Вэкэт и Агнес

13

Это была необыкновенная весна.

Когда пришла пора телиться важенкам, маточное стадо подогнали ближе к лагерю экспедиции. Там тоже начиналась своя страда. С главной базы ждали тракторный поезд с буровым оборудованием. Геодезисты выходили на холм и подолгу смотрели в южную сторону.

А Вэкэт дневал и ночевал в стаде. С каждым днем прибавлялось пушистых, смешных, лобастых телят. Беспомощные комочки жизни, они уже через несколько минут, сначала смешно ковыляя, а потом все увереннее становились на свои дрожащие ножки и бежали вслед за матерями. Важенки, гордые и счастливые, облизывали и обнюхивали своих детенышей и важно шествовали по протаявшей земле…

Агнес прибегала в стадо и вместе с пастухами поднимала упавших телят, относила их в укрытое от ветра место. Обычно разговорчивая, она была молчалива, и только в длинных ее глазах было удивление перед великим и простым чудом природы.

Тундра – слишком открытое место, чтобы отношения между Агнес и Вэкэтом остались незамеченными. Товарищи спрашивали Вэкэта, когда он собирается пригласить их на свадьбу, а Туар, будучи женщиной деликатной, лишь вздыхала и вопросительно смотрела на сына.

Когда наступило сравнительно спокойное время, Агнес все чаще стала заговаривать о материке. То, что она вспоминала родной город, в этом ничего удивительного не было, но вдруг в ее речи замелькали названия: Рига, Ленинград, Москва.

– Тебе никогда не приходилось бывать в Москве? – спросила она как-то Вэкэта.

– Нет. Прямо из десятого класса я пошел в тундру…

– Самое прекрасное в Москве – это Кремль, – мечтательно произнесла Агнес – Это такая красота!.. Я всегда смотрела на Кремль издали, с Софийской набережной. Примерно с того места, где находится английское посольство. Я стояла там долго-долго, пока не подошел милиционер и не спросил, чего мне тут надо. Очень красиво.

Агнес говорила не умолкая, и в ее интонации было что-то такое, от чего щемило сердце.

Сказать: "Не уезжай, оставайся"? Но как это можно произнести, если между ними не было сказано ни слова о том, что теперь составляло большую часть их жизни, что соединяло их и тянуло друг к другу?

Агнес не находила себе места. То она не отлучалась от Вэкэта, то вдруг исчезала на несколько дней, а у парня не хватало смелости пойти на базу экспедиции и разыскать ее.

Наступило лучшее тундровое время. Еще не появился комар, но тепло, а на бесчисленных озерах, речках и протоках тысячи птиц заполняли своим разговором воздух. Солнце почти не уходило с неба. Лишь около полуночи оно скрывалось за горизонтом и тут же снова выкатывалось на чистое небо. Недалеко – полярный круг: там солнце не уходило круглые сутки.

– Все повидала, – загибая пальцы на руках, перечисляла Агнес: – И оленей, и полярное сияние, и пургу, почти полярную ночь, становища оленеводов, собачьи упряжки. Целый набор экзотики, а вот полного полярного дня так и не довелось увидеть… Скоро буду дома. Сделаю вторую попытку поступить в университет в Тарту.

Агнес произнесла эти слова и выжидательно посмотрела на Вэкэта.

– Почему ты никогда ничего не скажешь? – с оттенком раздражения спросила она.

– Потому что мы решили об этом не говорить, – ответил Вэкэт.

Почувствовав в этих словах укор и боль, Агнес прикусила губу и долго молчала.

После этого разговора. Агнес была внимательна к Вэкэту и почти не оставляла его наедине. В свободное от дежурства время они бродили по тундре, распугивая куропаток, высиживающих птенцов, сидели подолгу на берегу озера, следя, как серебряной стрелой выскальзывают из воды танцующие хариусы.

– Ты меня будешь провожать?

– До самолета.

– Я уже опаздываю на экзамены. Все тяну-тяну, и ничего не могу поделать. Я ведь давно взяла расчет, осталось только деньги получить в управлении… Четыре телеграммы получила от родителей. Даже папа прислал одну… А я не могу никак решиться. Не могу…

Агнес заплакала. Вэкэт только раз видел слезы на ее глазах, когда слушали в палатке "Сорок пятую" Гайдна. Вэкэт растерялся. Он встал с кочки, принялся ходить вокруг Агнес, словно она была упавшей важенкой. Девушка подняла на него залитое слезами лицо:

– Ну скажи, кто ты – мудрец или просто так?

