Весеннее жертвоприношение

14

Наступил следующий день.

Судья бродил по тихому и спокойному Гростенсхольму и отдавал команды своему вернейшему Ларсену, единственному, кто у него остался.

— Возьми также фарфоровый сервиз!

— Но, Ваша милость, он же принадлежит этому дому.

— Ну и что? Какое это имеет значение? Мы заберем с собой все ценное. Пусть проклятый колдун приходит в пустой дом! Знаешь, Ларсен, я уверен, что он вызвал все это. Гипноз. Галлюцинации. Фокус-покус.

Ларсен не был полностью согласен, но предпочел промолчать.

— Он еще получит, Ларсен. Клянусь Богом, получат оба — он и его маленькая бесстыжая распутница. И это дерьмо ленсман! Я уже придумал нечто утонченное, я уже знаю…

Он замолчал. Кто-то стучал дверным молоточком в ворота.

— Иди и посмотри, кто там! Я больше не хочу неприятностей.

Ларсен быстро вернулся.

— Это тот господин, который недавно был здесь. Тот, кто хочет купить землю на вершине горы. Господин Аасен.

Судья оживился. Этот человек не знает, что он больше ничем не владеет. Он может провернуть ловкое дельце! Продать землю Хейке Линда. Или камень, иного там наверху и нет. Если Аасен впоследствии станет предъявлять какие-нибудь претензии, то придется его отправить в вечность.

— Пригласи его, — сказал он с довольной миной на своем злом лице.

В комнату вошел тот же самый мужчина, которого Снивель наверняка встречал раньше, но никак не мог вспомнить, где и когда. Вероятно, это было давно… Очень давно. Но мужчина не постарел с тех пор. Может быть, это его сын?

Аасен…

Когда? И где?

Он тепло приветствовал гостя. С такой лживой теплотой, как мог только Снивель.

— Ну-с? — сказал Аасен. — Вы подумали над моим предложением?

— Да, подумал, — ответил Снивель, надеясь, что гость ничего не заметит — ни чрезмерного усердия в его голосе, ни предотъездного беспорядка в доме. Нет, в этой комнате все выглядит, как обычно. — Да, и я согласен продать. Но, естественно, на определенных условиях.

— О них мы договоримся. Единственное, что я хочу, чтобы вы пошли вместе со мной на вершину скалы, с тем, чтобы застолбить участок, который я хочу купить.

Судья Снивель любил комфорт.

— Это необходимо? А мой гофмейстер не может?

— Едва ли, — слабо улыбнулся гость. Какой же он мертвенно бледный! — Вы — человек разумный и обладаете необходимыми полномочиями.

Снивель вздохнул. Но он подумал обо всем том, что он может получить в результате такой сделки.

— Да, да. Я пойду, конечно пойду. Но с одним условием, что сделку мы совершим сегодня. Завтра я должен уехать и надолго. Сложное судебное дело…

— Конечно, я понимаю. Я взял с собой наличные деньги.

— Превосходно! Ларсен! Продолжай работу. И ничего не упусти. Я скоро вернусь.

Со вздохом взглянул он на гребень скалы. Она была высока и далека. Карета? Нет, карета здесь не проедет.

А Снивель не любил перемещать свое огромное тело на собственных ногах.

Но ради денег, так легко идущих в руки, можно и пожертвовать собой…

Они вошли в лес и полезли в гору. Мужчина производил впечатление человека, хорошо разбирающегося в горном деле, а об условиях они договорились. Деньги он платит хорошие, очень хорошие. Теперь Снивелю нужно было продать как можно больше. Сделка даст огромный доход, поэтому можно и потрудиться.

Судья снова прочистил нос. Появился неприятный запах. Сразу же, как они покинули Гростенсхольм. Противно пахло дохлыми крысами или чем-то подобным. Как будто что-то такое было в его носу. Или где-то в хозяйстве сжигали старые отходы.

Снивель на подъеме в гору остановился снова. Надо отдышаться. К таким нагрузкам он не привык и двигался поэтому медленно. Их окружал темный дремучий лес. День был унылый, серый.

— Я уверен, что встречал вас раньше, господин Аасен, — напряженно выдавил он из себя. Глаза спутника Снивеля неприятно блеснули.

— Совершенно верно, судья Снивель. Но тогда вы еще носили фамилию Сёренсен.

— Где? И когда?

— Здесь в Гростенсхольмском уезде. Много-много лет тому назад.

