавляй.

В крепости когда-то жили, но её обитатели не отличались ни чистоплотностью, ни любовью к порядку. На верхнем этаже «башни», которую осматривали Стефан с де Форбином, было полным-полно высохших фруктовых косточек и птичьих костей, на каменной приступочке — слои оплывшего воска. Спугнутая с гнезда земляная кукушка заметалась по площадке, потом с яростным криком набросилась на чужаков.

Краснолюд плюнул в сердцах и повернул назад:

— Нечего здесь ловить, мэтр. Я так мыслю, по крайней мере полгода в этих хоромах никто не живёт. Да и вообще в толк не возьму, как тут можно было жить.

— Но ведь жили.

— То-то и странно. Мой Даго ни за что не стал бы... — Он раздосадованно махнул рукой и дальше спускался в молчании.

Другая «башня», по словам Тередо и Родриго, выглядела не лучше. Только в верхнем зальце устроились не кукушки, а летучие лисицы. Теперь они всполошенно летали над верхушкой и перекрикивались писклявыми голосами.

— Нам ещё, — сказал де Форбин, — осталось флаг над «башней» поднять, для самых тупоголовых.

— Как будто, — прохрипел Тередо, — мы знали!..

Красно люд отмахнулся:

— Да никто вас не винит. Опять же, так или иначе, а дозорного наверх надо бы послать. На всякий случай.

Но тут явился из «дома» Макрен с новостями, и о «башнях» на время позабыли.

«Дом» представлял собой сплюснутую, неровную полу сферу со множеством отверстий. Часть из них была зава лена камнями и брёвнами, другими явно пользовались как входами. Внутри находилось несколько пещер: один крупная и штук пять поменьше. Их соединяли тоннели, порой узкие настолько, что туда приходилось протиски ваться ползком.

В одной из пещерок Йохан обнаружил сокровищницу. Попасть в неё можно было через тесный и длинный лаз, а в самой пещерке помещалась только пара человек, и то приходилось стоять, согнувшись в три погибели.

— Что-то, — бросил Демиро, — подсказывает мне: команду эта находка не обрадует. По-моему, они рассчитывали на несколько другие сокровища.

Он отряхнул колени и положил на изящный столик в центре главной пещеры шкатулочку. Маленькую и сверкающую позолотой. В таких обычно хранят семейные драгоценности.

В этой хранили оловянных солдатиков — древних, потемневших, с отломанными руками-ногами. Тут же лежала миниатюрная пушечка, а рядом, в отдельном свёртке, — пара мышиных черепов.

— Такого добра там горы, — сообщил Ахавель. — Какие-то камешки, ракушки, перья, звери-птицы из дерева, марионетки...

— Время от времени туда кто-то наведывается, — добавил Стрелок. — Но в основном всё это лежит там годами: от пыли не продохнуть...

Печёнка между тем ходил вдоль стен от свечи к свече и поджигал фитили. Свечи были старые, оплывшие, от некоторых остались лишь широченные пеньки.

— Я думаю, — сказал Ренни, — он складывает туда игрушки, когда те остаются невостребованными. То есть когда их прежние владельцы умирают. Он как белка.

— Как белка?

— Устраивает тайники и забывает об их содержимом. Потом, когда возвращается положить что-нибудь новенькое, вспоминает, но ненадолго. Да вы сами взгляните: какой мальчишка отказался бы от таких сокровищ?

- Тот, — сказал Демиро, — у которого есть игрушки поинтереснее.

В этот момент из лаза, ведущего в сокровищницу, явился Йохан Рубанок. Развернуться там, видимо, ему не удалось: он пятился, отклячив зад и неловко двигая левой рукой. Потом выпрямился — весь в пыли, борода опутана паутиной, взгляд ошалелый.

— Барт!.. — просипел Рубанок. — Барт!

Де Форбин метнулся к нему:

- Что?!

— Вот... — Йохан поднял левую руку с зажатой в кулаке игрушкой. Деревянный дракон свесил голову набок, одно крыло было сломано. — Вот.

Бартоломью взял игрушку бережно, будто младенца. Ладони его дрожали, но лицо было каменным.

— Значит... — сказал он глухо. — Значит... Ах, Даго, мой Даго!..

Демиро подошёл и положил руку ему на плечо:

— Держись, друг.

Де Форбин рассеянно кивнул и пошёл к выходу из пещеры. Игрушку нёс на вытянутых руках.

— Вот что, — решил Печёнка, — мы остаёмся здесь как минимум до утра. Нужно достать все эти вещи. Нужно отнести их на корабль. Переписать и упаковать.

— Прости, Ренни, ты ничего не забыл?

— Нет, Китобой, не забыл. Ничего и никого. Ни одного из тех, кого мы с моими «рыцарями» посетили за все эти годы. Ни одного из тех, кто помогал нам чем мог: деньгами, связями, информацией. Их много, Ахавель, их очень много. И эти вещи... они действительно будут для них дороже любого золота.

— Но мы можем вернуться сюда позже! Чёрт побери, это просто вещи, они никуда не удерут! Нам нужно спасти Мойру и найти мальчишку!

— Мы остаёмся здесь, Китобой. Я редко оспаривал твои решения: ты — капитан, так было и так будет. Но сегодня другой случай. Мы похороним ребёнка и соберём всё, что найдём здесь, все вещи до единой. А у тебя будет время ещё раз перечесть записки Мойры.

Ахавель стиснул кулаки до хруста. Но кивнул:

— Командуй, Ренни. Может, ты и прав. Надеюсь, что прав.

Они устроили живую цепочку: худощавый Тередо забрался в сокровищницу, а Макрен сновал туда-сюда по лазу и передавал найденные вещи остальным. Всё это Печёнка и Йохан аккуратно складывали на два сдвинутых к стене столика.

Родриго они отправили в «башню» с кукушкой, нести дозор, Ахавель же вместе со Стефаном и Демиро продолжили обыскивать «дом». В одном из отнорков они обнаружили старые проржавевшие лопаты. Держаки двух были надломаны, но ещё две вполне годились для работы. В итоге капитан остался исследовать пещеры в одиночестве, а Стрелок со Стефаном пошли к акациям.

— Так что же именно, — спросил Демиро, — вы так и не увидели? Чем именно не захотели пугать остальных?

Ведьмак запрокинул голову и поглядел на солнце. Уже перевалило за полдень, и тени начали удлиняться. С севера ползли грузные, чёрные тучи.

— Проще показать. Кстати, об увиденном и не увиденном. Я как-то вот привык думать, что Слепой Брендан не зря получил такое прозвище... Судья неподкупный и всё такое...

Демиро остановился неподалёку от мёртвого мальчика, воткнул в землю лопату.

— Я с «рыцарями» не так уж давно, но, в общем, историю эту знаю. Ренни никогда не был слепым, он просто перед заседаниями надевал плотную чёрную повязку. Говорил, так ему проще принимать решение. Я думаю, ещё и потому, что не приходилось смотреть в глаза тем, кого он приговаривал.

Стрелок начертил лезвием лопаты прямоугольник, кивнул:

— Ну что, начали?..

Они стали копать.

— И вот, — продолжал Демиро, — когда уже пора было отправляться на покой, Ренни столкнулся с этой историей про похищения детей. И поклялся, что найдёт преступника. Все ведь разводили руками, а многие считали, будто это придумывают сами родители. Знаете, разное случается... Ну и Ренни... у него вроде как был свой мотив. У давнего приятеля пропали внуки, из-за этого там вся семья распалась, а сам приятель помер от сердечного приступа, что-то такое, я точно не знаю, а Ренни не любит об этом... А у него, надо сказать, были тогда и средства, и знакомства, он начал дёргать за ниточки — и вскоре отыскал второго, третьего, десятого пострадавшего... Конечно, люди разные попадались: кому-то было плевать, кто-то предпочитал не бередить старые раны. В наше время, если пропадает ребёнок, в самую последнюю очередь думаешь о том, что его похитил волшебный летун; сразу думаешь о торговцах людьми или об этих запретных борделях. — Он сплюнул: — И это многое говорит о нас самих, верно? Но, так или иначе, а большинство из тех, кого нашёл Ренни, хотели отыскать вора и наказать его. Они, конечно, и детей отыскать хотели, но мало кто верил, что это возможно.

— Так появились «рыцари» Брендана.

— В самую точку, милсдарь Журавль. Так они и появились. А потом деньги стали заканчиваться, Ренни познакомился с Ахавелем, они о чём-то там промеж собой сговорились...

— И Ренни — судья неподкупный — согласился иметь дело с пиратом?

— А кто с ними не имеет дел? На всём побережье они - среди самых уважаемых и зажиточных людей. Их агенты сбывают товар и корабли, они же закупают провизию, порох, парусину, пеньковую верёвку... А кто приносит наибольший доход хозяевам таверн? Лет десять назад этих же людей власти называли героями. А Ренни... что Ренни? У нас у всех здесь, милсдарь Журавль, свой, приватный интерес в этом деле. Мы ж не деньгами вкладывались - судьбами. — Он остановился и вытер пот со лба. — За эти годы многие из «рыцарей» сильно переменились. Сами знаете: каждый убитый — он тебя меняет, хочешь того или нет. Вы вон, хоть и не из нас, по ночам-то кричите...

— Это, — сказал ведьмак, — другое. Потом как- нибудь.

К ним подошёл де Форбин, по-прежнему с игрушкой в руках. Втроём, меняясь, они закончили рыть яму. Когда поднимали, чтобы перенести тело, ведьмак кивнул Демиро:

— Ну что, видите?

Тот молча опустил веки.

Сломанного дракона де Форбин положил рядом с мальчиком, и они засыпали могилу землёй.

В «доме» за это время уже опустошили первую сокровищницу и обнаружили ещё одну. Двух столиков на всё не хватало, Йохан с Макреном и Родриго едва приволокли из дальнего угла пещеры третий — увесистый, громоздкий. За этим столом, видимо, когда-то давно пировали: вся поверхность была в жирных пятнах и в царапинах...

— Ну, — сказал Демиро, — раз уж мы застряли здесь до утра, пойду-ка я попробую подстрелить что-нибудь съедобное. И неплохо бы дровами запастись.

— Я займусь, — махнул рукой де Форбин. — И если милсдарь ведьмак подменит Йохана, вдвоём мы скорей управимся.

Стефан кивнул и подошёл ближе, разглядывая выложенные на столах предметы. Старинные куклы, медальоны, махонькие самострелы, монетки давно сгинувших государств, фигурки из дерева, кости, металла, даже из кукурузных початков...

Очень многие предметы выглядели так, будто побывали под водой. На некоторых даже остались чешуйки или засохшие клочья водорослей.

— Эй, а это что?! — Ахавель стоял там, откуда принесли стол, и указывал пальцем в стену. Точнее, на круглый камень, аккуратно приставленный к стене.

Когда камень откатили, обнаружили, что за ним — ещё один лаз.

— Скольких же он сюда успел принести... — Печёнка провёл дрожащими пальцами по щеке. — Да мы, выходит, знали лишь о малой толике...

Между тем Тередо уже взял свечу и заполз в отверстие. Вскоре оттуда донёсся приглушённый возглас:

— Мурену мне в глотку! Эй, капитан, вы должны это видеть.

Он выполз взбудораженный, без свечки, но с саблей в руке. Сабля была старинная, зерриканская, вся рукоять к драгоценных камнях.

— Там такого добра — горы, хватит, чтоб армию вооружить! Я столько никогда не видывал!

— А вот это уже интересно, — сказал Ахавель. — Похоже, Печёнка, ты был прав: мы не зря здесь остались. Если у него здесь арсенал, он наверняка вернётся. И в самом скором времени. Кто-нибудь, скажите Родриго, чтобы внимательней следил за небом! — Он снова повернулся к Тередо: — Пыли там много?

— Ни пыли, ни паутины, чисто, как на столе у акушерки.

— Хорошо, — усмехнулся Китобой. — Просто великолепно. Значит, будем ждать новорожденного.

И вот тут-то с дурными вестями прибежал Родриго.

21

К полудню явились Ягуар и Орёл, приволокли в мешках фрукты, медовые соты, завёрнутые в листья, каких-то улиток...

Всё это вывалили в центре пещеры и принялись сортировать в двенадцать рук.

Пещеру к этому времени не то чтобы привели в порядок — скорей уменьшили масштабы беспорядка. Мойра работала наравне со всеми, а работая, как бы между делом расспрашивала об их жизни. Говорили они неохотно. Боялись, и сами не знали, чего больше: гнева Петера или надежды, которая могла у них появиться. Надежды на то, что Мойра поможет им выбраться отсюда.

