Золтан Немет
Золтан Немет родился 28 июня 1970 г. в словацком городке Эршекуйвар (Нове Замки). Литературный критик, университетский профессор, активный блоггер и ученый, потомок венгерского полковника (по материнской линии) и известного словацкого писателя Винцента Шикулы (по отцовской) так описывает свое первое потрясение от литературы: «У меня было слишком счастливое детство. Шесть семей на краю деревни, учительские квартиры, огромный парк, дети — у всех мальчики. Я очень много читал. Во время семейного конкурса чтецов (мне тогда было шесть лет) я испытал нечто почти сюрреальное». После окончания венгерской школы Золтан Немет поступил на отделение венгерского языка и истории в братиславский Университет имени Яна Коменского и тогда же начал работать редактором в литературном журнале «Иродалми семле». После окончания университета работал учителем в школе, затем защитил диссертацию, успел побывать главным редактором журнала «Каллиграм», преподавателем университета в г. Банска-Быстрица (2004–2013), сейчас автор многочисленных монографий и статей о современной венгерской литературе, преподает историю и теорию литературы в Университете Константина Философа в г. Нитра (Словакия).
Первые стихи Немета были опубликованы в журнале «Иродалми семле» в 1991 г. (одним из редакторов тогда был Лайош Грендел), а затем стали печататься во всех крупнейших венгерских литературных журналах (выходящих на территории Словакии и Венгрии) — «Каллиграм», «Барка», «Форраш», «Тисатай» и др. С 1993 г. поэт также стал активно заниматься переводами.
Первые сборники стихов Немета «Текучее тело глаза» (2000), «Достоинство перверсии» (2004) и «Необоримое желание игры со смертью» (2005) во многом представляют из себя эксперименты с языком, попытку добраться до таких глубин, «к которым смеют прикоснуться лишь немногие из современных венгерских поэтов» (Ласло Бедеч). Будь то безудержные сексуальные, «грязные фантазии», как в «Достоинстве перверсии», или разговор о телесных мучениях в «Игре со смертью», поэт постоянно нарушает словесные и визуальные табу, ищет формы и средства, способные вывести на поверхность тайный, запретный язык, которым человек пользуется для описания своих самых интимных переживаний. Критика даже называла эти сборники «скандальными», хотя речь здесь, скорее, идет о скандальности в духе де Сада или Батая.
В следующем сборнике «Звериные языки, звериные стихи» (2007) Золтан Немет словно бы «сменил тему». Однако «детскость» этой книги обманчива: за игривыми жизнерадостными стихами о животных и рассказами, откуда взялись их названия (откровенные псевдоэтимологии), вновь скрывается изобретательная языковая игра, попытки деконструировать привычные языковые приемы и создать иллюзию «детской речи». В сборнике «Территория счастья в челночном механизме» (2011) автор делает окончательный выбор в пользу свободного стиха, границы которого «определяет лишь ритм фразы и мысли». Длинные (иногда по пятнадцать страниц) стихотворения больше похожи на вербатим живой речи, чем на классическую венгерскую поэзию, что не мешает им оставаться в тесной связи с венгерской литературой — Немет не случайно проводит через весь цикл метафору «возлюбленная Чата» (имеется в виду венгерский прозаик начала XX в. Геза Чат). Самым частотным словом в этом цикле стало слово «боль» — боль тела и души, боль от невозможности любви и превращения ее в «автоматическое наслаждение».
В 2014 г. вышел сборник «Кунсткамера», фрагменты которого представлены в данной антологии. По собственному признанию автора, толчком к написанию этого цикла стало посещение петербургской Кунсткамеры и знакомство с коллекцией заспиртованных уродов: колбы с инвентарными номерами словно содержат человеческие судьбы и страсти, фиксируют фантомные боли и пограничные ощущения.
Кунсткамера
1.1.1.4.
Три следа на снегу — хромая собака.
Бескровное, безволосое бегство.
Фантомные боли, острый, твердый лед.
До крови он царапает незащищенные ноги.