— Не могу вспомнить…

— Вы вынесли мне смертный приговор. И отняли у меня все. Я был невиновен, что вы прекрасно знали.

Судья уставился на него. Это становилось неприятным.

— Аасен..? Я не могу припомнить такого имени. Мужчина мягко произнес:

— Конечно нет. Поскольку тогда меня звали Лунден. Фамилию Аасен я взял себе совсем недавно.

Память ощупью начала просыпаться. Он ясно вспомнил. Судья остолбенел, по спине покатились капли ледяного пота.

— Но… Разве вы не…

— Не был казнен? Да. Ваша милость даже почтили мою казнь своим присутствием. Вашу самодовольную удовлетворенную улыбку я не забуду никогда. Она была последним, что я видел в человеческой жизни.

Дыхание внезапно стало затрудненным. Так вот почему он не мог вспомнить этого человека! Потому, что этот культурный, элегантный мужчина должен быть мертв!

По спине снова пробежала капелька холодного пота.

Нет, это должно быть сын, мужчина лишь издевается над ним!

— Я… Я думаю мне…

— Стоит вернуться? Не думаю. Идем дальше! Вы хотели продать гребень скалы, не так ли? Хотя он и не принадлежит больше вам, да и не принадлежал никогда. Вы самый подлый судья из всех, которые когда-либо были в Норвегии, господин Снивель. Вы — позор для вашей профессии, и непонятно, как вы до сих пор сохранили еще свою шкуру.

Это не профессия, а очень высокая должность, хотел надменно возразить Снивель, но момент был неподходящим для спора. Он повернулся на каблуках, намереваясь убежать обратно к людям. Ларсен…

Чепуха! Суеверие, охватившее весь уезд, сейчас подействовало и на него. Этот Лунден сын того повешенного, смешно поверить во что-либо другое!

И в этот момент Снивель внезапно застонал. Узкая лесная тропинка между частыми елями была заполнена тенеобразными, однако вполне различимыми существами самого ужасного вида. И все они, полные ожидания, улыбались!

— Нет! — прошептал Снивель. Сердце его мучительно и тяжело забилось.

К нему приблизился высокорослый неотесанный мужчина, на шее которого болтался жуткий остаток веревки. По обе стороны тропинки меж деревьев судья увидел прекрасных эльфов, красивых мужчин и женщин, которые непримиримо смотрели на него жадными глазами. Он увидел и другого мужчину, которому он также вынес смертный приговор здесь, и понял, что именно этот мужчина за день до этого шептал ему на ухо. Видел он и несколько маленьких девочек с разрубленными топором головами, красивую молодую девушку, вид у которой был таким, словно она долгое время лежала в воде, несколько невероятно страшных созданий, полуживотных-полулюдей, вероятно демонов, видел он…

Нет! О, нет! К ужасу своему, он увидел ту самую бабу, которая так постыдно ездила верхом на нем ночью! Она сидела на толстом суку, разбросавши по нему свое бесформенное тело, держалась крепко за сук ногтями и презрительно улыбалась, глядя на Снивеля жестоким, пылающим взглядом.

А вокруг его ног кишела толпа маленьких серых существ, описать которые он был бы не в состоянии.

За теми, кто стоял на тропинке рядом с ним, видны были и другие ужасные, отвратительные создания, рассматривать которых более подробно он совсем не желал.

— Пропустите судью Его Величества, — сказал он так повелительно, насколько это было возможно, но здесь эти пугающие слова совершенно не оказали никакого действия.

Долговязый повешенный, иронически ухмыльнувшись, произнес:

— Мне кажется, что вы заключили сделку с нашим другом Лунденом. Поэтому лучше, если вы пойдете вверх на скалу, как и намеревались.

Снивель был не из тех, кто очень усердно общается с Господом Богом. Но сейчас он был настолько потрясен, что ему трудно было держаться и он прибегал ко всем возможным способам:

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа я приказываю вам, сатанинский сброд, исчезнуть с глаз моих!

Самому ему казалось, что его голос звучал весьма повелительно. Дрожи в нем заметить было невозможно.

Повешенный ответил:

— Верить в то, что это имя имеет власть над серыми людьми — глубокое заблуждение. Двигай дальше вверх, не создавай трудностей!

Судья Снивель не видел иного пути. Сброд начал сжиматься вокруг него. Мог бы он позвать на помощь! Но здесь никто не услышит его крика.

