Веселая дюжина

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ Я ПРОИЗНОШУ РЕЧЬ О ВРЕДЕ КУПАНИЯ В ЖАРКИЙ ЛЕТНИЙ ДЕНЬ

Капитолина Петровна полоскала в воде термометр, напевая: "Распрягайте, хлопцы, коней та лягайте спочивать…"

Коней у нас никаких не было, но почивать мы ложились. А что нам оставалось делать, когда нас не пускали в воду.

— 17 градусов, — радостно воскликнула Капитолина Петровна, — еще часок терпения, и вы сможете купаться.

Прямо перед нашими носами неторопливо текла река, шумела на перекатах, стаскивала с берега и проглатывала куски торфа. Они шлепались в воду и делали ее мутной, но только на минуту. А потом река снова текла, чистая и прекрасная. Я представил, какая в ней теплая вода, и мне страшно захотелось искупаться.

Уже много дней мы жили в лагере. И все это время нас не пускали купаться.

— Еще часок терпения, — ежедневно восклицала Капитолина Петровна, — и вы сможете искупаться.

Мы ждали, чтобы вода нагрелась до 18 градусов. И каждый день нам не хватало одного градуса. Единственного!

Нас, ребят из пионерлагеря "Лесная сказка", выводили на берег реки, усаживали на травку, и мы начинали гнусавыми, противными голосами клянчить, чтобы нам позволили всего одну минуту… ну хотя бы только окунуться… ну просто ноги намочить… туда и назад, и все…

— Нет и нет! — восклицала Капитолина Петровна. — Я отвечаю за вас перед родителями. Вы утонете, кто будет виноват? Я, одна я.

Итак, нам не хватало одного градуса, чтобы стать полноценными утопленниками. Тьфу! О чем это я? На такой жаре и не такие глупости в голову полезут.

Но сегодня произошло событие, которое круто переменило спокойное течение нашей жизни. А началось все с того, что приехал на велосипеде купаться какой-то парень. Видно, ему страшно хотелось побыстрей залезть в воду, потому что парень бросил на траву велосипед и с космической скоростью раздевался.

Когда он выбрался из кустов в красных с белой полоской плавках, я чуть не ахнул. Это был Колька Горох. Может, с ним прикатили и Генка с Семкой, мелькнула у меня мысль. А может, мне это снится? Нет, к сожалению, все происходило наяву.

— Колька! — закричал я. — Здорово!

— Валерка! — возликовал Горох.

Мы долго и усердно трясли друг другу руки. И все никак не могли закрыть рты. Улыбки не позволяли это сделать.

— Так ты здесь в лагере? — радостно спросил Горох. — Почему же мы ни разу не встретились?

— Не понимаю, — я удивился не меньше Кольки. — А ты где обитаешь?

— Я у бабки в деревне. Помнишь Зеленое? Километров семь отсюда. Приезжай к нам. У нас ерши клюют — по сто штук в час. А я здесь по дороге в магазин, за сахаром на варенье, — словоохотливо рассказывал Колька.

Он здорово обрадовался, что мы встретились. Я — тоже.

— Ты сейчас что, в речку полезешь? — робко спросил я.

— Конечно, — сказал Горох. — Давай вместе.

— Коробухин, тебе нельзя, — приказала за моей спиной Капитолина Петровна.

Я скосил на нее глаза и глухо промямлил:

— Мне нельзя.

— Понятно, — ухмыльнулся Горох.

Он разбежался и нырнул с обрыва. Вынырнул, отфыркался и стал откалывать номера. Колька то плыл кролем, врезаясь руками в воду с невероятной скоростью, то переворачивался на спину и, раскинув руки, отдавался на волю волн. Потом резко сбрасывал с себя оцепенение и переходил на баттерфляй. Колькино мускулистое, загорелое тело мелькало перед нашими глазами и дразнило, и манило, и злило, и бесило.

А Горох решил сегодня показать все, на что он был способен. Он вылез на берег и вытащил из сумки ласты и маску. Напялил это все на себя и снова полез в речку.

Выставив из воды кончик трубки и пуская пузыри, Колька шел по реке, как подводная лодка с перископом. Это совершенно вывело из терпения ребят. Они дружно заныли.

