Замечали ли вы, что биографии великих людей редко бывают благополучными? Это и ясно, великие свершения невозможны без сопротивления, и более того, личная жизнь великих людей часто может быть названа бурной, но редко счастливой. Даже в большей мере, чем других, это касается военных. Не знаю, как в израильской армии, где вместе служат и мужчины, и женщины, а во всех прочих армиях мира – война – это отрыв от нормальной семейной жизни, и буквальное подталкивание к жизни ненормальной. Но и в мирное время военным не лучше. Отдаленные гарнизоны, постоянные переезды… В общем, фильм «Военно-полевой роман» сами видели. Не стану особенно выделять военных, потому что морякам и полярникам не особенно легче, но согласитесь, трудно одновременно поражать врага и обожаемую супругу, хотя бы потому что их следует поражать по-разному. Но одно хотел бы заметить: военная семья выдерживает особую проверку на прочность. Если она прочна, то уж по-настоящему, а если где-то прокололась, война начинается еще и дома. И выиграть эту войну не сможет даже самый прославленный полководец – в ней проигрывают все. Вот Суворов, не просто генерал, а генералиссимус, четвертый из пяти российских носителей этого звания, выше которого только небо, например, не смог. И вы не пытайтесь.
Говорить о интимных деталях биографии великого полководца не очень просто. Например, потому, что самым удивительным в личной жизни Суворова, скорее всего, было то, что до сорока трех лет ее никто и под микроскопом не мог бы увидеть. Ни о чем ненормальном речи не было, это бы точно разглядели, точнее – подглядели, и его враги, которых у военачальника было немало (ведь он говорил, что самые опасные раны он получил не в битвах, а при дворе), с удовольствием бы об этом судачили… Но было бы о чем – все свободное от службы время он службе же и посвящал, причем не без успеха. Если чему и выучили Суворова крепко, так это военному ремеслу, поглощающему его время практически всецело. Женщин он просто не замечал. Нельзя, правда, сказать, что он был человеком полностью односторонним. Есть женщины, которым он поклонялся, помимо воительницы Афины, – это музы! «Науку побеждать» знают все – этот превосходный военно-методический цитатник и сейчас не совсем архаика. Пьесы Суворова не пережили его времени, а вот афоризмы интересны и сейчас. «Где меньше войска – там больше храбрых», «Кто удивил – тот победил», «Вежлив бывает и палач» или вот такое, довольно актуальное: «Геройство побеждает храбрых, терпение – скорость, проступок – ум, труд – лень, а история – газеты» – правда ведь, неплохо? Карьерный офицер, богатый помещик, знатный дворянин, образованный человек – чем не жених? А все нет невесты и нет.
Суворову на брачном поприще мало чего приходилось ожидать – разве чего-то попостнее: годы-то уже немалые, пятый десяток… Но рискнуть убедил его все-таки отец, тоже генерал, Василий Иванович Суворов, уговорил, достал… Суворов, человек глубоко и искренне религиозный, просто не мог быть непочтительным сыном. Он признал свое поражение в странной и неуклюжей фразе: «Меня родил отец, и я должен родить, чтобы отблагодарить отца за мое рождение». Спасибо, мол, папочка, ты мне одолжение сделал, и я тебя отблагодарю. Никакого намека на любовь, на чувство. Надо – значит, надо. От работы не бегаю…
Жениться Суворов согласился, но искать себе невесту ему было гораздо менее привычно, чем, скажем, противника в чистом поле. На него-то он обрушивался как гром среди ясного неба. А здесь передоверил дело свахам. Для генерала даже простая дворянка – невеста неподходящая, низко ему будет! В итоге приискали ему не какую попало незамужнюю барышню, а знатную дворянку, подымай выше, – княжну, из почтенного рода Прозоровских. Все сохранившиеся портреты рисуют нам образ красивой и эффектной женщины, здоровой и статной, с большими зелеными глазами. В наше время такой явно не пришлось искать женихов по Интернету – все время уходило бы на то, чтоб отгонять мухобойкой тех, кто нашелся сам. Почему же она снизошла до жениха мелкого, щуплого и, скажем прямо, пожилого? Причин было две: во-первых, бедность – Суворов был в милости, владел многим, ожидал большего, а