Пауки — это такие членистоногие
— Хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ! Да! Вот оно, оно свершилось! Многие мечтали всю жизнь побывать на таком празднике! В том числе и я! Моя мечта исполнилась! — радостно кричала Джейн, бросая на стол цветастую афишу, содранную ею со стены одного из домов.
Яркими буквами в афише значилось, что через несколько дней произойдёт карнавальное гульбище, фестиваль на многих площадках города, посвященный Дню Весеннего Равноденствия, или Остаре. Чем-то этот праздник сродни осеннему Самайну, и приходился он на 21 марта. Пит даже в шутку окрестил праздник Весенним Самайном.
— Ну да. Мы все непременно вырядимся мёртвыми и странными и будем беситься всю ночь, — пробурчала я.
В отличие от Джейн, об этом празднике я не мечтала всю жизнь, и относилась к нему спокойно. Я не понимала, с чего люди устроили такой ажиотаж вокруг самого главного дня весны.
Никогда не любила весну. Все другие времена года — лето, зима, осень — для меня считались нормальными. В отличие от весны, которая была ненормальным временем года. Ненормальным — в прямом смысле этого слова. Народ весной всегда сходит с ума. У меня никогда не было весенних депрессий и авитаминозов, никогда я весной ни в кого не влюблялась, но всё равно начиная с марта и по конец мая я себя чувствовала неспокойно. Как оборотень, которого загнала в берлогу свора борзых. Должно быть, странное сравнение пришло мне на ум, но оно полностью отражает моё отношение к весне.
— Непременно! — вторила радостная Джейн. — Это же гениально такое придумать! В День Весеннего Равноденствия будет разрешено колядовать, ходить по городу в страшных костюмах! И всякое отклонение и не имение карнавального костюма будет оценено тухлыми яйцами или помидорами. Я одобряю такой праздник! А всё потому, что в день Остары силы света и тьмы перемешиваются друг с другом, и у них паритет.
Моё лицо чуть не исказилось гримасой безудержного смеха. Но усилием воли я сдержалась, так как не хотела выдавать друга. Когда мы с Питом сидели у него дома и узнали, что к нам хочет заглянуть Джейн, Пит отошёл, велев мне как ни в чём ни бывало принять гостью вместо него. А сейчас он, надев на руку перчатку с лезвиями на концах пальцев, искусной шпионской походкой подкрадывался к Джейн сзади. Он делал всё так ловко и беззвучно, что я искренне восхищалась его трюком.
— А кстати, где хозяин этого дома? — спросила Джейн, удивлённо глядя мне прямо в глаза.
Я тут же сообразила, что в зрачках она увидит отражение готовящегося на неё покушения хозяина дома, и закрыла глаза, став их тереть, при этом говоря:
— Он занят. Мама посмотреть его за чайником попросила. Тот вот-вот должен закипеть.
Питер кивнул мне, рукой без перчатки прикладывая палец к губам. Я, как ни в чём ни бывало, спросила:
— Как ты думаешь, как нам лучше всего отметить нашу Остару?
— Мне кажется, нужен небольшой спиритический сеансик. Пита мы нарядим в вампира, тебя в зомби, а меня — в ведьму. В таком виде мы заявимся к Когану и устроим у него шабаш, — Джейн невинно закатывала глазки.
А «вампир» между тем преспокойно сократил расстояние между ним и ни о чём не подозревающей Джейн до метра. Я решила чуть-чуть ему подыграть и задорно произнесла:
— А знаешь, что? Это чистая правда, что накануне Остары души мёртвых возвращаются обратно! Только на одну ночь. И на один день, День Весеннего Равноденствия. Ведь это же раньше был Новый Год, самая мистическая ночь в году.
— Ну, я знаю эту банальную шутку. Знаю, ты мне сейчас ещё скажешь, что мы в этой комнате не одни, что сзади меня сейчас кто-то находится…
— Нет-нет, Джейн, — замахала я руками. — Сзади тебя никого нет, и вообще в комнате никого нет. Я, признаю, да, это была не очень удачная шутка.
— Ну ладно, — проговорила Джейн и улыбнулась. — А я вот скажу правду: сзади тебя Питер Ривел, и он сейчас положит руку тебе на голову!
В следующий миг она закричала, так как рука Пита в страшной перчатке обрушилась ей на макушку. Но закричала, конечно же, не от ужаса, а от неожиданности, смешанной с наигранным праведным гневом:
— А-а-а! Ривел! Ты дурак! Моя причёска!
Мы с Питом сильно расхохотались и дали друг другу пять. А Джейн пригрозила нам обоим:
— Учтите: моя месть будет вам по заслугам.
Так началась весна.
— Весна — период обострений всяких психов. Я с первого марта хожу такой настороженный, — пошутил наш старший коллега и по совместительству полицейский детектив Фрэнк Скрэтчи, наливая кофе из кофеварки возле Лифтовой колонны.
Наша начальница Аманда Беллок улыбнулась с пониманием, она что-то набирала на клавиатуре, сидя в наушниках. Пока она не отвлекалась, но слышала Фрэнка. Коллега продолжал размышлять:
— Весной происходит настоящий массовый психоз. В это время года чокается порядочное количество человек. Я уже заметил эту статистику. Маньяки, сектанты, умалишённые, воры, хулиганы, вандалы и прочий сброд портят мёд жизни целыми тоннами дёгтя.
— Это наша с тобой работа, Фрэнк. Разгребать этот дёготь, — Аманда закончила печатать и сняла наушники. — Ты должен радоваться, что благодаря весне не остаёшься не у дел!
— Да. Твой сарказм не знает границ, — покачал головой агент Скрэтчи и проглотил довольно много горячего кофе.
— Кстати, весна — период всяких разных странностей. У тебя своя статистика по простым смертным маньякам, а у меня — своя, по всяким демонам, инопланетянам, ведьмам и василискам. Вся эта аномальщина, ведущая себя нехорошо, также наша работа!
— Их ещё нам не хватало для полной коллекции! — Фрэнк сделал вид, что собирается взвыть.
— Фрэнк, радуйся, — повторила Аманда свой дельный совет. — Весна, птички, солнышко. Такой весны, как эта, больше не будет!
— Это уж точно. Да ещё вдобавок этот Карнавал Остары замутили, будь он не ладен!
— Очень даже ладен! — Джейн не постеснялась встрять. — Весной ведь мало праздников! Так и вся жизнь пройдёт мимо, и не заметишь.
— Ты говоришь с позиций ведьмы. Для тебя Остара — очередной день силы, когда ты можешь подпитываться магией, — агент Скрэтчи снисходительно посмотрел на нашу подругу.
Мы с Питом и Джейн уже тут как тут. С самого первого дня, как нас завербовали в ТДВГ, мы, по словам Аманды, имели уникальную привычку появляться в тех местах, где «пахло жаренным». Пока тут не пахло, но я уже что-то предчувствовала. Борзые ищут-рыщут моё логово. Весна.
Мы хотели спросить у Аманды, не нужна ли наша помощь, а также пострелять в тире и покачать мышцы в спортзале. Аманда была немного занята, мы сели её подождать. Пришёл Фрэнк и начал говорить про весну. Наверное, он тоже оборотень, загнанный борзыми. Я очень понимала старшего коллегу. Фрэнк наш хороший товарищ. Несмотря на его весьма реалистичную профессию, он не чурался изучения мистики и колдовства. Он знал всё про ведьм, про Дни Силы. С Джейн они быстро находили общий язык.
— Да, это день силы! Поэтому не надо на него так ополчаться, — улыбнулась Джейн.
— Хорошо, не буду. Если уж за дело возьмётся такая могущественная ведьма, как ты, тогда я точно спокоен за нашу планету! — пошутил Фрэнк. — Ребята, почему вы не угощаетесь кофе?
— Действительно, кофе — хорошая идея. Только… наверное, мы тогда сначала наведаемся в библиотеку. Не очень хочется с полным кофе желудком класть друг друга на лопатки, — поддержала я, встала и подошла к кофе-машине.
Во время прошлой миссии Фрэнк помог нам. Он поставлял для нас полезные сведения. Про нескольких из семерых людей, предки которых входили в тайное сообщество Совет Магов. И которых убивал колдун Снайкс. После того, как мы успешно справились с колдуном, не без помощи потусторонних сил и существ, мы решили рассказать некоторые вещи, которые узнали, Фрэнку. Ведь он нас сильно выручил и имел право на часть Истины. Фрэнк, выслушав нас, пообещал никому ничего не говорить. Это же было наше независимое расследование. И нас с агентом Скрэтчи связала общая тайна. То есть мы стали ближе друг к другу на ещё одну тайну.
Я налила кофе, моему примеру последовали Пит и Джейн.
— Знаете, мне тут вспомнилась история про кофе, — начал Фрэнк. — В одном ресторане жил-был повар, который никак не мог приготовить кофе…
— Начало весьма интригующее, — прокомментировал Пит. — А почему не мог? Это был безрукий повар? Или у него сломалась кофеварка?
— Прежде чем начать выдвигать основные и сопровождающие версии, агент 003, необходимо дослушать вводную до конца и не перебивать, — поучительным и наигранно-нудным голосом заговорил агент Скрэтчи. — Итак, этот повар, каждый раз, когда начинал готовить кофе…
— Ребята, эй! У нас тут сенсация! — окликнула нас Аманда.
Мы вчетвером дружно повернулись к ней. Аманда сказала Фрэнку:
— Там между прочим, твой босс, Барт Бигсон. Вызывает по экстренному каналу. Уж как-никак инопланетяне приземлились на крышу центральной телестудии! — пошутила наша начальница.
Барт Бигсон — один из крупных полицейских чиновников. Это в обычной жизни. То есть под сильным прикрытием. А в своей настоящей жизни Барт — агент ТДВГ. Начальник Фрэнка он только в обычной жизни. В настоящей жизни он друг, соратник и напарник Фрэнка.
— Послушаем, — Фрэнк с кофе в одной руке устремился к телетайпу.
Аманда приняла вызов:
— Центральная слушает, приём.
— Алло, Центральная! — услышали мы голос Барта. — У нас тут, похоже, АЯ. Подробности — при встрече. В общих чертах доношу следующее. Ограбление в музее Дерва. Из Зала Исторических Ценностей пропало ценное оружие, рапира работы известного мастера-ювелира начала восемнадцатого столетия. Рапира принадлежала самому королю Александэру. Пропало оружие при странных обстоятельствах. При весьма странных, — многозначительно повторил Барт. — Почти что на глазах у охраны. Похоже, что мы имеем дело с призраком. Рапира пропала из-под стеклянного колпака с особо чуткой системой сигнализации, при этом ни на камерах ничего нет, ни колпак не повреждён, ни охрана ничего не заметила. Она просто испарилась, будто выветрилась или разложилась на молекулы. Директор музея в шоке. Они подозревают международную банду воров древностей, так называемых чёрных расхитителей. Удивительно, почему именно эта рапира привлекла внимание вора. Ведь в музее Дерва находятся ещё другие не менее ценные экспонаты. Но рапира, согласен, была дорогущей побрякушкой. Меня привлекли, чтобы я её нашёл.
— Интересное дело, — кивнула Аманда. — Учитывая, что король Александэр был тот ещё эпатажный тип. Самый таинственный монарх в истории. Да уж, пахнет аномальщиной! Мы поняли тебя, Барт. Будем искать. Нужны детали.
— Уже, к сожалению, некогда говорить. Поэтому обещаюсь привезти детали для ближайшего рассмотрения под нашим Фиолетовым Глазом, сразу как только здесь освобожусь. Тут много дел. Прежде всего — сделать всё возможное, чтобы не пронюхала пресса.
— Ловлю тебя на слове, Слон. Отбой.
— Конец связи.
— Слон? — Джейн очень удивилась. — Его позывной — Слон?
— Да, ты разве не знала, агент 005? — удивлённо посмотрел на нашу подругу агент Скрэтчи.
— Я тоже не задумывалась, какой позывной у Барта, — призналась я.
— Слон, — кивнула Аманда. И взглянула с иронией на Фрэнка, обращаясь уже по его позывному: —Ну что, Коготь, весна началась?
Коготь с несколько обречённо-кисловатым видом кивнул. И снова глотнул кофе.
Дождаться Барта в тот день нам не удалось. Хотя, идя в спортзал, мы тешили себя надеждами, что агент Бигсон привезёт нам ошеломительную вводную для нашего расследования. И что мы уже сегодня останемся на Базе, собирать версии, клепать гипотезы, а ночью поедем на рейд. Фрэнк по большой дружбе обещал держать нас в курсе. Наверное, он решил нас подключить, видя наши загоревшиеся от нетерпения и любопытства глаза, едва мы услышали новость про кражу рапиры.
— У короля Александэра была целая сокровищница ценностей. В одно время она считалась исчезнувшей, но вещи из неё стали потом находить у потомков его придворных, и передавать в музеи. Наверное, эта рапира — одна из легендарных вещей той коллекции, — размышлял Пит, ловко подтягиваясь на брусьях. — Хотел бы я узнать её историю!
— А также то, не является ли рапира магическим мечом-кладенцом, который похитил из музея волшебный рыцарь, — дополнила Джейн. Она лазила по шведской стенке под самый потолок, где висели крепления, и пыталась до них дотянуться, чтобы спуститься обратно по канату.
Я отжималась внизу на матах.
— Пусть бы даже и так, — ответил Пит. — Кража такой дорогущей вещицы из музея — беспрецедентный эпизод! Всё это так интригует. Настоящее преступление века!
— Можно себе представить, — согласилась Джейн. — Вы слышали, что Барт сказал? Что она исчезла из-под колпака, и на камерах ничего нет.
— Не понятно ничего, что он сказал. Я себе должен всё представлять как на пальцах, как на картинке. Пока чёткого представления у меня нет. Ух, ребята! Как бы я хотел, чтобы нас привлекли к этому делу! Но скорее всего, это предел наших мечтаний. Пропажа такой ценности — слишком серьёзно для нас, троих стажёров.
— Пит, ты недооцениваешь нас, — подала я голос, стараясь не сбиваться со счёту отжиманий. — Мы несколько дней назад без подкрепления справились с тысячей живых мертвецов и чернокнижником, который едва не стёр нас в порошок. Если так сложится, что судьбе будет угодно, нам дадут поучаствовать в этом деле. Но в одном ты прав, дружище: нам не хватает подробностей. Вводная информация очень общая.
— Я была в музее Дерва, — вспомнила Джейн. — Мы были там с Фридой, моей маленькой сестрой. Музей имеет богатую историю, и в нём представлены ценнейшие объекты культурного наследия, много классических произведений искусства. Мне бы и в голову не пришло, будь я вором, красть из этого музея. Там всё очень охраняется, везде камеры. Интересно узнать, как вор сделал это, и зачем? И правда, почему именно эту рапиру?
— Вопросов много. Поэтому остаётся уповать на милосердие и честность Фрэнка. А то забудет он нам всё рассказать, старшие коллеги заберут это дело, а мы так ничего никогда и не узнаем, — вздохнул Пит.
Я отжалась ровно сто раз и делала вдох-выдох. Пит принялся оккупировать тренажёр для качания мышц ног. Джейн долезла до каната и теперь лазила по нему вверх-вниз как обезьяна, стараясь удержаться на одних руках, не используя ноги. Я подложила мат поближе к шведской стенке, закрепила у перекладины ноги и начала качать пресс. Тоже сто раз.
— Стоит реально ведь смотреть на вещи, — продолжал Пит. — Никто к нам не подходил с заданием. И вряд ли подойдёт. Фрэнк и Аманда вообще забыли, что мы слышали этот разговор.
— Пит, не нагнетай. Даже если не судьба нам искать украденную рапиру — найдём себе новую миссию, — подбодрила я.
Семь. Восемь. Девять. Стараться, чтобы спина была прямая. Ноги не двигаются!
— Да уж, хотелось бы. Я уже чувствую себя несмазанным заржавевшим роботом, который пылится на складе, — пожаловалсяПит.
Двадцать три. Двадцать четыре. Двадцать пять.
— Ром как-то рассказывал, что у него был период, когда целых четыре месяца ему ничего не давали, — Джейн слезла с каната и стала прохаживаться возле него, махая руками, чтобы отдохнуть. — И он сам ничего не мог найти, как ни странно. Он тогда занимался тренировками, самообразованием и учился контролировать свою силу. Это было в начале его карьеры.