Он попытался убедить себя в том, что это лишь будничное событие: он сейчас завершит «торговую сделку» с Лунденом. Он должен быть уверен, что выкрутится из всего этого, как бывало и раньше.

Но никогда бессовестный судья Снивель не потел так сильно, как сейчас, взбираясь вверх по склону горы, чувствуя, что тенеобразные существа следуют за ним по пятам.

На следующий день Винга и Хейке отправились в Гростенсхольм, чтобы принять его. Срок, установленный Снивелю, закончился.

Там они встретили перепуганного Ларсена.

— Ах, господин Линд, я так беспокоюсь! Мой господин не появлялся здесь ни днем, ни ночью.

— Не появлялся? Когда вы видели его в последний раз? — спросил Хейке и подумал, что это новая выходка Снивеля.

— Вчера после обеда. Пришел человек, который и раньше бывал здесь, и спросил его.

Ларсен рассказал об Аасене, желавшем купить участок земли, и о том, как они со Снивелем отправились на гребень горы.

Сначала Хейке разозлился от желания Снивеля продать землю, принадлежащую Гростенсхольму, на что он не имел никакого права. Но, когда Ларсен начал говорить о гребне скалы, Хейке почувствовал, что бледнеет.

— Вверх туда? — спросил он и показал рукой в окно.

— Именно, господин. И я так обеспокоен. Утром пошел туда, но и следов их не обнаружил.

Мертвым голосом Хейке спросил:

— Вы входили в лес наверху?

— Нет, — застеснявшись, ответил Ларсен. — Я стоял на самом краю скалы и звал господина Снивеля. Лес выглядел неприятным. Я не привык к жизни в сельской местности, понимаете?

Хейке осторожно спросил:

— Этот Аасен… Он ходил развязно и был довольно высоким?

— Нет, совсем нет, господин Хейке. Он был небольшого роста, холеный, культурный. Поэтому и удивительно, что… от него…

— Почему вы замешкались?

У Ларсена было нехорошо на душе.

— Что от него исходил не очень хороший запах, господин. После его ухода я вынужден был проветривать помещение, так же, как и после первого его посещения. Господин Хейке, что мне делать с господином Снивелем? Я так волнуюсь!

— Беспокоиться причин у вас предостаточно, — подавленно сказал Хейке. — Почему никто не рассказал мне раньше об этом Аасене? Нет, нет, для этого и причин не было. Винга, ты останешься здесь с Ларсеном. Нет, я не хочу, чтобы ты сейчас шла со мной! Эту проблему я обязан решить один. Для отъезда все готово? — обратился он к Ларсену.

— Все упаковано и готово.

— Хм, — промолвила Винга, раньше неоднократно бывавшая в Гростенсхольме. — Здесь слишком пусто. Где, например, серебряный сервиз Ирмелин Линд? И коллекция фарфора тети Ингрид? Коллекция оружия Никласа Линда? И бесценные произведения искусства времен Шарлотты Мейден?

— Это… это… Я мгновенно распакую. Приказ Его милости…

— Самое разумное, что тебе предстоит сделать — распаковать все как можно быстрее, — жестко произнес Хейке. — Воровства мы не потерпим. Вылитый Снивель!

Он ушел, а Ларсен нервно стал вынимать из чемоданов драгоценные предметы под строгим наблюдением Винги.

Хейке спешно шел по лесу. У него были ужасные предположения о том, что могло случиться с судьей Снивелем. Вероятно, ему очень плохо там, наверху, наверняка загнанному по крутому склону горы Аасеном. И сейчас он беспомощный лежит там.

Хейке очень боялся.

Он был уверен в том, что Снивель намеревался обмануть и Хейке, и Аасена. Продать землю, не принадлежащую ему.

Но сейчас это было несущественно. Фактом являлось то, что судья исчез, его не видели целую ночь, и он, наверняка, нуждался в помощи.

Место Хейке совсем не нравилось. Почему именно гребень этой горы?

Он уже забрался наверх. На внешний край горы. Здесь стояла абсолютная тишина.

— Судья Снивель! — крикнул он.

Никакого ответа.

От растерянности не зная, что предпринять, он стал подниматься дальше к тому месту, встречи с которым он так хотел избежать.

В лесу было тихо-тихо. Но Хейке почувствовал, что в нем кто-то живет. За ним следили. Коварные, полные ожидания глаза. Злорадные, или… надменные.