Я не выдержал, встал, и ноги сами понесли меня к тому месту, где лежал велосипед Гороха и его одежда. Вскоре там появился и Колька. На его мокром лице сияла довольная улыбка. Я взглянул на маску и ласты, которые Колька бросил на траву, и, не долго думая, стал раздеваться. А потом, соблюдая осторожность, облачился в Горохову подводную форму и сказал Кольке:

— Посиди пять минут в кустиках. Я — сейчас.

Когда я очутился в речке, то понял, как истосковался по воде, и решил, что надо взять все милости от природы. Я надолго исчезал под водой, ползал по дну, потом выныривал, выбрасывая из трубки фонтан брызг, как кит.

Наплававшись, я вылез на противоположном берегу отдохнуть. Никто из ребят и не подозревал, что это не Горох, а я… Но когда, не снимая ластов и маски, я растянулся на песочке, Юрка Трофименко закричал:

— А чего это у тебя — сперва плавки были красные, а теперь — синие?

Мне бы пропустить мимо ушей Юркины слова, но я был бы не я, если бы на одно слово не отвечал двумя.

— Они от холода посинели, — протянул я, стараясь подражать басу Гороха. И сам себя выдал.

— Это Коробухин! — радостно закричал Юрка.

— А почему ему можно, а нам нельзя? — спросил у Капитолины Петровны Толька.

— Коробухин себе слишком много позволяет, — в другое ухо Капитолины Петровны прошипел Ленька Александров.

Поняв, что обнаружен, я быстро влез в речку и поплыл под водой, выставив напоказ кончик трубки.

Вот говорят, если ты плывешь под водой, а на тебя с берега кричат что есть силы, то ты ничего не услышишь. Закон физики. Не верьте, ребята, тем, кто так говорит. Мне прямо в уши лезли крики Капитолины Петровны: "Коробухин! Вылазь немедленно! Вылазь сию же минуту! А то будет плохо!" (А может, еще на берегу я хорошо запомнил слова Капитолины Петровны, и они продолжали звучать в моих ушах и под водой?).

Я знал, что будет плохо, но все равно не вылезал. Надеялся спастись, хотя шансов было маловато.

На берегу меня ждали кроме моего друга Кольки Капитолина Петровна, Аскольд и ребята. У Капитолины Петровны на щеках выступили красные пятна, круглые, словно печати. Это значило, что она достаточно накалилась для того, чтобы прочесть мораль.

Но я опередил ее на долю секунды:

— Вы совершенно правы, Капитолина Петровна, вода необыкновенно холодная.

Капитолина Петровна опешила.

— Конечно, надо обязательно ждать, пока будет 18 градусов на вашем термометре, — тараторил я, воодушевляясь, — а то мы все простудимся, охрипнем и околеем.

Капитолина Петровна таращила удивленные очки.

— Ребята, — обратился я к мальчишкам и девчонкам, — поглядите внимательно на мою кожу.

Ребята поглядели внимательно.

— Такая кожа бывает у самых непородистых гусей, которых никогда вообще не жарят, а тем более с яблоками.

Ребята молчали.

— Итак, — закончил я краткую речь о вреде купания в жаркий летний день, — итак, я показал вам пример, как не надо себя вести, пример, до чего может докатиться человек, который без спроса лезет в ледяную воду.

Я стал усердно изображать, как меня трясет озноб. Ну, точно как мальчишка яблоню в чужом саду.

— Тебе надо, Коробухин, лечь в изолятор, — посоветовала Капитолина Петровна.

— Больше мне некуда лечь, только в изолятор, — с готовностью согласился я.

Поддерживаемый с обеих сторон и укутанный в сто одежек, я заковылял к лагерю.

В продолжение моей речи Горох удивленно хлопал глазами. Неужели я, закаленный парень, наверное, думал он, и смог простудиться в такую жару? Когда меня повели, я подмигнул Кольке: не трусь, все в порядке. Горох расцвел. Он все понял.

— Валерка! — крикнул Колька. — Как поправишься, приезжай ко мне. Тут недалеко. Проедешь через мостик, а потом прямо по лесу, а потом налево и еще немного прямо, а тогда уже направо — и будет Зеленое.

— Приеду! — крикнул я Кольке.