— Да, уж наша-то карьера, в отличие от карьеры Рома, бурно летит на взлёт, — пошутил Пит. — Да, четыре месяца без спецзаданий — это жестоко! Клот, вот ты бы смогла четыре месяца без спецзаданий?
— Честно? Нет. Тридцать один…
— Что? Что тридцать один?
— Тридцать два. Тридцать три.
— Клот точно права в двух вещах. Первая вещь: если так суждено, значит, будет у нас миссия. И вторая вещь: во всех ситуациях, что бы ни случилось — качай пресс! — пошутила Джейн.
— Джейн, я тебя мысленно обнимаю. Тридцать шесть.
— Тридцать шесть раз?
— Уже тридцать восемь.
Упражнения я сейчас выполняла формально, на автомате. Все мысли — о рапире. И о том, что вряд ли нам дадут с бухты-барахты это расследование, Пит прав. Им занимаются взрослые серьёзные умудрённые опытом матёрые коллеги: Барт, Фрэнк. Пропажа такой ценности — дело международного масштаба. А вот мы сейчас позанимаемся в зале, выйдем усталые после душа и пойдём домой. Сегодня суббота. Завтра воскресенье. А послезавтра в школу. И понесутся обычные дни, один другого серее. А тут ещё эта весенняя канитель. Такое же настроение сейчас у моих друзей. Мы просто из вежливости треплем языком друг с другом.
Внезапно на пятидесятом разе качания пресса что-то переменилось. Словно свежий ветер ворвался в комнату. Мои глаза полузакрыты, я следила за дыханием. Пит сидел на тренажёре, подлаживая грузы под свой вес, Джейн снова оккупировала шведскую стенку. Как раз в этот миг мы и услышали:
— Хэй, а что тут так сиро, тускло и убого? Ребят, вы объявили спортзальную забастовку? Или играете троих призраков вечных любителей физкультуры?
Знакомый голос и настоящий сюрприз! Это же Эллен, моя двоюродная сестра! Я сбилась со счёта, стала переворачиваться на четвереньки, мотать головой, чтобы прийти в себя.
— А вот всё так и есть. Мы три спортзальных домовых, — пошутила Джейн. — Привет, Эллен. Привет, Ром!
— О, Ром, привет! Мы только что тебя вспоминали! Так что кто из нас призрак — так это ты, — раздался весёлый возглас Пита.
И Ром здесь! Встав и открыв глаза, я его увидела. Он и моя двоюродная сестра ворвались в спортзал, Эллен тут же сделала более яркий свет и включила музыку.
— Вам что-то дали? — завистливо и пытливо спросил Пит.
— Нет, увы. Мы пришли позаниматься, — ответил Ром.
— Удачно зашли, как видим, почти вся Шестёрка в сборе, кроме Разрушителя, — подмигнула мне Эллен.
— Ты была у меня дома? — спросила я сестру.
— Ещё не заходила. Но интуитивно предчувствовала, что найду тебя здесь.
Несколько месяцев назад моя кузина начала самостоятельную жизнь. Она как старшая дочь в семье моего дяди долгое время заменяла мать целой ватаге из четверых братьев и сестёр. И в какой-то момент психология моей кузины сильно поменялась. Она поняла, что имеет право и на личное свободное пространство. Тем более, трое из четверых братьев и сестёр, Леонард, Кэти и Эрин, вышли из нежного младенческого и дошкольного возраста. Одна из подруг Эллен, Китти Римдик, предоставила ей в пользование двухкомнатную квартиру практически на безвозмездной основе. Эллен рада как никогда везению: от квартиры Китти удобно добираться до места учёбы Эллен и до места, где она подрабатывала, а также до моего дома в квартале Хороший Путь и до Базы. Ведь моя кузина сейчас живёт на улице Грози, совсем недалеко от моей школы. Мне тоже это на руку: Эллен стала моей частой гостьей. Мы с Эллен ведь очень привязаны друг к другу.
Я заметила, что Эллен в отличном настроении. Обычно сдержанная, спокойная и рассудительная, сегодня она просто источник радости, веселья и света. Это всех нас немного удивляло. Включив музыку, она принялась под неё сразу пританцовывать и вовлекла в танец Джейн:
— Давайте все веселиться и встречать весну!
— О, Эллен, ты свой человек! Я ведь тоже так люблю весну! А меня, кажется, никто не понимает, — поддержала Джейн, косясь на меня и Пита, которые действительно не разделяли её такого фанатизма к младому времени года.
— Ром, расскажи им! Ну же, — подзадоривала Эллен.
— Ром, что ты нам должен рассказать? — подошла я к нашему другу, агенту 004 Роуману Террисону. И пытливо посмотрела на него.
— Я рассчитывал рассказать всем. Пол ещё не знает. Но раз он не пришёл — придётся говорить ему отдельно, — Ром оглядел нас. Наверное, он рассчитывал, что его лучший друг и наш напарник агент 006 Пол Спиксон тоже здесь.
— А мы ему отдельно и скажем! Как раз позанимаемся и направимся к нему. Но ты сначала им скажи! — продолжала интриговать двоюродная сестра.
Её танец превратился в ведьмовскую пляску. Влетая в ритм мелодии, Эллен отпустила Джейн и ловко прошлась колесом по матам. Потом изящными кувырками отправилась в другую сторону. Ну она даёт! Сегодня она просто огонь!
— Что вы от нас скрываете? — спросил Пит, уже немного испугавшись.
Ром чуть не расхохотался:
— Ничего страшного не скрываем, ни в коем случае. Наоборот, мы вас очень хотим пригласить на очень закрытую вечеринку, которая пройдёт в очень интересном месте у очень интересного человека в очень интересную ночь.
— Вау! — Джейн так и раскрыла глаза и рот.
— Какая ещё вечеринка? — Пит выглядел подозрительным.
— Один мой хороший знакомый, его зовут Альберт Брэдл, через две недели организует вечеринку-бал, или маскарад, только для своих. Этот Весенний Маскарад будет посвящен Дню Весеннего Равноденствия. Вечеринка будет за закрытыми дверями, на территории старинной графской усадьбы в пригороде. Основное условие — туда должны прийти только свои, исключительно проверенные люди. Альберт Брэдл обратился ко мне с высочайшей нотой доверия, полагая, что я помогу ему собрать достаточное количество нужных гостей. Второе обязательное условие, которое вытекает из первого — туда должны будут прийти только в маскарадных костюмах. Ибо День Весеннего Равноденствия — праздник превращения Тьмы в Свет и Света в Тьму и обратно, праздник магии и волшебства. И третье условие, оно не совсем обязательное, но соблюсти его будет данью вежливости, ибо Альберт Брэдл приглашает всех гостей абсолютно бесплатно. Приглашённые должны исполнить театрализованный номер, или творческий спектакль, по своему усмотрению, что-то, что соответствует тематике праздника. Поясню — сам Альберт Брэдл поэт, пишет стихи, и он будет выступать на этом балу в качестве творца. А любому поэту нужны принимающие его единомышленники.
— Вот это круть! Отметить День Весеннего Равноденствия в графской усадьбе, да ещё и познакомиться с кучей талантливых людей! — Джейн загорелась сразу. — Это замечательно! Я иду! Так… Костюм… в кого бы мне нарядиться? Буду лесной ведьмой! Нет, лучше феей цветов… Или… может, мне перевоплотиться в кентаврессу?
Пит в ужасе посмотрел на Джейн, представляя её кентаврессой:
— Как ты собралась тогда с четырьмя конскими ногами лазить по канату?!
— Подвешу себе четыре каната, — невозмутимо ответила Джейн.
— Я однозначно иду! То, что ты рассказал, так интригует, — подхватила тут же я. — К тому же, сразу решился вопрос, который назревал уже на повестке дня — как нам отметить нашу персональную Остару.
— И я иду, — проговорил Пит, немного смущённый. — Вдруг на этом деле подвернётся спецзадание?
— Да уж наверняка, — хихикнула я. — Уже сама речь Рома вводной попахивает: старинная графская усадьба, маскарад, закрытая вечеринка, только свои.
— А то, — Ром не без самодовольства улыбнулся. — Ближе к делу Альберт расскажет подробности, где, когда, во сколько и так далее. А пока рекомендуется начать продумывать роли, наряды и выступления.
— Я буду проводить мастер-класс! По гаданию на Таро и на рунах. Ещё могу по травам рассказать, как готовить ванны и фимиамы, — сразу придумала Джейн.
— Это супер идея! Праздник Весны и Огня, как называют День Весеннего Равноденствия, использует в своей символике цветы и травы.
— Как я понимаю, Эллен тоже идёт, — улыбнулась Джейн. — Она такая оживленная! Наверное, обрадовалась твоему приглашению, как мы все!
— С самого утра она такая, — поделился шёпотом Ром. — Ещё до приглашения.
— Эй, чего вы там шепчетесь? Давайте играть в пятнашки!
Моя кузина подскочила к нам и увлекла в игру сразу Джейн и Рома, начав наступать им на ноги и убегать от них. Игра в пятнашки хорошо развивает координацию и ловкость. Мы быстро подхватили весёлую затею. Скуки как ни бывало. Мы думать забыли о рапире. Наши мысли теперь устремлены к предстоящей таинственной вечеринке.
Рэйчел всегда везло. И она это знала и пользовалась этим. Единственная дочь богатых состоятельных родителей, получившая два прекрасных образования и одно из них — за границей, она проживала в шикарной загородной вилле, имела всё, что только хотела иметь и ни в чём себе не отказывала. Машины, шубы, путёвки на фешенебельные курорты, доступы в самые дорогие элитные ночные клубы, бриллианты, счета в банках. Всё было её — едва ли не с самого рождения! Когда зашла речь после окончания университета о работе, она ни в какую не захотела идти на поводу у советов своего папочки «охмурить» богатенького женишка, чтобы сидеть дома и ничего не делать. Не такова её деятельная натура, чтобы сидеть на попе ровно! Рэйчел всегда хотелось независимости от родителей. И ещё ей хотелось исполнить мечту. Прославиться. Она невероятно амбициозна.
Решив сменить фамилию, чтобы ничто не связывало её с отцом — крупным известным олигархом, в свои неполные двадцать два Рэйчел открыла бизнес. И уже три года как он процветал — ведь ей всегда везло. Два года назад она познакомилась с Николасом Трейпилом, молодым талантливым художником, старше её на десять лет. Они стали любовниками, Николас без памяти влюблён в неё и безгранично счастлив. Но он ничего не знал о ней — к своему счастью или несчастью. Ей всегда везло, в особенности в искусстве лжи и обмана ей не было равных. И в искусстве маскироваться, выдавать себя не за ту, какая она есть. Опасное качество для женщины. И она поистине опасная женщина. Прекрасному созданию двадцать пять — а она порочна и коварна как сто самых развратных ведьм-душегубок. Но глядя на её ангельское лицо, разве можно об этом подумать? Что за бред?!
Николаса, его редкостный уникальный талант и его любовь она использовала в хвост и в гриву. Наивный молодой мужчина полагал, что она сама ослеплена любовью, и пребывал на седьмом небе, считая, что повезло именно ему. Себя она выдавала перед ним за обычную провинциальную кокетку, приехавшую покорять город и работающую кем придётся. Она говорила, что обожает высокое искусство. И заставляла его рисовать копии дорогих полотен живописцев прошлых веков. Она говорила, что каждая его картина, подаренная ей — бальзам на душу. Что предел её мечтаний — собрать коллекцию копий этих полотен и открыть музей для бедных, малоимущих граждан, которые не имеют возможности посещать музеи и выставки, чтобы приобщиться к шедеврам живописи. Николас самозабвенно рисовал. Его уникальный талант, почти сверхъестественный дар, заключался в том, что он превосходный копировщик. Жадно разглядывая репродукцию картины, он улавливал все самые мельчайшие оттенки красок, и с потрясающей точностью переносил на своё полотно. И делал это за рекордно короткое время! Если подлинный шедевр мастер рисовал годами, то на такую работу у одарённого Трейпила уходило максимум от недели до двух.
Трейпил до того скромен, что не понимает своего дара, считая, что он всего лишь художник-посредственность. В ранней молодости он пытался продавать картины, но успеха не достиг. Он зарабатывал на жизнь тем, что рисовал иллюстрации для нескольких мелких издательств. Квартира в тринадцатом доме по Васильковой улице ему досталась от деда, тоже художника. Несмотря на бедность и постоянную угрозу полной нищеты, Трейпил был счастлив. Ведь с ним вот уже два года живёт его Муза! Впрочем, она не всегда жила в этом доме. Она приезжала к нему на красной машине тогда, когда ей было нужно. Она объясняла любовнику, что у неё очень много работы. А Трейпил даже ни разу не спросил и не догадался спросить, откуда у бедной девушки из маленького города красная тачка и норковые полушубки. Он ослеплён любовью.
По иронии судьбы, дядя Трейпила, господин Джаспер Годдс — известный в научных кругах культуролог и историк, а также действующий директор Музея Дерва. Некоторое время назад он просил иногда племянника помогать в реставрационных работах некоторых картин из музея. Отношения между дядей и племянником всегда оставались в высшей степени дружеские и доверительные. Когда произошла кража рапиры из музея, расстроенный Годдс рассказал эту новость племяннику и попросил под самой страшной клятвой никому не говорить об инциденте. Николас сильно распереживался из-за дяди, ведь Годдс склонен к сердечным заболеваниям. Рэйчел застала своего любовника в раздраенном состоянии и, конечно же, выпытыла из него большую тайну.
— Пропала вещь редкой ценности. Оружие, наградная подарочная рапира, принадлежащая самому королю Александэру. Её украли из музея, можно сказать, прямо на глазах моего дяди. Только… Это очень конфиденциально, Рэйчел. Пойми меня, — он огромными глазами смотрел на любовницу.
— О… — только и сказала она, изобразив полный шок.
А в её хитрой змеиной черепной коробке уже лихорадочно всё заработало.
«Украсть такую вещь… Кто? Кто же этот мастер? О… Неужели меня опередили? Я должна знать…» — думала она с накатывающим возбуждением.
Рэйчел порывисто встала. Николас в изумлении смотрел на неё:
— Куда ты, Рэйчел?
— О… я только что вспомнила, что забыла отправить отчёт своему начальнику. Он меня убьёт! Уволит! И я останусь совершенно без средств к существованию! Поцелуй меня, Николас! Я ещё заеду к тебе.
Она поспешно ушла. Бедняга Николас остался волноваться в одиночестве. Он даже не заметил, что его любовница не сказала ни слова поддержки и соучастия в адрес его несчастного дяди.
Рэйчел гнала как сумасшедшая, нарушая все правила дорожного движения.
— Нужно быстрей заняться этим делом. По горячим следам. Чёрт, почему я узнала об этом только сегодня? Когда всё произошло? Лишь бы эти остолопы Хьюис и Хеймель были на месте!
Контора располагалась в злачном районе, в полуподвале большого многоквартирного дома, со стороны двора. Едва не сбив ограждение, Рэйчел кое-как припарковалась и хищной кошкой, почуявшей крысу, выскочила из машины. Громыхая каблуками по оголившемуся весеннему асфальту, она доцокала до лестницы и спустилась. Отворив хлипкую дверь, она прошла мимо задымленного сигаретами коридора, в котором располагались фотоателье и ремонтная мастерская, и ворвалась в дверь без вывески в самом конце.
Там находился небольшой, но чистый с виду кабинет, весь уставленный современной офисной мебелью, с полками, трещавшими от бешеного количества папок и бумаг. В кабинете три стола: центральный стол большой, из полированного дуба, с кожаным креслом, и два небольших, по обе стороны, дешёвых как школьные парты, с неудобными табуретками.
За левым столом сидел тип бандитской наружности и без зазрения совести листал журнал с голыми женщинами. За правым столом сидел его товарищ и раскладывал на компьютере пасьянс «Косынку». Едва Рэйчел ворвалась в комнату, туповатые лица сотрудников приобрели испуганно-подобострастное выражение. Пасьянс тот час был свёрнут, а журнал задвинут далеко в приоткрытый ящик. Подобно мегере оглядев своих «остолопов», каждый из которых отличался ещё и дюжим ростом и массивной комплекцией, хрупкая Рэйчел прошипела:
— Если не хотите, чтобы я вас сегодня же убила — за работу. У нас новое дело.
— Кого на этот раз брать будем, босс? — отозвался тип слева. — Бабушку Морзил? Или дедушку Пэхта? Я слышал, в их коллекции пополнение на одного Рембрандтуса…
— Заткнись, Хеймель! И слушай сюда! И ты тоже уши разуй, Хьюис, — плотно закрыв дверь и кинув полушубок на вешалку, она прошествовала за свой стол, уселась в кресло и закинула ногу на ногу.
