Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.

Потом кинули грузинский чай в закипевший чайник, попили, с галетами и сахаром, устроились отдохнуть.

Я решил проверить температуру воды.

Переодевшись в плавки, пошёл к озеру. Никита пошёл со мной, потому что Владимир Иванович не разрешил одному купаться.

Вода была прохладной, но я начал купаться ещё в мае, так что даже поплавал. Потом, выбравшись на берег, выжал плавки и побегал, сделал комплекс упражнений на гибкость, наклоны в разные, невообразимые, стороны, растяжки. Никита смотрел, раскрыв рот. Пусть смотрит, недолго осталось.

- Никита, - попросил я, - попробуй меня поймать. Я не буду убегать, вот на этом пятачке буду стоять, а ты меня лови! – я очертил ногой круг и встал, расслабившись.

Никита подошёл и попытался схватить меня. Раз, другой, третий... Всё промахивался.

- Можешь бить, рукой, ногой, резче, - предложил я, разогревшись.

Никита уже пыхтел, но тоже увлёкся. Я уклонялся, подпрыгивал, падал на шпагат, вскакивал, убирал руки, или ноги, но за пределы круга не вышел.

Утомившись и тяжело дыша, Никита остановился.

- Вот это да! – восхищённо сказал он, - Никогда такого не видел!

- Ты просто очень неловкий, медленный, - сказал я, - пока ты нанесёшь удар, я смогу дважды убить тебя. Тебе надо тренироваться.

- Ты будешь меня тренировать?! – обрадовался Никита.

- Может быть, - согласился я, - если вернусь.

- Ты не отказался, - сник Никита.

- Никита, не обижайся, мне надо проверить некоторые свои догадки, я не уверен, что получится, но попробовать надо! Во-первых, хочу проверить, смогу ли я проехать страну из конца в конец, и не быть пойманным, во-вторых, это секрет.

- Ты, наверное, сможешь, - протянул Никита, - с твоими способностями. Это я сразу засыпался, приняли, голубчика, как только увидели. Не смог убежать.

- Тебе было, куда бежать?

- Куда бежать, не было. Было, откуда бежать. Это третий детдом, и здесь мне нравится. Поэтому я тебе и говорю: не ищи от добра добра. Там, где я раньше был, живут настоящие уроды, они над слабыми издевались, били, отбирали еду. Воспитателям было всё равно, лишь бы порядок был. У нас один мальчик повесился, не выдержал. Тогда я сбежал. В милиции всё рассказал, маленький ещё был, не сдержался...

- Правильно сделал. Как ещё уродов наказывать, если ничего не можешь сделать? Тебя убивают, а ты терпеливо стой, потому что стрёмно закладывать? Кому это выгодно? Замученным малышам?

Кстати, в нашем детдоме тоже отбирают еду, я заметил.

- Когда ты уйдёшь, опять начнут, - тоскливо сказал Никита.

- А вы что? Вы такие дружные, дайте пи... й поганцам, и никому жаловаться не надо, и на вас не посмеют пожаловаться! Заодно малышей защитите.

- Сань, боятся не тебя, боятся тех, кто стоит за тобой. Ты думаешь, мы ничего не знаем? Да если они узнают, что тебя здесь обижают, они всем матку вывернут! Разбираться не будут, кто прав, кто виноват.

- Никита, - попробовал успокоить я его, - скажи всем, что я сбегаю по одному делу, потом вернусь.

- Я не верю, что ты вернёшься, - опустил голову Никита. Мы сидели на брёвнышке, разговаривали. Наш разговор слушали. Я давно заметил ребят, я их слышал. Воспитателя не было, поэтому я говорил более-менее откровенно.

Конечно, в словах Никиты был резон. Если я доеду до океана, и смогу там закрепиться, какой смысл мне возвращаться? Но, если поймают, постараюсь вернуться к своим. Думаю, директор, всыпав мне горячих, простит, если объясню причину побега. А я смогу объяснить? Не поверит, даже я ещё не верю в такую удачу.

- Никит, а почему второй раз бежал? – вспомнил я.

- Второй раз я не бежал, - усмехнулся Никита, - второй раз меня выгнали.

- Расскажешь?

- Когда расскажешь, куда едешь, тогда и я свою историю расскажу.

- Извини, но нас давно слушают.

Никита резко обернулся и увидел ребят, сделавших вид, что они просто загорают, а до нас им дела нет совершенно.

- Я ничего лишнего не сказал? – растерянно спросил меня Никита.

- Я бы предупредил, - ответил я, - они здесь уже давно.

- Сань, прости, что лишил тебя продовольствия. Как ты теперь?

- Ники, не думай обо мне, не пропаду. Куплю, украду...

- Да, ты сможешь. Я пытался украсть, поймали.

- В милицию сдали?

- Ну да. Сначала побили. Я уже с голоду ноги еле носил. Даже рад был, что попался. Там и рассказал всё, меня определили в местный детдом, а там... – Никита замолк. Подошёл Владимир Иванович.

- Саша, я видел, ты купался. Как водичка?

- Для вас самое то! – воскликнул я, вскакивая.

- Сиди, чего скачешь. Где плавки достал? – сам он был в модных японских плавках-шортах.

- Сестра подарила, - расстроился я.

- Извини, что напомнил, пойду, искупаюсь.

Отдохнув и обсохнув, отправились дальше. Подул ветерок, ребята поставили мачту, подняли парус, запели:

- На лодке белый парус подниму, ещё не знаю, с кем…

К своему стыду, считая себя моряком, я не умел обращаться с парусами. Владимир Иванович предлагал посидеть на румпеле, пришлось отказаться, краснея.

На следующей стоянке уже было всё оборудована для ночёвки. Я думаю, старшие ребята, побывав здесь ранее, позаботились о нас.

Хотя я полагаюдумал, стоило бы, чтобы мы сами умели, о себе позаботится.

Тем не менее, был благодарен за такую заботу, потому что здорово устал. Но долго отдыхать мне не дали, попросив приготовить ужин.

- Владимир Иванович, - обратился я к воспитателю, - на сколько мы здесь задержимся?

- Через день циклон подходит, дождь пойдёт.

- Надолго? – поинтересовался я, получая продукты согласно утверждённой раскладки. Оказывается, у воспитателя она была, просто он о ней забыл. Всегда забрасывали в котёл на глазок, иногда не хватало еды до конца похода.

- Не знаю, - пожал плечами Владимир Иванович, - вряд ли надолго, но мне велели не задерживаться, вернуться раньше, чем пойдут дожди.

- Жалко! – искренне огорчился я. Мне понравилось в походе, почти на воле, мы, с одноклассниками тоже ходили в поход с физруком. Похоже, только палатки мы ставили сами, хоть и были совсем маленькими. Физрук, правда, помогал. Потом Серёжа Оленев подвернул ногу, когда я уговорил его побегать утром, одному скучно было. Так что, пришлось тащить его обратно на закорках.

- Ничего не поделаешь! – потрепал мои вихры воспитатель, - Так и не постригся! Вернёмся, лично отведу к Лене, она умеет стричь.

Я промолчал, потому что возвращаться не собирался. Пошёл к костру, который поддерживал Никита.

Так и напросился ко мне в помощники. Расставит всех по местам, а потом идёт помогать мне.

На этот раз будет гречневая каша со свиной тушёнкой.

Пока грелась вода, Никита решил выяснить секрет фокуса с деньгами.

- Сань, ну что тебе стоит… - канючил он.

- Ладно! – сдался я. – Садись, напротив меня, давай свой рубль, и смотри.

Никита, с готовностью, отдал мне свой рубль.

- Вот, смотри, - начал я показывать, - сворачиваем купюру вот так, чтобы меньше была, потом кладём её на ладонь. Видишь? – Никита кивнул, чуть не упёршись носом мне в ладонь.

- Теперь сжимаем в кулак. Видно? – кивок, - Теперь закрываем кулак другой ладонью. Зачем? – Никита пожал плечами, - Теперь я дую внутрь. Видно? Теперь смотри внимательно, - я раскрыл ладони, рубля не было.

- А? – открыл рот Никита.

- Ты же в упор смотрел, - сказал я.

- Не заметил, куда делся… - виновато пробормотал Никита.

Тогда я медленно перевернул ладони тыльной стороной вверх. Купюра была зажата между указательным и безымянным пальцем, лежала на среднем.

- А-а! – улыбнулся мальчик. Я провёл левой рукой над правой. Рубль исчез. Никита схватил меня за руки, вертел так и эдак, рубль исчез.

- Куда ты его дел? – растерянно спросил мой друг.

- Поищи у себя в карманах.

Рубль нашёлся в заднем кармане шортиков.

- Но ты же не подходил ко мне!

- Зато ты елозил носом прямо передо мной.

- А в тот раз, когда ты положил его в карман рубашки?

- Ммы же ходили за дровами, не помнишь? Я накладывал тебе на руки хворост, в это время не только подложить деньги мог, но и снять что-нибудь. Я же говорю, надо создать условия, отвлечь человека.

- Я всё время видел твои руки!

- Ладно, смотри ещё! – я раскрыл ладони, на них опять лежал рубль Никиты. Никита проверил свои карманы, денег не было.

Я пошевелил пальцами, и рубль провалился сквозь ладонь. Пошевелил ещё, появился. Перевернул руку, рубль лежал на тыльной стороне ладони.

- Теперь понял?

- Да ничего я не понял! – взорвался Никита.

- Смотри, как пальцы двигаются, - приблизил я руки к глазам мальчика и пошевелил ими.

- Так не бывает! – категорически сказал Никита, - Там же кости!

- Теперь понял, что такому надо учиться с раннего детства? – спросил я ошарашенного друга.

- Теперь понял. А тому, как ты ходишь, тоже надо с рождения учиться?

- Даже раньше, - загадочно ответил я, и пошёл перебирать крупу, пора было засыпать её в котелок.

Ребята давно закончили с обустройством лагеря, и посматривали в нашу сторону, принюхиваясь.

Я смотрел на них, и думал, что привык уже к ним, влился в компанию. Они делили со мной радости и мою боль. А я их сейчас оставлю. Никита прямо сказал, что я их бросаю, без моей поддержки их опять станут обижать по - мелкому.

Но я решил, и думал, что решение моё верное, мне надо было проверить свои возможности, если поймают, проанализировать ошибки, учесть их в следующий раз.

Я бы остался здесь, с ребятами, но в покое меня не оставят, не зря учили воровской науке.

После ужина, отдохнув, поиграли в волейбол, здесь была устроена небольшая спортплощадка, мы разделись, загорали под мягким вечерним солнышком, веселились, как могли.

А вечером разожгли большой пионерский костёр, пели задорные песни, даже я распелся:

- Если с другом вышел в путь, веселей дорога, без друзей тебя чуть-чуть, а с друзьями много! – отчаянно фальшивил я, но друзьям понравилось, они просили переписать слова, но я, к своему стыду, помнил совсем немного: …- Потому что с другом я, а медведь без друга!

Никита зарезервировал место рядом со мной, и не уступал его никому. Прощался.

Рюкзак у меня уже был собран, мне надо было только одеться.

Сегодня нам разрешили посидеть до одиннадцати вечера. Если бы у кого была гитара, сидели бы дольше. Я откинулся на траву, и смотрел на Млечный Путь.

Созвездия, которые я знал в прошлой жизни, были и здесь. Неужели я переместился по времени?

Хотелось бы, чтобы это было так. Тогда я знал бы, что будет, что там, куда я еду, всё по-прежнему…

Я решил проверить свои знания по астрономии. Да, точно так же, как и в прошлой жизни: вот Лосиха с Лосёнком, Лось пока выглядывает из-за горизонта. Он отличается от Лосихи тем, что имеет рога. Как и в прежнем мире, Мироздание вращалось вокруг любопытного носа Лосёнка. Ось Мира.

Ближе к югу раскинулся огромный Змей, или Дракон, по- китайски. Да, я ничего не забыл из прошлой жизни! Улыбнувшись сам себе, пошёл в палатку.

Побег.

Дождавшись, когда все уснут, я потихоньку вылез из десятиместной военной палатки, где мы спали, на поляну. Устроили нас здесь хорошо: внутри были настелены нары, на них брошены тюфяки, постельное бельё, одеяла, подушки. Причём нам не надо было всё это убирать. После нас сюда приедут другие ребята, когда будет теплее, девчата отправятся в поход, хотя и сегодня, и вчера, было довольно тепло.

Зябко поёжившись, я стал одеваться в длинные штаны, рубашку, ветровку, кепку.

Когда обувался, в кеды, из палатки вышел Никита.

- Собираешься? – спросил он, усаживаясь рядом. Я кивнул, а из обеих палаток стали выбираться ребята, молча усаживаясь вокруг меня.

- Это что? – спросил я Никиту.

- Все хотят с тобой попрощаться, - ответил мой друг, зевая, - неизвестно, свидимся ли… - его голос дрогнул.

- Чего не спите? – услышал я знакомый голос, и увидел, что к нам подходит Владимир Иванович, одетый, и с сумкой. Он взял чурбачок, и присел рядом с нами.

- Не сидите на земле, простудитесь, пойдёмте к костру.

Все ребята поднялись и перешли к погасшемузатушенному кострищу.

- Расскажи свои планы, - обратился воспитатель ко мне. Я пожал плечами.

- Ясно, не хочешь говорить. Правильно. Тогда слушай. В город не возвращайся. Дело твоей сестры изъято, говорить, где она, я не имею право.

- Почему? – одними губами спросил я.

- Распоряжение, - Владимир Иванович показал пальцем в звёздное небо. - Сверху! И ещё: дома у вас засада, туда тоже не суйся. Тебе, вот, от всех нас, - Владимир Иванович достал из сумки четыре банки рыбных консервов, две говяжьих.

- Владимир Иванович, - удивился я, - а вы?

- Мы завтра снимаемся, после обеда, нам хватит, я с запасом брал. Это от меня, - он протянул мне пакетик карамели, - и ещё, сразу надень сверху, - Владимир Иванович вынул чёрный комбинезончик с капюшоном. Я, слегка растерявшись, надел его поверх одежды, застегнул на молнию, вшитым пояском отрегулировал комбинезончик по фигуре.

- Спасибо! – неловко сказал я, ничего не понимая. Почему у воспитателя оказалась с собой такая одежда?

- Сестрёнку сам не ищи, если удастся, где-нибудь устроитьтся, напиши нам, хорошо? Но, если попадёшься, не обессудь, правила ты знаешь! – развёл руками воспитатель.

- В карцер? На хлеб и воду?.

- Конечно! Ты же не захочешь быть любимчиком?

- Не захочу, - хмуро ответил я, - буду там анализировать ошибки.

- Лучше тебе не попадаться.

- Мне можно будет опять к ребятам? – спросил я.

- Это уж, как решат сами ребята, и директор. Мы за твой побег получим по строгому выговору, с занесением.

