Весеннее жертвоприношение

13

А там в это время был настоящий переполох.

В поместье осталась лишь горсточка людей. Снивель и преданнейший ему Ларсен, управляющий с супругой и двое охранников.

Последние по приказу Снивеля пригласили ленсмана, и судья, трясущийся от ярости, рассказал ему, какое ужасное преступление совершил Хейке Линд из рода Людей Льда. Не в полном ли сознании и не преднамеренно ли он лишил жизни невинного человека, состоявшего на службе судьи Снивеля? Арестуйте это адское отродье за убийство, ленсман!

Снивель фыркал от злости и раздражения.

Ленсман крутился и вертелся, на душе у него было скверно. Он с огромным уважением относился к судье Снивелю, который удостоил столь высокой чести Гростенсхольмский уезд, поселившись здесь. Но у него создалось другое впечатление о хозяевах Элистранда, которые также обращались к нему. О том, как Хейке и Вингу долгое время преследовали трое людей Снивеля, и, что смерть одного из охранников была чистым несчастным случаем, когда господин Хейке попытался защитить свою жизнь.

Ленсман не знал, что и думать.

Вообще-то легче поверить одному из наиболее высокопоставленных людей государства! Вышестоящему лицу для самого ленсмана…

Однако до того, как он принял решение, пришел пастор уезда.

Снивель объяснил ленсману:

— Здесь распространяют дурацкие слухи о том, что в поместье поселились привидения. Сам я ничего подобного не видел, да и мои охранники тоже, но люди бегут из Гростенсхольма и это, должен сказать, чертовски неприятно! Поэтому по настоятельной просьбе я согласился пригласить пастора, чтобы он прочел молитвы в доме. Это во всяком случае вреда не принесет.

Пастор и ленсман поздоровались внизу в зале старого поместья Мейденов. Туда же пришли и те, кто еще оставался в доме, — управляющий с женой, Ларсен и два охранника.

Этих людей называли охранниками только для вида. Их настоящей задачей было разыскивать многочисленных врагов Снивеля и обезвреживать их.

— Где больше всего бесчинствует злая сила? — спросил пастор с достоинством и оглядел стены и потолок, словно намереваясь увидеть духов, витающих там.

— Кажется, повсюду, — промолвил Снивель. — Но утверждают, что больше всего на чердаке. Я считаю, что все это глупости, чепуха! Извините меня, пастор, но я так взволнован той неизвестностью! Мой гофмейстер Ларсен ничего никогда не видел. Мой управляющий и его супруга, богобоязненные люди, видели, однако, что кто-то побывал на скотном дворе и в конюшне этой ночью и пытался колдовать там, но это могли сделать и люди. У меня есть соседи, живущие поблизости в другом поместье, понимаете пастор, которые хотят отнять у меня имущество, об этом мы поговорим позднее. С самим управляющим ничего не случилось. И ни с кем другим из находящихся здесь. Но поместье приобрело дурную славу! Такого не должно происходить со столь высокопоставленным государственным слугой, имеющим такое огромное количество наград и такую… — Снивель хотел сказать «такую власть», вместо этого намеренно произнес: «такое доверие его величества». — Скандалы не должны касаться меня! — заявил судья, не моргнув глазом.

Пастор недоверчиво кивнул головой. Он был ответственным человеком, относился к своим прихожанам с определенной осторожностью, оберегая свое высокое положение в уездном обществе. Судья Снивель занимал также высокое положение, или может быть был даже рангом повыше его, но, Господи, он же лишь мирской человек! В судный день он окажется далеко, далеко сзади пастора.

— Это дело простое, — заявил представитель Бога на земле. — Я сейчас поднимусь на чердак, где, по всей видимости, поселились силы зла, и прочитаю соответствующую молитву. Как видите, я взял с собой вещи, необходимые для изгнания Дьявола, я и раньше изгонял злых духов из строптивых и своенравных женщин, не находивших себе места. В таких Сатана вселяется с удовольствием.

Он вытащил из кармана крест и толстую книгу. Это была не библия, но выглядела она священной. Управляющий и его жена восхищенно вздохнули.

— В этой книге надежные заклинания против демонов, — объяснил пастор. — В ней есть все необходимые тексты и никакой дьявол не сможет устоять против нее. Она очень, очень эффективна, я уже неоднократно убеждался в этом. В последний раз я изгонял злых духов из женщины, которая не хотела слушаться своего мужа и хозяина, не разрешала наказывать ни детей, ни себя.