Затем она пробуравила каждого из двух подчинённых взглядом, от которого у них кровь застыла в жилах. Она ведь опасная женщина!
— Из музея Дерва пропала древность. Если мы её найдём и перехватим — сорвём гигантский куш! Это не картина, которую можно перемалевать и размножить. Это королевская регалия, с бриллиантами, изумрудами, рубинами, сапфирами и финифтью. Так что начинаем действовать. Хьюис, ты идёшь в музей и окучиваешь Годдса. Хеймель, ты помогаешь мне с необходимыми бумагами и ксивами. Годдс должен нанять нас уже сегодня, слышите? Если вы провалите мне это дело — ровно в восемнадцать ноль-ноль ваши простреленные головы будут валяться на свалке по переработке отходов.
Хеймель и Хьюис с трудом удержались от того, чтобы не икнуть. Босс сегодня лютовала! Глаза Рэйчел светились огнём. Настоящая бешеная тигрица. От такой добра не жди!
На столе Рэйчел зазвонил телефон. Пробуравив своих сотрудников плотоядным взглядом с полминуты, чтобы ещё заставить звонящего понервничать, Рэйчел изобразила на своём лице самое добродушное ангельское выражение и сняла трубку, отвечая чистым ласковым голосом:
— Вы позвонили в Детективное Агентство Хордерн, специализирующееся на пропаже антиквариата и предметов искусства. Чем мы можем быть Вам полезны?
Взяв трубку, Рэйчел не заметила, как из-под неё выполз довольно большой паук и деловито спрятался в ворохе бумаг на столе. До пауков ли ей дело?! Бизнес Рэйчел процветает! И Рэйчел не могла упустить возможность осуществить мечту. И прославиться. Мечту совершить такую кражу предмета искусства, которая войдёт в историю как самое гениальное преступление.
Эллен, Джейн и я бодро зазвонили в дверь квартиры Пола Спиксона. Эллен пожаловалась, что от него ни слуху, ни духу. И что якобы даже Ром не мог до него дозвониться. Мы уже стали опасаться, не заболел ли наш товарищ.
Но когда Пол, весёлый и как всегда энергичный, открыл нам, у нас мгновенно отлегло. В квартире звучала буйная музыка — Пол, как и многие из нас, страстный поклонник тяжёлого рока.
— О, здорово, здорово! Надо же, какая честь для меня, что ко мне пришла такая делегация из прекрасных амазонок, — оставаясь галантным, Пол широким жестом пропустил нас вперёд.
— А у тебя тут что, типа, мальчишник? — поинтересовалась Джейн, заходя первой.
— Что-то вроде эгоишника, то есть мальчишник на одного меня, себя любимого, — хохотнул Пол.
— Чего ты такой радостный? — пытливо спросила Эллен.
Мы стали снимать верхнюю одежду и обувь в коридоре. Пол слегка приглушил музыку:
— Как — чего? Весна же на дворе, — улыбнулся агент 006 во весь рот.
— Джейн, ещё один любитель весны в твою банду, — не преминула пошутить я.
Мы прошли в комнату к Полу. Джейн сразу заметила наличие живности:
— О, Пол, у тебя хомяк?!
Пол живёт один в большой двухкомнатной квартире. Повезло ему с этим в том плане, что он как секретный агент, может совершенно спокойно уходить на миссии глубокой ночью и приходить с них на рассвете и никого не будить. Я подумала о том, что со стороны Пола весьма странно заводить себе хомяка. Пол никогда не отличался особой страстью к грызунам!
— Какой милый, — Джейн оккупировала клетку. — Можно его достать и погладить?
— Не рекомендуется, — покачал головой Спиксон. — Это не мой хомяк. Если он тебя укусит, я не смогу его за это убить, чтобы отомстить за тебя.
— Так я сама его укушу в ответ, — хихикнула Джейн.
— Хотела бы я на это посмотреть. На Рыжую Ведьму — кусательницу хомяков, — улыбнулась я.
— Вот как? А чей же? Что случилось с его хозяевами? — спрашивала Эллен.
— Ничего не случилось. Мне дали его на сохранение, пока идёт ремонт. Родители Амели. Это их хомяк.
— Ах, Амели, — закивала многозначительно моя кузина. — Ну, всё ясно.
Амели — соседка Пола. В одно время Пол в шутку жаловался, что Амели влюблена в него и при любом удобном случае зовёт его в гости. Амели наша ровесница, Пол — видный симпатичный парень, нет ничего удивительного, что Амели в него влюблена. Вот только проблемка в том, что Пол вроде как негласно числится парнем моей кузины. Я украдкой внимательно посмотрела на Эллен: ревнует ли? Но Эллен и бровью не повела при упоминании о сопернице. Железная выдержка!
— Да, он тут пока живёт. А я им помогаю с ремонтом. Отцу Амели. У нас добрососедские отношения, — совершенно откровенно заявил Спиксон.
Мы с Джейн пристально посмотрели на него. Агент 006 развёл руками:
— А это всё ради маскировки! И так на меня многие мои знакомые косо смотрят. Мол, живу один, девушек никаких сюда не вожу. Вы редко ко мне заходите, вот! А то прикрытие было бы более солидное.
— Всё понятно. Значит, ты занимался ремонтом все эти дни. И многое пропустил, — закивала Эллен.
— Мои же родители попросили семье Амели помочь, — оправдывался Пол. — Мол, наша семья и их — близкие друзья, и всё такое…
— Ладно, проехали, — махнула рукой Эллен. — Значит, ты теперь счастливый отец этого хомяка. Ты хоть в курсе, что его нужно кормить?
— Я и кормлю!
— Что-то не похоже. Он смотрит на меня так, будто хомяк-маньяк, — Эллен скептически нахмурилась.
— Вот здорово! Теперь у каждого из нас есть животные, — перевела Джейн тему. — У меня дома попугай, семья Пита только недавно завела щеночка. У Эллен рыбки, у Рома черепаха, у Пола — хомяк… Стоп, Клот! Что-то ты у нас выбиваешься из коллектива! Ты должна себе обязательно кого-нибудь завести! Вот кого бы ты завела?
Я немного подумала и ответила:
— Паука. Большого мохнатого тарантула.
— Фу! — сразу сморщилась и замахала руками Эллен. — Зачем тебе паук?
— Затем, чтобы агент 005 перестала задавать всякие вопросы, — сострила я.
— Ну, знаешь! Ты — редиска, Клот, вот ты кто! — зашипела Джейн.
— Пол, мы ведь пришли не просто так. Мы пришли с официальным визитом, пригласить тебя на вечеринку в день Остары, — начала Эллен.
— В день чего? — не понял Пол.
— День Весеннего Равноденствия. Или, как говорит Пит, Весенний Самайн, — пояснила я.
— А! Ого… Ух ты, — удивился и обрадовался Пол. — Похоже, я правда многое пропустил.
— Да не то слово. Тебе чрезвычайно вредно выпадать из жизни и общаться только с простыми смертными соседями, — моя кузина была безжалостна.
Мы рассказали Полу о том, что нам вчера поведал Ром. После этого гостеприимный хозяин организовал чаепитие. У Пола нашлись большие лепёшки для пиццы, которые он тут же покрыл колбасой, помидорами, майонезом, и мы неплохо наелись.
— Да, День Весеннего Равноденствия — это действительно Самайн. Только наоборот. Это как встреча Нового года, только в разных календарях даты постоянно смещались, — размышлял Пол.
— Самайн наоборот. Хорошо сказано! Весной всегда всё с ног на голову, — заметила я.
— Я и забыл, что этот день называется Остарой.
— Есть также Имболк — день сурка, Мабон — День Осеннего Равноденствия, Лагнасад, Беллтейн, дни Зимнего и Летнего Солнцестояний. Всего восемь таких ведьмовских языческих праздников, или Дней Силы. Они подвязаны под пробуждение или наоборот проводы природных богов и смену времён года, — поведала нам Джейн. — В эти дни ведьмы получают много сил и поддержки от самой матери-природы для исполнения обрядов.
— Да, я вспоминаю легенды и предания, о которых читал, — проговорил Пол.
— Расскажи, — попросила Эллен.
— День Весеннего Равноденствия — это целая история… началось всё до нашей эры. Тогда у жителей более южных, чем наши, широт, был особый праздник, на котором они почитали двух своих божеств — Жизни и Смерти. Этот праздник был ничем иным, как Новым годом. Южные поселения верили, что в ночь на этот самый их новый год исчезают границы между мирами мёртвых и живых, и тени усопших в прошедшем году навещают землю. Они ищут живые тела, в которые можно вселиться, чтобы побыть на земле в мире живых подольше. Не желая стать добычей мертвецов, люди гасили все огни в домах и наряжались как можно страшнее — чтобы отпугнуть мёртвых. А самим мёртвым выставляли угощения, дабы те не ломились в дома из-за того, что им пришлось уйти с пустыми руками.
— Точь-в-точь как Самайн, — кивнула моя кузина.
— Да, сходства очень много. Смысл один, но подтекст разный. На Самайн природа увядает, мёртвые как бы приходят. А на Остару природа возрождается. И мёртвые наоборот уходят, — предположила Джейн.
— И пусть уходят. И больше никогда не возвращаются, — подытожил Пол.
— Жутко интересная лекция, — подметила Эллен.
Разговор перешёл на другие темы, пока кузина не спохватилась, что уже поздно. Нам с Джейн завтра в школу, Эллен и Полу тоже на учёбу. Пол хотел проводить нас, но Эллен отказалась:
— Меня проводят Клот и Джейн. Да и провожать меня — на соседнюю улицу. Покорми лучше зверёныша, пока он не обернулся зубастым монстром. Всё-таки Весеннее Равноденствие на дворе, мало ли, чей это дух!
— О, а ведь Эллен права, — Джейн в шутку погрозила пальцем.
— Заходите в гости. И Пит с Ромом пусть заходят, — пригласил Пол.
— Непременно!
Когда мы вышли из дома Пола на улице Хороший Путь и направились в сторону Грози, где живёт Эллен, кузина из любопытства принялась выспрашивать:
— Клот, ты что, правда собралась заводить себе паука?
— Не собралась я, я же пошутила!
— Не смей заводить никаких пауков! Это самые гадкие твари на свете.
— Ну, я была бы к ним более снисходительна, — защитила Джейн. — Они едят мух, а мухи — твари куда более гадкие, вдобавок ещё и заразные.
— Фу! — только и высказала Эллен.
— Почему ты отказалась, чтобы Пол тебя провожал? Из ревности? — поинтересовалась я.
— Ещё чего! — вздёрнула носик кузина. — Мне и в голову не приходит ревновать!
— Девочки, обратите внимание, какая тёмная ночь, — вдруг произнесла Джейн.
— Да, тёмная, безлунная мистическая ночь. Как и многие ночи, — поддержала я.
— Нет, я правда не ревную Пола. С чего бы мне его ревновать? Никаких поводов!
— Ну так ведь он взял хомяка Амели, помогает делать ремонт родителям Амели, — предположила Джейн.
— Мне совершенно нет до этого никакого дела, — отрешённо сказала моя кузина.
Похоже, она не очень хочет говорить о Поле. Равно как и о пауках.
— Ах, что-то загадочное и особенное будет в сегодняшней ночи, — вдруг заявила Эллен. — У меня предчувствие.
— Плохое? — напряглась Джейн.
— Почему сразу плохое? Никогда не думала, что ты пессимистка, Рыжая Ведьма! Наоборот. Предчувствие чего-то волшебного, рокового. Каких-то кардинальных перемен, но прекрасных перемен! Вот ведь чудеса. Я чувствую, как сейчас сильно забилось моё сердце.
— Эллен, может тебе лучше заночевать у нас? Мама совсем не будет против. Вдобавок, у нас есть где спать, у меня ведь в комнате два койкоместа, — осторожно напомнила я.
— Нет, что ты! Зачем?! Тем более, мы уже пришли! Обязательно зайдите ко мне, я вас чаем напою.
— Мы же у Пола пили чай, — попыталась из вежливости отказаться Джейн.
— Когда это было? А вам ещё идти домой, на квартал Хороший Путь. Пойдёмте! — позвала нас Эллен. — Я вас надолго не задержу. Полчаса, не больше. Тем более, вам завтра в школу, а уже почти девять. Заодно посмотрите рыбок. У меня там не просто гуппи. Там меченосцы, скалярии есть, и даже несколько улиток! Моя подруга Китти — экзотическая девушка.
Эллен устроилась хорошо. Она в любом месте, где оказывалась, наводила чистоту и порядок. Квартира Китти находится близко к моему школьному двору, окна выходят во двор дома с детской площадкой. Здесь очень уютно. Мы с Джейн сразу почувствовали себя как дома.
— Тебе тут не страшно по ночам одной? — спросила Джейн.
— С чего мне должно быть страшно, что за глупости? Я же секретный агент, как и все мы. Пристало ли мне бояться темноты? Тем более, я тут не одна, а с рыбками!
— Ну всё равно, тут чужая квартира. Вдруг тут привидения?
— Джейн, были бы тут привидения — я бы непременно с ними разобралась. Я живу тут уже несколько месяцев, очнись! С чего такое беспокойство?
— Просто там такая ночь на дворе… И все эти рассказы про Остару, про живых мертвецов, — поёжилась Джейн.
— Прекрати, — Эллен засмеялась и махнула рукой. — В крайнем случае, приму душ и намалююсь грязевыми масками Китти. Не знаю, как будут они смотреться на мне, но когда ими мажется Китти, она похожа на настоящее пугало для зомби!
— Ты ей говорила об этом?! — в ужасе спросила Джейн.
Эллен хитро улыбнулась. Её прекрасное настроение никуда не делось. Она такая же радостная, оживлённая и окрылённая. Она напоила нас чаем, показала большой аквариум, и живо погнала домой без двадцати десять:
— Чтобы в десять отзвонились мне, обе! — попросила она.
Мы побежали домой.
— Ну что ж вы так задержались! Разве можно так поздно ходить по улицам? — пожурила меня мама. — Я сейчас позвоню Эллен. Клот, ты пригласила её переночевать в нашем доме?
— Да, но она отказалась. Она сказала, что хочет побыть одна.
— Одиночество — друг молодёжи? — усмехнулась мама. — А вот я волнуюсь — как она там одна. И как только Маргарет так спокойно смотрит на то, что её дочь живёт совершенно одна, и в чужой пустой квартире?! Ладно бы, она жила с каким-нибудь парнем, который при случае мог бы её защитить! А кстати, ты знаешь телефон этой девочки? Китти её зовут?
— Да, Эллен оставляла его мне. Вот он, — я нашла маме нужный телефон из записной книжки. — Позвони ей, передай от меня спокойной ночи.
Я направилась спать. Перед сном мама зашла ко мне:
— Я позвонила Эллен. Она занимается кормежкой рыбок. Говорит, что у неё всё хорошо. А вот у меня сердце по ней ёкает.
— Мам, успокойся. Это наверное, от того, что ты устала, — подивилась я маминым предрассудкам.
— Нет, ну вот… Есть такое явление — интуиция. Будто вот случиться что-то должно.
— С Эллен? — испуганно спросила я.
— Нет, вообще… Будто что-то неприятное должно произойти.
— Мам, ну не надо о таких вещах думать. Такое обычно бывает от повышенного давления, скачка температур.
Или из-за весны. Правильно сказал Фрэнк — весной все слетают с катушек! Вот и маме неспокойно. Тоже чувствует, наверное, себя оборотнем, которого борзые загнали в логово.
— Ладно. Спи, — мама поцеловала меня. — Пойду, позвоню тёте Маргарет.
А я заснула ровно в 23:55. И мне снилась Остара.
Потрясающий вечер! И у неё потрясающее настроение. Эллен подошла к окну и вдохнула свежий воздух полной грудью. Безоблачное небо и мириады блещущих звёзд. Очень скоро вечер перерастёт в тихую ночь. По крайней мере для неё. Ей так хорошо в гордом одиночестве после трудового дня, в квартире своей подруги. А завтра — начало новой недели. И будут наверняка новые интересные дела. А ещё она предвкушала праздник.
«Завтра начну готовиться к вечеринке. Уже подумываю, кем я там могу быть, на Весеннем Маскараде», — весело думала она.