- Зачем же отпускаете? – удивился я.

- Чтобы не ушёл голый и босый. Так же? – я кивнул, понимая его правоту.

- Долгие проводы, лишние слёзы, - проговорил я, поднимаясь. Ребята тоже поднялись, они ничего не говорили, всё уже было сказано. О, обнявшись со всеми, я остался один на один с Никитой.

- Я тебя немного провожу, расскажу кое-что.

На опушке Никита решился:

- Знаешь, за что меня выгнали из второго детдома? Я сам стал издеваться над ребятами. Незаметно, сначала сердился, что они какие-то тупые, давал пинка, потом стал бить всерьёз.

Мальчишка, такой же, как ты, стоит, закрывает лицо, покорно ждёт побоев. А ты его лупишь, руками, ногами, и на душе такая сладость! Фу, мерзость! – передёрнул он плечами, - От колонии меня Михаил Иванович спас. Он меня в свой лагерь взял, провёл со мной воспитательную работу. Только не думай, пришлось и в карцере посидеть, и звездюлей получить, пока пришёл в норму, избавился от такой подлой радости. Да и ребята, когда не боятся, смотрят тебе в глаза, открыто, тогда невозможно подлость сделать, я понял, что своих защищать надо, горой за них стоять, а не подличать. Нам и так, всем, очень плохо, а тут ещё… - Никита замолчал.

- Я обещаю, Никита, не зачерстветь, я понял, к чему ты это рассказал. Ппрости, если сможешь.

- Это ты меня прости! – Никита крепко обнял меня, зажимая близкие слёзы, после чего я шагнул в лес и растворился в темноте. Когда отошёл уже метров на сто, услышал, что Никита не выдержал:

- Санька! Возьми меня с собой! У меня ещё никогда не было такого друга! – позади я услышал топот ног, шум, наводимый продирающимся сквозь заросли мальчишки.

- Догоните его! – услышал я взволнованный голос воспитателя, - Сашка не возьмёт его с собой, Никита ему только помешает!

- А если Саньку догоним? – спросили ребята.

- Не найдёте вы его…

Честное слово, я чуть было не вернулся! Не знаю, может быть, надо было, но я решил, что возвращаться – плохая примета, и зашагал, не потревожив ни одной веточки, не хрустнув валежником, не шурша прошлогодней листвой. Вместе с вещами Владимир Иванович отдал мне карту. Она лежала в кармане комбинезона, но направление я знал: северо-восток. Там проходила железная дорога.

Когда дошагал до станции, начало светать. Июнь, ничего странного.

Станция была маленькая, скорее разъезд., Ббыло, правда, ещё несколько веток, оканчивающихся тупиками. На некоторых стояли составы, ожидающие отправки. Только куда? В какую сторону?

Пойти спросить? «Дядя, не знаете, когда вон тот состав отправится? Что вы говорите? А в какую сторону?».

Думая о всякой чепухе, я занял позицию между этих составов и стал наблюдать. Должны ведь здесь ходить поезда? Наверняка замедлят ход, тогда можно вскочить на подножку вагона, там передраться на крышу, или, может быть, платформа будет.

Ага, платформа! Дождь скоро пойдёт.

Издали донёсся мощный рёв тепловоза. Как раз оттуда, откуда мне надо. Я подобрался ближе.

На платформу вышел дежурный по станции с жёлтым флажком. Состав приближался, всё вокруг начало дрожать, и вот, с лязгом и грохотом, поднимая пыль и мелкий мусор, промчался, с рёвом, состав с открытыми вагонами, полными лесом, цистернами с нефтью, платформами с кирпичом…

на такой скорости, что попытаться заскочить на него мог только самоубийца.

Я стоял, почти оглохший от грохота. Но вот состав проскочил, и резко стало тихо, только рельсы ещё корёжило от чудовищной массы, давящей на них.

Почесав затылок, я отправился на платформу.

- Здравствуйте! – вежливо поздоровался я с дежурным, - Скажите, когда будет первая электричка?

Дежурный осмотрел меня, и ответил:

- Первая будет в шесть. Тебе докуда?

- Мне туда, - махнул я рукой.

- Туда будет стоить один рубль, - ответил дежурный по станции, - иди, продам билет.

Я зашёл в маленький зал ожидания, подождал, когда откроется окошко и купил билет до станции «Бельчонок». Подивился названию, но ничего спрашивать не стал.

Я вышел на перрон и уселся на лавочку, ожидая поезд. Устал, не спал всю ночь. С трудом преодолевая сонливость, зевал изо всех сил.

Подошёл дежурный.

- Из лагеря? – я кивнул.

- Домой?

- Да.

- Соскучился, что ли? Что вам на месте не сидится? Знай, отдыхай. Я тоже в лагере отдыхал. В сорок первом, - мужчина присел рядом со мной. - Война началась, велели эвакуироваться. Мне тринадцать было, за такими, как ты, малышами, смотреть надо было. Не усмотрел.… Разбомбили состав, стрелять начали из пулемётов. Я, в животном ужасе… ты знаешь, что такое животный ужас? – я, глядя в лицо мужчине, медленно, отрицательно покачал головой.

- То-то и оно. И я не знал, а тут, бежишь, не разбирая дороги, вопишь… Меня кто-то сбил с ног, закрыл своим телом. Так и жив остался. А тот человек погиб. Когда я увидел, что меня спасли ценой своей жизни, я опомнился и рванул назад, искал ребят, за которыми должен был присматривать, а вокруг одни трупы, трупики, некоторые заживо сгорели в вагоне, из которого я выскочил. Вот так-то, парень! До сих пор мучаюсь. Мне доверили самое ценное, а я не уберёг! Ушёл тогда к партизанам, воевал, лез в самое пекло, но, видно бог решил по – своему. Живи и помни, Дмитрий Петрович тех, кого не уберёг!

- Но вы же всё равно не могли помочь всем? – спросил я.

- Не мог, - согласилсяответил Дмитрий Петрович, - но лучше я бы остался там, с ребятами.

Я смотрел на мужчину, не в силах отвести взгляд, вспоминая Никиту.

- У меня особое дело. Я должен проверить свои возможности.

- Никого там не оставил?

- Я вернусь. Или напишу письмо. Сейчас, к счастью, не война.

- Да, сынок, правильно ты сказал, к счастью. Пойдём, напою тебя кофе, а то засыпаешь.

Дмитрий Петрович заварил настоящий бразильский кофе в потемневшей от времени турке, разлил по чашкам, и мы, молча, прихлёбывали горячий напиток, закусывая шоколадом. Вкусным, настоящим советским шоколадом. Дома нас не баловали шоколадом, только по праздникам, так что теперь я наслаждался его вкусом, одновременно копаясь в своей тёмной душе: на самом деле, не совершил ли я предательство?

Кого я предал? Ребят? Никиту? Всё равно меня, рано или поздно, заберут отсюда.

Разделить их сиротскую участь, как намекает Дмитрий Петрович? Конечно, со мной им будет проще, покакогда бандиты приглядывают за детским домом, но они и до меня не бедствовали.

Никита привязался ко мне, я даже не ожидал от такого стойкого мальчишки. Оказывается, у него нежная, и ранимая душа. Конечно, у них у всех искалеченные души, они их пытаются спрятать за колючками. «Не плачь, не бойся, не проси».

- Как жизнь сейчас в детдоме? – спросил вдруг Дмитрий Петрович.

- Нормально, - не удивившись, ответил я, - у нас крепкий отряд, не даём себя в обиду.

- Что ж ты тогда?..

- Я же говорю, дело у меня. И вообще, я там временно, у меня все живы, через год заберут домой.

- Хорошо, если так. Пошли, скоро поезд прибудет.

Мы вышли на перрон. Как ни странно, народу пришло на электричку немало, видать, здесь был немаленький посёлок.

- Дядь Дим, - спросил я, - что, сильно заметно, что я детдомовский?

- Я тоже детдомовский, поэтому замечаю с первого взгляда. Тебе не жарко? Переоделся бы.

- Ой! Забыл совсем! – я покрутил головой и побежал за угол. Там быстро стащил с себя комбинезон, штормовку, оставшись в длинных штанах и рубашке с коротким рукавом. Одежду аккуратно свернул и сложил в рюкзак.

Выбежав на перрон, увидел приближающийся поезд. Пронзительно засвистев, электричка стремительно приблизилась, остановилась и открыла двери. Из вагонов высыпал народ, желающие зашли внутрь. Зашёл и я. Когда электричка тронулась, увидел Дмитрия Петровича. Я помахал ему рукой. Дмитрий Петрович кивнул мне.

Лавки, где я устроился, быстро заполнили пассажиры. Возле меня уселся довольно молодой мужчина, устроилась моложавая тётка с корзинками. Чем, интересно, знаменита станция «Бельчонок»? А эта станция, откуда я еду? Даже не спросил. Кстати, из этих, «Бельчат», можно ехать дальше? Не спросил, но Дмитрий Павлович, кажется, понял, куда мне надо, да и ветка одна.

- Далеко едете, молодой человек? – я не сразу понял, что обращаются ко мне, так погрузился в мысли, невнимательно разглядывая проплывающий пейзаж за окном.

- Пока до «Бельчат», - ответил я.

- А потом?

- Там меня должны встретить, мы договорились.

- С поисковиками, что ли? Отпустили, такого маленького, или сбежал? – спросил мужчина. Тётка с корзинками очень неодобрительно посмотрела на меня.

- Не такой уж я и маленький, - надулся я, - я уже пионер!

- Тогда понятно! – засмеялся пассажир.

- Вот они, нонешние! – поджала губы женщина. Чего они цепляются к детям? Я опять отвернулся к окну, хоть это было невежливо по отношению к старшим. Зато больше ко мне не приставали.

Станция «Бельчонок» оказалась на удивление большой. Здесь толкалось много народу, опытным глазом я нашёл среди пассажиров довольно обеспеченных, у которых можно было разжиться деньгами, если бы мне это было нужно.… Впрочем, несколько рублей и трёшек прилипли к моим рукам, даже сам не заметил, можно сказать. Карманников я не заметил. Зато заметил милиционера.

С независимым видом, в толпе пассажиров я спустился по лесенке на дорогу, ведущую в посёлок, решив найти столовую и позавтракать.

Посёлок оказался городского типа, в одной из пятиэтажек, жёлтого цвета, оказалась столовая, с другой стороны фасада была дверь с надписью «Буфет».

Я решил поесть нормально, поэтому сначала зашёл в столовую, где было мало посетителей, взял пюре с двумя котлетами, мясной салат и компот.

Только уселся за стол, ввалилась толпа подростков в такой же одежде, как у меня. Руководили ими, или пытались руководить, девушка и парень, молодые, наверное, им и двадцати не было.

Видно было, что у них кружилась голова от мельтешения и громких разговоров подростков. Среди них были как мальчики, так и девочки. Я оторвался от еды и с любопытством рассматривал ребят.

Они были, как с другой планеты! Совершенно раскрепощённые, мальчишки и девчонки могли толкнуть друг друга, не извинившись, некоторые мальчишки даже намеренно задевали девчат, а те нарочито грубо отвечали на их шутки, причём, мне кажется, даже были довольны таким вниманием пацанов.

Пока я дивился на этутакую вольницу, ко мне, оглядевшись, сели двое мальчишек и девочка.

- Ты с нами? – спросила девочка, - Вика, - представилась она. Я кивнул, не веря такой удаче.

- Саша, - встал я, даже изобразил лёгкий поклон, мельком подумав, что детдомовцы, оторванные от реальной жизни, тяжело будут привыкать к такому шокирующему обществу.

Ребята даже рты открыли от удивления, зато Вика мило улыбнулась, девочкам всегда нравится, когда им поклоняются.

- Андрей, Миша, - поздоровались со мной ребята. Им всем было лет по двенадцать – четырнадцать.

Они мне поведали, что едут на раскопки, на Алтай, у них экспедиция, руководят Станислав Валерьевич и Маша, вон они. Меня приняли за своего, потому что ребята были из разных клубов.

Я удивился нынешним порядкам: отпускают детей, одних, куда-то в тайгу, в горы.

А ведь было, было и в моей первой жизни! Шли ребята, с одним физруком, и в горы, и на сплав по рекам! Время такое, беззаботное и безопасное, это мне «повезло» с рождения познакомиться с изнанкой жизни.

Мне уже показалось, что здешняя жизнь вся такая мрачная, я все девять своих лет только и делал, что выживал.

Поэтому я не расслаблялся, считая, что где-то таится подвох, не могут дети быть такими беспечными и жить радостно и свободно, почти не реагируя на окрики командиров отряда.

Когда мы поели, причём некоторые оставили половину завтрака в тарелках, нас вывели наружу, стали пересчитывать, а я попросил Вику подождать, и кинулся в буфет.

Там затарился пирожками, а Вике захотел купить какое-нибудь пирожное, но растерялся от обилия сортов. Какое купить? Заварное, трубочку, корзинку, бисквит, шоколадное…

- Тётенька! – жалобно спросил я, - Какое пирожное мне купить девочке?

Тётенька рассмеялась и посоветовала купить заварное или трубочку. Потому что, я вижу, сказала она, вы в походе, так лучше сохранятся.

Я, с радостью, купил оба вида пирожных, и кинулся к ребятам, которые стояли возле столовой.

- Сколько можно тебя ждать? –сердито спросил меня Станислав Валерьевич, - На поезд опоздаем!

Строимся! – ребята построились в более организованную толпу и отправились к станции.

На меня не обратили внимания, когда производили посадку, ребята создали такой водоворот, что даже я удивился и потерялся. Меня буквально занесли в вагон. И это каких-то пятнадцать мальчишек и девчонок! Мы разместились в плацкартном вагоне, меня с двух сторон зажали девочки: Вика и Даша, очень симпатичная девочка лет тринадцати. Для меня они были вполне взрослыми девушками.

С улыбкой посмотрев на них, я достал чудом сохранившиеся пирожные и угостил девчонок.

Девочки расцвели улыбками, и чмокнули меня с двух сторон. Ребята дружно рассмеялись, заметив такое внимание к моей маленькой персоне. Мой рюкзак закинули на самую верхнюю полку, куда я собирался забраться ночью. А что, багажная полка для меня была очень даже удобной.

Ребята громко галдели, меня ни о чём не расспрашивали, к моему удовольствию. Я почувствовал себя почти в раю. Для этого стоило сбежать. Пусть найдут и вернут, но ради такого счастья я готов сидеть в карцере не одну неделю.

Даша подарила мне большое красное яблоко, но я был сыт, и машинально спрятал его, то есть, положил яблоко на ладонь, полюбовался им, потом накрыл другой рукой. Яблока не стало видно.

- Что это было? - удивилась Даша?

- Что? А, я пока не хочу, потом съем. Спасибо, Дашенька.