Затем он достал святую воду в небольшой бутылке и оливковую ветвь для ее разбрызгивания. Четверо из присутствующих с уважением смотрели на все эти вещи. Снивель же только поднял брови, а двое его охранников скривили рты в презрительной улыбке. Они вообще не верили в привидения, тем более во все это пасторское барахло.

Наконец служитель бога был полностью готов, и все под пение пастором и управляющим псалма пошли на второй этаж. Псалом звучал не совсем чисто, поскольку подпевала и жена управляющего, голосу которой был пронзительным, да и еще и слух отсутствовал.

Пастор взял в одну руку крест, а в другую книгу и остановился перед дверью, ведущей на чердак. Жестом показал, что он готов.

Ларсен, более раболепный, чем когда-либо ранее, открыл дверь.

На них набросился порыв невероятно сильного ветра и они с трудом удержались на ногах. Когда ветер утих, Снивель произнес:

— Сквозняк. Кто-то забыл закрыть дверь в башню.

Пастор согласно кивнул, начал читать какой-то текст по латыни и, подняв перед собой крест, двинулся по направлению лестницы, ведущей на чердак.

Управляющий и его жена помогали ему, читая молитвы. Управляющий даже поднялся к нижнему концу лестницы, чтобы оказать поддержку пастору и морально воодушевить его.

Пастор поднялся до половины лестницы. Здесь он наткнулся на невидимую стену. Как он ни пытался проникнуть сквозь нее, сдвинуться с места был не в состоянии.

Он возвысил голос и прочел более сильное заклинание. Ленсман, будучи самым сомневающимся из всех присутствовавших, мог бы поклясться, что он слышал тихий презрительный смех.

Служитель бога упорно продолжал читать заклинания. В заключение он произнес по-норвежски «Изыди, Сатана!» Но это оказало такое же малое воздействие, как и все прочее.

У охранников кончилось терпение.

— Давайте мы пойдем вперед, пастор, — сказал один из них. — Здесь нужна физическая сила!

Пастор высокомерно улыбнулся, но разрешил им попробовать.

Неужели они действительно верят, что могут продвинуться вверх по лестнице дальше служителя Бога с крестом и книгой?

Но он вынужден был согласиться с тем, что никогда раньше не бывал в доме, на который наложена такая кара. Да, но в таком случае мысль о том, что два мирских человека могут победить Сатану, была абсолютно абсурдной! Нет, если бы он только нашел ключевые слова, нужные святые слова, он быстро бы проник за эту стену.

Ленсман стоял молча и был полностью сбит с толку. Он не знал, что и подумать, в голове у него все смешалось. Он унаследовал свою должность от отца и, естественно любил ходить с дубинкой в руке и металлическими наручниками на поясе, но когда он попадал в кризисные ситуации, то сожалел, что не выбрал другой службы.

А это..? Что, Господи, должен предпринять против этого служитель закона? Он ничего не понимал!

Ларсен стоял, ругаясь про себя, и непрерывно облизывал губы. Он никогда не замечал в доме ничего ненормального, ничего, кроме удивительной тишины по ночам. Сейчас он услышал ее снова, эту плотную, давящую тишину, исходящую с чердака. Словно кто-то там наверху ждал жертвы.

Но ведь такое возможно лишь в воображении. Сейчас он не должен предаваться фантазиям!

Снивеля безнадежно утомили все эти глупости. Скоро ли они кончат, и он сможет вернуться к своему грогу и толстой сигаре?

Ларсен преданно посмотрел на своего хозяина. Да, преданно… Ибо для него Снивель был средством, лесенкой, ступенькой к восхождению вверх, к богатству. Этим определялась преданность Ларсена.

Двое охранников были просто грубыми убийцами. Ларсен знал, но закрывал на это глаза, так как был послушен во всем своему господину. Охранники самоуверенно двинулись вверх по лестнице. Они не боялись ни Дьявола, ни Черта!

Пастор задохнулся от удивления. Там, где его крест и молитвы оказались бессильными, там прошли эти грубо сколоченные нехристи, словно не было стены.

Господи, почему ты оставил меня?

Они повернулись и крикнули вниз с оттенком презрения в голосе:

— Видите, господин пастор. Бояться нечего!