Куда ведет четвертый след?
3.7.2.5.
Мы целовались.
Будто лезвие бритвы
целовали мы
с двух сторон.
1.1.1.3.
На заборе воробей.
Покачивается.
Полночь еще не наступила.
Сухой кашель за окном.
Не слышен.
7.7.3.3.
Она рожала в три приема:
внутренние органы, скелет
и мышцы.
Затем на рукодельном столике
она смастерила себе
ребенка.
1.1.1.7.
Одним-единственным пальцем прикасается
она к шторе.
Всегда одним и тем же пальцем.
В вазе цветок, с трех дня солнце светит.
Мебель под махагон, происхождение неизвестно.
Есть один путь, муравьи шествовали по нему летом.
Она еще не знает об этом, но уже ищет.
2.2.4.3.
В марте снова смерть одна смерть.
Длиннее становятся тени.
И этому месяцу ты не нужен.
Он делает свое дело.
2.3.2.5.
Пока еще подоспеет нарезанный хлеб.
Остывшая ложка тем временем скребет по тарелке.
Грязно-белая, замытая посуда.
Никто не услышит.
5.1.1.2.
Если нагноится, будет больно.
Нет нагноения, немая одышка.
6.1.1.8.
Затем я понял, надо есть.
Приготовил себе.
Вопросы, на которые никогда не будет ответа.
Белые стены, робкое покрывало.
9.2.74.
Бессилие спаривающихся животных.
Два мясистых пальца.
Мягкое прищелкивание,
проклятие нежности.
Хрип и смертный крик,
бессилие
и терпение
человеческого слуха.
9.4.1.1.
Немой
крик рыбы, выброшенной на берег,
глухая немота.
9.9.2.6.
Четыре года сползает
брошенное женское платье
с кухонного стола.
Можно подсчитать,
через сколько лет оно упадет
на неподвижный
стул.
8.9.3.3.
Страдание,
которое сбивает с ножек насекомое
в хитиновом панцире.
Дымящееся нежное мясо
отстает от кожи,
и, покоряясь гравитации
ужаса,
обмякшая голова поворачивается,
оставляя маску.
4.1.3.5.
Трапеция,
которая всю свою жизнь
старается, чтобы из нее
получился круг.
2.1.2.6.
Окоченелый пейзаж.
Нервный,
от горизонта до горизонта
натянутый лед
пытается говорить.
3.2.2.6.
Стыд, который медленно
скрючился, и ложка,
которая уже свое съела.
Ночью я просыпаюсь от голода,
но натянутые поводья
разваливаются надвое.
3.2.2.7.
Одна-единственная лампа пронзает темноту.
Солнце не знает о ней,
сейчас оно на другой стороне Земли,
во тьме.
3.2.2.10.
На пляже
среди обнаженных тел
он считает травинки.
На четвереньках, медленно продвигается вперед.
Каждую неделю начинает снова,
чтобы удостовериться.
3.2.3.5.
Из груды листов
собери мне обратно
дерево.
Вот так.
Теперь ты
можешь остаться.
4.4.3.9.
Я лежу на кровати.
Я гуляю.
4.4.4.1.
Он заметил гвоздь у себя в затылке.
Мать вбила его
еще во время родов.
4.4.4.2.
Если ты одновременно пишешь обеими руками,
ты пишешь одно и то же?
4.4.4.3.
С трехлетнего возраста непрерывно,
без остановки я веду счет
всем своим шагам и вздохам.
4.4.4.4.
Она ровно так сидит на стуле,
как она сидит на стуле.
Но определение
все еще неточно.
5.5.6.4.
Квартира безмолвно страдает
вокруг нас.
6.1.2.1.
Еще светлее
светлого:
светлее,
чем тот свет,
от которого слепнут.
Все напрасно.
5.5.6.9.
Семнадцать лет я стригу
и прилепляю свои волосы
на лестничный спуск.
Семнадцать лет.
Ты знаешь, как это?