Он оглянулся вокруг. Никого нет.

— Судья Снивель!

Никогда лес не был таким темным. Небольшая ветка, оторвавшаяся от ели и, шумя, пролетевшая вниз по ее зеленым ветвям, только подчеркнула эту бездыханную тишину.

И вот он здесь.

На этом ужасном месте со своими горькими воспоминаниями! Скала, где в ожидании сидела Винга. Здесь она в мольбе обратилась к волшебному корню, чтобы тот спас ее от жадных рук.

Круг…

О, Боже, как он его ненавидит!

Сейчас он должен бы почти исчезнуть, так Хейке напрягал все свои духовные усилия для его полного уничтожения. Неохотно он взглянул на круг и с трудом, почти с болью перевел дух.

— Нет, нет! Такого я вам не разрешал! — крикнул он в панике, почти теряя сознание от отчаяния.

Он зажмурил глаза перед этой ужасной картиной и в полуобмороке громко зарыдал без слез, потеряв всякую надежду.

Повешенный со своей обычной иронической улыбкой на устах, оказался рядом с ним.

— Мы, как помнишь, приняли твое предложение о весенней жертве. Вместо девственницы, которую ты, наш господин и мастер, не отдал нам.

Хейке наложил руки на свои зажмуренные глаза, словно хотел еще больше отдалить себя от останков судьи Снивеля.

Но ничто ему не помогло. Круг продолжал светиться в его закрытых глазах кроваво-красным цветом. И он слишком хорошо запомнил то, что только что видел: изодранное на мелкие куски, разорванное на части лежало там то, что недавно было судьей в Норвегии — провинции королевства Дании.

Он и раньше слышал, еще будучи в Словении, что тот, кто окажется во власти мертвецов, будет разодран так, что от него ничего не останется. Но он никогда не верил в это. Считал устрашающей народной выдумкой.

Сейчас он познал это на деле. Испытывая сильное отвращение, он отвернулся.

«Боже мой, — подумал он. — Правду сказали четыре моих предка: с серыми людьми шутить нельзя! Я не властвую над ними, Боже, что мне делать?»

В ушах прозвучал глухой голос Повешенного:

— Мы также одобрили твое предложение находиться в Гростенсхольме все время, пока ты жив. Или правильнее: предложение твоей женщины.

Хейке вспыхнул в сильном гневе:

— Да, я дал вам слово, потому что Винга просила об этом. Но я сказал также, что, если вы затронете, хотя бы волосок на ее голове, вам придется убраться. Назад в тот мир, где находились до сих пор.

— Там холодно и скучно, — легко промолвил Повешенный. — Нам лучше в Гростенсхольме. Но я уже обещал, что мы ее не тронем.

— Хорошо, но я требую большего, — неожиданно горячо воскликнул Хейке. — Вам запрещается появляться на глазах у слуг, или других людей, приходящих в дом. Это жизненно важно! Гростенсхольм уже приобрел славу замка с привидениями. Этот слух должен умереть.

Повешенный криво улыбнулся.

— Не беспокойся! Мы знаем наше место.

— И еще, в одну из комнат вы вообще не должны заглядывать ни при каких обстоятельствах.

— Знаю, — зевнул Повешенный, словно устав. — Ваша спальня…

— Предупреждаю самым серьезным образом! И залы. И жилища слуг.

— Это мы можем обещать, — равнодушно произнес Повешенный. — Что еще?

— Еще одна вещь: уберите все это после… вашей оргии! Каждый мелкий кусочек жертвы должен быть похоронен. На церковном кладбище, ибо я не хочу видеть его среди вас. Я подыщу небольшой гроб или что-либо подобное, принесу его на опушку леса сегодня вечером и позднее приду за ним. Сумели вы сделать это без нашего ведома, сумеете управиться и с гробом. Затем я позабочусь о том, чтобы доставить его к пастору и объяснить его исчезновение какой-нибудь достойной причиной. Договорились?

— Да, да. Мы сделаем все, что прикажет наш повелитель.

«Сомневаюсь», — кисло подумал Хейке. Но он понял, что Винга поступила правильно, дав им разрешение поселиться на некоторое время в Гростенсхольме. Ибо теперь он знал, сколь они опасны. Очевидно, Ингрид пыталась избавиться от них, но не сумела. А Ингрид была намного сильнее Хейке в искусстве колдовства!

