Ведьмы.Ру 2

Глава 16 О большом многообразии культуры и роли ее в жизни простого человека

Глава 16 О большом многообразии культуры и роли её в жизни простого человека

Раскалённый меч, призванный моим врагом, проштрыкнул мне правый бок, сломав ребро (если одно) и пробил насквозь печень.

Хроники существования простого попаданца

Звонить отцу не то, чтобы не хотелось.

Данила вышел во двор. Опустился на лавочку и ноги вытянул. А воздух тут хороший. Свежий такой. И в голове наступает прояснение. А следом приходит понимание, что он, Данила, был ещё тем идиотом. Не в смысле интеллектуальных способностей, но вот так… в целом.

В общечеловеческом.

— Дань, ты чего? — Ульяна вышла следом.

— Ничего. «Вектра» хотела компанию отца выкупить.

— И?

— Отец отказался продавать. Знаешь, а ведь я подхожу. Если с отцом что-то случится, то я — единственный наследник. Точнее, есть ещё мама, но ведь можно и обоих? Или вот наоборот, сперва маму, а потом меня в дурку, отца же… Стасиков отец ничего и никого, кроме своей Женечки, не видит. Стас как-то сказал, что он там совсем лишний. Я ещё смеялся. Ну, радоваться надо, что батя нашёл себе кого-то по душе. И вообще, это ревность. А теперь вот реально так… надо позвонить.

— Надо, — согласилась Ульяна.

— И что сказать? Что маму хотят убить, меня — свести с ума, а ему подсунуть девицу, от которого у папы мозги поплывут? И под это дело отжать компанию? Слушай, а если так, почему они просто не убивают? Это ж и проще, и дешевле.

— Потому что убийство привлекает внимание, — на пороге появилась Элеонора. — Любая смерть привлекает внимание, а уж смерть наследника, состояние которого переходит любящим родственникам, тем паче. Расследуются такие дела очень серьёзно, часто с привлечением менталистов, особенно, когда речь идёт о смене собственника предприятиями, выполняющими оборонные заказы. А там таких много.

— А сумасшествие… — Данила поглядел на бывшую.

Почему она не рассказала? Жили же. Может, и вправду, не было там у них великой любви, но ведь жили же. Вместе. Вдвоём. Кинчики смотрели. Сериальчики всякие и разные. На тусовках тусили. Вечеринки устраивали. И она там информацию собирала, пока Данила веселился.

А закончилось всё…

— Смерти нет. Расследовать нечего. Зато практически во всех случаях имеются видеозаписи, на которых становится очевидно, что человек ведёт себя неадекватно. Да, записи как бы скрыты, но они есть. И при необходимости, скажем, если кто-то пожелает встречи с наследником, ему предоставят эту запись.

А ведь и у Данилы такая есть.

И запись. И протокол освидетельствования, который отец попросил убрать, но… если не убрали? Передали? Даже не сам Савельев слил, но ведь медсёстры имеются или другие люди. И получится, что, попади Данила в «Синюю птицу», многие решат, что это правильно.

И дурь принимал.

И буянил.

И вообще давно нарывался-то, на самом-то деле. Многие даже скажут, что всё к тому и шло, что просто у золотого мальчика от вседозволенности крышу сорвало. Так ему и надо.

По спине побежал холодок.

— Дань, не спеши, — Элеонора сделала вдох. — Какой здесь воздух… приятный. Ты очень эмоционален, однако в данном случае спешка скорее повредит.

— Чем⁈

— Я не уверена, но… — она замялась. — Их держат. Возможно, на препаратах. Возможно, блокируют дар. Но при этом они должны быть здоровы и не производить впечатления замученных. Они должны быть такими, каких можно предъявить, скажем, следователю или имперской комиссии, если та заинтересуется. На внешнем уровне «Птица» просто обязана производить благоприятное впечатление, а значит, низводить пациентов до состояния овощей никто не станет. Это как минимум вызовет вопросы. А как максимум, гибель пациента вновь же спровоцирует ненужное внимание.

— Какому следователю⁈ — Элька вообще сейчас о чём говорит?

— Спокойно, — Ульяна положила руку на плечо.

И это прикосновение действительно успокоило.

— Меня эта история задела краем, но людей много. Как знать, кого она ещё заденет? И на каком уровне. Это первое. Второе — изменение финансовых потоков. Пусть неспешное, растянутое во времени, но грамотные аналитики мимо не пройдут. Деятельность «Вектры» обязательно привлечёт внимание. И повторюсь, то, что они полезли в военные заказы, играет против них. Так что пациентов они не будут трогать физически или… пока уверены, что особой опасности нет. Поверхностные проверки, полагаю, они выдержат на раз. И уже выдерживали. А вот случись скандал, шум или просто… понимаешь, живые свидетели им не нужны. Устроят какой пожар или срыв нервный. Скажем, тот же Стас найдёт способ избавиться от блока, примет запрещённый препарат и не справится с собственной силой.