— Но как вы сюда попали? Все вы? Неужели он похитил вас и принёс на остров? Вы же наверняка... — она пожала плечами, — сопротивлялись, отбивались как- нибудь, кричали...

Сейчас они отводили взгляды. Делали вид, что вспомнили об очень важной работе, которую необходимо выполнить, — и желательно в другом конце пещеры, подальше от Мойры.

Только Марк, помедлив, всё-таки остался.

— Ты не понимаешь? — вздохнул он. — Петер никогда не берёт тех, кто не хочет с ним лететь. Он же не... ну то есть нет, он злой... бывает злым... но он не подлый, не гнилой... в общем, он никогда бы не унёс с собой нас против нашей воли. В этом всё дело. Он прилетает к окну, он весь такой... ну, как из сказки. Он рассказывает тебе о приключениях, сражениях, диковинных землях. — Марк пожал плечами. — Знаешь, вот я... мне тысячу раз говорили о незнакомцах, которые могут украсть, заманить там чем-нибудь и похитить. Всем, наверное, такое говорят. Но Петер появляется — и ты ему веришь. Не только потому, что он висит в воздухе без крыльев и вообще без ничего. Просто он... настоящий, искренний. Ты точно знаешь, что он оттуда, куда ты всегда мечтал попасть. В него как будто немножко влюбляешься, как в старшего брата. Он... он волшебный. Да ты, — добавил он, — и сама ведь знаешь.

Мойра вдруг почувствовала, что краснеет.

— И потом он несёт тебя высоко-высоко, и это даже весело. Ну, холодно немного и сильно страшно, это да, но всё-таки здорово. А потом остров, и всё тут... и сперва вообще — как в сказке, как во сне!

— Но рано или поздно — просыпаешься.

Марк снова вздохнул.

— В общем, конечно, да. Просто, понимаешь, для Петера всё по-другому. Когда он в духе, с ним здорово. Мы такое вытворяем! Ты б никогда не поверила. Он играет, и ты играешь вместе с ним, и мир немножко меняется. Становится таким, каким хочет Петер. Но если он рассердился... или стал хуже...

— Эй, — крикнул Орёл, — а помогать-то вы нам будете вообще? Петер велел, чтоб к его приходу всё было готово.

— А где он сам? — Мойра с Марком присоединилась к Ягуару и Орлу, варившим улиток в котелке. Они то и дело помешивали в нём большой ложкой да подбрасывали какие-то корешки. — Почему Петер не вернулся вместе с вами?

Ягуар дёрнул плечом:

— Сказал, у него дела. Сказал, в Крепости сейчас незваные гости, и поэтому ему нужно наведаться на Ристалище. Это вроде как наша тренировочная площадка, пояснил он, заметив удивлённый взгляд Мойры.

— Вы тренируетесь?

— А как же! С мечом управляться — это вам не иголкой шуровать.

— Вообще-то я — медик, — усмехнулась Мойра. И если бы ты попал ко мне сразу после того, как заработал эти шрамы, — увидел бы, что можно сотворить благодаря иголке с ниткой.

Ягуар промолчал и сделал вид, что сосредоточен на похлёбке.

— Послушай, — сказала Мойра чуть потише, — у меня к вам с Орлом вопрос. Вы ведь здесь давно, верно?

— Может быть, — равнодушно ответил Ягуар.

А Орёл добавил, как будто извиняясь за грубость приятеля:

— Время здесь другое, никогда точно не знаешь, сколько его прошло.

— Я ищу одного мальчика. Все мы приплыли сюда потому, что ищем своих родных: братьев, детей, внуков, понимаете? Хотим найти и вернуть их. Понимаете?!

Они мрачно переглянулись. Орёл пожал плечами, Ягуар покачал головой.

— Может, — сказала Мойра, — вы помните? Лука? Кучерявый такой, глаза карие. Он ещё прихрамывал немножко.

— Лучше не спрашивайте, — сказал Орёл.

— Особенно при Петере, — добавил Ягуар. — Даже не пытайтесь.

Мойра растерялась. Она не хотела давить на них, но оба мальчика явно что-то знали. А ей необходимо было...

— Эй! Ну как вы тут без меня? Справляетесь?

Петер вошёл быстрым, пружинистым шагом. Небрежно бросил слева от входа какой-то узкий свёрток, подозрительно при этом звякнувший; хлопнул по плечу низушка, подмигнул Марку.

Пахло от Петера порохом, на рукаве было свежее пятно, но все сделали вид, что не заметили.

— Ну что, закатим пир на весь мир? Зажигайте свечи, доставайте нашу лучшую посуду, натрескаемся от пуза, заморим червячка, чуток перекусим — и в бой! У нас сегодня праздник, которого ещё никогда не бывало! У нас есть настоящая мама! Бегемот, Дикобраз... э-э-э... Черепахи! Пошевеливайтесь!

Мальчишки даже не пытались выяснить, кого он имел в виду: бросились с удвоенной энергией накрывать на стол. Из старенького шкафчика явились на свет золотые блюда, кубки, украшенные самоцветными камнями, вилки и ложки с вензелями.

— Откуда всё это? — удивилась Мойра. — И мебель — откуда?

Петер небрежно махнул рукой:

— От друзей. Иногда — от врагов. У нас было много приключений, верно, братцы?

Мальчишки с преувеличенным восторгом подтвердили, мол, верно, — да ещё каких приключений!

— Ну вот, — сказал Петер. — Ты садись. Все за стол, за стол!

Он захлопал в ладоши, вскочил с ногами на роскошный стул с широченными подлокотниками и резной спинкой. Вопросительно взглянул на мальчишек.

— Речь! Речь!!! — потребовали те.

Петер сделал вид, что смущён.

— Да ладно, какая речь! Мы ж тут все — братство, самое верное боевое братство на свете. Самые надёжные друзья! В скольких передрягах побывали, скольких врагов изрубили в капусту! И вот сегодня у нас наиважнейший день. Мы нашли нашу маму! Мы — молодцы! Правда, мама, мы молодцы?

— Конечно, — сказала Мойра. — Но будете ещё большими молодцами, если вымоете руки и сядете обедать. Давно пора, всё стынет.

— Слышали?! Кому сказано?! — Петер притопнул ногой, хотя это было лишнее: все и так побежали к выходу из пещеры, мыть руки в водопаде.

— Тебе нравится здесь? — спросил Петер Мойру, когда все ушли. Теперь он уже не бахвалился, а... как будто даже боялся её ответа.

— Здесь мило.

— Они не обижали тебя? Слушались?

— Они очень хорошие, Петер.

— Лучшие в мире, — серьёзно кивнул он.

И вдруг — на один неуловимый миг — лицо его словно поплыло. Верхняя губа задралась, обнажив сверкающие белоснежные клыки. Расширились зрачки.

— Только слишком быстро.... слишк...

Он замолчал и изумлённо уставился на неё. Лицо снова стало обычным. Просто мальчишка с бледной кожей. Очень привлекательный мальчишка.

— Кто ты?

— Я?

— Нет-нет, погоди, я сам угадаю. Ты... мама, да?.. Но... ты же была другой? Я пом...

Он задрожал всем телом, сглотнул. Закрыл глаза и побледнел сильнее прежнего.

— Петер? С тобой всё...

Он взглянул на неё — и Мойра отшатнулась.

— Пора подрасти, — сказал он глухо. — Давно пора подрасти. Сейчас же, да, немедленно!

Петер бросился к свёртку, который принёс, — но в это время в пещеру вернулись мальчишки.

— Ну вот!

— Всё!

— Мы вымыли руки! И даже умылись, смотри, Петер, смотри!

— Мы можем садиться, Петер?

— Обед, пора обедать!

Он смотрел на них пустым взглядом, затем кивнул и поплёлся обратно.

— Речь... — начал было низушек, но на него шикнули.

— Ешьте, — велел Петер. — Ешьте поскорей! Сегодня ним понадобится много сил! Сегодня, — сказал он тихо, — нас ждёт самое невероятное приключение. Самое захватывающее.

Они ели молча, торопливо, хватали куски руками, чавкали. Мойра решила, что не станет требовать от них, что бы они соблюдали правила приличия. Не сегодня, по крайней море. Не сейчас.

Прошло минут пять или семь, и Петер вроде бы немного оживился. Он начал шутить, поддразнивать мальчишек, вспоминал переделки, в которых им довелось побывать (и о которых, судя по выражению лиц, мальчишки знать не знали). Впрочем, все поддакивали и придумывали на ходу подробности.

— ...И тогда тритоны с Межи проводили нас до острова и не дали зитрионам напасть на нас. Хотя, конечно, зитрионы нам ничего бы не сделали, кишка у них тонка! В конце концов, кто самый отважный человек на свете?

— Ты! Конечно, ты!

— Кого не испугать никаким врагам?

— Тебя, кого ж ещё!

— А самое доброе сердце у кого?!

— У тебя, Петер! У тебя!

— И что мы сделали дальше?

— Ты решил, что мы... э-э-э... что нам лучше бы вернуться и показать им, что к чему.

— И мы так и сделали, верно? Х-ха! Это был знатный бой. Не такой уж кровавый, бывали и похлещё, но всё- таки славный. — Он откинулся на спинку кресла и хмыкнул.

— Да, мы победили! А потом возвратились домой, и ты, мама, накормила нас самым вкусным ужином на свете, и зажгла свечи у наших кроватей, и читала нам сказку о стране, в которой...

Он осёкся.

— Петер?

— Всё не так. — Он встал и обвёл их бегающим взглядом. — Всё совсем не так. Я... я помню... конечно, помню... и ту сказку, и тот бисквит, который мы ели в Новиграде. Наша последняя ночь перед отплытием. Никто тогда не догадывался... Я помню, конечно, помню!.. Я помню!

Он яростно ударил кулаком по столу, потом ещё раз. Мойра обратила внимание, что на коже не осталось даже ссадин.

— Ну что вы молчите? Что вы все молчите?! И лица ваши... — Петер помахал ладонью перед глазами: — Они же мелькают, всё время мелькают.

Он вскочил, отшвырнул кресло и закричал:

— Всё, довольно! Хватит! Приключение! Пора немедленно отправляться навстречу приключениям! Но сперва... — Черты его лица снова на миг переменились: зрачки увеличились, дрогнула губа, и кожа как будто пошла складками. — Сперва мне нужно немного подрасти.

Марк побледнел, и Мойра поняла: сейчас случится что то страшное.

— Погоди, Петер, — сказала она.

Петер замер и пару раз моргнул.

— Ты же не оставишь меня здесь одну?

— Не-е-ет, — помотал он головой. — Даже не проси! С нами ты не пойдёшь, это слишком опасно! Это уж... тут даже не спорь.

— Тогда, — спокойно сказала она, — оставь со мной кого-нибудь. Лучше всего — Марка... э-э-э... Хомяка. Раз он сегодня провинился, пусть исправляется. Пусть меня охраняет. А вы будете веселиться без него.

Глаза у Петера забегали туда-сюда, взгляд метался, кик загнанный заяц.

— Я... я не могу.

— Отчего же? Ты ведь главный, тебе решать. Заодно Хомяк поможет мне убрать здесь и приготовить ужин к вашему возвращению.

— И постели, — дрожащим голосом подсказал Мирк. — 3-з-застелить постели.

Петер машинально кивнул.

— Постели — это было бы здорово. Хорошо! — он поднял на неё взгляд. — Хорошо, я оставлю Хомяка с тобой. Но сперва мы с ним немного прогуляемся — верно, Хомяк?

— Нет, — твёрдо ответила Мойра. — Мальчики, помойте-ка пока руки. После еды обязательно нужно мыть руки.

Петер стоял и ждал с каменным лицом. Они вышли, почти выбежали.

— А теперь, — сказала Мойра, — будь добр, запомни одну простую вещь. В отличие от них, меня ты сюда принёс не по моей воле. И я уже говорила: если вам нужна мама, вам всем придётся меня слушаться. По-другому не будет, Петер. И ты пальцем не тронешь Хомяка. Никогда.

— Ты просто не понимаешь...

— Значит, объясни. Вспомни уже, что ты человек, Петер, что тебе дан язык, и ты...

Всё лицо его пришло в движение, как будто мышцы под кожей ожили и каждая двигалась по собственной ноле, — лицо дрожало, дёргались уголки губ, раздувались ноздри, заострились скулы...

