Я подъехал на машине к мотелю на Супельведа. Хозяйка, узнав меня, с удивлением взглянула, когда я вошел в ее кабинет, и глаза ее сразу стали злыми:
— Не понимаю, в чем дело, в какие игры вы тут играете?
— Не волнуйтесь, пожалуйста.
— Вы сняли двойной номер и пробыли там ровно пятнадцать минут. Если именно так вам было нужно, почему заранее не предупредили меня, когда уезжали?
— Я не хотел, чтобы вы его тут же снова сдавали.
— Ведь вам было заплачено за него вполне достаточно, не правда ли?
— Это вас не касается. Если вы не захотели им пользоваться…
— Хватит ходить вокруг да около, миссис! Полагаю, вы сейчас расскажете мне о тех людях, которые останавливались в нем во вторник ночью.
— Предположим, я не стану этого делать, что тогда?
— У нас не принято обсуждать постояльцев мотеля.
— Потому что это, естественно, избавляет вас от возможной неприятной огласки.
Хозяйка подозрительно посмотрела на меня и как бы в раздумье вдруг заговорила, будто сама с собой:
— Ну конечно, удивительно, как я сразу не догадалась!..
— Вот именно! — не стал я разуверять ее.
— Так что вам угодно?
— Мне нужно взглянуть регистрационную книгу за ночь вторника. Я хочу с вами кое-что обсудить.
— Это все законно?
Я кивнул.
Взяв лист бумаги, лежавший под стеклом, она стала водить по строчкам длинным, красным ногтем, а затем внимательно изучила оставленные ногтем пометки.
Это занятие поглотило ее целиком, я же стоял и молча ждал.
Внезапно подняв голову, она спросила:
— Частный?..
Я кивнул.
— Так конкретно, что вам нужно?
— Я хочу знать, кто останавливался в номере во вторник, — повторил я свою просьбу.
— Зачем вам это?
Ответом был мой смех, на что хозяйка, напротив, посерьезнела, снова отказалась помочь прояснить что-либо.
— Я не выдаю информацию подобного рода. Исключительно из-за того, чтобы хорошо шли дела в мотеле, приходится соблюдать конфиденциальность. Но мне все же хочется знать, почему вы этим интересуетесь? Хотя желательно, чтобы вы меня в это не вмешивали.
— Вы хозяйка и постоянно живете здесь. Мы тоже пробыли тут, хоть и недолго. Поверьте, я бы не пришел сюда к вам, если бы необходим был настоящий допрос.
У меня нашлись бы иные пути для получения нужной информации.
— Каким это образом?
— Я нашел бы дружески настроенного газетного репортера, или мне помог бы кто-нибудь из офицеров полиции.
— И все-таки мне это не нравится!
— Не сомневаюсь, — не мог не согласиться я с ней.
Хозяйка открыла ящик стола, порылась в нем и вытащила регистрационную карточку. В ней указывалось, что номер во вторник вечером снимал Фергюсон Л. Хой, проживающий в Окленде, пятьсот пятьдесят один, Принц-стрит, и его гости; плата за проживание составляла тринадцать долларов.
Я вынул маленькую фотокамеру со вспышкой и сделал несколько снимков.
— Это все? — спросила она.
— Нет. Теперь бы мне хотелось узнать кое-что о мистере Хое.
— Здесь я мало чем могу вам помочь. Это был обыкновенный, ничем не примечательный человек.
— Молодой?
— Что-то не припоминаю. Сейчас, когда вы меня заставили сосредоточиться, я вспомнила, что он оставался в машине, а карточку мне вынесла одна из сопровождающих его женщин вместе с тринадцатью долларами, без сдачи.
— Сколько же их было всего?
— Четверо, две пары.
— Вы смогли бы узнать этого человека по фамилии Хой, если бы еще раз вам удалось увидеть его?
— Трудно сказать определенно, но думаю, что нет.
— Они были здесь вчера около одиннадцати часов?
Она кивнула.
— Кто-нибудь успел побывать в этом номере до того, как я прибыл сюда с дамой?
Нет, — покачала она головой, номер был убран и…
Я прервал ее:
— Повторяю свой вопрос: кто-нибудь заходил в номер до того, как я вошел в него со своей дамой?
— Не думаю.
— Кто-нибудь, кто курил сигареты?
Она покачала головой.
— Горничная не могла закурить?
— Нет.
— На туалетном столике я обнаружил остатки пепла от сигареты, правда, совсем немного.
— Нет, не думаю… Не знаю! Горничные, когда убирают номер, должны тщательно вытирать пыль.