Поэтому лучше жить с ними в дружбе. Как бы это ни терзало и ни огорчало его.

«Я вообще не должен был делать этого. Вызывать их. Этого и Гростенсхольм не стоит. Мы могли бы поселиться в Элистранде, Винга и я, и были бы довольны».

Но он знал, что это неправда.

Само поместье Гростенсхольм звало Людей Льда. Там на чердаке кое-что было припрятано — нечто такое, что для них сейчас являлось жизненно важным. Ибо они могли бы освободиться от проклятия.

Кроме того здесь в уезде судья не оставил бы их в покое. Он преследовал бы их, охотился бы на них, не сдался бы до тех пор, пока они бы не уехали или он не обезвредил бы их иным менее приятным образом.

Хейке обязан был одержать над ним победу.

Но не таким образом!

На мгновение он забыл о присутствии Повешенного. Но тут снова услышал его равнодушный голос.

— Ну, господин из сомневающегося рода Людей Льда. Ты ничего не сказал о нашей работе. Хорошо ли мы ее выполнили?

— Слишком хорошо, слишком эффективно, — промолвил Хейке. — Только не таким способом я хотел изгнать судью из Гростенсхольма.

— Он был силен. Мы сначала пытались просто запугать его. Но он не хотел признать, что мы существуем. Поэтому мы и поступили так. Да и как уже сказано, мы хотели заполучить весеннюю жертву.

— Вы так же поступили бы и с Вингой? — в отчаянии воскликнул Хейке. — Если бы заполучили ее в тот раз?

— С девственницей? — улыбнулся презрительно Повешенный. — Нет.

Хейке почувствовал необыкновенное отвращение.

Они начали спускаться с горы. Хейке больше не хотел говорить о Снивеле.

— Во всяком случае вас следует поблагодарить за заботу о домашних животных, — сказал он угрюмо.

— Это мы делали с удовольствием. Тебе не нужно нанимать людей для работы в дворовых постройках.

— Да, это превосходно!

— Хорошо, найми старого глупого мужика, который забывает все, что он сделал или не сделал! Я знаю одного такого в уезде. Мы с огромным удовольствием будем служить тебе и твоей прекрасной маленькой женщине.

— Кстати, — воскликнул Хейке, — она уже не девственница, чтобы вы знали! На случай, если у вас возникнут идеи об осеннем жертвоприношении, или о чем-либо ином.

Повешенный улыбнулся. Ужасный остаток веревки все еще болтался на его шее.

— Она сейчас вне пределов нашей досягаемости. Впрочем мы думаем о ней тепло.

— Спасибо! А обо мне?

— Ты, мой господин и мастер, человек благожелательный, но слабый.

Слабый? Да, именно. Если слабостью считать сочувствие боли других людей, да.

— Твоя прародительница Ингрид была сильной. И Ульвхедин. Но мы уважаем тебя. Считаем тебя и твою женщину нашими подопечными. Мы с удовольствием будем делать все для вас.

— Спасибо. — Хейке бросил взгляд через плечо назад на скалу и вздрогнул.

Ему не показалось особо удивительным, что он в темном лесу идет рядом с привидением. Но он видел такие образы из потустороннего мира еще в детстве. Создавалось впечатление, что Повешенный испытывал радость от беседы с ним, составив ему компанию. Он мог бы и исчезнуть, если бы Хейке пожелал этого.

— Кто ты на самом деле? — спросил Хейке. — Или правильнее сказать, кем ты был?

— Кто я. В человеческой жизни я был бездельником и жуликом. Рожден был в бедности, но умным, но у меня не было возможностей развить свой разум. Поэтому я встал на самый простой путь в стремлении разбогатеть. Отнимал богатство у других.

— А потом они схватили тебя?

— Тьфу. Не законники. Это был так называемый самосуд. Крестьяне расправились со мной.

— Ты жил здесь в Гростенсхольмском уезде?

— Да, но повесили меня… не здесь. Страшная смерть. Не дай бог тебе такой! Впрочем, один человек из твоего рода был там. Я мог бы ей показаться, но решил, что не стоит делать этого. Она же была из рода Людей Льда, а их мы очень уважаем.

— Кто это был?

— Ее звали Виллему. Она искала наглого бездельника по имени Элдар из Черного леса, и…

— Постой, я знаю это! Винга читала мне отрывки из книги. Ты призрак болота Повешенного человека, что расположено в долине в уезде Муберг, не так ли?