- А где оно сейчас?

- В рюкзак положил, - несколько удивился я. - Там у меня пакет с пирожками, вечером проголодаемся, разделим, и съедим.

Девочки зависли, не зная, как продолжать разговор. Но вот пришёл откуда-то Станислав Валерьевич с гитарой, настроил её и запел песню о том, что «лучше гор могут быть только горы». «Если друг оказался вдруг, и не друг, и не враг, а так…». Я отвернулся к окну.

- Ты что, Саша? – заметила моё состояние Вика.

- Песня такая, - соврал я, - за душу берёт.

- Да, - вздохнула Вика, - у Высоцкого все песни такие.

Весь день мы так ехали. Под песни, шутки, весёлые розыгрыши. Я прильну то к Вике, то к Даше,. они шутливо стали щекотать мои рёбра, требуя выбрать одну из них. Чисто женское требование. Каждой хотелось, чтобы мальчик выбрал именно её. Пришлось прибегнуть к хитрости.

- Помните, как начиналась Троянская война? – спросил я. Поочерёдно посмотрев на девочек, понял, что не помнят.

- Там прекраснейшей отдали яблоко… - я раскрыл ладони, явив на свет яблоко.

- Ну, и кому… - Даша не договорила, потому что яблоко распалось на две равные половинки.

- Сашка, так не честно! – надула губы Даша, взяв, однако, свою дольку, под смех ребят, обративших на нас внимание. Вторую половинку я протянул Вике.

- И вообще я тебе его подарила, у меня больше нет!

- Жаль! – вздохнул я. Тогда другие девочки стали угощать меня яблоками.

- Откуда яблоки? – удивился я. Ребята сами не знали, родители собирали. Попросили показать фокусы с яблоками. Оказывается, многие заметили, но не вмешивались.

Пришлось показать. Оставил себе одно, с хрустом вгрызшись в мякоть.

- А с картами можешь? – спросил один из мальчишек, - С тобой, наверное, лучше не стоит играть в карты?

- Ну, почему? Я могу честно играть! – под хохот ребят, сказал я.

Меня всё-таки уговорили показать фокусы с картами. Я показал несколько простеньких действий, как-то: замену масти, исчезновение карт, которые потом ребята сами находили у себя в карманах, а девочки – за пазухой.

Потом решили пообедать. Снеди было немало, пирожки я решил оставить на вечер, потому что курица и яйца могли очень скоро испортиться, в то время как пирожки сохраняются даже не один день. Все ребята набились в наше купе, весело обсуждая путешествие. Я вдруг понял, что стал частью коллектива, не представляя, как буду их покидать. Надеюсь, это будет не скоро.

К вечеру, когда наши молодые организмы опять захотели есть, я залез на верхнюю полку, достав из рюкзака пирожки. Купил я каждому по пирожку с рисом и мясом. На большее у мня просто не хватало рук. Во фляжке у меня была простая вода, зато у ребят оказались небольшие термосы с чаем. И яблоки… Ребята уже не удивлялись, когда я их вынимал из закрытого и завязанного тесёмками рюкзака. Мы снова накрыли стол и основательно подкрепились.

Не менее весело прошёл и вечер. Ббольше всего досталось мне. Девчонки чуть не передрались за возможность потискать меня. Не избалованный таким вниманием, я удивлялся, почему они выбрали в качестве игрушки именно меня, из-за малого возраста?

Потом догадался, что таким образом девочки намекают мальчикам, что те совсем не обращают на них внимания.

Когда стали укладываться спать, я полез было на верхнюю полку, но Вика решительно сказала:

- Сашка сегодня будет спать со мной!

- Почему это именно с тобой?! – возмутилась Даша.

Андрей ревниво посматривал на Вику, а потом сказал:

- Да, Сань, укладывайся с Викой, а то свалишься ещё оттуда.

К моему удивлению, Станислав Валерьевич, взяв с собой двоих парней, принёс и раздал всем постельное бельё. Матрасы с одеялами лежали, свёрнутые, на верхних багажных полках.

Я привычно разделся и лёг на нижней полке. Девочки попросили выключить свет, тоже переоделись в пижамы, Вика легла рядом, обняла меня, и я почувствовал себя, как дома, тесно прижавшись к девочке.

- Ты спал когда-нибудь с девочками? – тихо спросила Вика.

- Конечно, - так же тихо ответил я, - когда я родился, меня отдали сестре, она меня вырастила.

- Сестра? А мама? – я промолчал, напрягшись.

- Извини, Сашенька…

- Да ничего, Вика, мама у меня жива.

- Ты, наверное, очень любишь свою сестру?

- Ещё бы! – вздохнул я, не сдержав улыбки.

- Я тоже хотела бы, чтобы у меня был такой же братик, как ты, или сестрёнка, - призналась Вика, чуть покрепче обнимая меня, а я подумал, что странно, что Вика одна в семье. У нас, ещё в моей первой жизни, считалось просто неприличным, иметь в семье только одного ребёнка. Даже если в семье четверо детей, такая семья не считалась многодетной, а уж мы, пацаны, презирали детей, которые росли одни в семье, считая их избалованными, обычнов основном они были в компании на последних ролях.

В купе было очень тихо, все прислушивались к нашему разговору.

- А у меня есть младший брат, - сказала одна из девочек, судя по голосу, Светлана, - только он противный, мы всё время дерёмся.

- Какие вы глупые! – сердито сказала Вика, - Не понимаете своего счастья! Правда, Саня?

- Да, - согласился я, - за своих надо стоять насмерть! И не только за братьев и сестёр, - добавил я.

- Всё это, конечно, интересно, - услышали мы голос Станислава Валерьевича, - но давайте, наконец, спать!

Мы с Викой улеглись поудобней и незаметно уснули.

Утром, как был, в трусах и майке, только надвинув кеды, взял туалетные принадлежности и побежал умываться. К счастью, мы ещё ехали, а не стояли, и туалет был открыт.

Проводница уже не спала, сидела в своём купе, наводя порядок на лице. Скользнула по мне взглядом, ничего не сказав. Зато туалет оказался свободным!

И унитаз чистый, я даже рискнул сесть, постелив, правда, обрывки газеты на сидушку.

Потом тщательно умылся и почистил зубы: мне хотелось произвести благоприятное впечатление на девочек.

Когда вернулся в своё купе, ребята уже просыпались.

- Бегите скорее, пока не занято! – шепнул я Вике.

- Ой, Санька, не мешай спать! – пробормотала Вика, не открывая глаз. Зато Станислав Валерьевич сообразил, он быстро поднялся, спрыгнул с верхней полки – он спал на боковом отделе купе, разбудил Машу, и побежал в конец вагона, надев спортивные штаны.

Я оделся в шорты и футболку с коротким рукавом, присел в ногах у Вики, шепнув, что сейчас проснётся весь вагон, и будет не умыться, надо занимать очередь.

Ребята, позёвывая, уже вставали, девочки застеснялись, они попросили парней отвернуться, пока они, не вылезая из-под простыней, переодевались.

Мне было смешно.

Позавтракать решили сухим пайком, что у кого осталось, выкладывали на общий стол. Мне нечего было выкладывать, не буду же я открывать тушёнку?

А ребята запаслись полукопчёной колбасой, сыром, и ноздреватым Российским и плавленым, нашлись и слегка зачерствевшие булочки. Станислав Валерьевич открыл баночку духовитого сосисочного фарша и баночку обалденного паштета.

Паштеты намазывали на кусочки хлеба и булочки, с аппетитом съедали. Я тоже не отставал, думая, как бы отблагодарить попутчиков.

Станислав Валерьевич сказал, что к обеду будем в городе, там поезд простоит больше часа, поэтому есть возможность нормально пообедать в столовой.

Мы уже все перезнакомились, общались уже свободно, подкалывая друг друга. Меня затребовали к себе другие девчонки, чтобы я показал им фокусы. Они утверждали, что вчера были уставшими, поэтому не разгадали моих секретов. Наивные! Я вспомнил Арутюна Акопяна, говорил с армянским акцентом: «у меня от вас секретов нету!», пряча предметы в самые неожиданные места.

Правда, не наглел, а то девчонки могли и обидеться. Потом снова играли и пели под гитару.

К обеду мы прикатили в город. Долго тащились мимо угольных куч, стоявших в тупиках вагонов с лесом и металлом, попадались и контейнеры.

Наш поезд отогнали на параллельные пути, здесь тоже был оборудован перрон, только к вокзалу надо было переходить через мостовой переход.

С шумом и гамом мы вывалились из поезда, проводницак только успела посторониться.

Вика завладела мной, взяв за руку, и мы пошли на поиски столовой.

Я предостерёг от посещения ближайшей столовой, расположенной рядом с вокзалом: там может быть дорого и не вкусно. Хотя бывали исключения, как раз возле вокзалов попадались приличные столовые. Долго нам искать не пришлось, спросив у прохожего, мы завалились в пельменную.

Пельмени здесь были отменные, настоящие, русские, были и сибирские.

Я взял пельмени с бульоном, рисовую кашу с бифштексом, компот и пирожок.

- Вроде маленький, а кушать! – удивилась Вика, взяв себе полпорции пельменей со сметаной и чай.

- Настоящий мужчина! – одобрила Даша. К нам ещё присоседился Андрей. Как я понял, он был неравнодушен к Виктории, но несколько робел перед ней.

Поев, я сходил в буфет, набрав там свежайших чебуреков, беляшей и пирожков. Набралось три больших пакета. Пришлось просить ребят помочь.

- Как ты любишь пирожки! – удивлялись девчата.

- Очень люблю! – признался я, покупая ещё минеральную воду. Выпросил у буфетчицы сетку авоську, потому что невозможно унести столько стеклянных бутылок.

- Ты что, на всех берёшь? – догадалась, наконец, Вика.

- Конечно, - пожал я плечами, - а как иначе?

- Ну, как, - смутилась Вика, - оу нас есть, кому заботиться, Станислав Валерьевич, Маша.

- Пирожками они вас угощать не будут! – засмеялся я.

С шумом и гамом разместились мы в купе, сидели, ожидая отправления.

Дождались, когда мимо нас с рёвом гудка пронёсся красного цвета поезд.

- «Россия», - сказала Вика, вздохнув, - вот на каком бы ехать. За неделю от Москвы до Владивостока.

А нам ещё тащиться ехать и тащитсяехать.

Да, подумал я, хорошо, конечно, жаль, никто не продаст мне билет на такой поезд.

Что мне жалеть? Я устроился великолепно! Не в грязном холодном вагоне, не в собачьем ящике, а среди замечательных ребят, спал на одной полке с милой девочкой, которая искренне привязалась ко мне.

Я так и до Владивостока согласен был ехать.

Пропустив ещё какой-то состав, отправились и мы.

Всё хорошее кончается. Прибыли и мы на конечную станцию, с которой юные археологи уже поедут на автобусе. Пора было прощаться. Когда все вышли из вагона и отправились на автовокзал, я придержал Вику, с которой уже почти сроднился.

- Вик, мне надо с тобой поговорить.

- Не можешь попозже? Наговоримся ещё!

- Вика, ты не поняла. Я остаюсь здесь…

- Что?! Сашка, ты что?! Ты поедешь с нами!

- Вик, прости, но мне надо! Остановись, я всё объясню!

- Давай, только быстро.

- Вика, я вас всех обманывал, я не из клуба археологов.

- Я это поняла, ну и что? – сердито спросила девочка.

- Я сбежал из детдома…

- Так давай с нами! Сашенька, ну, пожалуйста! Поехали с нами!

- Виктория! – строго сказал я, - Мне надо добраться до Владивостока! Там мои родственники! Я тебе говорил про сестру? Так вот, насс разлучили с ней, мне не говорят, куда её отправили, поэтому, найдя родственников, через них буду искать сестру! Одному мне её не найти! – я немного привирал, но не мог сказать этой девочке всю правду. Я сам в неё не верил.

- Саша, давай, ты будешь моим братиком?

- Вика! – вздохнул я, - Ты думаешь, это так просто? Даже если твои родители согласятся меня усыновить, им просто не отдадут меня, хотя моих родителей лишили родительских прав.

- Сашенька! – Вика обняла меня, прижав к себе, - Я так привыкла к тебе!

- Я тоже, правда, - я говорил искренне, - я мог просто отстать от вас, но не хочу подводить вашего вожатого, Станислава Валерьевича. Скажи ему всю правду обо мне, хорошо? Я пока побуду здесь, подожду, пока вы уедете.

Вика не удержалась и заплакала. Так и убежала, со слезами.

Я смотрел, как она подбежала к группе ребят, как рассказала всё. Видел, как они стали осматривать рюкзаки. Я усмехнулся: всё правильно, сейчас найдут мою записку. Вот что я написал:

«Дорогие ребята! Простите меня за обман, я не из клуба, я беглый детдомовец. Меня уже ищут, может быть, даже скоро поймают, но я ни о чём не жалею, пусть меня жестоко накажут, я благодарен судьбе, что она свела с вами. Только ради этого стоило бежать, чтобы знать, что есть такие смелые и открытые люди. Я узнал мир не только с изнанки, но и со светлой её стороны. Спасибо вам! Ваш Санька М.».

Что-то горячо обсудив, Вика с Андреем побежали в мою сторону. Я не понял, зачем.

Подбежав, они встали в двух шагах от меня, растерянно оглядываясь.

- Саша сказал, что подождёт здесь, - сказала Вика.

- Я здесь, - сказал я, выходя на солнечный свет.

- А, вот ты где! – обрадовалась Вика, - А то я думала, что ты уже ушёл!

Ушёл бы, подумал я, если бы не лишком рано. Сейчас надо наблюдать за поездами, когда стемнеет, надеть чёрный комбинезон и проникнуть в вагон, желательно с чем-нибудь мягким.

- Саш, может, передумаешь? – спросил Андрей, - Станислав Валерьевич не против, чтобы ты ехал с нами, в детдом он обещал позвонить, договориться, чтобы не искали.

- Извините, ребята, но у меня своя дорога.

Я старался не смотреть на Вику, которая пыталась перехватить мой взгляд.

- Тогда возьми вот это, - Андрей снял рюкзак, открыл его. В рюкзаке лежали разные консервы, сахар, чай, ещё что-то.

- Что вы! – засмеялся я, - Вы подумали, как я всё это унесу?!

- Возьми хоть что-нибудь, - смутился Андрей. Я взял пару банок говядины, пачку чая и сахара. Ещё обнаружил соль.

- Вот за это спасибо! – искренне поблагодарил я, - Вика, не расстраивайся. Вот, смотри, Андрей любит тебя, не расстраивайся!

Но Вика расстроилась:

- Я теперь постоянно буду думать, что с тобой что-то случилось! Какой ты жестокий, Сашка!

- Ничего со мной не случится, Вик! Ты же знаешь, я вырос в этой среде.