Эллен облачилась в любимую красную байковую пижаму и, держа в руках кружку с кефиром, стояла у окна. И смотрела на окна других домов. Какие-то из окон горели, какие-то нет, а некоторые вспыхивали и погасали. Ах, окна Укосмо! Как ей приятен их добрый свет.
Она постояла ещё немного, а потом подумала, чем бы ей заняться. Спать нисколько не хотелось. Она решила просто полежать в кровати и посмотреть журналы Китти. Только она устроилась поудобнее, вдруг зазвонил телефон.
«Брать или не брать?» — стала она колебаться. Скорее всего, звонят её подруге или родителям Китти. Тогда ей придётся объяснять, где Римдики и кто она сама такая, и что она делает ночью в квартире Римдиков во время их отсутствия. А с другой стороны… Вдруг это госпожа Итчи? Или Клот, которой тоже не спится? Или Ром, Пол? Или её родители? Мало ли кто там. Когда раздался четвёртый трезвон, она вскочила и почти бегом отправилась в другую, большую, комнату, чтобы успеть ответить на звонок.
Она сняла трубку и вопросительно в неё проговорила:
— Алло?
Но услышала в трубке голос ребёнка, скорее всего, мальчика:
— Здравствуйте! Будьте добры Рэйчел.
— Здравствуйте, но вы ошиблись! — сказала она.
— Извините, — ответила трубка, и послышались гудки.
«Рэйчел? Странно, какой именно Рэйчел звонили?» — подумала Эллен. А впрочем — какая разница? Подумаешь — ошибся человек. С кем не бывает? Она взглянула на часы. Почти полночь.
«Не поздновато ли мальчик звонил? Завтра ему наверняка в школу, а он тут по всяким Рэйчелам названивает», — в шутку ворчливо подумала Эллен.
Она снова направилась в маленькую комнату Китти, где всё это время собралась ночевать. Выключила рыбкам компрессор, взбила подушку и улеглась. Стала рассматривать журналы. И в одном из них натолкнулась на рассказ-ужастик. Навострившись, она принялась читать. Ведь это так интересно и задорно — пощекотать себе нервы перед сном!
«В комнате было тихо. Но ощущалось чьё-то еле уловимое присутствие. Будто кто-то невидимый притаился за ширмой и дышал совершенно неощутимо, но он, несомненно, присутствовал. Найрон переступил порог. Следующее заставило его продрогнуть леденящей дрожью: в совершенно пустой, необитаемой, мрачной комнате зазвонил телефон…»
Внезапно после этих строк у неё полезли на лоб глаза и мурашки пробежали лихо по телу! Потому что вновь звонил телефон в заброшенной на время большой комнате Римдиков. Она почти воскликнула:
— Да возьми себя в руки! Подумаешь, совпало!
Чисто ради любопытства она подошла, а затем сняла трубку:
— Алло.
Она подумала на мгновенье, что это звонит опять тот самый мальчик, и сейчас снова спросит Рэйчел. Но… увы, нет! На том конце провода она услышала странные звуки, напоминающие звон лезвий шпаг. Это было первое, что она отчётливо услышала. А потом она услышала Голос.
Голос её сразу поразил. Низкий хрипящий тяжёлый, давящий голос, заставивший её в первую секунду продрогнуть до костей:
— Тебе ведь не спится, да?
— Э-э… — испуганно и растерянно пробормотала она. — Простите, вы, вероятно…
Но Голос перебил её:
— Нет! — проговорил он со страшной ухмылкой. — Я не ошибся, Эллен. Я звоню туда, куда я звоню. Слушай, Эллен, я ведь тоже не хочу спать!
«Псих какой-то… Вероятно, по совпадению угадал-таки моё имя», — судорожно соображала она. А «псих» между тем продолжал:
— Ты скоро привыкнешь ко мне. Как к старому и часто повторяющемуся кошмару. И мы с тобой будем очень мило беседовать.
— Кто вы? Для начала скажите — я вас знаю? — в порыве смелости спросила она.
«Розыгрыш! Как пить дать!» — подумала она и тут же успокоилась. Ей стало весело. Интересно, чья это работа? Неужто Пол решил пошутить? Или, может, проделки её озорной двоюродной сестры?
— Конечно, нет! — Голос коротко засмеялся. — Но в том-то и дело, что я хочу, чтобы ты меня знала. Однако учти: я про тебя знаю ещё больше, чем ты сама!
— Вы что — психолог какой-то? — спросила Эллен нарочито испуганно и удивлённо, едва удерживаясь, чтобы не захохотать в голос. Игра ей понравилась.
Странный страх, появившийся в первые секунды, как она услышала этот Голос, стал пропадать. Он сменился любопытством к этой странной личности. Эллен страстно захотелось разгадать этот секрет. Узнать, кто её разыгрывает.
— Уже лучше, Эллен! Перестала шарахаться от меня. А я не психолог, — заявил страшный Голос. — Я лишь хочу одного — быть с тобой.
— Быть со мной? Вот как. Не знала, что у меня тут завёлся тайный поклонник, — хихикнула девушка. — Так вы говорите, что знаете что-то про меня. И что вы знаете?
— Я знаю, что ты сейчас абсолютно одна. И что никто не придёт к тебе на помощь, едва стоит мне захотеть добраться до тебя. И ещё я знаю, что ты делаешь.
— Ах, как страшно! Вы типа телефонный маньяк, да? Ну так удивите меня! Хорошая попытка разыграть меня, да вот только несколько старомодная. Можно что-то и поинтереснее придумать, — улыбнулась Эллен в трубку.
Девушка ожидала уже услышать на том конце смех и досадные голоса Пола, Клот или же своих бывших одноклассников или друзей из колледжа, что, дескать, Эллен не хочет пугаться. Однако Голос совершенно невозмутимо сказал следующее:
— Ты сейчас читаешь Роман-газету за июнь прошлого года, а именно рассказ «Найрон». Хочешь знать, что было дальше? «Найрон тяжело задышал и схватился за сердце. Шок был таким, что ему еле удалось сдержать себя в руках. Он всё-таки переборол себя и снял трубку». Можешь дальше читать сама. Имей в виду: я реален, как и всё вокруг тебя. И я никогда никого не разыгрываю. Я всегда серьёзен. Завтра я свяжусь с тобой примерно в это же время. Пока, Эллен.
Эллен тяжело задышала и схватила себя за сердце:
— Э… эта… это уже слишком! У Китти в комнате тут, кажется, станция слежения…
Она не стала смотреть на себя в зеркало. Однако она ощущала, как смертельная бледность стремительно пронизывает её лицо. Журнал Китти она захлопнула, зажмурив глаза. И легла. Всю ночь ей снились тысячи видеокамер, обступивших кровать, где она спала. И этот Голос, говорящий одно: «Я реален, как и всё вокруг тебя. Пока, Эллен».
Это ж надо… Как же меня угораздило, а? И отчего? Какая головная боль! Тысячи ружей изнутри отстреливают со всех сторон мои мозги. Кошмар…
Мама посоветовала выпить анальгетик. Однако толку от таблетки никакого. Я вышла на улицу — в школу. А там погода ещё та. Небо серое, слякоть, грязь. Терпеть не могу весну. Ух, с такой головной болью семь уроков для меня отсидеть — как каторга!
На большой перемене меня ждал «сюрприз». Ко мне подошёл Коган, услав предварительно Фэрри в буфет:
— Итчи, можно тебя на секундочку? Разговор есть. Конфиденциальный.
Я искоса поглядела на кореша. Взгляд исподлобья, руки в карманах. Неужели будет просить помочь с контрольной по геометрии? Чёрт, сегодня ж контрольная! На четвёртом уроке. А у меня голова раскалывается всё равно что гипотенуза без катетов!
— Чего тебе? — кивнула я, мы отошли.
— Дело есть до тебя. Айда сегодня после пятого на сходку, в логово Локуста.
— Сходка? Вот как. И по какому поводу?
— Долго рассказывать. Да и не сейчас. Там будут все мои. И ещё кое-кто. Наш новый клиент. Знакомить тебя с ним будем.
— Что за клиент? Ты что темнишь, Коган? И ты сказал — после пятого? Но у нас же семь уроков!
— Это у тебя семь, Королева Ботанов. У нас пять. Мы с изо и физры дёргаем.
Придётся пропустить сегодня «любимую» физкультуру. Оно и к счастью — я с такими бомбардировками в моей черепной коробке точно бы не смогла сдать простейшие нормативы, хоть и два дня назад клала Рома на лопатки. Вот и повод нашёлся — Коган попросил прогулять вместе! Вообще, я крайне редко прогуливала уроки. Только если голова болела сильно.
Тим Коган — не просто мой одноклассник. Это мой, можно сказать, боевой товарищ. Меня и его шайку, а именно Локуста, Мэрмота, Вайла и Джиллса многое объединяет. Мы прошли огонь, воду и медные трубы.
До недавнего момента мой статус в школе номер 214 был Королева Ботанов. Отличница, примерная девочка, идеальная ученица-ангелочек. Для одноклассников я была скромной серой мышью. Отличная маскировка для секретного агента! Но только до недавнего момента. Пока я не узнала, что мой сосед по парте, которого мне прочили в «женихи», Уолтер, случайно оказался в банде мафии. Отсюда пошло-поехало моё знакомство с Коганом и его шайкой.
Коган и его дружки носят весьма мутную репутацию школьных гангстеров, драчунов и бандитов. Но негласно считаются решателями проблем: все, у кого в школе неприятности, идут к Когану. Коган и его блатная шайка эти неприятности улаживают.
Сам Коган — серый кардинал, негласно чуть ли не пахан всей школы. Громила Эрберт Джиллс, или Жабры — парниша, отличающийся громадными габаритами, но в деле добрый малый и очень умный. Проныра Соломон Мэрмот, или Сурок, умеющий подмазаться к любому, влезть в любую дырку. Ловелас Кларенс Локуст, или Саранча, сынок богатеньких родителей и умеющий умасливать и заговорить любого взрослого, особенно учителя или завуча, мастер по внешней политике, как его за глаза называет Коган. И Кевин Вайл, он же Векки Вайл, настоящий гангстер, играющий роль мерзавца с весьма скользкой кликухой Подлец. На самом деле Вайл далеко не подлец, а настоящий мозг! Я его глубоко уважаю. В одно время он даже едва не стал парнем Джейн, моей лучшей подруги. Но не срослось.
Шайка Когана — закрытая организация. Они в себя никого не допускают. Даже их девушки знать не знают об их делишках. Знаю немного я. Потому что я любезно предоставляла Когану ресурс — информацию, и своих людей: Пита и Джейн. Коган давненько подозревал, что у меня тоже «рыльце в пушку». Что я имею связи с разными структурами. С ГБРиБ, например. Но особо подробно Коган меня не расспрашивал: уважал мои тайны. Равно как и я — его.
Базировались они в небольшом частном домике-развалюхе на окраине парка возле стадиона, если идти в сторону школы Ривела. Домик и участок принадлежат отцу Локуста. Как раз там Коган и устраивал сходки, а иногда принимал там вип-клиентов. Что ж это за клиент такой? И что за дело Коган собрался со мной обсуждать? Как же у меня болит голова, карамба…
Итак, пятый урок — химия закончилась. Законопослушные ученики десятого класса группы «А» устремились в раздевалку. Мы же с Коганом, вежливо отпросившись у нашей классной руководительницы Шебри, якобы пошли домой. То есть домой пошла я с головной болью, а Коган как истый джентльмен вызвался меня провожать.
— Ты круто придумала про головную боль! Так убедительно выглядело. Шебри аж чуть ли не прослезилась. Конечно, конечно, Клотильдочка, иди! — умело изобразил он Шебри. И позавидовал, идиот: —Мне бы так уметь напускать на себя зелёный вид…
Я едва не сдержалась, чтоб не схватить Когана за грудки и не размазать его по стенке. Вместо этого я довольствовалась убийственным взглядом.
— Коган. У меня на самом деле болит голова. И я понятия не имею, что мне в неё придёт с тобой сделать. Поэтому перестань тут у меня мутить в ступе воду, понятно?
— Понятно, понятно, босс! Всё, я всё понял. Извини! Так у тебя взаправду болит голова?
— Взакривду, — передразнила я.
— Ой-ой-ой… Может, зайти в аптеку?
— Идём к Локусту, Коган. Не дури. И чем быстрее ты меня просветишь в это дело, тем лучше будет для всех.
Не хотелось, чтобы Коган со мной возился как с маленькой. Я иногда брала стиль игры в железную леди. Собрав свою головную боль в кулак, я бодро пошла в нужную сторону.
— Они наверняка уже там. Нас дожидаются. Свалили после четвёртого, — пояснил Коган.
— Что, всё настолько серьёзно?
— Не то слово, — подтвердил он.
Я была заинтригована донельзя. Даже на время это помогло справиться с тем, что творилось у меня с мигренью. Когда мы подошли к домику, в котором околачивалась шайка Когана, нам навстречу вышли Джиллс и Мэрмот. Они душевненько поздоровались со мной. И объявили своему главарю:
— Клиент на месте.
— Ещё бы, кто бы сомневался! Он предупреждён? — поинтересовался Коган.
— Мы сказали ему, что ты подойдёшь с нужным человеком. А человека ты предупредил нужного? — поинтересовался Сурок, косясь на меня.
— Человек у нас настолько опытный, что разберётся сам и сразу. Няньки Итчи не нужны. А вот ему могли бы сказать. Представляю, как у него челюсть сейчас до плинтуса упадёт, — отрезал Коган.
— Да что там такое? Труп что ли тут у вас на столе разделанный? — прошипела я на ребят, заводясь с пол-оборота — настолько достала меня эта конспирация! У меня башка раскалывается, а они тут игры в «джеймсбондов» развели.
— Ну так если скажешь труп — значит, да будет так, — усмехнулся Жабры, посторонившись. — Слово Итчи — закон!
Мы зашли в большую полутёмную комнату, где я нашла остальную часть шайки Когана: Вайла и Локуста. Они стояли по обе стороны от стола, а за столом сидел, по-видимому, клиент. Пока мои глаза привыкали к мраку, я разглядела, что клиент — молодой парень, примерно нашего возраста, то есть лет 15–16. Белобрысый, сероглазый, в пиджачке и галстуке. Я его как-то видела в школе.
Пока я его разглядывала, этот парень тоже смотрел на меня, да так, как Коган и описал: с огромным открытым, пусть не до плинтуса, но до пуповины точно ртом. Посмотрев на меня, парень перевёл взгляд на Когана, потом его зрачки прошлись по всем членам шайки.
— Это что такое? Что она тут делает? — спросил он, и его голос мне показался нервным.
— Это, между прочим, наш человек, — заявил Коган.
— Какое отношение эта баба имеет к нашему разговору?
— Самое прямое и непосредственное, Прэди.
— Прэди? Коган, ты обещал меня познакомить со своим клиентом. Так кто это такой — Прэди, и почему он так на меня реагирует? — спокойно посмотрела я на главаря.
— Тим! — возмущённо подал голос клиент.
— Помолчи, Оскар. Не парься, — сделал останавливающий жест в его сторону Коган. И повернулся ко мне: —Итчи, это Прэди. Прэди, это Итчи.
Я изогнула бровь и скрестила руки на груди:
— И какие тут проблемы?
— Я не буду говорить с этой девицей! — взорвался тот Прэди. — С какой стати?! Я обратился к вам с намерением решить мои проблемы. Вы обещали, что сведёте меня с нужным человеком. А вы приводите какую-то убогую бабу, и говорите, что это и есть ваш спецназ?!
Слова «убогая баба» мне совсем не понравились:
— Слушай, ты. Кто бы ты там ни был. Но я не позволю тебе в таком тоне говорить с самим Тимом Коганом. Ты хоть в курсе, к кому ты обратился? Да ты должен ему сейчас ботинки лизать! — зашипела я, надвигаясь на Прэди.
Наверное, из-за головной боли и из-за того, что меня начинала злить вся эта глупая ситуация, в моих глазах заклокотало пламя. Я ведь всё ещё оборотень, которого борзые загнали в логово. Но здесь, среди своих, я именно в логове. А этот — один, борзый тут, выпендривается. Борзый это пламя на миг почувствовал. Он подался назад. В его глазах на мгновенье проскользнул страх. Но только на мгновенье.
— Какого чёрта… — начал он.
— Тише, спокойнее! Сейчас мы всё уладим, — примирительно поднял руки Локуст. — Мы сейчас же объясним это недоразумение. И тебе, Прэди, придётся извиниться перед нашей паханшей, если хочешь, чтобы твои проблемы были решены.