Прозоровские были князья обедневшие, главным богатством был титул, его и пытались конвертировать в реальный доход. Вторая причина проста и ясна, хотя и немного печальна. Разве за сорокачетырехлетнего так просто пойдет молодая? Невеста была старуха, уже почти что старая дева, в возрасте, когда ее сверстницы обычно уже по нескольку детей имели. Выдать замуж дочь-невесту такого возраста считалось делом практически безнадежным. Ведь возраст у Варвары Ивановны был такой, что в те годы и барышень помоложе считали вековухами да перестарками – цельных двадцать три годика, кошмар! Да вот понравилась статная красавица запоздавшему жениху, и свадебку сыграли. Как говорится, жили-были старик со старухой. Старику – сорок четыре, старухе – двадцать три. Нет, в этом отношении наш век гуманнее…
Поначалу супруги жили, пожалуй, неплохо. А в родившейся вскоре дочке Наташе Суворов и души не чаял. И браком был явно доволен. Но могла ли быть довольной этим браком княжеская дочь, мечтавшая о дворе и свете, о придворных кавалерах и галантных развлечениях, но вынужденная проводить большую часть жизни в кибитках и палатках, есть в курной избе из деревянной миски, что найдут, и вынужденной довольствоваться обществом супруга и его офицеров, светского обхождения отнюдь не понимающих? Приехав как-то к мужу, она вошла в избу, где они должны были проживать, и увидела на полу охапку сена. «Какая мерзость! – сказала она денщику. – Выкинь это немедля!» – «Но здесь господин генерал почивать изволит!» – боязливо пролепетал денщик. И это уже не говоря о том, что от беспрерывных переездов у Варвары Ивановны вскоре уже было два выкидыша. А ее муж так хотел сына! Была в этой любви какая-то сладость, да быстро вся испарилась…
Жизнь супругов помрачнела отнюдь не слегка. Суворов, заметив, что на его нежные письма отвечают все реже и неохотнее, при первой возможности заспешил домой. Может, лучше бы он этого не делал? Войдя в свой сад, он увидел в беседке любимую супругу, целующуюся с каким-то майором! Да еще и не с каким-то – это был его собственный двоюродный племянник Николай Суворов, мот, волокита и неуч, удостоенный хорошего назначения только по протекции великого дяди. Мир Суворова рухнул к его ногам. Военным людям вообще трудно привыкнуть, что рядом с ними обитает существо, не ходящее строем, не знающее устава и совершенно неправильно понимающее слово «наряд». Если вдруг оно провинилось – какая будет диспозиция? К врагам его причислять международное право не позволяет, поэтому колоть его багинетом или аркебузировать есть не доблесть, а прямая уголовщина. Вроде бы это подчиненный, но прогнать его сквозь строй уставы не велят, а если маленько поучить по Домострою – «соимя рубашка плеткою вежливенко побить за руки держа», Фемида, конечно, вмешиваться умоется, но сослуживцы, не говоря уже о том самом, наносящем самые опасные раны дворе, в спину захихикают и пальцами затычут. Редкий случай, когда совершенно ясен ответ на один из проклятых русских вопросов: «Кто виноват?», но сам черт не разберет, как отвечать на второй: «Что делать?»
Но, как и на поле брани, полководец такого уровня не имеет права терять самообладания. Случилось нечто жуткое, но надо жить дальше. Возмущенный Суворов требует немедленного развода. Но как его получить? В те времена развод был чем-то чудовищным и чрезвычайным, сейчас пол сменить легче, чем тогда развестись. Развод давал только Синод – высшая в те времена церковная инстанция, – и делал это крайне неохотно, требуя свидетелей супружеской измены из числа третьих лиц. И где Суворову искать таких свидетелей? Билеты на такие зрелища продавать как-то было не принято… Пожаловаться всемилостивой монархине? Но и Екатерина Вторая, и Потемкин, которым Суворов пытался жаловаться на свои печальные обстоятельства, вообще не понимали, в чем тут дело. Что такое приключилось, что дает талантливому генералу, но никакому придворному, повод для недовольства? Жена с племянником изменила? Экая трагедия для Екатерины и особенно для Потемкина… Их реакция была единодушной: пожалеть способного придурка, который зря психует, и подтолкнуть его к тому, чтобы спустить все дело на тормозах.