- Ничего я не знаю, ты маленький мальчик! – Вика обняла меня, стала целовать. Я с трудом вырвался:

- Не надо, Вика! А то я тоже расплачусь, и тогда со мной что-нибудь случится!

- Возьми записку, - протянул мне листочек бумаги Андрей, - там наши с Викой адреса. Будешь в наших местах, заходи обязательно!

Я прочитал записку и вернул Андрею:

- Я запомнил, спасибо. Мне не стоит такие вещи хранить у себя, иначе вас могут привлечь за укрывательство.

- Но ты ведь не преступник? – уточнил Андрей.

- Нет ещё! – улыбнулся я, - Ну, всё, пока! – я отвернулся и пошёл в сторону вокзала, постаравшись сразу скрыться с их глаз. Я слышал, как плакала Вика, как её утешал Андрей, и думал, что, почему-то всем, с кем встречаюсь, приношу только грусть и печаль. Если не сказать больше.

Зато для меня эти дни, проведённые будто в другом мире, были как глоток воды в знойный день, без преувеличения. Я перебирал в памяти строки из записки, где были написаны аАдреса и фамилии:

Виктория Башкирцева, город Борисов, Андрей Вишняков, тот же город. Мысленно вспомнив карту, я убедился, что это недалеко от нашего города, я ведь ехал на электричке полдня, полдня мы ехали на автобусе. Так что, не спеша можно было добраться за два дня.

Если они у меня будут, усмехнулся я.

Поднявшись на переход, я внимательно осмотрел составы. Некоторые мне понравились, но, когда их отправят, я совершенно не понимал. Гудели тепловозы, мимо проносились составы, гружёные грузами народного хозяйства, приезжали и уезжали электрички. На путях, довольно широко раскинувшихся, деловитые тепловозы собирали вагоны в один длинный поезд.

Интересно, может быть, его отправят сегодня ночью? В какую сторону?

Оглядевшись, я решил спрятаться в тени деревьев и изучить карту, что мне досталась от Владимира Ивановича. Если на карте есть эти места.

Сверху хорошо было видно, что небольшая рощица есть в этом засилье металла, и поспешил туда.

Это место, видимо, было местом отдыха путейцев, потому что здесь были установлены лавочки, вкопан железный бочонок, заполненный окурками.

Сев на лавочку, я развернул карту, с трудом отыскал этот город.

Да-а… Поезда отсюда могли идти в любом направлении: на юг, в казахские степи, на Урал, в Сибирь и Дальний Восток. Пока изучал карту, подошёл один из путевых обходчиков, с молотком на длинной ручке, одетый в оранжевую жилетку.

Он присел, напротив меня и закурил папиросу. Мельком я увидел пачку: «Север». Даже вспомнил детскую загадку: найди на картинке белого медведя. Что самое интересное, медведь там на самом деле был. Только…

- Что, малец, собрался куда? – спросил обходчик, не глядя на меня.

- Да так, мы с классом собрались на озеро, с физруком, я отстал. Не подскажете, какой поезд на Восток идёт?

- Ну-ну, - покивал головой мужчина, - Отстал, значит. Думаешь, мало я видел вашего брата? А на восток отправится ночью вот этот состав. Там один вагон, с прессованным сеном, не опломбированный. Третий с конца.

- Спасибо, дядечка! – поблагодарил я его, не двигаясь с места. – А если его закроют на замок и опломбируют?

- Твои проблемы, - пожал плечами путевой обходчик, - хочешь, залазь на открытую платформу, вон, видишь, «перевёртыш». На нём кирпичи возят, россыпью. Решай. Можно, конечно, купить билет в общий вагон, но не знаю, проводник, скорее всего, сдаст тебя в милицию.

- А вы? Не сдадите? – посмотрел я в упор на мужчину.

- Нужен ты мне, - не глядя на меня, сказал он, - у меня своих дел полно. Но если спросят, скажу, - взглянув мне в глаза, решил сказать правду обходчик, - потому что гибнете вы на рельсах, бессчётно.

Докурив, мужчина поднялся и пошёл к путям, осматривать рельсы и шпалы, постукивая молоточком по костылям.

А я остался на месте, раздумывая. Что делать? Обходчик сказал, что сообщит милиции, если встретит. Тогда что? Подумает, что не сунусь в ловушку, поищу другой способ выбраться из города.

Спрятаться в вагоне, чтобы не нашли, не проблема, другое дело, если запрут двери! Ттогда только останется, что ждать, когда мимо будут проходить люди и просить помощи.

А если обходчик соврал, и этот состав пойдёт в другую сторону, например, в степи и пустыни?

Я утром проснусь, а там…

Сказывалось отсутствие опыта поездок на поездах зайцем. Когда-то читал, что за беглецами следовали менты, старались их ловить. Беглецы, такие же пацаны, как я, убегали, падали с крыш, разбивались, или ломали шеи.

Я поражался таким действиям милиции. Зачем рисковать своей жизнью, и жизнью детей?

Подумав, решил, всё-таки поехать этим поездом. Дождусь темноты, спрячусь поближе к вагону с сеном, оденусь в комбинезон. Потом дождусь, когда к составу прицепят тепловоз, проникну внутрь.

Спать ночью не придётся, надо смотреть за движением поезда, если небо не затянет тучами, можно будет ориентироваться по звёздам. Компас я так и не приобрёл, бестолочь.

Когда наступили сумерки, я, одетый в чёрную одежду, скрывался в тени глухого забора, между мной и поездом громоздились какие-то ящики, много ящиков.

Но вот, на самом деле, состав дёрнулся, с грохотом лязгнули сцепки, затем медленно поезд двинулся в нужном мне направлении.

Я метнулся к вагону, вскочил на подножку, отодвинул тяжёлую дверь и проник в тёмный вагон.

Немного привыкнув к темноте, мелкими шажками, выставив перед собой руки, направился вглубь вагона. Нащупав колючий брикет прессованного сена, сел на него, решив обдумать своё положение в спокойной обстановке. Пока сидел в засаде, съел оставшиеся два пирожка, теперь у меня оставались консервы и буханка хлеба. Ещё фляжка с водой, которую подарили мне ребята, ещё в лагере. теперь, главное, надо было убедиться, что я еду в нужном мне направлении.

Щель, которую я оставил, не закрыв полностью дверь, позволяла видеть, как проплывают мимо нас вагоны, видны были постройки, забор, потом поезд вытянулся на основной путь и начал набирать скорость. И тут меня окликнули:

- Эй, пацан, пожрать есть?

- Есть, - с секундной заминкой отозвался я, - ты один? – судя по голосу, меня окликнул подросток, лет пятнадцати-шестнадцати, который старался придать голосу взрослые нотки.

- Один, не бойся, - послышался шум, и из глубины вагона появился парень, плохо различимый в темноте. Пперед тем, как проникнуть в вагон, я спрятал в рукавах стилет и заточку, так что не очень боялся парня, пусть даже он здесь был не один.

- Давай, поедим? – предложил незнакомец, - Здесь есть место… - загорелся бледный огонёк воровского потайного фонарика, и я увидел блок сена, на котором лежала доска. С двух сторон лежали такие же блоки, на которых можно было разместиться, причём всё это было расположено возле двери, так что в щель свет не должен был виден.

Наверное, этот вагон уже кем-то использовался, не исключено, что здесь отдыхала охрана поезда.

- Я здесь уже давно, - сообщил парень, удобно располагаясь среди блоков сена.

Я устроился поближе к выходу.

- Да не щемись ты, не собираюсь я тебя грабить. Вдвоём веселее, я уже давно в бегах, а ты?

- Я не в бегах… - решил ответить я.

- Путешествуешь? – понятливо сказал парень, - Ну и ладно, путешествуй. Я вот тоже путешествую, меня Игорёк зовут, а тебя?

- Санька, - не стал скрывать я, потому что Санек в это время было, как собак нерезаных.

- Санька, так Санька, - согласился Игорёк, - давай лучше пожрём, я целый день ничего не ел.

- Не мог стырить, что ли? – с подозрением спросил я.

- Это тебе легко, - отозвался Игорёк, - а с моей рожей не так просто, - Игорёк осветил своё лицо со стриженной под «ноль» головой, с наколкамии на руках.

- Понял? - спросил он, направляя на меня фонарик. Я закрылся руками:

- Убери свет, - прошипел я. Игорь, к моему удивлению, убрал фонарик. Я снял рюкзак, развязал тесёмки и достал банку тушёнки и хлеб.

- Есть чем нарезать? – спросил я.

- Есть! – согласился Игорёк, извлекая самодельную финку из-за голенища кирзового сапога.

Ээтой финкой он разрезал булку пополам, одну половину подвинул мне, другую порезал на ломти.

Потом ловко вскрыл банку, вырезав крышечку полностью.

Эту крышечку он, обстучав ручкой финки по краям, придал форму ложечки и начал намазывать хлеб тушёным мясом. Запахло так вкусно, что невольно выступила слюна.

- Бери! – протянул мне кусок Игорёк, сам взял другой кусок и впился в него зубами.

Неплохой парень, подумал я, может, не совсем ещё обозлился на весь белый свет?

- Ты откуда, Сань? Из детдома сбежал? – спросил Игорёк, прожевав этот кусок и взяв следующий.

- У меня что, на лбу написано?! – возмутился я, - Я в детдоме ещё месяца не прожил, а все сразу: детдомовец, детдомовец!

Игорёк довольно рассмеялся.

- Я вашего брата издалека чую, сам детдомовский, да вот теперь из колонии бежал, попал по глупости. Сань, не связывайся со старшими, сдадут, и не поморщатся. Им это не западло.

- Пока не собираюсь, - буркнул я, - что ты теперь собираешься делать?

- Хочу на Дальний Восток податься. Попробую устроиться на сейнер, там рабочие руки всегда нужны.

- Чем в пути жить собираешься?

- А ты?

- Я взаймы.

- Ну и я, - рассмеялся Игорёк, - только по-тихому у меня не получится, а для гоп-стопа силёнок маловато.

- Этот поезд куда идёт? – спросил я, доставая из рюкзака фляжку с водой и складной стаканчик.

- На восток он идёт. Я узнавал.

- У путейцев?

- Ну да, а что?

- Да ничего, стукнут ментам, да и всё.

- Думаешь? – задумчиво спросил Игорёк.

- Вполне может быть. Что им со своим линейным отделом ссориться?

- Тогда надо ещё до станции выходить. Тебе в какую сторону?

- Можно сказать, по пути.

- Тогда вот что. До следующей станции ехать ещё долго, можно ночь поспать, днём поедим и срываемся,. там что-нибудь придумаем. Я же говорю, вдвоём веселее! Там, за этой кучей есть хорошая нора, можно поспать, если кто заглянет, ничего не увидит.

- А если дверь закроют?

- Не-а, до следующей станции не закроют, а до неё сутки ходу. Пошли спать?

- Ты иди. Я дверь посторожу, повешу баночку, если откроют или закроют дверь, загремит, разбудит, даже если засну.

- Ну, ладно, а то смотри, я смирный, маленьких не обижаю, вдвоём теплее было бы.

- Нет, Игорь, что-то неспокойно мне, посторожу.

- А если облава? Что будешь делать? – насторожился Игорёк.

- Как что? – удивился я, - Ноги в руки и тикать!

- А я?

- А ты – по обстановке!

- Ну, ты жук! – я пожал плечами:

, - Каждый выкручивается, ка может.

Недовольно ворча, Игорёк скрылся в своей норе, я стал оборудовать свою.

Ночь прошла довольно спокойно, не считать же за происшествие то, что Игорьку приспичило ночью пописать, и он, спросонья, чуть не вывалился в проём, на полной скорости! Еле поймал!

Не сказав ни слова благодарности, даже не поняв, для чего я его ловил, мой попутчик снова скрылся в глубине вагона.

Я снова насторожил сторожевую систему и заснул.

Спал я, полусидя, так что, когда поезд тряхнуло, я свалился и сразу проснулся. Подбежав к двери, увидел,. что мы ещё вполне с приличной скорости несёмся по какой-то лесостепи.

Зевая и почёсываясь, вылез из своей берлоги Игорёк. При свете дня он выглядел совсем юным, точно лет пятнадцать.

Посмотрев в приоткрытую дверь,. пригорюнился:

- Ср… охота. Не спрыгнешь.

- Привяжись, - предложил я.

- Да ну, - отказался Игорёк, - столбом собьёт ещё. Потерплю лучше. Может, пожрём?

Я, с трудом сдерживая улыбку, открыл рюкзак, доставая оттуда рыбные консервы.

- Во, - посмотрел на банку паренёк, - котлеты в томате… Что за хрень? Ты пробовал?

- Нормально, - сказал я, - открывай, не привередничай, - я достал ещё одну банку. Оказалась камбала. Тоже в томате. Посмотрел изготовителя. Хм. Преображенский Р/К.

- В Приморье сделано, - сказал я. – Туда тебе надо, как раз. Посёлок небольшой, можно устроиться.

- Добраться бы! – мечтательно сказал Игорёк, наворачивая бутерброд с котлетой.

Крышки с банок он аккуратно срезал, выпрямил и положил рядом с собой.

Не так уж прост этот мальчишка.

Я тоже принялся за еду, накладывая рыбу на куски хлеба вилкой. У меня ведь был солдатский, удобный, котелок с алюминиевыми ложкой и вилкой. Не забывал я поглядывать за пейзажем за дверью. Мы уже почти всё съели, когда поезд внезапно резко затормозил.

Я, не удержавшись, повалился, через стол, на Игорька.

Дверь резко открылась, и в проёме появился милиционер с пистолетом, который держал обоими руками и автоматчик с наведённым на нас автоматом.

Игорёк среагировал моментально. Он схватил меня за воротник, поставил на ноги и острым краем консервной крышки прикоснулся к моему горлу.

Вот идиот! Надо было порскнуть в разные стороны, и пусть бы искали по всему вагону.

Я не сопротивлялся, понимая, что при малейшем движении молодой автоматчик может выстрелить.

- Положите оружие! – крикнул Игорёк, - Я перережу ему горло! – Игорёк слегка надавил своей железкой.

Грохнул выстрел. Игорёк вскрикнул и упал.

- Какая удача! – воскликнул милиционер. Как я заметил, он был в чине капитана, - Здесь ещё и Сашок! Иди сюда, малыш! – протянул он ко мне руки.

Я собрал рюкзак, закинул его за спину, осмотрел сСвоего попутчика. Пуля попала ему в плечо, поэтому он отпустил меня и упал на пол, корчась от боли. На меня он не смотрел, так что я не сказал ему то, что думаю о нём, ведь благодаря его идиотской выходке нас повязали. Где он видел, чтобы у нас милиция складывала оружие?

Я подошёл к капитану, он взял меня, помог спуститься. Я думал, он поставит меня на землю, но капитан взял меня на руки. Я упёрся подбородком в его твёрдый погон.

