Великие скандалы и скандалисты

ИГУМЕНЬЯ — МОШЕННИЦА

5—19 октября 1874 года в Московском окружном суде с участием присяжных заседателей слушалось дело по обвинению в подлогах, мошенничестве, в присвоении и растрате чужого имущества начальницы Московской епархиальной Владычне-Покровской общины сестер милосердия и Серпуховского Владычного монастыря игуменьи Митрофании и купцов П. В. Макарова, А. П. Махалина, Я. Г. Красных, зубного врача Л. Д. Трахтенберга за соучастие в этих преступлениях.

Игуменья Митрофания (в миру баронесса Прасковья Григорьевна Розен) родилась в 1825 году в семье генерал-адъютанта Розена. В детстве играла с великими князьями. Затем ее отец был переведен командующим Кавказским корпусом, и несколько лет семья провела в Тифлисе. Возможно, представление о вседозволенности и пренебрежительное отношение к закону она приобрела в семье. Характерно, что ее отец был освобожден от должности командующего Николаем I во время его поездки на Кавказ за попытки прикрыть преступления своего зятя, мужа сестры П. Г. Розен князя Дадиани. Молодость Прасковьи Розен прошла так же, как у всех девушек большого света: основная часть времени отдавалась балам и приемам. Правда, еще она была хорошей наездницей и занималась живописью. По ее словам, она была одной из любимых учениц художника Айвазовского. Под влиянием некоторых случайных обстоятельств она постепенно стала вовлекаться в духовную и благотворительную деятельность церкви. В 1854 году постриглась в монахини, а в 1861-м посвящена в игуменьи Серпуховского монастыря. Она энергично руководит вверенной ей обителью, многое делает для повышения материального благосостояния монастыря, организации школы и больницы, преступая при этом и закон Божий, и закон государственный.

Обвинение против игуменьи выдвинули трое потерпевших: Медынцева, Лебедев и Солодовников. Медынцева состояла под опекой, которая была учреждена по требованию ее мужа из-за ее постоянного пьянства и расточительного образа жизни. Желая освободиться от опеки, Медынцева искала поддержки у игуменьи Митрофании. Но та, не сделав для Медынцевой фактически ничего, обманным путем получила с нее с помощью Макарова и Трахтенберга долговых обязательств на имя Трахтенберга, Махалина и Красных на общую сумму 300 тысяч рублей. Во время следствия выяснился и факт подделки игуменьей векселей на несколько десятков тысяч рублей петербургского купца Лебедева, которого она знала по совместной деятельности в Петербургской общине сестер милосердия. И наконец, игуменья Митрофания была уличена в вымогательстве денег и подделке подписей на векселях и других документах купца Солодовникова, который обратился к ней с просьбой защитить его от обвине-ния в скопчестве. После смерти Солодовникова она предъявила его наследникам иск на сумму 460 тысяч рублей, но гражданский суд этот иск отклонил, так как вызывали сомнения представленные истицей документы.

Присяжным было поставлено 270 вопросов. После четырехчасового совещания присяжные вынесли вердикт, которым признали игуменью Митрофа-нию виновной в составлении подложных документов от имени Лебедева и подложных документов Солодовникова, а также в том, что она обманным образом выманила у Медынцевой ее бланки на вексельной бумаге, и в присвоении денег, вырученных незаконным путем. Присяжные признали, что подсудимая заслуживает снисхождения по всем пунктам. Остальные подсудимые были признаны невиновными. На основании вердикта присяжных суд приговорил Митрофанию к лишению всех прав состояния и ссылке в Енисейскую губернию на три года и в другие губернии еще на одиннадцать лет.

Но ссылка в Сибирь была заменена на Ставрополь. И там, по ее же словам, в райском месте, она провела в монастыре два года. Затем она жила в монастырях в Одессе, Полтавской, Нижегородской и Тамбовской губерниях. А в 1893 году за казенный счет отправилась в Иерусалим, где жила три года.

Первым возбудил дело Лебедев, заявивший прокурору Петербургского окружного суда А. Ф. Кони о том, что игуменья Митрофания совершила подлог векселей от его имени на сумму 22 тыс. рублей. К заявлению не могли не отнестись с сомнением. А. Ф. Кони писал: «…Митрофания, стоя во главе различных духовных и благотворительных учреждений, имея связи на самых вершинах русского общества, проживая во время частых приездов своих в Петербург в Николаевском дворце и появляясь на улицах в карете с красным придворным лакеем, по-видимому, могла стоять вне подозрений в совершении подлога векселей». Тем не менее факты, приводимые Лебедевым, были настолько убедительными, что пришлось начать следствие. Назначенная по делу каллиграфическая экспертиза установила, что векселя выполнены рукой Митрофании.

Гораздо более широкий размах преступные действия Митрофании имели в Москве. Потерпевшая Медынцева отличалась пристрастием к алкоголю и расточительной жизнью, в связи с чем над нею была учреждена опека. Медынцеву опека сильно стесняла и поэтому она стремилась избавиться от нее. На этой почве и произошло знакомство Медынцевой с игуменьей Митрофанией. Обещая с помощью своих связей добиться снятия опеки, Митрофания обманным путем выманила у Медынцевой векселя и бланковые надписи, заполнила их с указанием дат, предшествующих учреждению опеки, и с помощью своего сообщника опекуна Макарова получила из опекунского управления свыше 300 тыс. рублей. Еще более крупные мошеннические действия совершила Митрофания в отношении Михаила Солодовникова. От его имени были составлены подложные векселя, изготовлены расписки и другие денежные документы на сумму более 1,5 млн. рублей.

В предъявленных ей обвинениях Митрофания виновной себя не признала, утверждая, что все полученные ею деньги и денежные документы являлись добровольными пожертвованиями в пользу возглавляемого ею монастыря.

Значительная роль в изобличении Митрофании принадлежала каллиграфической экспертизе. Заключения экспертов показали, что невзирая на эмпирический их характер, опыт и огромный труд способны в отдельных случаях помочь открытию истины.

Мы не будем воспроизводить все заключения, данные по этому делу экспертами, ограничимся лишь заключением по поводу документов, якобы полученных Митрофанией от Солодовникова. Для уяснения характера экспертизы приведем заключение в полном виде. «1874 г. октября 10 дня, мы, нижеподписавшиеся, на вопросы, предложенные нам, имеем честь заявить. Сличая тексты и подписи на документах спорных с бесспорными, пришли к такому заключению, что тексты и подписи на спорных документах явно носят характер подделки. Хотя при первоначальном взгляде, как будто между теми и другими имеется сходство, но мы категорически заявляем, что кажущееся сходство происходит от копировки рукою, несколько напрактикованной в письме, под малограмотный почерк Солодовникова, легко поддающийся подражанию. Даже при беглом взгляде обращает на себя внимание в спорных документах некоторая легкость и ловкость при выводе различных крючков и вообще особенностей своеобразного почерка Солодовникова, которые в подлинных документах написаны хотя грубо, но непринужденно, как бы ни вышло. Подлинный почерк Солодовникова по своей своеобразности и неразборчивости читается с трудом, тогда как спорные документы читаются без затруднения. В спорных документах Солодовникова, откинув крючковатые буквы, как например, букву С и завитки других букв, написанных в подражание настоящего почерка Солодовникова, все остальное в этих документах представит совершенно иной почерк, вовсе не похожий на почерк Солодовникова. В спорных документах встречаются слова, слоги и детали, которые не могли быть написаны рукою Солодовникова по неискусству его в письме. На подлинных документах Солодовникова нет совершенно ни одной прямой строчки, тогда как в сомнительных все строчки прямые и горизонтальные. В подлинных документах Солодовникова название месяца «январь» написано с буквой е (енварь), в подложенных с буквой г (генварь). В подлинных документах отчество «Герасимов» написано «Грасимов», в подложенных же отчетливо «Герасимов». Существенный признак подложности замечается в подписи фамилии Солодовникова, который, как видно из подлинных документов, не дописывал в своей фамилии последней буквы ъ, делая вместо нее какой-то крючок или росчерк, тогда как в подложных документах вместо сказанного росчерка во всех случаях написана вполне определенная буква ъ. Буква б в бесспорных документах в большей части случаев оканчивается вверху углом, конечный штрих отбрасывается вправо прямолинейно, в спорных же оканчивается, не делая угла, дугообразно и к низу. Буква ъ в подлинных документах имеет внизу горизонтальный штрих, подчеркивающий букву, написанный отдельно, и когда есть зигзаг, то он очень мал и кругловат, а в спорных этот зигзаг сделан углом и встречается чаще. Цифра 8 на бесспорных документах имеет форму строчной буквы г, часто похожа на цифру 2, а в подложных пишется по приему французской буквы S. На основании вышеизложенного мы признаем, что спорные документы писаны и подписаны не Солодовниковым. Учитель 4-й Московской военной гимназии Голицын. Учитель 5-й гимназии Александр Тимофеев-Скино. Учитель 3-й Московской гимназии А. Заруцкий. Коллежский асессор Андрей Верре. Учитель Константиновского Межевого института Василий Вес-лов. Учитель коллежский секретарь Александр Николаев Иванов. Литограф Бекан».

Конечно, с точки зрения сегодняшнего состояния судебного почерковедения, заключение выглядит наивным не только потому, что эксперты встали на место суда и решили за него вопрос о подложности документов, но и с позиции анализа графических особенностей почерков, которыми выполнены спорные и бесспорные документы. Тем не менее для своего времени заключение экспертов было выдающимся явлением. Вот как отзывался о нем известный русский адвокат Ф. Н. Плевако, выступивший на судебном процессе игуменьи Митрофании в качестве защитника интересов гражданских истцов — Медынцевой и Солодовникова: «Обзор документов, сделанный вами и экспертизой, показал, что мы имеем дело с подлогом. Вы слышали слово экспертов: никогда еще на суде не раздавалась такая энергичная, такая богато мотивированная речь сведущих по этого рода делу людей;

Потратив несколько дней напролет на самое тщательное изучение рукописей настоящего дела, доказав своими ответами по делу Лебедева и по вопросу о сличении почерков игуменьи на разных векселях осторожность, они резко и решительно высказались о подлоге документов Солодовниква и его писем.

Литограф Бекан взялся на суде публично изложить ход мысли экспертов и указать на материалы, которые дали основание их мнению. Он очертил вам буквы, как их пишет Солодовников и как они написаны в подложных бумагах, и вызывал защиту указать отступления или исключения. Она не нашла их».

Не найдя материала для критики заключения, другие защитники попытались найти его путем проверки знаний и опытности экспертов. С разрешения суда они провели своеобразный судебный эксперимент: литографу Бекану предложено было рассмотреть несколько писем Солодовникова, среди которых были как действительные, так и фальшивые. Из этого испытания Бекан вышел победителем, он без единой ошибки отделил действительные письма от фальшивых. Этот эксперимент дал право Ф. Н. Плевако утверждать, что на такую экспертизу можно положиться. В его речи была дана следующая общая оценка каллиграфической экспертизы: «Чистописание — не наука, письмо — не премудрость, но все же никому, как лицам, занимающимся обучением письму, исправлением почерка, лицам, постоянно воспроизводящим в качестве граверов и литографов чужие письмена, так не знаком навык видеть малейшие особенности почерка и находить сходство и несходство в сравниваемых рукописях».

Плевако выступал по делу игуменьи Митрофа-нии в качестве представителя интересов потерпевших, эксперты дали заключение в их пользу. Благодаря этому возникает невольная мысль, вполне ли объективно оценил Плевако каллиграфическую экспертизу? Однако точно так же, еще в процессе предварительного расследования, ее оценил проку-pop Московского окружного суда Жуков. В совершенно конфиденциальной записке министру юстиции Жуков писал об убедительности экспертизы, доказывающей, что документы, якобы выполненные Солодовниковым, в действительности «представляют неудачную подделку под несомненней почерк Солодовникова». Наряду с этим автор записки подверг тщательному анализу содержание документов, приписывавшихся Солодовникову, и на его основе пришел к тому же выводу, что и эксперты.

ПРОЦЕСС ГЕОРГА ГЕРСТЕНБЕРГКА И ВРЕНА ЛЮКА

В середине прошлого века мировую известность получили два сенсационных уголовных процесса о подделках исторических документов: процесс Георга Гестенбергка 1856 г. в Веймаре и процесс Врена Люка в 1870 г. в Париже.

Георг Герстенбергк — архитектор по профессии — был известен среди коллекционеров как собиратель рукописей великого немецкого поэта Фридриха Шиллера. В разное время книготорговцам и непосредственно коллекционерам он продал более 400 неизвестных ранее рукописей Шиллера. Изучение рукописей породило у приобретателей сомнение в их подлинности, на основании чего и возникло обвинение Герстенбергка в подлогах.

Герстенбергк отрицал обвинение, настойчиво утверждая, что все рукописи подлинные. В этих условиях решающее слово могли сказать лишь сведущие лица, и суд обратился к помощи девяти экспертов. Среди них были директор великогерцогской коллекции редкостей Шолль, хранитель великогерцогской коллекции гравюр Шухарт, профессор граверного искусства Швердгебург, а также специалисты в области литературоведения, каллиграфии и химии.

Одна группа экспертов исследовала рукописи, приписываемые Шиллеру, исходя из литературноисторических и эстетических оснований, другая изучала внешние признаки рукописей (качество бумаги и проч.), третья занималась исследованием почерка и манеры письма.

В результате исследований все эксперты пришли к единому выводу: рукописи Шиллеру не принадлежат.

Что же убедило экспертов в подложности рукописей?

Первая группа экспертов на основе изучения содержания подлинных произведений Шиллера и анализа истории их публикации пришла к выводу о том, что исследуемые рукописи не могут принадлежать перу Шиллера, ибо чужды ему по духу и по стилю. Вторая группа экспертов установила, что значительная часть исследуемых рукописей, судя по их формату и другим признакам, — выполнена на листах бумаги, вырванных из старых бумаг. Изучив водяные знаки, эксперты признали, что около ста рукописей написаны на бумаге, изготовленной в XVI в., а остальные — на бумаге, изготовленной не ранее второй половины XVIII в. (Шиллер умер в 1805 г.). Чтобы придать бумаге старый вид, ее искусственно покрывали грязными пятнами, мочили в воде и т. д.

Эксперты третьей группы, изучавшие почерк и манеру письма, нашли существенные различия в написании отдельных букв в исследуемых и подлинных рукописях Шиллера. Установлены были различия и в манере письма. Так, например, Шиллер имел привычку писать иностранные слова, принятые в немецком языке, по латыни, в то время как во всех приписываемых Шиллеру рукописях они были написаны по-немецки.

И хотя подсудимый виновным себя не признал, суд нашел его вину доказанной. Герстенбергк был осужден к содержанию в рабочем доме на один год.

Рассказ о процессе Врена Люка нужно начать с события, которым было отмечено очередное заседание Парижской Академии наук, происходившее 8 июля 1867 г. За год до этого Академия торжественно отметила свой двухсотлетний юбилей и теперь готовила материалы о ее основании и истории. В связи с этим академик Шаль преподнес Академии подарок, состоявший из четырех писем драматурга Ротру, адресованных Ришелье. В двух из них высказывалась мысль о необходимости учреждения в Париже Академии наук, из чего следовало, что Кольбер, министр Людовика XIV, считавшийся основателем Академии, лишь реализовал мысль, высказанную Ротру за 30 лет до 1666 г. Интерес академиков к новым историческим документам был вполне естественным. К тому же подаренные письма были первыми рукописями Ротру, — до этого времени никто не располагал не только рукописями, но даже его подписью. Данное обстоятельство увеличивало ценность подарка. Тем не менее некоторые участники заседания сразу же выразили недоумение по поводу слога писем. Отмеченные странности Шаль объяснил промахами, нередко встречавшимися в частной переписке XVII в.

Прошла неделя, и на очередном заседании академик Шаль представил еще более удивительные документы: два письма Паскаля к английскому химику Бойлю и четыре лоскутка бумаги с заметками и подписью Паскаля. Письма содержали упоминание о том, что Паскаль получил от Ньютона записку, в которой речь шла о законе тяготения и других научных вопросах.

После этого сомнения еще более усилились. Один из академиков указал, что подлинность писем и заметок Паскаля явна сомнительна, ибо содержание их предполагает знакомство с мерами и формулами, которые стали известны лишь после смерти Паскаля. От издателя трудов Паскаля в Академию поступило письмо, в котором документы, представленные Шалем, прямо назывались подложными, написанными ради шутки. Издатель выражал негодование по поводу того, что Паскалю приписываются грубые и неискусные марания. Но Шаля и большинство академиков не смутили подобные заявления. На очередных заседаниях Академии представлялись все новые и новые документы из Переписки Паскаля с Ньютоном.

Вскоре в полемику по поводу документов из коллекции Шаля вступили ученые Англии, защищавшие Ньютоца от умаления его славы. Количество же документов все увеличивалось. Появились письма, свидетельствующие о сношениях Паскаля с Галилеем, Ферматом, Гуигеном и другими.

Теперь возмущение по поводу документов Шаля стали выражать ученые Италии и Голландии. Но Шаль оставался невозмутим. Он заявлял, что нельзя допустить, будто какой-то один человек мог изготовить столь большое количество исторических документов. Это потребовало бы от него такого искусства, фантазии и плодовитости, к которым не способен никакой подделыватель.

В среде французских ученых у Шаля были не только противники, но и сторонники. К последним относились знаменитый Тьер, Эли де Бомон и другие.

Признание коллекция документов Шаля получила 5 апреля 1869 г. Выражая мнение большинства членов Академии, ее секретарь отметил, что главное ручательство подлинности документов состоит в нравственном убеждении, возникающем при их чтении: «Авторы помещенных в последних протоколах Академии писем и заметок дали полную волю своим перьям. Никакой человек, без сомнения, не был бы в состоянии настроить свое душевное состояние и писать в духе Галилея, Милтона, Людовика XIV или какого-нибудь другого знаменитого человека и притом о вещах в высшей степени темных и трудных. Слог — это человек. Какому-нибудь жалкому обманщику, без сомнения, было бы чрезвычайно трудно возвыситься до благородной простоты Людовика XIV, который часто говорил поразительным языком о знаменитом несчастливце, друге его бабки, королевы Марии Медичи. Точно так же и другие письма, в большом количестве представленные г. Шалем и почти два года тому назад обнародованные вместе с протоколами заседания Академии, носят в себе признаки подлинности, ибо нигде нельзя было открыть следов отсутствия связи между ними, таковые же непременно обнаружились бы, если бы они были подложны».

Впоследствии, на судебном процессе, защитник Врена Люка Гельбронне сказал в своей речи, что он с трудом удерживается от злого удовольствия прочесть перед судом заявление секретаря Академии.

Академик Шаль в течение двух лет не соглашался назвать источник приобретаемых им автографов и отказывался верить, что стал жертвой мошенничества. Даже после того, как в апреле 1869 г. инженер Бретон де Шан доказал, что шестнадцать лоскутков бумаги с заметками Паскаля и два отрывка из письма Галилея, находившиеся в коллекции Шаля, — не что иное, как перепечатка из книги Александра Савериена «История новых философов», изданной в 1761 г., Шаль заявил, что Савериен воспроизвел в своей публикации эти документы, а не обманщик скопировал их с книги.

Академия была вынуждена образовать особую комиссию для исследования документов. Докладывая о результатах исследования, член комиссии Ле-феррье сообщал, что письма, приписываемые Паскалю, Ньютону, Ротру, Монтескье, Лейбницу, Людовику XIV и другим, на самом деле представляют собой отрывки из сочинений Вольтера, Савериена и других авторов и все без исключения подложны.

Академик Шаль настолько был ослеплен документами, что и на этот раз отказался верить в их подложность. По поводу письма, приписываемого Галилею, он обратился во Флоренцию, в Академию, но получил категорическое заключение: «…письмо подложно, заимствовано из сочинений Галилея, изданных Альбери в 1856 г.». Исследование письма было настолько тщательным и выводы настолько убедительны, что ни у кого, кроме Шаля, сомнений не вызывали. Шаль, однако, послал во Флоренцию еще один запрос и второй экземпляр того же письма. И лишь после того, как флорентийские ученые еще раз подтвердили подложность письма, Шаль сообщил, наконец, у кого он приобретал исторические документы. Продавцом их оказался некий Врен Люка, человек, не получивший систематического образования, но обладавший знаниями в различных науках, хотя и неглубокими, полученными путем самообразования. До приезда в Париж, где Люка безуспешно пытался получить место в библиотеке или в книжном магазине, он служил в провинции в конторе адвоката и в суде. Отсутствие диплома бакалавра и незнание латинского не позволяли ему получить желаемое место.

В Париже случай свел его с владельцем генеалогического кабинета Летеллье. В этом кабинете можно было за большие деньги приобрести фальшивые документы о титулах и знатном происхождении. К моменту поступления Врена Люка на службу к Летеллье кабинет находился уже на стадии ликвидации. Владелец поручил Люка искать людей знатных фамилий и предлагал Врену Люка несколько автографов, относившихся к эпохе Возрождения. Таким образом у Люка образовалась небольшая коллекция автографов.

Деятельность Врена Люка по изготовлению фальшивых документов началась с обычного для Франции тех лет случая. Некий маркиз Дюпра во что бы то ни стало хотел доказать, что в числе его предков состоит канцлер Дюпра, министр Франциска I. С этой целью он обратился к Летеллье с просьбой добыть автографы канцлера, но последний не мог удовлетворить ее.

Автографов у него не было. Врен Люка, являвшийся комиссионером Летеллье, согласился добыть такие документы. Им были изготовлены два письма Монтеня к канцлеру Дюпра. Маркиз принял их за подлинные. Этот случай открыл Люка путь к последующей фальсификаторской деятельности. Общее количество изготовленных им фальшивых документов превысило 2700, они были написаны от имени Архимеда, Ньютона, Паскаля, Галилея, Рабле, Ротру, Жанны д’Арк и других исторических лиц. Общее число этих лиц составило более 600.

Все документы, приобретенные Шалем у Врена Люка, были подвергнуты авторитетной экспертизе. Эксперты после тщательного их исследования пришли к выводу о несомненной их подложности.

Самым удивительным в этом удивительном процессе был тот факт, что ученые приняли измышления Люка за произведения Паскаля, Ньютона, Галилея и других глубоких мыслителей, что именно содержание и слог поддельных рукописей признавались ими за несомненные доказательства их подлинности.

Парижским судом Врен Люка был обвинен в мошенничестве и приговорен к тюремному заключению и уплате штрафа.

ПОХИЩЕНИЕ «МОНЫ ЛИЗЫ»

22 августа 1911 года парижские газеты взбудоражили своих читателей сообщением, которое в глазах многих французов означало национальную катастрофу. Накануне, в понедельник 21 августа, из салона Карре в Лувре исчезла всемирно известная картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза». (Эту картину принято считать портретом супруги флорентийского дворянина дель Джокондо, отсюда и другое название — «Джоконда»).

Сначала в музее пытались найти вразумительное объяснение отсутствию картины (будто бы картину отнесли к фотографу), но вскоре дирекция музея вынуждена была заявить, что этот шедевр, гордость Лувра, похищен неизвестными.

Когда хотели подчеркнуть полную невероятность какого-либо события, в Париже обычно говорили: «Это все равно, что захотеть украсть «Мону Лизу». А тут ее действительно украли, и нервозность нации, порожденная предчувствием грядущей войны нашла себе выход в политическом скандале. Дело доходило до абсурднейших обвинений, жалоб, предложений. Так, подозревали германского кайзера Вильгельма II, якобы организовавшего эту кражу, чтобы задеть французскую гордость. Немецкие газеты платили той же монетой. «Кража «Джоконды», — писала одна из них, — ничто иное, как уловка французского правительства, намеренного ввести в заблуждение свой народ, вызвав германофранцузский конфликт».

Вся французская полиция была поставлена на ноги, на всех границах и в портах был установлен строжайший контроль. Министр внутренних дел, генеральный прокурор Лекуве, начальник полиции Лепэн, шеф Сюртэ Амар и Бертильон прибыли на место происшествия. Картина, написанная на деревянной доске, была снята со стены вместе с рамой. Сама рама лежала на боковой лестнице, которой пользовались только служители Лувра. Значит, картину вынули из рамы. Казалось неправдоподобным, что вору удалось, пройдя мимо музейных сторожей, незаметно вынести тяжелую картину.

Сотни подозреваемых подверглись проверке. Проверяли даже психиатрические клиники, так как было известно, что некоторые из душевнобольных выдавали себя за любовников Моны Лизы. Под подозрением оказались художники: кстати, молодого Пикассо тоже считали причастным к этой краже. Но вдруг пришло известие: Альфонс Бертильон напал на след — он обнаружил отпечаток человеческого пальца, оставленного на стекле музейной витрины.

Известие подтвердилось. Бертильон действительно нашел отпечаток пальца. Было такое впечатление, что повторяется история с Шеффером, происшедшая в 1902 году. Но ничего не повторилось. Первые оптимистические надежды, возлагавшиеся на Бертильона и отпечатки пальцев, оказались иллюзией. Ожидалось, что нужные результаты даст дактилоскопическая проверка многочисленных подозреваемых, — все напрасно. В итоге об отпечатках пальцев перестали говорить, а Сюртэ бросалось то по одному, то по другому следу, все больше подгоняемое возмущением общественности, но ничего, кроме издевок и насмешек, не добилось.

2 декабря 1913 года, то есть почти через двадцать восемь месяцев после кражи, неизвестный, назвавшийся Леонардом, предложил флорентийскому антиквару Альфредо Гери купить у него «Мону Лизу». Незнакомец объяснил, что у него только одна цель — вернуть Италии шедевр, украденный Наполеоном (что вовсе не соответствует истине). Через некоторое время он лично привез картину во Флоренцию. После ареста он сам раскрыл секрет кражи, чем вызвал новый скандал, и если бы это тогда же стало известно французской общественности, то, несомненно, подорвало бы у нее все еще чрезвычайно большую веру в Бертильона.

«Леонард» сам похитил картину. Его настоящие имя и фамилия — Винченцо Перруджа. Он итальянец, а в 1911 г. работал в Париже маляром, причем какое-то время именно в Лувре.

В тот роковой понедельник 1911 г., когда исчезла «Мона Лиза», он навещал своих коллег маляров, работающих в Лувре. Музей в этот день был закрыт для посетителей, но сторож, знавший Перруджу, впустил его. Внутри никто не обращал на него внимания. Некоторое время он спокойно ждал, оказавшись совсем один в салоне Карре, затем снял со стены картину с рамой, нашел боковую лестницу, вынул картину из рамы и спрятал ее под свой рабочий халат. Так он и прошел мимо сторожей, а затем дома, в своей убогой комнатке на улице Госпиталя Сен-Луи, запрятал ее под кровать.

Сама легкость совершения такой кражи была позором для охраны Лувра. А то, что вора так долго не могли разыскать, было позором еще большим. А все дело в том, что, как теперь выяснилось, Перруджа — бездельник и психопат по отзывам знавших его — не однажды арестовывался французской полицией в годы, предшествовавшие краже, причем последний раз в 1909 году за попытку ограбить проститутку. Тогда у него сняли отпечатки некоторых пальцев согласно схеме, предложенной Бертильо-ном в 1894 году. Они оказались в рубрике «особых примет» в метрической карточке Перруджи. Но так как в 1911 году количество антропометрических карточек с отпечатками пальцев было уже слишком велико, чтобы их можно было просмотреть одну за другой, как это было сделано в случае с Шеффером, то Бертильон оказался не в состоянии сравнить отпечатки, найденные в Лувре, с имевшимися у него в картотеке. Кража, которую можно было бы раскрыть за несколько часов, более двух лет оставалась неразгаданной.

СКАНДАЛЬНЫЕ КРАЖИ ПО ЗАКАЗУ

По нынешним меркам похититель «Моны Лизы» — чудаковатый кустарь-одиночка. Ныне размах иной — что ни год, то новая «кража века».

…Октябрь 1985 года. Парижский музей Мармоттан. Средь бела дня несколько «искусствоведов» с пистолетами повергли ниц немногочисленных посетителей, загнали в гардеробную служителей и с большим знанием дела отобрали лучшие картины. Вся операция заняла пять минут. Исчезли всемирно известные шедевры художников-импрессионистов — Клода Моне, Огюста Ренуара, Берто Моризо. Уже после кражи была определена приблизительная стоимость похищенного — 100 миллионов французских франков. Историки искусств припомнили в связи с этим: когда-то сам Клод Моне с большим трудом продал свое «Впечатление. Восходящее солнце», давшее название течению импрессионизма, за тысячу франков.

Пять лет французские детективы при участии Интерпола занимались розыском украденных картин. Удалось выйти на след международного преступного синдиката, объединяющего, по мнению полиции, до 100 профессиональных гангстеров с искусствоведческим образованием. Следствие выявило связь японской мафии с корсиканскими бандитами, и в конце 1990 года все девять шедевров из Мармоттана были найдены на юге Корсики и вернулись в свои пенаты.

Как тут не вспомнить еще об одной «краже века», что вошла в «Книгу рекордов Гиннеса» 1985 года, — о похищении картины Вермера «Дама, диктующая письмо своей служанке» и 18 других ценных полотен из частного собрания Альфреда Бейта (Блессингтон, Ирландия). Коллекционер не пожалел денег на розыски украденных произведений стоимостью свыше 19 миллионов американских долларов, и они вскоре были найдены.

Примеры «краж века» можно продолжать, причем стоимость похищенного поражает воображение. Из музея Изабеллы Гарднер в Бостоне в 1990 году было украдено ценностей, включая полотна Рембрандта, Эдгара Дега, Эдуарда Мане, Яна Вермера, на 200 миллионов американских долларов. Судьба шедевров бостонского музея до сих пор неизвестна, хотя их поиском занимаются лучшие детективы. Аукционными фирмами «Сотбис» и «Кристис» преступникам был даже предложен выкуп в один миллион долларов. Из музея Ван Гога в Амстердаме в 1991 году похищено 20 картин, оцененных в 500 миллионов американских долларов. Преступники, у которых сломался автомобиль, были пойманы через 35 минут.

В эту «обойму» попали и 18 шедевров Третьяковской галереи, похищенных в 1991 году с выставки в Генуе. Спустя полтора месяца вызволенные итальянской полицией из рук мафиозной группы, они вернулись на берега Москвы-реки. Но так бывает далеко не всегда. Из 301 тысячи произведений искусства, археологических ценностей, предметов церковной утвари, похищенных только на Апеннинах за последние 20 лет, найдено всего 110 тысяч. Страны Европейского Сообщества только в позапрошлом году лишились более 60 тысяч предметов искусства, каждый средней стоимостью 10 тысяч американских долларов. А общая мировая сумма краденого составляет 6 миллиардов долларов в год. Такова оценка английского журнала «Трейс», который издается в Плимуте и публикует списки украденных произведений искусства и антикварных ценностей.

Стимул для преступлений велик. Картины и скульптуры знаменитых мастеров, антиквариат уже дано стали «самой твердой валютой», которой не страшны никакие финансовые и экономические неурядицы. Более того, рыночная стоимость этих непреходящих ценностей непрерывно растет. Приведу лишь один, правда, особенно разительный пример. Американская миллиардерша Джоан Пейсон купила в 1947 году «Ирисы» Ван Гога за 84 тысячи американских долларов. Купила не без колебаний: не дороговато ли? Сорок лет спустя ее сын Джон Пейсон решил выставить «Ирисы» на продажу. И получил за нее на нью-йоркском аукционе «Сотбис» целое состояние — 53,9 миллиона американских долларов. То есть стоимость холста возросла более чем в 640 раз!

Высокие легальные цены стимулируют нелегальный рынок. Погоня за произведениями искусства породила «индустрию» их воровства и перепродажи, ставшую головной болью для полиции во всем мире. Ричард Вольпе, опытный детектив-искусствовед, прослуживший в нью-йоркской полиции 25 лет, утверждает, как это ни парадоксально, что «воры виновны менее всего». Эти «рабочие мулы», считает он, не могли бы ничего сделать без кооперации с владельцами галерей, перекупщиками с «блошиных рынков», сотрудниками аукционных домов, музеев, страховых контор, с коллекционерами и даже фирмами по установке сигнализации, которые порою играют роль наводчиков. За такими тайнами, как ограбление бостонского музея Гарднер, стоит обычно, мафия. Специально для богатых и не слишком разборчивых коллекционеров преступный франко-японский синдикат даже издает красочный каталог, по которому можно выбрать краденого Моне, Коро или Ренуара. Больше того, за отдельную плату гангстеры берут «заказы» на картины, еще украшающие стены той или иной галереи. И все же сбыть всемирно известный шедевр очень сложно. Завладев знаменитой картиной, осведомленные в искусстве воры, как правило, пытаются получить за нее выкуп. А если это не удается, то бросают или уничтожают ее. Известны случаи, когда ценнейшие полотна разрезали на части и продавали коллекционерам, жаждущим заполучить хотя бы кусочек шедевра.

