Когда Аскольд шумно распахнул двери нашего домика, мы сразу поняли, что он пришел прощаться.
Мы догадались об этом потому, что у Аскольда был счастливый вид, как будто завтра у него начиналась новая прекрасная жизнь. А ведь он всего лишь покидал нас.
— Бывайте здоровы, живите богато, — Аскольд торопливо жал нам руки своей сильной, мужской, боксерской лапой.
Мы говорили "до свидания" и ни о чем не спрашивали вожатого. Один Юрка Трофименко не удержался и выпалил:
— А вы куда, Аскольд Васильевич?
Вожатый поморщился и нехотя пробормотал:
— Да никуда. Я остаюсь в лагере. Но буду физруком, а вожатым у вас больше не буду. Тяжело — сразу две должности. А потом скоро первенство города по боксу. Мне готовиться надо.
— Понятно, — протянул Юрка.
Аскольд покосился на него, как будто хотел спросить, а что же тебе, парень, понятно, но ничего не сказал, а, отступив два шага к двери, помахал нам рукой.
Мы высыпали вслед за бывшим вожатым во двор и глазели, как размашисто он шел, как ловко перемахнул через бум, преградивший ему дорогу.
Я подумал, что обязательно приду посмотреть первенство города и, конечно, буду болеть за Аскольда. И тут мне почему-то показалось, что наш бывший вожатый проиграет первенство. Ничего не поделаешь, но я уже не верил, что Аскольд — лучший боксер в нашем городе.
— Красота, — воскликнул Толька, — живем без вожатого.
Ребята ликовали. Мы полдня провели на речке и вволю там накупались, а когда вернулись, никто не обругал за самовольство. Даже Капитолина Петровна.
Я, конечно, понимал, что мы заслуживаем всяческого почета и уважения за похищение флага. Но всему есть предел. И поведение Капитолины Петровны меня удивляло и настораживало. Она только улыбалась нам издалека и ничего не говорила.
После полдника, когда мы собрались в домике, чтобы обсудить программу вечернего времяпрепровождения, дверь отворилась и на пороге появился сияющий мальчишка с чемоданчиком в руках. Его физиономия, старательно обрызганная веснушками, словно тетрадь двоечника кляксами, излучала радость.
— Здравствуйте, ребята, — воскликнул мальчишка с веснушками, — я из первого отряда к вам. Буду теперь в вашем отряде.
Он произнес это таким тоном, будто на веки вечные осчастливил нас своим приходом.
— Какая кровать свободна? — добродушно поинтересовался мальчишка.
Я машинально показал на свободную кровать.
— Но мы в отряд не записываем. Это Капитолина Петровна делает…
Мальчишка, улыбаясь, промолвил:
— А Капитолина Петровна сказала, если вы не против, то и она не возражает…
Не скрывая удивления, мы наблюдали за мальчишкой. Он засунул чемоданчик под кровать, а потом уселся на ней и попрыгал, испытывая, крепка ли панцирная сетка.
— Эй, ты, — обратился к мальчишке Васька Блохин, — а чего ты к нам захотел?
— Как чего? — искренне удивился тот. — Вы — лучший отряд в лагере. А я хочу быть в лучшем отряде.
Вот оно что! Мы гордо поглядели друг на дружку.
— Ладно уж, оставайся, — снисходительно разрешил Толька.
— Спасибо, — поблагодарил мальчишка.
Вскоре появился еще один новосел. Тоже с чемоданчиком. "Если вы не против, то Капитолина Петровна не возражает…" Он устроился на другой свободной койке. Потом третий, четвертый…
— Нет, ребята, если так пойдет, — вмешался Толька, — наберем мы в лучший отряд всякой шантрапы.
— Что ты предлагаешь? — спросил я.
— А вот что. Мой батя работает начальником отдела кадров. Так у них на работу не попадешь, пока не заполнишь анкету и автобиографию не расскажешь.
— Ага, — понял Юрка. — Будем спрашивать у всех автобиографию.
И тут двери нашего домика снова распахнулись, и на пороге замерла Галка Новожилова. Но не потому, что струсила. Такая никогда не струсит. Она остановилась, чтобы получше разглядеть наш домик и нас.
— Здравствуйте, примите в свой отряд, — потребовала Галка.
Я широко открыл глаза. Кто к нам просится в отряд? Сама Галка Новожилова.
— У нас в отряде настоящие мужчины, а не всякие там бантики-фантики, — громко сказал Толька.
— А кто такой настоящий мужчина? — пошла в атаку Галка.
— Настоящий мужчина — это такой человек, который никого не боится, — четко и ясно объяснил Толька.
— Я никого не боюсь, — не осталась в долгу Галка.
— И вожатых?
— И вожатых!
— И мамы с папой?
— И мамы с папой!
— Ну, хватит вам пререкаться, — остановил спорящих Юрка. — Ты садись, Галя, и расскажи свою автобиографию.