— Мне кажется, было убрано хорошо, кругом было все идеально чисто.
Я вытащил записную книжку и, держа ее так, чтобы она могла ее видеть, попросил позвать одну из горничных.
Женщина вышла из кабинета, поясняя на ходу:
— Горничные и сейчас убирают в дальнем конце. Я не хочу идти туда, потому что не услышу телефонного звонка. Отправляйтесь туда сами и попросите их прийти сюда, но я хочу присутствовать при вашем разговоре. Будете говорить с ними по очереди.
— Хорошо, меня это вполне устраивает.
Не успел я выйти за дверь и дойти до конца коридора, как хозяйка уже куда-то заспешила. Цветная служанка оказалась очень милой молодой женщиной, в которой чувствовалась природная смекалка.
— Хозяйка хочет вас видеть, — сказал я ей.
Оглядев меня, она спросила:
— А в чем дело? Что-то пропало?
— Она мне ничего не сказала, просто просила передать, что хочет видеть вас.
— Вы в чем-то меня хотите обвинить?
Я покачал головой.
— Вы ведь были здесь вчера, в пятом номере? Не правда ли?
— Да, я здесь убирала. И не было никаких жалоб от постояльцев.
— Да не волнуйтесь вы так. Хозяйка просто хочет с вами поговорить.
Я повернулся и пошел в сторону кабинета. Девушка последовала за мной.
— Флоренс! — обратилась к ней хозяйка, когда та вошла в кабинет. — Ты не помнишь, кто-нибудь заходил в пятый номер до того, как в нем поселился вчера этот человек? — Она кивнула в мою сторону.
— Нет, мэм.
— Ты уверена?
— Да, мэм.
Я сел на край стола и, делая вид, что ищу что-то, дотронулся до ручки стоящего рядом телефона, которая еще хранила тепло руки хозяйки: она успела кому-то позвонить, пока я отходил в дальний конец коридора.
Я это сразу понял.
— Одну минуточку, — обратился я к горничной, — я не имею в виду кого-то, кто останавливался бы надолго. Я имею в виду человека, зашедшего просто на минутку, может быть, что-то забывшего там…
— О, я вспомнила! Да, да! Это был джентльмен, который занимал номер в среду ночью. Он действительно что-то забыл в пятом номере, хотя и не сказал, что именно, просто попросил его впустить туда. Я ему сказала, что он пуст, но он протянул мне пять долларов.
Надеюсь, я ничего плохого не сделала?
— Все в порядке! Теперь я хочу, чтобы вы описали мне этого человека. Высокий, около двадцати пяти — двадцати шести лет, в спортивном пальто и слаксах? Он…
— Нет, — прервала она меня на полуслове. — Тот мужчина был не в спортивном пальто, а в кожаном, и в фуражке с золотыми галунами.
— В военной форме?
— Скорее морской, в такой, какую носят яхтсмены.
Но он действительно был высокий и прямой, как фасолевый стручок.
— Он дал вам пять долларов?
— Да, дал.
Я вынул пять долларов и протянул ей.
— Как долго он там находился?
— Ровно столько, сколько требуется, чтобы повернуться на каблуках и тут же выйти обратно… Хотя нет, я слышала, как он открывал и закрывал несколько ящиков шкафа, но тут же вышел из номера, улыбаясь во весь рот. А когда я спросила, нашел ли он то, что искал, он ответил, что едва вошел в номер, сразу вспомнил, что просто положил это в карман другого костюма. Заметил еще, что стал последнее время рассеянным, потом быстро сел в машину и уехал.
— А вы уверены, что он останавливался здесь в этом номере в среду вечером?
— Конечно нет. Я в этот день закончила работу в четыре часа тридцать минут. Он же сказал, что останавливался именно в среду.
Хозяйка посмотрела на меня:
— Что-нибудь еще?
Я повернулся к горничной:
— Вы бы узнали его, если бы еще раз увидели?
— О, уверена. Я его видела как вижу сейчас вас, и… пять долларов чаевых не растут на деревьях при такой работе.
После беседы с горничной я отправился домой, по дороге позвонив из телефона-автомата своей секретарше:
— Элси, меня не будет в городе на уик-энд, я уезжаю в Сан-Франциско.
Почему? — не могла пересилить любопытства Элси.
— Потому что в наше с тобой гнездышко в мотеле, где мы проводили «медовый месяц», наведался высокий, как стручок фасоли, мужчина, в фуражке яхтсмена.
— Ха, тоже мне, «медовый месяц»! — изрекла Элси. — Передай мой искренний привет Сильвии.