Снивель признательно и смешливо хрюкнул, что привело пастора в большее раздражение, чем ехидное обращение охранников. Управляющий с женой презрительно фыркнули, услышав богохульство этих мужланов, а Ларсен сжал еще сильнее свои узкие губы.

Эти двое были уже наверху и открыли дверь на чердак.

— Ничего здесь дьявольского нет, — крикнул один из них. Пастор при этих словах задохнулся от неприязни. — Вы, пастор, можете спокойно подняться сюда, у вас разыгралось воображение!

Они сделали несколько шагов по чердаку.

В этот момент по дому пронесся штормовой порыв ветра, и чердачная дверь с грохотом захлопнулась. Ветер тут же стих.

Люди, стоявшие внизу, слышали как те двое кричали и пытались открыть дверь, но она была словно заколоченная гвоздями. Все, за исключением Снивеля, устремились вверх. Никакой стены, которая воспрепятствовала бы им подняться, не было. Но дверь оказалась прочно запертой, хотя замка на ней не было.

И тут они услышали крики тех, кто был на чердаке:

— Нет, Господи Иисусе! Посмотри!

— Что за дьявольщина? Откройте дверь! Быстрей, черт возьми.

Один из мужчин там наверху закричал что-то нечленораздельное, с дрожью в голосе, словно ребенок.

Пастор дрожащим голосом читал заклинания и молитвы, брызгал святой водой на дверь, но совершенно безуспешно.

С чердака послышался пронзительный полный ужаса крик. Потом переполненный смертельным страхом вой: «Отойди! Убирайся! Мне нужно туда… помогите!» Они слышали то громкие, то шаркающие шаги охранников, слышали, как они перебегали по чердаку с одного места на другое, пытаясь словно сумасшедшие убежать от кого-то.

Резкий, мгновенно оборвавшийся страшный крик, приглушенные невнятные звуки, ни на что не похожий шум… Потом звук одного голоса, переходящий в неописуемый вопль:

— Люк на крышу! Быстро наверх в башню!

Стоявшие внизу услышали, как под их ногами заскрипела узкая лестница, ведущая в башню, и, казалось, ничто не препятствует им скрыться там, но их полные ужаса всхлипывания с подвыванием явно говорили о том, что они очень спешили, убегая от чего-то.

С побелевшими лицами смотрели друг на друга люди, оставшиеся внизу.

— Думаю, что они убежали, — произнес устало пастор. — Скрылись в башне.

Все это происходило в том момент, когда Хейке и Винга с сопровождающими их людьми вошли во двор Гростенсхольма.

Уже на расстоянии они услышали крики, исходившие с чердака, и остановились.

— Там что-то происходит, Винга, — прошептал Хейке побледневшими губами. Он приказал своим людям оставаться на месте, потому что не хотел вмешивать их во все это. Он боялся, что его начнут расспрашивать о том, кто вызвал такой переполох. Он крикнул людям из Элистранда, чтобы они были готовы. Если они услышат его крик о помощи, они должны тут же прийти.

— Ты также оставайся здесь, Винга!

— Не глупи! Пошли!

Он сжал зубы, ибо знал, что когда Винга говорит таким тоном, возражать бесполезно.

Они прошли мимо деревьев в парке и перед ними открылся господский дом.

Остановились. Наверху на башне показались двое. Они пятились, едва стоя на ногах, ползли на четвереньках, падали, вставали.

— Охранники Снивеля, — сказала Винга. — Но они не одни… Бог мой, их преследуют!

Словно парализованные они стояли и смотрели. Они увидели, как толпа ужасных существ выползла из двери башни и стала выталкивать этих двоих к краю.

— Нет, нет, не надо, — прошептал Хейке. Лицо его не просто побледнело, а стало бледно-зеленым.

Эти двое молили оставить им жизнь, уселись на край башни, подобрали ноги, чтобы избежать прикосновения нелюдей, которых не могли видеть Хейке и Винга. Но вот один из охранников не смог удержаться и упал спиной назад. Руки его искали в воздухе опоры, за которую он мог бы схватиться, и так валился он вниз по наклонной крыше и с предсмертным криком упал вниз головой на камни пригорка. Звук его падения можно было услышать далеко, а крик прекратился мгновенно.

— О, Хейке, — прошептала Винга и спрятала голову у него на груди. — Мне кажется, что я сейчас потеряю сознание…

Второй охранник стоял возле низкой стены башни, выставив вперед руки через широкую амбразуру, словно умоляя силы небесные о помощи, те силы, о которых раньше и не думал. Воздух разрезали его короткие крики со всхлипыванием. За ним стеной стояли серые люди. Руки, щупальца и нечто невообразимое тянулись к нему со всех сторон.