Данила представил и вздрогнул.

— А два десятка трупов, — продолжила Элька спокойным тоном, — повесят на номинального директора, который не выдержит гнёта совести и залезет в петлю. Документацию подотрут и все прочие участники сделают вид, что понятия не имеют, как так оно получилось.

— Знаешь, — Ульяна руку убрала. — А в её словах есть смысл.

— И что? Дальше сидеть? И Стаса там бросить?

— Нет, Стаса бросать мы не будем… побег пойдёт по плану. И отцу ты позвонишь. Спроси у него про эту «Вектру». Вдруг что-то да расскажет… такого… не знаю, — Ульяна скрестила руки. — А вот чтобы собрать информацию изнутри, нужно внедрить агента…

Наум Егорович перевёл взгляд с начальства на этого, крупноголового, которому в кабинете генерала Святского было точно не место. Но нет, сидит с невозмутимым видом, будто так оно и надо.

Консультант, чтоб его.

— Серьёзно? — спросил Наум Егорович, чувствуя, что крепко так запоздал с рапортом об увольнении.

Нет, он, конечно, не подал бы.

Ну как ребят бросать? Но вот… но хоть бы погрозился, что ли.

— А что, похоже, что шутим? — вместо генерала ответил умник, который снова вытащил свою хреновину и ею в воздухе помахал. Потом надавил на что-то и положил штуковину на столик, тот, который в углу кабинета. Сам же, наклонившись, вытащил сумку.

А из сумки — ноутбук.

— Наум… — генерал тоже чувствовал себя неловко. — Давай послушаем господина…

— Федоров, — представился головастый. — Фёдор Фёдорович.

Вот наверняка соврал.

Не похож он на Фёдора. Особенно на Фёдорова Фёдора Фёдоровича. Хотя вот сейчас Наум Егорович не усомнился, что, изъяви он сомнения, документы предоставят.

И будут те в лучшем случае как настоящие.

— Из имперской разведки будете? — поинтересовался Наум Егорович, понимая, что отвертеться от высокой чести и совместной операции не получится. — Пятое отделение?

— Пятого отделения не существует, — Фёдор Фёдорович поставил на стол ноутбук, который больше походил на массивный короб.

— Вот-вот. Я своим то же самое говорю.

— Это вы очень правильно говорите.

Сверху короб был расписан рунами, украшен какими-то камнями и с виду всё это сооружение тянуло на хорошую такую государственную тайну. А может, и не одну.

На всякий случай Наум Егорович перевёл взгляд с короба на портрет государя-императора, в котором точно обозримых государственных тайн не имелось, а лишь одно только высокое искусство.

— Официально я числюсь внештатным сотрудникам института культуры, — Фёдор Фёдорович изобразил улыбку, больше похожую на судорогу. — И в любом ином случае ваша помощь бы не понадобилась, но… тут будет проще показать. Одну минутку.

Короб раскрылся.

Или развернулся? Главное, что на экране появился вдруг Наум Егорович. Точнее сперва он решил, что себя видит, но потом понял, что человек просто похож. Щеки потолще. И очки такие, круглые. У Наума Егоровича со зрением всё отлично.

Второй подбородок даже не наметился, а тут вон обжился уютной складкой, шею прикрывающей. И стрижётся Наум Егорович по старой военной привычке коротко. А у этого по обе стороны лысины — кстати, ещё одна причина от привычки не отказываться — седые волосы завиваются.

— Твой брат, что ли? — генерал, до того тоже разглядывавший портрет государя с немалым интересом, покосился на экран.

— У меня нет братьев, — произнёс Наум, впрочем, не слишком уверенно.

— Вопрос установления родства будет решён отдельно, — сказал Фёдор Фёдорович. — Это Крапивин Николай Леопольдович.

— И?

— Мы полагаем, что в ближайшие дни он будет похищен и помещён в специальное заведение под предлогом необходимости реабилитации.

Картинка в голове сложилось.

— То есть, когда вы говорили, что я должен стать агентом внедрения, вы имели в виду, что я его заменю? — Наум Егорович ткнул пальцем в экран.

Ладно, рядом с экраном. Что-то подсказывало, что тыкать в этакие экраны себе дороже. И не потому, что повредишь. Скорее тут за палец боязно.

— Именно, — Фёдор Фёдорович заменил один снимок другим. На нём тоже был Крапивин, но в каком-то сером свитере, растянутом до колен. — Четверо из недавно задержанных умерли.

— Как⁈ — Наум Егорович сперва даже не понял, о ком речь. А потом понял и удивился, потому что бандиты были живы.

Очень даже живы.

— Кровоизлияние в мозг. Штатный менталист полагает, что имела место клятва, которую они зачем-то нарушили. Остальные пока помещены в лечебный сон. Закладки ищем и будем пытаться снять. Единственный, с кем получается работать, это ваш знакомый…

Святой.

Святой продолжал каяться.

— У него закладки нет? — уточнил Наум Егорович.

— Думаю, что есть. Он как раз знает больше остальных, и было бы нелогично обойти его защитой. Однако эти закладки по какой-то причине не сработали. Штатный менталист полагает, что имело место внешнее воздействие силы, превосходящей исходную, и новое внушение легло поверх старого, изменив его суть. Теория жизнеспособная, но ещё нуждается в подтверждении. Пока объект перемещён в безопасное место.

— А я каким тут… и этот вот? — он указал на экран.

И как-то вот вспомнились вдруг матушкины упрёки, и отцовские оправдания, что, мол, ничего-то нету и быть не может, и что это просто матушка чересчур ревнива, а ещё слушает всяких там…

— В числе прочего объект сообщил о готовящемся похищении Крапивина.

— И?

Всё равно не понятно, на кой похищать этого толстяка.

— Крапивин давно находится в сфере интересов…

— Института культуры? — подсказал Наум Егорович. И Фёдор Фёдорович кивнул.

— Именно. У нашего института культуры много… разных направлений. Крапивин весьма талантливый инженер, который в свободное время занимается изучением изменения проводимости…

Вот дальше прошло как-то мимо. Отдельные слова Наум Егорович понимал, а вместе они сливались в абсолютный шум.

— … что представляет немалый интерес для государства.

А вот это уже понял.

— Применение его наработок позволит понизить расход энергии на семь процентов и улучшить передачу сигнала, обеспечив…

В общем, умный человек, этот Крапивин.

И полезный.

И вот какая-то падла собралась этого крайне полезного человека умыкнуть. Это тоже понятно. В целом вообще всё более-менее понятно. Даже Институт культуры в это дело вписывался. А что, культура — она такая, обширная и разнообразная. Небось, там, в недрах, и кружок радиолюбителей отыщется, которому очень нужен хороший руководитель.

— А чего вы его сразу не забрали? — уточнил Наум Егорович.

— Видите ли… — Фёдор Фёдорович даже смутился, как показалось. — Крапивин при всей его одарённости — человек специфического склада характера. В своих постах он не единожды выражал недоверие к государству в целом и отдельно взятым структурам его в частности. Мы планировали подвести его к знакомству с нужными людьми, которые выступили бы в роли независимых инвесторов.

Параноик, короче.

Изобретатель-параноик, которого собираются похитить.

— Но в последние несколько недель его состояние крайне обострилось, поэтому было решено операцию знакомства отложить до стабилизации Крапивина. Мы и сами рассматривали возможность включения в контактную группу грамотного психиатра…

Наум Егорович кивнул. Правильно. Современную культуру без грамотного психиатра воспринимать сложно. Он вот давече на выставке был, супругу сопровождая, так сразу о психиатре подумал…

— Однако теперь мы полагаем, что ухудшение произошло не само собой. Более того, ввиду полученных данных аналитики склонны полагать, что готовящееся похищение Крапивина — лишь часть общего куда более сложного плана. И что мы имеем дело с организацией, существование которой до сего дня пребывало в тени.

А теперь вот тень поредела.

И институт культуры с несуществующим пятым отделом заинтересовались, что за хрень творится. Но главное не это. Главное, что угли выгребать придётся кому?

И как это Евдокиюшке объяснить?

— Информации пока недостаточно. Крайне недостаточно, — произнёс Фёдор Фёдорович с искренней печалью в голосе.

— А просто… ну… ребят поднять. Возьмут там… спеленают…

— Кого? Психиатрическую бригаду? Аналитики абсолютно уверены, что обострение состояния…

…лето же. А обострения у психов весною случаются.

— … не случайно. Знакомьтесь.

Женщина на экране была округла и миловидна.

Мягкие черты лица, светлые волосы и ясный наивный даже взгляд.

— Евгения, младшая единоутробная сестра Крапивина. И в принципе единственная его официальная родственница. Живёт в той же квартире, которая принадлежит им в равных долях. Не работает. Занимается тем, что ведёт домашнее хозяйство брата. И в личной переписке до недавнего времени часто жаловалась на его невыносимый характер, отравляющий ей жизнь.

