Вообще-то туда я иду, скорее, по привычке, там самое безопасное место для детей, затеряться легко, особенно, если лагерь большой, лишняя тарелка каши всегда найдётся.
Единственное, о чём я немного сожалею, это о том, что не взял из спортивного лагеря справку о состоянии здоровья на имя Минакова, или Кислицыной. А ещё лучше, на обоих сразу!
Это был бы документ, не хуже метриков. А так, какой-то бехозный ребёнок, которому место в приёмнике распределителе! В лучшем случае. Взял, правда, удостоверения, с фотографией, с печатями и подписями.
Но медицинская справка была бы лучше!
Так мы и двигались, молча, каждый погружённый в свои невесёлые думы. Дед не отпускал мою руку. О чём он думал? Мало ли? Дед старше меня лет на шестьдесят, пережил столько, что на десятерых меня хватит. Слава Богу, я не был на войне ни разу, хотя, если разобраться, потеря близкого человека для любого, гораздо большее горе, чем гибель миллионов, совершенно незнакомых тебе людей, потому что это – статистика, почти не задевающая тебя.
Мы перешли мост, перекинутый через речку, в которой я ещё вчера, такой счастливый, купался с ребятами. Отсюда даже видна та излучина реки.
- Ну, вот, Саша, пойдёшь по этой дороге, там увидишь указатель, на нём написано, где находится твой лагерь, - дед остановился, прижал к себе, потрепал по голове, и отпустил.
А я, отойдя на несколько метров, обернулся и помахал ему рукой. Дед тоже помахал мне. Он стоял, пока я не скрылся за поворотом.
Дальше я уже шагал по обочине, привычно взяв темп.
Прошагав так километра два, я остановился. Чувство опасности просто вопило.
«Спрячь, где-нибудь здесь, рюкзак, - сказала Лиска, - и пристегни кошачьи когти».
- Как я в них буду идти? – озадаченно спросил я.
«Надевай, расскажу!» - настаивала Лиска. Я послушался, застегнул ремешки на кистях рук и на ступнях ног.
«Топни ногой!» - скомандовала сестра. Я топнул. Когти спрятались.
«Стукни пяткой!» - когти появились. На руках когти тоже видоизменялись. Тот вариант, с которым можно было лазить по деревьям, я знал, но, оказывается, можно было когти выпустить ещё дальше! Причём, внутренняя сторона становилась бритвенно – острой, как и на ногах.
Немного потренировавшись с когтями, я замаскировал пожитки и отправился на разведку.
Далеко я не ушёл. На обочине, за первым же поворотом, стоял милицейский УАЗик, рядом, на складном стульчике, пил кофе мой старый знакомый, которого я когда-то оглушил и пристегнул к рулю такого же УАЗика.
- Ну, наконец-то! – обрадовался онофицер, вставая, - Я уже заждался. Второй день здесь сижу, думал,. ты изменил свои планы! Где это ты так задержался?
- Что случилось? – спокойно спросил я, не доходя до него безопасные пять метров, - Ты один, или в кустах сидят снайперы? – то, что снайперов нет, как и засады, я знал, Лиска бы предупредила.
- Дано указание взять тебя быстро и без свидетелей.
- Думаешь, получится? – усмехнулся я, разгоняя кровь по телу, готовясь к атаке.
- Не убежишь на этот раз. Пуля догонит!
- Не обязательно! – хмыкнул я. Прекрасно! Если разговаривает, значит, убивать не собирается, а значит, есть шанс…
Додумать я не успел. Вот уж не думал, что в меня сразу начнут стрелять!
Нога! Рука! Другая нога! Другая рука! Нога выше! Пуля разорвала мне новую майку на животе, обожгла любимое пузо! Я разозлился: уже в живот стреляет, гад! До этого я просто убирал с линии огня конечности, переступая на месте, а тут пришлось вертеться!
Нет, я не уворачивался от пуль, от них не увернёшься, скорость слишком высока. Надо следить за стрелком, пока тот нажимает на курок. Причём, у дилетанта в этом случае выше шанс пристрелить мастера, потому что он стреляет туда, куда сам не представляет. А этот, жаль, не узнал его имя, стрелял славно и предсказуемо. Но порванная майка взбесила меня, буквально планка перед глазами упала, окрасив мир в красный цвет. Наверное, поэтому, когда в ТТ у моего противника кончились патроны, причём последним он выстрелил не себе, а мне в голову, я одним прыжком преодолел расстояние и оказался у него на плечах.
- Мяу! – задними ногами я распорол ему ноги и форму, вместе с поясом, до самых колен.
- Мяу! – противник не успел свернуть мне шею, или сломать хребет, потому что я раньше разрезал ему мышцы на плечах и на грудиные. Руки у него безвольно повисли, кровь толчками выбегала из ног.
Постояв, он рухнул на колени, а я, подскочив, вцепился когтями, левой рукой за лицо, правой за шею:
- Одно движение, и тебе нечем будет кушатькушать,… и писитьписать, - добавил я, поднимая ногу.
- Убей, не калечь! – прохрипел он.
- Тебя как зовут? За кого свечку ставить? – поинтересовался я.
- Савелий, - еле слышно отозвался он.
- Русский? – удивился я, тот наклонил чуть-чуть голову.
- Я принадлежу твоему брату, - вдруг сказал он.
- Жорке?! – я даже убрал когти от его лица.
- Нет, - мне уже приходилось наклоняиться, чтобы услышать, - я умираю, спасибо тебе, освободил от рабства. Знай, у тебя есть брат, зовут его Сабирджан, Сабир, иногда Серёжа, Саша. Ему четырнадцать. Он ненавидит вас…
- За что? – удивился я. Что за индийский сериал?
- Твою мать насиловали, когда допрашивали, она понесла, а, когда родила, выбросила его на помойку… Но люди Хана следили за ней, чтобы вывела на мужа… - голос становился всё слабее, хотя человек изо всех сил старался облегчить душу.
… - Спасли его, вырастили и рассказали о матери. Ты, на его месте, как бы поступил?
- Это он навёл на Лиску?!
- На сестру? Он…
- Как его узнать? Как. Его. Узнать?!
- Он похож… - дальнейшие расспросы были бесполезны. Глаза Савелия закатились.
- Покойся с миром, - пробормотал я, выпрямляясь. Вокруг Савелия натекла приличная лужа крови, и я здорово вывозился, руки и ноги были в крови, брызги попали на мой любимый костюмчик.
Делать здесь мне уже было нечего, я топнул ногами, убирая когти, и побежал назад.
Когти и руки отчистил землёй и травой, чтобы не замарать рюкзак. Идти дальше в лагерь уже не имело смысла, скорее всего там меня ждали.
Я вернулся к реке, отошёл подальше от дороги, чтобы меня не смогли увидеть, разделся и принялся отмываться от крови, замочив предварительно забрызганный кровью костюмчик.
Отстирывая майку, подумал о бабушке, которая была совсем рядом. Она бы мне заштопала её так, что ничего не было бы видно.
Почему-то больше всего мне было жалко этой майки. До того жалко, что я заплакал. Потом зарыдал взахлёб.
- Что я вам сделал? – спрашивал я неведомо кого, - За что вы меня так мучаете? В кого меня превратили?!
Недалеко от меня веселились мои друзья на речке, а я не мог к ним подойти. Рядом с ними работают на даче старики, которых полюбил всей душой, и не смел показаться им на глаза.
Не потому, что я убийца, а потому что, вполне возможно, к ним придут, начнут расспрашивать.
А я вернулся. Почему? Сразу свяжут изуродованный труп на дороге со мной.
Я всё плакал, стараясь не шуметь, Лиска гладила меня по голове, успокаивая, говорила, что правильно я делаю, что плачу, нельзя такое держать в себе, крыша съедет.
Кончив плакать, выкупался в речке, хорошо отмыв лицо, вытерся и посмотрелся в зеркальце.
Глаза красные, припухли. Надо бы очки надеть. Что ещё надеть? Сарафан? С таким рюкзаком?
Осмотрел лямки. Затёртые, засаленные, нет, останусь пока здесь, отмою рюкзак, посушусь, отдохну.
Если начнут искать,. вряд ли подумают, что я где-то рядом. Любой здравомыслящий человек уже добежал бы до Китайской границы.
А я не здравомыслящий человек. Может, у меня тоже потомственное? От мамы? Я даже содрогнулся: быть помешанным мне совсем не нравилось, тем более, говорят, что сумасшедшие не сознают, что они того. Наоборот, дДурак, сознающий, что он дурак, уже тем самым не дурак.
Так что, держитесь от меня подальше, товарищи милиционеры и иже с ними.
Я вдруг подумал, что трупы, остающиеся за мною, не выдумка. Милиционеры,. пристёгнутые к скамейке, оглушённые, и беззащитные, могли стать жертвой любого маньяка, испытывающего глубокую к ним неприязнь. Или я не рассчитал силу удара. Вроде живы были, трогал я их пульс.
А эти, маленькие разбойники? Я оставил их наедине с тем мальчишкой. Что я о нём знаю? Вдруг, когда я удалился, он спокойно их прирезал?
Что? Уже ку-ку? Я криво усмехнулся, сам себе, пошёл вглубь леса, таща рюкзак в руках. Пусть лес обжитый, но насквозь ничего не видно, хотя деревья какие-то хилые. Пожар, что ли был в этих местах когда-то?
И всё-таки я надеялся найти выворотень, устроить там берлогу, немного успокоиться, сжечь адреналин.
Выворотень, я, конечно, не нашёл, нашёл старую ель. Ззабился под неё, устроился на мягкой хвое, решил немного отдохнуть,. помечтать о Ниночке. Тут же тёплая волна радости захлестнула меня, я улыбнулся, и ужас утра отступил на второй план.
Вздохнув свободнее, поднялся, на нижних ветках повесил сырой костюмчик, за сук повесил рюкзак, отвязав спальник, расстелил его, и лёг сверху, только тут увидев, что я так и не оделся после купания.
Приятные размышления немного успокоили меня, и я сталд думать, что делать дальше.
Вот интересно, Савелий рассказал в милиции, что я переодевался в девочку? Или постарался промолчать о том постыдном случае, когда еле видимая девчонка взяла его в плен?
Потом, брат. Самый смертельный враг изо всех. Наверняка не успокоится, пока не останется единственным сыном моей матери. После чего придёт к ней, посмотреть ей в глаза.
Куда смотреть? В какие глаза?! После моей смерти она уже не оправится, сойдёт с ума уже окончательно. Не знаю, как она пережила весть о гибели Лиски.
Нет, не доставлю ему такого удовольствия! Останусь в живых!
Только надо продумать план, как выбраться отсюда. Проверить станцию, если что, проехать на электричке несколько остановок… Нет, автостопом надёжней, милиционеры стали проверять пассажиров, меня уже узнавали.
Переоденусь девочкой и буду мочить педофилов и маньяков!
Это я уже шучу. Значит, скоро можно собираться в путь. Только вздремнуть немного. А перед этим что-то сделать с раной. Болит ожог. У меня есть маленькая аптечка, в ней йод, бинт, вата, бактерицидный лейкопластырь. Йод продавался в ампулах, но я купил, выпросив, пузырёк с завинчивающейся крышечкойпробкой, и перелил йод туда, а то смажешь царапину, а остальное выкидывать?
Шипя от боли, смазал длинную рануый ожог от пули на животе, потом заклеил пластырем, и прилёг, с надеждой немного поспать.
Проснулся я от чувства опасности. Приоткрыв глаза, принялся осматриваться, пытаясь понять, что же меня насторожило. То, что я выяснил, заставило похолодеть: недалеко от меня сидела большая собака!
Вспомнив, что я так и не оделся, испугался ещё больше:, если это бродячая собака, да ещё и голодная, то она гораздо опасней волка, и голый мальчишка придётся ей по душе, и приятным на вкус. Всё будет гораздо хуже, если на меня откроют охоту с собаками.
Медленно поднявшись, я начал одеваться. Надел, на всякий случай, длинные штаны, подумав, открыл последнюю банку тушёнки, выложил половину недалеко от собаки, сам принялся доедать из банки говядину, с оставшимся ещё хлебом.
У голодной собаки затрепетали ноздри, она нерешительно подошла к кучке ароматной тушёнки, и слизнула всё в два приёма, ещё и стала смотреть на меня, спрашивая: ещё есть?
Я кинул ей кусок хлеба, запил обед водой из фляги, и подумал, что пора выбираться отсюда, вполне могут привлечь собак, если свяжут труп Савелия со мной. Интересно, что они подумают, когда увидят следы от когтей? На рысь? Будь я взрослым, никогда бы не подумал, что такое может сделать ребёнок, даже загнанный в угол.
Собака выжидающе смотрела на меня, не решаясь подойти, только нерешительно помахивала хвостом.
Это была собака, не кобель, причём кормящая, с отвислыми сосцами и тощая. Где-то поблизости было её логово, где прятались голодные щенки. Жаль, можно было прогуляться с ней. Подружившись с бродячей собакой, можно не опасаться других псов, собака-друг не пожалеет своей жизни, защищая друга-человека.
Ну что же, не судьба! Надев ветровку, я, немного покусанный комариками, отправился в сторону станции, откуда вчера ушёл. Собака шла за мной до самой железной дороги. Потом отстала.
Дачный посёлок я обошёл по тропинке, коих в этом районе было множество.
Вышел я к путям в стороне от станции, перешёл их, снова углубился в лес, потому что с той стороны, как мне показалось, проехал мощный грузовик. И действительно, через полчаса я вышел на асфальтированную дорогу, даже трассу! На ней нарисована разметка, стоят знаки, столбики вдоль откоса. Осталось решить, по какой обочине пойти, по движению, или против? По правилам, надо шагать против движения, чтобы увидеть вовремя машину. Но, если хочешь, чтобы тебя подобрали, надо идти по движению.
Солнце стояло высоко, сталобыло жарко. Подумав, я переоделся в сарафанчик, надев под него топик от купальника, чтобы лямки так не так сильно натирали плечи. На голову надел белую панамку.
Почти сразу возле меня остановилась «Волга», с верхним багажником, заваленным всякими вещами.
Явно отпускники, едут на дикую природу.
- Девочка, тебе далеко? – спросила дама, иначе не назовёшь женщину, выглянувшую в опущенное окно. Она была в соломенной шляпке и тёмных очках.
- Далеко, - согласился я, - буду благодарна, если немного подвезёте. Мне, вообще-то в город надо…
- А мы в тайгу! – жизнерадостно перебил меня мужчина лет тридцати пяти, выходя из-за руля, и освобождая меня от рюкзака. – Не тяжеловато для тебя?
- Своя ноша… - вздохнул я.
- Что, с дачи сбежала? – подколол дядя, увязывая мой рюкзак на багажник, - Поедем через город, в центре высадим. Там доберёшься, думаю, если сама на дачу и с дачи ездишь.
- Дела появились, - уклончиво сказал я, радуясь такой удаче.
- Ещё бы! – серьёзно сказал дядя, -У таких больших девочек должны быть и большие дела! Константин! – протянул он руку.
- Саша! – протянул я свою.
- А скажи мне, Саша, ты не слышала, что в этом районе появился опасный преступник?
- Нет, - растерянно ответил я, - у нас нет радио.
- А слухи? – не поверил дядя Костя.
- Слухам не очень доверяю, - пожал я плечами, - тем более, говорят, он девочек не трогает.
- Как знать! Может, на твой рюкзак позарится! Садись! – распахнул он дверцу.
Я заглянул в салон. На заднем сиденье сидел мальчишка в футболке и шортах. Почти всё внутри было занято всякими мягкими вещами, мне было только место на краешке сиденья.
Я осторожно уселся, дядя Костя захлопнул дверцу, обошёл машину,. проверяя, хорошо ли закреплён груз, сел на водительское место, и мы тронулись в путь.
Я покосился на мальчишку. Было ему лет десять – одиннадцать, и рассматривал он меня с такой наглостью, что мне сразу захотелось его прибить. Я даже хотел натянуть подол на колени, но сарафанчик был слишком коротким, а мальчишка даже наклонился, пытаясь рассмотреть цвет моих трусиков.
- Родя, не смущай девочку, - сказала дама. – Это Родик, девочка, познакомьтесь. Меня зовут тётя Марина, это дядя Костя.
- Меня девочка Саша, - выдавил я из себя, пытаясь отодвинуться от назойливого мальчишки.
Но дальше была только дверь.
- Саша, а какое у тебя увлечение? – спросила тётя Марина, поворачиваясь к нам.
- Карате, - мрачно ответил я, стоически выдерживая наглые взгляды мальчика Роди, который после моих слов презрительно заулыбался, думая, что это глупый розыгрыш.
- Серьёзное увлечение, - согласилась тётя Марина, - давно занимаешься?
- С трёх лет, - пытаясь отпихнуть «Родю-уродю», как я успел ему шепнуть, сказал я.
- Слышишь, Родя, не серди девочку.
- Да она всё врёт! – воскликнул Родя, отражая мои атаки. – Я покажу тебе «уродю»! – шептал он между тем.
- Родя, не мешай, не видишь, я с девочкой разговариваю!
- Что с ней разговаривать! – мы уже нешуточно сцепились руками. – Комары закусали, вот и сбежала от бабки! Вот тебе! – пытался выкрутить мне руку.
- Подожди, выйдем, я тебе покажу!
- Покажи! Покажи сейчас! А то надела лифчик, как будто сиськи есть!
- Родя!
- Что, неправда, что ли?! – пыхтел Родя.
- Ну, смотри, когда не будет видеть тётя Марина, я тебя так отделаю! – пообещал я.
- Это я тебя отделаю! – возразил мальчик, - Как только мама отвернётся! Кошка драная!
-Страшнее кошки зверя нет! – шипел я.
Дядя Костя откровенно смеялся, тётя Марина улыбалась, наблюдая за нашей борьбой.
- Что, Родик, понравилась девочка? – спросила она.
- Что? Вот ещё! Отстань от меня! – отодвинулся Родя от меня.
- Мальчишка! – с презрением прошипел я.
- Деффчонка! – с не меньшим презрением парировал Родик. Я отвернулся к окну. Как раз проезжали остановку, на которой стояли люди. Не так уж много мне надо было пройти.
- Мам, давай её возьмём с собой? – вдруг предложил Родя.
- Как это возьмём? – удивилась тётя Марина. – У неё же дела есть. Так Саша? – я кивнул.
- Да какие дела?! Что я, не вижу, что ли? От бабки сбежала, домой идти боится. На сколько в деревню сослали? Слышь, Сашка? На месяц?
- На месяц, - буркнул я.
- Вот видите, целый месяц грядки полоть и комаров кормить. Любой сбежит!
- Саша, а кто твои родители? – спросила мама Родика.
- Отец дальнобойщик, мама в больнице, - ответил я, ничуть не солгав. Сам слышал, как папка, по пьяни, хвасталговорил, что он дальнобойщик, попадает в цель за пять километров! А мама в больнице.
- Так что, дома никого нет? – нахмурилась тётя Марин.
- Нет, - вздохнул я, - но я возьму ключ у соседки.
- Одна будешь жить? – я кивнул. – Слышишь, Костя, наш сын дело говорит!
- Да ты что, мать? В своём уме? Её же искать будут, а мы, получается, похитили ребёнка!
- А я письмо напишу! – сказал я, чем вызвал у всех шок. Мне показалось, до этого они шутили.
- Если, конечно, маршрут мне подходит.
- Маршрут нормальный. До Байкала, там немного поживём, с недельку, и назад.
- До Байкала? – удивился и обрадовался я. Вот не думал, что уже почти добрался до Байкала! Эти добрые люди довезут меня до Иркутска, если нет дороги в объезд… Да откуда здесь дороги?! В моё время здесь вообще дорог не было, особенно в Амурской области, там надо или поездом, или вертолётом, пешком ещё, на велосипеде, да и то, утонешь в болоте, нафиг!
- Мы в город заедем? – спросил я.
- А что? – спросила тётя Марина.
- Ну, надо бы письма написать, бабушке, маме, папе, потом, продукты купить, у меня кончились, в оптику ещё заехать, оправу подобрать, а то эта уродская какая-то.
Мама Родика посмотрела на меня внимательнее, сказала:
- ВНавряд ли в наших оптиках найдёшь нормальную оправу. Костя, заедем на Дежнёва, там ещё можно что-то посмотреть. А что вы притихли?
- Да не понравилась я вашему Родику! – мстительно сказал я, стрельнув в мальчишку взглядом. Всё-таки научился я лицедейству. Родик не успел ничего сказать, ошеломлённый, вместо него сказала мама:
- Ну да! Он, как только тебя увидел, закричал: «папа, папа, останови, вон девочка с рюкзаком, ей, наверное, тяжело…» - Родик залился густой краской.
- Просто он у вас… озабоченный какой-то, - подколол я мальчишку, - как только я села, постарался мне под подол заглянуть… - папа Родика расхохотался:
- Растёт парень! Переходный возраст!
- Родик! – возмутилась его мама, а я отомстил:
- Какой там переходный возраст?! Сопливый мальчишка, а туда же: «переходный возраст»!
- Ну, чувырла! – прошипел мальчишка, - Пожалеешь ещё!
- Неизвестно ещё, кто пожалеет! – парировал я, довольный, что достал этого несносного мальчишку.
Тогда он попытался достать меня, но я перехватил его руку, и наша потасовка возобновилась.
Конечно, я боролся, как девчонка, не вызывая особых подозрений у веселящихся взрослых.
Почему они были довольны, я догадывался. Наверное, сынок постоянно ныл,. что ему надоела эта скучная поездка, что его оторвали от интересных занятий и друзей. А тут увозят в тайгу, скучать и комаров кормить. Поэтому он так быстро «раскусил» меня, захотел взять меня с собой, чтобы было с кем подраться. Мне уже начало нравиться развлечение, не хотелось уже сразу прибить этого неугомонного мальчишку, прибью потом.
- Подожди! – сказал я, - Жарко очень! – я приоткрыл окно, и мы снова сцепились в жестоком поединке. Так что я даже не заметил, как въехали в какой-то город.
- Костя, сначала в кафе, поесть надо, дети голодные.
- Да, мама, я сильно писитьписать хочу! – выдал Родик.
- Родик! При девочке!
- А что? – удивился Родик, - Девочки не писают? Ты хочешь? – спросил он меня.
- Хочу! – не стал я скрывать. Честно говоря, я не знал, как должна реагировать девочка на такие откровенности.
- Вот видишь! – сказал Родик, - Девочка тоже хочет, - слово «девочка» выделил саркастически.
Дядя Костя остановил машину возле кафе «Лилия», мы с Родиком вывалились на тротуар, с удовольствием потягиваясь. Мама Роди взяла нас за руки и повела внутрь. Хорошо, что взяла за руку меня, а то я зашёл бы вместе с Родиком.
Ппосле того, как вымыл руки, вспомнил, что все мои ценности в рюкзаке.
- Тётя Ммарина! – обратился я к женщине, которая что-то поправляла у себя на лице, глядя в зеркало, - Мне надо взять в рюкзаке кое-какие вещи…
- Сейчас найдём папу, и сходишь, - согласилась мама Роди. – Как раз он успеет сделать заказ.
Папа уже занял столик и ждал нас. Появился и Родик, показав мне язык. Я сделал то же самое.
Потом мы с главой семейства сходили к машине, и я достал маленький девчоночий рюкзачок с основными ценностями. Закинув его за плечи,. сразу почувствовал себя увереннее, что значит, привычка!
- Эта сумка тебе больше идёт! – пошутил дядя Костя.
В кафе нам уже принесли заказ, и я понял, как проголодался.
- Обжора! – фыркнул Родик, ковыряясь у себя в тарелке.
- Маменькин сыночек! – еле выговорил я, с набитым ртом.
- Мама, можно, я её поколочу? – спросил Родя.
- Потом подерётесь, - ответила рассеянно мама, - ешь, давай, бери пример с Сашеньки.
- Если я столько съем, то лопну! Куда в тебя лезет? – подозрительно осмотрел мою худенькую фигурку, спросил он, - Даже живот не увеличился…
- Родя, не перебивай аппетит девочке.
- Ей перебьёшь! – ответил мальчишка. А я показал ему язык, весь в крошках хлеба.
- Мама, она дразниться! – возмутился он.
- Кушай, Родик, ужин будет не скоро, - вставил своё веское слово его папа. Все замолчали, я уже допивал компот, потом положил на стол «пятёрку».
- Саша! - недовольно сказала тётя Марина.
- Я самостоятельная девочка! – заявил я непреклонно, чем вызвал красноту лица у мальчишки.
- Ну, ладно, если так!, - хмыкнула мама Родика.
- Ну, погоди! – тайком показал мне кулак Родик. Я скорчил, в ответ, противную рожицу.
Потом заехали на главпочтамт, где я написал несколько писем.
В первую очередь своей любимой Ниночке. Потом папе, директору детдома, Никите…
Родик сопел у меня над ухом, пока я не указал ему место напротив себя.
На обратном адресе я написал: «Таёжный Край. г. Догадаевск, ул. Занятная, дом 9».
На обратный адрес смотрят, когда возвращают письма. Надеюсь, не вернут, адреса верные.
Ещё надеюсь, противный Родька не подсмотрел, что я написал Ниночке. Ппотому что такое милое письмо слишком подозрительно. Хотя, что я знаю о девочках?!
В большом продовольственном магазине самообслуживания «Рассвет» я немного пополнил свои запасы сухого корма, пришлось взять и консервы. тяжёлые, но без них никуда, к сожалению. Сублимированной еды ещё не делают, да и правильно, но хотя для меня это было бы лучшим выходом: только добавь воды! Я купил несколько пачек сухих супов, хотя помнил, что вкус у них отвратный, зато без искусственных пищевых добавок, которые придают такой еде приятный вкус.
Обнаружил здесь брикетики сухого какао и кофе, взял сгущёнки, галеты.
Родька ходил за мной по пятам и комментировал мои покупки, как чисто девчоночьи. Якобы я ничего не понимаю в походной жизни.
Неожиданно для себя в этом магазине обнаружил отдел «В помощь туристу», где, к своему удивлению и радости увидел маленькую складную лопатку. Взвизгнув от радости, я вцепился в неё.
- Ты чё, дура? – возмутился Родик, - Зачем тебе в лесу лопата?
- Вы не правы, молодой человек! – заявил парень, обслуживающий этот отдел, - Девочка умница, в лесу лопата – вещь первой необходимости! Очень удобно устраивать кострище, потом засыпать костёр землёй…
- Даже отбиваться от волков! – с ехидной усмешкой сказал я раздавленному Родьке. Здесь же я купил нитки с иголками, маленькие ножницы, а то у меня были только маникюрные.
Починить костюмчик хотел. Почему-то мне было неприятно, что он рваный, как разрез на животе…
Я вздрогнул, поняв, в чём дело: Лиске вспороли живот, вот я и хотел зашить его.
Настроение резко ухудшилось. Ррасплатившись, я вышел из магазина и пошёл к машине.
Родькины родители ещё где-то ходили, совершая совершенно необходимые покупки.
Не дожидаясь их, я отвязал свой рюкзак, и переложил туда покупки, тщательно привязав лопатку за ремешки.
- Сашка, ты что, обиделась на меня? – спросил вдруг Родька, про которого я совсем забыл.
- Что? А, нет, так, неприятное вспомнила, извини.
Родька впервые не нашёл, что на это сказать.
Мы уже выпили бутылку лимонада, и, найдя лавочку, сидели, болтая ногами, когда появились старшие, нагруженные сумками.
- Сашенька, а у тебя есть, во что переодеться? – заботливо спросила тётя Марина, - А то, пойдём в универмаг.
- У меня есть, во что переодеться! – нетерпеливо сказал я, - Заедем в «оптику»?
В «оптику» со мной пошёл Родька. Ему или скучно, или боится меня потерять, но мальчик старался не отпускать меня далеко от себя.
Я осматривал унылые витрины магазина с некрасивыми оправами, под соответствующие громкие комментарии Родьки, который тоже подбирал мне оправу, в которой я была бы похожа на мартышку в очках.
- Девочка! Угомони своего брата! Мешает работать! – обратилась ко мне… Аптекарша? Продавец?
- Брат? – я, с сомнением, оглядел Родьку с ног до головы и обратно:
- Был бы у меня такой брат, я повесилась бы! – в очереди захихикали. Родька покраснел и ответил:
- Была бы у меня такая сестра, я бы не стал вешаться! Я бы её удавил!
- Иди, Роудик, возле машины подожди, - сказал я, в установившейся тишине. Родька подумал, и, молча, вышел.
- Так их! – довольно сказала девушка. Парни недовольно загудели.
- Иди сюда, девочка! – позвала меня провизор «оптики». Я подошёл, и женщина предложила мне на выбор симпатичные детские очки, неизвестно как оказавшиеся у неё в руках.
Я выбрал себе очки солнцезащитные, и простые, вс тонкой титановой оправеой. Посмотрелся в зеркало и остался доволен: всяко на мартышку не похож. Правда, и цена оказалась соответствующей, но, за ценой, я не постоял, так же, как и провизор очки, достав из воздуха деньги.
Здесь же была и аптека, где я пополнил запасы ваты и пластыря. Купил стрептоцид для своей раны и аспирин на случай простуды.
Вышел уже в приподнятом настроении, сверкая новыми очками. Семейство Родика поджидало меня в тени деревьев.
- Ну, как? – спросил я, - Похожа я на мартышку? – и взял Родьку за руку. Родька вырываться не стал, я повёл мальчика к машине. Сзади крякнул его папа.
Родька притих, и мне не оставалось ничего, как осматривать улицы, по которым мы проезжали.
Подумал насчёт церкви, но, спрашивать у людей, есть ли здесь церковь, жителю этого города, было неудобно. В этот момент я увидел золотые купола.
- Дядя Костя! – закричал я, - Мне надо в церковь!
Дядя Костя от удивления даже притормозил:
- Зачем? Ты что, верующая?
- Вообще-то я пионер, но мне очень надо! Я потом объясню, если смогу! Пожалуйста!
- Ладно, - пробормотал папа Родика, который вытаращил глаза. Я показал ему язык.
- Я с тобой пойду! – заявил он.
- Хорошо. Только не мешай, - согласился я. Мне надо было поставить свечку за упокой души некого Савелия. Да и поговорить с Мамой, или Лиской.
Церковь оказалась именно та, которая была мне нужна: церковь Святой Богородицы. Наверное, когда разрушали церкви, детские церкви невольно щадили.
Выйдя из машины, я потащил за собой Родьку, не обращая внимания на его родителей, которые что-то кричали нам вслед. Бросив мелочь нищим на паперти, вошли в церковь. Здесь шла служба, я купил у служки четыре свечки, и, отыскав икону Божьей Матери с младенцем, потащил туда Родьку, сквозь немногочисленные ряды верующих. На нас зашикали, но я только досадливо морщился.
У иконы я встал на колени и поставил рядом Родьку, протянув ему свечку:
- Зажги свечку, и помолись за родителей!
- Как это? – спросил он, зажигая свечу, - Я не умею!
- Просто пожелай им здоровья и долгих лет жизни! – шептал я, стянув панамку с головы.
- Вы что тут делаете?! – зашипел на нас дьяк, - Накрой голову, бесстыжая!
- Уйди, не мешай! – отмахнулся я от затрясшегося от праведного гнева дьяка, но выгнать нас из церкви он не посмел. Я бы ему выгнал! Выгнать из детской церкви детей – неслыханное святотатство!
Я тоже затеплил свечки. Первую – за раба Божия Савелия, потом, за Лиску, и, за здравие Ниночки.
Я обнял, по - привычке, свечки Лиски и Ниночки, и неприятно был удивлён, потому что обжёгся.
- Мама! – воскликнул я, не обращая внимания на прихожан. Икона не поменяла вид, на меня сурово смотрела Мама.
- Мама, ты ждёшь меня?! – дрожащим голосом спросил я, - Мне прийти?
«Не тревожь Маму, - строго сказала Лиска, - подожди, мой мальчик».
- Лиска, если я поддамся, это же будет сродни самоубийству! Почему Она меня осуждает?!
«Дающая жизнь не может не осуждать отнимающего её».
- Савелий мало отнял? Я…
«Перестань вести себя, как сопливый мальчишка! Соберись!»
Я собрался. Стал греть руки об свечки, обнимая обжигающий свет Мамы. Мне было больно, но душа болела сильнее, я жаждал прощения и понимания.
«Возьми в руки третью свечу».
Я взял свечу, которую поставил Савелию, вновь встал на колени, взял три огонька в обожжённые ладони. Огоньки ласково согрели руки, заживили ожоги, и я почувствовал тёплую ласку Ниночки, искреннюю благодарность освободившейся души Савелия, материнскую теплоту и гордость за меня Лиски.
Посмотрел на икону. Лиска держала меня на коленях и улыбалась и маленькому мне, и подросшему.
- Кто это? – вдруг услышал я шёпот рядом с собой. Не сразу понял, что это Родька.
- Это моя сестра, Лиска, - прошептал я, растворяясь в бесконечном блаженстве от единения с родными душами. Жаль, что так мало. Икона потускнела и приобрела прежний вид.
Мама сегодня не разговаривала со мной.
Зато я понял, что Ниночка по – прежнему помнит и любит меня, что Лиска всё ещё со мной, и готова защищать своего непутёвого братца от всех бед и невзгод.
- Пойдём, - дёрнул я Родьку за рукав, надев панамку.
Мы вышли среди полного молчания, священник, что творил службу, крестил нас, а дьякон клал земные поклоны перед иконой Божьей Матери.
- Что это было? – спросил Родька, когда отошли от церкви, - Фокус?
- Фокус, - хмуро подтвердил я, - родителям не говори.
- Что я, ненормальный?! – фыркнул Родик.
- Ну, как всё прошло, получилось? – спросили нас родители Роди.
Мы синхронно кивнули с серьёзными лицами.
- Не хотите нам рассказать? – мы отрицательно покачали головами.
- Смотри, мать, они, кажется, спелись, - удивлённо проговорил дядя Костя.
- Хватит с нас мистики, - решила тётя Марина, и мы поехали дальше. А у меня начала саднить рана на животе.
Время уже приближалось к пяти, когда старшие решили, что пора устраивать привал.
Выбрав для этого место недалеко от реки, мы проехали по лесной дороге и остановились на небольшой полянке, на которой изредка останавливались туристы. С одной стороны, хорошо, что у нас так мало машин, экология чище, тайга ещё не кишит машинами вместо зверья.
Выйдя из машины, мы разбежались в разные стороны, в поисках укромных мест.
«Девочки направо, мальчики налево», а мне в третью сторону. Самое большое неудобство для меня было при игре в девочку, что я не мог быть ни с девочками, ни с мальчиками. От всех надо скрываться, если хочешь сохранить инкогнито.
Снова собравшись на поляне, я решил за всех:
- Папа собирает сухостой, мы разводим костёр, мама готовит посуду, готовит ужин…
- А вы справитесь? – засомневался папа Роди.
- Можете не волноваться. Где у вас лопата?
- Палатки ставить тоже мне?
- С Родионом, - согласился я.
- Есть! – шутливо взял под козырёк дядя Костя и пошёл на поиски лопаты.
Получив инструмент, я аккуратно срезал дёрн, выросший на месте прошлогоднего кострища, сложил его в сторонке, потом взял топорик, любезно предоставленный мне вместе с лопатой, и вырубил две рогулины. Заострив концы, вбил их по краям кострища, сверху приспособил перекладину для котелка и чайника. Всё это я делал в сарафанчике. Сначала думал переодеться, да не стал раньше времени показывать свою рану.
Наломав сухих веточек, разжёг костерок, как раз к тому времени, когда папа принёс груду валежника.
- Обустраиваетесь? – спросил он, - Молодцы, - и снова ушёл. Подкинув ещё дров, я решил переодеться в купальник, который мне подарили в спортивном лагере, испокупаться и отмочить повязку, а потом заняться заболевшей раной.
Взяв из рюкзака плавки, я скрылся в лесу, там переоделся и вышел во всей красе: в купальнике и длинной раной,повязкой между плавками и топиком, заклеенной пластырем..
- Саша, что это у тебя? – спросила тётя Марина.
- Царапина, - ответил я, - сейчас искупаюсь, потом снова перевяжу.
- У тебя там кровь! – заявил Родик, показывая пальцем на повязку.
- Разбередсшевелила, когда играла с Родькой…
- Вечно ты, Родик! У девочки такая рана, а ты к ней пристал! Тебе больно, Саша?
- А что я?! Я откуда знал?! Она не сказала ничего!
- Помолчи ты! Сходите лучше, искупайтесь.
Родька переоделся в модные японские ярко-полосатые плавки шортиками. Я даже позавидовал ему, сравнив его купальник со своим, канареечного цвета.
Мы побежали, наперегонки, к недалёкой речке, плюхнулись в воду и поплыли.
Родик умел плавать, но куда ему до меня, которого учила плавать сама Лиска!
Было довольно тепло, солнце стояло ещё довольно высоко, как – никак, наступила макушка лета, дни пока очень длинные.
Когда пластырь начал отлипать от тела, я решил, что хватит, пора лечиться. Было бы это море, морская вода без моего участия залечила бы рану, а в пресной воде водятся слишком много микроорганизмов, чтобы пускать на самотёк заживление.
- Родька, пойдём, пора мне на перевязку!
Я достал свою аптечку, но мама Родьки сказала, что сама перевяжет меня.
- Иди, переоденься в сухое, и приходи, - велела она мне. Я взял те самые шортики, мятые, зато чистые. Потом зашью маечку, и снова буду в удобной одежде.
Переодевшись, я вышел, в одних шортиках, на поляну.
- Саша! – воскликнула тётя Марина, - Ты почему без маечки? Здесь мальчик!
- У меня маечка порвалась, - извиняющимся тоном сказал я, - да и правильно Родька говорит, нечего мне прятать ещё…
- Всё равно. Есть у тебя другая майка?
- Есть, но пока рано надевать, сначала перевязаться надо.
- И то верно, ложись сюда, - тётя Марина уже расстелила покрывало, я лёг, рядом шумно засопел Родька.
- Куда пялишься?! Правильно девочка говорит, какой-то ты озабоченный!
- Я посмотреть…
- Нечего тут смотреть!
…- как ты перевязываешь, - договорил Родька.
- Ладно, смотри, - разрешила мама, отдирая лейкопластырь. Родька принялся разглядывать меня с ног до головы. На мальчишечьи шорты глянул с усмешкой.
Тётя Марина между тем налила мне на рану перекись. Оона зашипела.
- Что это? – удивился Родик.
- Перекись водорода, - ответила ему мама.
- Почему шипит? Тебе не больно? – спросил он меня.
- Скоро будет больно, - успокоил я его. Тётя Марина уже смачивала тампон йодом.
- Однако у тебя царапина! – сказала она, смазывая её йодом. Я дёрнулся.
- Дуй на рану, - сказала мама Родику. Родик, с готовностью, стал дуть мне на живот, облегчая мучения.
- Там стрептоцид есть, - подсказал я, - надо растолочь, и присыпать.
- У тебя глубокие познания в медицине, - похвалила меня тётя Марина, доставая таблетки из аптечки, - Родя, растолки две штучки, я думаю, хватит.
Присыпав этим порошком рану, заклеили её пластырем.
Потом я взял маечку, посмотрел на дыру, прижал её к лицу. Даже глаза намокли от жалости.
- Дай, зашью, - сказала тётя Марина.
- Я умею…
- Я умею лучше. Спроси своего бандита, сколько я ему рубашек и маек зашила!
Мы с Родькой удивлённо переглянулись.
- Мальчишка! – презрительно сказал я.
- Деффчонка! – с не меньшим презрением сказал он, - хоть в какую пацанскую одежду оденься, я –то знаю, что ты – девчонка!
- Тётя Марина, можно, я его поколочу? – спросил я.
- Потом, когда твоя «царапина» заживёт, будете колотить друг друга. Где ты так умудрилась разодрать живот? За колючую проволоку зацепилась?
- Что-то типа того, - согласился я. А папа Костя готовил ужин.
Дождавшись, когда мне зашьют маечку, мы пошли пробовать, что сготовил глава семейства.
Маечку тётя Марина зашила замечательно, спереди получился ровный шовчик, от шва до шва, по бокам, ничего разодранного не было видно.
Дядя Костя сварил суп, по-походному, без изысков, но было очень вкусно, на свежем воздухе, да прямо с костра, с дымком. Даже привередливый Родька не ворчал, ел не медленней меня.
Немного отдохнув, мужчины пошли ставить палатки. Их оказалось две, одна, побольше, для папы с мамой, и другаяодна, двухместная, для Родьки. Меня не привлекли, хотя и предлагал свою помощь.
- Сиди, Саша, сами справятся, а то опять кровь пойдёт! – остановила меня тётя Марина, хотя у меня поставить палатку получилось бы гораздо быстрее и надёжней.
Мы смотрели и посмеивались, комментируя между собой, чтобы не злить мужчин, их действия.
Наконец, палатки были поставлены, и меня спросили:
- Сашенька, ты, где будешь спать? В машине?
- Отчего же? – сказал я, увидев умоляющий Родькин взгляд, - У меня спальный мешок есть. Только сначала я лягу, а потом пусть уже Родька залазит.
- Это само собой, - согласилась его мама, поглядев на сына, - и не приставай к девочке, видишь, у неё на животе какая рана!
- Не буду! – радостно ответил Родька, и я понял, что он боится спать один в палатке. – Была бы здорова, побесились бы!
- Да я тебя одной левой! – сказал я ему.
- Ты левша? – «удивился» негодный мальчишка.
- Я тебе покажу левшу! Погоди, немного заживёт царапина, будешь от меня бегать только так!
- Как ты сказала? «Страшнее кошки зверя нет»? Кошка драдранная!ная!
- Сам ты драный! - возмутился я, вскакивая. - Тихо, петухи! – рассмеялся дядя Костя.
- Ну, петух у нас один! – вогнала меня в краску мама Родика, и я сел, сопя от злости.
- Успокойся, Сашенька, - погладила меня по голове тётя Марина, - поправишься, покажешь ещё этому наглому мальчишке, где раки зимуют!
- Я ему и сейчас могу показать.
- Пусть покажет! – издевался Родька, а я успокоился, думая, чего это я разозлился на глупого мальчишку, которому просто скучно?
- Буду спать в машине, - заявил я, - а то этот… не даст мне уснуть своими дурацкими шутками.
Родька сильно испугался, видно было, даже побледнел немного. Я его понимал: иногда необъяснимые детские страхи одолевают человека, признаться в этом стыдно, перебороть самому невозможно.
У меня такое же было, в детстве. Лиска, заметив мои пустые страхиувидев такое дело, сделала шалаш в лесу, там мы вместе легли спать, а ночью я проснулся один, в глухом лесу. Как я орал! Описался и обкакался! Завывая от ужаса, добежал до дома, но тут стало так стыдно за свой вид, что я, потихоньку, вернулся на озеро. Несмотря на свой малый возраст, постирал трусики, помылся сам, и вдруг понял, что ни капельки мне не страшно. Ночь была тёплой, лунной. Я вошёл в воду и поплыл. И тут услышал:
- Санька, ты что это, далеко поплыл? Давай, к берегу, утонешь ещё, там глубоко.
Оказывается, сестра всё это время наблюдала издалеказа мной, чтобы со мной ничего не случилось.
Мы тут же помирились, хорошо выкупались, и после этого жестокого лечения я уже ничего не боялся, я имею в виду из пустых страхов. Из настоящих страхов было одно: потерять Лиску. И этот страх сбылся. Наверное, моя боязнь привлекла беду.
Так я думал, глядя на растерянного мальчишку.
- Саш, извини меня, - выдавил он из себя,. – я больше не буду…
- Ну, ничего себе! – поразился папа, - Первый раз слышу, чтобы Родька извинился.
Родька сердито сверкнул глазом, но промолчал.
- Извинения приняты, - благосклонно склонил голову я. Всё же интересно иногда побывать на месте девочки! По умолчанию слабые девочки имеют большое влияние на сильных мальчишек!
Успокоив нас, взрослые решили развлечься музыкой. Из груды вещей была добыта гитара, и папа Родьки начал извлекать из неё мелодичные звуки и петь.
Как я уже говорил, я тоже люблю петь, но у меня хорошо получается только в хоре, когда в общем шуме мой голос почти не слышен.
А вот папа с мамой составили неплохой дуэт, они пели незнакомые мне песни, берущие за душу. Я лёг на спину, смотрел в бездонную, уже всю в звёздах, высь, и слушал приятное пение о тумане и запахах тайги. Это я образно, пели они обо всём, и всё мне нравилось.
Не сразу я понял, что рядом лежит Родька, до того тихо он дышал.
- Мне нравится, как папа с мамой поют, -тихонько прошептал он, - а тебе? – я кивнул в полутьме, но Родька увидел, - А ты, умеешь петь? – не отставал настырный мальчишка.
- У меня слуха нет. Не мешай.
- Всё, молодёжь, пора спать, в палатке будете ворковать. Только недолго, - сказал дядя Костя.
Я не стал спорить, взял свой спальник и залез в палатку. В темноте и тесноте раскатал мешок, разделся и забрался внутрь. Наконец-то! Какое блаженство!
- Улеглась? – услышал я осторожный Родькин шёпот.
- Можешь залазить, - разрешил я, и неуклюжий мальчишка полез, наступая мне на ноги.
- Левее, медвежонок! – не выдержал я.
- Тут темно, - сопел Родька, долго ещё возился, пока не затих.
- Саш! – услышал я, уже готовясь засыпать.
- Что? – сонным голосом спросил я.
- Можно…
- Нет.
- Почему? – удивился Родька.
- Нет, и всё.
- Даже спросить нельзя?
- Смотря о чём.
- Я хотел спросить, у тебя есть… друг.
- Друг? Ты имеешь ввиду, близкий человек, которому можно всё-всё доверять?
- Да, наверное, так.
- Нет, такого друга у меня нет. Подружка есть.
- Ну, ты, наверное, не доросла ещё, чтобы с мальчиками дружить.
- Не доросла, - согласился я, - а ты? Дорос?
- До чего? – насторожился Родька.
- Дружить?
- Кажется, дорос, - облегчённо вздохнув, ответил мальчик. Скорее всего, ждал от меня подначки. В принципе, я хотел его поколоть, но слишком серьёзную тему он поднял, а я вспомнил Ниночку, и меня опять охватила волна радости и счастья, оттого, что есть на свете эта замечательная девочка.
Я не сразу понял, что сказал Родька.
- Я хочу дружить с тобой.
- Что? – переспросил я.
- Дружить с тобой хочу. Ты мне нравишься. А я тебе?
- Честно? – спросил я мальчишку.
- Конечно честно!
- Как только я тебя увидела, сразу захотела прибить!
- А потом? – хихикнул несносный Родька.
- А потом решила прибить тебя позже. – Родька засмеялся.
- Родька, - тогда спросил я, – а ты чего боишься? – мальчишка сразу замолчал.
- Не знаю, - нехотя ответил он, наконец, - просто страшно одному, вот и всё.
- Не смущайся, я знаю, что это такое. Я тоже… боялась, и очень сильно. Меня сестра отучила от боязни.
- Как? – заинтересовался Родька.
- Оставила одну в лесу, ночью.
- Ого! И что?
- Ну, что, куда мне было деваться? Кончились мои страхи. Остались в лесу.
- И где теперь твоя сестра?
- Где, где. Сам не видел, что ли?
- Умерла? Ты за этим ходишь в церковь? Чтобы её увидеть?
- Да, Родька, чтобы увидеть и поговорить. Многие так делают, только я не знала, что другие могут видеть то, что вижу я.
- У тебя сестра красивая. А ты там, как мальчишка.
- Всё, Родька, спать давай, - сказал я, зевая и отворачиваясь к стенке палатки.
- Саш, а ты веришь в этого, в мальчишку-убийцу?
- Не волнуйся, Родик, от мальчишки я тебя защитю… или защищу? Спи спокойно, - я начал засыпать.
Рано утром я проснулся, убедился, что все спят, и отправился на пробежку и зарядку.
Когда мы купались, я на берегу видел узенькую тропинку. Найдя её, я спрятал в кустах костюмчик, чтобы переодеться на обратном пути, и быстро побежал по тропинке, не трусцой, а быстрым аллюром. Скоро тело проснулось, бежать стало легко и приятно, царапина не саднила, подсохла за ночь.
Найдя подходящее место, начал делать зарядку, сожалея, что надо воздержаться от купания.
Держать себя в тонусе просто необходимо, опасности ещё караулят меня на каждом шагу.
Вместо турника использовал ветку дерева. Неудобно, зато реалистично.
Поскакал на месте, представляя, что в меня стреляют, изобразил несколько акробатических этюдов, побегал, стоя на мостике, ну, и остальные элементы, развивающие гибкость, ловкость и силу.
Потом, зайдя в воду, обмылся, стараясь не намочить повязку, и побежал обратно.
Прибежал, когда только – только выполз из палатки дядя Костя, потягиваясь и зевая.
- О! – увидел он меня, - Где была?
- Бегала, зарядкой занималась.
- Родика не будила?
- Зачем? – пожал я плечами, - Пусть спит. Если папа не делает утреннюю зарядку, то и сын не будет!
Я подошёл к кострищу, начал складывать ветки шалашиком, намереваясь развести огонь.
Родькин папа ничего не ответил на критику, он пошёл к речке, наверное, чтобы умыться.
Когда он пришёл, костёр уже гудел, над ним висел чайник.
- Что-нибудь будем готовить, или чаем обойдёмся? – спросил меня дядя Костя.
- Чаем с бутербродами, думаю, обойдёмся, пообедать можно в столовой, или взять на вынос, на костре согреть.
- Не понравилась моя стряпня? – немного с обидой спросил дядя Костя.
- Отчего же, понравилась, просто время можно сэкономить, пока рядом цивилизация. Вместо того, чтобы готовить, можно поиграть в волейбол, например.
- Ты где-то права, - попытался щёлкнуть меня по носу Родькин папа. На автомате я отклонился.
- Ловко! – заметил дядя Костя, - А ещё что умеешь?
- Много чего, - уклончиво ответил я.
- Да, думаю, Родьке туго придётся, вздумай он с тобой драться.
- Не будет он со мной драться, - сказал я, - мы помирились.
- Ну и молодцы! Пойду маму подниму, пора собираться. Хоть и хорошо здесь, на Байкале лучше.
Проследив, чтобы костёр не погас, положив чурки потолще, я достал свой маникюрный набор, стал приводить руки в порядок. Когда только постригал ноготки, ко мне подсел Родька, умытый, с почищенными зубами. Он с удовольствием следил за моей работой, ни разу не удивившись смене инструментов в моих руках. Вот ножнички сменяются пилкой, потом щипчиками, лопаткой.
- Руки должны быть чистыми, ухоженными и ловкими, - сказал я, когда надоело слышать одно лишь сопение, - покажи свои руки.
Родька смущённо протянул мне руку, всю в заусенцах, с чёрными полосками под обкусанными ногтями.
- Разве можно до такого доводить руки?! – ужаснулся я, - Ладно, попробую что-нибудь сделать.
Обрезав щипчиками заусенцы, я очистил ногти от грязи и лишних отложений, нацарапал на ногтях крестики, начал стричь и равнять пилкой ногти. Родька замер. Глянув на него мельком, увидел,. как затуманились его глаза. Мне тоже очень нравилось, когда сестра занималась со мной, стригла волосы, или показывала, как делать маникюр. Руки вора должны быть идеальными, без царапин и заусениц, иначе твою руку не почувствует разве что бегемот.
Когда я уже обрабатывал вторую руку Родьке, к нам подсела его мама. Ничего не сказала, чтобы не вывести сына из нирваны, только головой покачала.
- Хорошо у тебя получается! – шепнула она, когда я уже заканчивал.
Что она имела ввиду? Маникюр, или дрессировку вредных мальчишек?
- Может, лаком покроем? У меня бесцветный есть, - спросила тётя Марина.
- Не надо, - мотнул я головой, - лак вреден. Лучше помогите мне с макияжем.
- Зачем тебе макияж? – удивилась женщина, - Ты ещё совсем ребёнок!
- Надо, чтобы больше походила на девочку! – упрямо сказал я, доставая косметичку.
Посмотрев, как я справляюсь с тенями и карандашом, мама Родьки, который не отходил от нас, наблюдая за преображением моего лица, сказала, что у меня неплохо получается, однако сделала несколько своих штрихов. К моему удивлению, Родька заулыбался и сказал:
- Всегда думал, что девчонки только портят себя, когда красятся, а тебе идёт!
- Точно идёт? – спросил я.
- Очень! Тебе бы ещё длинные волосы, или косу! – я покраснел, думая, не переборщил ли я с перевоплощением.
Потом пили кофе с молоком. Я открыл банку сгущёнки, которую раскритиковал Родька, заявив, что это чисто девчоночья покупка. Сейчас, он забрал оставшиеся полбанки и вымакивал её хлебом.
- Чё мало купила? – возмущался он, когда вылизал банку, - Денег, что ли не было?!
Я молчал, поглядывая на дядю Костю. Дело в том, что банку я открыл, машинально выхватив из ниоткуда финку, быстро вскрыл банку, туда же её отправил. Дядя Костя задумчиво посмотрел на меня.
Ббольше никто ничего не заметил. Родька вообще… Всё, что я ни делаю, ему кажется естественным.
Невнимательный. Столько предметов появлялось у меня в руках перед его глазами, потом исчезало, даже ухом не повёл.
- Дядя Костя! – обратился я к папе Родьки, - У вас дорожная карта есть, вернее, карта дорог?
- Конечно есть! – отозвался дядя Костя.
- Посмотреть можно? Хочу посмотреть маршрут.
- Можно, - согласился дядя Костя.
Я разглядывал карту и поражался просторам нашей страны. Даже этот отрезок пути, что отметил на карте дядя Костя, занимал несколько дней пути, а в масштабах страны был еле заметен.
Дорога шла параллельно железной дороге. Хорошо было бы сесть на поезд, завалиться на полку, и ехать, ехать. Честно говоря, приключения мне уже надоели.
Интересно, за мной ещё охотятся, или решили встретить на конечной станции? Там уже бежать некуда,. хотя и здесь можно перехватить: возле Байкала узкое горло, здесь можно поставить блок - пост, никто не проскочит, разве что пешком, через тайгу.
Я задумался. Как бы я брал такого ребёнка, как я? Если они знают о моих возможностях?
Допустим, все менты знают, что я могу воровать у них оружие. Что мне надо, чтобы пистолет оказался у меня в руках? Дотянуться до него рукой. Значит, что? Останавливают машину, галантно подают мне ручку, помогая выбраться, передо мной кобура с пистолетом. Незаметно забираю его, хорошо, если это револьвер! Тогда можно взвести одной рукой!
«Стоять! – говорю я, прижимая ствол к боку галантного милиционера, который ласково меня обнимает, - А то стреляю!» - все кругом смеются в ответ. Почему? Пистолет не заряжен. А я себя уже выдал с головой, уже не разревёшься, размазывая сопли, уверяя, что я не я…
И что делать? Даже если выйдет, с оружием, и оно окажется боевым, вся милиция Союза встанет в охотничью стойку: мальчик - убийца где-то рядом!
Где расстаться с этими милыми людьми? В Иркутске, или в одной из деревень? Эта речка впадает в Ангару, возле неё есть деревеньки, наверняка, ходят катера, да и у жителей есть моторки. Нанять кого-нибудь, и вперёд…
Стоп! Я похолодел. Откуда едут мои знакомцы? Где большой город, откуда бы они ехали? Вот Усолье Сибирское,. вот Ангарск. Братск высоко.
Но я отогнал от себя эту мысль. Не могли за мной отправить ребёнка, у тебя уже паранойя. На таких просторах можно и из Красноярска поехать, или даже из Новосибирска. Были бы заправки и станции техобслуживания. Или самому хорошо знать машину. Вон, дядя Костя уже проводил ТО машине, осматривал, подвинчивал что-то, подкручивал.
Нет, чтобы со мною справиться, надо меня пристрелить сразу. В затылок, из-за угла. Живым не дамся.
Представив себя игрушкой в руках извращенцев, меня передёрнуло. Наверное, кастрируют, и тогда отцу придётся самому меня убить, не вынеся позора. Вернут ему, когда он выполнит их заказ, чтобы добавить горя. И не сын, и не дочь! Как только сестрёнка терпела?! И понял, что выбор у неё был небогат: или она, или я.
«Лиска, что ты об этом думаешь?» – сдался наконец я, так и не найдя выхода.
«Опасности не чувствую, но на дороге всякое может быть. Постараюсь предупредить».
«Проехать с ними до Иркутска? А дальше?»
«Может быть, самолётом?».
«Кто же меня…».
«Подумай о местных авиалиниях».
Я хлопнул себя ладонью по лбу. Точно! Прибиться к какой-нибудь группе, или большой семье, и можно дальше перелететь или на вертолёте, или на АН-2!
Семейство дяди Кости не собиралось забираться в глухую тайгу. По оживлённой трассе они собирались доехать до Слюдянки, потом к озеру, на турбазу. Там по обстоятельствам.
Обратно собирались ехать на поезде! Арендуют место на платформе для машины.
Оказывается, такую услугу оказывает Трансагенство.
- Саша! – я очнулся от своих размышлений.
- Да?
- Ехать пора!
- Да, пора! – согласился я, думая, во что одеться. Ищут мальчика? Фоторобот некрасивого мальчишки наверняка есть, а тот, кто видел меня девчонкой, мёртв. Конечно, могут предположить, что мальчик запросто может переодеться девочкой, но вот изменить внешность сможет не каждый, тем более, ребёнок. Мне бы парик… Но, что уж есть!
- Тётя Марина! – позвал я.
- Да, Сашенька?
- С моими волосами можно что-нибудь сделать? Может, подравнять?
Тётя Марина критически оглядела мою голову, подумала:
- Можно, сейчас подравняю, будет причёска типа «гаврош».
Пришлось немного подождать, зато у меня появилась девчоночья причёска.
Ах, белая панама! Ии что мне стоило вчера её постирать? Подумав, достал из рюкзака бейсболку.
Родька сразу развернул мне её козырьком назад,. но так было неудобно сидеть, к моеему облегчению, потому что я хотел скрыть своё лицо. Ещё я надел тёмные очки.
Встречи Проверка на дорогах.
Мы выехали на трассу, и помчались на Восток, набирая скорость. Родька мешал мне думать, заглядывая в карту, которую я так и не отдал. Я запоминал деревни, указанные на этой крупномасштабной карте. У меня мелькнула мысль, что дядя Костя военный, иначе, откуда у него такая подробная карта? Или шпион, криво усмехнулся я, в очередной раз отпихивая от себя мальчишку.
Родька не обижался, через несколько минут он опять сопел над ухом.
Нас остановил гаишник. Одинокий, на мотоцикле «Урал». Я опустил пониже стекло, высунулся из машины, рядом показалась мордашка Родьки.
- Какие у вас смирные ребята! – улыбнулся гаишник, цепким взглядом разглядывая нас, - Мои постоянно дерутся!
- Эти тоже дрались, сейчас присмирели, наверное, устали! – засмеялся дядя Костя, который вышел из машины, отдал документы старшему лейтенанту, и ходил за ним, пока тот осматривал машину, кладь на багажнике. Мне показалось, что внимательнее всего он приглядывался к нам с Родькой.
больше всего я боялся, как бы не вспотеть, тогда потечёт мой макияж. Поэтому почти вылез из окна, наблюдая за гаишником.
А тот попросил открыть багажник. Хорошо, я туда не засунул чей-нибудь труп, пошутил я сам с собой.
Нет, не было там ни трупа, ни спрятавшегося мальчишки. Гаишник вернул документы, ещё раз подошёл к нам, с улыбкой, потрепал меня по голове, сняв кепку, потом натянул её мне на нос, рассмеявшись. Странный мент. По – моему, никакой это не мент вовсе. Подозрительный очень.
На его месте я тоже не задерживал бы опасного преступника в одиночку, а передал бы ориентировку по инстанции, тогда надо ожидать более тщательную проверку, вплоть до выяснения личности и личного досмотра.
«Прошу вас раздеться до трусы… а что у вас в трусы?».
Мы поехали. Я смотрел на офицера, тот на меня, улыбнулся и помахал рукой. Я тоже сделал ему ручкой.
- Ну, что, Саша, где будем останавливаться на обед? Выяснила? – спросил меня дядя Костя, когда отъехали от опасного места.
- Да вот, здесь посёлок есть, возле него знак с ножами и вилками.
- Далеко?
- До обеда должны доехать, – подсчитал я, снимая бейсболку. Что толку от кепки, если каждый снимает её с тебя, и дёргает за волосы, проверяя, качественно ли приклеен парик? Надо ходить с непокрытой головой на солнышке, волосы выгорят, а ещё лучше обесцветить их.
- Мама Марина! – обратился я к маме Родика.
- Что, дочка? – с улыбкой обернулась она.
- Чем можно волосы обесцветить? Перекисью?
- Зачем тебе? – нахмурилась женщина, - У тебя вполне приятный цвет волос.
- Хочу быть блондинкой! – капризно сказал я. Дядя Костя не смог сдержать смешка, тётя Марина улыбнулась, только глупый Родька ничего не понял.
- У тебя и так волос начал выгорать, не стоит портить перекисью.
- Да я так, привязался этот…
- Понравилась, наверно! Может, у него дочка на тебя похожа! – хохотнул дядя Костя.
Да, думал я, не зря он гладил меня по голове. У девочек головка аккуратненькая, круглая, и шишки на лбу я видел только у Сашки Кислициной. А у меня непонятной формы голова, даже у пацанов редко такую угловатую встретишь. И чего ко мне пацаны вяжутся, когда я переодеваюсь в девчонку?
Подумав над этим, я пришёл к выводу, что привлекаю мальчишек именно тем, что я некрасивая получаюсь. К красивым девочкам они боятся подойти, а к таким уродинам, как я, запросто. Во-первых, такие девочки больше похожи на мальчишек, и предпочитают с ними общаться, во-вторых, им должно льстить внимание мальчишек, не будут нос задирать перед ними.
А если характер у некрасивой девочки подходит мальчику, возникает дружба.
Так я решил для себя. Иначе такой феномен нельзя было объяснить.
А девочки? Почему они со мной дружат? Тоже по той же причине? С Ниночкой всё ясно: любовь зла, полюбишь и козла. Но другие тоже не фыркают при моём появлении.
Ладно, будем считать, что есть во мне какая-то внутренняя красота.
Лиска хихикала над моими рассуждениями, а я невольно вспоминал её слова, когда Жорка называл меня невероятным уродцем: «ничего ты не понимаешь!».
- Сашка, ты где? – спросил меня Родька.
- Задумалась, - признался я, - знаешь, о чем?
- И о чём ты могла задуматься? – прищурился мальчишка.
- Почему я, такая некрасивая, привлекла твоё внимание? – в лоб спросил я. Родька, готовый было поиздеваться надо мной, растерялся, у него даже слегка отпала челюсть. Тётя Марина услышала, повернулась к сыну:
- Ну, что на это скажешь? Уела тебя девочка?
- Почему некрасивая? – пробормотал он, краснея, - Совсем даже…
И тут мы встали в очередь. Машины впереди стояли.
- Что за… - досадливо сказал дядя Костя, - Пойду, узнаю!
А я почувствовал неприятную сухость во рту. Что там, впереди? Проверка? ДТП?
Выглянув в окно, я прочитал дорожный знак: «д. Хмелёвка». Сходить бы, узнать, что там. Взять с собой Родьку, и сходить, потом подождать за затором, попивая лимонад, или квас.
- Впереди КП, у всех проверяют документы. Говорят, кто-то из зоны сбежал, - вернулся папа Родика.
- Дядь Костя! – попросил я, - Давайте, мы с Родиком сходим в деревню? Там узнаем, в чём дело, потом обойдём пост и дождёмся вас на остановке автобуса, в общем, за КП. Купим что-нибудь в магазине…
- Сгущёнку! – обрадовался Родька, довольный возможностью размять ноги.
- Дядь Кость! – предложил я, - Если у вас спросят, где ваши дети, спросите: «какие дети?». Если скажут, мальчик и девочка, ответьте, что высадили нас у Бурлящего ключа, и мы сказали, что пошли в сторону хутора Змеиный. Хорошо?
- Зачем это вам? – спросил дядя Костя, разглядывая наши хитрые мордочки, - В казаки – разбойники хотите поиграть? Или в шпионов?
- И в то, и в другое. Интересно ведь, чего ко мне тот милиционер привязался!
- Ладно. Спросят, ответим.
- Мы рюкзаки возьмём! – я отвязал свой рюкзак, вынул оттуда девчоночий, большой надел на Родьку.
- Зачем нам два рюкзака? – недоумевал тот, пыхтя.
- Пусть думают, что мы туристы!
- Особенно ты! В таких платьях только туристы и ходят.
- Это не платье, а сарафан!
- Какая разница?!
- Платье с рукавами, а это на бретельках, - показал я.
- Подумаешь! – протянул Родька, который, как и вчера, был в футболке и шортах. На головы мы надели бейсболки, мне он сдвинул козырьком назад, себе – на ухо. Обуты мы были в полукеды.
Мы прошли по обочине и сошли с насыпи по тропинке, ведущей в деревню. Потом тропинка вывела нас на просёлочную дорогу, ведущую к мосту. Возле моста стояла милицейская машина.
- Приехали, - тихо сказал я, останавливаясь.
- Ты чего? – удивился Родька.
- Милиция впереди.
- Ну и что? Папа же сказал, что кого-то ловят, зэки сбежали.
- Может, оно и так… - мне не хотелось идти к посту, но как это объяснить Родьке? К тому же, где-то искать брод? Что он подумает? Придётся рискнуть!
- Пошли! – я взял Родьку за руку, и мы весело пошли дальше, а Родька, вцепившись мне в руку, начал рассказывать, как ездил в прошлом году в деревню.
- Эй, ребята! – окликнул нас лейтенант. Мы вопросительно посмотрели на него.
- Вы местные?
- Нет, мы к бабушке приехали, - сказал я, – не стали ждать, пешком пошли.
- Взрослых не видели?
- Нет, - ответили мы.
- А детей?
- И детей не было.
- Ну, ладно, идите. Погодки?
- Родя меня на два года старше!
- Какие дружные! Даже не верится, что брат и сестра.
- Мы с детства дружим, - не моргнув глазом, соврал я.
- Идите уж, старички! – засмеялся лейтенант, которому было чуть больше двадцати.
Мы, к моему великому облегчению, пошли дальше. Я даже не спросил, по какому поводу тут устроили пикет.
Пройдя мост и выйдя на улицу, повстречали четверых мальчишек с удочками. Мальчишки были злыми. Возможно, потому, что на кукане у них висело только несколько гольянов, или пескарей. Не разбираюсь я в породах мелких рыб. Частик там, килька.
Зато мальчишки сразу признали в нас городских. Сами они были в обвисших голубых майках, полотняных штанах типа «шаровары», в засаленных кепках, и босиком. Возрастом от девяти до тринадцати.
- Ага! - сказали они, - Городские прибыли! Ты иди, - сказали они мне, - а ты останься, разговор есть! – сказали они Родьке. Родька трусовато схватил мою в ладонь:
- Что за разговор?
- Отпусти девчонку, что в неё вцепился? Девчонок не трогаем!
- Зато я мальчишек трогаю! – заявил я, - Что надо от моего друга?
- Твой друг трус! – заявил старший мальчишка, - За девочку прячется.
- И ничего я не прячусь! – отпустил мою руку Родька. Но, по его вспотевшей ладони я понял, что он отчаянно трусит. Пронеслась весёлая мысль, что, пусть его отделают деревенские мальчишки, чтобы не задавался перед девчонками, но стало мне его жалко. Один, против четверых. Да и не в моих правилах стоять в стороне, когда моих друзей бьют. Лучше я его потом сам побью.
- Он один, а вас четверо, - сказал я.
- С каждым по очереди будет драться, - сказал старший, - начнёт с меня.
- Родьке только одиннадцать! – возмутился я.
- Нормально, - кивнул мальчишка, - Вот ему тоже одиннадцать! – коренастый невысокий мальчишка отдал самому маленькому удочку, кепку, поплевал на ладони и встал в стойку. Было видно, что он крепкий малый, Родьку сейчас размажет по… ну, асфальта нет, значит, поваляет в пыли.
Я оценивающе посмотрел на бледного Родьку, и понял, что не могу его оставить на растерзание сердитым ребятам.
- Давайте лучше со мной! – вздохнул я, снимая рюкзачок. Родька даже забыл, что у него рюкзак.
- Мы не дерёмся с девчонками! – опять сказал старший.
- Зато я дерусь! – заявил я, - Могу одна против всех Согласны?
- Иди ты! – отмахнулся мальчишка, - Вас только тронь, сразу: с девочкой справился! А если ты победишь, насмешек не оберёшься!
- Тогда отвалите!
- Пусть твой дружок подерётся!
- Нет, я хочу подраться со всеми вами! Разом! Сейчас будете молить о пощаде.
- Иди, я сказал! – старший мальчишка попытался взять меня за плечо и повернуть, выпроваживая.
Это было сигналом к атаке. Сначала он, а потом и остальные повалились в пыль, лежали там, постанывая.
- Рыбу не растеряли? – я не пожалел и своего ровесника, - Никогда не связывайтесь с незнакомыми девочками! – заносчиво сказал я.
- Мы тебя трогали? – возмущённо спросил старший.
- Друга тронули, - заявил я, надевая рюкзачок, потом взял за руку Родьку:
- Пошли, в магазин зайдём, потом на дорогу. Где тут магазин? – спросил я у пацанов.
- Пошла ты! – пацан уже сидел, не решаясь, однако, подняться.
- Ответ неверный, - занёс я ногу.
- Ладно, ладно! – закрылся он ладонями, - Пойдёшь по этой дороге, увидишь.
- Так ты не шутила? – подавленно спросил Родька.
- О чём? – удивился я.
- Что могла меня прибить? Карате?
- Конечно, могу, Родька, но я не люблю бить детей.
- Сама кто?
- Всё равно. Когда умеешь драться, неудобно бить тех, кто не умеет. Этих я не била, просто сбила с ног. Но ты меня тогда конкретно достал! – засмеялся я, и сжал Родьке ладонь.
Родька вскрикнул и сел на корточки.
- Не доставай меня, Родя! Понял?
- Да понял я давно! – плачущим голосом ответил Родька, пытаясь разлепить пальцы, - Кровь пошла…
- Где? Из-под ногтя? Ничего, пройдёт. Держи руки в чистоте и порядке, будут сильными и ловкими. Пошли, а то задерживаемся.
Мы прошли дальше по улице, выбрались к деревенской площади, заросшей травкой.
Главным домом был здесь, не считая избы с красным флагом, дом с вывеской «Сельмаг».
Возле него отиралось несколько небритых мужчин, бабульки сидели на лавочке, обсуждая новости и лузгая семечки.
Мы, никем не задержанные, правда, провожаемые любопытными взглядами, вошли в торговый зал, если можно так назвать тесную комнатку с гудящими мухами. С потолка свешивались липкие ленты,. усеянные чёрными точками мошки и мух.
На деревянных полках лежал чёрный хлеб, макароны, грузинский чай, какая-то рыба. Рыбные консервы, неизменные крабы. Тушёнка и сгущёнка, к счастью, были.
- Дайте нам сгущёнки, две банки…
- Почему две? – возмутился Родька, - Бери четыре!
- Ладно, четыре банки сгущёнки, две пачки чаю, две банки крабов…
- Зачем тебе эта дрянь! – встрял опять Родька.
- Кто-то обещал меня не доставать, - не глядя на мальчишку, сказал я.
- Правильно, девочка! – одобрила меня дородная продавщица, - Обнаглели совсем, мужики!
- Да, тушёнки три банки, две рыбные. Что за рыба?
- Камбала в томате, котлеты, морская капуста.
- Давайте камбалу, капусту, по банке. Хлеб свежий?
- Только что из печки! – пошутила женщина.
- Белый бывает?
- Поутру привозят. Здесь сами пекут. Этот свиньям берут, коровам ещё.
- Дайте булку.
- Туристы, что ли? – догадалась продавщица.
- Туристы. Мы тут в пробку попали. Почему дорогу перекрыли?
- Зэки сбежали, ловят, - презрительно скривилась продавщица, - нашли, где ловить, на дороге!
- Мы их в лесу встречали, - оправдал я ментов.
- Да, понагнали милиции, да толку от них, как безобразничали, так и будут безобразничать. Лучше бы пьяниц забрали. Вон, на улице топчутся, ждут четырёх часов.
Я промолчал, складывая покупки в рюкзак, который нёс Родька.
- Крупа какая, есть? – спросил я.
- Гречка, перловая, рис есть.
- Давайте по килограмму, кроме перловки, - решил я. Кашу буду варить.
Выйдя из магазина, встретили мальчишек, с которыми недавно расстались.
- Привет! – улыбнулся я им.
- Привет, - не стали они обижаться.
- Чего все ждут? – спросил я.
- С четырёх водку будут давать. Мясо, колбасу должны привезти.
- Понятно. Ну, давайте, нам пора.
- Заезжайте ещё. Как звать тебя? – разговаривали со мной, игнорируя Родьку.
- Саша.
- Я Петя, - сказал старший, - а этот тоже Сашка! – показал он на того самого мальчишку, который первым собирался лупить моего Родьку. – Эти Илья и Андрюха.
- Что, рыбалка не удалась, такие злые были?
- Да, кто-то воду замутил, распугали всю рыбу.
- На нас зачем напали?
- Мы всегда с городскими дерёмся.,
- Всё ясно с вами, пошли мы!
- До встречи! – помахали они нам вслед.
- Хороши ребята, - сказал я, когда мы вышли на трассу. Недалеко была остановка автобуса. Мы сели на лавочку и стали ждать своих.
- Хорошие, - буркнул Родька.
- Ты чего такой смурнойсмирной? – посмотрел я на него.
- А ты не знаешь? – огрызнулся он.
- Не бери в голову, - сказал я, - если бы ты знал всё обо мне, не расстраивался бы. Но всё я тебе не скажу! – весело закончил я, потому что к нам подъезжала наша «Волга».
Заглянув внутрь, я не увидел никого лишнего, родители Родика были одни.
- Давно ждёте? – спросил его папа.
- Не, только подошли, - сказал я, снимая свой рюкзачок, и забирая рюкзак у Родика. Папа вышел из машины и помог мне увязать его на багажнике.
- Ты такая весёлая, а почему Родион грустный? – спросил он у меня. – Что-то случилось?
- Я ничего не заметила, - пожал я плечами. – Садись, - открыл я заднюю дверцу. Родька сел, привалился к куче вещей. Я залез следом, захлопнул дверь, стал смотреть в окно.
- Что это они? – удивилась тётя Марина, поглядев на нас. – Саша!
- Что? – удивился я, отрываясь от вида за окном.
- Почему Родик невесёлый?
- А я знаю? Может, заболел?
- Точно! – поднял палец глава семейства. – Эта болезнь называется…
- Вас о чём-нибудь на КП спрашивали? О нас? – перебил я его, чтобы не слушать очередную взрослую глупость.
- Спрашивали, - согласился папа, - я отправил их по указанному тобой адресу. А что это за хутор? Змеиный? – я пожал плечами:
- А я знаю?!
- М-да, -промычал дядя Костя, - ты самая загадочная девочка из вех девочек, которых я когда-либо знал. Не считая, конечно, жены, - покосился он на супругу.
Дальше мы ехали молча. Дядя Костя включил радио «Маяк», мы слушали музыку, новости. Радио было московское, местные новости были не настолько важными, чтобы передавать их по центральному радио. Подумаешь, сбежали двое зэков! Ну, убьют кого, так это дело местных властей. Я надеялся, что это отвлечёт милицию от моих поисков, и мне удастся выскользнуть из лап моего сводного братца. Ну и братец! Лучше бы мстил своему отцу, за то, что свёл с ума маму…
Но отец, наверное, у него ласковый, нежно любит своего сыночка, не отказывает в деньгах, может, у него и своя машина есть, и права куплены. Четырнадцать лет? Видел я в детском доме, да и в приёмнике-распределители шестнадцатилетних, которые выглядели лет на двенадцать.
Я сначала не поверил, потому что растительности на теле у них не было, но мне сказали, что да, им по шестнадцать, просто задержка в развитии. А что вы хотите, если они с младенчества питались отбросами из помойного ведра? Били по гениталиям в детских приёмниках - распределителях, потому что дистрофики, не могут постоять за себя.
Я не мог понять такого:
«Стой смирно, руки по швам!!», - и бьют по яйцам. Неужели больнее будет, если кинуться в драку на обидчиков? Как знать. Я знаю, забивали насмерть ногами, ночью. Мальчишки, в трусах, майках, зато в тяжёлых ботинках. Сам не видел, рассказывали очевидцы.
Что это я о грустном? Со мной ведь такого не может случиться, сам, кого хочешь, забью. Но жалко, жалко детей. Что сейчас в моём детском доме? Никита говорил, что без меня их опять будут угнетать старшие, отнимать вкусное, даже просто котлеты, ребята будут голодными, и это в самый рост!
Директор за всеми не уследит.
Откуда такие берутся? Никита рассказывал, какую сладость он испытывал, когда избивал беззащитных пацанов. А ведь перед этим сам от этого страдал!
Я тоже вынес немало мучений и побоев, пока меня обучали, сам бил, даже убивал, но никакого удовольствия от этого не получил. Противно всё это. Тёмная сторона сознания какая-то…
- Сашка! А ты чего загрустила? – вывел меня из задумчивости голос дяди Кости.
- Не загрустила, задумалась.
- О чём? О смысле жизни? Не рановато?
- Думать о жизни никогда не рано, и никогда не поздно! – изрёк я.
- О как! Слышала, мать?
- Слышала, - отозвалась тётя Марина, - Саша меня уже не удивляет. Мне она кажется взрослой девушкой. Вообще девочки развиваются раньше, чем мальчики! – я хмыкнул.
- Что, Саша, не согласна, что ли?
- Не совсем. У всех по – разному. Вот Родька, да, ребёнок. Надул губы, и не разговаривает. Или устал.
- Ничего, сейчас будет посёлок, сходим в столовую, потом найдём место для ночёвки, искупаемся, поиграем в мяч, вот и повеселеете!
А Родька сел прямо, нашёл мою руку и взял её в свои ладошки. Он разглядывал мою маленькую ладошку, гладил её, наверное, удивляясь, какая она маленькая, а сильная.
Я не сопротивлялся. Пусть его, позанимается хиромантией. Вон, линии на ладони изучает.
Хорошо хоть, мы маленькие, и в зеркало заднего вида не заметно, что здесь происходит, а то насмешек бы не обобрался.
Посёлок стоял на берегу Ангары. Назывался незамысловато: Среднеангарск.
Нашли неплохую столовую, в которой была жареная рыба местного лова. В этом мире я ел только речную рыбу, морскую редко, я до своего побега был не самостоятельным и ел то, что дают.
Вот и сейчас, поев уху, набросился на жареную форель, а может, не форель, но очень вкусно, да с пюре с пережаренным луком и маслом!
- Какой аппетит у вашей девочки! – порадовалась за меня официантка, - А мальчик что-то хуже ест.
- Да, у Саши хороший аппетит, - согласились родители Родьки, недовольно посматривая на него.
Родька чуть не подавился.
Набрав пирожков на вечер, мы поехали дальше, спросив у официантки, где можно поставить палатку. Девушка обстоятельно объяснила, где можно остановиться, чтобы и машину можно поставить, и палатки, и удочки закинуть, даже искупаться, потому что там есть прогреваемый затон.
Когда приехали, то, вместо того, чтобы готовить ужин, поставили палатки, причём нашу с Родькой я ставил сам, сказав, что шрам уже не болит. Потом переоделись в купальники и побежали купаться, причём я, не слушая ворчания мамы Родьки, не стал надевать топик. Какое-то издевательство, купаться в майке! Бедные девочки, как они это терпят?!
Наигрались в волейбол, все были в песке, побежали снова купаться в чистейших водах Ангары конца шестидесятых годов.
Потом занялись моим врачеванием. Воспаления не случилось, царапина заживала, но всё равно надо было заклеивать, чтобы не замарать одежду.
Родька попросил разрешения у мамы, и сам лечил меня, дул на рану, когда смазывал её йодом.
- Откуда у тебя такая царапина? – спросил он.
- Бандитская пуля, - сказал я правду.
- Какая ещё пуля? – насторожилась мама.
- Это я кино вспомнила, - улыбнулся я, - там один начальник милиции каждый день приходил перевязанный. То нога, то рука, то голова. И, когда его спрашивали, что случилось, он отмахивался: Бандитская пуля!
- Я видел это кино, - согласился дядя Костя, наблюдая, как меня врачуют, - «Старики – разбойники», да?
- Наверное, - пожал я плечами, - помню только эти слова.
Наконец меня заклеили, я переоделся, и мы с Родиком попросили его родителей ещё спеть нам.
- А ты что-нибудь нам споёшь? – спросил папа.
- У меня слуха нет, в ноты не попадаю, только испорчу всё. И вообще, я только одну песню знаю, мы под неё в лагере строем ходили.
- Спой, мы не будем смеяться.
- Ну ладно, сами попросили! – и я вспомнил, как мы шагали, с девочками, как Ниночка подпевала, ласково на меня поглядывая. А я пел:
- Если с другом выйдем в путь! – девчонки подхватывали:
- Веселей дорога!
Я – Без друзей меня чуть-чуть!
Д – А с друзьями много!
Я – Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной?!
Д – Когда мои друзья со мной! – горланили девочки по пути в столовую.
Вспомнив всё это, я улыбнулся, потихоньку начал петь, папа стал наигрывать на гитаре, а потом я распелся, уже громко, от души, пел, как будто Ниночке, все мне подпевали, особенно Родька старался. Когда песня кончилась, все захлопали в ладоши, а папа заверил меня, что я замечательно пою, у меня хороший голос. Я сказал, что это единственная песня, которую знаю, мы часто её пели, потому получилось, а теперь мы с Родиком хотим послушать настоящих артистов.
Настоящие артисты растаяли от похвал, начали концерт, а мы с Родиком разлеглись на покрывале, смотрели в звёздное небо и слушали.
Потом Родик осмелел, положил мою голову себе на плечо, начал перебирать волосики на голове. Мне было и приятно, и не по себе, оттого что обманываю этих хороших людей.
Но открываться тоже нельзя, они могут невольно выдать меня в самый неподходящий момент.
Устав петь, родители отправили нас спать.
Сегодня Родька осторожно забрался в палатку, быстро устроился, полежал тихонько, потом переместился ко мне поближе, и прошептал в ухо:
- Саш, дай мне свою руку, - я удивился, но, что мне, жалко, что ли?
Родька прижал мою руку своей щеке, счастливо вздохнул, и сказал:
- Мне почему-то хорошо с тобой. Не знаешь, почему?
- Наверное, это и есть настоящая дружба, - помолчав, ответил я.
- Наверное… Я раньше никогда с девчон… с девочками не дружил, считал их врединами и папенькиными дочками… Саш, я хочу с тобой дружить…
- Ты, тогда, на дороге, специально попросил маму, чтобы она подобрала девочку? А если бы я была бы мальчиком? Не остановил бы?
- Что ты! – испуганно завозился Родька, - Я искал пацанов, чтобы не было так скучно. Но одиноких мальчиков не было, а ты была. Саша… - прошептал он, зарываясь лицом в мою ладонь.
- Родик, - вздохнул я, - нам скоро придётся расстаться навсегда. Ты не думал об этом?
- Конечно думал! Но мы пока рядом! И мне хорошо от этого.
Мы так и уснули, пришлось мне повернуться на правый бок. Хорошо, что мы маленькие ещё, а то полез бы целоваться, только этого мне не хватало!
На другое утро я опять убежал спозаранку на зарядку. Когда бежал назад, нашёл несколько хороших голышей, и решил их взять с собой, удобно было ими жонглировать.
Переодевшись уже в свой серенький костюмчик, я высыпал голыши возле костра и начал разводить огонь, когда из палатки родителей Родьки послышался подозрительный шум.
Странно, подумал я, обычно они делали это тихо!
Всё разъяснилось, когда мужчина в чёрной робе вытащил из палатки дядю Костю без чувств, связал ему руки, потом второй мужчина вытащил оттуда тётю Марину с кляпом во рту. Её привязали к мужу, довольно посмеиваясь. Сразу не понял, что меня смутило, потом понял: дядя Костя и тётя Марина, были голыми.
Потом один из мужчин в чёрном вытащили из нашей платки визжащего Родьку и бросил его в общую кучу:
- Привяжи и кляп воткни, а то оглохнуть можно! – этот пошёл проверять поклажу на машине.
И начал с моего рюкзака! Этого я уже стерпеть не мог.
- Эй ты, урка! – крикнул я, - Оставь рюкзак!
- О! – обернулся он на мой писк, - Ещё одна девочка! – Гунявый, займись!
Гунявый затянул последний узел на Родькиных ногах, и пошёл ко мне, вытащив нехилую заточку:
- Иди сюда, маленькая, дядя не сделает больно, если будешь себя хорошо вести!
- А ты прокукарекай! – издевательски сказал я, ухмыляясь во весь свой широкий и губастый рот.
- Да я тебя! – враз озверел Гунявый, кинувшись ко мне. Я, не сдерживая силу, метнул ему в лоб голыш. Камень попал прямо между глаз. Гунявый замер на месте, поймав кайф.
Я уже думал угостить его ещё одним камешком, как мужик грохнулся ничком на землю.
Второй резал верёвки, освобождая всё-таки мой рюкзак от пут.
- Эй, петух! – крикнул я, - Я кому сказал! Оставь в покое мой рюкзак!
Мужчина резко повернулся ко мне, оценил картину, зарычал, перехватив нож.
- Ты что, щенок? На кого хвост поднимаешь?
- На педераста! – смело сказал я, презрительно усмехаясь.
- На ленточки порежу! – зарычал мужик, бросаясь ко мне.
Финка почти беззвучно вошла ему под правую ключицу. Мужик остановился, недоумённо посмотрел на ручку финки, которая торчала из его груди, на нож, выпавший из парализованной руки.
«Здоровый какой!» - мелькнула мысль, и запустил ему в лоб голыш. После этого он уже не мучился, упал навзничь. Взяв ещё один камень, радуясь тому, что прихватил их с собой вовремя, я приблизился к первому зэку. Не поверив в его миролюбие, с размаху хватил по затылку камнем, выдернул из его штанов ремешок и связал ноги, не заботясь о кровотоке. Теперь путы можно только разрезать.
Сдёрнув с его плеч куртку, спутал сзади руки. Потом подошёл ко второму, примерился, чтобы не забрызгаться кровью, выдернул трофейную финку, когда-то отнятую у пацанов, вытер её о куртку зэка, ещё воткнул в землю, очищая от остатков крови, и убрал.
После этого связал и этого, разрезав, на всякий случай, ему штаны вместе с трусами в нескольких местах его же ножом. Этот нехороший человек показался мне наиболее опасным.
Полюбовавшись на свою работу, я разрезал путы на своих друзьях.
Тётя Марина тут же подскочила, подбежала к раненому и начала пинать его изо всех сил, крича бранные слова. Зэк очнулся, закричал:
- Б...лядь! Больно же! А-а-а!
Я подошёл ближе:
- Тёть Марин, оденься! – женщина опомнилась, ойкнула, и побежала в палатку, закрываясь.
- По какой статье чалился? – презрительно спросил я зэка. От отца я знал, что насильников в тюрьме быстро «опускают», если оставляют в живых, там их используют на самых грязных работах, пользуют.
Потому они сбегают, не выдержав издевательств, а на воле, хлебнув воздуха свободы, звереют от безнаказанности, и от беззащитности своих жертв. Они прекрасно знают, что гулять им недолго, и конец их будет нерадостен, вот и отрываются в последний раз.
- Пошёл ты! – с ненавистью ответил зэк.
- Можешь и не отвечать, - спокойно сказал я, - мне и так всё ясно, - я плюнул ему в лицо, и отошёл.
Из палатки вышла немного успокоившаяся полуодетая тётя Марина.
- Саша, дай мне нож! – попросила она меня.
- Не надо ножом, тёть Марина, лучше забейте его камнями. Успел? – спросил я её. Глаза женщины вспыхнули диким огнём. Скоро у себя за спиной я услышал крики боли.
- Дядя Костя, ты в порядке? – спросил я мужчину. Тот ещё ничего не соображал, мотая головой, как лошадь. Вероятно, контузия, досталось по голове. Родька сидел на земле, в одних трусах, смотрел куда-то. Я поднял его на ноги, прижал к себе, тогда он разревелся, успокаиваясь.
- Испугался, Родик? Успокойся, я же говорила, что не дам тебя в обиду… - Родька крепко меня обнял, уткнувшись носом в плечо, обильно поливая меня слезами облегчения.
Когда он немного успокоился, я отправил его умываться. Он непременно хотел со мной, но я напомнил ему, что я девочка, а ему надо в кустики.
Всё ещё всхлипывая, Родька ушёл, его мама, устав, уселась возле мужа, ощупывая ему голову, а я, оглядев наш лагерь, пошёл готовить завтрак.
Когда каша уже была готова, пришёл в себя дядя Костя. Я попросил его оттащить подальше пленников и привязать их к дереву, покрепче, не жалея.
Как ни странно, у всех разыгрался аппетит. Родька всё жался ко мне, ещё не отойдя от испуга.
- Ну чего ты, Родя? – ласково говорил я, его, - Всё уже кончилось, успокойся!
- Я за тебя испугался! – вдруг сказал дрожащий Родька, - Ты такая маленькая, а эти огромные дядьки на тебя, с ножами! А я связанный! Не могу тебе помочь!
- Ну чем ты мог мне помочь, дурашка? Помешал бы только, если бы попал им в лапы.
- Всё равно, страшно!
- Да, Родик, это по-настоящему страшно. Надеюсь, у тебя пройдут пустые страхи.
- Не знаю, я хочу быть с тобой. Ты же не бросишь меня? – пытливо посмотрел он мне в глаза. Я отвёл взгляд. Покинуть это семейство мне надо было как можно скорее. Если Родька теперь просто обожает меня, то его родители явно что-то заподозрили, и если не считают меня мальчиком-убийцей, то его сестрой, точно! Когда адреналин в крови у тёти Марины перестал бурлить, и она смогла логически думать, она стала опасливо поглядывать в мою сторону. Понятно, что сейчас я спас её семью, но не стану я для них ещё опаснее тех бандитов? Они под моей защитой, пока мне выгодно, а потом? Оставлю я таких свидетелей? Хорошо, её муж ещё не совсем пришёл в себя.
Никого не спрашивая, я решил взять карту, пошёл к машине. Родька поплёлся за мной.
- Родик! – окликнула его мама.
- Что? – недовольно отозвался мальчик.
- Подойди сюда!
- Я хочу с Сашей! – капризно отказался сын.
- Иди, я тебе что-то скажу! – Родька недовольно дёрнул плечом.
- Иди, Родя, я пока посмотрю карту, - Родька, не смея мне возразить, ушёл. А я сел на раскладной стульчик, валяющийся возле машины, взял карту и принялся внимательно её изучать. Мне нужен был местный аэропорт, и я его нашёл. К сожалению, местные авиалинии связывали только посёлки и города области, или края, которые обслуживал. Чтобы летать по соседней области, сначала надо было туда уехать. Чёртовы зэки! Так бы доехал до Иркутска, а то и дальше, там уже рядом Бурятия.
Теперь надо покидать это милое семейство.
Нет… До Иркутска надо как-то доехать. На вертолётах здесь летают туда, куда не добраться поездом, или на машине. Увезут за тридевять земель, высадят в тайге, и сиди там, жди обратного рейса.
- Саша! – подошла тётя Марина, уже одетая, - Что будем делать?
- Сейчас соберёмся, и поедем, - проворчал я, складывая карту, - вы довезёте меня до Иркутска?
- Почему до Иркутска? – удивилась тётя Марина, - Ты не поедешь с нами?
Я удивлённо посмотрел на женщину. Что-то не складывалось. Я что, совсем не знаю женщин? А сам прикидываюсь девочкой!
- Мне надо ехать дальше, - осторожно сказал я, - лето не резиновое.
- Родик расстроится, по-моему, он уже влюбился в тебя.
- Тем более. Чем дольше мы будем вместе, тем больнее будет расставаться, по себе знаю, - я встал, начал увязывать свой рюкзак.
- Ты ему ничего не сказал? Про меня? – спросила тётя Марина.
- Нет. Меня пытались насиловать, я знаю, каково это, - хмуро ответил я.
- Представляю, что стало с насильником! – попыталась улыбнуться тётя Марина.
- Не представляете, - хмуро ответил я, - давайте собираться.
- А что с этими? – кивнула она в сторону злодеев.
- Ничего никому не говорите, я напишу письмо и отдам первому милиционеру, которого мы встретим. Собирайтесь, пока нас здесь не застали!
Я вынул из кармашка рюкзака планшетку с тетрадкой и конверт. Нарисовал там подробную схему проезда с основной трассы, нацарапал: «Здесь привязаны два злодея», и запечатал в конверт, на котором печатными буквами написал: «Отдать в милицию».
Осмотрев лагерь, и убедившись, что по нашим следам трудно будет связать нас с зэками, разве только по следам машины, я поинтересовался, у тёти Марины, что она делает, если надо погладить одежду. К моему удивлению мне дали чудо техники: маленький утюжок, работающий от прикуривателя автомобиля! Я своим глазам не поверил, пока не увидел, что он сделан в ЧССР.
Сарафанчик был уже не совсем чистым, и я выгладил Лискину кофточку и юбочку.
Одевшись, показался тёте Марине:
- Лицо бы нарисовать…
- Лучше не надо, Сашенька, жарко, потечёт. Лучше надень панамку.
Панамку, между прочим, мне давно выстирали и выгладили. Может быть, со стороны она и выглядела ужасно, зато скрывала половину лица, защищала от солнца. Я ещё надел очки.
Сходив к пленникам, я убедился, что они вполне ещё живы, и в сознании.
- Ареивидерчи, синьоры! – сделал я книксен перед ними, сам не поняв, что сказал, и пошёл к машине, стараясь ступать легко и непринуждённо, с прямой спинкой, чтобы ещё больше позлить незадачливых бандитов и насильников...
- Тебе что-то надо постирать, Сашенька? – спросила тётя Марина, которая видела, как я перебираю вещи.
- Надо, но не здесь, - вздохнул я.
- Да, доедем до следующей деревни, там снимем домик, остановимся, приведём себя в порядок.
Я понял, что мне предстоит ещё одно испытание: меня захотят попарить в бане. Теперь надо думать, как помыться в бане одному!
С трудом приведя дядю Костю в чувство, чтобы он смог сидеть за рулём, я запихал Родьку на заднее сиденье и сел рядом. Тётя Марина вела себя на удивление спокойно. Или выместила злобу на обидчике, или держалась перед сыном.
Плохо ли, хорошо, но мы поехали. Папа, сев за руль, увлёкся вождением и перестал нервничать.
Родька опять завладел моей рукой.
Проехав с десяток километров, снова встали в очередь. Я решил, что сейчас самое время сдать разбойников.
- Вы поезжайте потихоньку, сказал я, тёте Марине, а мы с Родькой пойдём вперёд, после КП вас подождём. Прогуляемся! – я вышел, вытащил Родьку за собой, потом взял маленький рюкзачок, и мы пошли по обочине, вдоль вереницы различных машин.
Дойдя до поста, мы постояли, посмотрели, как досматривают машины, потом я окликнул капитана милиции, удивляясь, что они не обращают на нас никакого внимания:
- Дяденька милиционер!
- Идите, ребята, не мешайте! – отмахнулись от нас.
- Нам передали письмо, сказали, для вас, - протянул я конверт.
- Кто передал? – спросил капитан, с недоверием разглядывая конверт.
- Мальчишки какие-то… - дёрнул Родьку за руку, тот кивнул. Стоит тут, сопит! – Ну, мы пошли! – мы, не спеша, отправились дальше. Через сотню метров нашли набольшую полянку, где можно было бы подождать машину. Вряд ли сразу уберут пост, сначала кого-нибудь отправят, проверить информацию.
Сесть было некуда, да и насиделись, в машине. Родька держал меня за руку, ничего не спрашивал, ничего не говорил. Так и стояли, пока не подъехали родители.
Следующая останова у нас была в деревне Федотово. Деревня располагалась недалеко от Ангары, была небольшой, но мы всё-таки нашли избу, где можно было остановиться на сутки, попариться в баньке, попить домашнего квасу.
Время было обеденное, но ехать куда-то далеко дядя Костя явно был не расположен, ему надо было привести раздёрганные нервы в порядок. Поэтому мы решили уговорить хозяйку натопить баньку.
- Первым помоется Родька, - предложил я, - потом я, потом вы вдвоём.
- Почему Родька первым? – спросила тётя Марина.
- Он быстро помоется.
- Вот именно. Совсем не помоется, его мыть надо.
- Мама… - покраснел Родька.
- С отцом помоется, а мы с тобой, - сказала она мне.
- Тётя Марина, вам надо с мужем! – строго сказал я. – Я сама смогу хорошо отмыться. Потом Родька меня перевяжет, если не зажило, а вы будете париться, как раз баня нагреется.
- Ладно, командир, давай сюда своё грязное бельё, стирать буду.
Всё же сделали, по-моему. Распаренные, супруги немного отошли от утреннего шока, папе налили медовухи за обильным обедом, он захмелел, после чего папа с мамой ушли отдыхать в горницу, а мы с Родькой пошли погулять к реке. Вышли на пляж, где купались пацаны.
- Искупаться бы, - сказал Родька.
- Потом снова в баню? Поспешили мы, надо было сначала сюда сходить. У меня все плавки постираны, я сейчас в мальчишечьих трусах.
- Подумаешь, пацаны вообще без ничего. Так что, раздевайся, а то ребятам неудобно будет, перед тобой.
Я решил уступить и разделся, потому что солнце стояло в зените, жарко, спать вместе со старшими не хотелось, а обмыться снова можно будет вечером.
- Ты совсем как пацан, - оценил меня Родька, - только в плечах поуже, да ручки тоненькие, и, это… - Родька порозовел, - Пошли, искупнёмся?
Да, грудные мышцы у меня развиты больше, чем у неспортивных мальчишек, почему-то руки оставались тонкими, а здесь наросли мускулы. Конечно, попробуйте, каждый день, отжаться сто раз, подтянуться – пятьдесят…
Я придавил нашу одежду камнем, и мы побежали в воду.
Дети быстрее взрослых забывают беду, и скоро мы с Родькой вовсю бесились в воде, к нам присоединились другие ребята, они не разбирали, кто деревенский, кто городской, играли все вместе.
Когда вылезли на берег, я с облегчением увидел, что не мы одни купаемся в трусах, были ещё двое из десятка, а то было бы неудобно.
Никто ничего нам не сказал, мы легли головами друг к другу, и начали разговор, как будто всю жизнь были знакомы. Самый старший был ровесник Родьки.
- Вы здесь живёте, или приехали в гости? – спросил я.
- Кто живёт, кто на каникулы, - ответили мне.
- А чем занимаетесь, во что играете?
- Рыбачим, на лодках катаемся, в футбол гоняем, купаемся!
- А в волейбол? В пляжный?
- Мяча нет! –ответили мне. Я посмотрел на Родьку, тот сразу понял, тем более, что наша изба стояла совсем рядом.
- Я сейчас, - побежал он за мячом.
- А вы откуда? – спросили меня.
- Мы проездом. Родители устали, папа уже несколько дней за рулём, решили отдохнуть, а мы с братом вот, решили искупаться, пока они спят!
- Он у тебя старший? – спросил мой ровесник, уже успевший, к моей зависти, загореть до черноты.
- Старший, - согласился я.
- А слушается.
- Ко всем подход можно найти, - засмеялся я, и все согласились со мной.
Прибежал Родька с мячом. Мы искупались, чтобы отмыться от песка, и стали играть в мяч.
Ребята были покрыты ровным загаром, и я им тихо завидовал, проклиная своих охотников. Вместо того, чтобы спокойно жить, наслаждаясь детством, я должен прятаться, врать, изворачиваться!
Моя царапина подживала, я решил её не завязывать, пусть подсыхает. Теперь её увидели.
- Где это ты пузо разодрал так? – удивлялись пацаны. - Больно было?
- Конечно больно! Кожу до мяса содрал! – отвечал я, а пацаны сочувствовали, разглядывая шрам.
Родька жутко меня ревновал, не мог он спокойно смотреть, как я играю с голыми пацанами.
А я совсем забыл, что играю девочку, чуть не прокололся пред Родькой!
Я здорово соскучился по ребятам, по общению. До этого путешествия я постоянно был среди ребят, или девчат.
Девчата, кстати, тоже пришли. Ничуть не смущаясь, они присоединились к нашей компании, раздевшись до трусиков. Девочки были моего возраста, и меньше, мы с ними быстро познакомились и подружились, смешливых девчат было трое, их звали Василина, Арина и Олеся, были они местными, деревенскими.
Я спросил у них, как тут с культурой. Мне ответили, что в деревне есть маленький клуб, с библиотекой, даже по воскресеньям привозят детское кино. Школа? Возят в посёлок, автобусом. Назад пешком. После того, как окончат начальную школу, отправят в школу-интернат. Так не хочется…
Мы с ребятами играли до самого вечера. Пока ребята сами не начали собираться домой.
Переглянувшись с Родькой, я схватил в охапку всю нашу одежду, и побежал «домой».
Старшие ещё не вставали, хозяйка, увидев нас, снова пошла топить баню. Но мы не успели даже переодеться, как нас позвали с улицы ребята.
- Пошли в футбол играть!
- Я не умею! – шепнул мне испуганный Родька.
- Не бойся, никто не умеет, - засмеялся я, и мы побежали, в одних трусиках, только кеды надели.
На площадке, поднимая клубы пыли, мы бились до темноты, охрипнув от восторженных воплей. Девчонки от нас не отставали. Остановились, когда уже мяча не стало видно.
- Я читал один рассказ, - вспомнил я, - там ребята натёрли мяч чесноком, и гоняли так, на запах!
Девочки уже собирались бежать за чесноком, но я остановил их, сказав, что, наверное, это шутка, и потом, их загонят сразу домой. Тогда все побежали на речку, отмываться от пыли.
Когда мы с Родькой вернулись, его мама схватилась за голову:
- Вы где так вывозились?! Немедленно мыться!
Вымытые до скрипа, мы с аппетитом поужинали варёной картошкой с салом, запили шипучим квасом, и стали укладываться на ночь. Мы с Родькой решили лечь спать в машине. Дядя Костя разложил передний диван, получилось очень даже удобно, особенно с моим небольшим ростом.
Забравшись в спальные мешки, мы долго хихикали, вспоминая удачно проведённое время с ребятами.
- Здорово ты играешь в футбол! – восхищался Родька. – Все поверили, что ты пацан!
- А мне показалось, что им было всё равно, девочка ты, или мальчик. Девочки с мальчиками дружат на равных, в футбол играют, купаются вместе, - я вздохнул, - везде бы так.
- Я не согласен! – вдруг возразил Родька, - Девочки… ну, это…
- Должны оставаться девочками? – засмеялся я.
- Да! – облегчённо выдохнул я.
- Тогда мальчики должны быть мальчиками! – строго сказал я, и Родька замолчал. Задумался.
- Саша, а как ты… - начал Родька.
- За всё надо платить, Родик, - ответил я, - я заплатил…ла за свои умения детством. У меня не было детства, с трёх лет постоянные тренировки, только в школе отдыхала. В школе тоже нужно было учиться на отлично, иначе родители строго накажут. Если бы не сестра, наверно, не выдержала бы…
- Сурово, - прошептал мальчик, - но я бы тоже так хотел уметь.
- Все хотят так уметь, - согласился я, - но только, чтобы не прилагать для этого усилий, по щучьему велению: раз, и ты супермен! Или супербой, супергёрл. Давай спать. Завтра мне с утра зарядку делать.
- Меня разбуди! – оживился Родька.
- Зачем? – засмеялся я, - Спи!
- Ну, Саша!
- Не возьму с собой, не проси. Я бегаю на пять километров, потом плаваю, выполняю упражнения голышом. Нет, не возьму! – тихонько засмеялся я. Родька обиженно засопел, но ничего не ответил.
Когда утром я прибежал со своих спортивных занятий, родители Родьки уже собирались в дальнейшее путешествие. Мои девичьи вещички были сняты с верёвки, и тётя Марина их гладила, в избе, куда я забежал, чтобы взять полотенце.
- Какая потная! – заметила тётя Марина, - Иди, в бане ополоснись, переоденься сразу, - протянула она мне чистую одежду, - после завтрака сразу поедем.
В бане было ещё тепло, вода осталась, и я с удовольствием помылся, и зубы вычистил.
Когда только надел плавочки, в предбанник ввалился сонный Родька, протирая глаза.
- Ну, ты и наглый! – возмутился я, надевая сарафан.
- Да ладно тебе! – отмахнулся он, - Сама вчера целый день на голых пацанов пялилась, и ничего!
Я задохнулся от возмущения, но ничего не сказал, не нашёлся. Молча, вышел.
На завтрак была отварная картошечка с простоквашей. Люблю простоквашу, могу литр выпить!
Родьку я «не замечала». Он сильно страдал от этого, пытался загладить свою вину, но я решил слегка поссориться с ним, потому что скоро Иркутск, а там… Я уже решил упросить дядю Костю купить мне билет до Владивостока. А где сойти, подумаю.
После завтрака глава семейства, уже снова бодрый и решительный, собрал всех во дворе, спросил, не забыли, чего?
- Никто ничего не хочет? В туалет все сходили? Сегодня надо нагонять график, остановки нежелательны.
Мы заверили отца, что готовы к длительной поездке. Я специально не стал пить чай, зато Родька опять присел с банкой сгущёнки и хлебом. Я сказал, что он растолстеет от такой диеты, на что Родька только буркнул что-то невнятное.
На этот раз я упросил Тётю Марину нарисовать мне красивое лицо, сделал себе маникюр с лаком, надо как можно более соответствовать образу, потом будет некогда.
Утренний воздух задувал в открытую форточку в переднем окне, закрыв своё окно, я невольно жался к тёплому Родьке, мне было холодно в лёгком сарафанчике. Радостный мальчик обнимал меня одной рукой.
Остановились только один раз, Родька не вытерпел. Мы тоже вышли, размяться.
Я смотрел на красоту вокруг, сквозь деревья была видна могучая Ангара, и думал, что, если бы не мои враги, вряд ли я когда-нибудь проехал бы весь Союз от края до края. Если бы захотел съездить в Приморье, полетел бы самолётом.
А так, сколько друзей у меня появилось, не говоря о Ниночке! Вспомнив Ниночку, я опять заулыбался радостно: милая девочка, скоро напишу тебе, подожди немного!
Родька принял улыбку на свой счёт, снова прижался ко мне.
В Иркутске дядя Костя поставил машину на привокзальной площади, и мы с ним пошли посмотреть расписание поездов. Родька хотел идти с нами, но мама остановила его:
- Подожди, они сейчас вернутся.
- Куда это они? – забеспокоился Родька.
- Посмотрят расписание, и придут, сиди! – приказала мама, и Родька остался в машине, испуганно глядя на нас.
На вокзале мы узнали, что скоро прибывает «Россия».
- Дядя Костя! Возьмите мне билет на «Россию»! – запрыгал я, - Два дня, пусть, три, и я во Владивостоке!
- Дорого, наверное, - засомневался дядя Костя.
- У меня есть деньги! – не угомонился я, - Любое место!
Дядя Костя поинтересовался.
- Есть только СВСВ., - мрачно сказал он, - двадцать пять рублей место. Но продают сразу два места.
- Берите! – воскликнул я, протягивая ему ещё два четвертных, - Буду одна ехать, понимаете? Совершенно безопасно! Один взрослый, один детский! Будто для нас с вами! Не хватит, добавлю!
Дядя Костя взял деньги, не стал спрашивать, где я их взял, пошёл к кассам.
Скоро два заветных картонных прямоугольника были в моих руках. Я еле смог сдержать радость: ещё бы! Надоевшее путешествие близится к завершению. Хотя холодный червячок шевелился где-то внутри меня: «Куда ты едешь, Сашка? Домой? Нет, Сашка, ты едешь в неизвестность. Кому ты там нужен? Твоё место давно занято».
«Всё равно! – упрямо отвечал я. – Только посмотрю! А там видно будет. Попрошусь в детдом».
Вернувшись к машине, мы отвязали мой рюкзак, я взял маленький, дядя Костя большой.
- Ну, Саша, прощайся, - тусклым голосом сказал он. Я помахал рукой Родьке, повернулся, и пошёл на вокзал. На перроне нас догнал запыхавшийся Родька с безумными глазами:
- Вы куда?! – закричал он.
- Прощай, Родик, пора мне, - невесело сказал я ему.
- Как, «пора»?! А я?! Сашенька, а я?!
- А ты останешься с родителями. Родик, я еду в неизвестность, понимаешь? Одному всегда легче…
- Вот и оставайся! Оставайся с нами! Будь мне сестрёнкой! – он схватил меня в объятия, прижал к себе, - Я хочу быть с тобой.
Я беспомощно смотрел на дядю Костю, на подбегающую тётю Марину. Убежать не получилось.
А тем временем скоростной красный поезд подходил к перрону.
- Дядя Костя, возьмите мне газету, пожалуйста! – попросил я.
- Какую тебе? «Пионерскую Правду»?
- «Пионерскую», «Комсомольскую», и местную!
Когда папа отошёл, я попытался отделаться от мальчика:
- Родик, ты же знал, что мы расстанемся, к чему эти концерты? Назови свой адрес, я напишу, обязательно напишу!
- Напишешь? – сквозь слёзы спросил мальчик.
- Слово даю, честное пионерское!
Родик назвал номер почтового ящика. Так вот почему их города нет на карте! Родители работают вв каком-то «ящике»!
- Ты запомнишь? – всхлипнул Родька.
- Обязательно запомню, Родик, ты же видел, сколько я писем пишу! – Родька кивнул, не отпуская меня. Я видел, что он уже смирился с расставанием, надеялся только на чудо.
У меня было много расставаний, больнее всего пришлось при расставании с Ниночкой. Я понимал мальчика, если у тебя до этого не было друзей, а потом, только появившись, уезжает, это очень плохо и больно.
- Можно, я тебя поцелую? – прошептал он, а я почувствовал, как забилось его сердце о волнения.
- Только осторожно, не размажь макияж, - разрешил я. Думал, он в щёчку, а он!..
К счастью, мама оторвала его от меня, шёпотом выговаривая сыну, что он, на глазах у всех, девочку, в губы!! Думаю, мама давно догадывалась, что никакая я не девочка, только маскировался я очень искусно, не покопаешься. Не проверять же в наглую! Кстати, не она ли отправила сонного Родьку ко мне в баню? Всё может быть, что уж теперь думать да гадать!
Пришёл дядя Костя, принёс газеты, и мы, не теряя времени, пошли в вагон. Проводница посмотрела билеты, назвала номер купе, куда мы и вошли. Дядя Костя положил большой рюкзак на багажную полку, я выглянул в окно. Окно выходило на другую сторону, не на перрон. Я вздохнул, облегчённо.
- Ещё выйдешь? – спросил дядя Костя меня. Я отчаянно отрицательно затряс головой.
- Понимаю. Долгие проводы, лишние слёзы? – я кивнул, глотая комок в горле. Мне на самом деле стало жаль расставаться с этой семьёй, с которой так прекрасно провёл время. Они не считали меня чужим, делились всем, как будто я их дочь.
Я вышел в коридор, осторожно выглянул в окно. Родька плакал, зарывшись в мамину грудь, папа что-то говорил, гладя его по голове. Тётя Марина заметила меня, помахала рукой. Я ответил, и ушёл в своё купе.
Там я сразу переоделся в трикотажный серенький костюмчик, разулся, потому что на полу лежал ковёр, потом забрался с ногами на диван и углубился в чтение.
На первой странице «пионерки» была большая статья, посвящённая полёту межпланетного космического корабля на Луну. Корабль уже совершил мягкую посадку на поверхность планеты, для изучения поверхности Луны выехал автоматический Луноход, который передаёт телеметрические изображения на Землю. Обработанные фотографии будут опубликованы.
На развороте была напечатана большая цветная фотография челнока. Этот челнок будет вращаться на окололунной орбите, ждать, когда закончатся исследования, затем заберёт капсулу с Луноходом, и вернётся на Землю.
Челнок был похож на огромный самолёт с куцыми крыльями. большой грузовой отсек, кабинка для пилотов… Фантастика! Где-то там сейчас, в невесомости, летают животные. Пишут, что, пока они живые. Заражены радиацией, или нет, неизвестно.
В статье так же высказывались сомнения насчёт полёта американцев на Луну, напечатаны были их снимки Лунной поверхности, образцы грунта, который американцы отказывались предоставить нам, для исследований, в то время, как мы, доставленный автоматической станцией Луна -6, передали им, по программе совместного освоения космоса.
Люблю «пионерку»! Единственная газета, которая выходит в цвете.
Та же «комсомолка», строгая газета, напечатала такую же статью, только в более умных выражениях, не вызвала во мне столько положительных эмоций.
Впрочем, какой возраст, такие и эмоции.
Вернёмся с небес на землю. «Иркутские Вести», к моему изумлению, опубликовали статью, в которой сообщалось, что два злодея были пойманы, благодаря помощи неведомых пионеров. Пионеров просят обратится в редакцию, за положенной наградой.
- Ага! – сказал я, - Сейчас!
В этот момент, постучавшись, вошла проводница, удивлённо разглядывая то ли мальчика, то ли девочку, ребёнка, в общем, который, обложившись газетами, комментировал статью.
- Саша, чай будешь? – спросила она меня. Значит, дядя Костя попросил её позаботиться о малышке.
- Да, с печеньем, - рассеянно согласился я. - Как к вам обращаться, кстати?
- Тамара Михайловна.
- Тамара Михайловна, у вас в купе студенты книжки оставляют? Почитать бы.
- Детского ничего нет.
- Приключения, фантастика, может, журналы? «Вокруг света», к примеру?
- Сейчас посмотрю, - пообещала проводница.
Скоро она принесла мне чай с печеньем, и стопку журналов. Ещё томик Аркадия Гайдара. О! Мои любимые «Школа» и «Судьба барабанщика»!
- Саша, вот здесь умывальник, - открыла проводница шкафчик, - сюда можешь повесить своё платьишко, - открыла шкафчик, с другой стороны от входа.
- Большое спасибо! – поблагодарил я, не зная, куда приспособить сарафан, повесил его на спинку дивана.
Выпив чай, с удовольствием принялся листать журналы за прошлый год. Прошлый год был годом пятидесятилетием Советской власти, поэтому в журналах помещалось самое лучшее и интересное.
С удовольствием читал я рассказы и повести в журнале «Вокруг света», «Знание – сила», «Техника – молодёжи». Ещё живы и молоды были авторы, которые в моей прошлой жизни уже были или преклонных лет, или вообще… не были. Интересно, многие последовали моему примеру, и попросились ещё раз прожить жизнь сначала?
Если бы я знал, что меня ждёт, согласился бы на новую жизнь, да ещё с памятью о прежней?
Я задумался. Да, тяжело было, очень тяжело, особенно страшную гибель любимой сестры тяжело перенёс, но ведь очень много было хорошего! Хорошее всегда больше ценишь, когда жизнь тяжёлая. Когда всё даётся легко, когда всего полно, не ценишь прелесть жизни, не понимаешь, как замечательно просто жить!
Вот такие моменты особенно ценишь, когда спокойно едешь в Спальном Вагоне, листаешь интересные журналы, никуда не надо бежать… Не думать о будущем! Буду думать после Хабаровска.
Если меня найдут и убьют, снова попрошусь, жить и помнить. Интересно, куда меня закинут?
В Африку, девочкой? Или в Азию? На Ближний Восток, к мусульманам! Чтобы больше не просился, в земной ад, персональный ад для девочек. Если не помнить и не знать, что есть страны, где девочек любят, ещё можно там жить. А если знать, а если помнить, что в тебя влюблялись?!
Я поёжился. Чё-то неохота…
Девочкой вообще неохота… Девочкой ещё туда-сюда, а вот… нет, неохота!
Вообще память о прошлом у меня какая-то несерьёзная. Помню, что жил, помню, как, с кем, а вот что происходило в мире, плохо помню, даты, события. Надоело мне всё это тогда, когда там жил, как и миллионам моих сограждан. Да и не уверен я, что история здесь повторяется один в один с тем миром.
Вот кем я себя сейчас чувствую? Ребёнком. Честно, ребёнком, который помнит прошлую жизнь.
Как это объяснить? Разум и инстинкты всё-таки разные вещи. Тело родилось здесь, в него заложена информация, как надо развиваться, чего бояться, кого любить, генетическая память, тудыть её!