Внезапно он схватил себя за горло, издал булькающий звук и медленно осел, исчез за плотными перилами.

— Разрыв сердца, — прошептала в ужасе Винга. — Хейке, что мы наделали?

Он не ответил, но лицо его говорило о многом.

— Идем, — сказал он и взял ее за руку. — Мы должны поторопиться.

— Как ты думаешь, наши люди видели это?

— Не знаю. Но не верю. От них все скрывали деревья И я полагаю, что серые показывают себя только перед теми, кого хотят испугать.

— Но мы их видели.

— Мы, да! Мы были в круге, ты же знаешь.

Проклятый круг! Лучше бы его никогда не было! Тысячи раз раскаивался Хейке в том, что сделал.

Наверху в башне толпа серых растворилась подобно отступающей волне.

Дверь на чердак, хлопнув, открылась. Наверху воцарилась полнейшая тишина. Люди вновь собрались на втором этаже, но ни пастор, ни ленсман не пожелали подняться вверх. Вместо этого они словно лунатики спустились на первый этаж.

— Этот дом действительно проклят, — с выдохом произнес вконец измученный пастор.

— Нет, — ответил голос Хейке из зала. — Не точно. Это мстит само поместье. Дом снова будет спокойным, когда обретет законного хозяина.

Снивель вскочил в ярости.

— Что? Что здесь делают эти двое? Арестуйте их, ленсман! За нарушение спокойствия в чужом доме! За колдовство и сглаз честных людей. Он же из рода Людей Льда, которые с незапамятных времен были известны своим колдовством и еретичеством. Но, прежде всего, арестуйте его за убийство!

Ленсман, не зная как поступить, топтался на месте, не в силах выдавить из себя и слова. Утверждение судьи о сглазе открывало широкую перспективу, этим простым способом можно объяснить все непостижимое. Но два человека исчезли на глазах. Как объяснить это? И Винга бледна как смерть!

Хейке, не обращая на других внимания, обратился к пастору.

— Собственно, мы к вам, господин пастор. Мы пытались встретиться с вами вчера, но люди судьи следили за нами и напали на нас.. Тогда и произошел несчастный случай с третьим охранником. Сейчас мы, к сожалению, видели гибель остальных двоих. Один разбился на склоне горы, выходящей к морю, а другой видимо мертвый лежит в башне. Может вы, господин ленсман, вместе с теми, кто еще остался на службе у Снивеля, позаботитесь о них?

Он взглянул на управляющего и Ларсена. Никто из них особого желания не проявил. Они только, словно заколдованные, смотрели на его израненное лицо.

Хейке продолжал:

— Но, господин пастор, мы хотели бы, чтобы вы огласили о том, что Винга Тарк и я хотим создать семью и получить обратно Гростенсхольм, который по закону принадлежит мне, а не судье. Ибо он не заплатил за него ни шиллинга.

— Что такое? — вскочив, воскликнул Снивель.

— Мы уже говорили достаточно об этом, — устало сказал Хейке. — Предъявите, будьте любезны, свидетельство того, что вы являетесь владельцем Гростенсхольма!

— Конечно, у меня есть такое свидетельство, но я и не подумаю снизойти до того…

Ленсман наконец нашел решение своей собственной дилеммы.

— Но, господин судья, это же просто, — сказал он с наивной доверчивостью. — Вы только покажете свидетельство, письмо фру Ингрид, не так ли? И со всей этой досадной историей будет покончено раз и навсегда.

Снивель злобно посмотрел на него.

— Итак, ленсман, вы не верите слову одного из самых высокопоставленных судей страны? Берегитесь, это может стоить вам дорого!

— Я, само собой разумеется, не-е сом-неваюсь в-Ваших словах, господин судья, — промямлил перепуганный ленсман. — Но, чтобы в будущем Вас оставили в покое…

— Чепуха! — прорычал его начальник.

— Едва ли он сможет предъявить письмо, — мягко сказал Хейке. — И главным образом еще потому, что у Винги с собой собственное письмо Ингрид. Так что у Вас есть возможность доказать, что Ваше свидетельство настоящее.

Снивель рыкнул:

— Арестуйте этого урода за убийство! Он только пытается отрицать факты.