Юрка взял в руку карандаш и приготовился записывать каждое Галкино слово.
— Я, Галина Ивановна Новожилова, — начала Галка, — родилась в… ну, в общем, чуть больше десяти лет назад. В семье милиционеров.
— О-о! — замычали ребята. А я еле сдерживал улыбку, потому что прекрасно знал, что у Галки папа — электромонтер, а мама — воспитательница в детском саду.
— Ми-ми-милиционеров? — заикаясь от волнения, переспросил Марик.
— Да, — как ни в чем не бывало кивнула Галка.
— У тебя папа — милиционер? — задал Толька наводящий вопрос.
— И папа, и мама, — не моргнув глазом, ответила Галка. И, поглядев на меня, спросила: — Я могу продолжать свою автобиографию?
— Пожалуйста, — сказал я.
У ребят мгновенно пропала охота острить.
— Когда мне исполнилось семь лет, я пошла в первый класс, — рассказывала Галка. — А в этом году окончила шестой. Вот и все.
— Маловато, — скривился Толька. — А чем ты себя проявила в школе?
— Проявила? — Галка задумалась и тут же совершила ошибку: — Я окончила шестой класс на одни пятерки.
— А-а, — обрадованно завопил Толька, как будто ему попалась на крючок рыбина, о которой он давно мечтал. — Ты нам не подходишь. Здесь, — он гордо обвел рукой нас, — нет ни одного отличника.
Галка осознала свою ошибку и начала выкручиваться.
— У меня пятерки по предметам, а по поведению мне еле троечку натянули…
Ребята заинтересовались.
— Однажды перед географией я залезла в шкаф и рычала весь урок, как лев. А мы в это время проходили Африку, и учительница Марья Ивановна думала, что так и надо. Это раз, — Галка загнула палец.
Ребята одобрительно засмеялись.
— А потом ко мне домой явился пионерский патруль, — продолжала Галка, — чтобы перевоспитывать меня. Тогда я науськала на патруль нашу овчарку Розу. Ребята летели по лестнице кубарем, на ходу теряя галоши.
Дюжина захохотала, а я чуть не поперхнулся. Потому что это я напугал пионерский патруль. Правда, не овчаркой, как сочинила Галка, а обыкновенной комнатной собачонкой Розой. И вела патруль, чтобы перевоспитывать меня, сама Галка. Сидит сейчас и, хитро на меня глядя, улыбается. Ладно, присваивайте себе мои подвиги, мне не жалко. Я по пять таких подвигов могу совершить за день.
— По-моему, — сказал я, — у человека замечательная автобиография.
— Прекрасная, — зашумели ребята.
— Мы тебя принимаем в наш отряд, — торжественно произнес я.
— Гордись оказанным доверием, — добавил Толька.
— Спасибо, мальчики, — расчувствовалась Галка.
— Погоди. — Юрка оторвался от бумаги, на которой он аккуратным почерком записывал все, что говорила Галка. Он снял очки, покрутил ими, как бы пытаясь поймать нужное слово. Но так ничего и не поймав, нацепил очки на нос и решительно спросил:
— Разве твои папа и мама тебя не воспитывали?
— Им некогда было, — вздохнула Галка. — Папа ловил взрослых преступников, а мама перевоспитывала малолетних.
— Понятно, — протянул Юрка, хотя по его очкам было видно, что ему ничего не понятно.
И вправду, не очень-то верилось, чтобы в семье милиционеров могла вырасти такая непослушная дочка. Что им стоило ее воспитать? Принесла, например, дневник с записью, что снова вертелась на уроке, мешала всему классу, а родители ей раз — и пятнадцать суток. После этого сразу будешь ниже травы и тише воды, не говоря уже о том, что никогда не забудешь поставить запятые перед "что" и "который". Я решил прийти Галке на выручку.
— Ребята, — сказал я, — давайте день открытых дверей закроем до завтра и побежим на речку.
Мое предложение прошло на ура. Юрка прикрепил к двери нашего домика объявление: "Сегодня приема больше не будет". И разбухшая на пять человек веселая дюжина побежала на речку.
По дороге Галка тихо спросила у меня:
— Ты не обиделся, когда я сочинила…
— Ни капельки, — перебил я Галку. — Ври, сколько тебе захочется.
— Я хотела повеселей ответить этому Тольке, — объяснила Галка. — Не нравится он мне.
— Мне тоже, — сказал я. — Слушай, а зачем ты вообще к нам в отряд перешла?
— Ты не понимаешь? — переспросила Галка и моргнула.
— Не понимаю, — пожал я плечами.
— Ну и дураки эти мальчишки, — воскликнула Галка и побежала к речке.
Мальчишки, может, и дураки, подумал я. Но что я не остолоп, так это неоднократно проверено. Чего же Галка перешла к нам?
Но больше размышлять я был уже не в состоянии, потому что мы очутились на берегу речки. А когда я вижу воду, то забываю обо всем на свете.