По статистике Интерпола, в Европе чаще похищаются менее известные работы, которые легче сбыть за пределами той страны, где они были украдены. В 1990—92 годах обозначились новые потоки, подпитывающие черный рынок и аукционы произведений искусства. С крушением социализма в Восточной Европе и СССР открылись шлюзы, через которые на запад континента потекли картины, иконы и другие художественные ценности и раритеты. Резко возросло число краж из музеев и частных коллекций. Из бывшего Советского Союза за границу вывезено в последнее время около 80 процентов остававшихся здесь к 1980 году древних икон. Теперь первоклассные доски всплывают на торгах и уходят невесть куда зачастую по бросовым ценам. По мнению компетентных представителей российской таможни, удается пресечь лишь десятую часть «культурной» контрабанды из страны. Контакты соответствующих полицейских служб разных стран координирует Интерпол. Он ведет фототеку украденных и разыскиваемых художественных ценностей. Все связанные с этим данные, включая обстоятельства похищения, введены в ЭВМ в его штаб-квартире. На основании анализа многих преступлений служащие Интерпола могут предугадать «маршрут» пропавшего шедевра, поскольку им известны почти все частные коллекции мира, владельцы которых не гнушаются приобретать краденое. Интерпол объявляет международный розыск похищенных предметов искусства, для чего издает специальные бюллетени. Совместно с ЮНЕСКО он постоянно призывает все страны провести полный учет своих культурных ценностей, усилить охрану музеев, церквей, государственных и частных коллекций. К этим разумным рекомендациям следует прислушаться и республикам бывшего СССР, незадолго до своего распада вступившего в Интерпол. Иначе всемирный «музей похищенных шедевров» существенно пополнится новыми экспонатами.

ДЕКРЕТ ОБ ОТМЕНЕ ЧАСТНОГО ВЛАДЕНИЯ ЖЕНЩИНАМИ

В первых числах марта 1918 года в Саратове у здания биржи на Верхнем базаре, где помещался клуб анархистов, собралась разъяренная толпа. Преобладали в ней женщины. Они неистово колотили в закрытую дверь, требовали пустить их в помещение. Со всех сторон неслись негодующие крики: «Ироды, хулиганы! Креста на них нет!» Толпа взломала дверь и, сокрушая все на своем пути, устремилась в клуб. Находившиеся там анархисты еле успели убежать через черный ход.

Что же так взволновало жителей Саратова?

Причиной их возмущения стал расклеенный на домах и заборах «Декрет об отмене частного владения женщинами», изданный якобы «Свободной ассоциацией анархистов г. Саратова»…

По поводу этого документа в историографии гражданской войны нет единой точки зрения. Одни советские историки категорически отрицают его существование, другие обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь.

Что же было на самом деле? «Декрет», о котором идет речь, был датирован 28 февраля 1918 года и по форме напоминал другие декреты советской власти. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. В преамбуле излагались мотивы издания документа: вследствие социального неравенства и законных браков «все лучшие экземпляры прекрасного пола» находятся в собственности буржуазии, чем нарушается «правильное продолжение человеческого рода». Согласно «декрету», с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей) изымаются из частного владения и объявляются «достоянием (собственностью) народа». «Декрет» определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться саратовским клубом анархистов. Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного Совета о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене; в случае противодействия его лишали права на пользование женщиной.

Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 9 процентов, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», — 100 рублей в месяц, что составляло от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли»), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.

«Декрет об отмене частного владения женщинами» был фальшивкой, сфабрикованной владельцем саратовской чайной Михаилом Уваровым. Какую цель преследовал Уваров, сочиняя свой «декрет»? Хотел ли он высмеять нигилизм анархистов в вопросах семьи и брака или же сознательно пытался восстановить против них широкие слои населения? К сожалению, это выяснить уже невозможно. В начале марта того же года Михаил Уваров был убит группой анархистов, которые даже выпустили по этому поводу прокламацию. В ней говорилось, что убийство Уварова — «акт мести и справедливого протеста» за издание от имени анархистов пасквильного и порнографического «Декрета о национализации женщин».

Убийством Уварова, однако, история с «декретом» не закончилась. Напротив, она только начиналась. С необычайной быстротой пасквиль стал распространяться по стране. Весной 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как курьезный документ с целью повеселить читателей; другие — с целью дискредитировать анархистов, а через них — советскую власть (анархисты участвовали тогда вместе с большевиками в работе Советов).

Публикации такого рода вызвали широкий общественный резонанс. Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст «декрета» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край». «18 апреля Вятский губисполком постановил закрыть газету, а всех лиц, причастных к этой публикации, предать суду революционного трибунала. В тот же день вопрос обсуждался на губернском съезде Советов. Представители всех партий, стоявших на советской платформе, — большевики, левые эсеры, максималисты, анархисты — резко осудили публикацию пасквиля, посчитали, что она имеет своей целью настроить темные, несознательные массы населения против советской власти. Вместе с тем съезд Советов отменил решение губисполкома о закрытии газеты, признав его преждевременным и чересчур суровым, обязал губисполком сделать предупреждение редактору.

В конце апреля — первой половине мая на почве разрухи и нехватки продовольствия сильно обострилась обстановка в стране. Во многих городах происходили волнения рабочих и служащих, «голодные» бунты. Публикация в газетах «декрета» о национализации женщин еще более усиливала политическую напряженность. Советское государство стало принимать более жесткие меры по отношению к газетам, публиковавшим «декрет».

Однако процесс распространения «декрета» вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты. Так, «декрет», распространявшийся во Владимире, вводил национализацию женщин с 18-летнего возраста: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом, наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги…»

В годы гражданской войны «Декрет об отмене частного владения женщинами» взяли на вооружение белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации против советской власти. (Любопытная деталь — при аресте в январе 1920 года Колчака у него в кармане мундира обнаружили текст этого «декрета»!).

«Декрет об отмене частного владения женщинами» получил широкую известность и за рубежом. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков — разрушителей семьи и брака, сторонников национализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели верили этим домыслам.

Давно улеглись страсти вокруг этого «декрета». Ныне никто уже не верит в досужие вымыслы о национализации большевиками женщин. «Декрет об отмене частного владения женщинами» является теперь не более чем историческим курьезом.

«СОЦИАЛИЗАЦИЯ ДЕВИЦ»

Не успели отшуметь страсти по скандальному декрету, как на бедных женщин обрушились новые неприятности. Впрочем теперь, по свидетельству еженедельника «Аргументы и факты», досталось не только слабому полу…

Шумную известность получил декрет Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью с последующим «распределением». А в Екатеринодаре летом 1918 года особо отличившимся красноармейцам выдавали на руки мандат следующего образца: «Предъявителю сего предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет на кого укажет товарищ».

Справедливости ради скажем, что историкам неизвестны факты, чтобы подобные декреты издавались центральными органами советской власти. И все же даже такое своеобразное законотворчество «товарищей на местах», безусловно, добавляло человеческих драм в кошмаре гражданской войны.

С началом нэпа в облике российских (а позднее советских) городов быстро пропали черты военного аскетизма. Новые веяния совпали с развертыванием бурных дискуссий по половым вопросам, активнейшее участие в которых приняли многие большевистские теоретики. Тон задавала А. Коллонтай, отстаивавшая свою теорию «Эроса крылатого» — отношений между мужчиной и женщиной, свободных от формальных уз.

Присущая и до 1917 года социальным низам вольность нравов, отныне возводилась на теоретическую основу.

Подобная «свобода» находила своих приверженцев как в крупных городах, так и в глухой провинции: в ходе одного из исследований выяснилось, что в маленьком городке Шуя 60 % комсомольцев имели параллельно 2–3 интимных партнеров. Пропаганда свободы сексуальной практики сопровождалась заявлениями об «отмирании семьи». Сильный удар по семье нанесла, в частности, пропаганда жизни в бытовых коммунах.

После введения в 1927 году семичасового рабочего дня и непрерывной рабочей недели со скользящими выходными (как правило, не совпадавшими у разных членов семьи) известный теоретик Ю. Ларин заявил о 100-процентном обобществлении быта, «исходя из интересов непрерывки и распада семьи». Под его непосредственным контролем был разработан (и даже начал реализовываться на строительстве Сталинградского тракторного завода) проект семейной коммуны. Коммунары должны были спать по шесть человек в комнате, мужчины и женщины отдельно. На две шестиместные комнаты полагался один двуспальный номер, куда пара могла удалиться, в согласованное с коллективом время.

Бесконтрольные половые связи влекли за собой рост числа внебрачных детей. Кроме того, «революционная» мораль столкнулась с таким, считавшимся буржуазным явлением, как венерические болезни. В 1922 году в Московском коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова 40 % студентов болели триппером, 21 % имели по два-три венерических заболевания.

Еще одним тревожным явлением стало увеличение количества изнасилований и убийств женщин, отказывавшихся удовлетворить потребность в «свободной комсомольской любви». В 1929 году в Ленинграде даже работала специальная комиссия ЦК ВКГК(б) по расследованию случаев «нетоварищеского отношения к девушкам».

Все это, наряду с общим курсом на ужесточение норм социальной жизни, сыграло в конечном итоге свою роль. На рубеже 20—30-х годов начинается поворот к резкой деэротизации советского общества, также поставленной на идеологическую основу.

На щит теперь поднимались сентенции заведующей женотделом ЦК ВКГК(б) П. Виноградской, утверждавшей, что «излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс». А. Залкинд, которого в то время называли «врачом партии», в своих знаменитых «12 заповедях» проповедовал, что «класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов».

В конце 20-х годов на московском заводе «Серп и молот» общественный суд разбирал крайне спорное дело о попытке одного из молодых рабочих склонить к сожитель ству девушку. Решающее значение для суда возымел тот факт, что обвиняемый был сыном кулака. В результате он был исключен из комсомола с формулировкой: «блокировался с кулаками и противодействовал политике советской власти».

В последующие годы подобные случаи становятся все более распространенными. С середины 30-х годов сфера интимной жизни оказалась предельно политизированной. Со страниц журналов исчезли дискуссии по половым проблемам. На улицах городов перестали встречаться не только легкомысленно одетые девушки, но и Мало-мальски фривольные витрины. «Нормой жизни» стали истории, подобные той, что произошла в марте 1935 года на фабрике «Красный треугольник»: бюро ВЛКСМ исключило из комсомола молодого слесаря за то, что он «гулял одновременно с двумя».

Новый социалистический аскетизм всячески поощрялся властными и идеологическими структурами. С 1937 года бытовые неурядицы стали вообще раздуваться до масштаба громких «дел». В 1938 году «Комсомольская правда» сообщала о том, что «враги народа немало поработали над тем, чтобы привить молодежи буржуазные взгляды на вопросы любви и брака и тем самым разложить молодежь политически».

Добрачные половые контакты окончательно перешли в разряд проявлений «нездорового капиталистического образа жизни». Даже факт официаль-ного развода отныне ставил клеймо на дальнейшей судьбе коммуниста и комсомольца.

И кто знает, насколько подавление естественных человеческих стремлений сказалось на той обстановке нетерпимости, жестокости и фанатизма, которой столь «прославилась» вторая половина 30-х годов.

ГОЛЫЙ МИНИСТР

Все кадры были сняты скрытой камерой. Теневым режиссером и продюсером этой работы «неизвестного мастера» стала не какая-нибудь зловещая спецслужба, а частное лицо. Видеопленка была извлечена во время обыска на даче из сейфа руководителя «Монтажспецбанка» Аркадия Ангелевича. Съемки велись в сауне ночного клуба, известного как одно из любимых мест встреч ребят из Солнцева, чей лидер Сергей Михайлов (он же Михась) томится сейчас в швейцарских «застенках». О том, что клуб оборудован системой скрытых камер, которые методично фиксировали все, что происходило в сауне, бассейне и спальнях, наивные посетители клуба, естественно, не подозревали.

Я же могу только догадываться, каким образом видеокассета с таким умопомрачительным компроматом на министра Ковалева оказалась в сейфе банкира Ангелевича. Возможно, это как-то связано с тем, что Аркадий Ангелевич всегда носил при себе официальное удостоверение советника министра юстиции. При этом был ли Ангелевич советником Валентина Ковалева по «банно-прачечным вопросам», трудно утверждать. Но зачем он хранил как самую большую ценность в сейфе видеокассету с компроматом — совершенно очевидно. Министр юстиции России Валентин Ковалев — главный куратор судов и прочих серьезных инстанций. По-видимому, предусмотрительный банкир, у которого давно наметились определенные нелады с законом, рассчитывал при случае выгодно обменять компромат на нечто более весомое, чем деньги, — на свободу. Видно было, что к неприятностям человек готовился заранее: съемки произведены в 1995 году. Наверно, приятно ощущать себя хозяином «ручного» министра.

Но воспользоваться своим тайным козырем банкир так и не успел. 17 апреля 1997 года председатель совета директоров акционерного коммерческого банка «Монтажспецбанк» (АКБ «МСБ») 35-летний Аркадий Ангелевич был задержан по подозрению в хищении семи миллионов долларов США. 21 апреля Генеральная прокуратура РФ санкционировала постановление о применении меры пресечения — заключение под стражу. В соответствии с законом были проведены обыски. В сейфе на даче вместе с драгоценностями, оцененными в один миллион долларов, хранилась и заветная пленка. Из наличности дома обнаружилось 50 тысяч долларов, большое количество наших загранпаспортов, израильский паспорт. Германский паспорт (по некоторым данным, в Берлине у семьи Ангелевича есть квартира, из которой недавно похитили драгоценности, оцененные в 250 тысяч немецких марок, а также своя фирма). Обнаруженные авиабилеты в Лондон наводили на размышления: Ангелевич с семьей собираются уехать подальше от уголовного дела, где он проходил сначала в качестве свидетеля. Некоторые любопытные записи свидетельствовали о подготовке линии обороны и «группы поддержки».

К счастью для следствия, Ангелевич оказался очень аккуратным человеком. Как мне удалось узнать от «нашего человека с Житной», банкир не только на всякий случай хранил видеозапись «шалостей» Валентина Ковалева и еще некоторых известных персонажей, но и скрупулезно документировал свои действия по плану развала своего уголовного дела. Запись имела кодовое название «Дело».

Безусловно, под номером один здесь обозначен министр юстиции Валентин Ковалев.

Наша справка: Валентин Ковалев родился 1 января 1944 года в городе Днепропетровске, окончил юридический факультет МГУ. В 1970 году окончил аспирантуру. Доктор юридических наук, профессор, действительный член Международной славянской академии. Преподавал в Академии МВД СССР, был профессором юридического института, депутатом Госдумы России. Одно время входил в КПРФ, но, став министром юстиции в январе 1995 года, из компартии вышел. Женат. Имеет дочь 1975 года рождения.

В нашей прессе, казалось, уже было все — даже публикации личных разговоров, в которых не последние люди в государстве признаются в том, что они преступили закон. Но все же ничего подобного фотографиям обнаженного министра Российской Федерации в компании обнаженных барышень еще не было.

Когда один из высокопоставленных работников Министерства внутренних дел на Житной впервые рассказал мне о существовании этой пленки — я не поверила. По его словам, следственная группа по делу Ангелевича направила «видеокомпромат» на просмотр министру Анатолию Куликову. Говорят, Куликов посмотрел кассету и без комментариев ее вернул, но информация вместе с пленкой уже вышла из-под контроля и пошла гулять по министерству. Когда после двухнедельных мытарств, интриг и ухищрений (это целая детективная история, заслуживающая отдельного рассказа) нам с помощью еще одного, но на этот раз рядового сотрудника МВД удалось достать оперативную видеопленку — ничего, кроме чувства брезгливости, мы не испытали. А потом в редакции мы долго рассуждали: публиковать или нет скабрезные снимки? Вспомнили о конституции, которая гарантирует человеку неприкосновенность его личной жизни. Говорили о журналистской этике. Но, с другой стороны, в январе 1995 года Валентин Ковалев свой выбор сделал — он добровольно вошел в число высших руководителей страны. В качестве министра юстиции, главного охранителя законов государства, он сам получил право одной только своей подписью вторгаться в личную жизнь тысяч людей. Конечно, это вовсе не означает, что министр не должен вообще ходить в сауны и не пить за дружеским столом ничего крепче молока. Но одновременно он должен нести ответственность за свое поведение. Я вспоминаю одну корреспонденцию из Лондона, где рассказывалось о местном прокуроре, которого полицейские встретили в районе «красных фонарей». Как это у них положено, полицейские написали рапорт. И вы никогда не догадаетесь, что сделал прокурор! Он не стал кричать: «Знаете, кто я такой», он не стал грозить полицейским увольнением, он не стал рассказывать, что просто решил прогуляться по злачному местечку, он просто подал в отставку.

Я вспоминаю беседу с одним из агентов ФБР — Майклом Макколом, принимавшем участие в аресте Япончика. Столкнувшись с уголовным делом «вора в законе», он был удивлен, как в нашей стране все переплетены: политики, бизнесмены, бандиты, артисты. «Если у нас директор ФБР идет на какой-нибудь фуршет, он обязан узнать, кто еще там будет, не приглашены ли люди, «соседство» с которыми способно погубить его репутацию. Если же кто-то из нежелательных людей все же оказывается рядом и — не дай Бог! — фотографии попадают в прессу, директор ФБР обязан уйти в отставку», — сказал Майкл. Впрочем, все эти рассказы нужно помещать под рубрику «Их нравы».

Аркадий Ангелевич умел оказываться рядом. Естественно, он включил в свой список по развалу «дела» всех ответственных людей, которых он знает в правоохранительных органах. А как советник министра юстиции, как член общественного совета ГУВД Москвы, как просто солидный банкир, Анге-левич знает многих. Совсем не обязательно, что все люди, внесенные в его список, бросятся ему помогать. Тем не менее, как мне стало известно, некоторые из них, в том числе и совсем не упоминавшийся в списке спасителей Борис Березовский, уже нанесли визиты первым лицам министерства и постарались представить банкира жертвой и мучеником. Активно работают адвокаты. Их целых пять. Самый опытный — Генрих Падва, которому в схеме Анге-левича предписаны разработки плана действий. В этом же ряду стоят «солнцевские» (правда, со знаком вопроса). Источник в московском РУОПе уверяет, что банкир хорошо знаком с их лидером. При аресте Михася женевская полиция изъяла у него визитную карточку Ангелевича, да и записи в блокноте Михайлова свидетельствуют о контактах с банкиром. Думал Ангелевич и о «комплекте» заявлений от свидетелей, тех, как он пишет, «на кого ФСБ и РУОП оказывали давление». Помимо «работы» со свидетелями, началось активное воздействие на оперативно-следственную группу, занятую «делом» банкира. В частности, очень пригодился человек, проходящий в списке Ангелевича под номером пять, — Ванесян. Будучи действующим сотрудником Лубянки, Ванесян работал в «Монтажспец-банке» начальником службы экономической безопасности. Как рассказал мне мой источник, Ванесян настолько профессионально отрабатывал свои деньги, что даже наладил прослушивание телефонных разговоров членов оперативно-следственной группы МВД!

Коллеги Ангелевича (некоторые проходят по делу в качестве свидетелей) в день его ареста распространили нечто вроде письма протеста от возмущенных членов Ассоциации банков России, в котором меня удивила странная аргументация невиновности председателя АКБ «МСБ»: мол, ему инкриминируют преступление, совершенное несколько лет назад. Удивительная логика: видимо, банкиры думают, что отвечать должны только задержанные по «горячим следам». По следу же Ангелевича сыщики шли, действительно, несколько лет.

За это время следователи еще раз смогли убедиться в правильности бессмертных слов Оноре де Бальзака, утверждавшего, что за каждым крупным состоянием стоит преступление.

Все началось с того, что в конце 1995 года пропал председатель правления коммерческого банка «Единство» Дмитрий Бурейченко. И хотя вести о нем приходили то из Германии, то из Греции, то с Кипра, банкира объявили в розыск. В отношении 34-летнего банкира было возбуждено уголовное дело. Ему вменялось хищение 200 миллионов долларов. Естественно, в оперативно-следственной группе стали изучать биографию Бурейченко и выяснили много интересного. Служебную карьеру он начинал как офицер госбезопасности, но в 1991 году, когда по КГБ прошла первая волна сокращения, реорганизация и переименование, ушел в коммерцию и стал председателем правления «Прагмабанка», а затем банка «Единство», в котором произошло крупное хищение чеков и банк был закрыт как неплатежеспособный. Сыщики выяснили причастность к этому делу Бурейченко, который, по их данным, прикарманил из этого банка более 109 миллионов долларов. Когда было возбуждено уголовное дело о хищениях крупных денежных средств путем мошенничества, выяснилось, что Бурейченко порезвился и в «Прагмабанке».

«Прагмабанк» связан с именем еще одного известного предпринимателя — Ильи Медкова, застреленного из оптической винтовки в сентябре 1993 года. Молодой банкир, уйдя из «Прагмабанка», стал основателем банка «ДИАМ» (расшифровывается как «Дорогой Илья Александрович Медков»). Возможно, это ребячество, но молодой коммерсант любил наслаждаться жизнью — например, в свой день рождения в зале ресторана «Метрополь» наполнил бассейн шампанским, потом улетел в Париж, где собирался купить за 200 тысяч долларов самолет. Илья Медков хотел жить и путешествовать с комфортом. Этой затее помешала смерть.

Распорядителем всех кредитов покойного банкира, а также всего его имущества, в том числе «ДИ-АМ-банка», мать Ильи назначила совершенно постороннего для их семьи человека, товарища Бурейченко и Медкова Аркадия Ангелевича. Дружба и сотрудничество этих «трех товарищей» начались с зарождения кооперации, когда молодые люди открыли на Новом Арбате фирму «Прагма». Первоначальный капитал 'был скоплен на продаже компьютеров. Кроме этого, Медков успел полгода проработать у Артема Тарасова в знаменитой фирме «Исток». Первый официальный советский миллионер, помнится, собирался на чеки «Россия» одеть своих соотечественников. На самом же деле он их «обул». Фирма, которой руководил Медков, была тоже замешана в похищении госсредств по поддельным чекам «Россия». Аресту Медкова опять же помешала смерть. Выяснилось, что незадолго до убийства Медков поссорился с Ангелевичем и хотел даже заявить на него в милицию. Причиной ссоры стал конфликт из-за большой суммы денег, похищенных по фальшивым документам. И хотя Медков знал, чем кончаются ссоры из-за больших денег (на его памяти произошел расстрел в офисе «Истока» на Красной Пресне четырех человек), он, видимо, не ожидал такой развязки для себя.

Деньги стали причиной ссоры Ангелевича и Бу-рейченко.

Пропавший банкир, втянутый в грандиозную аферу с хищением денег в банках «Прагмабанк» и «Единство», был обманут: как уверяют сыщики, львиная доля перешла к Ангелевичу. Сейчас оперативно-следственная группа, как сообщил источник, пытается доказать соучастие Ангелевича и в хищении 200 миллионов долларов из этих банков. Кстати, «пропавший» Бурейченко был тоже готов заявить на своего недавнего компаньона. Но тут же начались угрозы. Именно поэтому, как говорят, ему пришлось уехать из России.

Накануне своего побега в европейские дали он успел похитить еще 50 миллионов долларов, «набрав» огромное число государственных долговых обязательств, так называемых «выбывок». Среди обманутых такие солидные фирмы, как «Алмаз-золото», «Промсырьеимпорт», «Атомэнергоэкспорт», «Газэнергосервис». Прежде чем провернуть аферу, Бурейченко продал здание банка «Единство» на Верхней Радищевской улице. Всего за два миллиона долларов особняк купил некий Владимир Желток, владелец фирмы, зарегистрированной по фиктивному адресу. Как выяснили сыщики, кредит ему дал все тот же Ангелевич. Таким образом, он стал распоряжаться и имуществом другого компаньона — Бурейченко. Фамилия Желтка тоже включена Ангел евичем в схему развала «дела».

Все эти факты, насколько мне известно, сейчас тщательно проверяются следствием, идет поиск доказательств и свидетелей. Безусловно, уже на первый взгляд видно, кому же была выгодна смерть Медкова и исчезновение Бурейченко. Тем временем Аркадию Ангелевичу предъявлено обвинение в том, что он в сговоре с группой лиц, в том числе с Бурейченко, похитил в общей сложности семь миллионов долларов, завладев деньгами банка «Единство» и оформив их договорами о предоставлении валютных кредитов, которые уже не возвращались.

А пока следствие, несмотря на давление, продолжается. Тем более что чрезмерная пунктуальность и любовь к «видеокомпромату» подвела банкира Аркадия Ангелевича — он наверняка сам себя лишил защитника № 1 из своего списка — министра юстиции РФ Валентина Ковалева.

РОМАН С ПРИЗРАКОМ

Молодой сотрудник французского посольства и артист Пекинской оперы, полюбив друг друга, расстаются, затем встречаются вновь. У них… рождается ребенок. Каким же образом Он в течение 18 лет не догадывался, что Она была мужчиной?

Об этой сенсационной документальной истории недавно рассказал французский журнал «Мари Клер».

У каждого в жизни бывает момент, когда внутренний голос нашептывает, что опасность близка. Утром 30 июня 1983 года на торговой улице Парижа Бернар Бурсико, атташе французской дипслужбы, услышал в своей голове такой колокольчик.

Это было забавно. Обычно, вернувшись из-за границы, Бурсико набрасывался на Париж, как голодный на любимые блюда. Старые друзья, хорошая еда, ночные бары, короткие любовные приключения — все это было ему по вкусу. Но тем утром, на левом берегу Сены, в то время, когда он спускался по улице Боске, он чувствовал не радостно-приподнятое настроение, а непонятную тревогу.

Он пытался успокоиться, уговаривая себя, что все у него прекрасно. После нескольких лет ожидания ему наконец-то удалось вывезти из Китая своего 16-летнего сына Ши Дю Дю, или Бертрана, как он сам предпочитал его называть. Завтра он увезет его в Бретань и познакомит со своими родными.

Бурсико очень гордится своим сыном. Видно, конечно, что он метис, но отцу кажется, что у сына его широкое лицо, такие же, как у него, карие глаза, и даже его, отца, страсть к приключениям. Гораздо меньше гордости у Бурсико вызывает мать его сына Ши Пей Пю, певица Пекинской оперы.

«Она постарела», — сказал он себе, когда она приехала в Париж с сыном. Как всегда, она носила мужскую одежду. Да, она была его любовью, он исполнял все ее желания. Больше этого не будет. Многие годы он только и делал, что потакал ей: радиоприемники, магнитофоны, телевизоры, часы Ролекс — только самое лучшее могло удовлетворить ее желания. Бурсико подумал, что был единственным в истории шпионом, которому пришлось самому платить за свою работу.

Внезапно на улице Боске двое мужчин грубо схватили его за руки. Один из них обхвату сзади и запихнул в машину. Бурсико хотел было протестовать: «Я дипломат. Вы не имеете права задерживать меня», но из-за нервной дрожи не мог заговорить.

Приехав, приступили к допросу. Оказалось, они неплохо осведомлены на его счет.

«Вы были сотрудником французского посольства в Пекине и монгольского. В это время исчезло 500 документов». И вдруг: «Кто такой Ши Пей Пю? Почему он приехал к Вам?»

Ничего не оставалось, как раскрыть тайну Ши, о которой он когда-то поклялся молчать.

«Пей Пю — женщина», — произносит он. Все ошеломленно молчат. Наконец кто-то догадывается: «А, так это она с сыном?» «С моим сыном», — до-бавляет Бурсико.

Обвинив в снабжении секретной информацией агентов одной из держав, его отправляют в тюрьму. Следует арест Ши Пей Пю. Дело превращается в скандал мирового масштаба. «Шпион или шпионка?» — под таким заголовком появляются публикации в прессе.

По приказу суда Ши подвергается медицинскому обследованию, в результате которого делается заключение, что он — мужчина нормальной конституции. На ногах вся пресса. Наконец-то, как ему всегда мечталось, все заговорили о нем, Бернаре Бурсико как об исключительной личности.

Исключительность же его заключалась в том, что он 18 лет занимался любовью с мужчиной, не подозревая об этом.

В 1964 году Франция, одна из первых признав коммунистический режим Китая, открывает посольство в Пекине. Бернар в возрасте 20 лет приезжает в Пекин в качестве бухгалтера посольства. Его новая жизнь не вызывает в нем восторга. Во Франции даже самый одинокий человек найдет себе развлечение. Если снаружи холодно и сыро для прогулок в парке, можно пойти в кино, полистать книги в книжной лавке, часами сидеть за чашкой кофе в одном из многочисленных кафе. В Пекине, когда ледяной ветер несет желтую пыль из пустыни Гоби, Бернар не раз вспоминает прелести Парижа. Китайцы, которым без разрешения правительства не разрешалось посещать иностранцев, все в одинаковых, похожих на матрац, синих пальто проходили мимо него, как если бы он был человеком-невидимкой. Карьерные дипломаты небольшой французской диаспоры вежливо приглашают его на свои коктейли, но при этом отлично видят, что сын рабочего мало подходит их обществу. Женщины даже придумали ему кличку: Ворчун.

Бурсико приехал в Китай за приключениями, но вскоре понимает, что место для этого выбрал неподходящее. Он пытается посещать старые кварталы, но, не зная языка, не может завязать знакомств.

Наступило Рождество. Вечеринка в доме одного из посольских работников. Много французских студентов, всем весело, танцы до упада. Да и девушки посматривают на него. Впрочем, он не так уж и плох: широкие плечи, тонкая талия, мускулистое тело пловца. Но его интересуют не они. Он заметил китайца, которого он уже однажды встречал на частной вечеринке. Юноша строен, роста небольшого, не больше, чем обычная китайская девушка. На нем костюм Мао, на вид ему лет 25. Прекрасно говорит по-французски. Он в самой гуще толпы, но держится скромно и сдержанно.

Бернар заметил, что его коллеги проявляют по отношению к нему необычайную услужливость: «Принести Вам что-нибудь выпить, господин Ши?», «Не хочется ли Вам поесть?» Бернар заинтригован. Выждав немного, он решается подойти.

«Почему Вы не танцуете? Девушек здесь предостаточно». «Я не очень люблю это», — отвечает он, отходя в сторону. Бернар не отступает, следует за ним. Так они познакомились. Ши рассказывает, что он член Союза писателей, пишет либретто к операм и пьесы для театра. Кроме того, преподает китайский детям хозяина дома. Несмотря на то, что у него уже был преподаватель китайского, Бернар просит: «Не могли бы вы давать и мне уроки?»

У Бернара до сих пор не было близости с женщиной. В лицее он дважды встречался с девушкой, чтобы доказать себе, что он может сделать это, но ничего не произошло. В общежитии он принимал участие в эротических играх своих приятелей. Ему это нравилось, но удовольствие было замешано на чувстве вины, настолько сильном, что в 18 лет он поклялся себе не заниматься сексом с мужчинами.

В Китае Бернар не отступает от своей клятвы, но он сгорает от желания покончить со своей невинностью, ему хочется иметь постоянную подружку. Но с девушками ему не везет. Французские студентки видят в нем не дипломата, а мелкого служащего, и не торопятся в его объятия. Одиночество преследует Бернара, и он очень радуется знакомству с Ши.

Через несколько дней они вместе ужинают. Бурсико очарован. Ши выбрал симпатичный ресторан, где его знают и относятся с большим почтением. Ши объясняет, что когда-то он приходил сюда со своим учителем, известным оперным певцом, исполнявшим женские партии, что было обычным явлением в Пекинской опере. До того как стать драматургом, рассказывает Ши, он — тоже исполнял женские партии в Опере. Уже в 17 лет он был довольно известным певцом. Сейчас же, в 26 лет, он пишет пьесы о рабочих. Тон, которым это было сказано, не оставлял сомнений, что его новое занятие не очень вдохновляет его.

Ши и Бернар становятся близкими друзьями. Ши показывает ему парки и магазинчики, о которых не знают иностранцы. Он рассказывает истории о своей стране, ее императорах, дворцовых интригах. Он вспоминает роли, сыгранные им на сцене. Если в их отношениях и гуляет сексуальный ветерок, то Бернар не замечает его. Он потрясен талантом рассказчика Ши. Ему кажется, что они рассказывают друг другу самые сокровенные вещи. Он не замечает, что иногда Ши внезапно умолкает. Он говорит Бернару, что будучи известным певцом, имел успех у женщин, но ни разу им не воспользовался. Когда же Бернар спрашивает почему, Ши показывает явное раздражение и недовольство. «Вы все равно не поймете», — бросает он.

Однажды в гостях Ши рассказывает сюжет «Истории бабочки», оперы, в которой он сыграл свою самую знаменитую роль.

«Давным-давно в Китае жила прекрасная девушка по имени Ша Ингтай. Будучи дочерью эрудированного человека, она мечтала поступить в школу, где учились только мальчики. Там уже учился ее брат, который был весьма скверным учеником. И вот однажды они решили обменяться одеждой, и она заняла место своего брата, очень скоро став первой ученицей. В школе она подружилась с юношей по имени Лианг Шанбо. Лианг мучается и не может понять, почему этот мальчик так волнует и привлекает его. Ша жаждет раскрыть ему свой секрет, но страх обесчестить свою семью сдерживает ее. Но вот наступает момент, когда она должна вернуться домой: ей нашли мужа. И тогда она решается раскрыть свой секрет. В тот же момент Лианг признается ей в любви и предлагает свое сердце и руку. Но Ша не может ослушаться своих близких. «Слишком поздно», — говорит она. Ша уезжает, а потрясенный горем Лианг кончает с собой. Семья Ша продолжает готовиться к свадьбе. Ша не возражает, но просит отпустить ее на могилу своего возлюбленного. Там, на его могиле, она умирает. Души возлюбленных превращаются в бабочек и улетают».

В середине марта 1965 года, как раз тогда, когда он уже начинал получать удовольствие от пребывания в Китае, Бурсико получает письмо, которое он ждал несколько лет: в письме его приглашают принять участие в экспедиции в леса Амазонки. Он сообщает Ши о своем скором отъезде.

«Я тебя больше никогда не увижу и мне грустно», — услышал он от друга, но был слишком рад ожидавшему его приключению, чтобы разделить его грусть. Несколько дней спустя он и Ши отправились на прогулку в свое любимое место, туда, где пять мраморных мостов образуют арку над золотой водой реки. Был прекрасный майский вечер, теплый и тихий. В таком удивительном месте витают души легендарных императоров, это было идеальное место для удивительных историй Ши. И вот опять Ши рассказывает историю бабочки, заканчивая ее словами:

«Посмотри на мои руки, посмотри на мое лицо. История бабочки — это моя история». И Ши рассказывает.