Ленсман снова стал облизывать губы. Пастор измученно сел на стул, закрыв глаза руками, управляющий с супругой шептали: «Господи Иисусе, освободи этот грешный дом!», а Ларсен стоял, словно приготовясь к прыжку, то и дело поглядывая вверх на лестницу.

— Покажите письмо, — также мягко сказал Хейке.

— Убийце? Никогда в жизни! — ответил Снивель.

— Кто здесь убийца, надо еще подумать, — произнесла Винга, гордо подняв голову. — Перечень Ваших грехов под прикрытием закона огромен, господин Снивель.

— Заткнись, девка! — рыкнул судья, лицо которого побагровело. — Убирайтесь отсюда!

— Покажите письмо, — спокойно повторил Хейке.

— Идите к черту! — закричал Снивель так, что пастор охнул. — Ленсман, арестуйте его, или я Вас уволю!

— Следовательно никакого письма нет, — констатировал Хейке. — Или вы не осмеливаетесь показать фальшивку. Господин Снивель, в этом случае вы, может быть, освободите дом? Я принес с собой документ, который подготовил адвокат Менгер несколько месяцев тому назад. В нем сказано, что вы признаете, что овладели Гростенсхольмом противозаконно и, что вы обязуетесь покинуть поместье в течение двух дней.

— Какая наглость… — прошипел Снивель. — И вы думаете, что я пойду на это? Я больше не хочу ничего слышать…

— Дом не обретет покоя до тех пор, пока Вы не откажетесь от того, что украли.

— Я не желаю…

Он замолчал. Глаза его полезли из орбит, и на виске забилась вена. Он осторожно через плечо взглянул назад.

Остальные проследили за его взглядом, но никто ничего не увидел.

Снивель также не заметил ничего необычного.

Однако он почувствовал, что кто-то стоит сзади него и не дает ему уйти из зала, что он намерен был сделать. Нечто, что пахло ужасно неприятно, словно гниющая земля. Чей-то голос шепнул ему в ухо и это услышали все:

— Подписывай, судья Снивель! Поставь свою подпись, ты знаешь, что никогда не получал письма от Ингрид из рода Людей Льда! Гростенсхольм принадлежит Людям Льда и никому больше. Подпиши и здесь воцарится покой!

Снивель тяжело дышал.

— Это галлюцинация! Ее породил этот убийца! Он колдун, схватите его, ленсман!

Представитель закона посмотрел на Хейке, но он стоял так же как и все, ничего не понимая. Остальные были словно парализованы, все были так ошеломлены, что перестали молиться.

— Если ты, судья, засадишь в тюрьму наследника Людей Льда, тебе это не поможет, — прошептал жуткий голос. — Ты меня не узнаешь? Ты приговорил меня к смертной казни, чтобы завладеть моим имуществом. Это было давно, твое первое убийство, судья Снивель.

В голове Снивеля носились мысли, но он ничего не мог вспомнить.

— Ложь! Галлюцинации!

Холодная и влажная, ужасно неприятная рука охватила его горло.

— Найди письмо, или подписывайся!

— Да, да! — завопил судья, потому что оказался в такой ситуации, которую не мог контролировать своим всегда холодным разумом. Он был перепуган насмерть и ему трудно было скрыть это от присутствовавших. — В этом доме никто не сможет жить. Пусть убийца получит всю толпу привидений, я не хочу их! Дайте мне бумагу!

Его выдавал только пронзительный фальцет; слова же вылетали изо рта такие же презрительно снисходительные, как и раньше.

Винга положила документ на стол, и судья взял в трясущуюся руку перо.

— Два дня в вашем распоряжении, — сказал Хейке. — И они будут спокойными, — добавил он уверенно, рассчитывая, что его должен услышать еще кто-то. — И вы покинете этот дом.

— Да, да! Но это будет вам стоить дорого!

Он с гневом посмотрел на Вингу и Хейке и на дрожащего ленсмана. Затем подписал бумагу.

В тот же самый момент все вместе почувствовали, как спало отвратительное напряжение в доме. Все стало столь невероятно спокойным, что больше уже никто не сомневался в том, что сейчас восторжествовала справедливость.

В доме не осталось больше ни одного призрака.

Судья бросил перо в Хейке и Вингу так, что оно стукнулось о стену и треснуло.

— Довольны? — рявкнул он.

Вперед выступил управляющий, не столь вежливый, как раньше.