Екатерина, для которой мир интимного был необыкновенно важен, откровенно сводничает супругам, за что ее, очевидно, нужно только похвалить. После высокой награды – бриллиантовой звезды той самой, что в рекламном ролике, – она устраивает встречу супругов в доме князя Горчакова – вдруг помирятся? На первых порах не помогает. Он отдает дочку в Смольный институт и запрещает супруге с ней видеться. Делает, что может, и Потемкин: загружает Суворова делами по самое не могу и устраивает так, что в одну из командировок хочешь не хочешь, а ехать приходится с супругой. Усилия царицы и ее незаконного мужа (некоторые, впрочем, даже говорят, что они были тайно обвенчаны) заканчиваются успехом. Они всерьез мирятся, Варвара уже проклинает своего соблазнителя, крепко верующий Суворов настаивает на официальном церковном примирении, и в семье воцаряется благолепие. Года три-четыре все идет хорошо – во всяком случае, внешне. Давно бы так – худой мир лучше доброй ссоры.
Суворов счастлив, спокоен, одерживает победы, правит «Науку побеждать». В этом ему помогает грамотный и талантливый майор Иван Сырохнев, литератор, эффектный и рослый красавец, имеющий собственные исследования по этнографии, доверенный сотрудник, имеющий доступ в дом. Сам хозяин бывает в своем доме реже: то одна война, то другая экспедиция – в общем, наши жены – пушки заряжены! В итоге военный талант полководца Суворова и подвел: ногайские племена удалось усмирить раньше срока, и, как в анекдотах, Суворов возвращается домой из командировки во время неположенное. Вот тут-то и начался полный кошмар. Суворов застал парочку, как говорят, на месте преступления, и неверная супруга не нашла ничего лучшего, как выставить его из дому. Прощения прошу, но после такого не мирятся!
Синод опять развода не дал, опять потребовались такие свидетельства, которые больше двух людей мало кто видит. Обычно просто нанимали лжесвидетелей, но не Суворову было так поступать. Против развода было и высокопоставленное начальство Суворова. Екатерина, упрекающая кого-либо за безнравственность – это было бы уже слишком цинично даже для того циничного времени! Супруги просто разъезжаются, Суворов назначает жене очень скудное денежное содержание, а родившегося сына Аркадия отказывается признавать, заявляя, что считает его не своим ребенком. Ужас, беда, трагедия… Неужели так оно и будет? Узнаете немножко позже. Неоконченный рассказ о семейных бедствиях Александра Васильевича Суворова просто должен быть завершен, хотя бы потому, что речь еще идет о двух существах, ни в чем не повинных: и дочери Наталье, живущей без матери в Смольном институте, и сыне Аркадии, которому отец вообще отказал в признании. Не так легко быть детьми знаменитых отцов, особенно когда отец настолько знаменит, что вошел не только в родное военное дело, но и в достаточно чуждую ему кулинарию. Описания ресторанных меню полны строчками: филе по-суворовски, мясо по-суворовски… Будем готовить? Нет, не будем. Во-первых, мясо по-суворовски только то отношение и имеет к Суворову, что появилось в ресторане на Суворовском бульваре. Во-вторых, сам великий Похлебкин обличает это блюдо как приготовленное не в духовке, а на сковородке, то есть заведомо неправильно. Не стану идти против авторитета, тем паче что сейчас не о кулинарии речь.