И на один-единственный миг Мойра увидела во взгляде Петера другого человека. А может быть, подумала она, и не человека, может быть, кого-то сродни Seidhe. Она вспомнила сказки, что ей читала в детстве мама, особенно ту, любимую, про красавицу и чудовище; вот только Мойра никогда не была красавицей, а мальчик перед ней был кем угодно, только не чудовищем.

Хотя в каком-то смысле — именно им он и был, этот бледнокожий хвастун с отчаянным взглядом.

— Я не могу. — Он не говорил, просто шевелил губами, и Мойра не знала, как и почему удавалось ей разобрать эти слова. — Просто не могу. Сколько ни пытаюсь, сколько ни... — Он сглотнул. — Мне нужно это сделать. Будет только хуже. Намного хуже.

Симптомы были ей знакомы. Ещё бы: такое проходят на первом курсе, в первую же неделю новичков всегда предупреждают о заморской травке. Многие всё равно не слушались, думали, пугают, думали, ерунда, и они-то смогут остановиться. Покупали в порту, иногда и Мойре предлагали попробовать. Пятеро с её потока в первый же год скончались: их просто не успели вытащить.

Но Петер не курил травку, она была уверена.

И всё-таки у него начиналась ломка.

— Послушай, — сказала Мойра, — послушай, я знак», что ты сейчас чувствуешь. Правда, знаю. И я знаю, что дальше будет хуже. Но если ты хочешь от этого избавиться, тебе нужно остановиться. Я... я помогу, Петер. Мы все тебе поможем. Ты пройдёшь через всё это и навсегда освободишься.

Он смотрел на неё сперва с надеждой, затем — с горечью и тоской, от которой сердце её разбилось на куски, на чёртовы мельчайшие осколки.

— Освобожусь, — сказал он пустым голосом. — Конечно. Освобожусь. Вот прямо сейчас и начну.

— Петер!

Он аккуратно обошёл её и двинулся к продолговатому свёртку. Поднял; что-то снова звякнуло внутри.

— Петер!

Уже в коридоре он обернулся и сказал всё тем же бесцветным голосом:

— Не бойся, я не трону Марка. Ты права: мне нужно остановиться. Нужно покончить с этим, раз и навсегда.

— Петер!..

Но он уже ушёл.

Тогда она позволила себе сесть. И позволила себе поплакать — немного, совсем чуть-чуть.

22

К стыду своему, Райнар Эртфилдский, Райнар Насмешник, Райнар Осквернитель храма, — заснул. И ведь устроился он на капитанском мостике как раз для того, чтобы бдеть, следить, надзирать и контролировать. Велел, чтоб втащили туда кресло из Китобоевой каюты, устроился, закинув ноги на планширь и прислонив рядом подзорную трубу, раскрыл зачитанный до дыр томик сочинений Юлиана фон Леттенхофа...

И заснул. Как дитя.

Снилась ему чепуха: храм Пельпероны, проклятие умирающей настоятельницы, у которой отчего-то оказалось лицо Райнаровой матери... и кто-то вдруг заплакал вдалеке, да жалобно, мать его, будто самую душу взял да сдавил в горсти. Райнар не мог вздохнуть, он задыхался, он вдруг обнаружил, что падает за борт, в самую пучину, — и оттуда, из бездны вод, глядел на него внимательный круглый глаз размером с ритуальный барабан кешеранов; «Бом!» — сказал барабан, и снова — «Бом!» — и это, конечно, был не барабан, а невидимое сердце отстукивало последние удары, и глаз стал ближе, заглянул так глубоко, как и сам Райнар не осмеливался заглядывать, глаз моргнул («Бум!») и навсегда закрылся.

И тогда Райнар проснулся с приглушённым криком, в полумраке, давясь мокротой, понимая, что всё пошло наперекосяк.

Давно, мать его, пошло.

Он сплюнул вбок, провёл платком по губам. Продержаться ещё неделю? Райнар не был уверен, что у него есть столько времени. Теперь — не был.

Плач не стихал, это рыдала скрипочка Рыжего — там, у костра, на берегу. «Милый мой повенчался с русалкой, милый мой не вернётся домой!..»

Райнар огляделся. На палубе дремали оставшиеся ни корабле матросы. На баке, словно вторая статуя, пара к Брендану, застыл Мо с гарпуном в руке. Райнар усмехнулся: с этим кешераном они знакомы полжизни. Великий маг, изгнанный из своего племени, скитавшийся по всему побережью и в конце концов примкнувший к команде Ахавеля. Это было ещё в те времена, когда они считались честными каперами, людьми, которых уважали все, от мала до велика. Считались защитниками, мать её, отчизны.

Когда всё переменилось и Ахавель познакомился с судьёй Ренни, многие из команды ушли к другим капитанам. Кто-то не хотел быть вне закона, кому-то показались привлекательней другие предложения. Райнар остался, и Мо остался вместе с ним. Узнав об истинных целях «рыцарей», кешеран словно воспрял духом. Это как-то было связано с его верованиями, но Райнар плохо в них разбирался, а сам Мо пояснить не мог. Соотечественники, обнаружив, насколько мощным магом он является, ещё в молодости вырвали ему язык.

Райнар поднялся из кресла и поглядел на берег в подзорную трубу. Там должны были наполнить пресной водой привезённые с «Брендана» бочки. Шлюпка ушла с ними часа два назад, но, похоже, возвращаться никто не спешил. В лагере смеялись, трещал костёр, Рыжий продолжал терзать душу. «Милый мой подружился с тритоном, милый мой не вернётся домой!..»

В прежние годы такого бы не было. Ахавель держал команду на коротком поводке, и его слушались беспрекословно. А нынче он набрал новичков, и вот — извольте, какой-то Йорген осмеливается разевать пасть. И теперь Райнар вынужден сидеть на «Брендане» и приглядывать, как бы тайные сторонники этого недоноска не решили увести судно без капитана и «рыцарей». Да ещё год назад вообразить подобное никому бы и в голову не пришло!

Он сложил трубу и обнаружил, что Мо направляется к нему быстрым шагом.

— Что-то не так?

Кешеран пожал плечами. Затем на языке жестов объянснил: вроде бы всё в порядке, но у него дурные предчувствия.

У Мо частенько бывали дурные предчувствия. И почти всегда в конечном счёте они оправдывались.

Райнар кивнул:

— Разбужу команду, велю, чтобы занялись пушками. Выбросили к чертям весь песок... хотя без пороха толку, конечно... А ты попробуй всё-таки понять, что не так.

Мо кивнул в ответ и собрался было уходить, но внезапно замер, расправив плечи и напряжённо вглядываясь в берег.

— Что такое? — спросил Райнар. Он почувствовал, как стекает по спине холодный, вязкий пот. — Что?..

И тут он догадался.

Скрипочка. Вот только что пела: «Милый мой навеки продан старухе, старухе с кривою косой. Милый мой провёл полжизни в разлуке, милый мой не вернё...»

Пела — и вдруг замолчала.

23

Когда Мойра успокоилась и уже начала прибирать со стола, вошёл Марк. Наверное, ждал в коридоре, стеснялся.

Спросил:

— Ты как?

— Всё хорошо. Он не тронул тебя?

Мальчик помотал головой. Но выглядел не очень-то но одушевлённым.

— Что-то не так?

Он присел на краешек стула.

— Это ненадолго. Рано или поздно Петер всегда кого нибудь укорачивает. В общем-то... он и Луку твоего...

— Луку?!

— Недели две назад, может, чуть меньше. — Марк вздохнул. — Понимаешь, в этот раз у Петера всё как-то скорей... и вообще худо ему, сама же видела.

— Подожди, не спеши! Что с Лукой?!

— Петер его укоротил, — медленно, как маленькой, сказал Марк. — А потом Лука сбежал... ну и... словом, пропал. Может, — добавил он тихо-тихо, — так и лучше. Я не знаю. Я боюсь!

Мойра сидела как мёртвая. Внутри было пусто, даже плакать не могла.

— Когда Петер вернётся, — пояснил Марк, — он точно меня укоротит. После приключений он словно с ума сходит. Да ты сама видела...

— Видела?!

— Ну вот же он перед обедом... — Марк пожал плечами. — Это все заметили.

— Нет. — Мойра встала и швырнула на стол тряпку, которой сметала огрызки и крошки. — Нет, никого он не укоротит. Собирайся, мы идём на корабль. Дорогу знаешь?

Марк кивнул и метнулся в дальний конец пещеры. Возвратился с маленьким кинжалом и старинным компасом.

— Вообще-то я так... но вдруг... мало ли... — Он смотрел на неё почти так же испуганно, как на Петера, и Мойра просто кивнула. Ему, кажется, нужно было время, чтобы свыкнуться с мыслью о бегстве. Задать все свои вопросы Мойра сможет и потом.

Тем более — на главный она уже знала ответ.

Они выбрались к водопаду, вернулись по узкой тропке на противоположный край каменной чаши. Здесь был путь наверх, в джунгли, и Марк вроде бы немного успокоился, уверенно махнул рукой и пошёл вперёд, раздвигая и придерживая ветви. Мойра старалась не наступать ему на пятки, хотя больше всего ей хотелось как можно скорее оказаться на корабле. Нужно вытащить отсюда не только Марка, но и остальных ребят.

И нужно остановить Петера. Она и сама не была уверена: чтобы спасти или покарать.

— Мы сейчас — напрямую к Маяку, оттуда бухта видна как на ладони. Потом просто спустимся вниз — и мы на месте. Тут вообще всё просто, если знать. Это только кажется, что джунгли, путаница, заблудиться раз плюнуть, а на самом деле...

Мойра молча шагала за ним, пригибалась под ветками, стиралась ступать след в след. Вроде бы прошли немного, но устала быстро.

Местность здесь постепенно повышалась, где-то рядом журчал невидимый ручей.

— Далеко ещё?

— Да мы почти пришли. Вон уже вершина с Маяком.

— Марк?

— Да?

— Всё-таки — что случилось с Лукой? Что значит •пропал»?

Он остановился. Посмотрел на неё почти с испугом:

— Это не так просто... — Потом смирился и вздохнул: — Хорошо, я расскажу. Понимаешь, рано или поздно до этого доходит: Петер решает, что пора кого-нибудь укоротить. Ты вроде как должен дать своё согласие, но отказываться бессмысленно.

Мойра не стала спрашивать почему. Остров, с которого не сбежать. Мальчишки, которым приходится жить вместе, вместе добывать пропитание... Что уж тут непонятного.

— Лука отказался. Он видел, что происходит с другими, и боялся этого. Все мы боимся... Ну и, в общем, Петер, конечно, был в ярости.

— Могу себе представить.

Марк покачал головой:

— Не можешь. Но Лука выдержал и в конце концом просто ушёл. Неделю жил в джунглях. Петер следил за ним. Помогал.

— Помогал?!

— Да ты ж его мало знаешь, а он... он не злопамятный Ну, то есть, конечно, он бы особо и не мог, но... в общем, сердце-то у него доброе. И в конце концов Лука сдался. Наверное, понял, что выхода нет. Или просто устал. Потом он ушёл, как рано или поздно уходят все. Дня через два его Ягуар с Орлом вроде как видели рядом с Крепостью.

— Подожди, Марк! Выходит, он ещё жив?!

Мальчик с досадой пнул ногой выступавший из земли фиолетовый корень.

— Я всё не так объясняю! Пойми же: Лука умер уже после того, как Петер его укоротил. Тело остаётся, а сам человек... тает, что ли... просто тает. И в конце концом умирает даже тело.

Дальше до Маяка они шли в молчании. Быстро темнело, но вокруг по стволам, лианам, листьям ползало бессчётное количество светляков, так что дорогу Марк отыскивал без труда.

Маяк оказался огромным платаном, верхушку которого когда-то давно срезало ударом молнии. Там, в развилке, был сооружён деревянный помост.

— Это, — пояснил Марк, — для тех случаев, когда Петер улетает далеко в море. На помосте выложен из камней круг, там можно жечь дрова.

— И помост не сгорает?

Марк пожал плечами:

—Пока ни разу не сгорел.

Но зачем всё это?

—Думаю, когда Петера долго нет на острове, он начинает забывать сильней обычного. А возвращаясь, легко может спутать и заблудиться среди здешних островов. А так он рано или поздно замечает Маяк и просто летит на... — Марк запнулся.

—...огонь?

—Да, огонь!... Смотри, смотри!

Она обернулась.

Увидела бухту и поняла, что им возвращаться больше никуда.

24

Проснулся ведьмак как обычно: от собственного крика. Он вскинулся и провёл ладонью по мокрому лбу. В пещере горели свечи, вокруг вскакивали со своих мест проснувшиеся пираты. Вбежал Ахавель, в каждой руке — по пистолету.