— Паханшей?! — удивлённо воззрился на него клиент.
— Да, Итчи — моя правая рука, иногда — правая голова, — с гордостью объявил Коган, ударив меня по плечу. — К ней на козе не подъедешь. Поэтому советую тебе выбирать выражения. Да, и считаю инцидент исчерпанным. У нас тут не детский сад. Раз уж ты, Прэди, решил к нам обратиться, ты должен нести ответственность за своё решение. У нас с тобой был контракт: мы тебе помогаем, ты платишь. Мы между прочим для тебя задействовали наш самый элитный и дорогой ресурс — Итчи.
— Кто-нибудь скажет вашей паханше, в чём дело? — посмотрела я убийственно на Когана. И деловито отошла к стенке, встав рядом с Джиллсом и привалившись одним боком о косяк.
Присмиревший Прэди рассматривал спектакль, который тут устроили. Коган иногда был большим циркачом.
— Скажем. Пойми, Прэди тебя не знает. Не видел в деле. Ты уж прости его, неразумного, — примирительно заговорил Джиллс. И тихо зашептал, пока в это время Локуст и Коган точно также шёпотом что-то втолковывали Прэди: — Ты когда первый раз к нам пришла, произвела такое же точно впечатление. Разве не помнишь? У тебя отличное прикрытие. На тебя смотришь — и видишь такое эфемерное существо, эльфийку такую беззащитную. В жизни по тебе не скажешь, что у тебя стальные мускулы, которые я сам испытал на себе во время Боёв без правил.
Бои без правил — так назывались наши совместные с шайкой Когана и Питом с Джейн игрища. На велосипедах мы уезжали в парк, поглубже и подальше от ненужных глаз, и там дрались. Но наши драки носили исключительно тренировочный характер. Джиллса я несколько раз укладывала на лопатки. Конечно, он по-джентльменски поддавался, хоть и очень это стремился скрыть. Он понимал, что не честно драться со мной из-за большой разницы в весовых категориях.
— Ладно, проехали, — махнула я рукой. — Так что стряслось? Кого замочить надо?
— Вот это я понимаю — разговор! — Локуст весело поднял большой палец вверх.
Прэди что-то недовольно ответил Когану и кивнул. Наверное, Коган убедил его, что я умею-таки не только постоять за себя, но и за других. Например, за когановских клиентов. А Прэди представлялся клиентом весьма нервным. Терпеть нервных не могу!
— В общем, дело такое. Прэди у нас активист. Староста одиннадцатого, группы «А». Через год мы там все будем, — проговорил Коган загробным голосом, будто переход в одиннадцатый класс — всё равно что путешествие в Страну Мёртвых.
Я понятливо кивнула. Вот, значит, в чём дело. Гордый староста выпускного класса с чем-то пришёл в шайку Когана. И что за запрос у него?
— Прэди новичок в нашей школе. Мало что у нас знает. А всех новичков мы поддерживаем и помогаем. Поэтому мы согласились на его просьбу, — вёл Коган базар. Размеренно и рассудительно.
— Так, — кивнула я.
— Прэди раньше учился в школе номер 930, что на улице Розмарин. Для тех, кто не знает: школа — побратим нашей, в плане криминального прошлого.
— Что, тоже переоборудована из интерната для бездомных? — уточнил Мэрмот.
— Почти. Являлась раньше исправительной спецшколой. А такие заведения — всегда бомба замедленного действия. Прэди там учился все эти годы. Раньше грешил всякими делами. Кражи там, мелкое мошенничество. Пока чуть не спалился. Его едва не посадили, но отпустили, под залог. Его семья прознала про это, состоялся разговор. В общем, случилось так, что он завязал. Задумался о будущем. В нашу школу пришёл, чтобы восстановить честь и доброе имя. Учится очень хорошо. Старостой стал. Задумывает совместно с нашей завучем Розой Мардук разные сплачивающие коллектив мероприятия. Например, устроить дискач в честь День Весеннего Равноденствия — его идея, которую он продвигает. И отвечает за полную организацию.
— Дискач?! — удивилась я.
— Итчи, не веди себя как сверзнутая с луны, — зашипел в мою сторону Вайл. — Ты что, доску объявлений не читаешь? Двадцать первого в школе будет грандиозный праздник! Дискотека Равноденствия. Полный отпад, будет классная тусовка. И это всё Прэди придумал. Пригласит диджеев, устроит кормёжку, развлекательную программу. И для того, чтоб учителей занять, он тоже всё предусмотрел.
— Ого. Тогда отдельный респект, — посмотрела я на Прэди уже другими глазами. — Молодец, что решил исправиться. Когда жизнь бьёт по башке — самый рациональный вариант извлекать из этого уроки и становиться лучше.
— Кому как, — пожал плечами Прэди. И в лоб спросил: —А тебя жизнь по башке била, девочка?
— Да не лезь ты к ней! — шикнул на него Коган. — И вообще, не перебивать пахана!
— И тем не менее, Коган, позволь, я отвечу нашему глубокоуважаемому клиенту. Меня жизнь бьёт по башке вот в этот самый данный момент. В прямом смысле этого слова. И советую тебе меня не злить, мальчик.
— Итчи! — теперь Коган едва не съел меня.
— Продолжай, пожалуйста.
— Спасибо за такое одолжение! Чёрт те что. Первый раз такое! Сказал мне бы кто — Итчи не найдёт языка с клиентом — расстрелял бы за враньё! Я продолжаю, — для внушительности обведя всех взглядом, главарь шайки гангстеров молвил: — Прэди, как перешёл к нам с середины второй четверти, чувствует себя неспокойно. За ним тут ходят его бывшие дружки-корешки. Которые считают, что он им задолжал. Ходят и грозят. Хотят подставить. Устроить пакость, чтобы Прэди сдулся. Подмочить репутацию. То есть суются в нашу школу всякие уроды. И глядят косо, что бы такое взять, что плохо лежит. И Оскар обратился к нам, чтоб мы помогли с ними разобраться. Типа, поймать их и упечь куда нужно. Чтоб они не портили тут жизнь. Намёк поняла, Итчи?
— Как пить дать, — кивнула я. — Сколько их, как их зовут? Это хоть известно?
Коган посмотрел требовательно на клиента — дескать, говори теперь ты. Скрепя зубы от неохоты со мной контачить, Прэди тем не менее сообщил:
— Фамилия одного из них — Денгер, имя Кеннет. Он главный. У него есть подельник, Георг Ханр. Про остальных ничего не знаю. У них целая малина. Не имею понятия, как ты, девочка, будешь от них избавляться. Но Коган что-то говорил про то, что у их «нужного человека» связи с полицией и чуть ли не с Главным Бюро Расследований и Безопасности. У тебя что, папа с мамой там работают? — скептически посмотрел на меня клиент.
Нет, не папа с мамой. А я сама там почти работаю. Я работаю в таком месте, что тебе, детка Оскар Прэди, даже и не снилось. А если я расскажу о какой-нибудь рядовой ситуации из моих будней — ты описаешься, зуб даю. Но я не бахвалюсь своей работой. Я вообще скромная серая мышь.
— Уже кое-что, — кивнула я. — Кеннет Денгер, Георг Ханр. Что-то ещё про них известно?
— Нет, только имена. И то, что раньше они были у меня на районе. Сейчас они что-то задумали. Я не могу с ними связываться, за мной наблюдают специальные драные детективы по делам несовершеннолетних. Если увидят, что я с ними сношусь — мне кирдык. Я не поступлю в институт и угроблю отца. У него после всего того, что он узнал, едва инсульт не случился! Если у тебя там есть какие знакомые в полиции — этих Денгера и Ханра нужно убрать по-тихому. Их и их дружков. И как можно быстрее. Они грозятся сорвать праздник.
— Грозятся сорвать праздник? Это серьёзное заявление, — покачала я головой. — Так ты что, Прэди, у них под колпаком?
— Что-то вроде этого. Их подельники — в школе. Мне подсовывают записки с угрозами. Меня связали по рукам и ногам. Уже дважды что-то пытались воровать у Мардук, причём чтоб меня подставить — хорошо, я был с самой Мардук, и она знает, что это не я.
— Коган, ты про них что-то можешь сказать? — посмотрела я на Тима.
— Мы сами только недавно об этом узнали. Едва нас Прэди подключил — мы подключили тебя. Остальное ты знаешь, — развёл руками Коган.
— Так, всё ясно, — я схватилась за виски. В тот момент голова разболелась особенно сильно. Похоже, у меня появилось независимое спецзадание. Вот и сходила в понедельник в школу, называется. — Я подумаю, что с этим можно сделать. Коган, ты тоже подумаешь. И твоя банда — тоже. Мне не нравится, что в нашу школу пытается проникнуть зараза. Мы едва избавились от шаек Селигатора и Рикасов, теперь нам тут Денгера какого-то не хватает. Посмотрю по своим каналам, что можно нарыть про него.
— А клиенту нашему что делать? — спросил Коган.
— Пусть будет начеку. И не поддаётся на провокации. Пусть побольше вертится с учителями и завучами, особенно — с директрисой. У него должно быть алиби. И пусть готовится к празднику и сделает там хорошую организацию. Этим он нам и отплатит за услуги. Что, разве не так?
— Итчи, ты собралась идти на этот праздник? — удивлённо посмотрел на меня Джиллс.
— Что ты, Жабры, конечно же нет! Я проведу День Весеннего Равноденствия в консерватории, на концерте классической музыки, вечером буду пить чай с малиновым вареньем и спать лягу ровно в двадцать один ноль-ноль.
— Ух, Итчи, Итчи, — покачал головой Жабры, прекрасно поняв, что я шучу.
И ещё он совершенно верно понял, что я не приду на вечеринку. Не любитель я таких тусовок. Тем более, меня уже пригласили. Альберт Брэдл, или как там его? Да, кстати. Костюм, маскарад. И номер выступления… Карамба! Как болит башка. И как я ненавижу весну.
Кое-как о чём-то перемолов языком с ребятами, я пулей выскочила из домика Локуста. Мне показалось, что там было нестерпимо душно. Воздух, мне нужен свежий воздух! В висках стучала горячая кровь. Совершенно не думалось, не соображалось вообще ничего. Что только что было? Я познакомилась с запуганным бывшими корешками, «откинувшимся» одиннадцатиклассником, который имел ко мне несправедливое предубеждение с первой минуты. Узнала о том, что очередная шпана грозится устроить очередной теракт в моей многострадальной школе. Ввязалась во всё это — теперь и не отвертеться! А у меня, может, других дел ещё полно?! Ничего не могу скумекать…
Людей по парку в середине дня в понедельник ходило много. Несмотря на серое небо, все радовались наступившей весне. Дети лазили по турникетам, визжали на горке и на карусели, разбрызгивая вокруг себя слякоть и создавая ещё больше мокроты и грязи. А я хотела уединиться. Конечно, этот парк с редкими деревцами меньше всего подходил для уединения, но, тем не менее, я нашла одинокую скамейку в глубине и села на неё. Отрекаясь в эту минуту от всего, я закрыла глаза, терпеливо снося острую головную боль. А там кишели мысли, прямо-таки роились в беспорядочной круговерти. Прошла так четверть часа. Я решила посидеть ещё столько же, а потом пойти домой. Призакрыла глаза.
«И чего только Когану от меня надо? И зачем я согласилась на это? И что этот Прэди вообще за тип? Мне он не понравился, и я ему тоже. А так как знакомство с клиентом изначально не заладилось — плохой это значок. Надо бы ещё Эллен позвонить, узнать, как у неё дела и как ей спалось сегодня ночью. Вчера мама дала шороху со своими опасениями. Упс, совсем забыла, мама попросила оплатить коммунальные платежи за свет и воду. Неприятная бытовая обязанность. Но, увы, никуда не деться. Как же болит башка. Не хочется переться в этот чёртов банк. И погода такая ужасная… Гадость какая, мерзость!..»
Примерно таково было содержание моих мыслей. Я с удивлением отметила, что занимаюсь подобием йоги или медитации — сижу тут на лавочке в парке и осознаю свои мысли. Похоже, если я поднаторею в этом, стану опытным психологом.
Но ещё больше я удивилась, когда услышала почти рядом с собой голос:
— А погода, между прочим, очень даже ничего.
Я вздрогнула и раскрыла глаза, повернув голову в сторону говорившего. И обнаружила, что на мою скамейку, посягнув на моё личное психологическое пространство, подсел-таки человек. Я сразу отметила, что человека этого можно назвать странным или чудаком, согласно его наружности и одеянию. Высокого роста, сидел, раскованно положив локти на спинку скамьи, имел коричневые узконосые матовые кожаные ботинки со шнурками, вельветовый чёрный костюм — брюки и пиджак, а руки его облечены в коричневые кожаные перчатки. На голове надет не совсем стандартный головной убор, а настоящий высокий чёрный цилиндр. Я оглядела вокруг человека, ожидая, что трость будет тут же, но трость он, по-видимому, забыл дома.
Волосы незнакомца чёрные как смоль, прямые и длинные, полностью скрывали уши. Что вот это за чёрт? Он ведь как будто только что угадал мои мысли! И облик его — как облик явно творческого человека. Художник он что ли какой-то?!
Лицо имело нагловато-беспечный вид. Нос прямой и узкий, губы тоже узки и плотно сжаты в ухмылке, а взгляд тёмных, почти чёрных глаз под густыми бровями остёр и пронзителен. Лицо в меру худое, как и сама конституция тела этого субъекта. Острый подбородок, достаточно хорошо просматривающийся череп. Кожа загорелая, либо её вполне можно даже назвать смуглой. По возрасту я никак не могла определить навскидку, сколько ему лет. Бывают такие люди «без возраста», на которых смотришь и гадаешь, когда человек родился, какому поколению и эпохе он принадлежит. Одно я могла сказать — он старше меня. И наверняка старше восемнадцати. Но моложе шестидесяти. Хотя, есть такие экземпляры, которые в восемьдесят лет после кучи пластических операций выглядят на сорок.
Что касается голоса этого типа, с первой фразой я не обратила на голос ни малейшего внимания. Однако затем я подметила, что и голос соответствовал его неординарному внешнему виду. Низкий, отдаёт хрипотцой и звучит как эхо в ночи: глухо, вкрадчиво и, прямо сказать, жутковато.
Мне стало любопытно. Меня посетило необычное ощущение, что этого человека я видела раньше. Поэтому я решила заговорить с незнакомцем, продолжая поднятую им тему о погоде:
— Весна всегда имеет изменчивую маску для разных людей.
Внезапно я почувствовала, как прошла головная боль. Испарилась начисто в один момент! Будто я пила таблетку, и таблетка вдруг подействовала. А «художник» между тем ответил нарочито поучительным тоном:
— Однако, нельзя категорически утверждать, что погода ужасная.
У меня волосы на голове зашевелились. Этот тип — что? Настоящий телепат? Я ответила на это спокойно:
— Что ж. У каждого свои мнения насчёт погоды. — А затем я вежливо спросила, чтобы проверить свою догадку: —Вы ко мне подсели просто или имеете честь быть со мной знакомым?
Человек в цилиндре усмехнулся краем губ, выдержал паузу и огорошил:
— Вы для меня, юная леди, очень хорошо известны. Однако про меня вы ничего не знаете и знать не можете, — с коварной улыбкой посмотрел на меня «художник». — Отсюда делайте выводы.
Я предположила вслух:
— Наверное, вы знакомый очень хорошо мне знакомого.
— Пусть будет так, — предположил человек в цилиндре.
Карамба, ненормальный тип! Но на вид вполне безобидный. Во всяком случае, пока. Не ведёт себя как маньяк, или как бродяга-попрошайка. Был бы бродягой — сразу бы начал просить деньги, был бы маньяком — тоже разговор бы по-другому шёл. Наоборот, он даже к себе располагал. Я решила быть начеку, несмотря ни на что.
Итак, надо пронюхать, что ему от меня надо. Обычно в наше время так просто не подсаживаются к одиноко сидящим людям в задумчивой позе на лавочках. Какая его цель, какая его выгода, что он со мной заговорил? Сей «художник» вдруг произнёс:
— А я вот просто подсел, без всякой цели. Потому что тоже ищу уединения в данный момент. И нахожу, что лучше не скучать, если подвернулся коллега.
Ей богу, телепат! Ну надо ж, а?! Не каждый день живого телепата увидишь, да ещё и одетого как житель девятнадцатого столетия. Вот это персонаж!
— С вами можно согласиться, — проговорила я, храня намеренно невозмутимый вид. Пусть не думает, что я лыком шита!
— Замечательно, — теперь уже довольно ухмыльнулся «художник». — Давай знакомиться, — сразу перешёл он на «ты».
— Давай, — пожала я плечами.
— Я — Паук.
Он протянул мне руку, храня усмешку. В перчатке. Стоило ли пожимать руку человека в перчатке? Впрочем, у меня тоже надеты перчатки, и я не стала их снимать. Я ответила на рукопожатие, представившись:
— Клот. Клот Итчи.
Почему-то я совсем не удивилась его прозвищу. Паук, ну и пусть Паук. Я бы даже удивилась, если бы этот странный господин представился более или менее обычным именем, как, например, какой-нибудь Александр или Питер.
— Так ты говоришь, у каждого своё мнение насчёт погоды. А по каким меркам ты судишь о погоде? — спросил Паук. — По лужам и грязи? По слякоти и серому небу? Нет, это неправильно! Погоду судят не по тому, какова она снаружи, а по тому, какова она в нутре. В нутре каждого индивидуального человека.
Философ какой! Вздумал тут меня учить. Далась ему эта погода! Ну ладно, поговорю с ним — всё равно ничего плохого в этом не видно. Чудно, но мой интерес разгорался с каждым мгновеньем. Тем более, головная боль прошла, и в мыслях воцарилась такая пронзительная ясность, словно там быстро заработали исправные шестерёнки моего серого вещества.
— Я бы возразила. Если слякоть — то на душе депрессия и меланхолия. Если мороз — то холод и отчуждение. Если солнце — доброта и тепло, если на душе ветер — душа чувствует волю, свободу и раскрепощение.
— Погода не так влияет, — заявил Паук. — Не так однотипно. Ты судишь поверхностно. Ветер — да, это и воля, и свобода, но тебе не до ветра, когда в твоём нутре царит полный штиль. Вообрази себя на берегу моря под пальмами, где дует блаженный бриз, но если в этот момент ты чувствуешь усталость от жизни и тоску, никакой бриз тебя не спасёт. Погода вовне — это то, что дано. Это окружение. Погода внутри — это твой выбор. Это то, на что ты можешь влиять. Внутренняя погода отличается от погоды внешней. И внутренняя погода более значимая. Когда в твоей душе огонь, а за окном дождь, серость и весна, которую ты ненавидишь, а тебе при том не важно, что дождь за окном, тебе важно, что у тебя там внутри огонь!
«А ведь он прав», — с удивлением подумала я. И дёрнула сама себя — откуда он узнал, что я не люблю весну?
— Да, я прав! — вдруг сказал Паук таким тоном, будто чтение мыслей для него было в порядке вещей.
Я произнесла, выдохнув:
— Ну хорошо. Пусть ты прав. Тогда хотела бы я знать, почему здесь сейчас слякоть и у меня в душе тоже слякоть!?
— Это закон вещественности иллюзий. Люди в основной массе привыкли считать, что всё решают не они, а кто-то за них. Что им нужно опираться на что-то внешнее, окружающее их, как на эталон и инструкцию, как им себя вести и что им чувствовать. На самом деле в душе никакой слякоти у тебя сейчас нет. Ты смотришь вокруг и видишь помимо слякоти, злобу, грязь, раздражение. И тебе кажется, что ты и твоя душа от этого зависят, зависят от этого алчного общества мелочных продажных людишек. Ты считаешь себя рабом, ты не можешь это отторгнуть, но ты отторгаешь от себя самое святое: свободу выбора, стараясь удержаться здесь, среди всех. Такое происходит с каждым — если ты продолжишь в таком духе, то потом ты станешь такой же злобной и раздражённой, как все, и никто не выберется из этого замкнутого круга.
«Ну ты и любомудр, Паук!» — подумала я. И начала догадываться, что он прав. И какого чёрта я обращаю внимание на грязь, мерзость, мусор под ногами?! Так ведь делает правда большинство людей! Какого чёрта я уподобляюсь этим самым «мелочным продажным людишкам»?! Я могу быть выше своих негативных мыслей. Я могу выбрать думать о более приятном. Например, о вкусных зелёных кислых яблоках, которые ждут меня дома. О моей любимой двоюродной сестре, что ей можно позвонить и весело поболтать. Об интересной книге, за которую я засяду после того, как сделаю уроки. О предстоящем празднике — карнавале на День Весеннего Равноденствия.
Но с какой стати этот человек в цилиндре передо мной так распаляется и учит меня? С какой целью? Непонятно мне совершенно.
— Ты волен иметь своё мнение, — сказала я нейтрально. — И каждый волен иметь своё мнение. В этой дискуссии все правы, и вообще каждая истина имеет право на даже самую нелепую гипотезу. Я заметила, что ты большой любитель поспорить.
Паук произнёс:
— Вся наша жизнь — спор истин. В тебе я нашёл достойного соперника. Мы ещё обязательно поговорим. Не только про погоду.
Он удовлетворённо улыбнулся.
Повернув случайно голову и кинув взгляд на окружающий парк, я заметила, что ко мне по тропинке направляется Фэрри Руверс, девушка Когана. Увидев меня, она ускорилась и даже стала подбегать ко мне. Я взглянула на Паука. Он всё так же сидел, откинувшись, на скамейке, и невозмутимо глядел в небо. Лицо его спокойно, будто отдыхало. Это несмотря на то, что минуты назад его разум кипел от насущных и серьёзнейших проблем человеческого бытия, и он горячо мне втолковывал про бренности жизни. А Фэрри тем временем уже быстренько подскочила ко мне. Я удивилась тому, что Фэрри ни малейшего внимания не обращала на странно одетого человека, заседающего рядом со мной. Одноклассница заговорила:
— Чего ты здесь сидишь? Ты видела Тима? Где он, неужели он ушёл без меня? Мы договорились, что он будет ждать меня на углу рядом с магазином цветов, и проводит меня до дома.
— Тима? — рассеянно спросила я, не врубаясь, и через секунду до меня дошло, что она ищет Когана. — Он остался с ребятами, в домике Локуста.
— Ох… Клот, пойдём со мной туда, а? Мне страшно туда ходить одной, — Фэрри аж схватила меня за руку и силой сдёрнула со скамейки.
Я в нерешительности посмотрела на Паука. А он, казалось, и вовсе не замечал ни меня, ни Фэрри. Не глядя на меня, он сказал:
— Иди. Мы ещё поспорим.
Я кивнула в знак прощания. А Фэрри толкнула меня:
— Пойдём же!
— Подожди! — я одёрнула её, и мы остановились.
Я оглянулась на скамейку. А Паук… Его и вовсе след простыл! Я огляделась по сторонам — никого! Фэрри спросила:
— Чего это с тобой?
— Слушай, ты видела, как исчез этот… в цилиндре?
— Кто? — глаза Фэрри в удивлении выкатились.
— Ну, тот тип, что со мной на скамейке сидел, когда ты подошла.
Фэрри недоумённо на меня посмотрела и философски заключила:
— Клот, может, ты была так расстроена, что что-то напутала, но я ручаюсь: когда я подошла к тебе, с тобой никого рядом не сидело!
— То есть как это — не сидело? — расширила я глаза и почти выкрикнула это в порыве изумления.
— Ты сидела одна. Я ходила по парку, искала Тима — смотрю, ты одна сидишь, я пришла к тебе, и вот мы идём в этот ужасный дурацкий домик Локуста, потому что Тим забыл, что у него есть девушка! — Фэрри недовольна и капризничала.
— Да, — схватилась я рукой за голову. — Идём к Тиму в дурацкий домик. Превосходно.
Наверное, я сошла с ума.
Конечно, была маленькая толика вероятности, что я заснула. Но я не могла грезить и бредить. А может, Фэрри его на самом деле заметила, а надо мной решила подурачиться? Однако, как объяснить, что он за пять секунд встал со скамьи и исчез из поля моего зрения? И кто этот тип вообще? Если он только не гипнотизёр-телепат, нельзя объяснить, что Фэрри он смог внушить на расстоянии, что его нет. Так думала я, направляясь на Базу.
В тот момент мне даже ещё в голову не приходило, что я столкнулась с аномальным явлением. Встречу с чудаком в парке я воспринимала как рядовое событие, обыденное приключение, из разряда чего-то, выбивающегося из привычной суеты, но при этом не затрагивающего важных сторон моей жизни.
Войдя в восемнадцатый дом на квартале Хороший Путь, я спросила Аманду Беллок, сидевшую на своём обычном месте на Рецепции:
— Приветствую! Кто-нибудь из наших есть здесь?
— Есть, — ответила она. — Здесь агент 004. Он в тренировочном зале.
Я направилась туда. Ром занимался не в самом спортзале, а в соседнем помещении, большой комнате с высоким потолком, со специальными деревянными мишенями. Ром учился метать ножи. Я понаблюдала, как он это делает. У него получалось очень хорошо.
— Ты пришла потренироваться? — спросил мой товарищ.
— Да, я подумывала покачать мышцы. Можно с тобой подраться?
— Можно, — улыбнулся безотказный напарник. — Сейчас только ещё два ножика запулю!
Я рассмотрела лезвия, которые он кидал. Отлично сбалансированные клинки, с литой рукояткой, обвязанной плотными кольцами пеньковой верёвки. Такие удобно и приятно держать в руках. Чёрный металл, легированная сталь. Чёрный цвет обеспечивал незаметность, скрытность — такой нож не блеснёт в темноте при случайном источнике освещения, не выдаст. Прекрасное оружие!
— Ты уже придумала костюм, в кого переоденешься на Празднике Весны? — полюбопытствовал Ром, целясь в мишень.
— Я ещё не придумала, — честно призналась я.
— Ну, так время ещё есть! Я тоже ничего не придумал. Хочется нарядиться во что-то пафосное.
— Быть незабываемым королём Весеннего Маскарада? — улыбнулась я.
— А кто не хочет быть королём? — парировал весело Ром. Кажется, у него сегодня отличное настроение.
Ром безупречно попал в центр мишени, точно просчитав количество оборотов в воздухе, которое должен совершить нож. Обратив внимание, что я рассматриваю и взвешиваю в своей руке клинки, поинтересовался:
— Хочешь кинуть?
— Нет, хочу взять. Подержать у себя, — совершенно неожиданно для меня, сорвалось у меня с языка это странное пожелание. Я сама себе удивилась — что за блажь?!
Ром пожал плечами, несколько секунд посмотрев на меня:
— Возьми.
— Что, правда можно? Серьёзно?
— Конечно! Это же казённые ножи. Их можно брать на любую миссию.
— Они так остро наточены… — я коснулась пальцем края лезвия.
— Естественно, это же готовое боевое оружие, а не игрушка.
— Спасибо, — я осторожно положила нож во внутренний карман куртки. Погода сегодня тёплая и слякотная, поэтому куртку я надела лёгкую и не стала её снимать, зайдя в подвал базы — рассчитывала оставить в раздевалке перед тренировкой.
— Пойдём драться?
— Пойдём, — кивнула я.
Но подраться нам не удалось. Едва мы вышли в соседний зал, где проходили наши регулярные тренировки, как нос к носу столкнулись с нашим коллегой Фрэнком Скрэтчи. Он вперился в нас взглядом, который я бы обозначила как хищный:
— Ага, вот и вы, агенты 001 и 004. Это судьба. Я вас искал, уже собрался вызывать вас сюда срочно по рации, а Аманда сказала, что вы уже тут как тут. Редкостная удача. Мне с вами повезло, у вас настоящее чутьё!
— Ты нас искал? В чём дело? — удивлённо вскинул брови Ром.
— Задание есть. Идёмте в Оконную переговорную.
Фрэнк без обиняков красноречиво исчез. Мы с Поджигателем переглянулись.
— Как думаешь, нам правда повезло, Ром? — спросила я.
— Думаю, Фрэнк припас для нас что-то стоящее.
— Ты меня обнадёжил, — улыбнулась я.
Через две минуты мы сидели в комнате на первом этаже с большим широким окном во всю стену. За окном смеркалось и шёл дождь со снегом. Вот и конец тёплой погоде. Неустойчивый коварный март.
— Ребята, — агент Скрэтчи оглядел каждого из нас пронзительным взглядом. — У нас с вами будет очень ответственное и очень секретное задание. Мы с вами втроём входим в независимую расследующую группу по делу о музее Дерва. Сам наш босс F настоял на том, чтобы я привлёк к этому расследованию именно вас двоих, как самых лучших агентов среди всей вашей Великолепной Шестёрки.
Мы с Ромом переглянулись в очередной раз.
— Самые лучшие агенты? — это меня изумило и потрясло больше всего.
— Да. F именно так и передал. Что только 001 и 004 могут участвовать в таком деле.
— В деле музея Дерва? Мы не ослышались? Это пропажа ценного экспоната? — уточнил Ром. Оказывается, он тоже знал о краже рапиры.
— Да, так точно, — кивнул Фрэнк. — Вначале несколько слов расскажу о самом экспонате. Это дуэльная рапира с обоюдоострым прямым узким клинком, изготовленным в 18-м веке известным мастером-ювелиром и искусным оружейником Дезмондом Анкелусом по заказу короля Александэра, который преподнёс её в дар нашему городу. Об этом даре написано во многих учебниках по истории. Эфес этой уникальной рапиры выполнен из сплава благородных металлов, присутствуют вкрапления драгоценных камней. Сам клинок очень острый, изготовлен из высококачественной стали. Ножны рапиры лишь приукрашивают своей «скромностью» её стоимость. Вот материал ножен: змеиная кожа, серебряные вкрапления, прилепленные гранённые самородки изумрудов, сапфиров, рубинов. Рапира считается одной из самых первых представительниц вида этого холодного оружия, первые рапиры как раз появились в 17-м столетии, а к началу 18-го этот вид оружия достиг своего расцвета.
Эта изумительная рапира, шедевр оружейного искусства, находилась в музее Дерва под строжайшей охраной. Она изначально была помещена в Зал Исторических Ценностей, где представлены самые драгоценные и уникальнейшие экспонаты прошлых эпох, признанные как артефакты культурного наследия. Вход в Зал Исторических Ценностей для посетителей за отдельную плату. Помимо совершенной системы охраны и сигнализации, там поддерживаются соответствующие климатические условия и освещённость, чтобы экспонаты оставались в целости и сохранности десятилетиями. Рапира пролежала в музее Дерва уже более двадцати лет, с тех пор как один известный коллекционер-меценат с аристократическими корнями бывших придворных короля великодушно и безвозмездно передал её музею в целях эстетического просвещения всего человечества. Я это всё так красиво рассказываю и разливаюсь соловьём, чтобы у вас было представления, друзья, о том, насколько это ценная вещь, — оговорился Фрэнк.
— Мы охотно себе представляем, — улыбнулась я, и мы с Ромом согласно и солидарно кивнули.
— Ага, это всё равно что упереть с неба луну, — добавил Ром.
— Типун тебе на язык, агент 004! — в притворном ужасе Фрэнк замахал руками. — Ещё не хватало Лоуренсу и Харрисону бегать по всему земному шару и стирать память простым смертным людям после такого! Нам надо во что бы то ни стало поймать этого ловкача, своровавшего рапиру, дабы ему действительно не пришло в голову упереть луну. Я уже склонен подозревать, что он на это способен!
Я в нетерпении спросила:
— Итак, эта рапира лежала 20 лет в музее. Как мне стыдно, кажется, я её ни разу не видела. Когда мы с Эллен ходили в Музей Дерва, этот самый знаменитый зал находился на реконструкции, и мы туда не пошли, — вспомнила я. — Как же так получилось, что её украли?
— Сейчас я вам всё расскажу, — агент Скрэтчи, кажется, доволен тем, что донельзя заинтриговал нас и разогнал наш интерес до спринтерского бега. — Эта рапира лежала на специальной музейной мебели — таком столе, со стеклянной крышкой, на подкладке из ткани, внешне напоминающей чёрный бархат. Принцип охраны такой, что саму рапиру нельзя взять в руки, не сняв стеклянный колпак. Чтобы его снять, нужно снять его сначала с сигнализации, иначе сирена издаёт такой звук, что музей моментально оцепляет спецназ. Сразу предваряя ваш вопрос о неисправности системы сигнализации, скажу, что система исправна: она проверяется ежедневно. Близ дверей всегда находится охрана. В зале четыре камеры — по одной из каждого угла; обзор такой, что видно каждый закуток. Зал не имеет окон, не имеет никаких люков, шахт вентиляции — воздух в нём хранит особый кондиционер, работающий от электроэнергии. Ещё там есть противопожарные датчики на потолке, которые реагируют на задымление. Эту особую охранную систему установили около двух лет назад. Как раз тогда, когда её устанавливали, зал и был на реконструкции.