Семнадцать лет я состригаю волосы
с рук и ног,
и прилепляю на стену,
от потолка до пола,
по периметру.
Ты знаешь, как это?
Семнадцать лет я отстригаю свои волосы,
и прилепляю к оконной раме.
8.2.2.2.
Край бокала горький,
поскольку я заглатываю обратно
собственный язык.
Горький и бесконечный.
8.2.2.3.
Звуки,
они исчезли прежде,
чем я родился.
Без вкусов, без образов, без
фраз.
Для чего я родился,
не было у меня ни матери,
ни страха.
8.2.3.4.
Было одно место в саду,
где просто-напросто
никогда не шел дождь.
Он не находил его.
8.2.3.9.
Слова:
не для нас их изобрели,
сто тысяч лет,
слова,
не для того,
чтобы мы их использовали,
лихорадочно,
недосказанно всегда,
всегда невероятно,
дрянной язык,
все истасканные слова,
использованный язык,
лишь это и осталось,
все, навсегда.
8.2.4.1.
Я родился без глаз.
Мать зачистила их
бритвенным лезвием.
3.3.5.1.
Между двух языков,
в заброшенном, цветущем пространстве,
я ищу тебя.
Бездомная собака.
3.3.5.3.
Цветок,
пророс землю насквозь,
и расцвел на другой стороне,
для тебя.
5.7.8.9.
Беззащитные, трогательные улитки
без панциря на песке
разбросаны.
Розовая беззащитность
женской половой плоти,
мягкое, неприкосновенное целомудрие.
5.2.1.5.
Ты запер рыбу в клетку,
в незнакомый океан,
надеясь,
что она будет покачиваться,
между решеток.
5.2.1.2.
Красное покрывало
и мириады звезд,
когда она улыбается.
Одна-единственная грудь
способна прокормить
всех младенцев.
5.5.2.2.
Как бела твоя кожа:
по снегу даже не ты гуляешь,
но совершенное тело,
невидимое.
1.1.1.4.
Три следа на снегу — хромая собака.
Бескровное, безволосое бегство.
Фантомные боли, острый, твердый лед.
До крови он царапает незащищенные ноги.
Куда ведет четвертый след?
3.7.2.5.
Мы целовались.
Будто лезвие бритвы
целовали мы
с двух сторон.
1.1.1.3.
На заборе воробей.
Покачивается.
Полночь еще не наступила.
Сухой кашель за окном.
Не слышен.
7.7.3.3.
Она рожала в три приема:
внутренние органы, скелет
и мышцы.
Затем на рукодельном столике
она смастерила себе
ребенка.
1.1.1.7.
Одним-единственным пальцем прикасается
она к шторе.
Всегда одним и тем же пальцем.
В вазе цветок, с трех дня солнце светит.
Мебель под махагон, происхождение неизвестно.
Есть один путь, муравьи шествовали по нему летом.
Она еще не знает об этом, но уже ищет.
2.2.4.3.
В марте снова смерть одна смерть.
Длиннее становятся тени.
И этому месяцу ты не нужен.
Он делает свое дело.
2.3.2.5.
Пока еще подоспеет нарезанный хлеб.
Остывшая ложка тем временем скребет по тарелке.
Грязно-белая, замытая посуда.
Никто не услышит.
5.1.1.2.
Если нагноится, будет больно.
Нет нагноения, немая одышка.
6.1.1.8.
Затем я понял, надо есть.
Приготовил себе.
Вопросы, на которые никогда не будет ответа.
Белые стены, робкое покрывало.
9.2.74.
Бессилие спаривающихся животных.
Два мясистых пальца.
Мягкое прищелкивание,
проклятие нежности.
Хрип и смертный крик,
бессилие
и терпение
человеческого слуха.
9.4.1.1.
Немой
крик рыбы, выброшенной на берег,
глухая немота.
9.9.2.6.
Четыре года сползает
брошенное женское платье
с кухонного стола.
Можно подсчитать,
через сколько лет оно упадет
на неподвижный
стул.
8.9.3.3.