Чтоб вас!.. Даже у «башен» слышно было.

— Простите. — Ведьмак поднялся, прихватил перевязь. Знал: всё равно не заснёт. — Ложитесь, капитан, подежурю вместо вас. Что Демиро, вернулся?

Китобой покачал головой.

Прошло уже часов семь с тех пор, как Родриго слышал в джунглях выстрелы. Один, затем после паузы ещё два подряд. Возможно, стрелял Демиро, а возможно, стреляли в него.

В итоге решили обойтись тем, что взяли с собой из лагеря, вдобавок собрали фрукты и сварили кукушечьи яйца. С фруктами погорячились: у троих начался понос.

К вечеру все были на взводе. Заснули не сразу, многие в полутьме переговаривались. И теперь вставали, зевая и приглушённо ругаясь.

— Я считаю, — в который раз повторил Тередо, — надо идти в лагерь. Подмога нужна. Вы поглядите, сколько всего...

— Утром решим, — сказал Ахавель. Он бросил плащ, присел на него, кивнул Стефану: — И вы присаживайтесь, там де Форбин как раз подменил меня.

Он вытащил свою трубочку, набил табаком.

— Я, пока дежурил, прикинул так и эдак. Есть у меня к вам, мэтр Журавль, предложение. Оно всех касается, кстати, поэтому давайте-ка к огню, садитесь, в ногах правды нет. А меня сейчас именно правда интересует.

Стефан опустился на корточки. Печёнка уже разжигал приугасший было костёр, остальные рассаживались, удивлённо переглядываясь. Где-то вдали уныло ухала сова.

— Давайте, — сказал Ахавель, — сыграем в открытую. Без дураков.

Он расстегнул сумку, положил рядом с собой заметки Мойры.

— Я расскажу вам всем то, что знаю, до конца. Но прежде милсдарь Стефан ответит на пару моих вопросов. Ответит честно, не увиливая. — Он затянулся. — Рано или поздно прольётся кровь. Может, уже через час-другой. А я, в общем-то, хочу точно знать, на чьей вы будете стороне.

— Можно попробовать, — сказал ведьмак.

— Начнём с простого. С Кукушонка.

— Не знаю почему, но возникает ощущение, что я уже слышал всё это.

— Слышали. И мы тоже слышали, а сообразить не догадались. Вы ведь так и не доказали, что им не являетесь. Аргументы насчёт того, что разумнее было бы не устраивать резню, а подсыпать отраву в котёл, — они вполне убедительные. Я даже поверил в них. А потом сказал себе: погоди, но ведь кто-то тем не менее предпочёл отраве меч.

— Вот точно: слышал, — кивнул ведьмак. — И даже знаю, какой будет моя следующая реплика. Это замкнутый круг, капитан. Я скажу, что не являюсь Кукушонком, вы не поверите мне на слово и потребуете доказательств, а v меня их нет. По крайней мере таких, которые бы вас устроили.

— Поэтому я спрошу о другом. — Ахавель достал пистолет и взвёл курок. — Очень простой вопрос, я ведь обещал. Наш человек в Компании сообщил, что некий ведьмак Стефан по кличке Журавль примерно с год назад стал активно интересоваться кораблями, на которых побывал Кукушонок. О! Слышите, какое созвучие: Журавль — Кукушонок. Наверняка случайное. А вот ещё одна случайность: Компании действительно выгодно было бы поуменьшить количество милсдарей удачи. Говорят, даже существует некое секретное подразделение в её недрах, но... — Он развёл руками. — Слухи, одни слухи, негоже им доверять.

Ещё несколько пиратов достали пистолеты или придвинули поближе сабли.

Стефан усмехнулся, но промолчал.

(В этот самый момент Райнар Насмешник раздвинул подзорную трубу и поглядел на берег. На лагерь, на костёр, вокруг которого плясали тени.

Посмотрел — и понял, что был прав. Нет у него в запасе недели.

Он рявкнул, чтобы, мать их так, матросы продрали глаза и готовились к бою.

Потом проверил, заряжены ли пистолеты, легко ли выходит из ножен сабля.

Другой бы на его месте велел спустить на воду шлюпку и спешить на помощь тем, на берегу. Но Райнар знал, что это ни к чему.

Во-первых, не успеют. Во-вторых, скоро помощь понадобится им самим.)

— Другое дело, — продолжал Ахавель, — когда собственными ушами слышишь крики этого самого ведьмака. Да-да, он кричит во сне, иногда бессвязно, а иногда... иногда можно кое-что разобрать. Например, словосочетание «Королевская фортуна».

Ведьмак засмеялся.

— Ваша наблюдательность, безусловно, на высоте. Чего не скажешь о сообразительности, капитан. Убийца, который с лёгкостью вырезал команды из нескольких десятков человек, но при этом терзается угрызениями совести? Не может спать спокойно? Вы не пытались найти объяснение попроще?

— Лучше послушаю ваше.

— Это легко. Я был на каравелле, которая наткнулась на «Королевскую фортуну» уже после случившегося. Собственно, именно я заметил корабль, а потом вместе с ещё пятью членами экипажа поднялся на борт. И — да, я не могу этого забыть. Просто не могу забыть того, что там увидел.

Он помолчал.

— Уже больше года я пытаюсь разгадать эту загадку, найти Кукушонка. В Компании об этом знают далеко не все. Видимо, ваш человек как раз из большинства.

— И что, — спросил Ренни, — удалось что-нибудь выяснить?

— Ровным счётом ничего. Я разговаривал с теми, кто натыкался на другие корабли, побывал на нескольких, когда оказывался в нужном порту в нужное время. Но нет никаких зацепок, ни одной.

Печёнка кивнул и повернулся к Ахавелю:

— Звучит убедительно.

— Не знаю, не знаю...

— Ну, в конце концов, ты ведь надеялся заполучить именно Кукушонка. Так что определись уж. А лучше не тяни, времени у нас не бог весть сколько. Рассказывай что хотел.

(Если бы у них были пушки, можно было бы пальнуть по берегу. Наверняка попали бы по своим, но и врагу досталось бы.

Теперь им оставалось только смотреть.

Райнар отчего-то был уверен, что те поплывут сюда на шлюпке. Снова ошибся: они остались на берегу, чтобы добить оставшихся и исчезнуть, просто растаять во тьме. Поспешили куда-то зачем-то.

Райнар мог только догадываться.

Впрочем, это уже была не его забота. Его — приближалась сюда по воздуху.

Тонкая изящная фигурка. Ростом с низушка, но, разумеется, без гребня на голове и без крыльев. Обычный мальчик летел по воздуху.

Обычный мальчик с мечом в руке.)

— Я не хотел раскрывать всего, — сказал Китобой, — и скоро вы поймёте, почему. Всю историю знали только Ренни и Райнар. Остальным я сказал, что узнал о существовании Манускрипта, фрагменты из которого якобы когда-то читал и в которых якобы речь шла о нашем враге. Это была полуправда. Я действительно знал о Манускрипте задолго до того, как встретился с «рыцарями». Собственно, с Манускрипта вся эта история и началась.

(Всё происходило слишком быстро. Никогда ещё Райнар не видел, чтобы живое существо двигалось с такой скоростью.

Мальчик нёсся прямо на Мо, однако в последний момент свернул и набрал высоту. Пущенный магом гарпун упал в воду, взметнув фонтан брызг.

— Защищайтесь! — закричал мальчишка. — Ну же! К бою, кишкоеды!

Мо ударил по нему гроздью огненных шаров — и снова мальчишка увернулся. Они ушли в небо, но один или два на излёте задели такелаж.

— Твою мать! — сказал Райнар. — Твою ж ты, разэтпк, мать!..

Целых пять секунд он заворожённо следил за тем, как бежит по канатам огонь, как лижет края парусов, как...

Но в этот момент прозвучал сдавленный крик — и Pайнар машинально взглянул туда, откуда он доносился. На бак, где чернели два фигуры. Чуть ближе к гроту стоял мальчик с мечом в руке. За ним — стройный, могучий силуэт Мо.

Что-то с волшебником было не так, и Райнар лишь мгновение спустя догадался: там, где была голова, теперь рывками била чёрная струя.

— Славное приключение! — хохотнул мальчишка. Лучшее из всех! Ну, кто следующий? Давайте!

Прозвучали выстрелы.

Он упал.

Потом поднялся и пошёл к ним пружинистой, весёлой походкой.

25

— Наша семья жила в Новиграде, — рассказывал Ахавель, — но когда объявили о Великом переселении... что ж, отец решил, что это шанс для нас всех. Он был младшим учителем в Новиградской муниципальной. Всё время твердил, мол, скоро его повысят...

В общем, родители продали всё: дом, обстановку, даже отцовы книги, — и купили место на корабле Компании. Оставшейся суммы должно было хватить на участок земли и на домик, даже с запасом.

В первую же неделю путешествия выяснилось, что на судне было несколько человек, где-то подцепивших алую лихорадку. Началась эпидемия. Отец с матерью заболели, они начали терять память. Вы ведь знаете об алой? Сперва появляется жар, пятна по всему телу, потом, если вас не доконала горячка, начинает сдавать мозг. У вас как будто стирают воспоминания, одно за другим. И вы это буквально чувствуете, вот здесь, — постучал он пальцем по виску, — как будто свербёж, невыносимый, сводящий с ума. Вы кричите, до крови раздираете кожу, начинаете биться головой о стены...

К счастью, родители до этого не дожили. Сгорели на ранней стадии, врач сказал, не выдержали сердца.

То, что было дальше, я помню очень отчётливо... — он усмехнулся, — хотя «помню» здесь не совсем точное слово.

Мы подобрали в открытом Океане одного человека — он просто плыл в шлюпке, и не то чтобы выглядел очень испуганным или отчаявшимся. Направлялся он на восток, и когда узнал, что мы плывём в Чердиан, даже как будто огорчился. Но... что ж, его можно было понять: он явно проделал долгий путь и не очень-то страдал, ловил рыбу, благодаря дождям восполнял запасы пресной воды... А в итоге попал на каравеллу, охваченную эпидемией алой лихорадки.

Для нас он оказался спасением. Нисифоро — так его звали— сумел справиться с эпидемией. Он гасил болезнь даже на поздних стадиях, вот как у меня.

В итоге — что ж, я выжил, хоть и лишился некоторой доли своих воспоминаний. Ну и деньги... они куда-то пропали, и я подозревал, что не обошлось без участия судового лекаря. Он осматривал тела после смерти, наверняка обнаружил у отца ключик на цепочке и догадался заглянуть в наш сундучок.

Конечно, детей не выбрасывают за борт, даже на кораблях Компании, но... — Ахавель пожал плечами. — Вы же понимаете, жизнь для нас с братом стала совсем другой, сразу и навсегда.

— Погодите-ка, — сказал Родриго, — так у вас был брат?

— И был, — ответил вместо капитана Стефан, — и, полагаю, есть. Но самое интересное то, что годы его ни капли не изменили.

Потребовалось несколько секунд, чтобы до них дошло.

Первым опомнился Тередо. Он вскочил и, оскалив шись, ткнул в Ахавеля пальцем:

— Это правда? Все эти годы мы гонялись за вашим братом — и вы это знали?

— Ваш брат... — тихо спросил Родриго, — ваш брат похищал наших детей?

— Убивал наших детей, — добавил Рубанок.

Они поднимались на ноги, хватались за сабли и пистолеты.

Ведьмак сидел спокойно, как и прежде. Точно так же как Печёнка и Ахавель.

— Итак, — подытожил Стефан, — вы хотите убить своего брата. Но не знаете, каким образом это сделать. И для этого пригласили меня и Мойру. А как он стал таким - знаете?

Ответить капитан не успел. В «дом» вбежал де Форбин. Обвёл всех ошалелым взглядом, покачал головой:

— У нас гости, милсдари! И то, что они расскажут, вам сильно не понравится.

26

Сперва они не поверили, и Мойре пришлось повторить всё снова: про горевший корабль и про то, что было в лагере на берегу.

— Что же, всех? — спрашивали.

— Всех, — повторяла она устало.

Марк сидел рядом и кивал, и смотрел на них во все глаза. С надеждой, которой у самой Мойры уже не было.

— Дайте им поесть и отдохнуть, — вмешался наконец ведьмак. — И... Мойра, есть одна вещь, которую нужно сделать как можно скорее. Капитан?

Ахавель протянул ей листы, в которых она с удивленном обнаружила собственные заметки.

— Но...