До него в семье уже было две девочки. Но в Китае они не имеют никакого значения по сравнению с мальчиками. Поэтому бабушка со стороны отца, являвшаяся главой семейства, заявила после двух родов, что если не родится мальчик, ее сын возьмет другую жену. Это привело в ужас мать Ши и ее мужа. Поэтому когда родилась Пей Пю, и они увидели, что это опять девочка, они договорились с повивалкой, что та сообщит о рождении мальчика. Сами же стали растить Пей Пю как сына.

Девочка стала жить жизнью мальчика, никому не раскрывая свой секрет. Раскрывшись перед Бернаром, девушка вверяла ему свою жизнь. История была совершенно невероятной, но у Бернара не было сомнений, что это правда. Он даже не очень удивился, как если бы подтвердилось то, чего он подсознательно желал.

«Ты мой лучший друг, я никому не раскрою твою тайну», — заверил он Ши. И только позже, когда рикша вез его домой, он осознал всю важность того, что он только что узнал. В лунном свете знакомые улицы приняли таинственные очертания. Все изменилось. Ши теперь не просто его друг, он — женщина. Необходимо вывезти его, нет, ЕЕ, из Китая. Он станет заботиться о ней, сделает все возможное, чтобы помочь ей снова стать женщиной, даже, если ему придется на ней жениться.

Через несколько дней Бернар укрепился в своем намерении заняться с Ши любовью. Не то чтобы в нем вспыхнула страсть, а просто потому что он считал себя обязанным это сделать. Она — женщина, я — мужчина, мы любим друг друга, поэтому…

«Раз ты женщина, — сказал он Ши, — мы должны спать вместе».

Ши соглашается не сразу: «Позже», — обещает она.

«Когда захочешь», — соглашается Бернар. И только через несколько недель, в июне, они наконец решаются. Бернар не может думать ни о чем другом. Наконец, в назначенный день, в 6 часов вечера Ши приходит к Бернару. Одета она не как женщина, которая готовится провести ночь любви с мужчиной. По-прежнему на ней синий костюм Мао и кожаная черная куртка. Но для Бернара она окута-на прекрасным покровом тайны. Взволнованный, он подходит к ней и нежно целует в шею. Затем начинает снимать с нее одежду.

«Я сама», — бросает она и снимает все, кроме белья. Под одеждами у нее оказывается полноватое тело и очень маленькие груди. Прикосновения Бернара пугают ее. Сам же он заметно нервничает. Он идет в ванную, чтобы одеть презерватив. Вернувшись, они ложатся в постель и он начинает ее ласкать. Она берет его за руку. «Позволь мне сделать все самой», — говорит она и направляет его. Все кончено. Бернар признается себе, что его первый опыт с женщиной не принес ему того наслаждения, которое он испытывал с мужчинами в пору своего юношества. Мы слишком долго готовились к этому, убеждает он себя. Он снова идет в ванную, чтобы снять презерватив, а вернувшись, замечает на белье Ши следы крови. Он обнимает ее. «Бедняжка, — говорит он, — жена моя». Их сексуальные отношения никогда не были абсолютно раскованными. Ши признается Бурсико, что она принимала гормональные препараты, которые, конечно же, оказали свое влияние на ее здоровье и поведение.

Незадолго до его отъезда из Китая Ши сообщает ему о своей беременности. Накануне своего отъезда Бурсико просит ее назвать ребенка, если родится сын, Бертраном, а если родится девочка — Мишель. Уже из аэропорта он звонит ей, чтобы сказать: «Я вернусь. Не знаю, как и когда, но вернусь. Помни об этом».

Когда через 4 года он действительно приезжает в Китай, культурная революция многое изменила в стране. Да и сам он уже не был столь наивен, как прежде. У него за спиной была серьезная связь с красивой француженкой, студенткой медицинского факультета, с которой он продолжал встречаться. Тем не менее, сразу по возвращении с берегов Амазонки он подал прошение в надежде получить место в Китае и снова увидеть Ши Пей Пю. И вот он снова в Пекине. «Я вернулся!» — пишет он ей из своей квартиры в дипломатической резиденции, однако не сообщает свой адрес. Учитывая политическую обстановку, он боится сделать неверный шаг. Он хочет бежать к ней, но не уверен, что она по-прежнему живет по адресу, который сообщила ему два года назад, да и работа архивариуса посольства занимает все его время. Через три дня после приезда он решается идти по старому адресу Ши и поговорить с соседями, которых он немного знал.

Когда соседи увидели его на пороге своей квартиры, они сделали ему знак уйти. Он пытается объяснить, что ему срочно надо увидеть Ши, и соседи пишут ему на клочке бумаги тот самый адрес, по которому он посылал Ши письма. В ближайшее воскресенье, когда стемнело, Бурсико надевает костюм Мао, рабочую кепку и отправляется на велосипеде в северный квартал Пекина. После долгих исканий он наконец находит нужный ему дом и квартиру. Дверь открывает Ши. На ней широкие синие штаны и мужская рубаха.

«Так это вы, — произносит она. — Я уж и не знала, увидимся ли когда-нибудь». — «А ребенок? У нас есть ребенок?» — «Да, есть».

Ши заметно оживляется, торопится все рассказать. Время трудное и опасное. Ребенок не здесь, что было бы слишком опасно для нее. Он в надежном месте. А теперь Бурсико должен уйти, ведь в квартале все уже знают, что в ее квартиру пришел иностранец. Слишком опасно для них обоих. Она придумает, как им снова увидеться.

Через 3 дня Бурсико приходит снова. Ши заметно нервничает. «Ты должен уйти», — заявляет она. Но он настаивает, что хочет видеть сына. Тогда Ши показывает ему небольшой черно-белый снимок мальчика лет 3, который ужасно напоминает его самого в детстве. В этот момент за дверью раздается ужасный шум. Человек 10 врываются в комнату и, показывая на Бернара и Ши, кричат, что это два шпиона. Солдаты уводят Бернара в другую комнату и начинают допрос. Бурсико объясняет, что он знал товарища Ши во время первого пребывания в Китае, теперь же, вернувшись и найдя столь много благотворных перемен в стране, пришел к нему, чтобы побольше узнать о Великой революции. Его отпускают.

День за днем он садится на велосипед и, подгоняемый беспокойством, объезжает по нескольку раз квартал, надеясь увидеть Ши и убедиться, что с ней ничего не сделали. Только в конце октября он наконец-то замечает ее на автобусной остановке. Ему удается шепнуть ей, что каждый день в 12 часов он будет ждать ее у входа в самый большой универмаг Пекина.

Это было очень оживленное место в городе. В толпе одинаково одетых людей трудно найти знакомое лицо, но Бернар сразу замечает Ши на скамейке недалеко от входа. Он садится напротив, и они молча смотрят друг на друга. Бернару кажется, что он безумно влюблен и страдает от того, что не может обнять Ши и увидеть сына.

Ему кажется, что все потеряно, но вот однажды, весенним днем, зазвонил телефон, и Ши сообщает ему, что получила разрешение от Союза писателей два раза в неделю обсуждать с ним идеи Мао. В тот же вечер Бурсико у нее дома. Но даже здесь он боится спросить о сыне, опасаясь спрятанного микрофона. Через два месяца политических бесед Ши сообщает ему, что с ним желает встретиться представитель муниципалитета товарищ Канг, чтобы посмотреть, насколько хорошо он воспринял идеи Мао. При первой же встрече Бурсико понял, что от него хотят. Тогда он сам предложил передавать Кангу наиболее интересные, с его точки зрения, документы. Китайских товарищей больше всего интересовала информация о советской армии и сообщения из Вашингтона. Бернар не испытывал угрызений совести, ведь он не предавал Францию, а лишь помогал народу Китая.

Когда приходил Канг, Ши уходила на кухню, говоря, что ее не интересует ничто, кроме театра. Но это было не совсем так. Каждый раз, уходя от Ши, Бурсико уносил список вещей, которые она просила его купить, и список всегда был внушительным. Ей хотелось всего и самого лучшего качества. В постели она очень мало удовлетворяла Бернара. Всегда обиженная из-за того, что он слишком много времени проводит с Кангом, она начинала с упреков. Затем все происходило в страшной спешке, так как в любой момент мог зайти кто-нибудь из соседей, и всегда так, как этого хотелось ей. Все это настолько разочаровывало Бурсико, что однажды он заявил ей, что во Франции у него есть женщина, на которой он намерен жениться, если Ши не изменится и не решится уехать с ним, чтобы начать нормальную жизнь с ним и сыном.

Подошел конец его срока пребывания в Китае. Бурсико был несчастен. Он уезжал, не увидев сына. Однако он не отчаивался, ведь за два года работы в Китае он передал китайским товарищам такое количество документов, что считал себя вправе рассчитывать на благожелательность с их стороны.

И вот настал день, который он не забудет никогда: 15 ноября 1973 года. Он пришел к Ши, которая с порога сообщила ему, что приготовила сюрприз. В приоткрытую дверь соседней комнаты он увидел маленького семилетнего мальчика. Так впервые он увидел своего сына.

Все утро под взглядом бабушки он играет с мальчиком, который очень смущается и не выказывает интереса к играм. Затем все вместе рассматривают его детские фотографии, а потом, когда мальчик спит, Ши и Бернар занимаются любовью. Он переполнен чувствами, нежность изливается из него, но многого он себе не может позволить: за стенкой мать Ши. И он довольствуется ласками Ши, он давно привык к тому, что ласкают его, а не он. Бурсико покупает сыну футбольный мяч и много других игрушек. Он даже купает его. В один из дней мальчик обедает вместе с отцом и Кангом. Ши, знакомя сына с Кангом, объясняет ему: «Это самый лучший друг нашей семьи. Ты должен звать его «папа». Бернару же она поясняет, что в этом случае Канг обязан взять мальчика под свое покровительство, что очень важно в это опасное время для такого мальчика, как их сын Бертран. Первое, что делает Бурсико, вернувшись во Францию — едет в Бретань, чтобы сообщить матери о том, что у нее есть внук. Затем он устраивается в Париже на улице Сен-Дени. Благодаря одному из своих друзей, ему удается получить трехмесячную визу для Ши и официальное приглашение для чтения лекций.

Бернар и Ши продолжают совместно затеянную игру. Представляя Ши и сына своему другу, он говорит: «Мой сын Бертран и его дядя Ши Пей Пю».

Ши прекрасно устраивает свои дела в Париже. Она получает две главные роли в телевизионных спектаклях, ей продлевают визу на год. Она посещает людей, с которыми была знакома в Китае, заводит новых друзей, но никогда не говорит им, что знает Бернара Бурсико.

30 июня 1983 года агенты службы безопасности арестовывают Бурсико по обвинению в шпионаже. Через 5 дней арестовывают Ши. На допросе она утверждает, что никогда не знала о шпионской деятельности Бурсико. Да, он встречался в ее доме с Кангом, но Ши понятия не имеет, что между ними шла передача документов.

Бурсико в тюремной камере. В это же время судья назначает медицинское освидетельствование Ши для определения пола и констатации наличия хирургических вмешательств на половых органах.

13 июля заключение готово. В этот день Бурсико, растянувшись на нарах тюремной камеры, слушает информационную сводку новостей. И вдруг: «Китайская Мата Хари, обвиняемая в шпионаже, по медицинскому заключению является мужчиной». Бурсико не верит своим ушам: «Ложь! Этого не может быть!» Прошел почти год, когда еще одна ужасная новость дошла до него: на основании анализа крови ни Ши Пей Пю, ни он сам не являются родителями Бертрана. Бурсико пытается покончить с собой. Новые детали истории о безумной страсти мужчины к женщине, которая была мужчиной, вызывают новый всплеск интереса в прессе. Результатом становится помилование сначала Ши, а затем, через 4 месяца, и Бурсико.

Что же касается самого таинственного в этой истории, то разгадку дает сам Ши Пей Пю во время медицинского осмотра.

После того, как врачи констатировали совершенно нормальные мужские половые органы и отсутствие на них хирургических операций, тайна сексуальных отношений двух мужчин вызвала еще больший интерес. Тогда, чтобы прекратить этот ажиотаж, Ши во время очередного осмотра заявил, что хочет дать кое-какие объяснения. Осторожно и без видимых неприятных для него ощущений он пальцами обеих рук убирает яички внутрь, тело мошонки становится пустым и опадает в виде кожной складки. Затем Ши помещает пенис между ног и сзади опускает его вниз. Когда после этого он сжимает ноги, пениса не видно, а кожа мошонки, разделенная на две части, напоминает губы влагалища. Прижатый к пустой мошонке пенис ко всему прочему создает небольшую полость, которая и делала возможным неглубокое проникновение. Наивный и неопытный любовник, каким был в то время Бурсико, вполне мог принять это за женский образ. Вот почему Ши во время их любовных утех всегда сам навязывал свои правила игры, продлевая иллюзии своего любовника. Впрочем, любая любовь на 90 процентов состоит из сплошных иллюзий…

«БРЫНЦАЛОВ МОЖЕТ БЫТЬ СКАНДАЛЬНЫМ, НО ОН НЁ СУМАСШЕДШИЙ»

«Перед свадьбой она сказала: я принадлежу тебе на 100 процентов, если ты меня каждый день будешь раскладывать и каждый день давать деньги», — рассказал Брынцалов журналисту Томасу Хютлину. — Он же тогда на это возразил, что она все-таки не проститутка, а жена, и предложил: «Давай так — я тебя раскладываю в один день, а деньги даю на следующий».

Так и порешили. В конечном итоге жена шефа каждые пару дней получала по 18 000 долларов. Но этого ей уже давно не хватает. Если ссора бурная, жена шефа хлопает дверью, плачет и в сопровождении охранников отправляется к бабушке.

Есть вещи, которые даже у богатых людей временами отнимают удовольствие от капитализма. Впрочем, у шефа, супербогатого капиталиста Владимира Брынцалова, 49-ти лет, это длится не более получаса. Жена туда-сюда, а лучшим изобретением человечества он считает деньги.

«Деньги, деньги — самое большое произведение искусства, которое создал человек. Архитектура, изобразительное искусство, музыка, литература — это все глупости для бедных. Это ничто по сравнению с деньгами».

Брынцалов владеет водочными, фармацевтическими, мебельными, фарфоровыми и текстильными предприятиями по всей России. У него виллы в Швейцарии, Америке и на Лазурном берегу. Он вешает на стены картины старых мастеров. Он заказывает свои портреты у новых мастеров. А чтобы никто у него ничего не мог отнять, он охраняет себя с помощью хорошо вооруженной частной армии. На случай, если этого не хватит, Брынцалов постоянно носит с собой пистолет, подаренный одним министром.

Брынцалов может быть скандальным, но он не сумасшедший. Он только особенно бескомпромиссно воплощает в себе новый русский капитализм, чей девиз в Москве можно услышать в каждом гостиничном баре, где виски стоит больше 20 долларов: «Kill the poor» — «Убей бедного». А также: «Покажи соседу, что ты лучше, чем он». «К дьяволу то, что будет завтра». «Богатые — нормальные, бедные — сумасшедшие».

Поскольку Брынцалов понимает, что деньги делают счастливым, но не бессмертным, то наряду с флотом своих «Мерседесов», своими часами за 1,2 миллиона долларов и всеми другими богатыми забавами он изобрел новый проект. Он открыл политику.

Рядом с многочисленными кредитными карточками он носит в своем портмоне пластиковый чип, в котором записано, что он — член российского парламента. Но для Брынцалова, жадного до всего, этого далеко не достаточно. В середине февраля 1996 он решил, что должен изгнать Бориса Ельцина из Кремля и стать следующим российским президентом. Почему? «От голода по власти», — говорит Брынцалов.

Он полагал, что имеет свой рецепт для страны. Это смесь из капитализма и социализма, где богатые не платят налогов, а бедные обеспечены всем. Этого, по его мнению, хватит. Если же не хватит, то у него есть рецепт и на этот случай: «Это большая страна, — говорит он. — Если нам и дальше будет плохо, тогда будем продавать ее остальному миру — кусок за куском».

Чтобы попасть в список претендентов, нужно было собрать миллион подписей. «Не проблема, — говорил Брынцалов, — я заказал два». А именно — своим 15 000 работникам. Кто не соберет 15 подписей, тот неудачник. «Тот отсюда вылетит», — говорит Брынцалов.

Человек, который в парламенте присоединился к коммунистам Рыжкова и хотел стать президентом России, похож на монстра капитализма, каким его могли бы выдумать стратеги КГБ во времена холодной войны: люди не должны его любить, люди должны его бояться; они должны забиваться в угол от его громового смеха; они должны знать, что они — добыча для его ледяных голубых глаз; они должны верить, что он их рано или поздно купит. Его мир тот, где на всем висит ценник: на машине, на женщине, на ребенке, на кресле президента.

Брынцалов летит вперед, мимо уборщиц, которые постоянно трут мраморные полы. Он срывает туалетные двери и кричит: «Чисто, как в Германии». Он останавливает одетую в серое женщину и кричит: «Вы выглядите дерьмово, вам дать взаймы денег?» Он распахивает двери кабинетов и кричит: «Как у Саддама Хусейна. Я везде повесил свои фотографии, чтобы они здесь не забывали, кому все это принадлежит до последнего гвоздя». Он осведомляется о положении одной из работниц: «Плохо, — говорит она, — мы все ждем зарплаты». «Будь рада, что у тебя есть работа, — говорит Брынцалов. — Деньги когда-нибудь будут, ха».

На воздухе он показывает на хорошо охраняемый железный забор и говорит: «За ним начинается хаос, начинается дерьмо. Еще долго снаружи не будет такого же порядка, как здесь, внутри». Потом он вступает своими зелеными, из крокодиловой кожи, ботинками за 5000 долларов на порог своего частного ресторана, где ест рыбью печенку и мычит: «Если человек хочет быть непобедимым, он должен сожрать печень своего врага». Потом — на массажную банкетку, принять послеобеденный сон.

Вечером у него запланирована речь перед медицинскими работниками. Но когда он видит слушателей, одетых соответственно их малым врачебным заработкам, он выскакивает из зала и говорит: «Они все нищие тут, я лучше пойду за покупками».

В часовом магазине он спрашивает часы за полмиллиона долларов. Таких нет. «Что за страна», — бурчит Брынцалов и вытаскивает часы за сто тысяч долларов. «Такие я подарил Жириновскому на его серебряную свадьбу», — объясняет он. Он друг Жириновского? «Нет, — говорит Брынцалов, — я его ненавижу. Я ненавижу его жену. И его сына я тоже не могу терпеть». Раз уж пришел, он покупает часы за 40 000 долларов — подарок сотруднику.

Когда-то у Брынцалова часов не было никаких. Он рос в Черкесске, в доме, где не было туалета и умывальника. Семья была бедна, отец работал по дому, мать была прачкой. Брынцалов хотел наверх. Он вступил в Коммунистическую партию и стал горным инженером. Но поскольку он выстроил собственный дом, то в 1980 году был из партии исключен. После этого он начал зарабатывать деньги разведением пчел, так что, когда в 1987 году были разрешены кооперативы, он уже имел достаточный капитал, чтобы открыть свою кондитерскую. Тогда же он познакомился с Наташей, белокурой бухгалтершей государственного гостиничного управления и случайно лучшей подругой своей дочери. Наташа поставила два своих условия, и пара отбыла в Москву делать деньги. «Я знал, что должен зарабатывать много, иначе она от меня уйдет», — говорит Брынцалов.

Когда же в начале девяностых годов государственные предприятия преобразовывались в акционерные общества и часть акций передавалась коллективам, Брынцалов забирал себе целые фабрики, где уговорами, где угрозами убеждая рабочих передать «купоны» ему. Многие, не зная цены этим бумагам, были даже рады, продавая их Брынцалову и делая тем самым из него Креза.

«Когда он захочет иметь какую-нибудь вещь, он ее добывает. В случае необходимости — любыми средствами», — говорят люди, которые его хорошо знают. Брынцалов этим гордится. Он чистосердечно признается: «Я — цивилизованный бандит».

Недавно создатели его рекламного фильма пришли к мысли заснять Брынцалова и его жену в собственном теннисном зале. Когда она сбоку от своего супруга ступает по снегу, начинается крик. Госпожа Брынцалова хочет, чтобы муж заплатил ей за выступление. Господин Брынцалов говорит: «Нет».

Спор, натурально, кончается слезами. Госпожа Брынцалова исчезает, господин Брынцалов бьет мячи в пустоту противоположной площадки и рычит: «Я ее вытащил из халупы, где не было даже дивана, и теперь — вот это. Некоторые люди так глупы, что им уже не поможешь».

В послереволюционной Франции существовало ужасное ремесло: «специалисты» сдирали с книг богатые переплеты и пускали сафьян или телячью кожу на изготовление женских туфелек, а бумагу на кульки для бакалейщиков. Многим памятникам прежних времен, от средневековых памятников до книг грозила гибель: их скупали и нередко уничтожали люди, даже не подозревавшие об их ценности.

А у «новых русских» с политическими амбициями стилизация «под старину» пользуется успехом.

Портрет своей супруги, явно стилизованный под декольтированную Анжелику, Брынцалов повесил в кабинете, прямо за спиной. Как бы в доказательство своей мощи. Вот какие женщины любят настоящих мужчин.

Наталья Брынцалова была готова быть первой леди и рожать детишек для прибавления нации.

Наталья Брынцалова о своих чувствах к мужу рассказала корреспонденту «Комсомольской правды»:

«Я бежала на работу, опаздывала. Рядом остановилась машина, и кто-то спросил: девушка, вас подвезти? Ответила, что к незнакомым мужчинам не сажусь. Оказалось, что это сосед, живет рядом и каждый день видит, как я иду на работу. Решила — сяду, а если он поедет не по той дороге, открою дверцу и вывалюсь. Все-таки я была девушкой. Честь — это самое ценное, что я имела. Большого приданого у меня не было. После этого целый год мы не виделись. А потом опять случайно встретились, и с тех пор не расставались. Это судьба. Как-то я мыла мужа в ванне и увидела, что у него на спине такое же пятнышко, как у меня. У нас одинаковые подбородки, разрез глаз. Мы похожи…

Это любовь с первого взгляда. Все, что мы имеем, — это только благодаря той влюбленности, которая стала стимулом. Мы построили свой дом, создали свою империю. Сделали много того, что вряд ли мог бы сделать 46-летний мужчина без стимула.

У меня есть опыт общения с людьми, которые работают на меня уже четыре года. Это и домработницы, и шоферы, и гувернантки. Надо еще учитывать, что я в школе была комсоргом. И даже в тресте столовых и ресторанов, где я работала, мне предлагали пост освобожденного секретаря комсомольской организации. Я думаю, что это вам говорит о многом…

Я своего мужа причисляю к великим людям. А великим людям выпадают великие испытания. Поэтому нужно, наверное, просто приспосабливаться к окружающей жизни и находить счастье в каждой ситуации.

И я всегда старалась не подавать ему повода для ревности. Но, естественно, он ревнует. Иначе бы я имела безграничную свободу. Но я никогда не выезжаю одна. Со мной всегда родственники, охрана…

У меня не было отца, и меня всегда учили: за тебя, Наташа, постоять некому. Защищайся сама. Я росла не только сильной физически девочкой, но и подкованной на язычок. Поэтому Владимир Алексеевич, например, со мной словесных баталий не выдерживает…

— А как вы за ним ухаживаете?

— Так, как ни одна женщина не ухаживала в его жизни. Даже, может быть, и мама. Он мне это сам говорил. Мужчин у меня в доме никогда не было. Как гладить рубашки и брюки, я не знала. Вставала в пять часов утра и гладила так, чтобы не было ни одной складочки.

(Владимир Алексеевич шумно плескался в ванной. Потом подал голос уже из спальной комнаты: «Брюки там мои не принесли?» Дверь, словно нарочно, отворилась, и я узрела полуголого кандидата в небесно-голубом исподнем. То ли в шортах, то ли в семейных трусах, гордо восседающего на семейном ложе. Через несколько минут Владимир Алексеевич вышел явно для того, чтобы продемонстрировать свой мощный, слегка одрябший торс. Застегнул на ходу ширинку и отдал жене мятую рубашку: «Пусть погладят». Наташа кинулась к телефону: «Алло, будьте добры, пригласите Валентину, чтобы она срочно-срочно пришла». Но Валентина почему-то не пришла. И Брынцалову, видно, первый раз в жизни пришлось надеть мятую рубашку).

Сейчас, по прошествии даже восьми лет, я делаю мужу массаж, маски на лице, я подстригаю ему ногти. Что еще? Я люблю его.

Я не думала, что у нас будет столько машин и такие. Не думала, что буду носить бриллианты. Рядом с таким мужчиной приходится быть психотерапевтом. Жены всех великих знают, на ком срываются мужья…

РАЗОБЛАЧЕНИЕ «ПРОЕКТА СЕКСУАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ»

18 декабря 1989 года трое разгневанных женщин, адвокаты и шестеро детей приготовились к сражению в зале суда «Стюарт нэмм» в Нью-Йорке. Это была жутковатая встреча, несколько очевидцев стали свидетелями последней главы странной истории, буквально потрясшей Нью-Йорк. Двое из этих женщин (враждебно настроенные по отношению к третьей) сидели вместе. Мужчины, который был мужем всех трех, уже не было в живых. Одиннадцатью днями раньше он выстрелил себе в голову из ружья.

Покойный Родни Тори Вуд, о котором идет речь, лежал в морге. Родившийся в Лондоне и получивший образование в Оксфорде психиатр покончил с собой на 61 году жизни в приступе депрессии, случившемся после его ареста прошлой осенью в Орегоне. Он был арестован за содействие проституции, в связи с «проектом сексуальных исследований» — его жена имела сношения с молодыми мужчинами, а Родни наблюдал и контролировал уровень ее оргазмов. В связи с этим он был отстранен от должности главного анестезиолога клиники Саутгемптона. Вдова покойного, Нэнси (44 года), которую также арестовали тогда за проституцию, настаивала на немедленной кремации.

Но ей не удалось осуществить это желание. Ее планы нарушил Айэн Вуд, 19-летний сын Родни от первого брака.

Кроме официальной причины для отказа от кремации, у родственников покойного были и другие соображения — они подозревали, что здесь дело нечисто. Несмотря на заключение полиции Саутгемптон-Виллидж и судебно-медицинской экспертизы о том, что Родни сам нажал на спуск и пустил себе в голову пулю 12-го калибра в своей спальне, мать Айэна — Гейл (миссис Вуд № 1) наняла частного детектива для расследования истинных обстоятельств кончины бывшего супруга.

Она полагала, что Родни, гений анестезиологии, усыпивший многие сотни больных во время операции, мог бы выбрать более легкий переход в иной мир, если бы решился на самоубийство. Она требовала эксгумации останков.

Это был ужасный скандал — но и при жизни доктору Вуду было свойственно втягивать своих близких в судебные разбирательства. Он был на вершине счастья, когда возбудил дело в суде против одной из своих бывших жен, заставляя таким образом этих женщин тратить деньги, которые они вытягивали из него. Его развод в 1981 году со второй женой, Шарон — очаровательной хирургической сестрой, на которой он женился вопреки своему обычному цинизму и мизантропии, — стал былью округа Саффолк из-за бесконечных скандалов в суде.

Отношения с супругой № 1 были не менее враждебными. С 1975 года, когда Родни и Гейл развелись, Вуд 14 раз возбуждал против нее судебное разбирательство.

Но атмосфера в зале суда сгустилась до предела, когда всеми овладело необъяснимое чувство, что Нэнси — женщина, которую Гейл называет «кусок извращения», женщина, вступавшая в половые связи со случайными знакомыми в присутствии своего мужа, — виновна в его смерти.

Речь идет не только о сексе. Нэнси была замужем еще до Родни за очень богатым мужчиной. Он был гораздо старше ее. И когда он умер, она немедленно произвела кремацию. Гейл первая отметила поразительное сходство ситуаций.

Несмотря на то, что Нэнси осталась единственным живым свидетелем, знающим, что именно побудило Вуда заняться сексуальными исследования-ми, абсолютно очевидно, что работа, названная «Оргазм зрелой женщины», сыграла роковую роль в судьбе Родни.

Описание их методов работы читается как порнофантастика. По приезде в Калифорнию и устройстве в отеле «Хилтон» Нэнси, скромно одетая — в белой юбке и темно-бордовом полувере, завязывала беседы с парнями-студентами Орегонского университета. «Здесь столько хорошеньких девчонок!» — говорила она 22-летнему выпускнику Джеффри Ли Беверу, беседуя с ним о взаимоотношениях полов в студенческой среде. Бевер вел себя очень вежливо и отделывался шутками — он думал, что эта женщина — мать кого-то из его товарищей. Затем она вручила ему отпечатанный на машинке текст, начинавшийся словами: «Познакомьтесь — Нэнси С.» Дальше было написано: «Я — одна из участниц экспериментального исследования потенции зрелых женщин. Цель исследования — определить количество оргазмов, которые мужчина и женщина способны достигнуть за двухчасовой период, причем женщина может для достижения большего количества оргазмов иметь в этот период несколько мужчин-партнеров. Одно из условий проведения эксперимента — присутствие доктора, который будет фиксировать физические параметры, а также количество и качество оргазмов. Кроме того, физически активные добровольцы получат 10 долларов за каждый свой оргазм или за оргазм Нэнси. Нас интересуют молодые мужчины в возрасте от 18 до 23 лет. Желающие могут позвонить Нэнси, номера ее апартаментов и телефона в отеле «Хилтон» приведены ниже».

Хотя она не выглядела «секс-бомбой», и за глаза муж называл ее «лошадь», Нэнси Вуд не была лишена привлекательности. Ее тренированное опытное тело сулило интересный «эксперимент». Несмотря на это, Бевер отказался и сообщил о странном поведении Нэнси в университетскую полицию, которая, в свою очередь, связалась с полицией Юджина. Тем временем Нэнси курсировала по территории студенческого городка, приставая к студентам, большинство из которых не верило ей. Она успела «побеседовать» с 24 парнями.

Наиболее доверчивым оказался Скотт Кент Хью, 19-летний первокурсник, встретившийся с Нэнси во время прогулки.

Чистенький, аккуратный американский мальчик из хорошей семьи воспринял эту авантюру «как шутку, как игру» — так он рассказывал впоследствии.

Через несколько часов Хью позвонил Нэнси, и она предложила ему прийти в ее апартаменты в «Хилтоне». Там, что следует из полицейского рапортом, «ему предложили «поработать». Сначала она занималась с ним оральным сексом, пока он не достиг оргазма… Потом они имели половое сношение». За 20-минутную работу Хью заработал 30 долларов. «Я получил такую сумму, потому, что кончил дважды, а она один раз.»

У Хью возникли некоторые опасения, когда он увидел, что доктор фотографирует их, но «я не придал этому слишком большое значение, так был занят «работой».

Вскоре после того, как Хью ушел, раздался телефонный звонок. Это был «Джефф», который сказал, что он один из студентов — «добровольных участников эксперимента» (в действительности это был офицер полиции Юджина). Нэнси спросила его: «Хочешь познакомиться с доктором и поразвлечься вместе? Это может быть очень забавно!» Разговор фиксировался на магнитную пленку.

Примерно в 9 утра Джефф явился в отель, сопровождаемый тремя офицерами, одетыми в штатское. Дверь открыли: Родни, вооруженный 35-мил-лиметровой камерой со вспышкой, и Нэнси, на которой из одежды была только розовая рубашка без пуговиц. После того, как Вуды представились Джеффу, в номер вошли полицейские и надели на них наручники. «Я — врач, а это — моя жена! — протестовал Родни. — Записывая на пленку и фотографируя мою жену во время половых сношений с молодыми, здоровыми самцами, я могу определить интенсивность ее оргазмов.» Хотя Вуды и не могли сообщить название журнала, который собирается опубликовать их исследования, Родни произвел «количественную и качественную оценку всех спектаклей» — с Хью и двумя предыдущими молодыми людьми, с которыми Нэнси имела дело в Британской Колумбии, включая одного выдающегося молодого человека, который получил 70 долларов за один час и 20 долларов чаевых. Отчеты были конфискованы вместе с фото- и кинопленками, магнитофоном, камерой, обобщающей статьей, называвшейся «Оргазм зрелой женщины», и презервативами, которыми мужчины, кстати, ни разу не пользовались.

Вудов отвезли в полицейский участок, где был составлен протокол и взяты отпечатки пальцев. Нэнси было предъявлено обвинение в проституции, в соответствии с которым она приговорена к одному году тюремного заключения и штрафу в 2500 долларов. Родни обвинялся в посредничестве проституции. Максимальное наказание, предусматриваемое законом за подобную деятельность, — 100 000 долларов и пять лет тюрьмы.

Освобожденные из-под стражи до начала суда, который должен был состояться в октябре, Вуды вернулись в отель «Юджин Хилтон», откуда их сразу же выдворили. Они поехали в Саутгемптон, где дело приняло еще более крутой поворот.

Родни и Нэнси и раньше были предметом сплетен, но они не были готовы к той буре, которая последовала за их арестом. Скрытная, замкнутая пара стала «гвоздем» телевизионных программ и бульварных газет.

Реакция Саутгемптонской клиники, где работал Родни, имела гораздо более разрушительные последствия, чем все эти разговоры. Вуд был уволен 2 октября, клиника посчитала необходимым «защитить интересы больных». Он пытался опротестовать свое увольнение. До самой своей смерти Родни заявлял через своего адвоката, что исследования были законными. «Это была не только их инициатива, — заявлял Гарри Иселер, нью-йоркский поверенный Вуда. — Они хотели получить такие же отчеты от нескольких медицинских пар — докторов и их жен, объединить их в одно исследование и опубликовать его результаты.»

