Весеннее жертвоприношение

8

Судья Снивель вернулся домой после недельного пребывания в Сарпсборге.

Он не похудел, не стал стройнее по сравнению с прошлым годом, когда вынужден был признать, что его племянник проиграл судебный процесс против несносной девчонки из Элистранда! Этой маленькой дряни, одолеть которую не удалось. Но в один прекрасный день он с ней покончит. Уничтожит ее. И будет один господствовать в Гростенсхольмском уезде. Почему-то жители уезда испытывают какую-то поразительную любовь к этой противной распутнице. Они… они смотрят на нее и почти осмеливаются не слушаться его, судью Снивеля, потому что за ними стоит эта девка! Потомок Людей Льда, упаси Бог!

Но он прекрасно понимал, что не на девчонку полагаются они, а на того, кто стоит за ней. Тот ужасный урод, который где-то скрывается, и Снивель не может его найти.

Судья вылез из кареты, ему пришлось почти выталкивать себя из нее. Дверцы у кареты узки, надо их переделать.

Все вокруг было не так, как раньше.

Он был недоволен и зол после езды в карете и не стал мягче от того, что лошадей вместо конюха принял садовник.

— А где этот проклятый бездельник? — рыкнул Снивель. — Он что, места своего не знает?

— Он сбежал, ваша милость, — выдавил из себя работник, от испуга у него стучали зубы, те немногие, что еще остались во рту.

— Сбежал? Как сбежал? — прошипел Снивель и уставился своим жестким взглядом на слугу. Тот в ужасе оглянулся.

— Не знаю, милостивый господин.

Даже ребенок понял бы, что он лжет. Но Снивель счел не нужным препираться с глупым лентяем, он только фыркнул и вошел в дом.

Там его встретила одна лишь экономка. Глаза у нее покраснели.

— Где гофмейстер? Не говори только, что он тоже сбежал!

— Да, милостивый государь, — присела в книксене экономка. — Они отказались от работы, несколько человек.

Лицо Снивеля начало багроветь.

— Что, черт возьми, здесь случилось? Все сбежали? Или… — У него родилось подозрение. — Или их подкупили? Может, Элистранд?

— Нет, господин. В Гростенсхольме происходит такое… Здесь оставаться страшно.

— Страшно? Что ты, черт возьми, имеешь в виду, баба? Выкладывай!

— Люди встречаются с такими вещами, господин. Конюх был первым. Он видел, что в стойле сидел маленький человечек и смеялся над ним. А на следующий день… на следующий день на полу конюшни кишмя кишели призраки.

На секунду бедной экономке показалось, что господина Снивеля хватит удар, лицо его стало почти черным, глаза вытаращились, а жилы надулись.

— Самая большая глупость, которую я слышал за всю жизнь! Призраки! И он в это поверил?

— Не только он, господин. Гофмейстеру не стало покоя от… от существа женского пола. Он утверждал, что оно было бесцеремонным. А одна из девушек, работавших на кухне…

— Не хочу больше ничего слышать, — рявкнул судья и, широко шагая, направился в гостиную. — Распорядись, чтобы подавали обед! Сначала принеси графин вина! И перестань болтать чепуху!

Когда она уже отправилась выполнять поручение, он крикнул ей вслед:

— У меня должен быть гофмейстер. Скажи Ларсену, что он будет выполнять эту работу. У него в голове кое-что есть, а не только опилки, как у других. А может и он «убежал»?

— Нет, Ларсен пока еще на месте. Я передам ему.

Ларсен до сих пор был камердинером и правой рукой судьи, тем, кто содержал в порядке его бумаги и заботился о том, чтобы в поездках у Снивеля было все необходимое. Это был молчаливый человек, не обладавший фантазией, но отличавшийся крепким здоровьем и здравомыслием. Он был небольшого роста со светлыми волосами, не достигший еще среднего возраста. Когда он вошел, судья сказал:

— Ага, вот и Ларсен, — и налил себе бокал вина. — Тебе сказали о моем желании. Теперь ты будешь гофмейстером. Будешь отвечать за все в доме. Управляющий будет нести ответственность за хозяйство в поместье.