Страдание,
которое сбивает с ножек насекомое
в хитиновом панцире.
Дымящееся нежное мясо
отстает от кожи,
и, покоряясь гравитации
ужаса,
обмякшая голова поворачивается,
оставляя маску.
4.1.3.5.
Трапеция,
которая всю свою жизнь
старается, чтобы из нее
получился круг.
2.1.2.6.
Окоченелый пейзаж.
Нервный,
от горизонта до горизонта
натянутый лед
пытается говорить.
3.2.2.6.
Стыд, который медленно
скрючился, и ложка,
которая уже свое съела.
Ночью я просыпаюсь от голода,
но натянутые поводья
разваливаются надвое.
3.2.2.7.
Одна-единственная лампа пронзает темноту.
Солнце не знает о ней,
сейчас оно на другой стороне Земли,
во тьме.
3.2.2.10.
На пляже
среди обнаженных тел
он считает травинки.
На четвереньках, медленно продвигается вперед.
Каждую неделю начинает снова,
чтобы удостовериться.
3.2.3.5.
Из груды листов
собери мне обратно
дерево.
Вот так.
Теперь ты
можешь остаться.
4.4.3.9.
Я лежу на кровати.
Я гуляю.
4.4.4.1.
Он заметил гвоздь у себя в затылке.
Мать вбила его
еще во время родов.
4.4.4.2.
Если ты одновременно пишешь обеими руками,
ты пишешь одно и то же?
4.4.4.3.
С трехлетнего возраста непрерывно,
без остановки я веду счет
всем своим шагам и вздохам.
4.4.4.4.
Она ровно так сидит на стуле,
как она сидит на стуле.
Но определение
все еще неточно.
5.5.6.4.
Квартира безмолвно страдает
вокруг нас.
6.1.2.1.
Еще светлее
светлого:
светлее,
чем тот свет,
от которого слепнут.
Все напрасно.
5.5.6.9.
Семнадцать лет я стригу
и прилепляю свои волосы
на лестничный спуск.
Семнадцать лет.
Ты знаешь, как это?
Семнадцать лет я состригаю волосы
с рук и ног,
и прилепляю на стену,
от потолка до пола,
по периметру.
Ты знаешь, как это?
Семнадцать лет я отстригаю свои волосы,
и прилепляю к оконной раме.
8.2.2.2.
Край бокала горький,
поскольку я заглатываю обратно
собственный язык.
Горький и бесконечный.
8.2.2.3.
Звуки,
они исчезли прежде,
чем я родился.
Без вкусов, без образов, без
фраз.
Для чего я родился,
не было у меня ни матери,
ни страха.
8.2.3.4.
Было одно место в саду,
где просто-напросто
никогда не шел дождь.
Он не находил его.
8.2.3.9.
Слова:
не для нас их изобрели,
сто тысяч лет,
слова,
не для того,
чтобы мы их использовали,
лихорадочно,
недосказанно всегда,
всегда невероятно,
дрянной язык,
все истасканные слова,
использованный язык,
лишь это и осталось,
все, навсегда.
8.2.4.1.
Я родился без глаз.
Мать зачистила их
бритвенным лезвием.
3.3.5.1.
Между двух языков,
в заброшенном, цветущем пространстве,
я ищу тебя.
Бездомная собака.
3.3.5.3.
Цветок,
пророс землю насквозь,
и расцвел на другой стороне,
для тебя.
5.7.8.9.
Беззащитные, трогательные улитки
без панциря на песке
разбросаны.
Розовая беззащитность
женской половой плоти,
мягкое, неприкосновенное целомудрие.
5.2.1.5.
Ты запер рыбу в клетку,
в незнакомый океан,
надеясь,
что она будет покачиваться,
между решеток.
5.2.1.2.
Красное покрывало
и мириады звезд,
когда она улыбается.
Одна-единственная грудь
способна прокормить
всех младенцев.
5.5.2.2.
Как бела твоя кожа:
по снегу даже не ты гуляешь,
но совершенное тело,
невидимое.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги