Вэкэт и Агнес

12

Сколько раз в жизни Вэкэт убивал живое существо! Он стрелял весенних птиц на тундровых озерах, расставлял силки на зайцев, а потом деревянной палкой душил их, не обращая внимания на раздирающий уши заячий плач.

Когда он жил на берегу моря у дяди Вуквуна, бил нерпу, волочил мертвых лахтаков по торосистому морю, за ним оставался широкий кровавый след, по которому потом шли песцы.

Вэкэт душил песцов, попавших в капканы, взбирался на отвесные скалы и разорял птичьи гнезда, добывая вкусные яйца – будущую жизнь.

Больше всего ему довелось прикончить оленей. Ловил арканом, и вздыбившееся животное долго не могло поверить, что пришел конец и его глаза больше не увидят дневного света, не ощутят движения жизни вокруг себя – движения огромного стада.

Кровь лилась на снег, звонко падала в эмалированный таз, впитывалась в землю. Медленно уходила жизнь из поверженного животного, чтобы влиться новой силой в тех, кто населил эту тундру, кто стал частью природы Севера. Убить оленя – это так же естественно для жизни, как срубить тальник и развести костер. Убить тюленя – это так же необходимо, как натянуть на себя теплую меховую кухлянку, чтобы не замерзнуть.

Дрожащий, запорошенный снегом Вэкэт вернулся в палатку и в изнеможении опустился на задубелый спальный мешок. Он в недоумении посмотрел на заиндевелое лезвие ножа, и тошнота подступила к горлу. Отшвырнув нож, Вэкэт привалился к спальному мешку и заплакал.

Давно съеден кусок не только копальхена, но даже лахтачьего потяга [Потяг – длинный ремень. ], в примусе оставались последние капли бензина, а пурга не унималась. Вэкэт даже подумал сварить и съесть книгу Стефансона. Он долго примеривался к ней, оторвал последнюю страницу, там, где была приложена карта, и пожевал. Удалось даже проглотить бумажный ком, но мучительная спазма сжала желудок, и вместе с горькой желчью выпала на загрязненный снег страница из книги великого арктического оптимиста.

Оставалось последнее средство: заколоть собаку. И в общем-то это был самый простой и надежный способ выжить. В конце концов ему все равно придется возвращаться, не закончив работы. Всего в пяти километрах отсюда плато. Он взберется с нартой и покатит на полярную станцию даже без помощи собак.

Вэкэт вытащил нож и осмотрел лезвие. Оно слегка затупилось, и на самом кончике появилась еле видимая глазу заусеница: не стоило колоть им лед, ведь есть же топорик. Вэкэт провел подушечкой большого пальца правой руки по лезвию и убедился, что нож еще достаточно остер.

Едва Вэкэт оставил спасительный тент палатки, как ветер швырнул его на землю. Пошатываясь, Вэкэт побрел туда, где лежали собаки, точнее слегка возвышавшиеся снежные холмики. Только пристально вглядевшись, можно было увидеть легкую заиндевелую отдушину, обрамленную инеем.

Вэкэт шагнул с поднятым ножом к первому же холмику и разворошил его торбасами. Отряхиваясь, из-под снега показался Лелю. По привычке, он слабо тявкнул и попытался лизнуть в лицо наклонившегося над ним хозяина. Лелю видел нож, но не понимал его назначения и продолжал тихонько скулить, словно жалуясь на голод и жестокий, пронизывающий даже собачью шкуру ветер. Рука Вэкэта задрожала, и нож упал в снег. Потом он долго его искал, а слезы застилали глаза замерзающей пеленой, ветер вдувал снежинки в легкие, вызывая кашель. Пес тихонько скулил и пытался снова улечься в заполнившуюся снегом ямку.

Отойдя в сторону, Вэкэт стал сам себя оправдывать: было бы безрассудством закалывать одну из лучших собак. Такая собака стоит больших денег. Ока дороже самого жирного оленя, а в глазах знатоков вовсе не имеет цены…

Кого же все-таки заколоть? Ну разве коренную? Собака неважная, плохо слушается, норовит пойти рядышком, не натягивая постромков. Где же она лежит?.. Вэкэт побрел вдоль ряда снежных холмиков. Иногда он припадал на колени и слегка разрывал снежный куполок. Одни собаки равнодушно приоткрывали глаз, другие пытались ласкаться, несмотря на истощение. Но во всех собачьих глазах, даже в тех, которые открывались лишь на мгновение, Вэкэт видел выражение доверия. Доверия и надежды.

Преследуемый доверчивыми собачьими взглядами, Вэкэт кинулся обратно, едва не свалив истонченную, иссеченную многодневной пургой палатку, отшвырнул нож в сторону и заплакал.