— Ваша милость, я считаю себя свободным от службы у вас. Моя жена и я сегодня уедем, именем Господа Бога.

— Сначала побеспокойтесь о трупах. А потом можете убираться ко всем чертям!

— А о животных?

— Они околдованы, — хрюкнул судья. — Я прикажу их прирезать.

— Нет, нет, я лучше возьму их себе. Естественно, за плату, — сказал с достоинством Хейке.

Затем он обратился к уездному пастору, и Снивель взбесился, что его проигнорировали, но никто не обратил внимания на его поведение.

Хейке сказал пастору:

— Ну, а теперь мы можем поговорить об оглашении нашей помолвки, Винги Тарк и моей.

— Конечно, конечно! Приходите через некоторое время ко мне! Сейчас я слишком взволнован, ничего не понимаю! Этот высокопоставленный судья Снивель. И вся эта безбожная шумиха в доме! Мертвецы… Мои священные вещи… не принесшие пользы…

Ларсен не промолвил ни слова. Какой-то неизвестный источник в его лишенной воображения душе подсказывал необходимость предпринять нечто необычное, бежать. Но его лояльность одержала верх. Ведь у судьи осталось еще многое, что Ларсен сможет наследовать. Гростенсхольм пропал, да он и не хочет владеть имением, где поселились привидения!

Ленсман думал о своем. Он не был глупым и понимал, что этот Хейке Линд из рода Людей Льда мог бы лишить судью его должности, засадить в тюрьму или даже добиться его казни, но каким же чрезмерно гуманным человеком оказалось это чудовище из рода Людей Льда.

Ленсман фактически желал, чтобы Хейке добился падения судьи. Но и сейчас на высокопоставленном чиновнике уже поставлен крест, словно произнесено слово «аминь» во время церковной службы. Сам же ленсман ничего бы не имел против ареста судьи, для мелкого уездного ленсмана это было бы неслыханным поступком.

Снивель остался в только что освобожденном от призраков доме и смотрел им вслед. Ленсману, Хейке и Винге. И мысль его уже работала над тем, как жестоко он отомстит всем им!

Ибо мстить он умел. Если они думают, что уничтожили его, то и пусть думают. Гростенсхольмский уезд это лишь малая часть в его огромной судейской империи. У него множество других источников, которые дадут ему силы. Многие высокопоставленные люди на его стороне. А этот смешной Хейке Линд упустил огромный шанс раздавить его! Этот выродок еще горько раскается в этом!

О, Боже, как он отомстит! Это было самое большое унижение, какое ему пришлось испытать! Так унизиться перед ленсманом и пастором, управляющим и Ларсеном!

Он сожжет этих двоих из рода Людей Льда! И ленсмана тоже, эту трусливую скотину!

Мысли о мести в какой-то степени подняли настроение Снивеля. Теперь у него есть о чем размышлять и чем успокаиваться.

В этот вечер, когда они поднимались вверх по лестнице в Элистранде, намериваясь лечь спать, Хейке сказал:

— Итак, дело сделано. Первое соглашение о нашем браке будет в воскресенье. Ты не раскаиваешься?

— Ни капельки, — ответила Винга и взяла его за руку. — И поскольку все здесь в доме думают, что ты спишь со мной, предлагаю сегодня ночью лечь вместе.

— Иного я и не думал, — уверенно сказал Хейке. — И ты можешь быть спокойна. Знаю, как тебе больно, и я тебя несколько дней трогать не буду.

— Спасибо. Только потом не забудь обо мне.

— Это тебе не угрожает!

Они вошли в комнату Винги.

Хейке запер дверь и задумчиво произнес:

— Мы не должны забывать, что у нас может появиться ребенок. Но, Боже, я надеюсь, что он не будет отмечен проклятием!

— Нет, этого не должно случиться! Как твоя семья, так и моя уже выполнили свою квоту. Теперь очередь за ветвью Арва. Они все время избегали этого, что так несправедливо!

— Мне тоже так кажется. Да только Ширу не стоит брать в расчет, ибо она и так избранная. Красива, словно восточная куколка. Но как бы там ни было мы делаем ставку на своего ребенка или нет?

Она посмотрела на него ясным взглядом.

— Разве мы уже не сделали этого? Ставку на ребенка, имею я в виду?

— Да, — согласился Хейке, застенчиво улыбнувшись. — Да мы уже доказали это. Но, Винга… Если случится так, что наш ребенок будет отмечен проклятием, что тогда?