Вэкэт пожал плечами.

Действительно, кто он? Но разве что-либо изменится от того, что он скажет ей, чтобы не уезжала.

– Скажи мне что-нибудь, ну скажи! – молила Агнес.

– Чего уж говорить, – уныло произнес Вэкэт. – Теперь уже поздно разговаривать, надо ехать.

Агнес вскочила с кочки, словно ее подбросило пружиной. Она кинулась на Вэкэта, повалила его на траву, стала целовать, и ее горькие и соленые от слез губы произносили какие-то слова.

Через несколько дней Вэкэт попросил у директора совхоза отпуск на несколько дней.

Вездеход тарахтел, распугивая птиц, выжимая фонтанчики из заполненных влагой кочек. Уходила вдаль озерная гладь, и горизонт понемногу загромождался невысокими холмами, однообразными, как морские волны. Задний брезент вездехода был откинут, и можно было видеть две колеи разрушенной земли, которые уходили все дальше и дальше.

Агнес и Вэкэт сидели на железной скамье. В ногах лежал багаж – зимняя меховая одежда, сшитая Туар, и огромные оленьи рога.

Агнес и Вэкэт почти не разговаривали, лишь изредка обменивались взглядами. Их тесно сплетенные руки лежали на коленях Вэкэта.

В райцентре, пока Агнес получала деньги, Вэкэт неприкаянно бродил по улицам, ходил возле интерната, не решаясь войти. Ему казалось бесконечно далеким школьное детство, словно прошли десятилетия.

– Ух, какая я богатая! – и Агнес показала Вэкэту толстую пачку.

Сходили в сберкассу, оформили аккредитив, купили билет, а вечером пошли в кино. Шел какой-то южноамериканский фильм, но Вэкэт ничего не видел, кроме Агнес.

Самолет уходил рано утром.

В тесном зале собрались отъезжающие. В большинстве это были отпускники. Радуясь предстоящему отдыху, они оживленно переговаривались, обменивались адресами.

Среди этого лихорадочного веселья только двое были грустны.

– Рома, – шептала Агнес. – Я буду тебя ждать. Приезжай. Как почувствуешь, что не можешь больше, – приезжай. Я буду ждать… Самое лучшее время за всю мою жизнь – это там, в твоей тундре… Не забивай меня никогда… Слышишь, никогда меня не забывай.

Даже если бы Вэкэт захотел что-то сказать, он не смог бы этого сделать: комок стоял в горле. От него уходила нежность, первое настоящее чувство.

– И пиши письма, – продолжала Агнес, делая усилия, чтобы не разрыдаться на глазах у пассажиров, – И я тоже буду тебе писать. Как только приеду, сразу же напишу. А ты не задерживай ответ. Хорошо?

Длинные глаза Агнес были темны. Вэкэт боялся смотреть в эту темноту и призывал все свои силы, чтобы держаться.

Наконец диктор объявил посадку. Пассажиры ринулись к выходу на летное поле.

Агнес подняла чемодан, но продолжала стоять, не двигаясь.

– Ну что ты? Иди, – выдавил из себя Вэкэт.

– Поцелуй меня, – прошептала Агнес.

Вэкэт притронулся губами к горячим, сухим и твердым губам Агнес.

– Иди, – сказал он и повернулся спиной.

Он слышал ее шаги. Она шла по дощатому грязному полу зала ожидания. Он мог узнать ее шаги среди тысяч других шагов.

Когда Вэкэт повернулся, Агнес уже не было в зале. На длинных скамьях вольготнее располагались оставшиеся пассажиры, которым предстоял полет на Север.

Вэкэт вышел на улицу.

Самолет ревел моторами, и за хвостовым оперением сгибалась трава и отлетали мелкие камешки. Вэкэт попытался разглядеть в окошках лицо Агнес.

Самолет покачал закрылками, подвигал хвостовым оперением и, подпрыгивая на неровностях, заковылял к началу взлетной полосы. Постояв там, словно примериваясь, он взревел и рванулся вперед.

Пока самолет не скрылся, Вэкэт стоял и смотрел…

Потом побрел обратно в поселок.

Постоял в нерешительности возле ресторана, заглянул в затянутые тюлем окна и пошел к гостинице.

Рано утром, попутным вездеходом, Вэкэт уехал в стойбище.