— Управляющий уехал, милостивый господин.

Снивель застыл на месте с бокалом в руках.

— Что? Уехал?

— Вместе с семьей, милостивый господин. Он утверждал, что видел, как на коньке крыши сидело привидение и пяткой стучало по крыше. Бред, конечно. Я позволил себе нанять нового управляющего. Он прибудет завтра.

— Хм. Хорошо, Ларсен! А у тебя не было видений?

— Нет, господин, — ответил серьезно бледный человек. — Все это пустая болтовня, чтобы запугать народ.

— Конечно! Какой-то дьявол стоит за этими глупыми слухами. Для того лишь, чтобы досадить мне.

Снивель опустошил бокал, наполнил его снова и продолжил:

— Но сейчас, когда ты стал гофмейстером, ты должен найти человека, который будет выполнять твои прежние обязанности.

— Я один справлюсь с той и другой работой, милостивый господин судья, — сказал Ларсен, будучи карьеристом и не желая иметь конкурентов в получении милостей от Снивеля.

— Один? Попробуй некоторое время, а там посмотрим. Сколько идиотов сбежало?

— Гофмейстер и управляющий с семьей, конюх и второй кучер, две молодые кухарки и один парень, работавший тоже на кухне. Повариха думает об отъезде, но я договорился с ней, что она временно останется.

— Да, ей уезжать нельзя! Никто так не умеет жарить грудинку, как она! Все?

— Еще несколько женщин. Но таких, которых заменить легко.

— Никто из… моих людей?

— Никто. Они же живут, побаиваясь за свою жизнь.

Люди Снивеля — это его охрана. Он посылал их попытаться разделаться с Вингой и другими его противниками. А врагов у него было много.

— Отлично! Хорошо, что кто-то еще сохранил разум.

— Хуже обстоят дела в самом доме, ваша милость. Никто не осмеливается подниматься на чердак. Утверждают, что там поселились привидения, — с презрением закончил Ларсен.

— Идиотские шуточки, — взревел Снивель и так ударил кулаком по столу, что расплескалось вино. Ларсен тут же вытер стол. — Раньше никогда не было разговоров о призраках в Гростенсхольме. Кто же затуманил мозги дуракам?

Он замолчал. Смотреть друг на друга они избегали. Внезапно они вспомнили то, что говорилось о Гростенсхольме времен Ингрид и Ульвхедина. О тех удивительных событиях, которые происходили здесь.

Но над этим можно было только смеяться. Суеверные люди любят фантазировать.

Ларсен сухо и трезво сказал:

— Думаю, что мы можем плюнуть на всю эту блажь, милостивый господин судья. Она не имеет никакого значения. Гораздо важнее то…

— Что?

— Говорят, что в доме молодой фрекен Тарк в Элистранде появился еще один человек. Этот… таинственный Линд из рода Людей Льда живет сейчас там.

Снивель приподнялся, тяжело навис над столом, опершись пальцами о столешницу. Глаза зловеще заблестели.

— Ну-с! Наконец-то он выполз из своей потайной норы! Это хорошая новость, Ларсен! Мы его быстро схватим. Ты не пригласишь моих людей?

Ларсен исчез. Снивель снова уселся и задумчиво стал пить вино. Он даже не заметил, что обед уже на столе — как обычно несколько блюд. Снивель приучил свой желудок перемалывать зараз большие порции. Это можно было видеть и по нему, хотя он уже и самой природой был создан весьма крупным.

Итак, Хейке Линд из рода Людей Льда наконец объявился! Снивель совершенно не сомневался в том, что именно он все время стоял за спиной маленькой гадкой девки из Элистранда. Спасал ее от разорения, поддерживал ее во все трудные моменты. Иначе расправиться с ней не представляло бы труда.

Проклятое чудовище! Он — семя Сатаны, но Снивель не боится его. Такое доброе безобидное существо, на которое страшно смотреть. Мухи не убьет, а тем более судью! С ним надо покончить как можно быстрей!