— Я буду любить, — мгновенно ответила она. — Ведь он твой.

Он кивнул головой в знак согласия.

— Я думаю точно так же, как и ты. Но, естественно, наоборот. Ведь ребенок твой. Ее глаза блеснули нежностью. Однако Винга в этот вечер была необычно тихой.

— О чем ты думаешь, любимая? — спросил Хейке, когда они легли в постель и погасили свечу.

— Об Элистранде. Я знаю, что женщина, когда она выйдет замуж, оставляет дом своего детства и следует за своим мужем, и я охотно сделаю это…

— Тебе не страшно переезжать в Гростенсхольм? — прервал он ее. — Призраки…

Она под одеялом взяла его руку в свою.

— Нет, знаешь, они меня не пугают! Часто мне в голову приходят мысли о них, и тогда я думаю: «Тьфу, с ними мы справимся». Мы же с ними некоторым образом друзья!

— Да, — горько согласился Хейке. — Но они, черт возьми, весьма своенравные друзья! Но я тебя прервал, ты говорила об Элистранде?

— Да, — несчастным голосом произнесла она. — Как я уже сказала, я с удовольствием последую за тобой. А что будет с моим дорогим Элистрандом? Который я однажды потеряла, а потом с трудом вернула себе. С домом моих любимых родителей. Домом Ульвхедина, Виллему, Тристана, Габриэллы и Калеба. Что будет с ним? Я чувствую себя такой несчастной, Хейке! Нет никого, кому можно бы было передать его.

— Может быть, у нас будет двое детей? Нет, на это мы надеяться не можем.

— Вспомни, что мне предсказали только одного ребенка!

Он улыбнулся в темноте.

— А-а, это та гадалка… Она была проворна. Нет, Винга. Я много думал об Элистранде. Знаешь, родня еще раньше вынуждена была сдать в аренду поместье Липовую аллею, потому что не было ни одного наследника, и все получилось хорошо. Элистранд мы также не будем продавать, это я тебе обещаю. Можем тоже сдать в аренду.

— Да, но кому? Не любому же встречному.

— Конечно, нет.

Они некоторое время молча размышляли над этим. Винга положила голову на руку Хейке и играла волосами, росшими на его груди. Хейке это не нравилось, потому что возбуждало, но он не хотел и препятствовать ей в этом.

Но тут она воскликнула.

— Я знаю. Как же я была глупа.

— В чем дело?

— Ты помнишь, у моего отца Вемунда была старшая сестра по имени Карин Ульрикебю. Она была очень несчастна.

— Знаю. Ты рассказывала о ней. И в книгах Людей Льда о ней упоминается. В главе под названием «Тайна».

— Да, и тогда ты должен помнить, что она взяла на воспитание маленькую девочку, не так ли?

— Которую назвали София Магдалена.

— Точно. София Магдалена… дай бог памяти… на семь лет старше меня. Да, видимо, сейчас ей двадцать пять. Мы изредка переписывались с ней, ведь она мне в некоторой степени доводится кузиной. И я знаю, что она вышла замуж за парня из сельской местности, одного из таких, которые землю в наследство не получают. Он канцелярский служащий в Кристиании и у них уже куча детей, она же не из рода Людей Льда. Думаю, что сейчас они едва сводят концы с концами, это было видно по ее письмам. Может спросим их? Не захотят ли они арендовать Элистранд?

— Если он из сельской местности, то должен знать, как вести хозяйство, — задумчиво произнес Хейке. — Да и поместье останется во владении рода. Да, спросим Софию Магдалину, Винга, а арендную плату можно положить низкую, поскольку она твоя кузина. А сейчас или ты перестанешь щекотать меня, или я буду вынужден переехать к себе.

Винга восторженно проверила, правду ли он говорит? И поняла, что правду, и, чтобы не подвергать себя дальнейшим болезненным переживаниям, отодвинулась на свою половину постели.

Они пришли к единому мнению не упоминать ужасных событий, происшедших в Гростенсхольме. Но недовольство самими собой, ужас сидели у них внутри, сколько бы они ни болтали чепухи и ни шутили или лихорадочно ни разговаривали на другие темы.

Скоро такое не проходит, если ты человек и думаешь о других людях. Трое охранников тоже были людьми, когда-то даже доверчивыми детьми, не понимавшими жизни. Этого забывать нельзя.

И не с ними вовсе они хотели расправиться!