Снобизм Родни оттолкнул от него многих людей, которые вначале хотели помочь ему. Он прогуливался по городу с таким видом, будто ничего особенного не произошло. После того, как суд признал Вудов виновными в проституции и они уплатили штраф в 5000 долларов, у них не осталось больше сторонников.

Сплетники в Мэдоу-клубе отвернулись от них, давая понять, что Вуды могут убраться подальше. Работы не было, и деньги Вудов начали быстро таять, а бывшие жены требовали уплаты алиментов.

В ноябре после показа по телевидению и появления в газете «Саутгемптон-пресс» репортажа под названием «Секс-Док» Родни и Нэнси уехали из города, не оставив экс-женам своего будущего адреса. Флорида должна была стать тем местом, где Родни и Нэнси начнут новую жизнь. Они провели там неделю, присматривая подходящий дом для покупки. Их приятельница, заведующая сбытом в компании по производству прохладительных напитков, уговорила их вступить в эту фирму, и они внесли вклад 25 000 долларов. «Он сказал, что он больше не врач, и собирался поменять профессию», — рассказывает эта женщина. Она ничего не знала о скандале, пока кто-то не положил ей в почтовый ящик несколько газетных вырезок.

Возможно, на одном из профессиональных собраний новых работников Вуд осознал всю глубину своего падения. Всего несколько месяцев назад он был гениальным анестезиологом с безупречной трудовой биографией, одним из «столпов общества», доктором с оксфордским дипломом, а теперь он… продавец минеральной воды.

«Однажды, застав ее дома одну, я спросила: «Нэнси, ради всего святого, скажи мне, зачем ты это делала? Разве ты не боялась СПИДа?» Слезы показались у нее на глазах, и она сказала: «Я люблю его, я хотела ему помочь. Он говорил мне много раз о том, что я должна это сделать, и в конце концов я согласилась». Я сказала: «Хорошо, Нэнси, только не делай этого больше никогда», и она ответила, что теперь она прекрасно понимает, что это разрушило их жизнь.»

Распад личности у Родни прогрессировал очень быстро. «За тот месяц, что он находился здесь, с ним произошла разительная перемена. Он нуждался в помощи. Потом она взяла его на прогулку в Бока Ратон. Она говорила: «Мы стараемся проходить профессиональную подготовку, но у меня действительно постоянные проблемы с Родни». В Палм-Бич-клубе их встретили неприветливо, и после этого они уже не показывались в обществе.»

Он чувствовал себя ужасно и был вынужден постоянно принимать таблетки от депрессии, неврозов и бессонницы.

Родни хотел вернуться домой. Как рассказывает все та же приятельница, Нэнси «сказала, что у него слишком много имущества в Саутгемптоне».

5 декабря Вуды начали долгий путь обратно, в Саутгемптон, и прибыли туда поздней ночью. На следующее утро Нэнси встала рано, чтобы успеть на рейсовый автобус в Вашингтон. Там она встретилась с адвокатом Марком Сэндграундом и советовалась с ним о том, как лучше защитить ценности Родни.

В этот день Родни покончил особой.

Гейл Вуд сидела на кожаном диване в холле своего дома — привлекательная 50-летняя блондинка, одетая в траур. Она, конечно, была шокирована «секс-приключением» Родни, но гораздо сильнее ее беспокоил его внезапный отъезд во Флориду.

Перед тем, как уехать, Родни объявил о продаже своего дома за 1,95 миллиона долларов и дал указание банку прекратить выплату ежемесячного содержания на детей. Гейл подала в суд заявление о необходимости юридического контроля за продажей дома. Она утверждала, что Родни собирается получить деньги и удрать.

«Когда я узнала, что собой представляет Нэнси, — говорит Гейл, — я поняла, что они собираются продать дом и скрыться, и я решила подготовиться к этому. У меня было право совместного с Родни владения домом в Саутгемптоне и домом во Флориде. Но, к моему большому удивлению, оказалось, что Родни перевел все это на имя Нэнси еще в декабре 1986 года. Я слышала кое-что о «фокусе» Нэнси с Томом Клайдом. Больше всего меня поразило сходство обстоятельств: передача имущества, смерть и немедленное требование кремации тела.»

На заседании суда 18 декабря было заключено соглашение о том, что Родни будет похоронен в семейном склепе. Все три миссис Вуд присутствовали на похоронах.

ТОРГОВЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ ГОЛОВАМИ

В начале 70-х годов в США и Европе появились в продаже небольшие, размером с два кулака, человеческие головки. Поражало мастерство изготовления: натуральные волосы, мягкая гладкая кожа, почти живые глаза, сочные губы, а зубы и вовсе были уменьшенной копией человеческих — с характерными щербинками, дуплами и даже признаками настоящего кариеса в некоторых местах. Головки продавались в дорогих фешенебельных магазинах и пользовались успехом. Они украшали подсвечники и пепельницы, вмуровывались в хрусталь, а к иным приделывались туловища из пластмассы или папье-маше — получались куклы.

В подавляющем большинстве это были головки чернокожих африканцев. Европеидные головки были большой редкостью. Несмотря на то, что владельцы магазинов, в которых они продавались, бомбардировали фирму-изготовителя требованиями приступить к массовому производству белых головок, количество их не увеличивалось. Но жаловаться торговцам не приходилось: и черные хорошо брали.

В 1976 году, внезапно и необъяснимо, количество поставляемых в продажу головок резко пошло на убыль и вскоре они исчезли. Появление странных головок и не менее странное их исчезновение прошло мимо внимания западной прессы, захваченной в те годы уотергейтом, ирано-иракской войной и Афганистаном, а у нас, в пору застоя, об этом и вовсе ничего не писали. Сам я узнал о них недавно и совершенно случайно из разговора с одним иностранцем. Он владелец художественной галереи и приезжал на выставку современной русской графики. Мы сидели в номере петербургской гостиницы, пили джин с тоником, смотрели рисунки, которые мой знакомый приобрел здесь, и тут-то он показал мне головку африканца, заключенную в красивый прозрачный сосуд в форме лилии. И, слово за слово, поведал историю, которая имеет хождение лишь в узком кругу западных знатоков и коллекционеров…

В 1975 году (это год наибольшего распространения головок) некий зубной техник из Дортмунда оказался в магазине, где было их выставлено десятка два. И среди них — европеидная, которая сразу привлекла внимание посетителя. Она напомнила ему сына, который четыре месяца назад бесследно исчез в Центральной Африке. С разрешения продавца он взял головку в руки и внимательно рассмотрел. Он готов был поклясться, что это уменьшенная голова его сына. Те же волосы, глаза, даже родинка возле носа… Сувенир стоил дорого, но техник его купил. А придя домой, вооружился лупой и первым делом осмотрел зубы головки. И тут у него от волнения затряслись руки. Он знал рот сна, как свой собственный, все пломбы на его зубах, а вот эту коронку он ставил сам, по своей технологии, и ни один дантист в мире не мог бы ее поставить так! Хотя зубы, как и вся голова, были уменьшены более чем вдвое, он не сомневался, что это голова его сына.

Он отправился в полицию. Там на него посмотрели, как на сумасшедшего, хотя и с сочувствием. Несчастный отец, ему всюду мерещится погибший сын. Блюстители порядка повертели головку в руках и пожали плечами. Игрушка, сувенир, внешняя схожесть случайна. Одним словом, в полиции не нашли достаточных оснований, чтобы открыть уголовное дело.

Отцу ничего не оставалось, как обратиться в частное сыскное бюро. Имени детектива, который взялся за расследование и стал таким образом главным действующим лицом этой истории, мой собеседник не знал. Оно, видимо, вообще мало кому известно. Среди коллекционеров упорно держится мнение, что он русского происхождения, родители его прибыли в Германию из оккупированных территорий в годы второй мировой войны. Я должен дать ему какое-то имя. Пусть он будет Йоханом.

Получив задание, Йохан отправился в Лондон, где находился оптовый магазин страшных сувениров. Там выяснилось, что даже владелец магазина ничего не знает о происхождении товара. Фирма-поставщик все держит в глубочайшем секрете. Все же удалось узнать, что партии головок доставляются из Харара (Эфиопия). Прилетев туда, Йохан обнаружил, что здесь всего лишь перевалочная база, склад, заправляет которым весьма сомнительная организация, связанная с партизанскими группировками в некоторых странах Центральной Африки. Сведения об этой организации, которые удалось добыть в местном отделе Интерпола, оказались весьма скудными. Важнейшим из них было то, что базируется организация в Центрально-Африканской республике, оттуда и поступают головки. Но ведь именно там по контракту работал сын дортмундского техника, и там же он бесследно исчез! Таким образом, конечным пунктом путешествия Йохана стала столица ЦАР — город Банги.

В те годы эту страну сотрясали внутренние конфликты. Совсем недавно свергли императора. Немногие европейцы, которые работали в Банги, не рисковали совать свой нос дальше столичных окраин. Детектив наш обосновался в городе и завел знакомства с некоторыми из здешних белых, узнав от них (в этом, собственно, не было особой тайны), что здесь, в Банги, действительно странно и необъяснимо исчезают люди. Имеется в виду — белые. Хотя африканцы, наверное, тоже исчезают, но белые заметнее, их мало, они на виду, и исчезновение каждого из них — это событие.

Исчезали они практически по одному и тому же сценарию: уходят на встречу с каким-то африканцем и не возвращаются. Сыщику настоятельно рекомендовали не ввязываться в сомнительные предприятия, пусть даже ему сулят золотые горы. Йохан прожил в Банги около двух месяцев. Осматривался, заводил знакомства, осторожно расспрашивал. И вскоре на него «клюнули». Один африканец показал ему увесистый золотой самородок, сказав, что у него еще два десятка таких же и что он хочет их продать. В ЦАР это сделать трудно, а вывезти за границу он не может, белому это сделать легче. Сыщик пообещал заглянуть к нему в бунгало на далекой окраине Банги. Встреча была назначена на поздний вечер. В условленное время Йохан явился, и хозяин бунгало, прежде чем начать деловой разговор, предложил ему виски. Видимо, он слишком пристально следил за тем, как гость подносит к губам стакан, ибо Йохан внезапно выплеснул питье ему в лицо, достал кольт и ткнул им в голову африканца. Негр признался, что он должен был отравить своего гостя. За трупом Йохана приедут люди из большой виллы за рекой. Он работает на эту виллу. После недолгого запирательства добавил, что до Йохана отравил несколько белых. Их трупы забрали на виллу. «Зачем?» — спросил сыщик. Негр ответил коротко: из них делают «нга-нгоро». Так на местном наречии называются мумифицированные тела.

Очевидно у Йохана были причины не доверять местной полиции. В дальнейшем он действовал на свой страх и риск. Прежде всего он решил проникнуть на виллу. Но эта задача была не из легких: вилла хорошо охранялась, вооруженные посты были расставлены уже на дальних подступах к ней. Положение осложнялось тем, что в последние дни, после визита в бунгало, Йохан чувствовал за собой слежку.

Ночью, во время проливного дождя, он оказался на дороге, связывавшей Банги с заирским городом Зонго. От этой дороги к вилле отходила ветка, и по ней, как уже не раз замечал Йохан, в сторону виллы часто следовали закрытые грузовики — всегда в сопровождении джипа с вооруженной охраной. И на этот раз в сумерках он увидел караван из трех грузовиков. Джип ехал впереди.

Речка Мбому, большую часть года мелкая и гнойная, во время дождей невероятно разбухает, затопляя деревянные мосты; в сезон дождей через нее курсирует паром. Грузовики остановились в ожидании парома, и в этот момент Йохану представился удобный случай под покровом ливня и темноты заглянуть в кузов крайнего из них.

В ту ночь Йохан был не один, а с инженером-бельгийцем, посвященным в его планы. Этот бельгиец был последним, кто видел Йохана живым. Позднее он рассказывал, что Йохан бесшумно забрался под брезентовый полог грузовика, потом через минуту полог снова раздвинулся и в проеме показалось смертельно бледное лицо сыщика. В кромешной тьме часто вспыхивали молнии, и в их блеске бельгиец увидел, как, высовываясь из кузова, Йохан ему что-то показывает. В первое мгновение бельгиец не понял, что это такое. Лишь потом он разглядел, что это были отрубленные человеческие головы. Йохан показывал их ему, знаками давая понять, что ими полон грузовик. Но тут затарахтел мотор, грузовик тронулся, вполз на паром, и Йохан задернул брезентовый полог, оставшись в кузове.

Йохан достиг своей цели: в грузовике он пробрался на виллу. Но что там с ним было — никто доподлинно не знает. Мы можем только строить догадки, ориентируясь на слухи, которые ходили после его исчезновения среди белых обитателей Банги.

Сюда, на эту страшную виллу на берегу Мбому, могущественные африканские мафиози свозили отрубленные человеческие головы со всего континента. Никто в мире, ни одна международная организация не могли бы сказать, сколько именно людей погибает в Африке от повальных эпидемий и межэтнических конфликтов, разыскать могилы или хотя бы просто трупы многочисленных жертв. Мертвые в Африке исчезают быстро и бесследно. Трупы сваливают в пропасти, бросают на съедение зверью. В таких условиях охотники за человеческими головами чувствовали себя вольготно. Их ежегодная добыча составляла 5–8 тысяч голов. Обезглавленные трупы доедали гиены. Иногда они отсекали головы и у белых. Но это происходило редко, слишком велик был риск. Каждого пропавшего белого искала потом полиция. В отсеченные головы впрыскивали консервант, который обыкновенно используется в моргах для задержки процесса гниения, и везли их сюда, на виллу, окруженную высоким бетонным забором. По всей видимости, Йохану удалось проникнуть в святая святых виллы — в подвалы, где отрезанные головы превращались в изящные сувенирные головки.

Теперь уже не оставляет сомнений, что технологию такого превращения не знали даже заправилы этого грязного бизнеса. Знал ее только один человек, главный производитель головок — сын жреца конголезского племени Балунду. Издревле жрецы этого племени умели изготовлять из отсеченных голов убитых врагов маленькие головки, которые они использовали в обрядовых целях. Отсеченные головы какое-то время выдерживались в специальном растворе, в котором размягчались кости черепа. При этом происходило стягивание, уменьшение всей кожной и костной структуры. Уменьшенные таким образом головы прогревали на пламени, затем в них втирали какую-то мазь и долго сушили, пока они не превращались в те изящные, почти кукольные головки, которые считали за честь выставить в своих витринах лучшие магазины Европы и Америки.

Сына жреца звали Коко. Как рассказывали сами африканцы, это был грязный, опустившийся человек, давно порвавший с родным племенем. Он не делал секретов из своей работы. Все мельчайшие детали процесса были известны гангстерам, но без Коко изготовление головок было невозможно. И не сложность состава раствора была тут причиной, и не какие-то особые технические ухищрения. Причина тут, видимо, в той загадочной штуке, которая называется «магией»…

Когда кости черепа размягчались, необходимо было удержать их от сплющивания, сделать так, чтобы они уменьшаясь сохранили форму человеческой головы. За это и отвечал Коко. Он накладывал руки на размягченные головки, направляя на них поток биоволн, — манипуляция, хорошо известная жрецам Балунду, которые с младенчества развивали в себе экстрасенсорные способности. И эту важнейшую операцию, кроме Коко, не мог проделать никто, никакие механизмы и компьютеры.

Бандиты ценили Коко на вес золота. Он жил на вилле в изоляции от внешнего мира, но жил, как король. Говорили, что этот Коко был человеком не первой молодости, обрюзгшим и лысым, с выпуклым, как у беременной женщины, животом. Он имел обыкновение ходить голым, навесив на себя множество драгоценных бус и браслетов. Рядом с ним постоянно находились юные девушки. Он забавлялся тем, что вонзал в их тела свои отросшие ногти, и хохотал, когда девушки кричали от боли. Он требовал, чтобы ему непременно приводили девственниц, потому что при соитии с ними он якобы берет от них энергию, необходимую для «производственного процесса». И ему приводили девственниц, а когда те умирали, не вынеся его садистских ласк, он лично разделывал их тела, готовя из них жаркое себе на ужин.

Головки начали быстро кончаться на складах и в магазинах с того примерно дня, когда на виллу проник Йохан. Немногие белые колонисты Банги, знакомые с обстоятельствами его расследования, единодушно утверждают, что причина тому — внезапная смерть Коко. Они убеждены, что кровавый маг отправился на тот свет не без помощи Йохана.

Но и сыщик не вышел живым из логова. Позднее его изуродованный труп выбросило на берег Мбому. Полиция начала поиски, но кончились они, как и следовало ожидать, ничем.

«Идут годы, и все меньше остается шансов, что мы когда-нибудь узнаем правду об этом деле, — мой собеседник взял в руки хрустальную лилию с плавающей в ней черной головкой. — Начиная с середины 80-х годов головки начали портиться, — добавил он почему-то с торжествующей улыбкой.

Чтобы избежать гниения, их с самого начала нужно было держать в формалине. Но в те годы, когда они широко продавались, об этом никто не задумывался. Большинство коллекционеров спохватилось слишком поздно, когда процесс разрушения уже невозможно было остановить. Подавляющее большинство головок к настоящему времени сгнило, в первоначальном состоянии сохранились считанные экземпляры. А поскольку технология их производства неизвестна, то можно считать, что эти экземпляры уникальны и попросту бесценны…»

ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ ДЖУДИ ЕНГ: КАССИР И «КОРОЛЕВА НАРКОТИКОВ»

Днем эта очаровательная молодая женщина работала кассиром в одном из сингапурских туристический отелей, вечерами исполняла обязанности гостеприимной хозяйки в респектабельном казино. Она вела замкнутый образ жизни, жила в скромной квартире с матерью и бабушкой. И в отеле, и в казино на могли нахвалиться Джуди Енг. И вдруг оказалось, что она вела двойную жизнь. Первая была на виду, о второй свидетельствует несколько томов уголовного дела. Джуди Енг была главарем банды контрабандистов, «королевой наркотиков». Эксперты так и не смогли установить истинного размаха операций ее банды. По самым скромным подсчетам, она успела поставить в Сингапур, Малайзию, Австралию различного наркотического зелья на многие сотни миллионов долларов.

Банда Джуди Енг была составной частью разветвленной гангстерской империи со штаб-квартирой на Тайване. В Юго-Восточной Азии хорошо известно ее название — «Бамбуковый союз».

«Мы все члены одной большой семьи» — эти выведенные вязью слова на пригласительном билете служили пропуском на торжественную встречу, состоявшуюся как-то в Гонконге. 350 приглашенных съехались тогда по случаю открытия нового спортклуба. Но никто из гостей, прибывших в роскошных автомобилях последних марок, не принадлежал к числу атлетов. Да и сам клуб был не чем иным, как легальным прикрытием для гонконгского филиала «Бамбукового союза». На торжество собрались лидеры практически всех крупнейших гангстерских кланов Японии, Гонконга, Сингапура, Тайваня, дабы выработать «мирную конвенцию» о разделе сфер влияния между соперничающими бандами.

До сравнительно недавнего времени о преступном мире Тайваня было мало что известно за пределами острова. Тайваньские гангстеры в отличие от японских коллег не афишировали свою принадлежность к преступному миру. Сказывались и тесные связи между лидерами некоторых тайваньских преступных кланов и рядом высокопоставленных лиц чанкайшистского режима.

«Прославилась» эта гангстерская организация, когда ее функционеры совершили террористический акт на территории США. Они убили в пригороде Сан-Франциско американца китайского происхождения писателя Генри Лю. Он вызвал немилость тайваньских властей тем, что опубликовал книгу, в которой весьма нелестно отозвался о режиме Чан Кайши.

Организацией покушения занялись начальник разведывательной службы Тайваня вице-адмирал Ван Силин и его ближайшие помощники генерал-майор Ху Иминь и полковник Чэнь Хумэнь. Исполнителей рекрутировали из ряда группировок «Бамбукового союза».

Убийство Генри Лю вызвало громкий скандал. Преступники столь уверовали в безнаказанность, что даже не старались замести следы. В результате официальный Вашингтон был вынужден сделать довольно резкое представление властям Тайбэя. Пришлось начать расследование. Оказалось, что босс «Бамбукового союза» Чэнь Цили — сын известного тайваньского судьи. Чэнь вступил в банду, когда ему было 15 лет. Он быстро продвигался по иерархической лестнице и скоро возглавил банду. Именно при нем «Бамбуковый союз» стал самым могущественным на Тайване преступным синдикатом, раскинувшим свои щупальца за пределы острова. Причем одним из главных зарубежных форпостов тайваньских гангстеров сделался Гонконг.

«Бамбуковый союз» возник не на пустом месте. В этом регионе уже давно сложился свой преступный мир. В нем верховодили члены так называемых «триад», или «тройственных обществ». Это название местные преступники позаимствовали из древней философской концепции китайской «поднебесной империи». В концепции было три компонента бытия: небо, земля, человек. «Философия» нынешних «триад» — безудержная алчность, беспринципность, жестокость. Сейчас в Гонконге насчитывается около 60 «триад». Всего же, как считают местные полицейские власти, в Гонконге около ста тысяч гангстеров. По некоторым оценкам, каждый шестой всего населения так или иначе связан с преступным миром.

Чем только не промышляют преступные синдикаты: содержание игорных и публичных домов, рэкет, грабежи и убийства. За последние годы сфера их деятельности значительно расширилась за счет изготовления фальшивых банкнот и «промышленного бандитизма». Этот сравнительно новый термин появился в результате того, что гангстеры усмотрели поистине золотую жилу в производстве подделок под товары известных фирм.

«Высылаем партию ананасов, получение просим подтвердить». Далее в этой телеграмме, адресованной из Гонконга в Бангкок, указывалась дата отправления и номер товарной накладной. Вроде бы безобидное коммерческое сообщение, но оно заинтересовало таиландскую полицию. Когда ящики с «ананасами» вскрыли, в них оказались аккуратно уложенные настольные и карманные микрокалькуляторы. На каждом фирменный знак известной японской промышленной компании. Экспертам не составило большого труда установить, что налицо подделки, изготовленные на предприятиях Гонконга и Сингапура. Оказалось, что эти предприятия записаны на подставных лиц, а хозяевами являются гангстеры. Кстати, именно филиалы «Бамбукового союза» в Гонконге первыми начали практиковать изготовление и продажу подделок. Внутри союза была изобретена и условная терминология для подделанных ювелирных изделий, калькуляторов, радио- и телевизионной аппаратуры — «ананасы», «манго» и т. д. В «Бамбуковом союзе» насчитывается свыше дюжины «департаментов», каждый из которых специализируется на производстве одного или нескольких видов изделий.

И все же самой доходной статьей азиатских преступных сообществ остается контрабанда наркотиков, содержание опиумокурилен. Группа Джуди Енг — лишь одна из банд, промышляющих на ниве торговли «белым ядом». Особенно много их в Гонконге, чему в немалой степени способствует коррумпирование местного полицейского и судебного аппарата, администрации тюрем. Сами гонконгцы убеждены, что, по крайней мере, половина полицейских — тайные члены «триад» или «Бамбукового союза». Видимо, поэтому проведение широко разрекламированной акции против преступников под кодовым названием «Халам» окончилось безрезультатно.

Бывший старший офицер полиции Э. Хант, бежавший из Гонконга, похвалялся, что за один «рейд» он получил от содержателей опиумных заведений и прочих «веселых» домов по нескольку десятков тысяч долларов. Причем, по словам Ханта, он был лишь мелкой сошкой в операциях со взятками. Другое дело, скажем, глава отделения по борьбе с наркотиками гонконгской полиции Н. Темпл. На пресс-конференциях он охотно рассказывал журналистам о «титанических усилиях» вверенного ему подразделения по искоренению наркобизнеса. Так продолжалось до тех пор, пока его не арестовали: главный жрец борьбы с дурманом в действительности был партнером нескольких крупных воротил гонконгских преступных сообществ.

Один из основных районов, откуда поступает наркотическая отрава, — так называемый «золотой треугольник», расположенный на Шанском плато. В этом районе граничат между собой Бирма, Лаос, Таиланд. Крестьяне здесь издавна выращивают наркотические культуры: опиумный мак, индийскую коноплю.

Скупкой наркотического зелья занимаются преступные банды.

Все это происходит преимущественно на территории Бирмы, где ежегодно производят свыше тысячи тонн опиума. В стране есть зоны, которые полностью контролируются торговцами наркотиками. Такими, например, как местный «король» контрабанды Кхун Са. В области Шан, где действует Кхун Са со своей частной армией, насчитывающей десять тысяч бойцов, местные власти предоставляют ему за взятки полную свободу действий. Что касается правительства, то оно, как замечает итальянский журнал «Панорама», никогда не вело серьезную борьбу с торговлей опиумом, хотя и получало от США на эти цели ежегодно 12 миллионов долларов. Когда некоторое время назад американские представители хотели уточнить, как реализуется эта помощь, то оказалось, что и химические вещества, которые должны были разбрызгиваться, бесследно исчезли.

В Таиланде власти пытаются бороться с наркобизнесом. Бюро по борьбе с наркотиками возглавляет генерал Ч. Одмани. Время от времени армейские подразделения и полицейские совершают рейды для перехвата караванов с «белым ядом». В случае удачи их добычей становятся горы упаковок с красной маркировкой на китайском и английском языках. Это едва ли не самый опасный представитель семейства «белой смерти» — героин № 999.

Сожжение подобных трофеев происходит в торжественной обстановке в присутствии представителей прессы. Но, как признают сами руководители борьбы с наркобизнесом, их улов — лишь малая толика того, что производится в странах региона и доставляется контрабандным путем в различные уголки земного шара.

Все больше фактов свидетельствует о том, что таиландский преступный мир, который прежде довольствовался связями с бандами Гонконга и Сингапура, расширяет сферу своей деятельности. В конце 1988 года специальное подразделение бангкокской полиции задержало в центре столицы грузовую машину, в которой обнаружили несколько ящиков с наркотиками и большую партию огнестрельного оружия. Этот груз предназначался для пересылки в Японию тамошним гангстерам — якудза. Суммируя информацию, собранную за последнее время, полицейские власти Бангкока пришли к выводу о широком сотрудничестве таиландского и японского преступного мира.

Лавры у «золотого треугольника» как источника наркоотрав оспаривает Пакистан. До 1979 года, когда Зульфикар Али Бхутто был свергнут генералом Зия-уль-Хаком, в Пакистане, как свидетельствует газета «Таймс оф Индиа», не знали, что такое героин. Ныне специалисты в полицейских службах ряда европейских государств и Соединенных Штатов Америки полагают, что именно из Пакистана на мировой рынок попадает значительная часть героина. В самой же стране уже насчитывается, по самым приблизительным оценкам, не менее 650 тысяч человек, потребляющих этот сильнодействующий наркотик.

О «пакистанской сети» на Западе впервые узнали, когда в декабре 1983 года в аэропорту Осло был арестован молодой контрабандист Р. Куреши. Ему грозил 15-летний срок тюремного заключения. За готовность сотрудничать с полицией наказание было существенно уменьшено. Куреши рассказал о тех, кто руководит наркобизнесом у него на родине. Именно тогда в западной печати впервые появились имена пакистанцев Т. Батта и X. Хаснейна. Полицейские власти Норвегии передали своим пакистанским коллегам документальные данные, уличающие их обоих в организации контрабанды наркотиков.

СКАНДАЛЫ ВОКРУГ «ТАНКОВОГО ДЕЛА» В НИЖНЕМ ТАГИЛЕ…

Новейший боевой танк «Т-90», только что с испытательного полигона, двигался по улицам провинциального города в сопровождении вереницы автомашин с дымчатыми стеклами. Происходило все это в мирном уральском городе Нижнем Тагиле в августе 1993 года. В машинах — те, кто предпочитает не афишировать свою деятельность: представители криминальных группировок, к которым, по подсчету УВД города, относится каждый тысячный та-гильчанин. Танком управлял один из них, работник ТОО «Гонг» — фирмы, занимавшейся «упорядочением уличной торговли» и объединявшей в основном спортсменов-боксеров и единоборцев.

Производственное объединение «Уралвагонзавод» в Нижнем Тагиле выпускает танки. Испытания проходят на полигоне, который находится на выезде из города. Этим и воспользовались, готовясь к криминальной разборке, трое тагильчан. Суть конфликта: некий кооператив «Синтез» привез в Нижний Тагил фруктам и осмелился торговать ими, не уплатив «за торговое место» товариществу «Гонг». Препирательства длились два дня — с взаимными угрозами, драками, угоном автомобиля. Наконец, было назначено место и время встречи для полного выяснения отношений. Председатель кооператива «Синтез» чеченец С. Закриев, не в силах противопоставить «наездам» что-либо реальное, пообещал привезти «чеченскую мафию». Тогда та-гильчане и решили усилить свой отряд танком.

Угнать его оказалось несложно. Трое работников «Гонга», остановив на обочине дороги между полигоном и заводом «Жигули», прикинулись, что у них сломался двигатель. Водитель-испытатель выглянул из люка узнать, в чем дело, и осекся на полуслове: на башню быстренько взобрались двое парней, один из них — с гранатой. Уже через несколько минут на месте водителя был «гонговец» Ю. Власов, направивший машину сначала к офису своей фирмы, а затем к месту предполагаемой разборки. Из чувства солидарности туда подкатили к тому времени и члены других городских группировок, прибыли местные криминальные авторитеты. Все ждали «чеченскую мафию».

Просьба милиции вернуть танк хозяевам успеха не имела. «Да покажите мне этих чеченцев!» — требовал начальник криминальной милиции города И. Анискин. Слова его борцы с «чеченской мафией» истолковали превратно. На двух машинах они отправились искать чеченцев. И нашли: «Жигули» с четырьмя «лицами кавказской национальности». Сначала по кавказцам ударили автоматной очередью из одной машины, потом обстреляли из обреза. Двое пассажиров получили ранения.

У шашлычной Е. Исаев (как установило следствие и суд, именно он стрелял из автомата) увидел убегавшего «врага», и началась погоня. Для двадцатидвухлетнего М. Чапанова это были последние секунды жизни.

Позже выяснилось, что кроме национальности, ничто не связывало его ни с этим конфликтом, ни с «чеченской мафией». Случайная смерть.

Танк, не сделавший ни одного выстрела, вернули представителю «Уралвагонзавода». Кое-кто из первых лиц криминального мира в тот же день покинул город.

Администрация Дзержинского района, где разворачивались события, еще в 1992 году приняла постановление, согласно которому «Гонг» занимался «упорядочением» уличной торговли, проще говоря, собирал мзду, как верила администрация, в размере 50–70 рублей. Лишь из показаний потерпевших торговцев фруктами стало известно, что требовали с них много больше — от 100 до 120 тысяч рублей.

Трое второстепенных участников получили от года до трех лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора. Семеро — колонию общего режима (тринадцать, десять, восемь, пять лет).

ОРУЖЕЙНИКИ ИЖЕВСКА ВСТУПАЮТ В КРИМИНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ С ПОДПОЛЬНЫМИ ТОРГОВЦАМИ ОРУЖИЕМ

Немалый шум вызвала афера, которую провернула руководитель частного предприятия «Аван» Антонина Атапина.

Она заключила с Ижевским механическим заводом контракт на вывоз за рубеж 4,5 тысячи спортивных пистолетов, по характеристикам ни в чем не уступающим боевым. Но вместо далеких стран «стволы» оказались в Грозном, а Атапина — под следствием.

Были еще «утечки» оружия, большие и малые. В 1995 году в Ижевске за хулиганство задержали рабочего оружейного завода. При осмотре квартиры дебошира заметили торчащие из под кровати автоматные приклады. Стражи порядка обнаружили дома у рабочего-оружейника целый склад: 18 «Калашниковых» без номеров и в заводской смазке, 31 магазин к ним, 8 штык-ножей, более тысячи патронов и готовую к работе оружейную мастерскую. Как выяснилось, рабочий по совместительству оказался торговцем продукции родного предприятия. Нес ее в массы. А сообщники у него были в режимной службе завода.

Одна из преступных групп торговцев оружием попала в поле зрения московской милиции в начале 1995 года. Вышли на сбытчиков, а дорожка потянулась в Ижевск. Туда срочно были командированы опытные сыщики. Чтобы установить состав группы и документально подтвердить ее преступную деятельность, потребовалось немало времени. И все же уголовное сообщество удалось «раскрутить» и привлечь его активных членов к ответственности. Изъято 154 ствола, более 15 тысяч боеприпасов, гранаты, десятки газовых пистолетов.

Почти одновременно с этой группой местные сыщики разоблачили еще одну преступную четверку. Дельцы от оружейного бизнеса занимались сборкой автоматов кустарным способом, а затем сбывали их бандитам. В ходе задержания и обысков оперативники обнаружили 21 автомат без заводских номеров, патроны, инструменты и детали к оружию.

Все подпольные производители и торговцы оружием оказались на скамье подсудимых…

ИСТОРИЯ СКАНДАЛЬНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ АГЕНТА АНГЛИЙСКОЙ СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЫ БРАЙАНА ДОНАЛЬДА ХЬЮМА

В официальной британской «Энциклопедии убийц» и в сенсационных сообщениях международной печати он значился под именем Брайана Дональда Хьюма. Однако в материалах швейцарского суда присяжных, 1 октября 1959 года приговорившего его за убийство с целью ограбления и за нарушение паспортного закона к пожизненному заключению, находятся десять паспортов с фотографией одного и того же человека, но выписанных на имена: Брайана Дональда Хьюма, Дональда Брауна, Стивена Берджа, Джона Станислава, Теренса Хьюма, Джона Лео Ли, Стивена Джона, Джона Бердса, Терри Хьюма, Дж. С. Джона Стивена Берда. Ни один из этих паспортов не являлся фальшивым или поддельным — все десять подлинные, скреплены печатью британских полицейских органов. И все выданы по указанию Интеллидженс сервис, английской секретной службы!