В гостиную нерешительно вошли трое мужчин. Одеты они были довольно хорошо, но стоило только взглянуть на их лица и сразу становилось понятно, что они не из лучших детей Господа Бога. Удивительно, как точно характер находит отражение в выражении лица. Он может быть отражен в той или иной вульгарной, незначительной черте, в манере открывать рот или расчесывать волосы или в любом другом. Один из этих троих обладал столь явно грубой внешностью, поведением, что не оставалось никакого сомнения в том, что он из себя представляет. Двое других выглядели лучше и могли скрыть свою профессию: уничтожение многочисленных недругов Снивеля.

Он отобрал их из преступников в процессе своих судейских обязанностей. Спас им шкуру от беспощадного суда, требуя от них взамен помощи для себя. Если они попытаются сбежать, то у него есть документы, где описаны их злодеяния. В Норвегии им покоя не будет. У Снивеля везде связи, и они знают, что тут же будут снова схвачены.

— Я полагаю, вы слышали о госте в Элистранде?

— Да, — пробормотали они. — Слышали.

— Узнайте обо всех его поездках, всех перемещениях! Конечно, он спит вместе с девчонкой, — как он мог позволить себе такое сейчас, — но он иногда и выходит из дома.

— Нет, господин, он спит в своем доме. Небольшом домике во дворе. Это сообщил нам наш осведомитель.

Снивель свирепо уставился на них.

— Ну! Тогда сожгите этот дом. Сегодня ночью, он и удрать снова не сможет.

— Ничего не получится, милостивый господин судья. После нашей предыдущей попытки они на каждую ночь выставляют теперь противопожарных охранников. И собак, которые бегают свободно по двору.

— Хм. Тогда скажите своему осведомителю, чтобы он узнал, когда он выезжает, и пусть он вам сообщит об этом заблаговременно.

— Хорошо, господин судья. Короткий процесс?

— Очень короткий. И спрячьте труп!

— Будет сделано, господин судья.

— И вы помните, что должны покончить с девчонкой, быстро, как только появится возможность?

— Конечно.

— Отлично! Я хочу, чтобы в моем уезде было спокойно.

Они повернулись, чтобы уйти.

— Подождите, — крикнул Снивель, вышел из-за стола и подошел к ним. Но не близко. Он хотел держать их на расстоянии. По крайней мере, по двум причинам.

Посмотрел им жестоко в глаза, словно хотел устрашить их на всякий случай.

— Я приехал домой и услышал, что почти половина прислуги сбежала из-за слухов о привидениях! Вы что-нибудь заметили?

Они изобразили на своих лицах презрительные мины.

— Ерунда! — сказал один из них.

Снивель хотел было рявкнуть: «Не разговаривать таким тоном в моем доме!» Однако сдержался. Раздражать их нет смысла. Платил им, разумеется, хорошо, это он должен делать, ибо игра стоила свеч. Но доверять не доверял.

Снивель отпустил их.

Сам же сел и глубоко задумался, как будто винные пары дали ему тему для раздумий.

Итак, Хейке Линд осмелился появиться здесь в уезде! В той части души Снивеля, где должна находиться совесть, что-то неприятно зашевелилось. Но совесть он задавил в себе давно. Неудовлетворенность, скорее всего, была вызвана тем, что он почувствовал появление угрозы. Он мог кричать сколько угодно, что Гростенсхольм принадлежит ему, он и кричал так всегда и везде и даже сам поверил в это, но факт остается фактом: законного владельца зовут Хейке Линд из рода Людей Льда. Утверждения Снивеля о том, что он располагает письмом от матери деда Хейке, Ингрид Линд, является блефом, это понимали все, кто знал Ингрид. В письме якобы было сказано, что, если в течение трех лет не объявится законный наследник, Гростенсхольм переходит к судье в качестве вознаграждения по иску. А судью в это время звали Снивель. Он может владеть поместьем по своему усмотрению.