Ведьмак поднял руку:

— Всё поймёшь, но первым делом — поесть. Ренни?

— Сейчас организуем.

— А вы, капитан, как раз успеете завершить вашу историю. Думаю, Мойре тоже будет небесполезно её услышать.

— Эй, — прохрипел Тередо, — минуточку. Мы так и не закончили...

Ведьмак поглядел на него почти с жалостью:

— Готов биться об заклад: они или уже идут сюда, или вот-вот обнаружит, что Мойра с мальчиком сбежали, — и тогда всё равно отправятся по их следам. У меня самого есть несколько вопросов к вашему капитану, но чтобы задать их, нам всем неплохо бы выжить. Для этого Ахавель должен закончить свою историю, а Мойра — расшифровку. Согласен?

Тередо сплюнул ему под ноги и отошёл, ворча вполголоса.

— Благодарю, — Китобой кивнул ведьмаку и пожал плечами. — Собственно, история простая. Когда мы остались сиротами, нашёлся только один человек, которому не было на нас наплевать.

— Таинственный путешественник и могучий лекарь Нисифоро.

— В самую точку, милсдарь Стефан. — Китобой помолчал. — Потом, конечно, я понял, что интерес его был отнюдь не бескорыстным. Нисифоро нуждался в помощниках. Это был человек с безумными амбициями! Впрочем, разве кому-то другому взбрело бы в голову плыть через пол-Океана одному, в утлой шлюпке... Так вот, у Нисифоро были с собой какие-то рукописные листы. Он не расстилался с ними ни днём, ни ночью; когда ложился спать, подвешивал в сумке под потолком, чтобы крысы не добрались. Листы эти были копиями Манускрипта.

— Очередными поддельными копиями?

— Нет, это были копии, которые Нисифоро сделал собственноручно, с оригинала. Копии и, что важней всего, переводы.

— Постойте, но вы же сами рассказывали о том, что Кашалот никому не позволял покинуть тот остров.

— Никому из тех, кто пытался похитить Манускрипт. Нисифоро знал об этом и заранее подготовился. В одной из обнаруженных нами хижин мы нашли стол и письменные принадлежности, но скелета там не было. Мои люди решили, что хозяин сгинул при попытке спастись, но я-то знал правду: он действительно спасся. Приплыл на остров, сделал копию с Манускрипта и уплыл восвояси. Думаю, он был так уверен в себе, поскольку кое-какими магическими способностями владел. Не выдающимися, но вполне достаточными, чтобы приманить рыбу да опреснить воду.

— И вот он тихо-мирно возвращался в Новиград, чтобы протянуть руку и взять власть над миром, а тут ваша каравелла...

— Примерно так. Он не мог просто раскланяться, дескать, спасибо за предложение, но лучше я своим ходом. Его бы просто не отпустили. Заподозрили в том, что везёт сокровища или ещё в чём-нибудь.

Ведьмак кивнул:

— А не обнаружив сокровищ, решили бы, что уж это-то подозрительнее всего.

— Да — и поэтому он остался. А потом, видимо, решил воспользоваться случаем. Не хотел больше ждать. Нас он взял в помощники: бесправные сироты, один из которых к тому же лишился некоторых воспоминаний. Мы расставляли свечи, в нужный момент бросали в жаровню какие-то порошки и смеси, а он читал нараспев слова, помавал в воздухе руками. Иногда откровенничал с нами.

— Не мог удержаться?

Китобой хмыкнул:

— Да кто бы удержался? Он провернул такое, о чём и думать не могли самые могущественные волшебники — те, кто всю жизнь презирал его и считал неудачником! Я думаю, к тому моменту, когда мы наткнулись на шлюпку Нисифоро, тамошние летучие рыбы и морские монахи боялись к ней приближаться, он же наверняка все уши прожужжал им о своём триумфе. Ну что ж, теперь у него были более благодарные слушатели. Вот только он не учёл двух моментов. Во-первых, мы были очень развитые дети, отец нами занимался и поблажек не делал. Читать мы умели и вообще довольно быстро начали кое-что понимать в путаных речах Нисифоро. А во-вторых, я всё сильнее ощущал свою ущербность. Лихорадка сожрала самое ценное: воспоминания о родителях и доме. Со слов Петера я знал о них, но сам не мог вспомнить даже лиц. А ведь прошла всего-то пара недель!

Ахавель выбил трубочку и стал наполнять заново, уминая табак подушечкой большого пальца.

— В общем, мы, конечно, заглянули в его записи — и поняли едва ли десятую часть из того, что прочли.

— Как вам вообще удалось их заполучить, если Нисифоро не спускал с них глаз?

— Спать-то ему нужно было. А нам он доверял, и мы просто тихонько снимали сумку с крюка, вытаскивали пару-тройку страниц и потом клали обратно. Кое-что даже записывали на клочках, так, баловства ради. Вскоре мы наткнулись на заклинание, отбиравшее память у одного человека и передававшее её другому. То есть это я сейчас знаю, как оно действовало, а тогда мы решили, что «поделиться памятью» это как поделиться воспоминаниями: из- за того, что ты кому-то о них рассказал, от тебя не убудет.

Он затянулся, прикрыв глаза и хмурясь.

— Паскудней всего, что Петер сам предложил мне это. Видел, как я мучился из-за того, что не могу вспомнить родителей, — и настоял. Что ж, я и не думал отказываться. Мы вообще не слишком верили в эти штуки. Нисифоро-то, сколько ни помавал руками, ничего не добился, — так он был маг, а мы — два сопляка.

— Где-то когда-то, — сказал ведьмак, — я слышал старую сказку об ученике волшебника... и о мётлах, которые он опрометчиво пытался себе подчинить.

— И снова в самую точку, милсдарь Стефан. С самого начала всё пошло наперекосяк. Мы очертили мелом круг, нарисовали звезду, нанесли какие-то знаки... не спрашивайте какие, сорок лет прошло! Конечно, мы и предположить не могли, что именно в ту ночь некая дама не устоит наконец перед помощником штурмана, а тот, соответственно, не долго простоит у штурвала. И нас занесёт за Межу. До сих пор не знаю, сыграло ли это свою роль, но... заклинание сработало.

Мы стояли в круге свечей, и наши тени накладывались одна на другую, а когда я прочёл слова заклинания, — как будто... срослись, что ли? Это было странное и жуткое ощущение, помню его до сих пор. Как будто в тебя вливают кого-то другого: в твоё тело, в твою голову, в мысли твои... Как будто появился некто второй и встал ровно на то же место в этом мире, которое прежде занимал только ты один. В первый миг я просто оцепенел от ужаса, и Петер — это видно было по его взгляду — тоже испугался. Но отступать было некогда, я взял заранее приготовленный кинжал и... в рукописи это называлось «укоротить».

— Укоротить?! — не сдержалась Мойра.

— Вот так, провести ножом у самых ступней, как будто отрезать тень. — Капитан взмахнул ладонью в воздухе. - А затем прижечь.

— Но Петер никогда не прижигает! — ахнул Марк. - Просто укорачивает, и всё.

— Может, у него напрочь отрезало память о том, что тогда произошло. А может, наоборот. Может, он слишком хорошо помнит, что было дальше.

Ахавель затянулся, выдохнул густое облако дыма. И начал снимать перчатку с увечной руки.

— А дальше, — сказал он, — было вот что. Откинулся люк, и в трюм ворвался взбешённый Нисифоро. Не знаю, может, он таким образом нарушил герметичность пространства, в котором проходил ритуал. А может, просто вызвал сквозняк. Но огонёк свечи, которой я должен был прижечь разрез, перекинулся на тень. Петер закричал. Никто и никогда на моей памяти не кричал настолько жутко и отчаянно. Дальше... дальше всё произошло моментально. Пламя сожрало тень Петера и сей же час откатилось от края круга назад — так откатывается морская волна, наткнувшись на преграду. Кожу руки обожгло, я заорал и упустил свечку, отшатнулся... И вышел из круга.

Ахавель вскинул руку без перчатки — деревянную кисть с вырезанными на ней линиями жизни, рока и предназначения.

— Мне повезло: плоть огонь жрал чуть медленнее, чем тень. Тот самый лекарь, который лишил нас отцовских сбережений, избавил меня и от обугленных остатков пальцев. Но это потом. А тогда я упал на колени, воя от боли. Нисифоро вскинул руки и начал произносить заклинание. Уж не знаю, чего он хотел добиться, но вряд ли того, что получил. Наверное, ему следовало внимательнее смотреть себе под ноги: он ведь наступил на меловую линию... а может, дело в том, что Нисифоро просто был слабым магом и неудачником, не знаю. Я увидел, как он запинается на полуслове, хватается за горло, хрипит и падает на пол. Петер к тому времени уже лежал бездыханный. А я... мне хватило ума подбежать к какому-то ящику, накрытому парусиной, сорвать её и... — он пожал плечами, — что ж, я как- то успел сбить пламя до того, как потерял сознание от боли. Потом... потом были несколько дней, которые я помню фрагментами. Было больно здесь и здесь, — Китобой показал на деревянную кисть и прикоснулся к виску. —

Старые воспоминания возвращались постепенно. Причем это были не мои воспоминания, так что я видел самого себя как бы со стороны, а Петера — не видел вовсе. И остался один день — день перед отплытием, — о котором я так ничего и не помню.

Позже, когда я пошёл на поправку, мне рассказали, что спасли нас по чистой случайности. За Межой каравелла вроде как налетела на что-то, и боцман отправил нескольких матросов проверить, нет ли течи. Они нас и обнаружили.

Капитан снова затянулся.

— Нас — это меня и Нисифоро. Петер пропал, просто исчез, словно его никогда и не было. А Нисифоро сошёл с ума. Это поняли не сразу, сперва-то он просто молчал и глядел на всех диким взглядом. Беднягу отвели в каюту и решили, что ему нужно немного отдохнуть. Потом кто-то догадался заглянуть к нему и предложить подкрепиться. Предложение запоздало, поскольку Нисифоро как раз перекусывал. Запихивался обрывками каких-то листов.

— Копиями Манускрипта.

— Скорее всего. Наверняка сложно было сказать: он их перед употреблением как следует измельчил. Вот, собственно, — развёл руками Китобой, — и вся история.

— А потом? — спросил Марк. — Потом вы с ними встречались?

— В Чердиане я видел одного нищего, очень похожего на Нисифоро. Но вряд ли это он, ему ведь ещё тогда было хорошо за шестьдесят. А что до Петера... Петер умер сорок лет назад, во время ритуала. Тот, кто завладел его телом... — Ахавель покачал головой. — Это существо точно не Петер.

— Потому что не взрослеет?

— Нет, милсдарь ведьмак, не поэтому. Я ведь... я виделся с ним. Давно, ещё до того, как начали приходить те записки. Он, похоже, не знал, что я выжил, — или, по крайней мере, не был в этом уверен. Чтобы не вдаваться в подробности, — Китобой глянул на Марка, — я наведывался тогда в один дом. У моей дамы были дети; обычно, когда я приходил, они уже спали, но в тот раз дама никак не могла их уложить. Им казалось, что кто-то заглядывает в окно (а это был второй этаж). Я отправился в сад, убедиться, нет ли там вора или ещё кого — и нос к носу столкнулся с этим псевдо-Петером. Тогда мы оба были слишком потрясены, он сбежал, я... я больше не ходил в тот дом. Через полтора года это существо отыскало меня. Обвинило в краже воспоминаний и атаковало. Я отбивался, хотя понимал, что долго не продержусь. Он был невероятно проворен и столь же зол.

— Что же его остановило?

— Сам не знаю. Может, подоспевшие на шум стражники, но вряд ли. Он бы легко с ними справился, просто играючи. Так или иначе, он сбежал, а потом... потом время от времени стал присылать письма. Я подозреваю, с памятью у него действительно не всё в порядке, иногда он просто забывает о моём существовании, потом вспоминает, и всё начинается по новой. — Ахавель пожал плечами. — Сами по себе письма меня не тревожили. Раздражали, но не сильно. А вот когда я узнал о всех тех детях... Тогда я взялся за дело всерьёз.

— Похоже, — сказал ведьмак, — это у вас семейная черта: браться за дело всерьёз. Но я так и не понял, отчего именно вы решили, что он — не Петер.

— Потому что я видел, как он ведёт себя, как выглядит, как разговаривает... Я думал об этом, милсдарь Стефин. И пришёл к выводу, что, лишив Петера тени, превратил его в вампира.