— Так. Как я понимаю, тебе известно многое.

Повешенный явно был доволен тем, что попал в книгу Людей Льда. «Еще один плюс для нас, — подумал Хейке. — Это хорошо».

Повешенный в задумчивости остановился.

— Виллему в некотором роде связана еще с одной женщиной в моей стае. С молодой девушкой по имени Марта.

Хейке нахмурил лоб.

— Марта? О ней также говорится в книгах. Но в какой связи?

— Этот негодяй Элдар из Черного леса сделал ей ребенка, а после этого сбросил в водопад. В том самом месте, которое впоследствии назвали омутом Марты. Кости ее до сих пор лежат там.

— Правильно! В книге рассказывается об этом! Думаю, что знаю, кто она. Я имею в виду в твоей стае. Милая юная девушка, которая выглядит так, как будто долго лежала в воде.

— Да это она. Она питает глубокую симпатию к Виллему, которая смогла понять ее скорбь и отчаяние. Твоя женщина, маленькая Винга, очень, очень похожа на Виллему. Не внешностью. Она обладает, как и многие женщины из рода Людей Льда, смелостью и бесстрашием. И способностью понимать других.

Хейке согласно кивнул головой. Он понял, что серые действительно являются их друзьями.

Эта мысль наполнила его теплом и тревогой.

На опушке леса они расстались. Повешенный заявил, что «ему нужно кое-что сделать в лесу». Хейке в задумчивости продолжил путь.

Ларсену он сказал, что нашел судью Снивеля. Тот взорвал себя, но Хейке вечером принесет его останки. На лице Ларсена появилось выражение, надлежащее этому моменту, — почтительность, но сразу же после встречи с Хейке он бросился искать завещание Снивеля. Впервые на рыбьей физиономии Ларсена они увидели рвение. И даже, если он не найдет в завещании своего имени… Зато будет свободен, у него появится возможность лезть вверх по общественной лестнице в другом месте.

София Магдалена с восторгом приняла предложение арендовать Элистранд, ведь жилось им действительно трудно. А ее муж, довольно мало преуспевший в карьере канцелярского служащего, расцвел и показал себя очень хорошим земледельцем. Элистранд оказался в надежных руках, в поместье появились дети. Пятеро малышей счастливо бегали по двору, их бледные щеки порозовели.

Перед самой свадьбой Винга получила письмо от Арва.

Гунилла потеряла ребенка, которого ждала.

— Ах, Хейке, — с горечью произнесла Винга. — Я сейчас так раскаиваюсь, что сказала об их очереди заполучить ребенка меченного проклятием. У них никого не будет! Так редко случается, что у представителей рода Людей Льда бывает больше одного ребенка.

— Этого мы сейчас не знаем, а вдруг все кончится хорошо. Может быть, именно этот зародыш был отмечен проклятием? Тогда мы все освобождены от этого, Гунилла и Эрланд, ты и я и Ула и его будущая жена. Но я знаю, как ты переживаешь, ведь я тоже говорил, что теперь очередь Гуниллы.

— Ах, любимый, неужели мы ничего поделать не можем?

Он рассмеялся.

— Нет, знаешь, мы можем передать это Эрланду. Пусть старается изо всех сил!

Винга давно уже переехала в Гростенсхольм и к своему удивлению обнаружила, что здесь ей очень приятно! Многие из ее слуг последовали за ней, так как Хейке убедил их в том, что в Гростенсхольме нет никаких привидений, они жили там только во времена судьи Снивеля и откуда они тогда появились никто не может сказать. Слуги удивлялись, что им так легко поддерживать чистоту и выполнять различные домашние работы в таком большом доме. Они и не предполагали, что им кто-то во всем помогает.

Настал день свадьбы, и в уезде он стал большим событием. Приглашены были все, во всяком случае все те, кто имел отношение к Элистранду и Гростенсхольму. София Магдалена и ее огромная семья, конечно, присутствовали на торжествах. Тетя Хейке Ингела и его двоюродный брат Ула со своей невестой Сарой, симпатичной девушкой старше его — не очень красивой, но необыкновенно привлекательной. Из Смоланда приехал Арв Грип со своей новой женой Сири из Квернбеккен. А Гунилла и Эрланд на такую поездку в связи с потерей ребенка, которого ожидали, не решились. Таким образом Винга не встретилась со своей «соперницей», которая совсем не была настоящей соперницей, а скорее наоборот, и Винга прекрасно знала это. Но кто может бороться с ревностью? Она возникает повсюду, сколь нежелательной она бы и не была.