Ничего подобного Ингрид не писала. Хейке, этот неизвестный наследник, объявился спустя четыре с половиной года после ее смерти. Сейчас он требовал восстановления своих прав. Снивель возмущенно фыркнул. Хейке из рода Людей Льда, скотина, выполз откуда-то из подземелья, где иначе он мог находиться? Выродок Дьявола! Неужели он еще раз осмелится вступить в борьбу с назначенным королем судьей? Он и эта дерзкая девка из Элистранда? Один раз им удалось выиграть. Но тогда они выступили против слабака Сёренсена, племянника Снивеля. Снивель вынужден был даже прогнать его, потому что он стал настоящим бременем. Хорошо, теперь он наказан и думать о нем не стоит. Сам же судья чуть было не оказался в одной с ним шайке. Спасибо, что адвокат Людей Льда Менгер смертельно заболел и больше не может строить козни против Снивеля! Но где же он сейчас, этот Менгер? Люди Снивеля пытались разыскать его повсюду, чтобы обезопасить, но он словно сквозь землю провалился.

Судья хихикнул про себя. Может, там и находится сейчас Менгер? Ушел под землю. Умер и лежит в могиле со своими больными легкими!

Этот громила содрогнулся, сидя с бокалом вина в руке. Процесс против Сёренсена немного подпортил его репутацию, но ему потребовалось лишь некоторое время, чтобы восстановить ее. У него хватило сил решительно заткнуть рот тому, кто больше всех распространял слухи. Дельце было провернуто неплохо. Снивель испытывал всегда приятное чувство удовлетворения, когда разделывался с врагом, словно он совершал благодеяние для человечества. Сам же получал настоящее удовольствие. От сознания, что обладает властью. Силой убивать с помощью подручных, силой открыто выносить смертные приговоры тем, кто ему не нравился.

Судья, назначенный Его Величеством, обладает почти неограниченной властью. Ибо король, являющийся его единственным начальником, в Норвегии никогда не показывается. А наместник короля в Норвегии, что он из себя представляет? Полностью безвластен!

Бессознательно Снивель встал и подошел к большому зеркалу в гостиной. Повернулся в профиль и принял важную позу.

Вид прекрасен! В Норвегии больше таких людей не сыщешь. Жесткие беспощадные глаза. Выдвинутый вперед подбородок. Может, его следовало бы назвать «подбородки». Но это лишь одно преимущество. Это был признак богатства и благосостояния; иметь все то, что французы называют «embonpoint», изобилие, авторитет. Люди уважают такое.

Да и что им делать! Кто выбьет судью Снивеля из седла? Один генерал как-то попытался поговорить со Снивелем свысока. Нетрудно было найти в его прошлом порочащие генерала сведения. Сомнительная интрижка с женщиной, которая была связана со шведскими офицерами.

Генерала отправили в отставку.

Чудесное чувство!

Женщины обычно многое делали для Снивеля, конечно, не сейчас, а в его молодости. Но взамен они ничего не получали. Он смотрел на женщин свысока. Они не обладают силой суждения, не могут вести разумную беседу, умеют только плакать да хныкать. Снивель не воспринимал женщин. Когда мужская натура требовала своего, как правило, в его распоряжении был Ларсен. Так Снивель нашел себе камердинера, а с этого момента гофмейстера. Ларсен был человеком осторожным, он хотел держаться при Снивеле, и иметь такого человека в доме, когда возникает потребность, просто прекрасно. Впрочем, сейчас уже не так часто.

Через два года стукнет шестьдесят. Это еще не возраст. Он еще сможет многим вынести смертные приговоры или отнять у них поместья и имущество.

По правде говоря, он хорошо потрудился в жизни! Много имущества конфисковал в свою пользу и перепродал его с огромной прибылью. Но никогда не захватывал такого большого поместья, как Гростенсхольм! В тот самый момент, когда он увидел его, он уже знал, что именно такое поместье он и искал все это время. Первый этап получения его прошел легко. Пошли вы прочь, живущие в Элистранде! Его племянник Сёренсен оказал огромную «услугу», а то бы он получил и Элистранд. Это беспомощное существо оказалось не столь сильным, чтобы одержать победу над проклятой девкой!

Когда в Элистранде никого не было, не существовало и наследников Гростенсхольма. Снивель мог спокойно прибрать к рукам и это поместье.

А теперь с неба свалился этот проклятый Хейке Линд из рода Людей Льда и потребовал Гростенсхольм обратно! О Боже, день, когда он увидит своего злейшего врага мертвым, он отметит, как большой праздник!