— Логично, — кивнула я. — То есть получается, что там только одна дверь, входная, и никаких других щелей и окон?
— Да, и мышь не проскочит! — подтвердил Фрэнк. — Теперь представьте, какой шок там был утром в субботу, то есть позавчера. Вечером в пятницу, как обычно, зал закрыли на ночь, бдительный охранник так стережёт, что готов пристрелить даже ползущую к запретной двери муху. Он знает, что все экспонаты в полном порядке, к тому же, в зал никто никак не пройдёт, а тут утро, и — пожалуйста! Исчезло бесценное холодное оружие. Кому это понравится? И следов никаких! Полиция в шоке; выдвигается вполне приемлемая гипотеза: несчастный охранник стал жертвой гипноза, сам открыл дверь, сам на время отключил сигнализацию, камеры, позволил вору в перчатках снять колпак, взять рапиру, а потом взял и всё забыл. Вполне приемлемая картина, если учесть, что в нашем веке нам более всего приходится терпеть именно от психотропного оружия. Но то, что произошло сегодня — ломает вообще все рамки, все законы физики.
— Что же произошло? — воскликнули мы с Ромом в нетерпении.
— После происшествия в ночь с пятницы на субботу мой коллега, Барт Бигсон, провёл колоссальную работу: проверили все записи с камер, тщательно опросили и проверили всех людей, которые ночью дежурили в музее. Это ночной охранник, на которого больше всего пало подозрений, сторож территории и уборщик. Их подвергли медицинскому осмотру — не были ли им вколоты наркотики или яд, влияющий на изменение состояний сознания. Ничего не обнаружили. Кроме одной странности с камерами. Камеры всё-таки были установлены не корректно.
— Как это понять? — спросила я.
— Камеры были направлены прежде всего на отлов и осмотр потенциальных грабителей, нарушителей, либо неадекватных посетителей. Угол обзора каждой камеры помещался таким образом, что да, было видно всякую живую душу, входящую в зал. Но не было видно досконально стола с рапирой. Примечательный факт: практически все экспонаты попадали в обзор камер, но только не рапира.
— Вот поэтому вор выбрал украсть её, — вырвалось у Рома. — Однако какими чертями он это сделал?
— Вот именно, агент Террисон! — Фрэнк азартно поднял вверх указательный палец. — Именно чертями! Не иначе как с помощью потусторонних сил он это сделал. Барт провёл расследование по горячим следам, которое заняло всю субботу и воскресенье. И это при том, что музей закрывать не стали, так как это могло вызвать вопросы и привлечь внимание прессы. Поэтому Барт очень тонко внедрил в штат охранников Зала Исторических Ценностей нашего человека — детектива Люка Люменса. Камеры и сигнализацию снова проверили, всё исправно. Люк дежурил с воскресенья на понедельник. Дверь была тщательно закрыта. Но Барт до сих пор корит себя за непредусмотрительность: он упустил из виду тот момент, что камеры и их обзор оставались на своих местах.
Поймав наши недоумённые взгляды, Фрэнк продолжил после паузы, которую умел выдерживать:
— Сегодня утром, когда зал был открыт, на месте рапиры под тем же колпаком было кое-что найдено. Реликвия целиком находится в наших руках, о её существовании мало кто знает, поскольку мы — Только Для Ваших Глаз — взяли на себя расследование этого дела. Впрочем, улика эта нисколько не проливает свет, а напротив, усиливает черноту.
Ром спросил:
— Фрэнк, ты говоришь, дверь в Зал Исторических Ценностей закрывалась. Зачем?
— Так построена система сигнализации. После девяти вечера, если дверь туда открывается, поступает тревога на центральный пульт охраны в полицию. Таковы правила Музея, обойти которые мы пока не можем, чтобы опять же не привлекать много внимания.
— Подождите, коллеги. Я ничего не понимаю, — запуталась я. — Сначала, в ночь с пятницы на субботу, украли рапиру. А сегодня ночью, с воскресенья на понедельник, под этим колпаком на чёрном бархате что-то нашли? Укравший рапиру что-то туда подложил?
— Да, ты совершенно верно всё поняла, агент 001.
Фрэнк с этими словами достал из специального шкафчика небольшую металлическую коробку и открыл её, там лежала маленькая кассета, как для диктофона. Фрэнк осторожно взял её кончиками пальцев, предварительно надев перчатки.
— Там лежало вот это. Тут нет ни малейшего намёка ни на чьи отпечатки пальцев. Подложивший эту кассету сильно постарался.
— Что на ней? — спросил агент 004.
— Я сейчас вам продемонстрирую, — Фрэнк встал, направился к нише в стене и достал оттуда портативный маленький магнитный проигрыватель. — Скажу сразу — кассета сегодня весь день проверялась в нашей акустической лаборатории на предмет выявления шумов, звуков, шифров, инфразвука, ультразвука, белого шума и так далее. На ней ничего. Она чиста с точки зрения подспудных нюансов. На ней записано только вот это.
Агент Скрэтчи вставил кассету в проигрыватель и нажал «играть». Громкость он сделал среднюю. Мы услышали фон, какой обычно бывает на оставшихся секундах закончившейся играть кассеты. А потом…
Высокий звонкий мальчишеский детский голос 8 раз отчеканил странную и очень нелепую для данного случая фразу, произнесённую все восемь раз совершенно одинаково:
— Купи слона! Купи слона! — интонация была весёлой и задорной. — Купи слона! Купи слона! — и так далее, до восьмого «купи слона».
Фрэнк остановил, вытащил кассету и, убирая её снова в металлическую коробку для улик, пояснил:
— Дальше ничего нет. Всю плёнку тщательно проверили. Люка тоже, разумеется, тщательно проверили, — оговорился он с несколько саркастической улыбкой. — Наркотики в него не вкалывали. Он не спал, разумеется. Не видел и не слышал ничего подозрительного — а вы можете себе представить, что он сидел там с чётким намерением отследить аномальные явления. И каждые десять минут докладывал мини-отчёт о том, что происходит, на Базу и лично Барту.
Мы с Ромом минуту обдумывали сказанное. Ром проговорил:
— Голос детский, может быть и видоизменённым женским. Я бы поискал перво-наперво в Сети какие-нибудь наводки на эту фразу, что означает выражение «купи слона». Это явно подсказка.
— Да, но зачем, по-твоему, агент 004, злоумышленнику оставлять нам подсказки? — посмотрел на него в ответ Фрэнк.
Я сказала:
— Выражение «купи слона» означает заведомо невыполнимую просьбу, когда ты хочешь заставить человека что-то сделать, что он точно не сделает. И издеваешься над ним, повторяя эту просьбу бесчисленное количество раз. Есть такая игра в слова у детей. Подходишь к человеку и говоришь ему — «купи слона». Человек тебе отвечает — «зачем?». Ты говоришь — «Все говорят зачем, но ты купи слона!». Человек тебе говорит — «Иди отсюда в баню!». Ты говоришь — «Все говорят иди отсюда в баню, но ты купи слона!». И так далее.
— Метод заезженной пластинки. Мы прекрасно тебя поняли, агент 001. Вот, агент 004, твоя напарница права: никаких наводок вор нам не даёт. Он издевается! Просит у нас купить ему слона.
— Но постойте, коллеги! Всё же я бы проверил всё про слонов. Зоопарки. Географические места в городе. Например, нет ли в Укосмо какого-нибудь переулка Слонов или улицы Слонов… Возможно, какие-то клубы или бары с таким названием.
— Ром, ты делай как считаешь нужным. Расследование полностью ваше, — одобрил Фрэнк. — Но слишком много в мире слонов, вот я что хочу сказать. Слишком широкая выборка. Это всё равно что ехать куда-нибудь на юг, в саванну и джунгли и отлавливать всё поголовье слонов, которое водится на планете.
Внезапно меня осенило:
— А кассету утром кто нашёл? Люк?
— Зал утром открывали Барт и Люк, чтобы проверить. Они и нашли.
— Барт — так ведь его позывной «Слон»! — проговорила я немного оторопело, сама удивляясь своей догадке.
Фрэнк глубоко задумался:
— А ведь и правда. Я об этом не подумал. Клот, ты полагаешь, злоумышленник знает о нас, о Барте?
— Ничего не исключено, — немного замявшись, проговорила я.
— Я поговорю с Бартом. Интересная версия. Что обращение этого негодяя было именно персонально к нему. Но никто позывного Барта, кроме ТДВГ, не знает, однако. Чувствую себя героем какого-то мистического детектива, которые сейчас в модных книжках пишут.
— Я бы ещё повнимательнее изучил бы историю этой рапиры. У нас на Базе есть материалы про неё? — спросил Ром.
— Ты можешь посмотреть в нашей обширной библиотеке.
— Не было ли с рапирой связано это — слоны. Возможно, слоновая кость или ещё какая-нибудь история… — заговорил агент 004, уже не обращаясь ни к кому.
Я спросила:
— А число восемь? Мальчик на плёнке сказал восемь раз «купи слона». Почему именно восемь?
— Я тоже об этом думал, агент 001, —кивнул Фрэнк. — Агент 004, когда будешь искать — ищи восьмёрку тоже.
— «Купи слона». Он что, предлагает купить, дать взятку Барту? — задумчиво проговорил Ром.
— Ребята, вы записывайте пока все мысли, какие у вас есть в голове. Будем по ним работать. Я ещё раз опрошу Люка. Если он даже видел нечто, чему не придал значение — это может быть чрезвычайно важно. Например, мигнул свет, странный шорох, который Люк принял за сквозняк. Возможно даже, что Люк что-то видел или слышал, но пока об этом не говорит, из лучших побуждений, посчитав, что его наблюдение ошибочно и может нас ввести в ещё большее заблуждение. А ещё меня больше всего волнует, кто там промышляет. Каким образом сама собой в воздухе исчезает рапира и появляется кассета? Кстати, камеры уже переставили. Теперь одна из камер направлена прямо на этот пустой стол. Наши люди плотно работают с музейной администрацией. Опрашивают всех работников и смотрителей — не приходили ли посетители, которые казались странными. Пока опрос ничего не дал, ждём результатов. Но надеюсь, что что-то всплывёт.
— Даже в голове не укладывается, каким способом он действовал, — проговорил Ром. — Использовал фантастическое оборудование, позволяющее воровать сквозь стены? Только так можно это объяснить. Если так — мы имеем дело с сумасшедшим гением.
— Или он не человек, и был невидимым для камер, проник через параллельный мир, а рапиру так и унёс. И так и принёс и подложил кассету, — проговорила я.
Кое-что я знала о некоем таинственном месте, которое называлось «Теневая Сторона». И кое-что уже тогда начала подозревать — возможно, кражу совершило сверхъестественное существо? Тогда точно, это расследование по нашей части.
Фрэнк внезапно подошёл ко мне и с гордостью положил руку мне на плечо:
— Клот, ты гений! Мы пригласим Мэтта Харрисона, нашего главного квантового физика и эксперта по прорывам ткани миров. Пусть использует своё оборудование и проверит зал, нет ли там аномальной зоны. А то вдруг там вообще опасно — сегодня пропадают и появляются вещи, а завтра там пропадут люди и появятся какие-нибудь пришельцы?!
— У меня ещё одна версия про рапиру, — вспомнил Ром. — У нашего профессора Демоуса есть разработка Многогранник. Если направить луч Многогранника на вещь, можно «размножить» её. То есть создать трёхмерную голограмму, полностью выглядящую как оригинал, только неосязаемую, создать видимость присутствия этого объекта. Вдруг рапиру похитили задолго до этого, а там всё время находилась голограмма?
— Ром, ты тоже гений. Но с той поправкой, что если это так, значит, преступление мог совершить кто-то из наших. А об этом мне думать очень не хочется, — покачал головой Фрэнк.
Я внимательно посмотрела на нашего старшего коллегу:
— У нас в ТДВГ когда-то были предатели?
— На моей практике ни разу, — без запинки ответил он. — Наши боссы сразу просчитывают такие вещи. Действуйте, ребята. Надеюсь, что завтра уже у каждого из нас что-то будет, что предложить к обсуждению. Нам нужно продвигаться в этом деле. Я отправляюсь искать Мэтта. Библиотека, архивы, секретные материалы в ваших руках, агенты 001 и 004. Я сделал для вас права доступа.
— Спасибо, Фрэнк, — поблагодарили мы.
После того как за агентом Скрэтчи закрылась дверь, я спросила Рома:
— Как странно, что сам F поручил нам это задание. Ты когда-нибудь видел F?
— Ни разу. Его мало кто видел хоть раз, насколько мне известно, — покачал головой Поджигатель.
— Это ещё более чем странно. Я в ТДВГ уже почти два года и тоже не видела F.
— Я в ТДВГ четыре года и тоже его ни разу не видел, — развёл руками Ром.
— Кто же он такой? Хотела бы я познакомиться с ним. Что им двигало, когда он попросил Фрэнка взять нас в это дело? Дело нехилое, судя по всему. Явно пахнет аномальщиной.
— Это точно. Клот, я проверю всё по теме слонов. Узнаю о рапире побольше. Отправляюсь сейчас в компьютерный терминал и в библиотеку.
— Я тебе помогу. Я бы изучила для начала сводку об аналогичных кражах. Как крали произведения искусства из музеев. Или из особо охраняемых мест. Что использовали, какое оборудование.
— Прекрасная мысль! Нам надо определить вектор поиска — мы ищем гения-учёного, использующего сверхсекретные разработки по расщеплению защитных колпаков на атомы, или чёрта, который скачет по астральному миру.
Так мы отправились в компьютерный терминал.
Ром быстро распечатал материалы из Сети и отправился с ними в библиотеку. Он хотел начать изыскания с истории рапиры и найти связь между «слоном» и оружием. Также он сказал, что хочет внимательно прочесть биографию короля Александэра и его ювелира-оружейника Дезмонда, чтобы понять, почему вор позарился на рапиру. Я же осталась за монитором и стала искать сведения об аналогичных преступлениях, которые уже совершались похожим образом.
Работа эта очень кропотливая. Информации много, у меня едва не разболелась голова. Часы показывали позднее время, а я толком ничего не обнаружила. Надо возвращаться домой — хоть я предупредила родителей, что задержусь допоздна у Джейн, злоупотреблять их доверием не стоит. Если я не вернусь до десяти, мама с папой могут начать звонить Джейн и когда поймут, что я не у неё, у них начнётся ненужная мне паника. Напоследок, я вспомнила о сегодняшней просьбе Когана, и по-быстрому выгрузила из базы данных на печать данные на Денгера и Ханра. Ознакомлюсь с ними дома.
Что касается преступлений и краж, я пока ничем не могла похвастаться. Единственная стоящая информация, которую можно передать Фрэнку на дальнейшую проработку, заключалась в поверхностных сведениях о мафии, которая занималась исключительно кражей предметов старины. Так называемые «чёрные расхитители». Я вспомнила, что когда Барт сообщал на Базу о пропаже рапиры, он их упомянул. Возможно, это наша ниточка, которая приведёт нас к рапире? Насколько далеко в техническом оснащении и своей наглости зашли эти «чёрные расхитители», могли ли они украсть рапиру? Несколько таких распечаток я оставила в Комнате Шестёрки, для Рома. Если он заглянёт, пусть их посмотрит. К сожалению, мне надо бежать.
Дома родители ничем не выдали обеспокоенность по поводу моего отсутствия. Значит, всё в порядке!