Приятно было встретиться с родней. Вечером перед днем свадьбы они долго сидели и разговаривали и снова чувствовали ту удивительную общность, которая так была присуща роду Людей Льда. Собравшись вместе, они образовали плотный, плотный кружок и спрятались от огромной темной тени, имя которой Тенгель Злой.

В церкви также все прошло красиво, хотя Хейке и пришлось с огромным трудом скрывать желание сбежать из храма Божьего, который представители Людей Льда, отмеченные проклятием, всегда старались обходить стороной. К большой радости молодых людей они наконец-то получили друг друга. В церкви было пролито много счастливых слез, а людей, которым все еще казалось, что Хейке страшен, было очень мало и все они были не из Гростенсхольмского уезда. Люди испытали огромное облегчение, узнав о смерти судьи, и о том, что Люди Льда вновь поселились в Элистранде и Гростенсхольме.

Адвокат Менгер приехал на свадьбу, выполз из своего тайника, убедившись, что судья скончался. Конечно, здоровье адвоката было не совсем хорошим, но умирающим его нельзя было назвать! Сам он утверждал, что Хейке совершил с ним чудо, но Хейке тут же стал отрицать это. О таком он и слышать ничего не хочет, ему только удалось подобрать правильное лекарство для борьбы с чахоткой Менгера.

Адвокат рассказал, что в Кристиании и других районах судейской империи Снивеля все облегченно вздохнули. Многие знали об обмане и различных проделках Снивеля, но никто не осмеливался выступить против него. Видели, что происходило с теми, кто предпринимал такие попытки!

Сейчас все вздохнули свободно. Такого судьи больше никогда не будет в Норвегии.

На свадьбу приехал и Нильс. Он подготовил небольшую речь, которую намеревался произнести позднее вечером, когда особая торжественность момента несколько спадет. Красивую речь о любви, которая ничему не подвластна. Однако он так разнервничался, что совсем измял в руках написанное, и оно больше стало похоже на носовой платок, а не на лист бумаги.

Хейке знал, что на свадьбе присутствуют еще четверо. Они стоят вверху на лестнице и с радостью смотрят на толпу народа. Бывшая владелица Гростенсхольма Ингрид. Ее старый приятель Ульвхедин, Дида, мистическая женщина из прошлого. И юный, еще по-настоящему не развившийся Тронд, проживший в человеческой жизни всего семнадцать лет.

Они удовлетворенно кивали головами и улыбались Хейке, знаками показывали, что довольны его вкладом. Они чувствовали себя превосходно, поселившись снова в Гростенсхольме.

Хейке был рад тому, что они снова здесь. Может быть, они немного повлияют на поведение серого народца? Хотя он должен признаться, что присутствие серых в его жизни оказалось гораздо приятнее, чем он предполагал!

Пока гости собирались на дворе вокруг празднично накрытых длинных столов — стоял прекрасный солнечный день — Винга прошла в свой будуар поправить подвенечное платье. Она было уже бросилась на свой любимый стул, но тут же вскочила.

— Нет, — фыркнула она и сбросила с него несколько серых маленьких похожих на клубок существ. — Разве я вам не говорила, что вам нельзя заходить сюда? Кыш! Убирайтесь вон!

Они быстро проскочили сквозь дверную щель. И в этот момент в будуар вошла Ингела.

— Винга, все ждут невесту. С кем это ты разговаривала?

— А, я выгнала кошку.

— Но у вас еще нет кошки!

— Соседскую. Идем!

— Ты счастлива?

Рот Винги растянулся до ушей.

— А как вы думаете, тетя Ингела? Завтра мы посадим во дворе дерево. Хейке приобрел прекрасную небольшую липу.

— Только не поступайте так, как сделал Тенгель Добрый! Обещай.

— Нет, нет, никто из нас этого не хочет. Все-таки приятно будет смотреть на то как дерево растет вместе с нашим первым ребенком…

Они вышли во двор, где их встретили с огромным восторгом.

Когда все наелись до отвала, со своего места поднялся старый Эйрик и прокашлялся:

— Все мы, мелкие крестьяне, владельцы хуторов в уезде держали кое-что в секрете от вас до сегодняшнего дня. Но сейчас мы расскажем об этом небольшом сюрпризе… Это не подарок к свадьбе. Их вы уже получили.