Он дернулся. Показалось, что кто-то пробежал вверх по лестнице сзади него. Увидел в зеркале, как промелькнула какая-то тень.

— Ларсен? Это ты?

Ответа не последовало. Снивель оглянулся. Экономка не должна быть здесь. Ее рабочий день кончился.

На лестнице никого. Только какое-то отражение в глазах, на которое, естественно, не стоит обращать внимания.

Нет, лучше лечь в постель. Поездка была долгой, да и вино клонило ко сну. Чувствовал себя тяжело, напряжение не спадало, может, поел слишком плотно, но поскольку он целый день почти ничего не ел, вынужден был лишь с благодарностью довольствоваться легкой закуской на постоялом дворе, должен же он немного позволить себе? Телу только стало приятно, когда он наелся до отвала. Оно стало здоровым и сильным, когда желудок насытился.

Пошатываясь, он руками схватился за перила лестницы и подтянулся вверх. Тяжелые, тяжелые шаги прозвучали по ступенькам. Он протяжно рыгнул.

— Ларсен! Я иду ложиться спать!

Раболепная фигура гофмейстера торопливо вынырнула из его комнаты и мгновенно оказалась в комнате его милости, чтобы заправить кровать.

— Винга Тарк, — ворчал про себя Снивель, поднимаясь на второй этаж. — Проклятая девка! Я собственноручно сверну ее куриную шею. А этот Хейке Линд, ему здесь задержаться не удастся. Может, мне следует послать за ним своих людей, чтоб они притащили его сюда? И позабавиться, глядя, как он медленно и мучительно подыхает? Нет, не стоит. С такими, как он, это может оказаться опасным. Лучше ликвидировать его там, на месте.

Снивель не хотел вспоминать то время, когда он и Сёренсен пытались безуспешно обезвредить этих двоих.

На мгновение он остановился наверху лестницы, чтобы перевести дух. Удивительно, каким чужим кажется дом! Как будто… как будто кто-то сидел и смеялся над ним?

Что за абсурдная мысль? Может, вино было не совсем хорошим. Плохое вино рождает дурные мысли.

Он поплелся дальше. В свою комнату.

Там он тяжело свалился на кровать и позволил Ларсену снять с себя ботинки, которые он давно не сбрасывал с ног. С трудом стащили с него дорогой дорожный пиджак.

Снивель застонал от напряжения.

— Не желает ли ваша милость, чтобы я немного погладил вас вечером? — спросил Ларсен. — Может, небольшой массаж через часок?

— Нет, — проворчал Снивель. — Я хочу спать.

Общими усилиями с трудом была снята остальная одежда, и его милость перевернулся на кровати. Ларсен, любезно улыбаясь, укрыл судью, погасил свечи и почтительно отступил.

Только что назначенный гофмейстер на минуту задержался в проеме двери и внимательно посмотрел на огромного человека в постели, который мгновенно заснул, одурманенный целым графином вина. Судья был так грузен, что лежал в середине огромной постели, словно в яме. Кровать пришлось укреплять железом, чтобы он не провалился. Поскольку сейчас он лежал на спине, он сильно и шумно храпел. Храп звучал словно раскаты настоящего грома.

Бледное лицо Ларсена, подсвеченное снизу свечой, как обычно ничего не выражало. Никто не мог догадаться, какие чувства испытывает он к судье.

И менее всего сам судья.

Но правда заключалась в том, что Ларсен был лишен воображения, чтобы чувствовать неприязнь к этому моржу, развалившемуся на кровати. Он исполнял свои обязанности строго и бесстрастно. Пусть судья обращается с ним, как ему хочется. Это его не волнует.

Может Снивель иногда представляет себе, что Ларсен испытывает к нему нежность? Ну и пусть, но это в любом случае самообман. Ларсен не чувствует ничего. Все, что судья приказывает ему, он воспринимает без внутреннего сопротивления.

Потому что Ларсен очень хорошо знает одну вещь: у Снивеля нет наследников, и он уже не молод. Ларсен же относительно молодой человек. Если будет вести себя по-умному, добьется того, что судья будет испытывать настоящую симпатию к нему, тогда, может быть, в один прекрасный день он унаследует все, чем тот владеет.