— Логично. А если я выколю вам глаз, я превращу вас в циклопа. Хотите знать моё мнение? Мальчик, безусловно, изменился. Что-то такое вы сотворили с его памятью, и наверняка не только с ней. Если Мойра расшифрует Манускрипт, это, возможно, даст нам ключ к разгадке. А потом... как знать, вдруг нам удастся провести ритуал и всё повернуть вспять?

Печёнка сухо рассмеялся:

— Да вы, милсдарь Стефан, ещё больший кудесник, чем мы полагали. Когда вы говорите о том, чтобы «всё повернуть вспять», имеете ли вы в виду всех тех детей, которые были похищены? Все семьи, которые в итоге распались?..

— ...Всех тех, кого вам пришлось ограбить или убить, чтобы попасть сюда? Нет, милсдарь Брендан, я мыслю не так масштабно. Я верю в то, что закон справедливого возмездия редко срабатывает. Нельзя сотворить ровно столько же добра, сколько было сделано зла. Но можно попытаться исправить то, что исправимо. Попытаться уменьшить количество зла.

— Иногда, — отчеканил старый судья, — можно сделать только одно. Устранить источник зла. Прижечь то, что невозможно залечить.

Ведьмак поднялся и пожал плечами:

— Прижечь? А я-то думал, вот буквально только что наш уважаемый капитан исчерпывающе пояснил, чем чревато прижигание.

Ахавель тоже поднялся.

— Эта болтовня, — сказал он, — стоит меньше, чем щепоть золы.

Он демонстративно выбил свою трубочку и с насмешкой посмотрел на Стефана.

— Вопрос заключается в том, как вы поступите, когда эта тварь приставит клинок к вашему горлу. Все разговоры о добре и зле в конечном счёте сводятся к этому.

Ответить ведьмак не успел: снаружи раздался стук металла о дерево и сразу несколько голосов закричали:

— Выходите! Выходите!

— Ну что ж... — сказал Ахавель.

И они вышли.

27

Луна — изящная, будто вырезанная из тончайшей рифлёной бумаги — висела над «крепостью». Во внутреннем дворе было светло и пусто. После появления Мойры и Марка они забыли выставить охрану, но противнику хватило благородства, чтобы не входить без предупреждения.

Они ждали в чёрном провале: четыре фигурки, гордо вскинувшие подбородки, положившие руки на рукояти мечей. Мечи были им великоваты, но смеха это не вызывало.

Когда эти четверо увидели людей Ахавеля, они шагнули вперёд, из тьмы на свет, — и стали видны лица, тёмные от брызг и потёков, стали видны слипшиеся волосы и раны, старые и свежие. Один слегка хромал, остальные двигались легко и энергично. Очевидно, по дороге сюда «гости» сделали привал и отдохнули.

— Боги всемилостивые, — прохрипел Тередо. — Так это же дети!

Разумеется, это были дети — но сейчас они больше походили на дикарей или злобных духов леса.

— Мы не дети, — сказал тот, что прихрамывал. — Мы — Свободные мальчишки!

— А я, — звонко добавил голос с небес, — их бессменный капитан!

На верхушке левой «башни» стояла хрупкая фигурка. Отсалютовала мечом — и прыгнула вниз. Кто-то ахнул, кто-то приготовился стрелять...

— Убрать оружие! — не оглядываясь, рявкнул ведьмак. — И тихо там!

Он смотрел, как падала эта фигурка — раскинув руки крестом, кривя рот в едкой усмешке, — падала и вдруг сделала кульбит над их головами... Мелькнуло в небе алебастровое лицо, похожее на посмертную маску.

Ведьмак захлопал в ладоши и захохотал.

На миг воцарилась мёртвая тишина.

— Я всегда, — сказал ведьмак, — с огромным удовольствием посещаю выступления циркачей. Особенно вежливых. Тех, кто сперва предупреждает о своём визите, а уж потом входит в дом.

Петеру хватило одного удара сердца, чтобы оказаться прямо перед ним. Меч во вскинутой руке не дрожал. И запястье мальчишка не выворачивал, и предплечье не «зажимал».

— Я всегда, — сказал Петер, — предупреждаю. — На помертвевшем лице только глаза оставались живыми. Пылающий взгляд метался от одного пирата к другому. —Я никогда не убиваю врагов во сне или ударом со спины! Это бесчестно. И я, — процедил он, — не циркач!

— И это, — добавил один из мальчишек, — наш дом!

— А это, — невозмутимо ответил ведьмак, — мой меч. Ну-ка. — Он двумя пальцами взялся за кончик лезвия, приподнял и поглядел на рукоять. — Точно — мой!

— Ты потерял его в Океане!

— Да, Петер. А ты, очевидно, нашёл и решил его мне вернуть. Не нужно, оставь себе в память о том, как cпас мне жизнь. Кстати, не знал, что ты можешь нырять на такие глубины.

Петер усмехнулся:

— Это мои друзья, тритоны. Они достали его для меня.

— Ну, теперь всё понятно. И раз уж мы всё выяснили, пойдём-ка, отдохнёте, умоетесь... — Ведьмак улыбнулся и положил ладонь ему на плечо.

Петер вывернулся и вскинул меч:

— Хватит! Ты знаешь, зачем мы сюда пришли! Вы все — знаете!

— Нет! — сказал ведьмак — намеренно громко, чтобы заглушить ропот у себя за спиной. — Нет, мы не знаем. Вы пришли, чтобы снова пролилась кровь? Или, может, ты хотел извиниться за то, что лгал мне? Или — за пушки? За корабль, который сейчас догорает в бухте?

— Пушки! — прошипел Петер. — А для чего были предназначены эти пушки? Для чего приплыл сюда этот корабль? А я..-, я хочу справедливости! Всего лишь вернуть то, что принадлежит мне по праву. Отобрать своё у вора! — он ткнул мечом в сторону Ахавеля. — И ещё, — добавил чуть тише, — вернуть нашу маму. Она ведь у вас?

— Она пока занята, — отмахнулся ведьмак. — Что до справедливости... Глупо говорить о ней, когда один из нас стоит с обнажённым мечом. — Стефан демонстративно развёл руками, показывая Петеру и мальчишкам пустые ладони. — Я ведь не зря предложил: вложи меч в ножны, пойдём внутрь, к огню, поговорим по-человечески.

Петер молчал и смотрел на него холодным, злым взглядом. А вот на мальчишек слова Стефана явно подействовали: все четверо переглядывались и обменивались едва заметными жестами.

— Нет. — Петер перехватил меч поудобнее и скривил губы в усмешке. — Думаете, я не слышал, о чём вы говорили на корабле? Все вы мечтаете об одном: убить меня! Даже ты, ведьмак. Тебя ведь наняли именно для этого.

— Чтобы мечтать?

Это стало последней каплей. Петер взвился в воздух и мгновенно оказался за спиной у ведьмака; остриё меча кольнуло кожу между лопатками, и на сей раз руки мальчика дрожали.

— Есть, — процедил Петер, — всего два пути. Суд или...

— Или кровь, — спокойно подытожил ведьмак.

— Да! Или кровь. Но я хочу, чтобы всё было честно! Чтобы — по справедливости! Просто хочу вернуть то, что у меня отобрали.

— Мы, знаешь ли, тоже! — не сдержался Тередо. — Мы тоже хотим вернуть то... тех, кого ты забрал у нас!

Его слова будто прорвали плотину: «рыцари» заговорили разом, звякнула сталь, клацнули курки пистолетов...

— Я ничего не крал! — с яростью выкрикнул Петер. - Спросите у них сами! Спросите же!

— Что значит «не крал»?

— Как не крал?

— Что ж они, по своей воле?!..

— Эй, — позвал Стефан, — ребята, это правда?

Мальчишки растерянно переглянулись. Двое старших (видимо, те самые Орёл и Ягуар, о которых рассказывала Мойра) промямлили:

— Вообще-то, правда.

— Мы сами...

Двое других кивнули, пряча глаза.

Стало тихо. Слышно было, как истерично переругиваются летучие лисицы. Где-то в чаще зарыдала птица.

И вдруг Родриго Двухголосый прошептал дрожащим голосом:

— Дети! Мальчики мои! Что же было не так? Луис! Доминго!

Он бросился к ним прежде, чем его успели остановить. Присел перед ними на корточки, бережно взял за руки. Заглядывал в глаза с отчаянной надеждой.

— Ведь я заботился о вас! Всё самое лучшее!.. Я, конечно, не мог заменить Коринну, мать есть мать, и отца вашего тоже я не мог заменить, но, детки, ведь никого другого... — Он издал горлом сдавленный, одинокий звук.

Орёл и Ягуар глядели на Родриго с испугом.

— Вот же чёрт, — тихо сказал Тередо. — Вот же!..

— Не переубеждайте его, — так же тихо произнёс Ренни. — Лучше всего соглашаться, а после... там видно будет.

— Но теперь-то, — спросил Родриго, — теперь-то вы вернётесь? Я... я обещаю...

— Мы...

— Конечно, они вернутся!

Все оглянулись, многие с удивлением. У входа в «дом» стояла Мойра.

— Они вернутся. — Девушка подошла к ведьмаку и Петеру. — Верно, Петер?

— Не знаю. Может быть. Не знаю. Почему ты сбежала?! Почему... — Он осёкся и как будто впервые посмотрел на Ягуара с Орлом.

— Хватит, Петер. Какой бы долгой ни была игра, каким бы захватывающим — приключение, рано или поздно всему приходит конец. Пора прекратить всё это.

Клинок медленно отодвинулся от ведьмачьей спины.

— Хватит? Просто прекратить? Сложить игрушки, вернуться домой? Отдохнуть. Звучит, по-моему, здорово.

Он опустился на землю. Бледное мёртвое лицо буквально светилось во тьме.

— Только, знаешь, есть одна загвоздка. Мне некуда возвращаться. Я даже не могу вспомнить, как выглядел мой дом, какие лица были у мамы и папы. Вон стоит мой старший брат, который украл всё это у меня. Который, как трус, полжизни прятался и убегал. Который нанимал убийц, чтобы избавиться от меня. А теперь приехал сюда с вами со всеми, и вы защищаете вора, вы все защищаете вора! Хотите забрать моих друзей? Забирайте! Мои трофеи из сокровищницы? Да пожалуйста, я ещё добуду! Но, — сказал он тихо, — сперва я получу назад своё. И лучше никому из вас не становиться между мной и братцем.

— Петер!..

Он смотрел на неё пару долгих мгновений, как будто хотел запомнить навсегда. Потом покачал головой:

— Я и не знал, что это может быть так... не знал...

Отстранил Мойру и шагнул к Ахавелю.

— А что, — крикнула она ему в спину, — что же насчёт моего брата? Луки, которого ты укоротил? А?! Что насчёт всех тех, кого...

Он сделал вид, что не слышит.

Ведьмак аккуратно обнял её за плечи и покачал головой.

— Ну, — сказал Ренни Печёнка, выступая вперёд, — хватит уже болтовни и душевных метаний. Давайте к делу. Ты ведь знаешь, кто я?

— Догадываюсь, — вскинул голову Петер. — И что дальше?

— А дальше вот что. Я — Брендан по прозвищу Слепой, действительный чердианский судья, с которого никто никогда так и не снял соответствующих полномочий. Я услышал твой призыв к справедливости. Готов ли ты к честному суду? Признаешь ли справедливым и окончательным мой приговор, каким бы он ни был?

Ведьмак вполголоса спросил о чём-то Мойру. Та кивнула и зашептала в ответ. Никто не обращал на них внимания, все взгляды были прикованы к Петеру и старику.

— Нет, — сказал Петер. — Не признаю. Прозвище у вас правильное, но только слепость эта ваша — она ж не от честности. Вы — как все здесь. У вас тоже кто-то пропал, и вы хотите мне отомстить.

— Тогда какого же суда ты требуешь?

— Божьего! Пусть ордалия покажет, кто из нас прав.

— Испытание водой? Огнём?

— Только поединок! Я и он, — Петер кивнул на Ахавеля, раскуривавшего трубочку. — И чтобы все — и мои, и ваши — поклялись не вмешиваться. Если я побеждаю, он отдаст мне мои воспоминания. Он знает, как.

— А если ты проиграешь?

— Он сможет меня убить.

Ренни пожал плечами и поглядел на Ахавеля. Тот кивнул.

— Согласны? — спросил Печёнка у остальных.

Родриго было всё равно, он стоял рядом со «своими мальчиками», то и дело заглядывая им в лица. Краснолюды кивнули нехотя, Тередо и Макрен — с усмешкой.

— Значит, — сказал Печёнка, — так по сему и быть. Если все согласны...

— Нет.