Но в истории криминалистики человек этот стал известен не благодаря агентурной деятельности, и поныне скрытой непроницаемым покровом тайны, а лишь из-за беспримерных по чудовищности обстоятельств одного ограбления и убийства, раскрытого в октябре 1949 года.

В шесть часов утра 21 октября на тенистом мелководье у южного побережья Англии сидел в лодке с удочкой сельскохозяйственный рабочий Синди Тиффен. Он, зацепил и втащил в лодку неизвестный предмет, оказавшийся туго набитым мешком, настолько тяжелым, что Тиффен, вытаскивая его, едва сам не свалился за борт.

Добравшись, наконец, до содержимого пакета, перевязанного веревками и зашитого в шерстяное одеяло, он пришел в ужас. На дне его лодки лежал мертвец, вернее, отвратительное изуродованное туловище мертвеца, без головы, без ног, неестественно плоское и широкое с множеством колотых ран на груди.

Местный врач, производя вскрытие, установил, что покойному было нанесено двадцать колотых ран в область грудной клетки, что у него переломаны все ребра, а внутренние органы буквально превращены в кашу, но он не сумел отличить прижизненные ранения от полученных со смертью. Он быстро, но ошибочно заключил, что смерть наступила именно в результате этих двадцати колотых ранений, после чего по трупу проехалась грузовая машина, а затем на лодке вывезли в открытое море.

Уже к концу первого дня на письменном столе суперинтенданта уголовного розыска Колина МакДугала, которому было поручено дело, лежали полезные исходные данные. Решающие указания для дальнейших действий содержались в протоколе вскрытия, составленном крупнейшими специалистами по судебной медицине. Найденный Сидни Тиффеном человек, утверждали они, погиб не от ножа и труп не побывал под грузовиком, и его не возили в море на лодке!

Посмертные переломы ребер и полное разрушение внутренних органов, как и вся необычная деформация трупа, заключили эксперты, последовали от падения с очень большой высоты.

Тело сбросили в море с высоты в несколько тысяч метров. Только этим можно объяснить подобную деформацию.

Так, был найден важнейший и, как уже вскоре выяснилось, решающий след в направлении которого надо было вести поиски. Убийца погрузил в самолет расчлененный и, скорее всего, упакованный в несколько свертков труп и затем сбросил свертки в море. В Англии, конечно, тысячи самолетов, но все же их несравненно меньше, чем грузовиков. Облегчало поиски и то, что вылет любого даже самого меленького летательного аппарата обязательно регистрируется на аэродроме.

Убитый был опознан по отпечаткам пальцев, имевшимся в картотеке Скотланд-ярда. Убитого звали Стэнли Сетти.

Мак-Дугал взял карточку дактилоскопического отдела и молча уставился на нее.

«Стэнли Поль Сетти» значилось там, а после обычных сведений о личности преступника стояли шесть записей о судимостях за торговлю на «черном рынке», автомобильные кражи, подделку документов, контрабанду. По диагонали карточку пересекала широкая красная полоса, в правом углу был сделан надрез, а над ним стояло несколько букв. Только посвященный мог по этим условным знакам понять, какое значение, несмотря на все его преступления, имел для полиции Стэнли Поль Сетти. Он был так называемым «ви-мэном», то есть полицейским осведомителем, за известную плату информирующим определенные отделы Скотланд-ярда о делах преступного мира.

Возвращая карточку Джемсону, суперинтендант только спросил:

— На кого он работал в последнее время?

— Главным образом на отдел по борьбе с «черным рынком». Но под конец от него было мало толку. Вероятно, он больше был занят заданиями секретной службы. Впрочем, это лишь предположение.

Несмотря на английское имя, убитый Стэнли Сетти не был подданным Великобритании. Он родился в Багдаде в 1905 году и, хотя ему было всего два года, когда родители привезли его в Англию, оставался иракским подданным. Скотланд-ярду о существовании Стэнли Сетти стало известно только после второй мировой войны, когда он, используя трудности послевоенных лет для различных темных сделок с фальшивыми талонами на бензин и крадеными автомобилями, сумел нажить порядочное состояние и сделаться «королем Уоррен-стрит».

Уоррен-стрит, расположенная между двумя станциями подземки в районе Сен-Панкрас, тогда играла ту же роль, что и известное по литературе Сохо: была центром преступного мира. Здесь, в многочисленных грязных трактирах и на задних дворах ремесленных мастерских, мелкие воришки, спекулянты и скупщики краденого обделывали свои темные делишки, нередко приводившие к грабежам и убийствам. Здесь, надувая людей, спекулировали всем, чего не хватало, что до сих пор еще распределялось по карточкам.

Стэнли Сетти, обретавшийся на одном из задних дворов под официальной вывеской «гаражи и прокат автомобилей», был здесь царьком «черного рынка». 4 октября 1949 года, около одиннадцати часов утра, Сетти, вызванный кем-то по телефону, сел в свой кремовый «ситроен» и поехал на Лейчестер-сквер. В банке он получил по чеку тысячу фунтов стерлингов — двести пятифунтовых кредиток с последовательно идущими номерами. На другое утро «ситроен» стоял на обычном месте во дворе гаража, вымытый и вычищенный так тщательно, что впоследствии комиссии по расследованию убийств не удалось обнаружить на полированных поверхностях даже короткого отпечатка пальцев. Только через шестнадцать дней после исчезновения Сетти был обнаружен его изуродованный труп у южного побережья Англии, зашитый в шерстяное одеяло и сброшенный в море с высоты нескольких тысяч метров.

Поначалу этим и исчерпывались сведения, добытые людьми Мак-Дугала. Но уже на следующий день сотрудникам, прочесывавшим расположенные вокруг Лондона аэродромы, посчастливилось напасть еще на один след. В Эльстри, на маленьком частном аэродроме, они впервые наткнулись на имя Брайана Дональда Хьюма, который 5 октября во второй половине дня взял напрокат двухместный спортивный самолет. Проверив права на вождение самолета, владелец аэродрома занес его фамилию в регистрационную книгу.

Тем временем лондонские газеты опубликовали номера кредиток, незадолго до смерти полученных Сетти в банке на Лейчестер-сквер. Вскоре в Скотланд-ярд явился водитель такси, выложил на стол Мак-Дугала пятифунтовую ассигнацию и сказал: «Здесь такой номер, какой был в газете.»

Затем он сообщил, что получил ассигнацию от человека, отвезенного им 6 октября из Лондона на аэродром в Саутс-энд.

— А багаж у него был? Большой, громоздкий сверток? — спросил Мак-Дугал.

Водитель ответил отрицательно:

— Ничего, кроме пальто, перекинутого через плечо.

Между тем независимо от этой информации сотрудники Скотланд-ярда на аэродроме в Саутс-энде вторично наткнулись на имя Дональда Хьюма и выяснили, что он приехал сюда на такси и взял на два часа напрокат спортивный самолет «устрица».

— Багажа у него не было, только пальто, — заверил владелец аэродрома.

Как раз в ту минуту в контору аэродрома заглянул монтер, заметивший полицейскую машину и охваченный любопытством.

— Он погрузил в самолет огромный сверток. Я еще сам помогал ему, такая это была тяжесть, — вмешался он в разговор.

Хозяин рассердился:

— Не выдумывай. У него было при себе только пальто…

Но молодой монтер, возможно обделенный чаевыми, упорно стоял на своем:

— Этот человек погрузил в самолет очень тяжелый пакет!

— Он приехал сюда без пакета, откуда же пакет мог вдруг взяться? — продолжал спорить владелец аэродрома.

— Он достал его из ангара. Пакет был спрятан там за старыми покрышками. Он сам потащил его к самолету и только когда я увидел, что ему одному не справиться, я подбежал и помог ему.

Адрес Дональда Хьюма владелец аэродрома без труда нашел в своих записях: Финчли-роуд, 620-Б.

Ранним утром, почти в тот самый час, когда три недели назад был найден труп Сетти, сыщики оцепили дом номер 620-Б на Финчли-роуд. Суперинтендант Мак-Дугал и старший инспектор Джон Джемсон только вдвоем направились к дому, но у входа на миг остановились. Джемсон окинул взглядом добротный кирпичный дом с лепными украшениями по фасаду и невольно покачал головой. Казалось невероятным, что в таком мирном доме, внушающем мысль об уюте, живет мерзкий убийца.

В Англии закон разрешает полиции производить аресты только от 6 часов 00 минут до 22 часов 00 минут. В одну минуту седьмого оба криминалиста стояли на лестничной площадке перед дверью с табличкой: «Хьюм.» Дверь отворила только на третий звонок молодая красивая женщина.

Дональд Хьюм спал еще крепким сном, и МакДугалу пришлось его разбудить.

— Оденьтесь и следуйте за нами. Вы арестованы по подозрению в убийстве! — сказал суперинтендант с полным пренебрежением к изысканным церемониям, какими положено в Англии обставлять арест.

Дональд Хьюм не был особенно удивлен. Неторопливо вылезая из пижамы и натягивая брюки, он подавил зевок и сказал:

— Собственно говоря, я привык перед завтраком принимать ванну, но если вы так спешите, я могу разок без этого обойтись. Так или иначе я скоро вернусь.

Когда его жена внезапно разрыдалась, он с полным хладнокровием успокоил ее:

— Не тревожься, Синтия. Через час я снова буду дома. Им ведь необходимо допросить всех, кто знал Сетти.

Изумленный Мак-Дугал насторожился:

— Значит, вы признаете, что имели отношение к Сетти?

— Разумеется. Деловое. Разве вы этого не знаете? — иронически спросил он, натягивая твидовый пиджак.

Руководитель комиссии по расследованию убийств на миг онемел, ему стало не по себе:

— Тогда я должен предупредить вас, что все сказанное вами об этом деле может быть обращено против вас и что вы не обязаны давать показаний.

В среду 18 января 1950 года, меньше чем через три месяца после ареста Хьюма, в первом зале знаменитого лондонского уголовного суда началось слушание этого сенсационного дела. Сенсационного прежде всего потому, что на предварительном следствии Хьюм вопреки доказательствам, по всей видимости неопровержимым, упорно отрицал свою вину в убийстве и ограблении полицейского осведомителя и агента секретной службы Стэнли Сетти. С плохо скрытой издевкой он заявлял:

— Возможно, я действительно сбросил с самолета в море три свертка. Допускаю даже, что в них находился расчлененный труп Сетти. Но как вы намерены доказать это, инспектор? А если бы и доказали, то в чем могли бы меня обвинить? В незаконном сокрытии расчлененного трупа? За это полагается штраф в несколько сот фунтов, ну в худшем случае несколько недель тюрьмы!

Сэр Стэнли Вуд, обвинитель, с достоинством произнес следующее:

— Уважаемые дамы и господа присяжные! Сотрудники полиции, выполняя свой служебный долг, установили, что человек, сидящий перед вами на скамье подсудимых, 4 октября прошлого года заманил при помощи телефонного звонка в свою квартиру на Финчли-роуд торговца автомобилями Стэнли Сетт и затем убил его, нанеся ему двадцать ударов кинжалом, 5 и 6 октября он на спортивном самолете вывез и сбросил в открытое море три свертка с частями расчлененного трупа, чтобы таким путем навсегда уничтожить следы чудовищного злодеяния, целью которого было завладеть тысячей фунтов стерлингов, имевшихся, как ему было известно, у жертвы.

Хьюм, во время речи королевского прокурора беззастенчиво разглядывавший разряженных девиц из первых рядов, нагнулся к своему защитнику Фрэнсису Леви и, тронув его за плечо, прошептал на ухо несколько слов.

Молодой адвокат послушно поднялся и почтительно обратился к судье:

— Прошу прощения, ваша честь, но я вынужден заявить протест против подобных высказываний уважаемого господина прокурора. Ничто из того, о чем он говорил, не только не доказано, но и не было пока предметом судебного разбирательства.

Судья, смущенно кашлянув, тихим голосом объявил:

— Протест принят. Присяжным надлежит вычеркнуть из памяти все сказанное королевским прокурором.

Королевский прокурор Вуд, которого судья уже предупредил, что за недостаточностью улик намерен отвести обвинение в убийстве, поставил Хьюму хитрую ловушку с целью не допустить по крайней мере полного оправдания подсудимого, что для обвинения было бы позором. Мягким, почти отеческим тоном прокурор обратился к Хьюму:

— Мистер Хьюм, обвинительная власть озабочена лишь поисками истины. Достопочтенные присяжные должны быть избавлены от тягостных для их совести сомнений. Сделайте же и вы со своей стороны все возможное. Дайте нам правдивое объяснение вашик поступков, помогите во всем разобраться. Скажите честно и откровенно, как когда-нибудь придется сказать перед богом, этим высшим судьей, для чего вы взяли с собой в самолет этот сверток и куда его доставили. Если при этом окажется, что ваше участие в исследуемом здесь преступлении было меньше, чем до сих пор предполагалось, я, ни минуты не колеблясь, откажусь от обвинения в убийстве. Встаньте же на свидетельское место, положите руку на Библию и скажите нам правду!

После короткого совещания с защитником Дональд Хьюм выразил готовность дать под присягой свидетельские показания. А затем, заняв свидетельское место и держа руку на Библии, поведал затаившим дыхание присяжным самую бессовестную ложь. Со слезами на глазах и дрожью в голосе он рассказал, что трое гангстеров пригрозили похитить труп убитого и расчлененного ими Сетти. Когда же прокурор спросил, как зовут этих убийц и где их искать, он с самым невинным видом заявил:

— Ваша честь, разве вы при подобных обстоятельствах оставили бы свою визитную карточку?

В ответ на требование описать по крайней мере наружность неизвестных он с неподражаемой дерзостью обрисовал мужчин, прекрасно ему знакомых: суперинтенданта Мак-Дугала, старшего инспектора Джемсона и еще одного сотрудника Скотланд-ярда, который протоколировал его показания на допросах в полиции. Впрочем об этой наглой выходке узнали лишь много позже, когда он сам публично рассказал о ней.

Пока же «покаяние» Хьюма перед судом привело к тому, что королевский прокурор сэр Стэнли Вуд отказался от обвинения в убийстве и потребовал для подсудимого наказания только за сокрытие расчлененного трупа и за махинации с фальшивыми талонами на бензин, самогоном и краденными автомашинами на «черном рынке».

Двумя часами позже был объявлен вердикт присяжных: «Виноват по всем пунктам обвинения».

Лишь после этого судья, как предписывает английский закон, вынес приговор:

— Штраф в двести фунтов за нелегальное сокрытие расчлененного трупа, 12 лет каторжных работ за незаконные махинации с фальшивыми талонами на бензин, крадеными автомобилями и самогоном.

Дональд Хьюм провел в каторжной тюрьме восемь лет, после чего за хорошее поведение был досрочно освобожден. Ныне известно, что его помилование было вызвано вмешательством английской секретной службы, которой снова понадобились его услуги.

Едва лишь 2 февраля 1958 года массивные железные ворота каторжной тюрьмы раскрылись, чтобы выпустить его на свободу, он сознался в убийстве Стэнли Сетти и в том, как он ловко провел полицию и суд Англии. Свое признание он сделал не в полиции и не перед новым составом суда, а для «Санди пикчериэл» — самой популярной в Англии воскресной газеты, выходящей тиражом 5700 тысяч экземпляров.

Этот скандальный авторепортаж, печатавшийся с продолжениями, хотя и вызвал у публики большой интерес, тем не менее чрезвычайно шокировал ее. По действующему уголовному законодательству Хьюм мог безнаказанно делать свое «признание», да еще наживаться на нем, так как в Англии ни один человек не может быть вторично привлечен к суду за преступление, судебное решение по которому однажды уже состоялось.

Вскоре Дональд Хьюм был снабжен паспортом на имя Дональда Брауна и в качестве пилота-испытателя одного из канадских авиационных заводов получил возможность летать над всем миром. А за паспортом на имя Дональда Брауна последовало восемь других паспортов, обеспечивающих их владельцу свободу передвижения.

Единственной причиной того, что уже через год «испытательные» полеты Дональда Хьюма прекратились и что вся эта история стала достоянием общественности, послужило следующее. Во время одной из поездок в Швейцарию Хьюм безумно влюбился в некую Труди Зоммер и захотел на ней жениться. Но какая молодая красивая девушка согласится стать женой человека, который только и делает, что летает по всему свету, а в далекий Цюрих шлет лишь заверения в любви на почтовых открытках с видами разных стран? И Труди Зоммер, естественно, стала настаивать, чтобы ее будущий супруг, известный ей под именем Стивена Берда, переменил работу. Стивен, он же Дональд, видимо покорившись требованиям невесты, осел в ее цюрихском парикмахерском салоне.

О предстоящей свадьбе было сделано официальное оглашение, и все шло к тому, что убийце, автомобильному вору, спекулянту и агенту секретной службы предстояло превратиться в добропорядочного швейцарского бюргера. Однако, к его огорчению, Интеллидженс сервис не обеспечила его пенсией. А Дональд Хьюм, первая жена которого развелась с ним, пока он сидел в тюрьме, не хотел довольствоваться скромным доходом от парикмахерской и занялся новым преступным промыслом. Он сделался грабителем банков. 30 января 1959 года он осуществил нападение на цюрихский Промышленный банк, выстрелом в живот ранил кассира Вальтера Шенкеля и намеревался похитить деньги, однако из-за поднятой тревоги вынужден был бежать с ничтожной добычей в двести франков. Он застрелил попытавшегося схватить его водителя такси Артура Маага и был задержан одним смельчаком, когда пистолет дал осечку.

Поскольку смертная казнь в Швейцарии отменена, убийце и грабителю вновь удалось избежать виселицы. Дональд Хьюм был приговорен к пожизненному заключению в каторжной тюрьме.

Семь лет подряд казалось, что остаток жизни Дональд Хьюм проведет за решеткой. Однако английская секретная служба снова подоспела на выручку своему, как видно, незаменимому агенту. В начале ноября 1966 года Дональд Хьюм был передан английским властям в обмен на шпионку, разыскиваемую швейцарскими органами безопасности. Этой шпионкой оказалась Труди Зоммер!

ШКОЛЫ НАЕМНЫХ УБИЙЦ

О том, как готовятся кадры «псов войны» в школах наемных убийц, весьма красочно рассказал на страницах «Уолл-стрит джорнэл» некий Тимоти Смит, сам обучавшийся в одной из таких «частных» школ (разумеется, все это изображается как частная предпринимательская деятельность свободных граждан).

Его рассказ начинается так.

«Сегодня я хочу, — говорит Фрэнк Кэмпер, — поговорить с вами об удалении ушей». Стоя в окружении своих покрытых ссадинами и перевязанных учеников, Кэмпер демонстрирует удар, захват и поворот вниз — рекомендуемый метод отделения уха от его хозяина в момент схватки. «Когда оно окажется у вас в руках, человек этому не поверит, — говорит Кэмпер. — Поэтому отступите на шаг и покажите ему ухо». Это один из наиболее мягких приемов, которым обучают здесь, в лесах Алабамы».

Кто такой Кэмпер? Как и Поузи, он участник «грязной войны» во Вьетнаме, основавший свою школу «псов войны» в 1981 году под названием «Ассоциация наемников». Тимоти Смит, как он сам говорит, прошел в этой школе курс обучения тому, «как убивать людей при помощи палок, рук, ног, ножей, веревки и всех видов огнестрельного оружия. Кроме того, — продолжает он, в программу обучения входили засады, патрулирование, спуск по веревке, маскировка, установка мини-ловушек и специальный предрассветный семинар по пыткам.

«Обучение поставлено так, — рассказывает Тимоти Смит, — чтобы будущий наемник дошел «до состояния озверения»: с помощью голода, усталости, слезоточивого газа и боевых патронов Кэмпер в течение недели может заставить группу достаточно подходящих людей дубасить друг друга по голове».

Не все выдерживают такую нагрузку. Некоторые «разочаровываются», когда им приказывают построиться в две шеренги и бить ногами в пах стоящего напротив человека настолько сильно, чтобы «оторвать его от земли». Другим не нравится «охота на индейку», когда «ученики» бредут по пояс в воде через реку Уорриор, а по ним их коллеги по учебе стреляют боевыми патронами из автоматического оружия.

«Разочаровавшихся» наказывают, подвергая их пытке.

Некоего Гудини из Куинса инструкторы из школы Кэмпера зверски избили, раздели его догола, привязали к дереву и разожгли под ногами у него костер. Остальным приказали образовать плотный круг и стоять «на страже», не обращая внимания на вопли Гудини.

«Пытка устраивается для того, чтобы вселить ужас, — поясняет Кэмпер. — Иначе все превращается в игру. А мы не играем. Это более чем серьезно».

Как сообщала нам газета «Уолл-стрит джор-нэл», интересы этого руководителя школы «псов войны» многообразны: ранее он был «коммерческим художником», потом механиком команды автогонщиков в Джесконвилле, штат Флорида, но… «его первая любовь — война». Он опубликовал два «сенсационных», по оценке этой газеты, романа, прославляющих деятельность наемников. Сам он, по его собственным словам, действовал как наемник в Саудовской Аравии, Гватемале, Сальвадоре и других странах, а также «занимался сбором разведывательных данных для правительственных органов США».

За обучение искусству убийств и пыток Кэмпер взимает со своих питомцев солидную плату: 275 долларов в неделю. Когда курс обучения заканчивается, выдрессированные в школе Кэмпера «псы войны» поступают в распоряжение тех, кто ведет необъявленные войны. В наиболее важных операциях вместе со своими воспитанниками участвует и сам Кэмпер.

Осенью 1985 года он со своей командой оказался в Центральной Америке. Заботясь о своей рекламе (реклама — двигатель торговли! — такова заповедь бизнеса), Фрэнк Кэмпер дал интервью японскому журналу «Сюкан посюто», из которого явствует, что он вместе с группой в составе 60 диверсантов находится в Никарагуа, куда эта группа была заброшена по тайным каналам в соответствии с заданием ЦРУ для организации там серии террористических актов.

ВОЕНИЗИРОВАННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ «КОБРЫ» ВЫПОЛНИТ РАЗНООБРАЗНЫЕ ЗАКАЗЫ

А вот еще одно красочное описание школы наемных убийц из итальянского журнала «Эуро-пео», специальный корреспондент которого Альберто Негрин посетил лагерь военизированной организации, именуемой «Кобры», находящейся в самом центре американского Юга, примерно в 200 километрах от Атланты, столицы штата Джорджия.

Организация «Кобры» выполняет, как пишет Не-грин, самые разнообразные заказы — от вооруженных операций в Латинской Америке до «полицейских акций», совершаемых по поручению крупных транснациональных корпораций. Руководит ей некий Митч Уэрбелл, которого корреспондент именует «опасным и загадочным бывшим офицером американской армии, замешанным в десятках грязных дел». Получить согласие на интервью у него — «человека недоверчивого и агрессивного», — пишет Альберто Негрин было не так легко, но он все же этого добился. И вот что после этого он напечатал в журнале «Эуропео»:

«После долгого пути мы наконец прибыли на место: калитка, над которой развевается американский флаг и второй флаг с двумя змеями — черной и желтой и надписью «Кобры». Мы у входа в царство Уэрбелл а.

Вся зона ограждена колючей проволокой, металлическая калитка наглухо закрыта. Мы сообщаем о нашем прибытии по видеопереговорному устройству, и калитка открывается перед нами. В глубине аллеи — большой особняк в неоклассическом стиле.

Митч Уэрбелл — плотный, коренастый человек; на нем военный мундир и красный берет подразделений специального назначения; на груди — несколько орденов, во рту — всегда зажженная сигара. Он принимает нас в комнате, стены которой увешаны кинжалами, саблями, копьями, винтовками и пистолетами: настоящий военный музей.

После беседы мы осмотрели лагерь. Его общая площадь — 50 гектаров. Здесь представлены все ландшафты — джунгли, ручейки, песчаные дюны. Из кустарника вдруг выскочила группа людей в мундирах; вооруженные автоматами и кинжалами, они имитируют засаду. Неподалеку упражняются в стрельбе из винтовок с оптическим прицелом, а рядом с нами проезжают джипы с «солдатами» на борту. В общем, самая настоящая «военная база», где можно увидеть даже женщин и пожилых мужчин в стальных шлемах и боевых комбинезонах.

Несколько инструкторов не позволили себя сфотографировать. Так же поступил и один «курсант» из Южной Америки, который даже пригрозил нам пистолетом. Несмотря на такую секретность, нам удалось выяснить, что «тариф» за грязную работу, за границей — 4000 долларов в день для каждого участника операции (транспортные расходы оплачиваются отдельно).»

И далее следует текст беседы корреспондента «Эуропео» с руководителем этой базы:

Вопрос: Здесь вы руководите школой. Чему вы учите?

Ответ: Многому, наши курсы существуют для того, чтобы защитить Америку и американский народ, чтобы защитить тех, кто борется за подлинную Америку и кто хочет защитить себя самих и свои семьи в случае возникновения чрезвычайной ситуации.

Вопрос: Какого рода чрезвычайных ситуаций? Ответ: Например, нападение террористов.

Вопрос: Вы поддерживаете отношения с секретными службами?

Ответ: Конечно.

Вопрос: Во всем мире или только в Соединенных Штатах?

Ответ: Во всем мире, за исключением коммунистических стран, где мы никогда не работаем. Но мы всегда знаем, что происходит во всех других странах. Так, например, мы действуем в тесном контакте с итальянской секретной службой.

Вопрос: А с американской?

Ответ: Конечно.

Вопрос: Вы занимаетесь политикой?

Ответ: Нет, я не политик, я военный. Я никогда не голосовал…

Вопрос: В каком мире вам хотелось бы жить?

Ответ: Единственный мир, который меня интересует, — это моя страна — Соединенные Штаты. Остальные страны для меня ничего не значат, если только они не будут равняться на нас, на нашу политику, на наше мировоззрение. В общем, я считаю, что, поскольку Соединенные Штаты — это самая сильная страна, они должны управлять миром, а не предоставлять это делать другим.

Вопрос: Считаете ли вы, что транснациональные компании могут вести борьбу против террористов лучше, чем правительства?

Ответ: Нет, я считаю, что эту задачу следовало бы предоставить правительствам. Гораздо легче платить политикам за то, чтобы они защищали интересы транснациональных компаний. Например, что значат 100 000 долларов, заплаченных нечестному правителю для того, чтобы он не передавал информацию террористам?

Вопрос: Г-н Уэрбелл, вы богаты?

Ответ: Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.

Вопрос: Скажите по крайней мере, сколько вы зарабатываете своей деятельностью или какую сумму налогов вы платите в год…

Ответ: Я могу сказать лишь, что мой доход, облагаемый налогом, значительный, но цифру назвать не могу. Ее не знает даже моя жена.

Вопрос: Сколько получает инструктор в вашей организации?

Ответ: Я не хочу говорить о деньгах. Кроме того, я не хочу, чтобы мои люди обвиняли меня в том, что я разглашаю их денежные дела. Скажем так: им платят очень хорошо. Каждый из них — очень опытный специалист, потому что участвовал в какой-то войне — во Вьетнаме, в Камбодже, в ЮАР, в Родезии.

Он лишь вскользь рассказал о том, как был выполнен заказ корпорации «Кока-кола», которая опасалась, что ее отделение в Аргентине может оказаться под угрозой в обстановке напряженной внутриполитической войны, которая там разыгралась. «Мы бросили в воды Ла-Платы парочку трупов потенциальных террористов. Я убежден, что с ними нужно обращаться именно так, их нужно убивать!» — заявил майор Уэрбелл.

— Этот рецепт подходит для всех стран и для всех ситуаций? — осторожно осведомился корреспондент.

— Конечно, — отвечал майор, — хотя я понимаю, что, говоря такие вещи, не завоюешь популярность в некоторых кругах…

СТУДЕНТКА-НАСИЛЬНИЦА: СКАНДАЛ НА СЕКСУАЛЬНОЙ ПОЧВЕ

Дикий скандал на сексуальной почве, потрясший всю страну и наверняка заставивший многих почтенных служителей науки обзавестись кожаными трусами с мощным замком, разразился в Израиле. Сигналом для начала массовых волнений среди местных феминисток стало возбуждение уголовного дела против 19-летней студентки из Болгарии Все-лизаны Топашевой, приехавшей в Тель-Авив на стажировку в школу известного офтальмолога Лоте Назера. Неделю назад юная болгарка с треском провалилась на зачете у профессора. Дождавшись, когда расправившийся еще с десятком студентов довольный г-н Назер направился к выходу, глотающая слезы студентка тихо последовала за ним и настигла профессора на автостоянке, когда тот уже уселся в свой «Мерседес» и включил зажигание. «Доктор, а может быть, вы девственник? Вы, наверное, потому и злитесь на всех?» Пока покрасневший от смущения мужчина размышлял над ответом, разбушевавшаяся студентка распахнула дверцу машины и вспрыгнула к нему на колени. Попытки педагога выкинуть ее из автомобиля наткнулись на яростное сопротивление: в тот момент, когда прославленному офтальмологу почти удалось вытолкнуть обнаглевшую студентку на улицу, девица случайно нажала педаль газа. Взревев, машина ринулась вперед и, сбивая прохожих, уличных торговцев, мусорные баки, выскочила на тротуар. «Они чуть ли не всю улицу разворотили! — сообщил редактор крупнейшей в Тель-Авиве русскоязычной газеты «Вести», занимавшейся расследованием скандала, Борис Ентин. — Пока машина мчалась по дороге, девушке удалось разорвать профессору ширинку на брюках и стащить с себя платье». В конце концов «Мерседес» врезался в небольшой автобус и вылетел на проезжую часть, задев еще несколько автомобилей. Прибежавшим на место происшествия полицейским с большим трудом удалось отодрать болгарку от офтальмолога. Надо сказать, что, когда их выволокли на улицу, окружающим представилось странное зрелище. Солидный пожилой мужчина с залысинами стоял посреди улицы со спущенными штанами и слезно умолял стражей порядка оградить его от посягательств со стороны девушки, на которой были только туфельки. В участке выяснилось, что «лихие наездники» серьезно пострадали. «У нее была свернута челюсть, — сообщила сотрудница департамента управления полиции израильской столицы Марта Бранопольнич. — А у него был сильно травмирован очень важный для мужчины орган. Девушке предоставили бесплатного адвоката, который потребовал завести на профессора уголовное дело за попытку изнасилования. Однако очень скоро выяснилось, что судить то надо именно девушку. Профессору, кстати, возможно, предстоит серьезнейшая операция — дама пыталась «вдохнуть жизнь» в бесчувственный орган такими зверскими способами, что чуть не оторвала его». Как стало известно, Вселизана в настоящее время находится под стражей в одной из самых строгих тюрем страны, пользуясь дикой популярностью среди соседей по камере, хотя в остальном ей не позавидуешь: сотрудница посольства Болгарии в РФ Димитрина Георгиева поведала нам, что правительство ее страны вытаскивать соплеменницу из заточения не собирается. «Она, по-моему, извращенка! — возмущалась г-жа Георгиева. — Мужик-то ведь уже совсем старый — чего она от него хотела?! Теперь Вселизана должна сама выпутываться. Как она это сделает — ее личное дело».

Между прочим, прославившийся на весь мир профессор сейчас вынужден скрываться от разъяренных феминисток. Своим адвокатом он выбрал 70-летнюю мадам (очевидно, уверенным в своей безопасности он может быть только рядом со старушкой), которая ранее специализировалась на защите прав изнасилованных женщин.

ПЫТКИ ПО-МИЛИЦЕЙСКИ: В ЖИВОТЕ ЖЕРТВЫ ОБНАРУЖЕНА ЦЕЛАЯ БАТАРЕЯ БУТЫЛОК

Избиения на допросах в милицейских застенках — ни для кого не секрет. С фактами выбивания «нужных» показаний из задержанных почти свыклись. Однако то, что сделали со своим «клиентом» двое оперативников Солнечногорского ОВД, выходит за рамки обычной жестокости. Извращенные, безумные истязания довели подозреваемого до могилы. Он скончался, так и не придя в сознание после милицейской камеры пыток.

В морозную ночь в приемное отделение Солнечногорской городской больницы двое человек в милицейской форме вволокли молодого парня без сознания и бросили его на каталку. Бригаде врачей, дежурившей в ту ночь в больнице, сотрудники правопорядка путано объяснили, что нашли-де его на улице и, по всей видимости, парень — жертва пьяной драки. На теле пострадавшего во множестве угадывались лиловые синяки, обширные кровоподтеки и ссадины — следы жестоких побоев. Кроме того, от него сильно пахло спиртным.

Давление у парня резко падало, пульс практически не прощупывался, поэтому его срочно решили отправить в реанимацию. Однако, несмотря на оперативные действия врачей, через некоторое время он не приходя в сознание скончался. Труп умершего, как и полагается, отправили в морг на вскрытие. Патологоанатом поначалу ничего примечательного в трупе не узрел, разве что смущал несколько великоватый для жилистого, худощавого в общем-то парня живот. Вскрыв же брюшную полость, видавший виды патологоанатом ахнул — а брюшной полости покойника в массах уже начавшей сгущаться крови, кала и разорванных тканей плавали три (!) бутылки из-под пепси-колы.