Сразу скажу, что дочь Суворов обожал всю жизнь. Его письма к дочери – шедевр трогательности. «Ай да, Суворочка, как же много у нас полевого салата, птиц-жаворонков, стерлядей, воробьев, полевых цветов. Морские волны бьют в берега, как у вас в крепости из пушек, от нас в Очакове слышно, как собачки лают, как петушки поют…» – пишет он ей в Смольный. Даже войну он старается описать понятным ребенку языком: «У нас все были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы, а как вправду потанцевали, то я с балету вышел – в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку отстрелили». А что же с сыном, Аркадием? С ним хуже: отец его знать не желает и своим не признает. Но умница Наташа может делать с отцом что захочет. Ей тягостно такое положение братика, о котором она не думает плохо. Она привозит одиннадцатилетнего мальчика в родовое имение Кончанское, и Суворов видит ребенка, похожего на него как две капли воды. Рассказывают, что грозный полководец, увидев это, заплакал. Он отказывается от своих слов, признает Аркадия своим сыном. Что тут скажешь, кроме «слава Богу!». Нет в этой семье мира, так хотя бы меньше войны.
Признанного отцом сына немедленно жалуют камер-юнкером, он уезжает в Петербург. И тут Варвара Ивановна, узнав, что сына признали, возымела надежду, что муж поможет ей в ее достаточно тяжелом положении. Она пишет ему отчаянное письмо, в котором просит помочь заплатить долги. Она их сделала, чтоб достойно воспитать сына на те очень небольшие деньги, которые Суворов выплачивал ей как содержание. «Итак, рассудите милостиво: при дряхлости и старости, каково мне прискорбно, не имев себе пристанища верного, скитаться по чужим углам!» – умоляет она, лишенная даже собственного дома. Суворов по-прежнему суров. «Сам должен, помочь не могу, хотя впредь постараюсь», – отвечает он, не закрывая дорогу к переговорам, но и не соглашаясь помочь. Чем бы это кончилось – гадать трудно, однако в жизни помириться супругам не довелось, все дело решило вмешательство извне. Об этой истории узнал император Павел и потребовал данных о состоянии Суворова. На стол лег отчет: усадьба в Москве, девять тысяч восемьдесят крестьян, пятьдесят тысяч рублей оброка в год, на сто тысяч жалованных бриллиантов. Павла возмутило, что такой крез не желает помочь законной, хотя и живущей отдельно жене. Он приказывает: Суворову долги супруги заплатить, московский дом супруге отдать, ежегодное содержание повысить до восьми тысяч. Поступок Павла человечен, его решение делает ему честь, но любого человека возмутит вмешательство в такой конфликт со стороны. В этот момент были утеряны последние шансы на примирение. А сведения о том, что Павел был только тупым тираном, во многом легендарны, – да и стоит ли верить легендам?
Жизнь Суворова тем временем близится к концу, а дочка не пристроена. Он не хочет для нее своей тяжелой личной жизни. О ее замужестве он пишет ей в трогательных стихах:
Уведомляю сим тебя, моя Наташа:
Костюшка злой в руках, взяли, вот так-то наши!
Я ж весел и здоров, но лишь немного лих,
Тобою, что презрен мной избранный жених.
Когда любовь твоя велика есть к отцу,
Послушай старика! дай руку молодцу;
Нет, впрочем, никаких не слушай, друг мой,
вздоров.
Отец твой Александр Граф Рымникский
Суворов.
Видите, он сам не уверен, в восьми строчках советует то одно, то другое! А дочь отвечает ему тоже в стихах:
Для дочери отец на свете всех святей,
Для сердца же ее любезней и милей;
Дать руку для отца, жить с мужем поневоле,
И графска дочь ничто, ее крестьянка боле.
Что может в старости отцу утехой быть:
Печальный вздох детей? Иль им в веселье
жить?
Все в свете пустяки: богатство, честь и слава,
Где нет согласия, там смертная отрава.
Где ж царствует любовь, там тысяча отрад,
И нищий мнит в любви, что он, как Крез,
богат.
В итоге стихи кончаются и начинается проза. Суворочку все-таки выдают за Николая Зубова, угрюмого хромца, человека страшной физической силы, брата знаменитого Платона Зубова, последнего фаворита Екатерины. Запомните имя Николая Зубова, оно еще всплывет в нашем рассказе.