— Ведьмак? Что такое?

— Я не согласен. — Он аккуратно отстранил девушку и встал между Ахавелем и Петером. — Категорически. И если вы хоть немного подумаете о том, что рассказала нам Мойра, сами всё поймёте.

— А ведь ты, — сказал Петер, — поклялся защищать меня. Помнишь?

— Защищать, но не позволить, чтобы ты безнаказанно убивал других. Где твоя тень, Петер? Точней — где тень, которую ты позаимствовал у Луки? Как и все предыдущие, отмерла, сгнила, превратилась в смрадные пятна там, на палубе «Брендана». Мы ведь оба знаем: когда ты обзаводишься новой тенью, ты на какое-то время становишься человеком. Тем, прежним Петером. Тогда тебя можно ранить — вот почему в ту ночь ты порезался моим клинком. А потом, когда тень отмирает, ты снова неуязвим. Вот как сегодня. Поэтому ты и не пострадал во время своего приключения на «Брендане»: они просто не могли тебя ранить.

— И что с того?! Если бы мой братец не сжёг...

— Я знаю, Петер, знаю. Но посуди сам: то, за чем ты пришёл, может требовать лишь человек. Не дух природы, а создание из плоти и крови. Стань им. Прими чужую тень и сделайся равным тому, кого называешь своим братом.

Недвижное лицо Петера дрогнуло и как будто на миг ожило. Черты лица исказились, в глазах были изумление и боль.

— А ведь ты поклялся... Поклялся!

Он раскачивался с пятки на носок, ухмылка превратилась в болезненную гримасу.

— Впрочем, — оборвал себя Петер, — это всё равно глупость. Да-да, глупость! Кто же отдаст мне свою тень?

— Я, — сказал ведьмак.

И прежде, чем кто-либо успел сказать хоть слово, рядом с ведьмаком встала Мойра:

— И я.

— Нет! — вырвалось у Петера.

— И Родриго, — добавил ведьмак, — тоже отдаст, верно, Родриго? Ради мальчиков?

Тот вздрогнул и заморгал:

— Ради мальчиков? Да, конечно. Какие уж тут могут быть... Конечно!

— Вот видишь, Петер. Мы согласны — согласен ли ты? Петер снова принялся раскачиваться, и улыбка делалась всё шире, расползалась по лицу, рассекала его...

— Да, — сказал Петер. — А что ж? — Он подмигнул Мойре: — Согласен! Это даже будет забавно. Достойное приключение! Ну, чего вы все ждёте? За дело, за дело!

28

Всем руководила Мойра. Ахавель изредка вставлял замечание-другое, но в основном стоял в стороне и дымил своей трубочкой. Петер демонстративно не вмешивался: уселся на «башне» и оттуда наблюдал.

То и дело Мойра поглядывала на него: сейчас он выглядел одиноким и несчастным, брошенным и преданным всеми. Хотелось пожалеть его. Хотелось...

Но нет, говорила она себе, на самом деле — нет. Не хотелось. Она вспоминала о Луке. И о других мальчиках, десятках других мальчиков.

И о том низушке, которого она в последний раз видела в пещере за водопадом.

«Бывают разные приключения, в том числе и опасные».

Она надеялась, что это приключение будет для Петера опасным, смертельно опасным.

Остальные мальчики сперва дичились, но когда увидели Марка, почувствовали себя спокойней. Переговаривались о чём-то, поглядывали то на Петера, то на ведьмака.

Ведьмак между тем успел обменяться парой слов с Печенкой и Ахавелем и теперь помогал Мойре. Остальные отдирали свечки с полочек и уступок в «доме» и сносили к огромному кругу, вычерченному посреди внутреннего двора. Мусор, листья, ветки — всё это убрали, и теперь Мойра с ведьмаком чертили на земле символы.

— О чём вы говорили с капитаном?

— Поблагодарил за то, что он и судья удержали остальных от... хм... поспешных решений и необдуманных действий. — Стефан хлопнул себя по спине, расправляясь с очередным кровопийцей. Когда зажгли свечи, москитов стало раз в десять больше прежнего. Они лезли в глаза и в нос, будто ошалелые, бросались в пламя. — После ритуала снова придётся потянуть время. Но уже не мне — Ахавелю. И будет это чуть посложнее, поскольку наш юный друг как раз горит желанием скорей всё закончить.

— Я надеюсь, так оно и будет. Чем скорей, тем лучше!

Ведьмак с любопытством поглядел на Мойру:

— Ты так сильно желаешь ему смерти?

— И что в этом дурного? Все здесь желают того же самого! Если уж на то пошло, это вы всё придумали. И вы сделали так, чтобы он согласился.

Ведьмак промолчал: то и дело сверяясь с рисунком в заметках Мойры, выводил на земле особенно сложный символ.

Наконец всё было готово.

Они встали в круг, попарно: Петер напротив ведьмака, Родриго напротив Мойры. Остальные смотрели издалека, причём мальчишки стояли вмеремешку с «рыцарями».

Ведьмак вкратце объяснил, что и как предстоит сделать. Затем кивнул Мойре, и она начала громко и распевно читать с листа заклинание. Стефан и Родриго повторяли вслед за ней. Петер молчал, бледный и хмурый.

Между ними, словно мёртвые тела, лежали тени. Мойра не обратила внимания, когда именно это началось, но вот она произносила странные, чужие слова, — и тени лежали ровно и чётко, и как будто с каждым мигом становились всё материальней, всё осязаемей.

Она дочитала до конца — и почувствовала, что стоит словно по горло в мутной воде. Мира за пределами круги не существовало. А здесь... здесь было четверо людей и три перемешавшиеся, сросшиеся воедино тени.

— Позволишь? — Ведьмак взял у Петера меч и аккуpaтно отрезал от своей примерно треть. Властно махнул pyкой: — Огонь!

Мойра наклонилась и прижгла место надреза. То есть привела пламенем свечи над чертой, которую оставило лезвие на земле.

— Дальше! — Ведьмак уже точно так же отсёк треть тени от Родриго.

Мойра прижгла. И выпрямилась, приготовившись к боли или даже к чему-то худшему.

Ведьмак всё сделал быстро, одним резким движением. Потом взял из её руки свечу и прижёг.

Было больно, но если бы под страхом смертной казни её попросили объяснить, где и что болит... нет, Мойра бы не смогла. Просто не сумела бы.

— Петер! Как ты?

Он поглядел на ведьмака тёмными, громадными глазами.

— Странно, — сказал охрипшим голосом. — Не так, как обычно. Но ничего такого. И не надейтесь.

Ведьмак коротко кивнул и дал Мойре знак, чтобы заканчивала ритуал. Она прочла фразу-засов — и поняла, что снова может дышать полной грудью. Мутная вода схлынула, пропала. Но вместе с нею пропало и что-то ещё; что-то, о чём она не могла вспомнить. Это было похоже на дырку вместо зуба. Пройдёт пара-тройка дней, и ты привыкаешь к ней, и уже не скажешь наверняка, каково было раньше, с зубом.

Петер попрыгал, словно примерял новые башмаки. Приподнял одну ногу, затем вторую.

— Ух, — сказал. — Чувствуешь себя словно другим челонеком.

Ведьмак кивнул.

— Что, — сказал, — перекусить не хочешь? Пару минут перед дуэлью, чтобы прийти в себя?

Петер молча протянул руку. Чуть помедлив, Стефан вернул ему меч.

Все вышли из круга, там остался только Петер. Сложив руки на груди, он с вызовом глядел на зрителей.

— Судья?

— Да, конечно. — Ренни расправил плечи и жестом велел Ахавелю войти в круг. Тот шагнул, всё так же с трубочкой в зубах, с клинком в ножнах.

— Итак, — сказал старик, — истец — Петер, требующий у своего брата Ахавеля по прозвищу Китобой добровольно принять участие в ритуале по возвращению ему, Петеру, воспоминаний. Ответчик Ахавель отказывается признать законными притязания Петера.

— Это мало что изменит, — заметил капитан, — но точней будет так: я заявляю, что мой брат погиб сорок лет назад.

— Ты не только вор, но и лжец!

Ахавель на него даже не взглянул.

— Дабы, — чуть повысив голос, продолжал Ренни, — разрешить сей конфликт, обе стороны добровольно согласились участвовать в божьем суде, а именно — провести между собой поединок. Правила просты: сражаетесь, пока один из вас не попросит пощады. Или не выйдет за пределы круга. Если победит истец, ответчик будет обязан пройти ритуал и отдать воспоминания своего брата. Если победит ответчик, оный ответчик получит право умертвить истца. Все присутствующие согласны с правилами и обязуются не вмешиваться в поединок, а после завершения оного всеми возможными способами содействовать тому, чтобы свершилось правосудие.

Он помедлил, вздохнул и махнул рукой:

— Начинайте!

29

Они сделали полный круг, не спуская друг с друга глаз, не вынимая мечей из ножен. Чтобы держать дистанцию, Петер двигался чуть быстрее капитана. Вообще казалось, что бой будет неравным, — но ведьмак не обманывался на сей счёт.

— А что, братец, — тихо сказал Петер, — часто ты вспоминал родителей? За все эти годы — часто? И так, чтоб не в связи со мной. Может, тебе они и не нужны, эти воспоминания? Ради чего всё это?

— Ради брата, — ответил Китобой.

И ударил.

Сабля сверкнула в пламени свечей и рассекла надвое ночного мотылька, метавшегося между дуэлянтами.

Петер ускользнул из-под удара играючи. Хлопнул в ладоши:

— Ну же, братец! Это всё, на что ты способен? Воевать против бабочек?

Ахавель не слушал. Он делал выпад за выпадом, отжимая Петера к краю круга.

— Ах, братец, как же ты пред... — блеснул выхваченный из ножен меч...

— ска... — метнулся к руке Ахавеля, кольнул...

— зуем!.. — ударил плашмя по левому колену...

Капитан сбился с ритма — и вот тогда уже Петер навязал ему свой. Мальчику хватило ума не парировать удары, а уходить из-под них — и атаковать, раз за разом опережая противника.

Они плясали вдвоём, а между ними металась слетевшаяся на свет мошкара.

Ведьмак считал минуты. Подозревал, что долго Ахавель не продержится. А тогда всё будет впустую, кто бы ни победил.

Петер кружил вокруг капитана, нанося удар за ударом. Колол, бил плашмя, дразнил. Всё это — с безумной, нечеловеческой стремительностью.

Китобой не успевал парировать и в конце концов перешёл в атаку. Петер играючи увернулся, но в последний момент, самым краешком лезвия, Ахавель всё же достал его. Из пореза на курточке тонкими струйками потекла кровь.

— Давай! — зло прохрипел Тередо.

И другие подхватили:

— Давай, капитан!

— Китобой! Китобой!

Петер побледнел пуще прежнего и засмеялся. Движения его стали обманчиво плавными, как будто это был танец, подводный медленный танец.

И как будто в соответствии с правилами этого танца клинок мальчика дважды ударил капитана по пальцам. Сабля вылетела из руки, Петер прыгнул вперёд, грозя сверкающим лезвием, — и Китобой поневоле отшатнулся. «Рыцари» разочарованно выдохнули.

— Слишком быстро и просто, — сказал Петер. Он даже не запыхался, глаза блестели. — Давай-ка продолжим! Как ты, братец, согласен?

— А не боишься?

— Не так. «Не боишься, брат?» Скажи это — и я верну тебе меч.

— Мой брат умер в трюме каравеллы... кстати, как она называлась? Не помнишь. Во время ритуала всё пошло наперекосяк, и он превратился в вампира. В существо без тени, без возраста, без памяти. В тебя. Так что, — Ахавель пожал плечами и стал сдёргивать с правой руки перчатку, — боюсь, тебе придётся сперва доказать, что ты — это он. Знаешь ли ты хоть что-нибудь, что знали только мы с ним? Помнишь что-нибудь особенное, известное лишь ним обоим?

Петер продолжал улыбаться, но губы его дрогнули.

— Сказка, — неуверенно произнёс он. — Была сказки. И бисквит. В Новиграде. В ту ночь. — Тряхнул головой. И вот ещё, только что... алая лихорадка, потом была алая лихорадка. — Он как будто повторял заученные слона, значения которых не понимал. — Алая лихорадка.

Ахавель как будто растерялся. Потом покачал головой:

— Э, нет, братец. Об этом ты мог узнать от кого угодно. — Он затянулся напоследок и вынул трубочку изо рта. — На борту было полно народу. А насчёт бисквита и сказки... боюсь, этого не помню я.