…Подозреваемых в убийстве парня, который после установления личности оказался жителем Солнечногорского района Сергеем Носовым (все фамилии в тексте изменены), нашли достаточно быстро, старая санитарка, дежурившая в больнице в ту ночь, обратила внимание на характерные рубцы на запястьях, которые обычно оставляют милицейские наручники. Кроме того, утверждения работников милиции, доставивших Носова в больницу, о том, что подобрали его на улице, подозрительно не состыковались с тем фактом, что одежда погибшего, якобы долго пролежавшего на земле, была совершенно чистой и даже не влажной. Поэтому подозрение сразу же пало на «спасителей» 29-летнего оперуполномоченного по борьбе с преступлениями против личности уголовного розыска Солнечногорского ОВД капитана Андрея Гуревича и сотрудника ГУВД Московской области младшего лейтенанта Станислава Малокина, который был откомандирован в Солнечногорск для помощи в расследовании совершенных здесь преступлений. Жертву и оперативника судьба связала самым прозаическим образом. Оперуполномоченный Гуревич расследовал дело об убийстве, свидетелем по которому проходил Носов. На Носова хотели «навесить» убийство, однако никаких веских доказательств его вины следствие не установило.

Дело с мертвой точки не сдвигалось, а «висяк», тем более в конце года, исполнительному капитану милиции Гуревичу был не нужен. Тогда Гуревич решил во что бы то ни стало выбить из Носова признание в убийстве. В ночь с 6 на 9 декабря Гуревич едет к Носову домой и, буквально вытащив его из теплой постели, привозит в Солнечногорский ОВД. Вместо того, чтобы посадить Носова в камеру, как положено по закону, капитан препроводил его в свой кабинет, где учинил задержанному «допрос с пристрастием».

Из материалов обвинительного заключения: «Принуждая Носова к даче показаний, Гуревич надел на Носова наручники, а затем неустановленным следствием предметом нанес три удара по голове и один — кулаком по лицу, причинив ушибленные раны в затылочной области и ссадину в области лица, относящиеся к легким телесным повреждениям, без кратковременного расстройства здоровья».

Однако даже эти издевательства не заставили свидетеля признаться в убийстве. Тогда Гуревич, не ожидавший от Носова такой строптивости, позвонил младшему лейтенанту Станиславу Малоки-ну и попросил его помочь в допросе Носова. Мало-кин на просьбу Гуревича живо откликается и приезжает в ОВД.

Как установило следствие, оба работника милиции посадили Носова в машину и отвезли в помещение расположенного недалеко частного магазина, в котором у Гуревича работали знакомые. Там-то оперативники дали себе волю «поработать» над Носовым, как выразился Гуревич на одном из допросов.

Из показаний Мал окина: «…Гуревич пристегнул Носова наручниками к батарее и стал его допрашивать. Носов толком ничего сказать не мог, потом я помню, что он обозвал нас «ментами погаными». Из-за этого я и Гуревич стали избивать Носова… Но Носов продолжал нас оскорблять… Я сел в кресло и заснул, чем занимался Гуревич, я не помню. Когда очнулся, то Носов лежал на полу без штанов. У него из заднего прохода сочилась кровь. Гуревич находился в комнате, он не спал».

Следствие установило, что Гуревич и Малокин ударили Носова по лицу, после чего заставили его выпить вместе с собой бутылку водки «Белый орел». Однако под действием алкоголя язык у Носова так и не развязался. Он упорно не хотел ни в чем признаваться, что еще больше озлобило Гуревича. Под рукой капитана оказался кусок кабеля, которым он начал жестоко избивать Носова. По заключению судебно-медицинской экспертизы, он нанес несчастному около 50 ударов в область поясницы и поверхности обоих бедер. Опьяненный кровью садист уже не просто истязал, а убивал свою жертву. Тем же кабелем милиционер принялся душить Носова. А затем…

Из материалов обвинительного заключения: «Во исполнение своего преступного умысла Гуревич через анальное отверстие затолкал Носову в прямую кишку три пустые стеклянные бутылки, емкостью 0,33 л каждая, и причинил два разрыва сфинктера (круговая мышца, замыкающая анальное отверстие), а также разрыв тазовой части прямой кишки, проникающей в брюшную полость, разрыв брыжейки (складка брюшины, прикрепляющая внутренние органы к стенкам полости тела) тонкого кишечника с кровоизлиянием в брюшную полость».

Малокин по этому поводу на допросах показал следующее (по материалам следствия): «Я сидел на стуле возле головы Носова, который лежал на спине. Гуревич раздвинул Носову ноги и стал засовывать тому в задний проход бутылку зеленого цвета. Сколько именно бутылок Гуревич засунул Носову в задний проход, я не знаю. Я видел, как тот это делал. Во время причинения телесных повреждений Носов кричал, стонал. На полу, где избивали Носова, было много крови. Я вытер кровь тряпкой и оставил ее в туалете».

После этой экзекуции Носов потерял сознание. Чтобы он не умер в помещении магазина, Гуревич и Малокин решили быстренько отвезти его в больницу — пусть там с ним разбираются врачи.

Впопыхах оперативники придумали абсолютно неправдоподобную версию о том, что Носов бежал от них, когда его пытались завести в помещение магазина. Потом, якобы, просидев несколько часов в магазине, они стали искать Носова и нашли его избитым около автостанции Солнечногорска. Эту версию Гуревич и Малокин упорно навязывали следователям на первых допросах. Впоследствии Малокин начал «раскалываться» и в конце поведал следственной группе обо всех обстоятельствах преступления.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ РАСТЛЕВАЛ СВОИХ ВОСПИТАННИКОВ

Если судьба забросит вас в отдаленный московский район Солнцево, постарайтесь не заводить с местными жителями разговор о танцах. Реакция может быть неадекватной. Собеседник в лучшем случае осторожно закончит беседу и уберется восвояси, в худшем — побежит в милицию. Здесь еще слишком свежи воспоминания о кошмаре 1995 года. Именно тогда на дальней окраине столицы в одной из школ появился педагог Алексей Петрович Шустов.

Этот человек очень любит танцевать. В свое время он получил звание мастера спорта международного класса по спортивным танцам. Однако есть у Шустова и другое «хобби». Не так давно суд признал учителя виновным по 134 статье УК РФ (мужеложство) и приговорил к 4 годам лишения свободы. 178(!) эпизодов и 17 изнасилованных воспитанников в возрасте от 11 до 13 лет — таков страшный итог «работы» преступника на посту директора школы-студии спортивного танца.

Слухи о странных событиях в студии, которой руководил Шустов, дошли до правоохранительных органов примерно полтора года назад. Собственно, и событий как таковых не было. Просто в разговорах учеников порой проскакивали странные слова и выражения. Так, ерунда какая-то. Вроде бы Алексей Петрович… как бы помягче выразиться… одним словом, чересчур усердно занимается со своими подопечными. В том числе и на дому.

Вскоре информация о педагогических изысках Шустова просочилась во 2-й отдел Московского уголовного розыска. Однако поверить в нее, а тем более проверить сведения было очень трудно. Если в слухах содержалась хоть капля правды, ни один уважающий себя подросток не признался бы в ЭТОМ. К тому же несовершеннолетних можно допрашивать лишь в присутствии родителей, а кто же согласится рассказать о своих интимных взаимоотношениях со взрослым дядей при маме или папе.

Для начала сыщики организовали наблюдение за директором. Когда предположения переросли в уверенность, решили рискнуть. Из матерей возможных жертв насильника выбрали наиболее спокойную и посвятили ее в курс дела. Убеждать маму пришлось долго. Сначала несчастная женщина просто рассмеялась оперативникам в лицо. Затем был шок, истерика, страх… Мать умоляла сохранить все в тайне от отца («он у нас такой строгий»). В конце концов она согласилась попытаться вызвать сына на откровение в присутствии сотрудников милиции. Мальчишка все отрицал. Потом замолчал. А когда мама сказала, что ей уже известна правда, расплакался и признался.

Дальше — как будто прорвало плотину. Парень назвал имена других учеников, также приглянувшихся танцору. В течение каких-то двух часов ребята и их родители заполонили местное отделение милиции. Слезы, крики… Когда на столе выросла внушительная пачка заявлений, настало время пообщаться с «героем дня». Брать его нужно было тихо и быстро — не дай бог, узнает кто в школе.

За Шустовым приехали прямо во время занятий. Попросили закончить урок и проследовать в участок, чтобы ответить на несколько вопросов. Директор возражать не стал. Однако когда начался допрос, минут 40 стоял на своем: чушь, бред. Детей люблю, безусловно, на то я и учитель, но насиловать? Нет уж, увольте. Добили Шустова вполне невинные фотографии, взятые из домашних архивов ребят. Преступнику просто дали понять, что знают о нем практически все. Танцор взял тайм-аут на раздумья и ушел в камеру. Через некоторое время вернулся и сказал, что готов дать показания. Извращенец попросил об одном одолжении: съездить домой за «дипломатом». «Там у меня списки учеников. По ним легче будет вспоминать, когда, с кем…». Просьбу удовлетворили. Насильник привез список и стал вспоминать.

Алексей Петрович Шустов родился в 1965 году в Новосибирске в обычной семье. Рано приехал в столицу, где закончил техникум, и отправился служить в армию, в ракетные войска. Здесь и произошло то, что сломало в итоге жизнь и самому Шустову, и тем беднягам, кто попадался ему на пути. В части новобранца изнасиловал старослужащий. Был ли этот случай единичным, или же солдата «пользовали» все два года, преступник не признался. Однако сказал, что именно после армии стал чувствовать непреодолимую тягу к мужчинам. А затем и к мальчикам. Отслужив, Шустов ненадолго вернулся в Новосибирск, а потом вновь перебрался в Москву. Тбгда-то он и увлекся спортивными танцами. Побеждал во многих соревнованиях, получил звание мастера спорта международного класса. Чуть позже перевез в подмосковный город Видное родителей, женился.

Любимая супруга родила ему сына. И тут Шустов неожиданно оставляет большой спорт.

«Я всегда очень любил детей», — как заклинание повторял маньяк на допросах. Он действительно души не чаял в своем сыне и, закончив выступать, решил посвятить себя подрастающему поколению. У Шустова возникла идея создать детскую студию спортивного бального танца. Он без труда договорился с одной из средних школ о помещении, организовал рекламу, и дети охотно шли постигать технику вальса и рок-н-ролла за небольшую плату. Студий такого рода в Москве немного, а тут еще и руководитель — профессиональный танцор.

Несколько лет назад спортсмен снял квартиру в Солнцево (с семьей к тому времени он расстался) и перенес место работы поближе к дому, в одну из местных школ. Администрация и родители были без ума от молодого преподавателя. «Он такой любезный, предупредительный, талантливый. У него всегда порядок на занятиях. И дети его обожают», — в один голос восхищались педагоги. Слух об учителе-самородке пронесся по столице, и в школу бальных танцев везли мальчиков и девочек 1982–1988 годов рождения со всего города. Впрочем, свое дело Алексей Петрович действительно знал. Его подопечные не раз выезжали на соревнования за границу. Возвращались оттуда веселые, отдохнувшие, с медалями и… воспоминаниями о ночах, проведенных в одной постели с Шустовым.

Когда грянул гром, в школе долгое время отказывались верить. В первые дни отделение милиции засыпали коллективные послания учителей и родителей. «Верните Алексея Петровича!» — требовали они. Среди жалобщиков были даже… мамы и папы жертв педофила! Шустов умел расположить к себе взрослых ничуть не хуже, чем детей.

Невероятно, но факт: насильнику удавалось совмещать «приятное» с полезным в течение ДВУХ ЛЕТ. Днем он обучал детей премудростям танцев, а вечером и ночью предавался с ними любовным утехам. Ни в студии, ни в школе никто ничего не знал! При этом Шустов вовсе не был деспотом, не запугивал мальчишек. Он отлично изучил психологию 12-летнего пацана и знал: несчастный подросток скорее умрет, чем добровольно расскажет кому-то о том, что был изнасилован. И этот расчет оказался верным. Позднее, уже в разгар следствия, даже родители отзывали свои заявления и отказывались признавать сыновей жертвами маньяка, только чтобы избежать огласки. Не дойди информация до милицейских ушей — Алексей Петрович и по сей день воплощал бы свои сексуальные фантазии в жизнь при помощи детей.

Как же негодяй «очаровывал» учеников? Он не делил мальчиков на красивых и некрасивых. Извращенцу хотелось обладать всеми своими воспитанниками без исключения. Шустов просто не мыслил своей жизни без этого. Конечно, учитель не начинал «ухаживать» за детьми с первого же занятия. Поначалу он присматривался к ребятам, завоевывал авторитет… Легче было установить контакт со школьниками из неблагополучных семей: после занятии они не торопились домой, быстрее сходились с посторонними людьми.

Шустов под благовидным предлогом зазывал ребят к себе в гости. Он поил мальчишек чаем, угощал конфетами. Затем говорил, что неплохо бы принять душ после напряженных занятий. Иногда заходил в ванную вместе с ребятами. Подростки смущались, но не решались возражать учителю. После этого маньяк предлагал попробовать сделать то, чего никогда раньше не делал (как вариант — поиграть в необычную игру). Педагог обещал беднягам, что им будет сказочно хорошо. Кстати, Шустов никогда не насиловал одного ребенка в присутствии другого. Пока остальные ждали своей очереди на кухне, он приглашал одного из гостей в комнату, нашептывал что-то ласковое, укладывал голого мальчика на диван, прижимал к себе… Половые акты редко продолжались долго — нужно было успеть попробовать со всеми.

Ученики, естественно, осознавали весь ужас происходящего. Они попали в ловушку. Отказать милому, но настойчивому Алексею Петровичу невозможно, пожаловаться взрослым — и того хуже. Наиболее смышленые просто бросили танцевальную студию без объяснения причин. В семьях бушевали скандалы: ведь родители возлагали на кружок большие надежды, да и деньги заплачены. Но у ребят хватило духу расстаться с Шустовым навсегда.

Были и такие, кто остался в школе, но умудрялся избегать насильника. Им, правда, пришлось несладко. Директор, например, отказывался брать непокорных в заграничные турне… Но и эти «отказники» никому ничего не сказали.

Один парень как-то пришел к Шустову на традиционное чаепитие вместе с другими учениками. Когда дело дошло до постели, подросток испугался и убежал. Танцор не стал его удерживать. Но вскоре после вечерних занятий он отомстил — заперся с мальчишкой в раздевалке и изнасиловал.

А с постоянными «клиентами» произошло то, что должно было произойти по законам физиологии. Они начали… привыкать к роли любовников преподавателя. Ребята стали обмениваться между собой впечатлениями, сравнивать, с кем Шустов был особенно ласков. Образовалось даже нечто вроде очереди к Алексею Петровичу («я вчера был, сегодня твой черед» и т. д.). А один ученик из неблагополучной семьи некоторое время жил у директора студии и регулярно удовлетворял похотливые желания наставника.

Стенами квартиры Шустова дело не ограничилось. Преступник уединялся с детьми и во время поездок на соревнования. Однажды команда отправилась на поезде в другой город. В состав делегации вошли сам директор, несколько учеников и их родители. Мамы расположились в одном купе с девочками, директор, разумеется, с мальчиками. Ночью Шустов перебрался на полку к одному из своих любимцев, забрался под одеяло и в очередной раз изнасиловал подростка. А за стенкой в это время безмятежно спала ни о чем не подозревавшая мать ребенка.

Пожалуй, единственный мальчуган, с которым Шустов не пытался завязать неформальные отношения, — его собственный сын. «Тут совсем другое, это ведь мой ребенок», — говорил он на допросах. Кстати, Алексей Петрович не ограничивал себя интимной близостью с учениками. Были у педагога, как он утверждает, и легкие романы с женщинами. Впрочем, верится в это с трудом: по крайней мере, мальчики ни разу не видели рядом с Шустовым представительниц прекрасного пола.

Относительно будущего тех детей, кому довелось испытать на себе всю силу «любви» преподавателя, прогнозы самые мрачные. По мнению специалистов НИИ психиатрии, нормальные жизнерадостные мужчины из них уже вряд ли получатся. Одни могут заработать нервное расстройство, у других на всю жизнь отпадет охота заниматься сексом, третьи… Третьим, вероятно, подобные отношения успели понравиться, и они в недалеком будущем пополнят ряды гомосексуалистов (как это и произошло с Шустовым).

Примеров таких специфических отношений между педагогом и учениками в истории немало. В Древнем Риме и Древней Греции это даже поощрялось, учитель как бы передавал подрастающему поколению свои знания, энергию, мощь… И Шустов, увы, не единственный, кто решил вспомнить опыт предков. Не так давно психиатрам пришлось иметь дело с режиссером детских фильмов. Он с большей охотой обучал маленьких актеров мастерству не на сцене, а в постели. И мальчики даже не пытались сопротивляться!

«К сожалению, гомосексуализм среди людей искусства, и в частности танцоров, сейчас особенно в моде, — констатируют психиатры. — А подростков это даже привлекает. Красивый мужчина, талантливый педагог, приятный в общении человек… Дети невольно тянутся к нему. И одновременно хотят попробовать что-то новое, незнакомое».

Даже на суде и дети, и родители не скрывали своих симпатий к Шустову. А некоторые откровенно говорили, что… благодарны насильнику. Так, один мальчик до прихода в студию страдал тяжелым заболеванием, и врачи единодушно признали его калекой. Но подросток занялся танцами под руководством Алексея Петровича и вскоре пошел на поправку. Уже после того как вскрылись страшные подробности взаимоотношении ученика и учителя, родители ребенка выражали Шустову признательность.

В своем последнем слове танцор пожалел, что все так получилось. Он еще раз признался в любви к детям и выразил надежду, что студия по-прежнему будет работать, несмотря на его уход.

Максимум, что смогли позволить себе российские служители Фемиды по новому Уголовному кодексу, — осудить Шустова на четыре года. Ранее статья 121 — мужеложство — предусматривала лишение свободы на срок до 7 лет. В большинстве стран Европы и такое наказание считается слишком мягким. У нас же то, что творил в течение нескольких лет «учитель-самородок», вероятно, скоро и за преступление считать не будут. Так, увлекся преподаватель… С кем не бывает.

Судьба самого Шустова опасений не вызывает. В тюрьме такие люди, как он, незаменимы — у танцора сразу появится масса поклонников. А вот молодым папам и мамам, чьи сыновья скоро пойдут в школу, забывать Алексея Петровича не стоит. Ведь еще до конца века он выйдет на свободу. И, возможно, вновь захочет поделиться с детьми своим бесценным опытом.

P.S. Имя и фамилия преступника изменены.

СЕКРЕТНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ СУМАСШЕДШЕГО ВРАЧА-САДИСТА

В горах Таджикистана обнаружена секретная лаборатория сумасшедшего врача-садиста, проводившего кошмарные опыты над людьми.

Шокирующая история с леденящими кровь подробностями произошла в отдаленном горном районе Таджикистана. Жителями небольшого городка Шаймак, расположенного неподалеку от границы с Афганистаном, был схвачен психически ненормальный бывший врач «Скорой помощи» Душанбе, оборудовавший высоко в горах секретную лабораторию… по проведению генетических экспериментов над людьми. Задержанию доктора предшествовали загадочные события, которые начали твориться в окрестностях Шаймака начиная с середины февраля: у сельских жителей загадочным образом стали пропадать домашние животные. Кое-кто из местных людей утверждал, что видел странного, закутанного в длинные одеяния человека, появлявшегося в городе исключительно в вечернее или ночное время суток. При себе, как правило, чужак имел огромный, доверху забитый мешок. «Появление в наших краях незнакомого человека всех очень обеспокоило, — сообщил сотрудник МВД Таджикистана Рашид Ходжаев, — тем более что через несколько дней после того, как у Шаймака объявился непрошенный гость, почти все покалеченные животные исчезли и начали пропадать уже совершенно здоровые». Полностью же в состояние паники жители впали, когда из Шаймака вслед за животными стали бесследно исчезать и… люди. Менее чем за неделю при таинственных обстоятельствах прямо из своих домов пропало трое подростков — двое юно-’ шей и одна девушка. «Люди утверждали, что мы имеем дело не с бандитом, а с дьявольскими силами, спустившимися с гор, — рассказал сотрудник администрации Шаймака Ибрагим Наримов. — Поэтому пришлось образовать поисковые группы с участием представителей местного духовенства». Через двое суток после начала облавы на загадочного похитителя небольшая группа из жителей города и милиционеров совершенно случайно неподалеку от одного из самых глухих горных селений наткнулась на большую сторожку, из которой отчетливо слышался дикий вой. Взломав дверь, горожане увидели человека в окровавленном белом халате, пересчитывающего скользкими руками в резиновых перчатках… десятки собачьих глаз, лежащих перед ним в пластмассовом тазу. «Его тут же скрутили. В домике обнаружились и пропавшие подростки, и часть исчезнувших животных. Задержанным оказался 42-летний Игорь Кудихин, почти двадцать лет назад закончивший в Душанбе мединститут имени Авиценны, — рассказал г-н Ходжаев. — Нам он всем объяснил, что животные и люди ему понадобились для опытов по регенерации. Он якобы создал раствор, который позволяет восстанавливать отрубленные части тела». Даже пол в этом доме был насквозь пропитан кровью: в одной из комнат были свалены ампутированные лапы и хвосты, а среди гниющих останков лежали живые и уже умершие кошки и собаки. К кровоточащим ранам всех животных врач привязал емкости со своим «чудо-раствором». Для продолжения «гениальных», как он сам заявил, опытов ему понадобились люди. Трех своих молодых пленников жестокий экспериментатор держал в небольшом полуподвале и периодически подкармливал пловом из собачатины. Специально для того, чтобы подростки не слишком сильно сопротивлялись, врач подмешивал им в пищу легкое снотворное и наркотики. Девушке доктор-садист отрезал левое ухо, одному из юношей он выколол глаз, собравшись вживить ему… кошачий. Третьему подростку Кудихин, по собственному признанию, намеревался ампутировать пальцы на руке, но не успел. Медик регулярно навещал своих подопытных, осматривал их и измерял температуру. Секрет «чудес», как считал сумасшедший, был открыт ему во сне сатаной, поэтому периодически он, наводя ужас на пленников, читал «черные молитвы» по-латыни и приносил животных в жертву дьяволу. Уже в наручниках «доктор» с диким смехом призывал «повелителя» явиться, произнося заклинания: это очень напугало горожан, поначалу настроенных решительно, и спасло ему жизнь, так как перепуганный мулла сбежал, а без его участия люди не рискнули приближаться к «шайтану», доверив его транспортировку сотрудникам милиции. Пробывшие у него в плену дети уже доставлены домой и в ближайшее время будут переправлены в одну из клиник области: у них начались сильные психические отклонения от перенесенных страданий и передозировки наркотиков. Врачами-экспертами из Душанбе установлено в результате официальной экспертизы, что Кудихин болен шизофренией уже около трех лет. Будучи помещенным в тюрьму, он заявил следователю, что умеет проходить сквозь стены, а потому вскоре обязательно продолжит изучение своего «судьбоносного открытия».

ПРИКЛЮЧЕНИЯ АНПИЛОВА И МАРЫЧЕВА В… СТРИПТИЗ-БАРЕ

Пока соратники товарища Анпилова в Москве зарабатывают денежки на «народное телевидение», сам Виктор Иванович тратит их весьма пикантным способом в Санкт-Петербурге. Совсем недавно он вместе с экс-жириновцем Марычевым был замечен в пафосном стриптиз-баре «Хали-Гали».

Посещение такого злачного места само по себе стоит недешево. Тем более для коммунистов, вечно выставляющих напоказ свою бедность. Джекпот в одной игре местного казино составляет 44 млн рублей. Не говоря уже о кухне и девочках, знаменитых на весь Питер.

Что же привело борца с угнетателями и проститутками в логово их тусовки? Может быть, рекомендация закадычного анпиловского друга товарища Марычева, который некогда шлялся по Госдуме, натянув пионерский галстук и резиновые груди? Или, может быть, сработала мужская солидарность с попавшим впросак экс-коммунистом-министром Ковалевым? Ан нет, как следует из видеозаписи, Виктор Иванович пришел в стриптиз, чтобы дать интервью о невозможности захоронения своего учителя Ильича. «Для нас он дорог!» — клятвенно заверял Анпилов практически на фоне танцующих девочек и рядом с картиной, изображающей подвыпившего Ленина. Плюс в коммунистическом лидере вдруг проснулся ревностный христианин. «Ленин захоронен по христианскому обычаю. Он лежит ниже уровня земли. У нас на Руси всегда так хоронили. Бабушка Лермонтова тоже так похоронена…», — вещал Виктор Иванович. А в это время проверенный товарищ Марычев поглощал еду и напитки, не забывая поглядывать на гордость заведения. Пробыв в общей сложности в «Хали-Гали» два часа и публично похвалив стриптиз с полным раздеванием, сладкая парочка удалилась. Уходя, Анпилов расписался и оставил на стене посетителей оптимистическую надпись: «А надо жить!»

Политическое значение таких вот прогулок товарища Анпилова трудно переоценить. Скоро год, как Виктор Иванович был исключен из рядов Российской коммунистической рабочей партии. Судя по постановлению пленума, уволили его за финансовые нарушения, вождизм, плохую кадровую политику и авантюрные планы, отвлекающие пролетариат от настоящей борьбы с режимом.

И теперь в то время, как РКРП организовывает забастовки и ведет работу с массами, в голове Анпилова родился еще один такой замысел. По задумкам организатора, в июле несколькими колоннами трудящиеся города-героя Тулы пройдут к столице с различными требованиями. Акция получила название «Поход на Москву!». Но Анпилов не Лебедь, и даже не Коржаков! Особой любовью у туляков не пользуется. По нашей информации, московские ан-пиловцы свозятся в «город оружейников» тайно, чтобы составить костяк «тульских рабочих». Но совершенно очевидно, что не все «рабочие» выдержат трудности путешествия. Пройти пешком 200 км по жаре сможет далеко не каждый пенсионер. А пенсионеры — основная боеспособная часть анпилов-ской армии.

О ГОЛЫХ ДЕВКАХ, ПЬЯНЫХ МУЖИКАХ, КРУТЫХ БАНДИТАХ И… ДЕПУТАТСКИХ МАНДАТАХ

В самом центре Москвы, в двух шагах от Кремля, между Охотным рядом и Георгиевским переулком, возвышаются два огромных дома. К их подножиям ежедневно съезжаются черные «Вольво», «Ауди», «Мерседесы» и серые «Волги» с государственными номерами. У парадных подъездов снуют государственные люди в черных и серых костюмах. Над крышами развеваются трехцветные государственные флаги. На фасадах написано: «Государственная дума».

Ее обитатели не пустят к себе посторонних. Люди думают, будто там творится священнодействие, депутаты и их помощники с утра до вечера пишут и принимают законы, размышляя о судьбах России. Но в стенах Государственной думы царят три кумира — деньги, вино и женщины.

Заниматься сексом в стенах Госдумы не так уж просто. В большинстве кабинетов диванов не предусмотрено, этим важным предметом мебели обладают лишь начальники управлений аппарата, председатели комитетов и некоторые их заместители. Комнаты отдыха со «спальными местами» — исключительная привилегия высшего руководства Думы и лидеров фракций. Проникнуть туда редко кому удается, так что приходится удовлетворяться рабочими столами и креслами. Но любовь не знает преград.

Несмотря на то, что в двух шагах от них — на углу Тверской возле «Метрополя», — находится всенародно известная панель с самыми лучшими и дорогостоящими московскими проститутками, завсегдатаи зданий на Охотном ряду предпочитают обходиться собственными кадрами. Дума славится красивыми женщинами, а по количеству обладательниц длинных ног и коротких юбок она даст сто очков вперед любому госучреждению.

Эти очаровательные особы встречаются почти повсеместно, но особенно велико их скопление в трех местах: в ресторане, где обедают депутаты, в кабинетах фракции Либерально-демократической партии (коей руководит Владимир Вольфович Жириновский) и в нескольких комнатах на третьем этаже старого здания, на дверях которых написано «Посторонним вход воспрещен». Тут расположен отдел автоматизированной подготовки стенограмм заседаний, а трудятся в нем несколько десятков весьма привлекательных юных особ.

Зарплата думских сотрудников не столь велика, но всегда имеется возможность подзаработать. Однажды мой коллега в стенах Думы меня спросил: знаю ли я, что один час добровольного секса стоит или бутылку хорошего армянского коньяка, или 50 долларов? Почему натурой чаще расплачиваются депутаты, а деньги девушки берут с экспертов, помощников и консультантов? Я не знал. И ответил вопросом: может, дело в том, что во втором случае риска гораздо больше; народный избранник — лицо неприкосновенное, к ответственности его не привлечь, а простые сотрудники могут попасть в лапы охраны, и за риск, как всегда, приходится платить?

Впрочем, риска не так уж и много. За три года работы Думы охрана вроде бы ни разу не смогла застать ни одну парочку «на месте прелюбодеяния». Или любовники всегда соблюдают великую осторожность, или делятся с надзирателями? Хотя, возможно, в этом нет никакой необходимости. Ведь любовью можно заниматься только в кабинетах, а запоры там весьма прочные. Да и происходят эти парламентские «свидания» не в пример обычной городской практике в дневное время, когда у охранников много других забот. Ночью же они в обязательном порядке обходят все этажи и имеют право войти практически во все помещения. Правда, депутат имеет такое же право не открывать дверь.

Однако то, что недоступно для глаз блюстителей порядка, не укрывается от местных сплетников и наблюдателей. Так, многие до сих пор обсуждают, как супруга одного народного избранника обнаружила своего полураздетого мужа на столе в объятиях его помощницы (у жены был собственный ключ от его служебного кабинета). Скандал удалось замять, и похотливый парламентарий даже был назначен высокопоставленным чиновником федерального уровня. А другой депутат, и поныне трудящийся на благо народа, был неоднократно замечен в том, что поздно вечером, в 10–11 часов, шел к своему кабинету в обществе прекрасной дамы (каждый раз — разной). Возможно, он работал с ними по ночам над законопроектами.

За три года таких случаев набралось немало. Любопытно, что в амурных делах подозревают прежде всего народных избранников из числа так называемых демократов или членов ЛДПР — партии Жириновского. Один из последних, бывший солист большого театра Александр Шипов, как правило, ходит по Думе в компании женщин, при этом я не стал бы уверять читателей, что они сильно напоминают тех, что стоят по ночам у дверей «Метрополя». Интересно, эти женщины — его избиратели?

Как известно, секс всегда соседствует со спиртным. И обитатели Думы потребляли, потребляют и будут потреблять его в не определенных нормами количествах. Впрочем, время от времени возникали определенные проблемы, и тут требуется рассказать краткую историю вопроса.

В первые два года, когда в парламенте председательствовал выходец из крестьян Иван Рыбкин, в думских буфетах категорически не допускалась продажа алкоголя. Иван Петрович не имел репутации трезвенника, и никогда не отказывался от рюмки-другой в узком кругу, но считал, что на трезвую голову законы принимаются лучше. Запреты на торговлю спиртным в буфетах снимались только на летнее время. И если вдруг на этот период приходилось внеочередное заседание, дело кончалось плохо: однажды бывший депутат Николай Лысенко подрался с другим депутатом, и они наставили синяков друг другу, в другой раз напился парламентский корреспондент, и его пришлось выносить на руках через ряды охраны. Но это были единичные инциденты.

Когда же спикером Думы был избран коммунист Геннадий Селезнев, известный сибарит и любитель хорошей водки, он снял преграды с пути алкоголя. Сказались и просьбы работников общепита: они терпели сплошные убытки, так как торговля сосисками и чаем прибыли не приносила, а убытки покрывались из госбюджета, то есть из кармана простых россиян. Селезнев позаботился о налогоплательщиках, стойки буфета стали ломиться от бутылок, доходы пошли в гору. Мало того, сам спикер заботился об ассортименте: после его визита в Ереван в буфете появились десятки сортов отборного армянского коньяка; после поездки в Хабаровск и Владивосток — на редкость вкусные и довольно крепкие (42–45 градусов) дальневосточные бальзамы и настойки. Они раскупались с потрясающей быстротой.

Продажа в разлив поначалу не допускалась, буфетчицы наливали только проверенным клиентам, коньяк шел под кодом «холодный кофе», водка — «минералка без пузырьков». Затем были отброшены и эти предосторожности, разливали всем и сколько угодно. Естественно, этим воспользовались и обитатели, и посетители здания на Охотном ряду. После шести часов вечера думский буфет стал напоминать среднего пошиба кабак: дым стоял столбом (курить в буфете никогда не разрешалось, но охрана смотрела на это сквозь пальцы), звучали тосты, водка лилась рекой, звучали непарламентские выражения и ненормативная лексика, трещали пейджеры и сотовые телефоны, за столиками восседали интересные девушки и молодые люди с квадратными бритыми головами и золотыми цепями, предъявлявшие робким пожарным красные книжечки — удостоверения помощника депутата или эксперта при комитете. Здесь назначались «стрелки», случались разборки, отдельные посетители попадали прямиком в милицейские участки. Надо сказать, что народные избранники почти не участвовали в этих оргиях, они, наверное, предпочитали выпивать у себя в кабинетах, и их посланцы закупали в буфете коньяк чуть ли не дюжинами бутылок. Подчиненные охотно брали пример с начальства. Приводило это к весьма неприятным поел едет-виям: сперва на крыше перехода между старым и новым зданием обнаружилось депутатское удостоверение, выроненное из окна, затем охранники несколько раз обнаружили ночью в кабинетах депутатских помощников и помощниц в невменяемом состоянии, наконец, кто-то сходил по большой нужде на диван в приемной одного из председателей комитетов.

Так продолжалось почти целый год. Дело запахло керосином, когда несколько человек, нетвердо стоящих на ногах, устроили то ли возню, то ли драку у самого входа в зал заседаний, причем тогда, когда шло полным ходом обсуждение поправок к какому-то очередному закону. Тут в дело вмешалось начальство. Заместитель председателя Думы Артур Чилингаров, курирующий хозяйственные вопросы, заявил с трибуны, что он прекратит это безобразие. Сам он при покупке спиртного замечен ни разу не был, правда, регулярно устраивал истинно кавказские застолья у себя в кабинете, но они проходили чинно и благородно.