Во имя этого стоит потрудиться, выполнять все своеобразные поручения. Есть смысл промолчать обо всех причудах, которые он видел и переживал в спальне судьи. Снивель должен испытывать доверие к нему. В противном случае все пойдет насмарку, тогда бросайся головой в омут, не будет никакого наследства!

Но сегодня его повысили. Стал гофмейстером. Это хороший признак.

Снивель хотел нанять вместо него нового камердинера. Этого случиться не должно! Никто не отнимет наследства у Ларсена.

Когда он точно узнает, что судья в завещании назначил именно его, Ларсена, наследником всего… Тогда Снивелю не потребуется долго жить, не так ли?

Однако Ларсен был слишком хитер, чтобы позволить себе говорить такое вслух.

Хейке Линда из рода Людей Льда Ларсен не боится. Слуга не мог даже представить себе, что кто-то способен победить судью Снивеля.

Не мог он понять и разговоров слуг о том, что в доме появились привидения. Он ничего подобного не замечал. Ларсен был материалистом. Призраков в мире не существует, довольно болтать об этом!

Снивель перестал храпеть, долгое время не дышал. Затем раздался грохочущий звук стокатто, который перешел в мощный храп.

На Ларсена это не произвело впечатления. Вообще никакого. Конечно, судья время от времени выдвигает неприятные требования, когда ему необходима интимная помощь, но Ларсен воспользуется и этим. Единственный недостаток состоял в том, что Снивель был слишком тяжел, и это было весьма неудобно. Но Ларсен охотно готов к совместным действиям и может предложить много хорошего. Когда он хочет, то у него появляются намеки на воображение.

Судья, несомненно, доволен им.

И, как уже сказано, эта громадина не будет жить вечно.

Ларсен бросил последний взгляд в комнату и ушел.

Но его глаза кое-чего не увидели.

Сверху на спящего с храпом Снивеля смотрели другие глаза. Полные ожидания коварные усмешки окружали его.

Серые после прибытия в Гростенсхольм уже позабавились вволю.

План сражения, разработанный долговязым повешенным предполагал удаление из поместья слуг и работников одного за другим.

Сначала самых незначительных.

То, что так рано сбежал гофмейстер, было небольшой ошибкой. Одну из обольстительнейших фей охватило такое желание соблазнить бедного мужчину, что она повела себя неосторожно. За что получила выговор от долговязого повешенного. Во всем должен быть порядок. Да и управляющий слишком рано увидел то, чего не должен был видеть. Привидение, сидевшее на коньке и колотившее пятками по крыше, оказалось на самом деле гораздо более незначительной персоной, старой поломойкой. Но так уж случилось, что управляющий покинул поместье первым, и поскольку он был заботливым главой семьи, прихватил с собой и всех своих родичей. Это вызвало некоторое беспокойство в среде невидимых существ.

Но удовольствие все же они получили!

Сейчас начиналось самое веселое. Судья, их заклятый враг, вернулся домой.

Все они хотели, чтобы в Гростенсхольм вернулись Люди Льда. Никогда им не было так хорошо, как во времена Ингрид и Ульвхедина!

Все проявляли любопытство по отношению к Снивелю, считая его интересным объектом. И все хотели помочь.

Но Повешенный рассматривал всех, чтобы выбрать из них нужное существо.

— Мы должны быть осторожными, — сказал он про себя. Никто, кроме него самого, этих слов не слышал. Будем истязать его подольше! Ибо сломать его не так легко, он верит только в живых.

На губах Повешенного заиграла коварная улыбка.

— Мы не должны забывать о других. Мы должны убрать всех, кто окружает его, так, чтобы он почувствовал себя одиноким в пустом замке, без людей, без друзей или защитников. Чтобы одни мы остались с ним!

В комнате послышалось таинственное и игриво жаждущее хихиканье.

Все ждали и надеялись…

Повешенный поднял мозолистую рабочую руку и указал на одного из них.

— Ты начнешь!

Все были удовлетворены выбором. Скопище зашумело.