- Испугался, малыш? – спросил он ласково.

- Конечно, испугался, - согласился я, - я думал,. после вашего выстрела автоматчик превратит меня в решето, - я посмотрел на молодого парня с автоматом. Тот покраснел.

- Сизов! – воскликнул Капитан, - Это правда?!

- Да, товарищ капитан, еле сдержался.

- Всё, больше со мной не пойдёшь!

- Товарищ капитан! – взмолился парень.

- Проверен, можно доверять! – тихо сказал я, отстраняясь.

- Можно, говоришь? – лицо капитана вдруг приняло озабоченное выражение, - У тебя кровь! Ты ранен? – я провёл рукой по шее. Ладонь оказалась в крови.

- Куда лезешь грязными руками! – сердито прикрикнул капитан, и понёс меня к карете «скорой помощи», в которой уже перевязывали Игорька.

Когда взрослые отвлеклись, я сказал:

- Идиот!

- А ты… - скрипнул зубами Игорёк.

- Надо было прятаться! – прошептал я сквозь зубы, - Теперь оба… - ко мне подошёл фельдшер, смазал ранку спиртом и заклеил пластырем.

- Куда прятаться? – не понял Игорёк. Я махнул рукой, потому что капитан был уже рядом и держал зменя за плечо.

- Ну чЧто, Сашок, пойдём? Бежать не советую. От меня, брат, не убежишь!

- Я вижу, - буркнул я, - мне свмоя шкура ещё дорога!

- Я же зверь какой, в ребёнка стрелять!

- В Игорька стреляли.

- Ну, брат, это совсем другая история. Видишь ли, Игорёк действительно мог зарезать тебя.

- Не мог, -буркнул я.

- Когда он бежал из детской колонии, он зарезал своего товарища.

- А этот, которого он зарезал, ему товарищ был? – поднял я голову, чтобы посмотреть капитану в глаза.

- Какой бы он ни был, он человек, а лишить человека жизни может только суд! – наставительно сказал мой сопровождающий.

- А если выхода нет? Самому дать себя зарезать? Не очень приятно, зЗато за тобой не будут охотиться, как на дикого зверя. За мной ведь вы тоже охотились?

- Охотился, Сашок, - вздохнул капитан, - дети не должны бегать.

- Не должны, - вздохнул я, - мне кажется, с детьми не должны обходиться, как с вещами: здесь взял, сюда положил. И не смей с этого места сдвинуться. Зачем нас с сестрой забрали из семьи? Почему вы решили, что мне лучше будет в детском доме?

- Тебе плохо было в детском доме?

- Пока рядом была Лиза, я был счастлив. Это кому-то не понравилось?

- Нет, Саша, с твоей сестрой всё не так просто. Извини, не могу сказать.

- Что вы всё от меня скрываете? Что я, маленький?

- Маленький, Сашок, пока ещё маленький, хотя рассуждаешь, как взрослый. Наверное, ты хорошо учишься?

- Конечно! Почти круглый отличник. Был…

- Почему был?

- Как знать, позволят мне сейчас учиться, или за колючку отправят, - мы уже подошли к «ГАЗику», типа «козлик», давешний парень с автоматом открыл заднюю дверцу, предложил мне сесть, сам сел рядом. Капитан устроился на переднем сиденье.

- Меньше бегай, останешься на воле, - повернулся ко мне капитан.

- А если мне надо? – со звоном в голосе спросил я.

- Скажи директору, если серьёзная проблема, поможет, - машина тронулась, трясясь на ухабах. Я помолчал, потом сказал:

- Товарищ капитан, у вас мама жива?

- К сожалению, нет, - мрачно сказал милиционер.

- Если бы случилось чудо, и вы бы узнали, что она жива, но очень далеко, вы что бы сделали?

- Наверное, поехал бы к ней.

- Несмотря ни на что? Или ждали бы удобного момента?

- Взял бы отпуск…

- Вы же милиционер, у вас вечный аврал.

- Дождался бы, у меня есть терпение.

- А за это время мама бы умерла, - сказал я, глядя в окно. Капитан молчал. Потом спросил:

- К чему ты затеял такой разговор?

- У меня почти такая же ситуация, - грустно ответил я, - мне никто не сможет помочь, кроме меня самого. Мне надо там побывать, потом будет поздно.

- Нельзя тебе одному, пропадёшь, - не глядя на меня, сказал капитан.

- Не пропаду, - заявил я, - если хотите знать, я и сейчас мог бы от вас уйти. Только, думаю, надо вернуться, что-то мне неспокойно.

- Как же ты собрался от нас сбежать? – полюбопытствовал капитан, опять поворачиваясь ко мне.

- А вы не обидитесь? Бить не будете?

- Ну, вот ещё!

- И за уши не крутить, ладно?

- Ладно! – засмеялся капитан, - Рассказывай, что придумал!

- Я лучше покажу! – я достал из-за пазухи револьвер парня, сидевшего рядом со мной, взвёл курок, и упёр в бок конвоиру, - теперь медленно, двумя пальцами вынимайте своё оружие!

Водитель резко затормозил, но я предвидел это, сидел, схватившись за парня.

- Ты что, идиот? – воскликнул я, подняв револьвер вверх дулом и осторожно возвращая боёк на место, - я же мог нечаянно выстрелить!

Милиционеры сидели, бледные до синевы.

- Не волнуйтесь, на предохранителе стоял! – я взял наган за ствол и подал парню. - Бери, и никогда не покупайся на внешность, она, как известно, обманчива! – я видел, что они, все трое, борются с желанием намять мне бока или открутить уши, но, к сожалению, дали слово не трогать ребёнка.

- Да, - наконец обрёл дар речи капитан, - хороший урок ты нам преподал. Уши крутить я не могу, но…

- Покажи руки, - я протянул обе руки, усмехаясь про себя. Капитан достал наручники, защёлкнул их мне на запястьях.

- Надо так?

- Не совсем. Надо сзади застегнуть.

- А то что?

- Да ничего, - я расстегнул наручники и положил их себе в карман, - на память.

- Не могу -на память! – засмеялся, капитан, - Отдай, это почти оружие! – я, со вздохом, отдал.

- А если сзади застегнуть?

- То же самое, только не видно будет.

- И что делать?

- Думайте, - пожал я плечами, - я не собираюсь облегчать вам жизнь, но можете быть спокойны, от вас я не стану бегать.

- И на том спасибо! – капитан вытер пот со лба, - Поехали! – сердито прикрикнул он водителю.

- Товарищ капитан! Может, ремня пацану? – спросил водитель.

- Это нам надо ремня! Он, между прочим, мог нас всех разоружить, и ты сейчас вёз бы его куда-нибудь! Потом ты пристегнулся бы наручниками к баранке, где-нибудь в лесу, и ждал бы помощи! – капитан снова вытер потный лоб, - Не вздумайте кому-нибудь сказать! Душу вытрясу!

- Что вы! Мы себе не враги, над нами всё отделение будет хохотать!

Дальше ехали молча, только парень улыбнулся и показал мне большой палец.

Приехали мы в обычное отделение милиции. Меня вывели, особенно не охраняя, я ведь пообещал от них не бегать.

- Дежурный! – позвал капитан, - Прими арестованного!

- Вы что, шутите? – удивился дежурный.

- Какие шутки! Посмотри ориентировки! – дежурный посмотрел, потом спросил:

- Почему к нам, а не в детскую комнату?

- Сейчас позвоню им, пусть приезжают. Ещё не хватало машину гонять. Определи куда-нибудь!

- Пусть со мной посидит.

- Гм… - задумался капитан, - Посидишь? – спросил меня он. Я пожал плечами.

- Чаем напою, бутерброды есть, - продолжал дежурный.

- Я в туалет хочу, - сказал я.

- Чёрт! – выругался капитан, - Сизов, проводи, останешься здесь. Накормите и посадите в обезьянник.

- Как, в обезьянник?! – удивились дежурный и Сизов.

- Так. Это особо опасный преступник. Скроется, а ты и не заметишь.

- У меня камеры заняты. Там девушки!

- Какие ещё девушки? – удивился капитан.

- Так эти, которых у нас нет. Лёгкого поведения.

- К ним и посадишь! Всё! Нам некогда! Сизов, как устроишь малыша, поедешь в больницу, будем допрашивать Игорька. Бывай, Сашок!

Я сделал хорошему человеку ручкой и побежал в туалет, потому что тоже, как Игорёк, сильно хотел.

Сизов постоял за дверью, дождался, пока я сделаю все дела, хотя я не понимал, зачем он это делает, туалет ведь был без окошек.

- Ты ещё здесь? – удивился я.

- Приказ, - лаконично ответил Сизов.

- Слушай, как тебя зовут? – спросил я своего конвойного.

- Сёма.

- Сёма, может, пойдём куда, нормально пообедаем? Я не убегу. Сам понимаешь, я мог это сделать в любое время. Я даже машину водить умею.

- Попробуем, - улыбнулся Сёма, - товарищ старший лейтенант, вы ещё не оформили мальчика?

- А что?

- Хочу отвести его в столовую.

- Капитан не убьёт?

- Мы быстро. Вы же слышали, он сказал «накормить и посадить».

- Как хочешь. Ответственность пока на тебе.

- На мне, - вздохнул Сизов, - пошли, фокусник.

Я на самом деле не собирался подводить неплохого парня. Зато хорошо поем. Поэтому, оставив рюкзак у дежурного в каморке и вылезши, наконец, из комбинезона, в котором задыхался от жары. взял за руку Сёму, и мы пошли в столовую. Сёма растаял от моей доверчивости, а я только вздохнул: урок получился не в прок.

Сёма привёл меня в столовую, мы взяли подносы и встали в небольшую очередь. Я решил основательно подкрепиться, поэтому взял салат, полборща и пюре с бифштексом, к борщу половину стакана сметаны, компот и булочку.

Парень тоже не страдал отсутствием аппетита, обошлось без шуток в мой адрес.

Расправившись с борщом, я спросил молодого человека:

- Послушай, Сёма, в вашем городе негде работать?

- Как это? – удивился Сёма, - У нас много предприятий, есть, где работать.

- Почему тогда ты пошёл в милицию? – Сёма пожал широкими плечами:

- Отслужил армию, предложили, решил попробовать, пока готовлюсь к экзаменам.

- Ну и как?

- Нормально. Теперь решил поступать на юридический.

Помолчав, я спросил:

- Сёма, я вижу, ты уже не практикант, тебе даже оружие доверили, а всё, как пацан, доверчивый. Скажи, зачем тебе всё это? Служба в милиции, это не то, что показывают в кино, это грязь, кровь, нудная работа, предательство товарищей. Будешь работать без выходных, от тебя уйдёт жена…

- У меня нет жены, - покраснел Сёма.

- Будет. Потом уйдёт, потому что ты сделаешь выбор в пользу работы.

- Откуда ты всё это знаешь? – немного рассердился Сёма.

- Поверь, Сёма, знаю. Ладно я, мне «повезло» родиться в этой среде, и, вижу, из неё уже не выбраться. Вот, попытался сбежать, а родная милиция схватила, и завтра опять отправит в туда, в преступную среду, то есть..

- Захочешь, станешь честным человеком, выучишься на инженера, - я с удивлением смотрел на парня.

- Сёма, ты это серьёзно? Меня с трёх лет учили воровать и убивать. Кто меня отпустит? Я же говорю, тайно сбежал, пока им не до меня, а вы меня схватили, и сейчас посадите в тюрьму, хотя я ещё ничего не сделал.

- В какую ещё тюрьму? – Сёма оставил котлету в покое.

- Куда ты меня сейчас поведёшь? В гостиницу?

- Это на время, - замялся Сёма, - потом тебя вернут в детдом.

- Сёма, ты был когда-нибудь в детдоме? – тихо спросил я, - Ты знаешь, как там живут дети, что там делается? Сходи, посмотри. И представь, что ты маленький мальчик, что тебя сейчас здесь оставят навсегда, и ты больше не увидишь ни папу, ни маму, ни сестру, ни брата.

Сёма побледнел, не в силах проглотить кусок, я же с удовольствием занялся сочным бифштексом.

- Сегодня ты чуть не застрелил меня, я чуть не застрелил тебя. Понравилось? Я думаю, у тебя есть родители, о которых ты совершенно не думаешь, - я допил компот, с удовольствием заедая его удивительно мягкой и вкусной булочкой., - Всё, я наелся. Пошли. – Сёма не стал доедать, молча встал и пошёл на выход. Я отправился за ним. На улице молодой милиционер обернулся ко мне:

- Но надо ведь кому-то убирать грязь? Чистить улицы?

- Надо, - согласился я, - и, конечно, лучше, если это будут такие честные и чистые душой люди, как ты. Но давай разберёмся в сегодняшнем, конкретном случае. Вот вы сегодня взяли двух особо опасных преступников… - Сёма хмыкнул, - Не сомневайся, это на самом деле так. Но к делу. Я собирался порвать с преступной средой. Вы не дали. Думаешь, в следующий раз мне дадут сбежать? Сомневаюсь. Возьмём Игорька. Сбежал из колонии, убил своего мучителя. Куда вы его теперь отправите? В санаторий? Советую тебе поинтересоваться его дальнейшей судьбой. Думаю, он повесится, сам, или помогут. А бежал он к морю, мечтая устроиться на сейнер, ходить по морям, ловить рыбу, зарабатывать деньги и любить девушек. Я ни в чём тебя не упрекаю. Ты служитель закона. А вор должен сидеть в тюрьме! – засмеялся я невесело.

- Почему ты не убегаешь от меня? – хмуро спросил Сёма.

- Зачем? – пожал я плечами, - Во-первых, не хочу подводить хорошего человека, во-вторых, после этого вы спустите на меня всех собак, откроете настоящую охоту. Да и сбежать я могу в любой момент, просто не время ещё.

Сёма молчал всю дорогу до отделения милиции. Там он оформил меня, как положено, и распрощался. Я прихватил свой рюкзак, убедившись, что его прошмонали, потому что он значительно полегчал, и пошёл в камеру.

В камере сидели девчата. При виде меня, они оживились:

- Наконец-то. Нас выпускают?

- Разбежались! – усмехнулся дежурный, - Принимайте гостя, смотрите, не обижайте!

- Да вы что, ироды! – возмутились девчата, - Ребёнка в камеру сажаете!

- Позаботьтесь о нём, а то мне некогда, и девать его некуда, все на выезде, - дверь захлопнулась.

Я осмотрел девчат, улыбнулся и подошёл к девушке, немного напоминающую мне сестру. Бросив рюкзак на свободное место, я сел рядом с ней и прижался, положив голову ей на грудь.

Девчата оторопели. Первой пришла в себя та самая девушка, рядом с которой я устроился. Она стала гладить меня по голове, приговаривая:

- Бедненький! За что тебя?