Целый месяц вопрос обсуждался во фракциях, комитетах, подкомитетах и даже на Совете Думы. Дилемма была такова: запретить вообще или только лишь ограничить торговлю спиртным? Сошлись на втором варианте. Все вернулось на круги своя. Теперь коньяк, водку и шампанское в думском буфете больше не разливают. Обладатели собственных кабинетов могут спокойно выпивать за запертыми дверями. Остальные вынуждены ограничиваться пивом, так как, согласно одному из недавно принятых Думой законов, пиво не считается алкогольным напитком.

Для того, чтобы столько пить и активно зани-маться любовью, народным избранникам требуются немалые деньги. Где же они их берут?

Конечно, быть депутатом выгодно и вольготно. Их официальную зарплату недавно повысили до шести миллионов рублей; служебный транспорт всегда к их услугам; они отдыхают в лучших домах отдыха и санаториях, причем получают путевки с 80-процентной скидкой; каждый может арендовать за несколько миллионов рублей государственную дачу, обходящуюся обычным гражданам в несколько тысяч долларов; по всей России они ездят бесплатно; государство оплачивает им загранкомандировки.

Но почему-то значительное количество думских чиновников не желают жить на одну зарплату. И здание на Охотном ряду превратилось в большую посредническую контору. Бизнесом занимаются, как говорят, все кому не лень. Крупные предприниматели ведут в парламенте деловые переговоры. То и дело по коридорам ходят известные банкиры и не менее знаменитые авторитеты. Заключаются самые различные сделки. Имеются две группировки, поставившие на широкую ногу такое дело, как торговля удостоверениями помощника депутата. Одна книжечка стоит одну тысячу долларов. Торговля идет бойко, спрос опережает предложение. И, наконец, есть такие, о которых только говорят, но никому еще не предъявлено судебное обвинение. Досужие языки утверждают, что их больше всего. Они приторговывают поправками к законам, особенно к тем, что касаются бюджета, финансов, нефти или газа. И объясняют клиентам: нужная поправка, внесенная одним депутатом, вроде бы стоит не более «штуки баксов», поправка, подписанная груп-пой народных избранников, стоит гораздо больше, когда же за дело берется целая фракция, счет идет на десятки тысяч долларов.

Два года назад Дума должна была отменить Национальному фонду спорта льготы на ввоз табака и алкоголя, депутаты трижды за это проголосовали и трижды отменили собственное решение: по имеющимся сведениям из надежных источников, в перерывах между голосованием посланцы НФС ходили по кабинетам. Интересно, не с кейсами ли, полными американской валюты? И добились-таки своего. Это полмиллиона долларов? Или больше?

Бизнес стирает грани между людьми, правыми, демократами и коммунистами. И повсюду встречаются весьма колоритные фигуры.

О тамбовском авторитете Михаиле Глущенко и видном питерском фарцовщике прошлых лет Михаиле Монастырском, оказавшихся депутатами от фракции ЛДПРа, «М-Э» однажды уже писал. Среди сподвижников Жириновского больше всего бизнесменов средней руки, лихо подъезжающих к центральному входу на «БМВ» (любимая марка среди криминальной публики) и разгуливающих по парламенту в зеленых и малиновых пиджаках. Но они не так уж и одиноки в парламенте.

Между прочим, люди из Федеральной службы безопасности не раз сообщали, что в здании Думы бывает немало народу из преступного мира, причем не простых бандитов, а крупных авторитетов. Так как они приходят с визитами к депутатам, имеющим неприкосновенность, их невозможно ни задержать, ни арестовать.

Но в принципе не так уж все это мрачно: если депутаты Госдумы большую часть своего времени любят женщин, пьют вино и делают деньги — значит не так уж и далеки они от народа.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ СКАНДАЛ: АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН В РОЛИ ЦЕНЗОРА?

«Эта история содержит в себе все элементы русского романа — страсть, измену, интриги КГБ, которые разыгрываются на фоне истории России XX века. В ней есть даже неожиданный конец», — так начинает газета «Нью-Йорк таймс» свой рассказ о сенсационном литературном скандале, который разгорается вокруг биографии великого русского писателя Александра Солженицына. И хотя неожиданная концовка скорее в стиле новелл О’Генри, чем русского романа, читая об этом скандале, нельзя не воскликнуть словами Пушкина: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!» Еще как пахнет!

ТАК О ЧЕМ ЖЕ идет речь? Английский писатель О. Томас сочинил биографию русского писателя Солженицына, в которой доминирует классический любовный треугольник — Солженицын и две его жены. Книга должна выйти в начале будущего года в солидном американском издательстве «Сейнт Мартине Пресс». Одновременно это издательство собиралось выпустить в свет и книгу сочинений самого Солженицына в переводах его «долголетних сотрудников». Но в апреле «долголетние сотрудники» отозвали книгу своих переводов. В качестве причины отзыва они называют «приказ семейства Солженицыных, которое разозлилось в связи с тем, что мистер Томас взял интервью у первой жены Солженицына Натальи Решетовской и собирался использовать фотографии, которые она ему дала, но которые, как считает мистер Солженицын, принадлежат ему».

В связи с этим редакторы «Сейнт Мартине Пресс» и Томас обвинили Солженицына в попытках осуществить цензуру в отношении их. Издательство и автор возмущаются тем, что цензура навязывается им со стороны «фигуры почти библейской моральной силы, которую на Западе считают символом свободы творчества». Нынешняя супруга Солженицына — Наталья Светлова, которая обычно выступает в качестве секретаря своего мужа, сообщила «Нью-Йорк таймс» из Москвы через переводчика, что «ни Солженицын, ни его литературный агент не получали никакой весточки от вышеупомянутого издательства. Что же касается цензуры, то просто трудно поверить, что подобный вопрос поднимает столь респектабельное издательство».

Однако один из переводчиков Солженицына — Алексис Климофф, профессор Вассарского колледжа, заявил, что он получил факс от госпожи Солженицыной с приказом остановить публикацию его книги. По словам мистера Климоффа, «Солженицын уверен, что его первая жена сотрудничала с КГБ в попытках остановить публикацию книги «Архипелаг ГУЛАГ». В телефонном разговоре с газетой Климофф, являющийся многолетним другом писателя, сказал также следующее: «Она (первая жена Солженицына) позволила КГБ отредактировать свои мемуары самым нелепым образом, чтобы дискредитировать Солженицына. Поэтому он считает, что биография, написанная Томасом, порочна». (Климофф отказался предоставить редакции газеты копию факса Солженицыной).

В свою очередь Томас, автор известного романа «Белый отель» и переводов из русской поэзии, сообщил редакции следующее. Лично он считает, что его книга «благожелательна» к Солженицыну, хотя последний отказался дать ему интервью для этой книги. «Я восхищаюсь его нынешними политическими воззрениями больше, чем многие другие, сказал Томас, — он имел возможность связаться со мной. Но несмотря на его благородный идеализм в отношении свободы творчества, создается впечатление, что он требует от «Сейнт Мартине» не публиковать мою книгу».

Книга Томаса основана на беседах автора со многими людьми, знающими Солженицына, на автобиографических произведениях самого писателя, на книге мемуаров Решетовской и других источниках, включая биографию Солженицына, написанную в 1984 году Майклом Скэммемом. В своей книге Томас приводит новые доказательства того, что Ре-шетовская сотрудничала с КГБ и «состояла в заговоре» против писателя. В книге рассказывается о малоизвестном факте попытки покушения на Солженицына, предпринятой советскими секретными службами. Это произошло в 1971 году. Агент КГБ уколол писателя ядовитой иглой в одной из церквей в Новочеркасске. Писатель тяжело заболел. Он испытывал «неимоверные муки, но выжил». (Этот эпизод до самого последнего времени не был известен на Западе. Упоминание о нем содержится в сносках к лишь недавно опубликованным мемуарам Солженицына).

В изложении «Нью-Йорк таймс» книга Томаса о Солженицыне чем-то напоминает политизированный пастернаковский «Доктор Живаго». Газета пишет, что «во многих отношениях удивительно обильная творческая продукция была бы просто невозможной без преданности его двух жен, которые печатали его тайные рукописи, ограждали его от посетителей, заботились о его питании». (В прямом переводе — «приносили ему пищу»). Томас описывает первую встречу Солженицына с Решетовской — талантливой студенткой-химичкой и пианисткой — в 1936 году в Ростовском университете. Решетов — ская пригласила его к себе домой и сыграла ему 14-й этюд Шопена. Звала она его Саней, а он ее Наташей. Поженились они в 1940 году. Томас пишет, что с самого начала их совместной жизни Саня считал эгоистичным «желание Наташи иметь детей». По словам Решетовской, он опасался, что дети «помешают его литературным амбициям». Поэтому их жизнь стала «благородной жертвой во славу его литературной карьеры». Через год после женитьбы Солженицын ушел на фронт. В письмах с фронта он писал о том, насколько якобы эгоистичной была любовь Наташи, которая представляла их «непрерывную совместную жизнь» как приобретение мебели, теплой квартиры, прием гостей и посещение театров. (Если судить о книге Томаса в изложении «Нью-Йорк таймс», то автор, по-видимому, довольно основательно черпает из мемуаров Решетовской «Саня», которые были опубликованы АПН в 1975 году).

После ареста Солженицына Наташа получила право писать ему лишь один раз в месяц и получать от него лишь два письма в год. Фактически из первых девяти лет супружеской жизни они провели вместе всего один год. Короткие встречи между ними, пишет Томас, «были заряжены отчаянием любви». Подобно другим обитателям ГУЛАГа, Солженицын убеждал свою жену разойтись с ним «и найти успокоение с другим мужчиной». И впрямь, в 1952 году у Наташи завелся любовник — некий Всеволод Сомов. Она разошлась с Солженицыным. Свой поступок она объяснила тем, что у Сомова, вдовца, было два сына, а ей хотелось утолить жажду материнства. (Солженицын считал, что в результате лечения от рака он потерял способность к деторождению). Наташа собиралась выйти замуж за Сомова, когда в 1956 году освобожденный Солженицын вернулся в Москву. Саня был худ, как сама смерть, а Наташа выглядела вполне округлой матроной. «Я была создана, чтобы любить тебя, но судьба решила иначе», — сказала она ему. Солженицын дал ей почитать любовные стихи, которые он посвящал ей, находясь в тюрьме и лагерях. Развод был аннулирован, и они вновь поженились.

Томас, видимо, следует за Решетовской и в рассказе о том, что слава вскружила голову писателю после публикации «Одного дня Ивана Денисовича». Он начал заводить романы с женщинами значительно моложе возрастом, чем он. А на протесты Наташи отвечал: «Ты помогла мне написать одну книгу. Разреши им помочь мне написать другие». (В 1968 году, году написания «В круге первом» и «Ракового корпуса», Солженицын познакомился со своей будущей второй женой, тоже Наташей, Светловой, «блестящим математиком», как пишет Томас). Ревнивой Решетовской писатель объяснял: «Прощу понять меня. В моих романах я описываю много женщин. Уж не думаешь ли ты, что я нахожу их за кухонным столом?» (Опять-таки со слов Решетовской).

Томас пишет, что когда Светлова забеременела, она тем не менее попросила Солженицына не бросать свою жену. Она, мол, уже в таком возрасте, когда трудно начинать новую жизнь, а Светлова может и сама воспитать своего ребенка. Далее, согласно мемуаристу, Решетовская, возомнившая себя героиней и действующая согласно сюжету «Анны Карениной», решила броситься под поезд, написав кровью прощальное письмо. Под поезд она, однако, не бросилась, но отравилась. Ее спасли. Томас пишет, что Светлова просила прощения у Решетовской за то, что «отняла у нее мужа».

После вторичного развода с Решетовской Солженицын продолжал материально поддерживать ее. Он оплатил, в частности, ее расходы, связанные с лечением рака груди. В прошлом году, когда болезнь вновь вернулась, Решетовскую посетила Светлова, которая принесла ей в подарок радиоприемник. «Она показала, что заботится обо мне. Она как человек лучше, чем ее муж», — сказала Решетовская Томасу. Он пишет, что сейчас состояние здоровья Решетовской ухудшается. Она живет в своей маленькой квартире, «окружена фотографиями и другими воспоминаниями о своем бывшем муже. Хотя он живет в нескольких остановках метро от нее, Солженицын не навещает свою бывшую жену и не поддерживает с ней никаких прямых контактов».

А теперь о неожиданной концовке. Работая над биографией Солженицына, под самый конец проводимых исследований, Томас обнаружил, что Решетовская все-таки вышла вторично замуж, но не за вдовца Всеволода Сомова, а за Константина Семенова, писателя-кегебешника, который помог ей написать и отредактировать «Саню», выпущенную Агентством печати «Новости» (АПН). Этот второй свой брак Решетовская держала в секрете. «Но правда ли это?» — вопрошает Томас в своей книге.

Он попросил их общую знакомую «тактично осведомиться» об этом у Решетовской. Когда вопрос о втором браке был «тактично» поставлен перед ней, ее «словно громом поразило». «Неужели об этом известно? Это был мой тайный брак. Это значит, что Саня будет… Как ужасно! Костя спас меня после того, как Саню выслали. У меня не было работы, не было ничего. Я никогда не была агентом КГБ, клянусь!» Завершая пассаж о неожиданной концовке, Томас несколько мелодраматично пишет: «Сфинксом был не Саня. Им была Решетовская. Она и История»…

Такая вот история. И, конечно же, я был не прав, вякнув вначале нечто об О`Генри. Такие истории, такие неожиданные концовки типично русские и советские.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГАБРИЭЛЬ ШАНЕЛЬ ИНОГДА ПАХЛА МНОГО ХУЖЕ, ЧЕМ ЗНАМЕНИТЫЕ «№ 5»

Эта женщина не умела рисовать, она мало смыслила в черчении, ей не преподавали историю искусств, университетские профессора не вводили в зыбкий мир отвлеченных понятий. У нее не было ничего, что позволяло бы предположить предначертанную судьбой роль. Она вообще родилась в боль-нице для бедных и должна была повторить тривиальный путь своих заурядных родителей. Но, тем не менее, 19 августа 1883 года в захолустном Самюр-на-Луаре появилась на свет крестьянка, которая станет диктовать моду аристократам.

…Она так и не научится рисовать, и сложные чертежи будут ей не под силу, она не пройдет курса истории искусств, она сама войдет в историю. Но это будет потом. А пока Габриэль в Мулене, она только что покинула ненавистные стены монастырского приюта, где томилась пять долгих лет. Свободна! Молода и красива! Правда, без денег. Но это такие мелочи по сравнению с радостями жизни, открывающей ей свои объятия.

Однако упоение свободой быстро проходит, а денег так и не прибавляется. Практичная Шанель имеет твердый характер и не чурается работы. Днем она служит в модном магазине, а вечерами… О, вечерами она спешит на крохотную сцену кабачка «Ротонда». Малышка Габриэль поет. И имеет успех у местных офицеров. Ей даже устраивают овации. Она мечтает о Париже, о «настоящей» сцене. Хотя голосок, конечно, так себе, но есть нечто, что не выскажешь словами и что понятно любому французу.

…Она влюбилась. в мужчину, который — единственный! — сказал ей правду о ее певческом «таланте». Это был некто Этьен Бальсан, ничем не выделявшийся офицер из ее свиты. Расстаться с мечтами о сцене было не так-то просто. Но еще труднее было отказаться от костюмов, которые придумывались, похоже, сами собой. Шанель с такой любовью шила и отделывала каждый из них.

Однако содержанке не положено работать. Пусть себе валяется до полудня в постели и упивается дешевыми романами. Бальсан, унаследовавший к тому времени огромное состояние, не афишировал свою связь с певичкой. Честно говоря, это был не ее мужчина. Он сумел разглядеть, чего в Шанель не было, но не увидел, что же в ней есть на самом деле, кроме хорошенькой фигурки и приятного личика.

«Ее» мужчиной стал Артур Капель. Красивый, безупречно элегантный, внимательный. — Потом в ее жизни будет много мужчин, о каждом из них она станет рассказывать то с восторгом, то с раздражением. Это будет зависеть от настроения: с чувством справедливости у великой «Мадмуазель» сложновато; только о Капеле она всегда будет говорить с любовью. Всегда… Он сумел разглядеть в ней — Шанель. Это с его поддержкой Габриэль открывает в 1913 году в самом центре Довиля — летней столицы Франции — свой первый магазин. «Шанель» — значится на спокойной строгой вывеске. Ее имя обретает свою жизнь и перестает принадлежать ей одной.

Надо признать, что хозяйка смела. Она носит почти что мужские костюмы, отказавшись от вычурных и загроможденных туалетов, она сняла корсет, она ходит на пляж в придуманном и сшитом ею же купальном костюме! Некоторые дамы были настолько шокированы, что падали в обморок.

Слава Шанель (как всегда немного скандальная) растет. У нее одевается баронесса Ротшильд. Шанель входит в моду и делает моду. Нет отбоя от богатых заказчиц, но… 1914 год. Первая мировая война. Шанель шьет платья для сестер милосердия…

Война смешала привычки, традиции, порядки, нарушила устоявшееся течение жизни. Нравы стали свободнее, а юбки короче. Костюмы-декорации остались в прошлом, удобного и элегантного костюма еще не было. Его придумает Шанель, а носить будем мы. И несколько поколений женщин до нас. И столько же, наверное, после нас. Юбка до середины икры, свободный жакет, отделанный тесьмой, изящные пуговицы… Что тут сложного? Но до Шанель его не было… Как не было и платья-рубашки, и многого другого, для нас столь же привычного. В Европе витал дух революции, большевики делали ее в России, Шанель — в мире. Мир моды был ею преобразован бескровно и элегантно. Она открыла двери салонов и выпустила моду на улицы. В ее костюмах стало удобно жить, а не только блистать на балах.

Но нет в мире совершенства! Успехи в профессиональной жизни затмевают крах в личной. Ее обожаемый Артур женится. Его избранница — леди Диана, дочь лорда Листера… Шанель может быть знаменита на весь мир, но она никогда не будет дочерью лорда. Чтобы заглушить боль и усмирить честолюбие, Габриэль покупает себе роскошную виллу, меняет любовников, пытаясь упиться хоть призраком любви. Не спокоен и Артур, он снова приезжает во Францию, мечется между ней и женой, страдает… Любовный узел развязала автомобильная катастрофа. Шанель спасла только работа. До безумия, до беспамятства.

А потом? Потом она переезжает в свою новую роскошную виллу «Бель Респиро» и открывает «русский период» в своей жизни. Давно замечено: чтобы окончательно прийти в себя, женщине необходимо что-нибудь купить.

Шанель знакомится с Дягилевым и даже финансирует постановку его балета, представлена великой княгине Марии Павловне, помогает, приютив в своем доме, Игорю Стравинскому, близко сходится с великим князем Дмитрием Романовым. Точных данных о том, как состоялось это знакомство, нет. Злые языки утверждают, что его «передала» Шанель подруга, которой он слишком дорого обходился. Так это было или нет, не суть важно. Главное — красивый и пустоватый великий князь Дмитрий поселился в «Бель Респиро». Он был младше Шанель на одиннадцать лет. Через год князюшка сбежал к богатой американке. Но в коллекции новых моделей Шанель уже были очаровательные вышитые рубашки, пальто на меху и стилизованные сарафаны. Воистину, она черпала вдохновение в шкафах у своих любовников!

Чтобы успокоить очередную сердечную рану, она в очередной раз переезжает в новый дом, прекрасный, как сказочный дворец. Шанель работает над костюмами для театра, занимает гостей и принимает ухаживания одного из самых богатых людей Англии — герцога Вестминстерского Нью Ричарда Артура. А ухаживал он не по-герцогски — по-королевски! Изысканные любовные письма. Корзины свежесрезанных цветов, клубника и дыни в середине зимы. Изящно упрятанные в цветы драгоценности! Шанель сама была далеко не бедна и удивить ее роскошью было уже трудновато. Она долго противилась ухаживаниям нового поклонника. Но — помните — не имея возможности стать дочкой лорда, она могла стать женой герцога. И герцог поначалу был в восторге. Он мечтал о наследнике, которого Шанель… не могла ему подарить. Наделив талан-том, мастерством и трудолюбием, Бог отказал Габриэль в возможности быть матерью…

В 1928 году Шанель, как вы уже сами догадались, покупает дом на Лазурном берегу. Кончилась еще одна любовь. Ей сорок пять лет. Она устала…

Потом еще будут Голливуд, жизнь в Венеции, спокойная старость в Швейцарии…

5 февраля 1954 года в Париже, на улице Камбон, 31, снова открыл свои двери Дом Шанель. Для послевоенного поколения это имя означало скорее историю, чем живого человека. Было невероятно — на восьмом десятке лет создавать моду? Показ с треском провалился.

Шанель потребовались два сезона, чтобы завоевать Париж во второй раз. «Второе пришествие» стало всепобеждающим. Эта женщина воплотила в своих моделях двадцатый век. Нет больше дизайнера, столько давшего миру: пляжный костюм, жакет-кардиган, женские брюки и короткую стрижку, пальто на меху, первые фантазийные духи, «маленькое черное платье», плиссированную юбку, непромокаемый плащ, приподнятые плечи, оригинальную бижутерию и знаменитый костюм-Шанель. Этого хватило бы на десяток модельеров. Но она жила и творила в своем стиле. Стиле Шанель.

Следующая история жизни Коко Шанель написана в куда менее идиллических тонах…

«Шанель номер пять»… Известность Грасса намного превосходит его размеры. Этот небольшой южный городок, раскинувшийся в горах над Ниццей, слывет парфюмерной столицей Франции, и на 40 тысяч жителей (а среди них, кстати, до войны был и Иван Алексеевич Бунин, снимавший здесь небольшой дом) приходится с десяток фабрик, производящих знаменитые французские духи. Отсюда берет начало и самая известная их марка — «Шанель № 5». Да и история дома моды Габриэль Шанель по прозвищу Коко. Именно эти духи принесли ей славу и состояние, сделали ее той великой Коко Шанель, которую непререкаемый авторитет французов писатель и государственный деятель Андре Мальро назвал среди трех самых заметных фигур в истории Франции XX века — наряду с Шарлем де Голлем и Пабло Пикассо.

А начиналось все, конечно же, с любовного приключения. Впрочем, связь Коко с великим князем Дмитрием Павловичем, отправленным царем в январе 1917 года в изгнание за участие в убийстве Распутина, просто приключением не назовешь. Роман был коротким, но бурным. Дмитрий, как и большинство мужчин, с первого взгляда влюбился в Шанель. Взаимностью она ему поначалу не отвечала. «Не плачь, Дмитрий, — говорила Коко, — но ни твоей женой, ни любовницей я не буду». А когда родственник великого князя пришел к Шанель и сказал, что во сне к нему явился царь и сказал, что Дмитрий и она должны быть вместе — такова воля судьбы, Коко отрезала: «Ко мне царь не заходил».

Настойчивость русского князя все же взяла верх. Не потому ли, что, как скажет она позднее, «все эти наследные принцы вызывали у меня огромную жалость: их работа, когда они ее выполняют, уж очень скучная, а когда они без работы, и того хуже». Как бы то ни было, Шанель, решив съездить в Монте-Карло на новеньком автомобиле, пригласила Дмитрия опробовать покупку. «Но на это у меня нет денег», — смутился он. «Бензин я беру на себя, а там вовсе не обязательно останавливаться в роскошном отеле», — успокоила друга Коко.

В ту поездку они и посетили Грасс, где познакомились с неким Эрнестом Бо, химиком-парфюмером. Молодость свою он провел в Санкт-Петербурге, поскольку его отец служил при царском дворе, и встреча с великим князем и его очаровательной спутницей навеяла на него приятные воспоминания и… развязала язык. Бо назвал своим знакомым 24 ингредиента, которые должны составить новый, придуманный им сорт духов. Этим секретом грас-ского парфюмера и воспользовалась Коко. Добавив некоторые компоненты, она вскоре, в 1921 году, выпустила знаменитый «№ 5», быстро завоевав рынок. Почему она выбрала такое название? По той простой причине, объясняла Шанель, что из всех пробных флаконов именно в пятом оказалась смесь, ставшая новой маркой. Кроме того, пятерка показалась ей изящной по своим очертаниям.

Эти духи принесли Коко огромное состояние, которым надо было умело распоряжаться. Три года спустя, в 1924 году, она основала фирму по производству духов, пригласив в компаньоны братьев Вертхаймеров. Кто мог предположить, что этот разумный, с точки зрения коммерции, шаг обернется через некоторое время детективной историей, в которой Шанель отвела себе роль новоявленной Мата Хари?

«Русские сезоны» Коко. Но до тех событий еще целых 15 лет, а пока беззаботная Коко меняет любовников, выпускает новые коллекции одежды, завоевывая Францию и весь мир. И не забывает о своем первом увлечении — шляпках. Ведь с их моделей она, 25-летняя провинциалка и сирота, начала завоевывать Париж еще в 1911 году. Неизменной, пожалуй, остается среда, в которой постоянно вращается Шанель, — русские эмигранты.

Знакомством с великим князем она обязана выдающемуся хореографу Сергею Дягилеву. Это имя гремело в начале века по всей Европе. Его «Русские сезоны», постановки балетных спектаклей считались в то время вершиной балетного искусства. Шанель восхищалась русским балетом, часто ходила в театр на выступления Нижинского, ставшего впоследствии «звездой» дягилевской труппы. Даже покорившее мир строгое черное платье от Шанель придумано было ею на русском балетном спектакле, когда Коко вдруг поняла, что ее раздражает буйство цветов в нарядах сидящей в зале публики…

Но с самим Дягилевым встреча произошла позднее, на закате его карьеры. Разразилась первая мировая война, и вздрогнувшим от ее ужасов европейцам стало не до балета. Хореограф обосновался в Италии, там-то близкая подруга Шанель и познакомила ее с русской знаменитостью. Дягилев был в плачевном положении: умер его покровитель великий князь Владимир, нечем стало расплачиваться с долгами, а тут еще любимый Нижинский дважды изменил ему — женившись и уехав в Латинскую Америку. Скандалом закончилась премьера «Весны священной» Игоря Стравинского: зрители не приняли ни новаторской музыки, ни хореографического эксперимента Дягилева. Он решил сделать вторую постановку балета, но денег на нее не было.

Удача улыбнулась ему в образе Коко. Несмотря на всего лишь шапочное знакомство в Венеции, она смело пришла к Дягилеву в гостиницу, в которой он остановился по приезде в Париж. Капризный мэтр был недоволен, что его побеспокоили, вызвав в холл к какой-то посетительнице. Но Шанель быстро подняла ему настроение, вручив чек на сумму, необходимую для новой постановки «Весны священной».

Дягилев ожил. Он формирует новую труппу и не стесняется в случае надобности обращаться за помощью к Коко, ставшей его близким другом. Она бесплатно работала над костюмами для нескольких его балетов, поддерживала финансами. «Я был у принцессы П., — рассказывает он Шанель, — она дала мне 75 тысяч». И слышит в ответ: «Но она же знаменитая американская дама, а я всего-то французская модельерша, вот вам 200 тысяч».

На этого человека она денег не жалела. До конца своей жизни Коко повторяла, что Дягилев был ее главным и единственным учителем. Хотя признавала его тяжелый, а порой и невыносимый характер: «Упрямый, щедрый и одновременно скупой, никогда не знающий, что он сделает в следующую минуту, скупающий полотна, которым нет цены, и тут же дарящий их, легко поддающийся обману, он разъезжает по Европе как меценат, не имея ни гроша в кармане, в брюках, которые держатся на булавке».

Дягилев ввел Коко в русский мир Парижа, и с тех пор на улице Камбон, где разместился дом моделей Шанель, зазвучала русская речь. Эмигрантам было нелегко. Вытолкнутые большевиками за границу, они и здесь оказались ненужными, прежние титулы, пусть даже дворянские, ни на кого не производили впечатления, и работа у Шанель оказалась для многих спасением. «Серым кардиналом», дававшим Коко советы, как вести себя с русскими, был, конечно, великий князь Дмитрий Павлович. Посетителей у входа в дом моделей встречал бывший губернатор Крыма граф Кутузов. Великая княгиня Мария Павловна, которая, если бы не революция, должна была стать королевой Швеции, возглавила мастерскую русской вышивки… «Все эти великие князья, — вспоминала Коко, — были похожи друг на друга: прекрасное лицо, которое ничего не выражало, зеленые глаза, тонкие руки… Мирные, даже застенчивые люди. Они пьют, чтобы избавиться от страха. Эти русские величавы, красивы, великолепны. Но за всем этим ничего нет, только пустота и водка».

Сохранились, однако, и другие ее впечатления: «Русские меня всегда восхищали. Их любимое «все, что твое, то и мое» приводило меня в состояние опьянения. Все славяне отличаются утонченностью, естественностью, даже самые несчастные из них незаурядны».

Шанель готовит новую коллекцию мехов, и в Довиле, роскошном курорте на нормандском побережье Атлантики, ее представляют русские манекенщицы. Шанель увлеклась спортивной одеждой, и русская танцовщица Лидия Соколова показывает купальный костюм, а сестра Нижинского — теннисный костюм…

К середине 30-х годов русские страницы жизни Коко оказались почти полностью перевернутыми. Умер Дягилев, в США перебрался Стравинский, одно время очень увлекавшийся Шанель… Сама она сменила великого князя Дмитрия Павловича на герцога Вестминстерского, роман с которым длился целых 14 лет. Эта непривычно долгая для Коко любовная связь ввела ее в иную среду — принц Уэльский, Уинстон Черчилль… Шанель находилась в зените славы и, несмотря на возраст (ей уже было далеко за пятьдесят), продолжала пользоваться завидным успехом у мужчин. Вышел на экраны фильм Ренуара «Правило игры», костюмы для которого сшила Коко…

Спутала все карты, лежавшие удачным пасьянсом, опять же война, вторая мировая. Поначалу Шанель заняла вполне патриотичную позицию и даже пошла на рискованный шаг, показав свою коллекцию одежды в сине-бело-красных цветах — цветах Франции. Но затем она решила закрыть свой дом моды. «У меня было чувство, — вспоминала Коко, — что закончилась целая эпоха и что никогда уже никто не будет шить платья». И она уединилась в роскошном парижском отеле. Но добровольное заточение длилось недолго. Коко нашла для себя новое занятие, менее безобидное, чем создание моделей или производство духов.

В многочисленных биографиях Шанель нетрудно обнаружить «белое пятно» — годы оккупации Франции нацистами. По одной невнятной версии, она провела их в Швейцарии. По другой — не выезжала из Франции. И никаких подробностей ее отношений с оккупационными германскими властями. И вот рассекреченные недавно архивы английской разведки пролили свет на тогдашнюю деятельность Коко, пахнущую, увы, много хуже, чем знаменитые «№ 5».

В 1940 году, в 57-летнем возрасте Коко в очередной раз влюбилась. На сей раз в господина, который был на 15 лет моложе ее. Звали его Ганс Гюнтер фон Динклагс, и служил он атташе германского посольства. Этот немец был, судя по всему, агентом абвера. Коко решила воспользоваться этим знакомством, чтобы вернуть себе эксклюзивные права собственности на духи «Шанель». Помните братьев Вертхаймеров? Так вот они и выкупили перед войной эти права, а затем из-за своего еврейского происхождения вынуждены были уехать из нацистской Германии в Соединенные Штаты. Динклагс обещал помочь, а чтобы ублажить новых немецких друзей, Коко клялась им в собственной «арийской чистоте».

Затея провалилась, так как Вертхаймеры успели быстро оформить контроль над духами «Шанель» на подставных лиц. И тогда в голове Коко родился другой проект, на сей раз куда более амбициозный, — остановить военные действия. Она решила ввязаться в историю с заключением сепаратного мира между западными союзниками и Германией. Историю, известную нам по «Семнадцати мгновениям весны».

Через своего любовника Шанель вступила в контакт с Вальтером Шелленбергом, шефом разведслужбы СС и доверенным лицом Гиммлера, одним из тех в нацистском руководстве, кто вынашивал идею сепаратного мира. Предложив Шелленбергу свои услуги, Коко в апреле 1943 года по его вызову отправляется в Берлин, чтобы. обсудить детали плана.

Заключался он в том, чтобы воспользоваться старым знакомством Шанель с британским премьером Уинстоном Черчиллем, с которым она неоднократно встречалась до войны в доме своего любовника герцога Вестминстерского.

Вспоминая об этом деле в 1945 году, Шелленберг, когда его в качестве уже нацистского преступника допрашивала английская разведка, согласно протоколу, заявил следующее: «Мне представили жен-іцину, сказав, что она достаточно хорошо знает Черчилля, чтобы вести с ним политические переговоры. Она назвала себя врагом Советской России и утверждала, что желает помочь Франции и Германии, судьбы которых, по ее словам, тесно связаны между собой». Шелленберг приказал, чтобы Шанель приехала в Берлин. Вот тогда-то, в апреле 1943 года, и состоялась их первая встреча, на которой тайная операция, надуманная Коко, получила название «Модная шляпка».