О том, почему они читали личную переписку, спрашивать не стоит.

— А потом перестала?

— Около трёх месяцев тому она встретила некоего Ивана Поряжского, с которым, судя по статусам и соцсетям, вступила в близкие отношения.

Что-то от обилия людей голова начала побаливать.

— Сам Поряжский разведен. Жилья не имеет. Работает водителем…

— То есть, и перспектив получить жильё у него никаких, — Наум Егорович уже понял, к чему оно. — Думаете, она решила притравить братца, определить его в психушку и…

— И лишить дееспособности. В этом случае она получит право распоряжаться не только квартирой, но и иным имуществом. А у Крапивина есть ещё дача, машина и счета. Он весьма состоятелен. По сравнению с сестрой. Однако при всём этом патологически скуп.

Скупой сводный брат, который стоит на пути к личному счастью.

Женщина не так и стара, но и не молода. По виду — около тридцати, а значит, может быть и под сорок. Семейная жизнь не задалась. А тут вот шанс. И этот Поряжский с его квадратной физией вполне вариант. Вот только братец, чуялось, не проникнется. И если действительно параноик, то чужого человека в квартиру не пустит. Даже и без паранойи не пустит, потому что жмот.

И жлоб.

Уходить на съем? Но тогда с ребенком погодить придётся. А ей уже некуда годить. Они и в целом-то съем могут не потянуть. Не говоря уже о том, что при наличии своей жилплощади уходить куда-то странно.

Продавать долю?

Тоже не так просто. Чужие нормальную цену не дадут. Скупой брат тоже откажется. Да ещё при умении процесс этот может затянуться. Нет, в другом случае она, верно, продала бы…

— Ей ведь и убивать не надо, — Наум Егорович поглядел на снимок. — Убить не каждый способен. А так… он свихнётся, она отправит его куда там…

— В «Синюю птицу».

— А это что за…

— Вот что «там» вам и предстоит выяснить. Раз уж выпала такая удача…

— Она увидит, что я не её брат.

— О, на сей счёт волноваться не стоит. Вчера на её стене появилось вот что…

Фото руки и колечка на ней, весьма однозначное. А ещё… ага, любовь-морковь, счастье через край, которого в себе не удержать. И с предложением — выходные в пансионе «Зайкина гора».

Где это?

Хотя не важно. Главное, что всему миру эта Евгения заявила об отъезде. И не просто так… если у брата крыша поедет в её присутствии — это одно. А вот тут можно будет честно сказать, что был нормальным, она уехала и вот, случилась беда. И значит, времени не осталось.

— Я ж не готов, — Наум Егорович мысленно застонал. Или не мысленно. — К этому ж годами готовят!

— Это вы преувеличиваете.

— Ладно. Месяцами. Неделями. А вы…

— Боюсь, нет у нас ни недель, ни месяцов, ни даже дней. Я и про часы-то сомневаюсь. Наблюдение мы установили, но… аналитики уверены, что мы имеем дело с очень серьёзными людьми, а потому работать будут аккуратно. Нет у нас времени, Наум Егорович. Категорически. И так вот, можно сказать, что повезло с вами. Вы человек опытный. Справитесь.

Чтоб…

Точно уволится.

— У меня жена…

— Понимаю. Ей сообщат о срочной командировке. И если вас утешит, временно вы будете приписаны к Институту Культуры.

— Внештатным консультатном?

— Видите. Вы всё сами понимаете. И поверьте, за консультации у нас платят неплохо. Кажется, ваша дочь мечтала сыграть свадьбу в «Эжени»?

— Да, — спрашивать, откуда Фёдор Фёдорович о том узнал, лучше не стоит. — Там мест нет.

Потому что расписаны на год вперёд.

Оно и к лучшему, потому как цены в этой модной забегаловке такие, что Наум Егорович после просмотра меню долго потом думал, что же там подают, если оно стоит, как…

— Думаю, найдём. И за оплату не волнуйтесь. У Института Культуры во многих местах отличные скидки…

Обложили.

— Когда? — Наум Егорович и так бы не отказался, но… дочка обрадуется. А Евдокия простит. И поймёт. И службу его она знает, так что не в первый раз вон. этот хотя бы точно предупредит, а то ведь…

— Сейчас, — Фёдор Фёдорович поднялся. — И поверьте, будь у нас другой вариант…

Но другого не было.

— Ничего, — Наум Егорович глянул в зеркало. Вот всё-таки интересно, случайное сходство или папаша и вправду погуливал? — Как-нибудь справлюсь…

Куда ему деваться-то.

Особенно, когда прикрывать целый Институт Культуры будет.