К блестящему финалу – Итальянскому походу, где он проявил свой военный гений как в победе, так и в отступлении, идет в итоге и жизнь Суворова. В Италию приезжают сыновья Павла Александр и Константин с блестящей свитой. Их представляют главнокомандующему, последним – самого юного. На обычный вопрос «Кто таков?» последовал ответ: «Князь Аркадий Александрович Суворов, князь Италийский, граф Суворов-Рымникский!» Все замерли: что-то будет? Но Суворов, прослезившись, обнял сына.
В последние несколько месяцев жизни ему была дарована сыновняя дружба и любовь. И в смертный час сын был у отцовского ложа. Отец успел позвать его к себе и тихо сказал: «Прости меня, Аркадий…» А потом прошептал еле слышно: «Передай матери, чтоб она меня тоже простила». Объединиться и примириться лучше поздно, чем никогда.
А простила ли Суворова его жена? Нет, она даже отказалась признать посмертную вольную Суворова, написанную для его камердинера Прохора Дубасова. Того самого легендарного Прошки, которого сам король Сардинский наградил специальной медалью «за сбережение здоровья Суворова» и который прошел с ним все походы, лелея его и оберегая, как мог. «Нет, – ответила Варвара Ивановна, – останется рабом, как был». Но у Прошки тоже был суворовский характер – он подал челобитную лично государю, и поддержал эту челобитную человек, лично знавший и Прошку, и его хозяина, более того, любимый его ученик: Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. Александр I принял единственно возможное решение: Прохору с женой и детьми он даровал свободу, пять тысяч серебром (по тем временам огромные деньги!) и даже принял на дворцовую службу. Конечно, это не лучший поступок Варвары Ивановны, но давайте не будем судить несчастную женщину в ее последние дни. Она умерла через пять лет после смерти мужа, заболев, отказалась от докторов и в последнюю минуту отчетливо произнесла: «Ну наконец-то, я так соскучилась…» Знать бы, по кому…
Теперь только осталось рассказать вам о детях Суворова. Император Павел, как известно, был убит. Одним из заговорщиков, тем, который ударил монарха фунтовой золотой табакеркой в висок так, что весь угол смял, был супруг дочери Суворова Николай Зубов – помните, я просил не забыть эту фамилию? Отомстил за стеснения, которым император подвергал его тестя? Трудно сказать… Сама же его жена прожила долгую жизнь. И когда она во время войны 1812 года не успела выехать из Москвы, французы, узнав, что в их руках дочь великого Сувар а (так они называли Суворова), проводили ее из Москвы с воинскими почестями.
А Аркадий, молодым тридцатиоднолетним генералом, руководя переправой через маленькую речушку, увидел тонущего солдата и кинулся спасать. Вытолкнул его на поверхность, но сам исчез в водовороте, и даже тела не нашли. Знаете, как называется речушка, в которой утонул Аркадий Александрович Суворов-Рымникский? Рымник! Тот самый Рымник, который стал полем славы его отца. Не могу объяснить, но придумать такое невозможно – так было! Тела не нашли, есть разные легенды, что Аркадий Александрович на самом деле не погиб… Кто знает? Жизнь тяжка, и иногда страшно додумываться. Достаточно и знать то, что было на самом деле, – тоже выдержать не так легко.
Была ли такая ужасная жизнь для этой пары обязательной? Нет, конечно, но весьма вероятна, чего уж там… И вероятность эта возросла почти до неизбежности, когда Александр Васильевич начал искать супругу по заведомо неработающим критериям – знатности рода и величине приданого. Конечно, так в те времена поступали практически все, но кому от этого легче? Сможешь ли лично ты прожить вместе с этим человеком всю жизнь – такой вопрос, который за тебя ни одна сваха не решит. Впрочем, может быть, военным это только полезно? Вот в таких семейных баталиях и копится всепобеждающая багровая ярость, которая обрушивается вместо спутницы жизни на совершенно не готовых к этому врагов, – и в учебники стратегии вписывается новая страница… Нехорошо шутить по такому печальному поводу? А что же делать, делать-то что? Александру Васильевичу и Варваре Ивановне – уже ничего. Их жизнь прошла, и другой не будет. Как и у каждого из нас. Впрочем, что потеря здоровья и нервов, совершивший ошибку рискует порой и большим. Но об этом – следующий рассказ.