- Сбежал из детдома, - не стал скрывать я, - а ты похожа на мою сестру.

- Устал? Хочешь поспать? – я кивнул, тогда девушка положила меня на лавку, устроив мою голову у себя на коленях. Остальные девушки завистливо молчали. А я, в самом деле, уснул.

Разбудил меня дежурный, открыв дверь и сказав:

- Милославский, с вещами на выход! Поднимайся, Саша, за тобой пришли. И ты, Лена, выходи.

С удивлением я увидел, что мы с девушкой остались одни, других девушек уже не было.

- Лена не хотела тебя будить, - усмехнулся дежурный, - отказалась выходить.

- Серёжа, куда вы его, - спросила Лена, - опять в зверятник? Отдайте лучше его мне.

- Чему ты его научишь? – засмеялся милиционер.

- А чему его научат в детдоме? Ты там был?

- Не нашего это ума дело, Ленка, держи язык за зубами, пока не отрезали.

Мы вышли в коридор, и я увидел сотрудника детской комнаты милиции. Если вы думаете, что это была хрупкая девушка, так вы ошибаетесь. Это была грузная женщина лет сорока, привыкшая повелевать, на всех, кто был ниже её по положению, она смотрела презрительно, наверняка не замужем. Была она в звании сержанта милиции.

- Ну, что стоишь? Пошли! – неприятным голосом сказала она мне, поворачиваясь к выходу. Я двинулся за ней. К моему удивлению, нас ожидал тот самый «козлик», на котором меня сюда привезли. Водитель, как старому приятелю, подмигнул мне, выбросил папиросу и завёл двигатель.

Меня посадили, одного, на заднем сиденье, тётка устроилась на переднем. Я подумал, что её предупредили, что я не собираюсь убегать.

Машина проехала почти весь город, который мне понравился: ухоженный, зелёный, асфальт ровный. Остановились возле какого-то здания сталинской постройки, я тепло попрощался с водителем, он вышел, и пожал мне руку:

- Держись, Сашок! – я кивнул: держусь, мол.

Суровая сержантша не стала проводить со мной душеспасительные беседы, за что я ей был благодарен, провела в кабинет, где быстро завела на меня дело, уточнила некоторые вопросы по местонахождению моего родного детдома и предложила пройти, устроиться на временное проживание.

Открыв ключом массивную дверь, меня завели в довольно большую комнату, в которой уже находилось несколько разновозрастных детей. Я подумал, что это что-то наподобие пересыльного пункта. Моего опыта пребывания в таких местах было маловато, но, похоже, это было именно так.

- Зинаида Аркадьевна! – подбежал мальчишка лет десяти, - Я в туалет хочу!

- Я тоже, я тоже! – со всех сторон закричали дети. Те, кто играл на полу, тоже вскочили, кто-то захотел есть, кто пить.

- Сейчас дети! – громко сказала Зинаида Аркадьевна, - Поселю новенького, потом решим все ваши проблемы.

- А он кто? – спросил один из ребят.

- Вор и убийца, - представился я. Дети испуганно затихли.

- Слушайте его больше, - махнула рукой сержантша, - такой же бегунок, как и вы. Проходи, Саша, вот эта кровать свободна, - указала она на койку, которая стояла на неплохом месте, у окна, забранного крепкой решёткой, сваренной из арматуры.

- Не пугай детей, - обратилась ко мне Зинаида Аркадьевна, - они и так напуганы.

- Хорошо, Зинаида Аркадьевна, долго мне здесь сидеть?

- Как начальство решит. Одного тебя не отправят, нужен сопровождающий. Так что, устраивайся поудобней и жди. Сейчас разберусь с ребятами и принесу тебе постельное бельё.

На моё удивление, с ребятами она управилась быстро, и, пока я осваивал новое место жительства, проверив на пригодность матрас и тумбочку, она вернулась, неся перед собой чистое постельное бельё и одеяло.

- Держи, сам заправишь?

Я удивился вопросу, но спросил о другом:

- Как-то у вас с туалетом плохо организованно. Что делать, если захочешь?

- Стучи в дверь, дежурный откроет.

- А ночью?

- Ночью спи. Тут тебе не санаторий, и так почти все услуги, трёхразовое питание, прогулка, если ещё что надо, скажи.

- Да так, может, почитать чего дадите?

- УК РСФСР подойдёт?

- Спасибо, с кодексом я знаком.

- Тогда играй с ребятами. Меня попросили поселить тебя в хорошую компанию, так что, отдыхай, Сашок! - она даже улыбнулась мне, а я удивился: неужели я ошибся в её оценке?

Сержантша ушла, я аккуратно заправил постель, посмотрел в окно. Оокно выходило во двор, огороженный глухим забором с колючей проволокой наверху. Во дворе был детский уголок с качелями, горкой, рукоходом и турником. Потом убрал рюкзак в тумбочку, предварительно рассовав предметы гигиены в выдвижной ящичек, по местам, убрал острые предметы из рукавов в другие места. Потом решил познакомиться с ребятами.

Ребята оказались немного забитые, от семи до десяти лет. Сначала они дичились меня, потом оттаяли, назвали имена, а самый маленький попросил поиграть с ним.

Мы с ним начли играть на полу, составляя из кубиков дома, из некоторых сделали машинки, представили, что это город, начали ездить. Мы сначала играли тихо, потом Женя, как звали малыша,

рРазвеселился, начал всё больше смеяться. Более старшие ребята сначала смотрели на нашу возню с улыбкой, потом присоединились к нам, потом я, в споре, с Женей начал шутливо бороться, старшие пришли ему на помощь, и скоро мы все весело возились на полу, восторженно вопя.

Открылась дверь, некоторое время кто-то, молча, смотрел на нашу кучу малу, потом спросили:

- Кто тут Саша Милославский? Иди за мной.

Я выбрался из кучи тел и увидел женщину в белом халате.

- Пойдём, Саша, осмотрю тебя, помою. Если есть, что стирать, бери, у нас тут прачечная своя.

- Не пропадёт? – опасливо спросил я.

- Не волнуйся, голым не оставим. Если что боишься потерять, не отдавай.

Я подумал, взял с собой комбинезон. Он один пострадал больше всей одежды. Также у меня ещё было чистое бельё, футболка и шорты. Даже носки.

В медицинском кабинете мне велели раздеться до пояса, осмотрели голову и решили остричь под ноль. После такой процедуры я посмотрел на себя в зеркало и понял, до чего я уродлив. До этого как-то не так видно было, а тут: шишки на лбу, голова с острыми углами, не то квадратная, не то треугольная, ещё и диковатый взгляд, придающий лицу отталкивающее выражение. Нет, в прошлой жизни я был симпатичнее.

- Иди, мойся, - открыла дверь в душевую врачиха.

- Вы обещали помыть, - капризно сказал я.

- Вот ещё! – возмутилась врачиха, - Буду я каждого мыть! Иди давай, когда вытрешься, не одевайся, посмотрю тебя. Долго там не сиди.

- Я очень грязный! – буркнул я, отправляясь в душевую. Там нашёл мочалку, какой-то обмылок, с трудом отрегулировал воду и с удовольствием помылся, яростно отскребая пот и приставшую пыль.

Как хорошо!

- Совсем не одеваться? – крикнул я, вытершись.

- Совсем. Баканализ буду брать.

- Совсем, так совсем, - буркнул я, выходя.

- Ложись на кушетку, на бок, - указала врачиха. Я лёг, что делать. Взяв анализ, заставила встать на весы. Весы слегка качнулись. Тридцать пять килограммов. Рост сто тридцать восемьсорок.

Взяв фонендоскоп, заставила меня дышать, потом не дышать.

- Что это у тебя за шрамы на спине и ниже? – поинтересовалась врачиха.

- Плоды просвещения, - мрачно пошутил я. – Меня хорошо учили, отличником стал.

- Детей бить нельзя, непедагогично, - заявила врачиха. Я удивлённо посмотрел на неё: куда это я попал?

- А как иначе? Розга ум вострит, память пробуждает, к прилежанию побуждает.

- Это не наши методы.

- У вас дети есть?

- Да, девочка, Юля.

- Девочек бить, конечно, нельзя, - глубокомысленно ковыряя в носу, сказал я, - девочек жалеть и любить надо.

- А мальчиков не надо жалеть и любить?

- Надо, - вздохнул я. – Но с осторожностью.

Врачиха засмеялась, даже по колючей голове погладила.

- В этом месте травм не было? – показала она на низ живота.

- Нет, здесь не было. Конечно, иногда мячом прилетало, или падал, но никто не бил.

- Ну, такое со всеми мальчишками случается. Живот не болит? Ложись на кушетку.

Она помяла мне живот, проверила, не болит ли аппендикс, прощупала подмышечные впадины.

Потом усадила на стул, внимательно исследовала нос и уши, осмотрела все зубы.

Проверила нервы, ударяя по коленке молоточком и водя перед носом.

Зрение тоже оказалось отличным.

- Интересно, - сказала врачиха, - вы должны быть запущенными, а на самом деле здоровее домашних.

- Еда сбалансированная, конфет и сахара мало едим.

- Это верно, - вздохнула врачиха, - можешь одеваться.

- Комбинезон, когда будет готов? – поинтересовался я.

- Завтра принесу.

- Почему вы так со мной возитесь? – подозрительно спросил я, - даже странно.

- Не только с тобой, со всеми. Вы здесь собираетесь самые обездоленные, дети от хорошей жизни не бегут.

Мне стало ужасно стыдно, я даже покраснел. Быстро оделся в шорты и футболку, свернул рубашку и брюки, и пошёл, вслед за врачихой, в свою комнату.

- Если хочешь, отдай мне свою форму, завтра верну, вместе с комбинезоном.

- Мне даже неудобно, - шмыгнул носом я, - непривычно. Хотя у нас в детдоме всегда так, правда, там собирают всё в кучу, потом надеваешь, что попадётся.

- Тогда почему бежал? Обижали?

- Не…

- Что-то случилось?

- Случилось. Сестру куда-то отправили, и я отправился, родственников искать.

- У тебя есть родственники?

- У меня даже папа, мама, сестра, старший брат есть. Но почему-то решили, что в детском доме мне будет лучше.

- А кто тебе отметины на спине оставил?

- Ну… Учить-то надо было. Я же говорю, успехи появились. Извините, не знаю, как к вам обращаться.

- Галина Иосифовна.

- Галина Иосифовна, нельзя нам улучшить быт? В нашей комнате ни бачка с водой, ни, тем более, туалета. Как быть?

- Бачок с водой поставим, а вот с туалетом труднее. Горшки, что ли вам поставить?

- Может, дверь не запирать на замок?

- Вы же разбежитесь!

- Думаете, замок для нас проблема? Только для маленьких… А если пожар? Мы же сгорим?

- Извини, Саша, пока ничем помочь не могу, но я поговорю, ещё раз, с начальником.

- Спасибо, что не отказали.

- На здоровье, Саша, заходи, - открыла Галина Иосифовна дверь в нашу комнату.

Ребята меня даже не узнали, думали, новенький. Когда я прошёл на своё место, мне сказали, что место занято.

- Вы что? – удивился я, - Это же я!

- Саша? – обрадовались мелкие, - Давай ещё играть?

- Я помылся. Неохота на полу возиться, - я снял кеды и завалился поверх одеяла.

Ребята, сначала один, потом и все остальные, расселись. Кто сел на мою койку, кто на соседнюю.

- Расскажи что-нибудь? А то мы уже всё друг другу рассказали, скучно.

Я подумал, и решил рассказать что-нибудь доброе, из этой, и прошлой жизни.

Даже в горле пересохло. Хорошо, во фляжке ещё вода была. Маленькие тоже захотели пить. Тут открылась дверь, и к нам внесли табурет, на него поставили оцинкованный бачок с краником, и наполнили его водой из вёдер.

- Пользуйтесь! – сказал мужик в синем халате, потрепав по лысой голове подвернувшегося под руку мальчика.

Обед я пропустил, а на ужин был рис с соусом и чай. На обед выпускали всех юных узников, ожидали своей участи здесь ещё человек двадцать. Выводили на прогулку, где мы могли немного побегать и поиграть. Что ни говори, а маленькое тело требует постоянного движения, время у ребёнка идёт быстрее, поэтому ему всё кажется медленным, тягучим. Ребёнку приходиться постоянно бегать, чтобы везде успеть. Я уже привык к такому ритму, весь час, что мы были во дворе, мы ни разу не присели, постоянно крутясь в спортивном уголке.

На турнике я подтянулся всего тридцать раз. Это уже был тревожный звоночек, я теряю навыки, надо тренироваться, что-то я совсем забросил заниматься спортом и развитием гибкости.

С этими приключениями не до спорта! Взяв круглый камешек, начал перекатывать его в руке, разминая пальцы. Решил взять его с собой.

На меня обратил внимание один парнишка лет двенадцати. Поговорили между собой, по некоторым словечкам, принятым только в определённых кругах, я понял, что он обучался по такой же системе, что и я. Парнишка спросил, что я умею, показал некоторые незнакомые мне приёмы скрытого изъятия предметов. Мне стало интересно, я спросил, в какой камере он содержится, договорились, вечером встретится.

- У вас там можно спокойно поговорить, потренироваться? – спросил я.

- Не знаю, - пожал плечами Пашка, - так его звали, - в нашей палате в основном самоучки, никакой школы. Грубые, дикие пацаны.

- Ты давно здесь? – спросил я.

- Уже неделю. Что-то застрял, наверное, не хотят забирать назад, - усмехнулся парнишка, - а ты?

- Я только сегодня. Приходи вечером. Или за тобой зайти?

- Саам приду, - мы пожали особым образом руки, улыбнулись друг другу, и разошлись.

Вечером малышей отвели в игровую комнату, ребят постарше собрали, кто хотел, в классе. Оказывается, во время школьных занятий здесь проходят уроки.

Малыши хотели играть со мной, но я отпросился у них, решив посетить класс, надеясь взять там книжку, и почитать. Однако получилось ещё лучше! Пашка тоже пришёл, мы сели за одну парту, и стали обсуждать, какая техника лучше подходит для развития кистей рук. Он принёс тонкую шёлковую нить, и мы долго завязывали на ней узелки, одной рукой. Потом развязывали.

Я предложил покатать между пальцами голыш. У Пашки здорово получалось! Голыш буквально испарялся у него из ладони, в то время, как у меня проваливался. Мы так увлеклись, что не заметили, как пришло время расходиться по местам, уже десять часов.

Придя в свою палату, я разделся и улёгся в чистую постель. Минут через пятнадцать к нам пробрался Пашка.

Заперев за собой дверь, он, при свете ночника нашёл меня.