Каковы же были мотивы Коко? Она не могла не понимать, что в случае успеха ее миссии Франция осталась бы немецкой. Однако те, кто знал Шанель, отвергают версию предательства национальных интересов и говорят даже о ее «самопожертвовании во имя установления мира» и о «крови Жанны д’Арк, текущей в жилах Коко». Чем бы, однако, ни руководствовалась известная модельерша, более удивительно поведение высших чинов «третьего рейха». Конечно, Гиммлер хотел добиться сепаратного мира на Западе и полагался в этом деле на умного Шел-ленберга. Но почему же последний принял столь наивное предложение «звезды» парижской моды? Офицер английской разведки Стюарт Хэмпшир, допрашивавший Шелленберга, признался недавно, что «был поражен тем, насколько упрощенно Шелленберг видел положение дел в Великобритании». Как можно было поверить, удивлялся английский офицер, что какое-то светское знакомство заставит Черчилля вести переговоры о сепаратном мире с Германией в тот момент, когда уже было очевидно, что она проиграет войну?

Тем не менее Шанель получила от Шелленберга «добро» на операцию «Модная шляпка» и отправилась в Мадрид, чтобы через знакомого ей британского посла в Испании и одну из своих подруг выйти на связь с Черчиллем. Предварительно эту подругу, Веру Ломбарди, люди Шелленберга арестовали за «шпионаж», а потом предложили ей сделку: или помощь Коко, или тюремная камера. Именно Вера и должна была передать Черчиллю послание с предложением о встрече с Шанель.

Устроившись вновь в отеле «Риц», на сей раз мадридском, Коко ждала ответа от британского премьера. Но так и не дождалась. Получив сообщение, что Черчилль серьезно болен, она поняла, что ее миссия закончилась неудачей. Коко так никогда и не узнала, что ее послание даже не дошло до адресата, поскольку Шелленберг передал через Веру Ломбарди другое письмо Черчиллю с предложением о встрече для обсуждения сепаратного мира. К тому времени шеф разведки СС уже, видимо, осознал, что операция «Модная шляпка» не имеет шансов на успех.

Окончательно же провал своей миссии Шанель констатировала в декабре 1943 года, когда она вновь приехала в Берлин и доложила о неудаче Шеллен-бергу.

После освобождения Парижа Коко, чье сотрудничество с оккупантами было очевидным, сразу же задержали французские силы внутреннего правопорядка, сформированные из отрядов движения Сопротивления. Но за решеткой она пробыла недолго — всего один час. Говорят, что за нее хлопотали весьма высокопоставленные особы, в том числе… Уинстон Черчилль.

Единственное, чего потребовали от Коко новые власти в обмен на свободу, — немедленный отъезд из Франции. Она перебралась в Швейцарию, где неожиданно возобновилась ее связь с Вальтером Шелленбергом, к которому Шанель, несмотря ни на что, испытывала симпатию. На Нюрнбергском процессе этому эсэсовцу был вынесен самый мягкий приговор — шесть лет тюремного заключения. Коко регулярно писала ему письма, и когда Шеллен-берг в 1951 году вышел на свободу, Коко продолжала его поддерживать, даже материально. 31 марта 1952 года Шелленберг скончался, и Шанель взяла на себя все расходы по его похоронам…

Так была поставлена последняя точка в операции «Модная шляпка».

И снова Париж. История жизни Коко на этом не кончается. Улеглись послевоенные страсти, ей простили прежние грехи, разрешив вернуться во Францию. Там она вновь взялась за моду. Когда Марлен Дитрих спросила у Шанель, зачем ей это нужно, та объяснила просто: «Потому что я умирала от тоски». Вспомнила Коко и о еще одном прежнем увлечении — русском балете. Ее часто видели на спектаклях Большого театра во время его гастролей в Париже…

Умерла Габриэль Шанель по прозвищу Коко в 1971 году. Она любила повторять, что «жизнь живого существа — это всегда загадка». Сколько еще неразгаданных загадок она унесла с собой в могилу?

АФЕРИСТКА-СЕКРЕТАРЬ ВОРУЕТ ИМУЩЕСТВО РЕРИХОВ

Следствие по этому громкому скандалу идет в индийском городе Бангалоре уже несколько лет. «МК» не раз знакомил читателей с фактами, которыми располагали индийские журналисты и русские дипломаты. Одна из статей «Аферистка Мэри и драгоценности Рерихов» содержала довольно подробный перечень картин, вещей и драгоценностей, украденных бывшим секретарем Святослава Николаевича — Мэри, к которой семья Рерихов относилась с детской доверчивостью. После кончины главы семейства предприимчивость этой авантюристки достигла международного масштаба, что, безусловно, осложнило процесс расследования.

Смертельно больную 94-летнюю вдову Святослава Николаевича Девику Рани, отказавшуюся везти тело умершего мужа в Россию (он завещал похоронить себя по христианскому обычаю), она привезла в Швейцарию в инвалидной коляске и удачно завершила изъятие валюты с рериховских счетов в швейцарских банках.

Полиция Бангалора имела сведения о тайном «промысле» Мэри Пунача и ее мужа, но щадила самолюбие смертельно больной Девики Рани и потому не начинала заводить дело. Когда же не стало хозяйки, бангалорская полиция дала ход свидетельскому показанию зятя Мэри Пунача, заявившего в полицию о том, что из имения Татагуни супруги Пунача вывозят картины и драгоценности Рерихов.

В небольшом индийском городе, где все знали и почитали Рерихов, люди стали замечать, как богатела Мэри: они с мужем, как сообщает индийская пресса, стали владельцами нескольких домов, машин и недвижимости. Газеты и журналы отводили огромное место для освещения сенсационных обысков и изъятий пропавших вещей. Мэри и ее мужа арестовывали, но выпускали под залог, так как Пунача ссылалась на завещание в свою пользу. Только на днях полиция штата Карнатака предъявила официальное обвинение Мэри, ее мужу и их сообщнику Нандакумару в краже, подделке документов, в присвоении денег, в снятии со счетов 20 млн рупий, а также в мошенничестве, в нарушении закона об антиквариате и художественных ценностях. Пока не обнаружено следов целой четверти уникальной ювелирной коллекции Девики Рани и Рерихов. Не найдено и 18 древних тибетских икон. Их собирал старший сын Николая Константиновича и Елены Ивановны Юрий Николаевич.

По делу об этом «художественном» мошенничестве в качестве свидетелей фигурируют 221 человек из Индии, Австрии, России. Возможно, Мэри Джойс действовала бы не столь нагло, если бы не поддержка, которую ей неожиданно оказала русская сторона в лице Музея Востока и министра культуры РФ Евгения Сидорова: в Москву из Индии в российское правительство летели письма, якобы написанные Девикой Рани, с требованием передать Музею Востока все, что прислал в Москву, в Международный центр Рерихов, Святослав Николаевич, а взамен было обещано творческое сотрудничество с его 94-летней вдовой. В подлинность этих писем почему-то поверил даже Черномырдин, настаивавший на исполнении воли Девики Рани. Министр культуры РФ верил и тому, что именно Мэри Пунача является наследницей Рерихов. Авантюристка высшего класса всех вокруг пальца обвела!

ЦЕРЕТЕЛИ ВЫСТАВИЛ ОХРАНУ

Если стоять спиной к Крымской набережной, то картина перед глазами возникает вполне гармоничная: напротив, под сенью деревьев, множество скульптур, в том числе известнейших наших ваятелей, рядом — ЦДХ вкупе с Третьяковкой, немного дальше — павильоны крытого рынка картин. Но стоит повернуться на 180 градусов, картина резко меняется: куда ни взглянешь, везде он, церетелев-ский Петр, который всей своей громадой нависает над парком с другого берега Обводного канала.

Под неусыпным оком церетелевского творения в Парке искусств открылся Первый московский симпозиум по скульптуре, который проводит объединение «Музеон» при участии московского правительства. Судя по всему, такое необычное для Москвы дело должно убить сразу нескольких зайцев. Во-первых, восстановить справедливость по отношению к Москве. Подобные пленэры проводились где угодно, начиная от Германии и заканчивая Подольском, но только не здесь. Во-вторых, напомнить, что в Москве есть и другие скульпторы. И, наконец, отдать должное юбилею Москвы, в связи с чем симпозиум носит название «Москва белокаменная».

Открытие проходило в самом парке в присутствии Игоря Бугаева, председателя Комитета по культуре Москвы, «скульптурных» начальников, искусствоведов и самих скульпторов, которым предстоит провести на открытом воздухе почти полтора месяца. Публика упорно отворачивалась от пресловутого Петра и разглядывала двенадцать легких павильонов, в каждом из которых были установлены глыбы белого известняка высотой в человеческий рост и больше. Глыбы эти были отобраны самолично скульпторами в подмосковном карьере под Домодедовом, который издавна снабжал белокаменную Москву стройматериалом. Самих скульпторов на симпозиуме соответственно двенадцать, среди них Дмитрий Тугаринов, Михаил Дронов, Ольга Карелиц и другие.

В первые несколько дней каждый из художников пока еще примеривался к своей глыбе, и ни один из них не признался, что же в результате получится. Хотя известно, что у всех скульпторов уже есть заранее разработанные проекты, и все они касаются, естественно, темы Москвы.

Результат будет известен только ко 2 августа — последнему дню работы симпозиума. А в день города здесь же откроется выставка «Москва белокаменная», посвященная юбилею. Впрочем, до этого момента у каждого, кто придет в Парк искусств, есть уникальный шанс увидеть редкое зрелище — процесс рождения скульптурного произведения.

«УХО» КРЕМЛЯ: В ОЖИДАНИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО СКАНДАЛА

Начавшийся в Москве закрытый процесс над Владимиром Казанцевым по обвинению его в мошенничестве может вылиться в грандиозный скандал. Казанцев, бывший офицер КГБ, в свою очередь, два года назад обвинил Главное управление охраны (ГУО) и его шефа Барсукова в том, что с их подачи ЦРУ внедрило свои спецсредства в Кремль и Белый Дом.

События августа 1991 года доказали несовершенство охранных систем Белого дома и Кремля. От услуг завода «Элерон», традиционно занимавшегося этой проблемой в советское время, новая российская власть почему-то отказалась. Решено было поискать поставщиков на западе. На выставке спец-техники в Москве сотрудники тогда еще «девятки» КГБ заинтересовались видеоохранной продукцией немецкой фирмы «Гетебрук». Почему их выбор пал именно на эту маленькую семейную фирму из городка Винтхаген — неизвестно. В группу оперативной проверки фирмы входил сын генерала КГБ Грушко, успевшего в постсоветский период короткое время поруководить всей госбезопасностью. Осенью 1992 года в Германию выезжали заместитель начальника Главного управления охраны (ГУО) Ратников и заместитель коменданта Кремля Гусев — тесно общались с семейством Гетебрук. И хотя были оперативные данные о поставке фирмой «Гетебрук» спецтехники Пентагону и ЦРУ, проверка дала «добро» на сотрудничество. В то время новоиспеченное ГУО, отвечавшее — за безопасность всех правительственных зданий и возглавляемое Михаилом Барсуковым, не могло проводить сделки напрямую. И посредники появились незамедлительно: Владимир Казанцев со своими фирмами «Инвестлок» и «БоМос», а также американец Стив Васко с фирмами «Призм» и «Сибирь». Участие американцев в деле такой государственной важности уже само по себе вызывает массу вопросов. Но Михаил Барсуков почему-то пренебрег этим обстоятельством.

Первый контракт на поставку охранного оборудования для Кремля в начале 1993 года прошел нормально. Только 433 тысячи долларов за видеоаппаратуру были переведены по какому-то странному маршруту: в банки Шотландии и Швейцарии, минуя Германию. Вроде бы таким образом немцам удалось избежать чрезмерного налогообложения.

Давние дружеские отношения с начальником оперативно-технического отдела ГУО Украинцевым позволили Казанцеву получить предоплату под следующие поставки спецаппаратуры. Но тут между посредниками вспыхнула конкурентная борьба. После того как 3,2 миллиона долларов попали на счет фирмы «БоМос», созданной Казанцевым с помощью доверенных лиц в Германии, Стив Васко конфиденциально переговорил с Барсуковым и обвинил сотрудников ГУО во взяточничестве. Михаил Иванович почему-то легко поверил американцу.

В ГУО разразился тихий скандал, в результате которого несколько офицеров были уволены. А Казанцев получил от Барсукова в ноябре 1993 года следующее послание: «В связи с происшедшими в городе Москве событиями 3 и 4 октября 1993 г. и готовящимся переездом Правительства РФ в другое здание у нас отпала необходимость в получении оборудования по заключенным с вашей фирмой договорам…» Фактически Барсуков в одностороннем порядке разорвал отношения с фирмами Казанцева.

Нормальный бизнес в этом случае предполагает удержание пострадавшей стороной 10–15 процентов от суммы контракта в качестве компенсации за упущенную выгоду. Но бизнес по-кремлевски такие мелочи не учитывал.

Казанцев, зная, с кем имеет дело, незамедлительно перевел на счет ГУО 670705 5 2/001 во Внешторгбанке РФ 2,75 миллиона долларов, оставив на счете фирмы «БоМос» 450 тысяч долларов. Но по личному поручению Барсукова этот счет в Дрезднер-банке был заблокирован, а затем деньги были переведены на трастовый счет немецких адвокатов ГУО. Для решения этого вопроса в Германию выезжали почему-то не только начальник финансового отдела ГУО Царьков, но и оперативники ГУО Галушко и Новиков. От Казанцева добивались одного — ликвидировать фирму «БоМос». Тогда деньги без проблем вернулись бы в Кремль. Но Казанцев заупрямился. И его опасное противостояние с конторой Барсукова продолжалось почти полтора года. За упрямым Казанцевым постоянно следила «наружна». Когда он попытался выехать в Германию, чтобы разобраться в ситуации на месте, на брестской таможне у него без каких-либо объяснений отобрали загранпаспорт. ГУО не переставало бомбардировать Генпрокуратуру РФ указаниями возбудить уголовное дело.

Казанцев пошел ва-банк и обнародовал в прессе некоторые подробности своего конфликта с ГУО, обвинив Барсукова в том, что он допустил проникновение ЦРУ на объекты особой государственной важности — Кремль и Белый Дом. Месть всемогущего генерала не заставила себя ждать. Казанцев оказался на нарах в Лефортове по обвинению в мошенничестве в особо крупном размере. (А в обеспечении спецтехникой восстановленного после танкового обстрела Белого Дома и здания Госдумы РФ участвовала фирма «Сибирь».) Сегодня уголовное дело против Казанцева засекречено. На судебные заседания, коих уже состоялось несколько, вход также строго ограничен. Словом, Барсукова уже давно нет у власти, а дело его почему-то живет. Хотя в деятельности самого Барсукова есть много чего подсудного. Но Генпрокуратура по сей день упорно не желает проверять даже очевидные факты.

До сих пор памятны заявления бывшего главы администрации президента Сергея Филатова о том, что он вынужден был в своем кремлевском кабинете общаться с собеседниками шепотом или посредством записок. О том же говорил и шеф аппарата правительства Квасов. Подобные заявления в любой цивилизованной стране вызвали бы скандальный шквал в прессе, а у нас остались почти незамеченными.

С помощью Владимира Казанцева мы попытались разобраться, кто и каким образом занимался «прослушкой» Кремля и Белого дома уже с российской стороны.

Как нам сказали, у начальника оперативно-технического отдела ГУО Вячеслава Украинцева была кличка Ботаник. Очки, интеллигентная тщедушность, тихий голос. Мы встречались с ним пару раз — на обязательной лавочке в сквере. Общался Украинцев с нами очень неохотно, говорил больше о ко-румпированности власти, но никаких конкретных примеров не приводил: «Ничего предосудительного в закупках прослушивающей техники я не вижу. Любая спецслужба имеет на это полное право».

Вопросов о том, часто ли он получал прокурорские санкции на «прослушку», Вячеслав избегал. Не стал он называть и конкретные объекты прослушивания. Но со слов коллег Украинцева мы знали, что имеем дело со специалистом экстра-класса, коих в мире насчитывается два-три десятка. В его функции входило обеспечение охранной и прослушивающей техникой не только ГУО, но и ведомства Коржакова — Службы безопасности президента (СБП).

А начало тотальному прослушиванию правительственных резиденций, некоторых банков и стратегических объектов тандемом Коржаков-Барсуков было положено в июне 1993 года. Тогда Вячеслав Украинцев впервые выехал в славный город Гамбург с кейсом, набитым немецкими марками. Пиво пить было некогда. Украинцева с нетерпением ждал Ганс Кеммерер, глава фирмы «Текомекс». (Техническое и коммерческое экспортно-импортное товарищество). Сделка была оговорена заранее. Расплачивался Украинцев наличными, потратив в общей сложности более 100 тысяч дойчмарок.

Невзирая на конспирацию, педантичные немцы все-таки сохранили счета на проданную для Кремля спецтехнику. Вот каким был этот «послушной» список.

ТСМ 0310 — усложненное электронное устройство. Способно прослушивать любое помещение, оборудованное телефонными линиями. Предела дальности не существует. Устанавливается раз и навсегда, не требует батареек и какого-либо поддержания в рабочем состоянии. Обнаружить невозможно. Установка может производиться людьми без всякого опыта оперативной работы в течение секунд и никак не воздействует на нормальную работу телефона. Чтобы использовать устройство, необходимо набрать номер телефона, который вы хотите прослушать. Когда появятся гудки, нужно посвистеть в трубку специальным свистком, после этого можно будет услышать все, что говорится на другом конце линии, даже если трубка не будет снята.

ТСМ 2007 — устройство для прослушивания с использованием инфракрасного излучения — одно из самых современных прослушивающих устройств на мировом рынке. Принцип работы основан на системе световой передачи led. Невозможно перехватить и прослушать, обнаружить можно только визуально. Этот передатчик устанавливается в комнате, а лучше — в оконной раме. После этого в соседнем доме устанавливается штатив с приемником ТСМ 2006 и через объектив со специальным прицелом наводится на окно прослушиваемой комнаты. Специальные наушники позволяют принимать звук, который можно «очищать» с помощью эквалайзера ТСМ 1070.

ТСМ 0905 — устройство, комбинирующее самую новейшую технологию ночного видения и адаптеров.

ТСМ 0404 — профессиональный направленный микрофон. Позволяет услышать чужой разговор на расстоянии от 30 до 100 метров. Имеет параболическое зеркало и специальные звуковые фильтры.

ТСМ 0396 — длинноволновый подслушивающий приемник-передатчик. Подсоединяется к сети 220 вольт. После установки можно слышать все, что говорится в нужной комнате. Очень просто устанавливается, очень трудно обнаружить.

ТСМ 350 — профессиональный передатчик на кристаллических источниках питания. Рассчитан на 30 часов работы. Использование антенны увеличивает радиус действия вдвое.

ТСМ 320 — миниатюрный телефонный передатчик. Является шедевром миниатюризации и инженерной мысли. Приемник можно легко устанавливать на АТС или на любом отрезке телефонной линии вне здания. Телефонный разговор может передаваться на расстояние до 500 метров. Передает разговор обоих абонентов. Действует только при работающем телефоне.

Фирма «Эбингер» (Эбингерское товарищество) дала техническую гарантию и обеспечила доставку спецтехники 4 июня 1993 года. Это была первая пробная партия. Вячеслав Украинцев еще не раз ездил в Германию до своего увольнения из ГУО в середине 1994 года. Что он закупал — неизвестно, как ничего не известно и о том, где все эти «шедевры инженерной мысли» использовались. Но в том, что использовались активно, сомнений не возникает.

Учитывая, что закупки производились накануне кровавых событий октября 1993 года, думается, Вячеслав Украинцев и его коллеги сделали немалый вклад в очередную победу демократии в период конфронтации Белого дома и Кремля.

В прошлом году был арестован начальник финансово-экономического управления Федерального агентства правительственной связи и информации (ФАПСИ) генерал-майор Валерий Монастырецкий. Уже сидя в Лефортове, он через адвоката передал СМИ свое послание. Содержание письма значительно дополнило сведения о масштабах тотального прослушивания и слежки ГУО и СБП. Вот некоторые выдержки:

«…В конце 1994 года руководство ФАПСИ поручает мне связаться с ГУО (генералом Рогозиным), которое якобы добилось от Минфина РФ выделения для ФАПСИ около 50 млн долларов для закупки телекоммуникационной техники. ФАПСИ, в соответствии с российским законодательством, оформило совместно с Минфином РФ и МВЭС документы и приступило к их реализации. Было выделено около 20 млн долларов из индийского долга и около 30 млн долларов из алжирского долга. На последнем этапе СБП в нарушение законодательства перехватывает, с молчаливого согласия руководства ФАПСИ, дальнейшую организацию работ, причем из выделенного объема для ФАПСИ определяют всего 2 млн долларов, а остальное ушло в распоряжение СБП.

По ошибке ко мне попадают спецификации на оборудование, закупаемое для СБП. В перечне я обратил внимание, что закупается высокоэффективная подслушивающая, записывающая в свободном эфире и по телефонным каналам спецтехника США (на компьютерной основе), как в мобильном, так и в стационарном вариантах, звукозаписывающие (компьютерные) студии, фотолаборатории, видеостудии и видеомонтажные лаборатории… Директор ФАПСИ Старовойтов А. В. передал мне, что Барсуков попросил его передать мне, что если я не прекращу, как он выразился, «дергаться» и собирать документы, компрометирующие СБ, ГУО, ФСБ, то он лично «сплетет мне лапти»…

Генерал Монастырецкий, наверное, напрасно размахивает своим посланием, как белым флагом, убеждая нынешних хозяев Кремля в своей лояльности. Мол, выпустите — еще не то расскажу. Следствие обнаружило принадлежавшую ему ячейку в депозитарии одного из банков, где хранились 250 тысяч долларов и другая валюта… Впрочем, вопросы, которыми финансист ФАПСИ задается в своем письме, все равно любопытны. Известно, что на содержание ГУО, например, в проекте бюджета на 1995 год (по самому закрытому его разделу «Правоохранительная деятельность и обеспечение безопасности государства») закладывалось 479 миллиардов рублей. Если разделить эту сумму на 22 тысячи сотрудников ГУО, едва на зарплату хватит. СБП запросила еще меньше — 33,6 миллиарда. Откуда же тогда средства на всякие электронно-прослушивающие излишества? Из какой такой «черной кассы»? В этом направлении, кстати, готово поработать следствие по делу Монастырецкого. Как признался нам руководитель оперативно-следственной бригады следователь по особо важным делам при Генпрокуратуре РФ Борис Уваров, он писал представление Ю. Скуратову о том, что все эпизоды с закупкой и использованием прослушивающей техники ГУО и СБП, а также связанные с этим валютные махинации необходимо выделить в отдельное производство. Но Генпрокурор пока молчит. Почему? Неужели руководство Генпрокуратуры опасается чего-то такого, что было подслушано с применением все той же спецтехники? А быть может, все объясняется проще: сегодня электронным хозяйством Барсукова-Коржакова успешно пользуются новые высокопоставленные политики. Свято место глухо не бывает…

ТОРГОВЛЯ ДЕТЬМИ НА УКРАИНЕ

Самое скандальное дело на Украине. Газеты пестрят броскими названиями статей. Примечательное и кричащее название «Дети на вынос», автор — С. Левчук (Уголовное дело. № 2, 1996). Конца края следствию не видно. Общий тон статьи: мало того, что на Украине подавляющее большинство населения унижено наступившей жизнью, у людей стали нагло, безнаказанно отнимать детей.

…Управление по борьбе с организованной преступностью республиканского МВД разоблачило во Львовской области крупную, хорошо организованную и хорошо законспирированную преступную группу, занимавшуюся продажей новорожденных детей…

Свидетельства.

Тамара П., учительница:

— «Скорая помощь» привезла меня в один из львовских родильных домов. После трудных родов на свет появился живой и нормальный мальчик. Правда, недоношенный. Врачи мне сказали, что его нужно везти в другой роддом для того, чтобы выхаживать в специальном инкубаторе. И мальчика после того, как перепеленали, отвезли на машине «скорой помощи». Проведать его предложили прийти на следующий день.

Когда моя мама пришла, нянечка ей сказала, что ребенок жив и здоров. А через какое-то время маме сказали, что ребенок умер. Она попросила: «Отдайте трупик, мы его похороним». Но ей заявили: «Мы таких детей не отдаем»…

Ярослава П., работница транспорта:

— Меня привезли с предродовыми потугами. В приемной заведующая осмотрела и сказала, что будет делать стимуляцию. Через какое-то время она вдруг стала интересоваться: здорова ли я, чем болела в жизни, чем болел муж? Я ответила: последние 16 лет не болела, муж — военнослужащий — на здоровье не жалуется.

Вечером ощутила активные толчки ребенка и снова стала просить, чтобы мне помогли. Но врачи сказали, что заведующая приказала им роды без нее не принимать, сама же она ушла домой.

На следующий день в палату, в которой я лежала с другими женщинами, зашел бородатый врач в сопровождении двух мужчин, у которых сверху на плащах были белые халаты. Врач показал на меня пальцем: «Вот эта женщина». Они посмотрели на меня, сказали: «Может быть». И ушли. Я спрашиваю врача: «Кто эти люди?» «Консилиум», — отвечает он мне.

Я очень удивилась: какой же это консилиум? Если это врачи, то почему так странно одеты, почему не осмотрели меня, ни о чем не спрашивали, между собой не советовались?

На следующий день наконец появилась заведующая. Осмотрела меня и сказала, что сейчас буду рожать.

Когда пришла в сознание, мне сообщили: родила мертвого ребенка. Тогда я попросила показать мне его. «Его здесь нет, мальчик уже в морге», — ответили мне.

А вот что рассказали мне муж и сестра. Муж пришел в роддом, и ему ответили, что ребенок мертвый. Он попросил, чтобы ему показали труп. Врачи ответили: он в морге. Муж прибегает в морг, но там отвечают: к нам не поступал. Так и пробегал четыре дня.

Когда я вышла из роддома, стала выяснять, почему так затянулась вся эта процедура. Мне отвечают: была суббота, и не могли оформить в загсе официальные документы о смерти. Пошла в загс, там сказали, что это была рабочая суббота и регистрация смертей велась…

Ольга С., военнослужащая:

— Я родила семимесячную двойню: мальчика и девочку. Дети были нормальные, живые и здоровые. Но в документах почему-то написали, что им 5,5 месяца. Кроме того, вес явно занизили, что было видно даже визуально. Никаких объяснений мне по этому поводу не дали.

Через несколько дней мне заявили: ваши дети умерли. Дали справку, согласно которой у меня был выкидыш. Все мои попытки добиться выдачи тел закончились безрезультатно.

Любовь К., лежала в Каменка-Бугской районной больнице, заместитель главного врача которой сейчас находится в следственном изоляторе.

— Родила я двойню — мальчиков. Первого увидела живым, его положили под лампу обогрева, а второго не видела. Мне его не показали, а сразу унесли, объявив, что он мертв. Через сутки подошел врач и сказал, что и второй ребенок умер.

Когда приехал муж и хотел забрать детей, чтобы похоронить, ему сказали: «Мы таких не отдаем — поздний аборт». Более того, мне не показали моих мертвых детей, в то время как женщинам, у которых было такое же несчастье и которые лежали со мной в одной палате, отдали мертвых детей.

Сейчас врачи уверяют следователей, что в их больнице отдают обязательно детей для захоронения и даже отдают выкидыши. Я заявляю: это не так! Я уверена, что мои дети не умерли!

Организация преступной деятельности.

Установлено: детьми на Львовщине стали торговать с 1992 года. По данным следствия: продано 114 малышей…

Организаторы чудовищного бизнеса наладили широкие связи с медиками из родильных домов области. Те делали все, чтобы дети исчезали бесследно. Как — это сейчас выясняется. Но ясно, что дело было поставлено с размахом. НА КОНВЕЙЕР! Все быстро, все четко. «Ваш ребенок родился мертвым». И печаль в голосе, даже сострадание. Профессионально. Масштабно. Выверенно. На малышей оформляли документы, в которых матери «отказывались» от своих детей. Затем находился клиент-покупатель. Что значит — находился: он уже был наизготовку. ОН УЖЕ ЗНАЛ, ОН УЖЕ ЖДАЛ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАКАЗА.

И за рубеж. Там не сыщешь.

А требование одно: чтобы ребенок был здоров.

Но далеко, далеко не всегда. Продавали и больных (или признавали больными) и тогда вся эта история вообще скатилась в фантасмагорический кошмар. На запчасти. Для трансплантации… Цены сейчас такие: один только орган стоит от 20 до 100 тысяч долларов. Живой ребенок для усыновления-удочерения — 60 тысяч.

Об этом пока говорят глухо. Кивают на Америку. Недавно выяснилось, что дети шли в Германию. А совсем недавно «Шпигель» назвал точный адрес: некая американо-румынская консультативная фирма по делам адаптации в штате Огайо.

Начальник управления охраны здоровья облисполкома Николай Хобзей сказал: «МНЕ ОБ ЭТИХ ФАКТАХ НИКТО НИЧЕГО НЕ СООБЩАЛ».

Главный врач Львовского перинатального центра Владимир Дорошенко объезжал редакции местных газет, убеждая журналистов в незапятнанности коллег… Коллеги уже сидели — он этого еще не ведал. Потом арестовали и самого Дорошенко.

Главный врач областной клинической больницы — арестован. Дорошенко, еще будучи на свободе, откомментировал это так: «Кто-то хочет заработать на этом политические дивиденды, показать свою работу…»

Заместитель главного врача Каменка-Бугской районной больницы Лидия Орист — арестована.

Председатель Львовского областного Совета Николай Горынь, собрав всех, кого следует, высказался исторически: «Появившиеся в газетах публикации о распродаже младенцев ПОДРЫВАЮТ ДОВЕРИЕ К ВЛАСТИ».

Представитель президента Украины по Львовской области (эта должность недавно упразднена) Степан Давымука ПОДПИСЫВАЛ документы, разрешающие усыновление. Нынешний первый зампред Львовского облисполкома Юрий Зима — ПОДПИСЫВАЛ. В кабинете министров Украины — НАКЛАДЫВАЛИ РЕЗОЛЮЦИИ…

Юрий Зима сказал: «Никакой сенсации нет и не будет. Кому-то очень хочется назвать это сенсацией. Но здесь были совсем другие мотивы. О них и скажу после окончания следствия. Хотя допускаю, что с моими подписями могла иметь место фальсификация… Я ДАВАЛ письменное указание, чтобы тот или иной райисполком принял положительное решение. Такая практика началась еще в 1992 году. Но в прошлом году Верховный Совет Украины ее запретил. Основная причина — стала распространятся информация о торговле детьми для трансплантации их органов. Она касалась не только нашей области. Но кому-то выгодно сделать именно из Львовщины предмет скандала и тем самым скомпрометировать ее…»

Из хорошо информированных источников стало известно, что бывшему представителю президента Давымуке и первому зампреду облисполкома Зиме будут предъявлены в ближайшее время обвинения в злоупотреблении служебным положением и превышении служебных полномочий.

Главный врач Каменка-Бугской районной больницы Юрий Великий свалил вину медиков на главврача областной клиники Богдана Федака. Он якобы и был организатором поставки детей на своеобразный аукцион: «Еще в советские времена наладил преступные контакты с Западом, купил дом в канадском Торонто».

У телезрителей вызвали настоящий шок кадры, на которых были показаны поместья главного врача Львовского перинатального центра Дорошенко: громадный особняк, частная автозаправочная станция, роскошные засекреченные бары.

Определенные силы добиваются освобождения Дорошенко из-под стражи. Доказывают, что у него развивается рак. Известный во Львове врач Владимир Колесник заявил: «По поручению прокуратуры я провел все необходимые обследования состояния здоровья Дорошенко. Никакого ракового заболевания у него нет. Это обычное трюкачество. Зато у меня есть неопровержимые доказательства: под агрессивным нажимом соответствующих начальников некоторые медики изменили показания в пользу Дорошенко. Теперь они сами признались в этом. По данному делу уже сейчас можно безошибочно арестовать еще около ПЯТИДЕСЯТИ ВРАЧЕЙ. Но главные виновники не они — это абсолютно ясно. За ними стояли и стоят крупные фигуры, они известны. От них исходят и постоянные угрозы расправиться со мной…»

Информация из правоохранительных органов крайне противоречива. Стоило заместителю обл-прокурора Захару Дацкиву заявить в интервью агентству «Социум», что ему известно «лишь о десяти фактах продажи детей за рубеж», как прокурорский пресс-центр распространил официальное сообщение: «В течение 1994–1995 гг. органами прокуратуры возбуждено только три уголовных дела по злоупотреблениям отдельных должностных лиц при оформлении документов на усыновление (удочерение) новорожденных детей иностранными гражданами.»

Еще более удивительным оказалось поведение начальника Центра общественных связей УВД полковника Богдана Токарского. Вечером он рассказал по телевидению о возбуждении уголовных дел против ряда чиновников, а утром следующего дня передал в редакции газет очень странный текст: «Учитывая интересы следствия, никакой официальной информации по этому делу, которое сейчас расследуется, представителям средств массовой информации областное управление не давало…»

Удивляться не приходится. На следствие давят. Обвиняют «в подрыве власти».

Как уверяют знающие люди, не исключено физическое уничтожение особо ревностных работников милиции и прокуратуры. Начальник регионального отделения Управления по борьбе с организованной преступностью Игорь Пилипчук и прокурор одного из районов Василий Кундик (они непосредственно ведут дело) постоянно находятся под усиленной охраной.

Их комментарии скупы.

Пилипчук повторяет: «КЛАССИЧЕСКИЙ МАФИОЗНЫЙ СПРУТ ДЕЙСТВУЕТ НА ЛЬВОВЩИНЕ».

Недавно стало известно: машина, в которой ехал Пилипчук и Кундик, обстреляна из автомата в Тур-ковском районе. ПОКА никто не пострадал. Но заказ на уничтожение следователей уже поступил, уже выполняется.

Ожидание. Пока все ждут.

Каждый своего.

Врачи — стрелочники, на них все может и замкнуться. А главные боссы увернуться. Это наиболее вероятный прогноз развития событий…