Щёки Петера как будто слегка побагровели. Он сплюнул под ноги Ахавелю:

— Ты врёшь! И знаешь, что врёшь! Будь ты проклят! Взмахнув мечом, мальчик бросился на Китобоя.

Тот успел выбить трубочку прямо себе на ладонь. На деревянную ладонь.

Затем увернулся, помахивая в воздухе протезом, заставляя пламя разгореться. Миг — и дерево вспыхнуло.

Ахавель оскалился в усмешке и ударил правой, пылающей рукой. Петер с отчаянным криком отпрыгнул вбок, едва не споткнулся, но в последний момент сумел удержать равновесие.

Ахавель достал из-за пояса кинжал и теперь надвигался на мальчика, делая обманные выпады то правой, то левой. Пламя пылало в ночи, мотыльки метались вокруг, пять или шесть уже обожгли крылья и упали на землю. Воняло палёной шерстью и могилой.

— Капитан! — кричали «рыцари». — Капитан!

— Петер! — вопили Свободные мальчишки. Ведьмак ждал.

На миг эти двое сцепились: кинжал скрежетнул по мечу, правая рука мазнула по касательной и обожгла ухо Петера.

Потом капитан зарычал от боли: огонь охватил всю кисть и подобрался к запястью. Отшвырнув кинжал, Ахавель пытался отстегнуть протез, но слишком поздно. Уже занялся чуть укороченный рукав капитанского камзола...

— Брендан! — крикнул ведьмак. — Помогите ему!

Сам он бросился наперерез Тередо, который явно готов был вмешаться в поединок. На разговоры времени не оставалось, пришлось ограничиться аккуратным ударом. «Рыцарь» молча рухнул под ноги Стефану, тот перешагнул через тело и оглянулся проверить, нет ли других желающих поучаствовать.

Желающих не было.

Между тем Ахавель уже стоял на коленях и пытался дотянуться до кинжала. То ли чтобы перерезать тлевшие ремни протеза, то ли для чего-то ещё более бессмысленного.

Над ним с мечом в руке возвышался Петер.

Пошатывающийся, помертвевший, с расширенными зрачками, мальчик кусал губы и как будто глядел в никуда. Потом он вскрикнул, коротко и пронзительно, — и обвёл всех диким взглядом.

— Нет! Нет-нет-нет-НЕ-Е-Е-ЕТ!

Он отшвырнул меч, словно тот превратился в разъярённую гадюку.

Упал на колени и выхватил из-под носа у Ахавеля кинжал.

Добежать к ним Стефан не успевал, счёт шёл на секунды, и ведьмак просто прыгнул. Ударил плечом Ахавеля, перекатился, набросился на мальчика сзади и мёртвой хваткой обнял. Чтоб даже не дёрнулся.

Перехватил ладонью запястье с кинжалом и шепнул:

— Брось. Давай-давай, отпускай. Всё, всё, всё...

Петер как будто не слышал его. Перебирал пальцами по рукояти, пытался развернуть клинок остриём кверху.

Пришлось нажать покрепче. И когда клинок выпал притиснуть мальчишку к земле. Вовремя: тот начал отбиваться, выкручиваться из хватки, и всё это — не переставая отчаянно кричать.

— Всё, тихо, тихо...

Стефан видел, как к Ахавелю подбежали краснолюды. один сел на предплечье правой, другой — левой руки. Рядом склонился Ренни с тесаком. Сунул в рот Китобою рукоятку ножа.

Потом примерился и ударил, аккуратно отсекая про тез. И набросил на культю плащ, чтобы потушить пламя.

— Не хочу! — надрывно выл Петер. — Не хочу-у-у!

И вдруг замолчал — как отрезало. Просто потерял сознание.

Ведьмак проверил его пульс. Поднялся, небрежно отряхнул пыль.

Вот теперь начиналось самое сложное.

30

Они стояли полукругом и не спускали с него глаз. Кто-то был настроен решительно, кто-то — растерян. Пока еще растерян.

— Мойра, — сказал ведьмак будничным тоном, — разве у вас там в Оксенфурте юные медички не приносят клятву Вандербрека? «Лечить и помогать страждущим», я слова не перепутал? Ну так не стой столпом, лечи и помогай. Вот тебе страждущие, один без сознания, второй... а, уже и второй. Займись сперва капитаном, тащи-ка из «дома» мою сумку, поглядим, что там припасено... Обезболивающее бы ещё... ну, с этим вон к мальчишкам, они наверняка в здешних травах разбираются лучше нашего.

— Пламяница, ребятки, поблизости растёт? Давайте, живо, одна нога здесь, другая там.

Мальчишки метнулись к выходу из «крепости» и пропали. Кажется, они были рады сбежать. Им нужно было время, чтобы прийти в себя... впрочем, всем им нужно было время.

Над «башнями» метались летучие лисицы, дивясь человеческой глупости. Только что дрались, а вот теперь лежат оба-два, плечом к плечу.

— Не надо их никуда переносить, — предупредил ведьмак. — И вообще лишний раз тревожить не надо. У одного шок болевой, у другого... в лучшем случае только эмоциональный. Я ж не знаю, как именно действует этот их ритуал. А мы его с Мойрой вдобавок немножко подправили.

Он разгладил усы и поглядел на «рыцарей». Тередо уже пришёл в себя: сидел на земле и стонал, держась за голову. Его поддерживал за плечо Родриго. Кстати, выглядел Двухголосый получше, чем до укорачивания.

Хмурились краснолюды, стоял, сложив руки на груди, Макрен. Печёнка тщательно вытирал секач пучком сорванной травы. Но глаз с ведьмака не спускал.

— Ходить, — сказал Стефан, — они смогут не сразу. Им бы пару-тройку дней... Но нам тянуть нельзя: Рубанок, возьмёшь себе помощника, пойдёте к заливу. Надо понять, в каком состоянии корабль и целы ли шлюпки. Почти наверняка он сгорел не весь, но наверняка же работы хватит. Ты теперь самый ценный член команды, без тебя мы отсюда не выберемся. Так что, будь добр, на сколопендр не наступай, подозрительные фрукты-овощи не ешь... кстати, насчёт фруктов и сколопендр — это всех касается.

Мойра уже вернулась из «дома» с ведьмачьей сумкой и циновками. Положила циновки в круг и кивнула краснолюдам, чтобы помогли перенести на них тела.

Скинула курточку, сунула под голову Ахавелю. Оглянулась. Все отводили глаза.

Ведьмак скинул свой кафтан с фантазийными узорами, впрочем, уже изрядно потрёпанный, в Чердиане в таком перед дамами не покрасуешься. Бросил Мойре — та словила и, свернув, положила под голову Петеру.

Потом занялась содержимым сумки.

— Ну, с делами разобрались, — подытожил Стефан. - Теперь можно перейти к осуществлению заветной мечты.

Он отступил в сторону и кивнул Ренни:

— Кто первый?

— Что?

— У нас ведь с вами осталось одно нерешённое дело. То, ради которого вы все сюда приплыли. Если память мне не изменяет, твои «рыцари» собирались убить вон того мальчика. Можете сделать это прямо сейчас. Хотя... да, это ведь неблагородно, не по-рыцарски. Что ж, подождите, пока очнётся. Уверяю: он тогда сам будет умолять вас об этом.

Ведьмак поддел носком сапога кинжал, которым хотел воспользоваться Петер.

— Собственно, если б я его не остановил...

— Объясни уже по-краснолюдски, — попросил де Форбин. Кашлянул: — Или по-людски.

— Он схитрил. — Мойра говорила и одновременно размешивала мазь, найденную в ведьмачьей сумке. — Обвёл всех нас вокруг пальца: меня, вас, капитана, даже Петера. Чёртов ведьмак.

Стефан отвесил ей поклон:

— К вашим услугам, барышня. Собственно, я не знал, получится ли. Но это был единственный способ.

— Будь ты проклят! — неожиданно просипел Китобой. Он лежал с закрытыми глазами и дышал, со свистом втягивая воздух. Очевидно, пришёл в себя совсем недавно. «Единственный способ», как же!..

— Единственный способ спасти мальчишку, — устало сказал Ренни.

— Его, вас, капитана... Без тени Петер одолел бы кого угодно. Без тени — и без памяти. Устроил бы себе ещё одно развесёлое приключение. А так... Так он получил сперва тень, а после наши воспоминания. И здесь, конечно, был риск, что получит он вовсе не то и не так. Я мог лишь надеяться, что один из нас заставит его взглянуть на происходящее со своей точки зрения. Увидеть Свободных мальчишек глазами Мойры. Пережить то, что переживал Родриго, лишившись племянников. Оказаться вместе со мной на палубе «Королевской фортуны». Мальчишки любят играть в войну — он тоже любил. «Приключения»!.. Бьюсь об заклад, он и был тем самым Кукушонком, которого так долго все искали. Откуда бы ещё взялись все эти сокровища в «доме»?

— И зная это, вы позволите ему?!..

Ведьмак пожал плечами:

— Отчего же? Вот он, приступайте. Кто из вас готов свершить правый суд? Капитан, у вас ведь остался заряженный пистолет. Сейчас Мойра закончит смазывать культю — и стреляйте. Рядом лежите, точно не промахнётесь. Нет? Тогда, может, вы, судья? Де Форбин? Родриго?

Они стояли и смотрели на него. С ненавистью, с уважением, со страхом.

— Почему вы делаете всё это?

— Потому что, — сказал ведьмак, — он не помнил того, что творил. И не понимал этого. Моя работа — уничтожать чудовищ. И он действительно был чудовищем — весёлым, простодушным, бессердечным чудовищем. Дав ему тень, подарив наши воспоминания, я уничтожил чудовище. А вы, если хотите, можете убить мальчика. Если же, — добавил он, — вы всё-таки оставите его в живых... знаете, что будет? Я скажу вам: Петер проснётся завтра или сутки спустя и первым делом вспомнит всё — и захочет умереть. От стыда и ужаса за то, что сотворил. Вы же сами видели, как он схватился за кинжал. Но если вы и тогда не станете совершать то, ради чего приплыли сюда...

Он пожал плечами.

— Ему придётся несладко. На самом деле, очень тяжело. Взрослеть всегда тяжело и больно. Но... есть вещи, с которыми ты вынужден жить всю свою жизнь. Смириться с ними, ежедневно искупать их, так или иначе. Или сломаться. Летать он больше не сможет. Что до тени... она прижилась крепко, я уверен. Так что нам троим, — кивнул он Мойре и Родриго, — придётся жить без некоторых воспоминаний. Может, это и к лучшему.

Он провёл ладонью по лысому черепу, снова пожал плечами:

— В общем, разбирайтесь тут сами... Мойра, ты закончила с капитаном? Можно тебя на пару слов?

Она подошла, то и дело оглядываясь на круг и стоявших перед ним мужчин.

— Заметки с собой? Позволишь?

Ведьмак взял листы, небрежно проглядел, убеждаясь, все ли здесь, — и присел с другой стороны круга. Поднёс листы к свечке и смотрел, как огонь пожирает чёрные буквы, стрелки, символы.

Мойра стояла у него за плечом. Затаив дыхание, не сводила глаз с Печёнки, Тередо, краснолюдов, Макрена.

Бабочки плясали в воздухе, многие садились на лежавшие в круге тела. Одна вышагивала по лбу Петера, затем перешла на нос; пыльца с крыльев падала на покрасневшие щёки, на веки.

И вдруг плотно стиснутые губы мальчика на миг раздвинулись в улыбке.

Де Форбин приглушённо выругался и, отвернувшись, зашагал обратно в «дом». Помедлив, за ним пошёл Рубанок, потом Макрен, Тередо, старый Брендан...

Капитан смотрел им вслед. Потом смежил веки и задышал ровнее. Заснул.

— А если бы, — дрожащим голосом спросила Мойра, — если бы они... Неужели вы позволили бы им?..

Ведьмак обернулся. Она посмотрела ему в глаза — и покраснела.

— Иди, — сказал ведьмак. — Прибегут мальчишки, о них нужно позаботиться. И об остальном. В ближайшие дни будет очень тяжело.

— А вы?

— А я пока пригляжу за этими двумя. Когда придут в себя, им потребуется помощь, особенно Петеру.

Она кивнула и зашагала ко входу в «дом».

Свечи догорали, но небо на востоке уже окрасилось в нежно-алые тона. Летучие лисицы наконец угомонились. Где-то в зарослях «жерк-жеркали» лягушки и пела невидимая птаха.

Ведьмак устроился поудобнее и стал ждать, когда братья проснутся.

18.02 - 1.08. 2012 г.,