- Подвинься, - залез он ко мне под одеяло. Мы прошептались с ним половину ночи. Пашка рассказал свою невесёлую историю, я ему свою. Ребята в палате не спали, слушали. Думаю, в их короткой жизни тоже было мало сладкого, но наша жизнь, наполненная постоянными тренировками и болью, потрясла даже их. А я вспоминал о родном доме с любовью и ностальгией. Жила память о Лиске, как она заботилась обо мне, утешала, смазывала ссадины зелёнкой, не смеялась над моими слезами.

- У меня не было сестры, - вздохнул Пашка, - только старшие братья. Ты знаешь, что это такое?

- Знаю, - согласился я. Пашка попал в детдом, почти как я. Все в розыске, скрывались. Пашку взяли тёпленьким, дома. Он дДумал, никто не знает, что он живёт один, без старших..

- Да нормально было, - говорил Пашка, - дрался, был битым, собралась команда, весело жили, потом уже на деньги дрались. Пока не пришёл новый директор. Порядки скотские завёл. Все, кто мог, разбежались. Несколько раз возвращали. Теперь, думаю, за колючку посадят.

Я промолчал. У самого будущее в тумане. Так и заснули. Утром он вышел, когда позвали на завтрак.

Больше я его не видел. Наверное, нашли, куда поселить на ПМЖ.

Я уже стал привыкать к размеренному образу жизни. Попросил у начальства позволения бегать во дворе по утрам, заниматься на детской площадке.

Нас вообще можно было не закрывать, территория была огорожена, на заборе колючка.

Немного освоившись, водил ребят после отбоя в туалет. Дежурный смотрел на это сквозь пальцы, ему спокойнее.

Сначала хотели навесной замок повесить, потом махнули рукой: единственный выход проходил через дежурного, а решётки на окнах везде одинаковые.

Но всё когда-нибудь кончается. На третий день моего пребывания в распределителе нашёлся сопровождающий, которому надо было ехать в наш город по делам. Заодно и меня доставит, куда надо.

На этот раз это была крупная женщина, лейтенант милиции. На меня она даже не смотрела.

Приняла, как груз, по накладной, посадил меня в машину вооружённый милиционер. На этот раз в заднее отделение, где перевозят задержанных преступников.

Привезли на вокзал, милиционер провёл нас в купе, лейтенантша открыла свой чемоданчик, достала оттуда… настоящие кандалы.

Я, конечно, видел кандалы только в кино, эти были больше похожи на наручники с цепью, примерно полметра длиной. Парень приказал мне сесть на лавку и положить ногу на стол.

Когда я положил ногу на стол, он застегнул один конец кандалов за щиколотку, второй – за стойку, которая поддерживала столешницу. Козырнув моей сопровождающей, милиционер вышел.

Я снял свой рюкзак, поднял лавку и сунул его внутрь. Цепь позволяла вставать, немного двигаться, можно было даже лежать, головой к двери.

Моя сопровождающая тоже устраивалась. Сняла китель, оставшись в одной форменной рубашке и юбке, я, к примеру, был одет в те же шорты и футболку, жарко было. Остальную одежду, чистую и выглаженную, я осторожно сложил в рюкзак.

Моя сопровождающая, тем временем достала из чемоданчика какую-то книгу, уселась поудобнее и погрузилась в чтение. На меня она не обращала никакого внимания.

Подумав, я решил пока посмотреть на пейзаж за окном, потом можно будет поспать.

Пейзаж мне скоро наскучил, я достал свой рюкзак, потому что до подушки мне было не добраться, осторожно положил его на лавку и лёг, прикрыв глаза.

Никто мне не мешал, не досаждал разговорами, мне даже понравилось.

Ближе к вечеру женщина оторвалась от книги, покопалась в чемоданчике и разложила на столике различную снедь. Я ощутил запах жареной курицы, в животе заурчало. Не глядя на меня, лейтенантша разложила всё это на столе, но ни к чему не притрагивалась.

Моё недоумение развеялось, когда к нам в купе зашёл молодой капитан милиции. Закрыв за собой дверь, он вынул из-за пазухи бутылку коньяка, поставил на столик.

- У тебя тут сесть негде, - осмотрелся он.

- Закинь его на верхнюю полку, - лейтенантша подала капитану ключ от кандалов.

Капитан наклонился, отцепил от стойки цепь, ни слова не говоря, взял меня на руки и положил на верхнюю полку, головой к окну. Прицепив цепь к кронштейну, на котором крепилась полка, кинул мне рюкзак и сел на моё место.

- Ты что, его не кормишь? – спросил капитан.

- Меньше срать будет, - ответила моя сопровождающая.

- С голоду не помрёт? Какой-то он худой.

- В детдоме накормят. Тут езды дня два, или три.

Я слушал, и удивлялся. Она что это, всерьёз? Потом в детдоме, на хлеб и воду.

- Воды хоть ему дай.

- Воду пусть пьёт, я не жадная! – хрипло засмеялась лейтенантша.

- Тебе его не жалко? – удивился капитан.

- Что их жалеть? Они же бандиты, волчата мелкие, - она с ненавистью посмотрела на меня.

Я понял, что для меня наступила чёрная полоса.

Капитан взял кусок хлеба, намазал его маслом, украсил сверху тонкими ломтиками колбасы и подал мне. Я благодарно кивнул и впился зубами в бутерброд.

- Бутылку ему не давай, - буркнула конвоирша, когда её спутник вскрыл зашипевшую бутылку «боржоми».

- Почему? – удивился капитан.

- Ты ещё никогда не получал бутылкой по затылку? – милиционерша достала из чемоданчика складной пластиковый стакан и протянула капитану. Тот налил воды в стакан и протянул мне.

Я поблагодарил кивком, запил сухой кусок шипучей водой.

Проникаться любовью к милиционеру я не спешил, не верил в злого и «доброго» полицейского.

Накормив, таким образом, подопечного, мои новые знакомые сели пировать.

Запахи съестного хоть и раздражали моё острое обоняние, но не так сильно, как могли, если бы не бутерброд. Хуже стало, когда они выпили спиртное. Сам коньяк пахнет хорошо, но когда его выдыхают вместе с пережёванной пищей… Бр-р.… Брр!

Наконец, они задымили в два смычка. Всё это время менты о чём-то разговаривали, перемежая речь совершенно непечатными выражениями. Мне стало скучно, и дышать стало нечем.

Потом капитан приоткрыл окно. Дым быстро вытянуло, зато стало немилосердно дуть прямо на меня. Капитан снова сел, продолжая свой трёп с расслабившейся женщиной. Я же мёрз, потирая голые руки и ноги, покрытые мурашками. Свернуться калачиком мешала цепь.

Всё же я сдвинулся поближе к выходу, свернулся там, согревая живот и грудь.

Наконец, вспомнили обо мне:

- Леня, своди щенка в уборную, ты мужчина, всё-таки, - Лёня хмыкнул:

- С каких это пор ты стала стесняться?

- Я не в том смысле.

- А-а… - нескоро дошло до «джентльмена». Он встал, разминая затёкшие ноги и спину, отстегнул от моей лодыжки цепь.

- Пойдём, что ли? – обратился он ко мне.

- Подожди, - лениво сказала моя конвоирша, - возьми наручники, пристегнёшь его там.

- Думаешь, не откроет? – усомнился Лёня.

- Не откроет. Спецзаказ. Специальные детские наручники, испытано. Сними с него шорты и футболку.

- Зачем? – удивился капитан.

- Снимай, не спорь. Ты ещё не имел дело со зверятами?

- Зверятами? – недоумённо пробормотал Лёня, раздевая меня. Я понял, что женщина - милиционер уже набила руку по перевозке малолетних преступников.

- Бери наручники, застёгивай, - капитан застегнул у меня на запястье наручник, который туго обхватил руку.

- Когда сядет, заберёшь у него трусы, если, конечно, не хочешь стоять рядом.

Капитан только хмыкнул и головой покрутил.

Держа меня на поводке, он вывел меня в коридор. Туалет был рядом, мы прошли только мимо купе проводника, которая с изумлением посмотрела на нас.

Меня завели в туалет, я сел на унитаз, подстелив газету, которая здесь имелась вместо туалетной бумаги. Потом снял трусы и протянул капитану.

Тот посмотрел на меня, сказал:

- Ну, нах…! – открыл окно и закурил.

- Может, пристегнёте и выйдете? – спросил я, - Мне неудобно при вас…

- Не обращай внимания, делай свои дела, я не смотрю.

Я закрыл глаза и расслабился. Хотелось сильно, попроситься раньше было свыше моих сил.

- Что ты натворил, что с тобой так обращаются? – спросил капитан, глядя в окно.

- Пока ничего, - ответил я, - просто сбежал из детдома, хотел найти родственников.

- Что, там несладко было? – повернулся ко мне милиционер.

- Нет, неплохо. Так получилось. Я считал, что так надо.

- Ну и ладно. Не моё это дело. Всё? Одевайся, пошли.

В купе лейтенантша расстелила две постели внизу, на мою полку бросила подушку без наволочки, и одеяло.

- Света, - обратился к ней капитан, - может, ты зря с ним так жёстко? Он говорит…

- Слушай больше! – оборвала его Света, - Он тебе столько напоёт, замучаешься слушать. Знаешь, сколько я их повидала? Сначала тоже добренькой была: ах, бедные детки! А эти бедные детки отправили меня на месяц в госпиталь. Что стоишь? Клади его на верхнюю полку и пристёгивай. Руку тоже.

Так я оказался распят на полке. Капитан укрыл меня одеялом и велел спать. Сами они опять устроились за столом, допивая коньяк и бубня о своих делах.

Потом Лёня перебрался к Свете и начал её соблазнять.

- Подожди, - сказала Света, встала, выключила свет и опустила шторку на окно.

В полутьме они начали целоваться, потом разделись и занялись любовью. Я слушал их томные вздохи, мешающие спать, и старался уйти в воспоминания.

… Однажды, когда отец был в отлучке, мать раздобыла где-то наркотики и здорово ими увлеклась.

Когда приехал отец и увидел эту картину, он страшно разгневался.

Лупить смеющуюся женщину было бессмысленно, он оттащил её в подвал и посадил на цепь, как меня нынче. Есть не давал, только пить.

Мать страшно кричала, переживая ломку, умоляла дать ей дозу. Отец скрипел зубами, даже плакал скупыми мужскими слезами, но не сдавался.

Меня Лиска поселила в сарае, заменявшем нам летнюю кухню. Занятия, понятное дело, не прекращались, зато отвлекали меня от событий, происходящих дома.

На вторую неделю мать запросила еды.

Отец стал осторожно выводить её из голодовки, наркотическую зависимость на время победил голод. Отец строго следил за этим, пока жил дома. С наркотиками было непросто, мать иногда заменяла их водкой, всё же это было для нас не так страшно.

Любовники прекратили свои игры, опять закурили, приоткрыв окно.

На этот раз свернуться клубком мне не удалось, я укрылся одеялом с головой, на меня не обращали внимания. Через некоторое время капитан снова загорелся.

- Ты такой ненасытный! – шептала Света.

Ночь я спал урывками, а утром довольный, хоть и не выспавшийся, Лёня, опять повёл меня в туалет.

На этот раз он, пристегнув меня к ручке окна, сначала сам сделал свои дела, наполнив невыносимой вонью маленькое помещение, потом посадил меня.

Наручники и кандалы натёрли до крови мои левые руку и ногу, но мои сопровождающие не обратили на это никакого внимания. На день меня пристегнули только за ногу, капитан бросил мне засохший кусок хлеба, о воде забыл. Пошептавшись со Светой, он вышел, вернувшись с бутылкой водки. Похмелившись, они улеглись спать, забыв бутылку с минералкой на столе.

Дождавшись, когда они захрапят, я достал воду, напился и стал внимательно разглядывать замок на кандалах. Конвоирша не обманывала, замок открывался трёхгранником, причём не стандартным, маленьким, ничем его нельзя было подцепить. К тому же имелось крохотное отверстие под бородку. Делал знаток дела, мне не по зубам. Я ещё удивляюсь, почему они не пристегнули наручниками, ложась спать. Если бы я освободился, оглушил бы, обоих, бутылкой, и убежал.

Зря я так думал. Мельком глянув на женщину, увидел острый взгляд, от которого стало холодно в груди. Я улёгся на подушку и постарался заснуть.

Мои спутники проспали до обеда, я тоже. Проснулся оттого, что меня опять пристёгивали за руку.

- Свет, ему наручники кожу растёрли. Есть, чем смазать?

- Вернёмся, смажем. Пошли, а то жрать охота.

- Пацана будешь кормить?

- Перебьётся, не сдохнет. А если сдохнет, не велика потеря, один чёрт. Отпишусь.

- Как тебя только к детям допускают, не представляю, - удивился капитан. Женщина рассмеялась:

- Моё дело доставить тело! И я это всегда делаю! – парочка вышла, закрыв двери на ключ. Снаружи они ставили пломбу, чтобы проводница не побеспокоила меня.

Я скучал, растянутый на полке, спать уже не хотелось, сильно хотелось есть, болели потёртости. Пробовал снова поспать, ничего не вышло. Тогда снова начал вспоминать.

... – Ну что ты опять плачешь? – спрашивала меня Лиз, держа на руках, - Не так уж и больно. Подожди, смажу чем-нибудь.

Лиска отнесла меня в нашу сарайку, положила на кровать, на живот, нашла какую-то мазь, начала смазывать спину и попу. Папа отходил розгами, не получалось у меня с руками, никак не получалось!

Отец видел, куда девается камешек с руки, карты не хотели прятаться, яблоко падало. А мне уже пять лет. Рассердившись, папа отходил меня хворостиной. Не до крови, но рубцы вздулись.

- Смотри, как надо! – Лиска встала передо мной на колени, медленно показывала, что надо делать. Мне стыдно было перед сестрой, я очень-очень не хотел её огорчать. Проследив за её движениями, я попробовал повторить, и у меня всё получилось! Ллёжа на животе, со спущенными штанами, намазанный мазью, я с лёгкостью повторял все манипуляции с предметами, и смеялся над собой: оказывается, это так просто!

Конечно, отец приписал это своей воспитательной работе. Посмотрев, как у меня получается, он остался доволен, отыскал хворостину, которой меня учил, и поставил замачиваться в ведре с водой, утверждая, что это счастливая хворостина.

Лиска робко попросила отца, чтобы он доверил ей практические занятия со мной,. после того, как отец проведёт теоретические занятия.

У Лиски получалось быстро обучать меня всяким премудростям воровского дела. Иногда у меня что-то не выходило, сестра меня наказывала, но боль, которую она мне причиняла, казалась мне сладкой. Я ревел, лез к ней на руки, но был счастлив.

- Ты маленький мазохист! – смеялась она, прижимая к себе.

Так же с плаванием. Лиска купалась со мной в ледяной воде, учила отстраняться от холода, но ни в коем случае не доводить свое тело до переохлаждения. Для чего это нужно было? Если хочешь выжить, надо уметь плавать в любой воде, чтобы руки-ноги не сводило судорогой.