Молодые посмотрели друг на друга. Что такое?

Эйрик махнул рукой в сторону пожилой женщины, которая тут же встала. Они сразу узнали ее. Эта была та женщина, которая обратилась за помощью к Хейке в день, когда на них было совершено нападение. Та самая больная раком, поразившим все ее тело.

Эйрик выкрикивал слова своим слабым старческим голосом, а легкий летний ветерок играл скатертями на столах:

— Я хочу только сообщить, что Бургильда выздоровела, господин Хейке! Все шарообразные наросты и комки исчезли, болей теперь она не испытывает. Теперь бегает, как молодая. После того, как ты наложил на нее свои руки. Не так ли, Бургильда?

— Правильно, — рассмеялась Бургильда беззубым ртом.

— Итак, у нас в Гростенсхольме появился новый Тенгель Добрый, — сказал Эйрик и все закричали:

— Ура!!!

Но Хейке радовался лишь отчасти. Он улыбнулся им и сказал, ему очень приятно слышать, что он смог помочь, но ох, какую же ответственность он взвалил сейчас на себя! Он помнит рассказы о том, как народ издалека шел на излечение к Тенгелю Доброму и сколь изнурительно это было.

Но теперь ему ничего не остается, как только дать делу возможность идти своим чередом. И, естественно, он с радостью будет оказывать помощь! Винга обняла его и прошептала на ухо, как она гордится им.

Так началось самое счастливое супружество в роду Людей Льда. Между серьезным и несколько суровым Хейке и импульсивной Вингой.

Прошло время, прежде чем у них родился ребенок. Они уже было начали сомневаться, но чудо все же совершилось.

Случилось это в 1797 году. У двоюродного брата Хейке, Улы, уже была дочь, которую они, Ула и Сара, назвали Анна Мария. Сделав как бы жест в сторону Гуниллы из Смоланда, которая утратила как свое имя, данное при крещении, так и ребенка.

Хейке не присутствовал при рождении своего ребенка. Не хотел видеть страданий Винги.

Он ходил взад и вперед по Гростенсхольму и тихо молился!

— Боже, не допусти! Не три поколения подряд! Сельве был отмечен проклятием. Я, его сын, отмечен. Ты не должен быть таким жестоким и дать моему ребенку, возможно одному-единственному, такую же судьбу! Пусть отмеченным будет неродившийся ребенок Гуниллы! Ибо я не желаю никому родить ребенка, отмеченного проклятием!

И в этот момент в комнату вошла повивальная бабка с плачущим свертком на руках.

Все лицо ее улыбалось.

— Крупный, прекрасный и действительно красивый мальчик, господин Хейке! Взгляните!

И Хейке посмотрел. Он не смог увидеть красоты лица, о которой твердила женщина, но она же видела больше новорожденных, чем он и могла судить о них лучше.

Но он не увидел ни одной черты людей, отмеченных проклятием. Его охватила радость. Он поднял ребенка вверх к потолку и медленно с подавленным торжеством в голосе произнес:

— Добро пожаловать! Добро пожаловать, новый маленький господин Гростенсхольма, Липовой аллеи и Элистранда!

Затем он опустил ребенка и прижал крепко к себе.

— И никогда, никогда ты не будешь вынужден переживать то, что пережил я! Никогда тебе не придется учиться познавать тюрьму, или испытывать уколы жестоких дротиков! У тебя будет самое лучшее, что необходимо ребенку — любовь!

Они назвали его Эскилем по матери Винги Элизабет.

Спустя три года, в 1800 году, у Гуниллы и Эрланда из Бакка родился ребенок. Дочь. И Гунилла была так тронута тем, что Ула назвал свою дочь в ее честь Анна Мария, что окрестила ее в честь Улы и Тенгеля Доброго, назвав ее Тула.

Но сага о Хейке на этом не заканчивается. Все три ребенка — Анна Мария, Эскиль и Тула — по очереди обращались к нему за помощью. Он стал для них надежной опорой в тех случаях, когда они сомневались в чем-то, опасались чего-то и не могли найти правильного решения.

Все трое многое испытали в своей жизни. Мы продолжим рассказ о самой старшей — с романтической Анны Марии, дочери Улы. Рассказ о девушке, которая была готова пожертвовать собой во имя призрачной несуществующей любви.