Лазание по деревьям входило в уроки. У Лиски были когти для рук и ног, она взлетала по стволу с такой скоростью, что казалась мне белкой. Иногда уступала эти когти мне, тогда я совершал чудеса акробатики на деревьях, прыгая с ветки на ветку, пока не грохнулся с высоты трёх метров.

Дыхание выбило, в боку болело. Подбежавшая Лиска сделала мне искусственное дыхание, прощупала рёбра. Потом наложила тугую повязку, и я снова продолжил разминать кисти рук.

Лиска заковывала меня в серийные наручники, и засекала время, за которое я освобожусь. Если не успевал, то она выкручивала мне уши, с удовольствием слушая мои вопли.

Любимая моя сестрёнка, где ты?

Пришедшие сопровождающие прервали мои воспоминания. Капитан отстегнул мне руку, осмотрел запястье, спросил лейтенантшу:

- Света, давай свою мазь.

- Какую ещё мазь? – удивилась та.

- Ну, ты говорила, есть чем смазать потёртости.

Конвоирша открыла чемоданчик, вынула оттуда и поставила на стол флакончик йода, вату, бинт.

- Смажь йодом, потом перевяжи.

- Почему я?

- Я брезгую прикасаться к ним.

Капитан хмыкнул и принялся обрабатывать мои раны. Обильно смазав потёртость, от чего глаза у меня полезли на лоб, он неумело забинтовал руку бинтом. Потом занялся ногой...

Перевязав, он пристегнул ножные кандалы поверх повязки, боль утихала, а я вспоминал уроки, которые преподавал мне Жорка.

Жорка бил меня, а я должен был уходить от его ударов, при этом, не сходя с места.

Я был уже весь в крови, из разбитого носа, кровь не переставала течь никак, но Жорка не унимался, нанося удары по всем частям тела.

- Хватит уже, Юра, он уже не может двигаться, - говорила Лиска, стоя рядом, - дай ему отдохнуть, потом я научу его правильно уклоняться. Ты не умеешь учить.

- Ты много умеешь! – огрызался Жорка, нанося молниеносный удар в лицо сестре. Лиска спокойно уклонилась и ударила в ответ. Жорка упал, зажимая нос, а Лиска взяла меня за руку и повела к озеру, отмыть меня от крови.

Пока она отмывала меня, Жорка напал на неё сзади, ино опять промахнулся, и упав л в воду. Но не стушевался, а назидательно сказал мне:

- Видишь, как надо! – мне было смешно, я улыбался разбитыми губами.

Улыбнулся я и на этот раз.

- Это спасибо? – спросил капитан, - Держи тогда, - протянул он мне ватрушку.

Не веря своему счастью, я проглотил её. Ватрушка была чёрствая, зато с творогом.

Вечером парочка снова ужинала в купе, допивая водку. Потом капитан отвёл меня в туалет, всё так же, на привязи, потом, в купе, пристегнул за руку и за ногу, укрыл одеялом, и занялся со Светой любовными играми.

На другой день к нам в купе постучали. Милиционеры открыли дверь. На пороге стоял молоденький сержант милиции, с ним рядом стоял рядовой. Увидев старших по званию, сержант козырнул:

- Меня послали проверить сигнал. Нам сообщили, что здесь издеваются над ребёнком.

- Здесь не издеваются над ребёнком, здесь этапируют опасного преступника, - заявила моя сопровождающая. Сержант встретился со мной взглядом, я пожал плечами и отвернулся. Что может сделать сержант, когда здесь целых два офицера?

- Извините за беспокойство! – сказал сержант и удалился.

- Это проводница, сука, настучала! Вот я ей сейчас!

- Уймись, Света! Не усугубляй! Потом, всё потом.

Таким образом, мы ехали. Главное, меня не мучила жажда. И рюкзак не отобрали. А там была фляга с водой. Иногда, ночью, я прикладывался к ней. Одеваться мне не давали, забыв, наверное. Я кутался в одеяло, ночью мёрз, когда открывали окно. Курили они часто, сами грелись внизу...

Наконец, приехали. Я даже вздохнул. Критически осмотрев меня, лейтенантша приказала мне одеться и обуться, отстегнув меня. Когда я оделся и надел рюкзак, нисколько не смущаясь, даже демонстративно, моя сопровождающая застегнула кандалы поверх моего левого локтя, пристегнулась сама, с другой стороны, к своей руке.

Капитан нас проводил до стоянки такси, посадил нас на заднее сидение, сам сел на переднее. Назвал адрес моего детдома, и мы поехали. Таксиста разбирало любопытство, он поглядывал в зеркальце на меня, но не решился что- то спрашивать у милиционеров.

Опять казённый дом .

В детском доме директора не было, он был в лагере. Нас встретила замполит.

Они, в её кабинете, оформили приём-передачу меня и стали прощаться.

- Вы его не слишком кормите, - предупредила Света, - ему это вредно.

- Не будем. Сейчас поместим в карцер, на неделю, на хлеб и воду, раз в сутки. Не повредит ему такой рацион. После карцера у нас ребята долго делаются шёлковыми.

Моя конвоирша посмотрела на меня взглядом, в котором мелькнуло сочувствие.

Рюкзак я сдал на склад, замполит вызвала сторожа. Сторож открыл карцер, который находился в подвале, и впихнул меня внутрь. Здесь было холодно, воняло мочой и затхлостью. Мне сразу стало холодно, в коротеньких шортиках и футболке без рукавов. Оглянувшись на дверь, увидел глаз, наблюдающий за мной.

- Не сидеть! – сказали в отверстие в двери, - Не лежать. Спать можно только ночью! Отверстие в металлической двери закрылось, а я осмотрелся вокруг.

Под потолком горела голая электрическая лампочка, ватт, эдак, на сорок, голые бетонные стены, такой же пол, слегка сырой. На боковой стенке откидывающиеся нары, пристёгнутые на день к стенке. Больше ничего не было, не считая вонючего ведра в углу.

- Всё познаётся в сравнении, - грустно сказал я.

Чтобы не замёрзнуть, я начал делать разминку, которую уже давно не делал. Хоть в чём-то плюсы, подумал я, разогреваясь. Делал отжимания от пола, выполнял ускорение. Сказывалось почти месячный перерыв в тренировках. Устав, я присел на корточки, у стены с деревянными нарами.

- Не сидеть! – услышал я мальчишеский голос, - Можно ходить, прыгать, бегать, но не сидеть!

Голос был с акцентом. Я удивился. В нашем детдоме ни кавказцев, ни азиатов не было. Любопытно было посмотреть. И я остался сидеть.

Дверь открылась, вбежал мальчишка лет тринадцати:

- Не слышишь, щинок?! Я тебе чё сказала? Не сидеть! – мальчишка попытался пнуть меня ногой, но промахнулся, я подсёк ему опорную ногу, и тот грохнулся на пол.

- Ай! – воскликнул он, с трудом вставая.

- Я тебя урою! – кинулся он на меня. Я ударил его ногой в живот, потом в лицо.

Мальчишка согнулся, сел на корточки, закрывшись руками, и заплакал:

- Не бей меня, я больше не буду!

- Пи...й отсюда! – сказал я. Мальчишка выскочил за дверь, захлопнул её и сказал в глазок:

- Канец тибе, щинок! – и куда-то убежал. Я хмыкнул и продолжил разминку.

Когда уже заканчивал, дверь снова открылась, на этот раз вошли трое пацанов кавказской наружности.

- Этот, что ли? – спросил один из них, с удивлением глядя на мою тщедушную фигурку.

- Да, он!

- Ты что, сам справиться с щенком не мог? – спросил третий.

- Да он, падла, приёмом! – дальше кричал он по-своему.

- Говори по-русски, Мамед, когда с тобой русский! – перебил его один из пацанов. Воспитанный, поразился я.

- Ты, щинок! – обратился ко мне Мамед, - Ты думаешь, твая систра уехала? Нет! Её убили! Насиловали и убили!

- Чего? – не поверил я, думая, что, не в силах со мной справиться, Мамед решил соврать, чтобы мне было больно.

- Мамед! – крикнул второй мальчишка, - Замолчи! Нам сказали никому не говорить!

И я поверил. Да и осколки мозаики сошлись. Все непонятки стали понятными: «Приказ сверху!», - сказал мне перед побегом Владимир Иванович.

Осознав, что моей любимой сестры больше нет, я увидел, как кружатся перед глазами рваные лохмотья тьмы, потом мир сузился для меня до крохотного светлого пятна, и я медленно упал на удивительно мягкий пол.

Когда я очнулся, глаза открыть не смог. Веки оказались для меня слишком тяжёлыми. Сильно болела голова, а тела не чувствовал. Попытался пошевелить языком, но он будто присох к гортани.

Тут кто-то провёл по губам мокрым тампоном, я сумел разлепить губы, и тампон проник в рот, смочил язык, я облегчённо вздохнул, сумев сглотнуть.

- Очнулся! – обрадовался девичий голосок, и я услышал удаляющиеся шаги. Потом вошёл ещё кто-то.

- Как он? – спросил уже другой, женский голос.

- Хочет пить.

- Воды пока не давайте, смачивайте губы, язык.

- Хорошо! – радостно сказал девичий голос.

- Глаза не открывал?

- Нет, только пытался.

- Ясно, откроет глаза, сообщите мне, - послышались удаляющиеся шаги.

- Саша! – прошептали над ухом, - ты меня слышишь?

И я вспомнил. Глаза наполнились слезами, по щеке побежал ручеёк.

- Ну что ты, Саша! – вздохнула девушка, вытирая мне слёзы ваткой, - Успокойся, всё будет хорошо!

Ну вот что они все врут?! Как мне может быть хорошо, когда такое горе?! Зачем я очнулся?! Слёзы уже душили меня.

- Сашенька! Глазки можешь открыть?

Я постарался. Увидел сквозь слёзы мутный силуэт.

- Молодец, Саша! Умница! Сейчас позову доктора.

Я снова закрыл глаза, не переставая плакать. Зачем я сдался? Меня ведь намеренно отсылали отсюда, чтобы я не узнал этой жути. Вырос бы, узнал правду, но тогда уже боль утраты не была бы такой страшной. Всё же я был маленьким мальчиком, а Лиска мне заменила маму.

- Ну, что? – спросила врач, входя, как я понял, в палату.

- Он всё вспомнил, плачет, - сама, чуть не плача, ответила девушка.

- Как реакции?

- Не реагирует на боль.

- Продолжайте капать глюкозу, колите церебролизин и никотиновую кислоту.

- Саша! Ты меня слышишь? Если слышишь, открой и закрой глаза.

Я приоткрыл глаза, ничего не увидел, и снова закрыл.

- Реакцию на аллергию проверяла? Вколи ему димедрол.

Как кололи, я не чувствовал. Без страха думая, что меня парализовало.

Да, меня частично парализовало. Мне сказали, что это нервное, но организм молодой, отойду.

Когда я уже начал чувствовать тело, ко мне зашёл капитан милиции.

Везёт же мне на капитанов! – подумал я.

Капитан начал спрашивать меня о сестре. Где она могла бывать, не работала ли... сами понимаете, кем. Я не мог отвечать. К своему ужасу я понял, что говорить не могу. Нет, речь у меня не отнялась, просто появилось настолько сильное заикание, что я не мог преодолеть ни одной согласной.

Так со мной уже было. В прошлой жизни. Я даже огорчался, что не умер на этот раз, может быть, родился бы в другом мире, более дружелюбном ко мне.

Писать я тоже пока не мог. Пальцы одеревенели. Я с грустью думал, что теперь мне на самом деле уготована судьба воспитанника детдома, и надо забыть о своей мечте, найти свою призрачную семью. Которой, возможно, нет.

- Я ннне знн... – ответил я.

- Или не хочешь отвечать? – спросил капитан. – Мы же с тобой хотим найти преступника?

- Ччч... дддолгго... – выдавил я из себя.

- Долго? Вы же все молчите, как в рот воды набрали. Ни мать не говорит, ни ты. Отца с братом найти не можем.

- Мама ккк...?

- Нормально твоя мама, лечится. Только она лишена материнства.

- Лллис бббыла ммм... мама, - сказал я, снова, заплакав.

- Понимаю, - вздохнул капитан, - держись, малыш, я знаю, что твоему горю не поможешь, но жить надо. Не распускайся, ты же мужчина. Я обещаю, что буду искать убийц.

За мной ухаживала медицинская сестра, молодая девушка. Она нежно разговаривала со мной, на ночь даже пела колыбельную.

Я раздумывал, каково ей работать с детьми, если она так к ним привязывается. Потом ведь всё равно надо расставаться, а расставаться всегда тяжело и больно.

Уже через день я начал самостоятельно ходить, правда, подволакивая левую ногу. Раны на запястье и лодыжке зажили, но следы остались. К счастью, я не мог рассказать сестре об их происхождении. Она спрашивала. Звали её Маша, ей было восемнадцать лет, она мечтала поступить в медицинский институт, но там был большой конкурс, поэтому девушка вернулась в родной город, решила поработать в детской больнице. Сначала взяли нянечкой, потом обучили на медсестру. Я был её первым пациентом, за которым её закрепили, поэтому она так ко мне привязалась, считая меня чуть ли не братом.

Она знала мою печальную историю и жалела меня.

Но долго отдыхать там мне не пришлось. Как только я пошёл на поправку, меня забрали в родной детдом. Здесь тоже есть врач, долечится на дому, сказали воспитатели врачам в больнице.

Я понимал, что они боялись очередного моего побега. Бежать я решил твёрдо, но только после того, как окончательно поправлюсь.

Меня заселили, к моему удовольствию, в ту же палату, или кубрик. Я уже считал эту спальню своей! Я придирчиво осмотрел всю комнату, инвалидно подволакивая ногу, улыбнулся новичкам, настороженно следившим за мной, потом топнул ногой и сердито показал на пол, промычав, что надо его помыть. Вряд ли дети что поняли. Тогда я показал мимикой и жестами, что надо сделать.

- А ты кто такой? – спросили меня. Я подошёл к графику дежурств и ткнул пальцем в свою фамилию.

- Ну и что? – не сразу поняли они, потом закивали бестолковками, побежали делать новый график дежурств на проживающих здесь. Их было здесь пятеро.

- Сашку записывать? – спросил тот, кто составлял график.

- Какого Сашку?

- Ну, этого, - показал мальчик на меня пальцем, - хромого.

- Ты чё, одурел? Во-первых, он старожил, во-вторых, больной, не видишь, что ли?

Тут открылась дверь, и вошли двое мальчишек, те, которые были в карцере. Я насторожился, но они приветливо помахали мне руками.

- Привет! – поздоровались они со мной, пожимая руку, - Как узнали, что ты вернулся, решили навестить.