Перед сном распрямила сложенные листы бумаги с распечатками досье на Денгера и Ханра. Читая данные на них, я обалдела. У Денгера несколько приводов в полицию, когда он был несовершеннолетним. Настоящий хулиган-рецидивист! Кто его родители? Эх, жалко не удалось подольше покопать его подноготную. Вдруг у него есть кто-то, кто его покрывает? Ханр показался мне опасным типом. Взглянув на фотографию, я не поверила, что ему восемнадцать лет — выглядел на все тринадцать. Щуплый, невзрачный, с обманчиво-светлой внешностью. Между тем, в его биографии несколько фактов, что он не совсем нормальный: стоял на учёте в психиатрической клинике, якобы за жестокое обращение с животными. То есть имеет садистские наклонности. Не повезло Прэди, что он с ними связался. Я ещё раз рассмотрела фотографию Денгера: вот он реально на ней выглядел отпетым негодяем! Ну и рожа. Надеюсь, в ближайшее время мне представится возможность расквасить её. Ещё чего, вздумали покушаться на мою школу, на мою территорию! Шушера проклятая…
Когда я засыпала, в голове вдруг возник голос Паука. Этот странный чудак с лавочки. Он снова говорил о погоде — о том, что погоду делает наше настроение, а если мы подвергаемся влиянию настроения, ничего хорошего из этого не выйдет. Мы превращаемся в мелких презренных людишек, тратящих жизнь и энергию на негатив, притягиваем негатив, играем в «жертв». И ничего в итоге не добиваемся. И жизнь проходит мимо. Нет, я не должна равняться на таких людишек! Для меня моя погода всегда будет отличной! Спасибо тебе, Паук.
Хьюис доложил, что разговор с Годдсом прошёл удачно. Годдс, немного поколебавшись, поддался на уговоры Хьюиса и согласился сотрудничать с детективным агентством Хордерн. Он упомянул, что передал дело в расследование ГБРиБ, полиции и ещё одной детективной организации. Услышав об этом от Хьюиса, начавшая радоваться везению Рэйчел нахмурилась:
— Что за организация?
— Годдс не говорит. Он сказал — это какие-то «люди в чёрном». Якобы какое-то подразделение ГБРиБ, или что-то в этом роде… — проговорил Хьюис.
— Узнай подробнее, что это за конкуренты! Ты уже должен был это сделать, — прошипела Рэйчел на подчинённого.
— Да, босс, — кивнул тот.
— Что тебе дал Годдс?
— Записи с камер наблюдения дал посмотреть. Там — ничего. Он сказал, что полицейские ночью поставили там своего человека. И шуруют, но пока без особого успеха.
— Ещё бы! Кишка у них тонка, — самодовольно улыбнулась Рэйчел. — Одна я знаю эту индустрию. Вор, который невидимый для камер. Редкостный ловкач! Мы тут с Хеймелем тоже поработали. Я узнавала по своим каналам и связям, кто мог «заказать» рапиру Александэра. Но меня интересует не заказчик, а исполнитель. Если удастся выйти на него и перекупить, заполучить его к нам — мы разбогатеем. Это просто гений! Жду сведений от одной моей знакомой. Ясно как белый день: камеры и изображения на них были подменены, а охранник ничего не заметил, потому что в него вкололи особый препарат, блокирующий воспоминания.
— А сигнализация? — спросил Хьюис. Он был, несмотря на свою ленивость во время отсутствия босса, весьма толковым малым. — Кто мог сообщить код?
— Это, между прочим, твоя работа выяснить. Проверь данные на каждого сотрудника музея. Если там обнаружатся «наши» — тащи этого человека сразу ко мне. Моя знакомая из Научно-Исследовательского Института Современной Медицины должна мне прислать данные по такому препарату. Препарат редкий и секретный. Она пришлёт списки возможных покупателей.
— Вы полагаете, что исполнителем была целая банда?
— Это мог быть и один человек, вступивший в сговор с кем-то из музея. Человек, который разбирается в видео и системах безопасности. Вор, который собаку съел на этом, — была уверена Рэйчел.
Она думала, что на правильном пути, однако она заблуждалась. Она оказалась мухой, попавшей в паутину, но ещё не подозревающей об этом. Отпустив Хьюиса пораньше пропустить вечерком стаканчик-другой в баре (Хеймель уже ушёл), Рэйчел продолжила ждать звонка одной высокопоставленной подружки, учёной дамы, снабжавшей детектившу-мошенницу секретными сведениями. Дама имела огромную склонность к дорогим предметом искусства, которыми её снабжала, в свою очередь, Рэйчел. Поэтому у них с ней настоящий продуктивный симбиоз.
Около десяти вечера дама позвонила.
— Детективное агентство Хордерн, — взяла Рэйчел трубку.
— Рэйчел, милая! Ах, ты такая деловая! Это Аннет.
— Аннет, ближе к делу. Что там у тебя? Были те, кто закупал препарат в лаборатории? — в нетерпении резковатым тоном потребовала Хордерн.
— Ты не поверишь, Рэйчел, — вздохнула трубка. — Когда ты мне поручила это, я сочла это дохлым номером. Я думала, ничего не найду. Но ведь мои думки никого не интересуют, верно?
— Это точно. Не тяни, Аннет. Я понимаю, длинный день, ты любишь поболтать. Но мне некогда, — продолжала гнать лошадей Рэйчел.
— Тебе ведь нужно имя?
— Да, имя, или название организации или фирмы, под прикрытием. Ты всё прекрасно понимаешь, не маленькая девочка.
— Некто Хэйес.
— Кто? Кто это такой?
— Некто Хэйес совсем недавно, около двух недель назад, закупал препарат у нас. Нелегально. То есть он не относится ни к военным, ни к силовым структурам, ни к врачам. Частное лицо. Он заплатил огромную сумму денег, фактически дал взятку нашему директору, и тот снабдил его маленькой долей препарата, а по бумагам провёл всё так, что недостачи нет. Препарат разрабатывается только у нас, ему нет аналогов. Возможно, это то, что ты ищешь, — намёками сообщила учёная информаторша.
— Аннет, пришли мне всё, что знаешь на этого Хэйеса.
«Неужели это он, ловкий вор? По-видимому, богач и обладает огромными связями! А может, всё-таки, этот человек от организации? Вроде той, которую курирует мой отец?» — быстро пронеслись мысли в голове Рэйчел.
Какая редкостная удача, что Рэйчел познакомилась с Аннет! Казалось бы — они работали совсем в разных сферах, одна в индустрии предметов искусства, вторая — в сфере научных разработок фарм-препаратов и биологически активных веществ. Что может быть между ними общего? Однако они оказались друг другу полезны. Аннет ненавидит свою работу, свой НИИ. И готова сливать информацию для Рэйчел по любому запросу. На работе об этом никто не знает. И сама Аннет тоже, кстати, не знает, что она вторая муха. Если вы думаете, что паук наедается вдоволь только одной-единственной мухой, то глубоко заблуждаетесь.
Эллен и думать забыла о вчерашнем звонке. День был настолько насыщенным, что странное телефонное происшествие, случившееся сутки назад, поистёрлось из памяти. Поэтому Эллен вспомнила о нём лишь тогда, когда без двух минут полночь раздался звонок снова.
«Неужели снова этот тип? Нет, быть такого не может!» — пронеслось у неё в голове.
Она взяла трубку больше из любопытства.
— Алло?
— Дочитала рассказ? — сразу приступил он к делу, голос был тот же. Хриплый, страшный, задушевный.
— Ой… — Эллен едва не икнула от неожиданности.
— Рассказать, чем всё закончилось?
— Э-э… не надо. Я сама почитаю, пожалуй, — Эллен, начавшая теряться, быстро взяла себя в руки.
«В конце концов, это просто телефон. Не стоит же он тут у меня в комнате с ножом! Можно с ним и поговорить», — решила она.
Голос, кажется, снова услышал её мысли:
— Я ведь рано или поздно доберусь до тебя.
Пауза. Голос договорил фразу, и это прозвучало несколько угрожающе:
— Когда почувствую, что ты будешь к этому готова.
— Ты кто? Может, скажешь мне напрямик? Кто тебя послал, на кого работаешь? — спокойно спрашивала бесстрашная агентка.
— Это не имеет значения.
— Ага, убегаешь, значит, — наморщила она носик.
— Нет. Если я тебе скажу, кто я, ты не поймёшь.
— Ну так попробуй. Судить-то не тебе!
— Я тебе уже говорил. Я твой самый страшный кошмар.
— Мне что, сейчас в обморок хлопаться? — улыбнулась Эллен. — Банальная шутка!
— Я то, что ты боишься больше всего.
— Ты не знаешь, чего я боюсь.
— Думаешь? — усмехнулся Голос. — Ты мне сама рано или поздно об этом скажешь.
— Ну хорошо. Я боюсь пауков, — честно решила сказать девушка.
— Так вот, я — твой самый страшный паук.
— Пф-ф-ф, смешно! Я что, по-твоему, муха?
— Нет. Ты далеко не муха. Ты очень умна. Проницательна. Но у тебя есть страх — и я его насквозь вижу. И дело вовсе не в пауках.
Эллен вдруг осознала, что беседа приобрела задушевный характер. Не склонная умалчивать, если ей что-то приходило в голову, она так и заявила:
— Чувствую себя с тобой как на приёме у психиатра.
— Да, но тебе не скучно. Тебе интересно. Я интригую тебя. Приятно, когда жертва под микроскопом готова рассмотреть свой страх! От этого она перестаёт быть жертвой. Я горжусь тобой, Эллен. Ведь ты боишься, что рано или поздно тебе предстоит встретиться со мной лицом к лицу. И при этом не бросаешь трубку.
Голос завлекал, заманивал. Эллен слышала в нём такие оттенки и тональности, из-за которых просто не могла пошевелиться, она затаила дыхание. Голос проникал во всё её существо, обволакивал её подобно темноте в лесу. Ей стало казаться, что в комнате сделалось гораздо темнее. Но это не страшная темнота, нет, напротив. Такая темнота казалась ей уютной. Эллен поймала себя на странной мысли, что ей нравится разговаривать с этим типом.
«Это безумие. Меня тут кто-то за дуру держит, а я поддаюсь дурацким чарам и фантазиям! Веду себя как детский сад какой-то…» — немного обозлившись на себя, подумала Эллен.
— Рано или поздно я появлюсь. Запомни — это будет самым страшным мигом в твоей жизни.
— Ну спасибо, обрадовал. Ты монстр что ли, маньяк какой-то?
— Да, я маньяк. Ты боишься маньяков.
— Я давно уже не боюсь маньяков. И вообще, чем больше я с тобой говорю, тем больше понимаю, что я ничего не боюсь.
— Ты, как и все люди, Эллен. Ты боишься. Ты боишься неизвестности. Боишься боли. Страданий. Смерти близких. Боишься остаться одна. Боишься темноты — меньше, чем многие люди, но всё равно боишься. Страх темноты — в крови у людей. Память генов, память предков, потому что в темноте водятся дикие звери.
— С голосом, как у тебя, которые названивают ночами по телефону беззащитным молодым женщинам, — не преминула воспользоваться сарказмом Эллен.
Голос вдруг договорил:
— Но больше всего на свете ты боишься хаоса. Беспорядка. Потому что полагаешь, что потеряешься в этом хаосе и сойдёшь с ума. Ты боишься быть ненормальной, Эллен. Боишься безумия. Больше всего на свете. И, разговаривая со мной, ты думаешь, что уже слетаешь с катушек. Ведь я читаю тебя насквозь. Знаю все твои мысли. Знаю тебя. Я и есть безумие.
Эллен вдруг сделалась серьёзной. На её лицо набежала тень.
Голос прав. Он угадал её страхи. Первое, что хотела сделать девушка — выкрикнуть, чтобы он замолчал, прекратил. Но в решительный момент в ней всё перевернулось.
«А что, если попробовать исследовать этот страх? Ведь он прав, чертовски прав, этот шут. Я с детства окружаю себя порядком. Я правда боюсь хаоса. Боюсь потеряться».
— Я боюсь… — начала говорить Эллен. Она хотела договорить «потеряться», но в последний раз одёрнула себя:
«Какого чёрта я перед ним тут распинаюсь?!»
— Возможно, я боюсь всего того, что ты сказал. Это очевидные вещи, их боятся все люди. Даже ты этого боишься. Ты наверняка тоже боишься темноты. Сидишь там в комнате и дрожишь при мысли, что тебе кто-то также может позвонить, — едко заговорила Эллен, её голос стал похож на занозу. — Ты тоже боишься слететь с катушек. И что с того?
— Я тебе скажу, чего я боюсь, — после долгого молчания сказал Голос. Эллен даже уже подумала, что он пропал и хотела крикнуть «Алло!» в трубку. — Я больше всего боюсь остановки. Что мне рано или поздно захочется остановиться. И никто не сможет продолжить моё дело. Тёмной ночи тебе, Эллен.
Вот теперь он исчез. Окончательно.
— Алло!
Молчание. Длинные гудки.
Эллен вздохнула.
«А может, он прав? Мне эти разговоры снятся? То есть я их придумываю?»
Чего он боится? Что означает — остановится? Неужели этот телефонный хулиган поведал ей свой настоящий страх? Или это поучение, притча? Ведь его тон временами такой менторский. Будто он шибко умный, слишком много знает и хочет всем рассказать, как жить. И выбрал почему-то Эллен. Донести до неё высшую мудрость таким странным способом — названивая ей на телефон.
«Кто же он? Это Пол или кто-то, кого попросил Пол? Или всё-таки не Пол? Но из моих знакомых только Пол, пожалуй, может такое учудить… Клот не стала бы таким образом шалить, да и Пит тоже бы не стал, ему бы в голову такое не пришло!» — размышляла Эллен.
Она задумчиво посмотрела на телефон. Уже шестым чувством она предполагала, что сегодня больше он не позвонит. Подойдя к окну, девушка окинула взглядом мартовскую ночную улицу. Прохожих мало, снега тоже. Небо на редкость ясное и безоблачное. Внимание Эллен на короткий миг привлёк маленький мальчик, лет девяти, он качался на качелях внизу во дворе.
«Кто отпустил такого маленького ребёнка гулять так поздно?» — недоумевала Эллен. Она внимательно осмотрела двор. Родителей мальца не видно. А мальчик весело и беззаботно качался на качелях. Из-под его шапки выбивались светлые волосы. Даже с такого расстояния Эллен разглядела беззаботное, озорное лицо. Мальчишка улыбался, словно самый счастливый человек на свете.
«Он кайф ловит от этих качелей!» — подумала Эллен. Ей тоже захотелось покачаться. Спуститься во двор, поиграть с этим мальчиком. У неё ведь есть родная сестра Кэти, которой тоже десять лет. Эллен прекрасно ладит с детьми, с самого детства она была второй мамой для Леонарда, Эрин и Кэти. Но когда в семье Харви родился пятый ребёнок, Барт, Эллен уже тогда приняла решение жить отдельно. Она долго его вынашивала, часто ночевала у двоюродной сестры Клот, чтобы родители постепенно привыкли, что Эллен «отсоединяется» от гнезда. Эллен во всём и везде любит порядок. Она правда боится хаоса.
Пока Эллен думала о своей семье, она не заметила, как мальчик ушёл с качелей. Пошёл лёгкий ласковый снежок. Эллен легла спать, крепко и сладко заснула.
Вчера был длинный день. Насыщенный день! Весной дни всегда длиннее, чем зимой. Это ощущалось по количеству событий. Не зря говорят — долгие зимние вечера. Весной эти вечера кажутся не то что бы долгими, а очень наполненными приключениями. Вчера был именно такой вечер. А что приготовит мне сегодняшний день?
Мне даже стало интересно. Спящая зимой жизнь сейчас обрела краски, всё забурлило сплошным сносящим потоком, как будто лёд спячки растаял, и ручей прорвался. Сегодня у меня не болит голова. Я проснулась бодрая и готовая к новым начинаниям.
Итак, какие планы у меня на день? Для начала — сходить в школу. Школа — это досадная необходимость. Это то, что «надо».
Так. Не думать о неприятном. Я схожу в школу. И возможно, получу удовольствие. Хотя бы от того, что сегодня нет контрольных, а значит, будут новые уроки и новые темы. Осваивать новые темы и параграфы учебников куда интереснее, чем писать по старым скучные контрольные. Сегодня не будет математики, не будет физкультуры — эти предметы я недолюбливала.
В школе мне необходимо поддерживать своё амплуа «серой мыши». Никто не должен догадаться, что я собой представляю. Иначе не избежать излишнего внимания, сплетен и пересудов, которые могут мне повредить как секретному агенту, и рано или поздно я и вовсе «спалюсь».
Как раз сегодня оказался один из таких дней, когда моё прикрытие едва не порушилось. Именно из-за того, что я на переменах предоставлена самой себе. Это случилось на большой перемене.
В нашей школе огромная толпа народу, все классы с пятого по одиннадцатый учатся вперемешку на третьем, четвёртом и пятом этаже. На втором этаже учится мелюзга — начальная школа, а на первом — дурацкий физкультурный зал, буфет-столовая, раздевалка и кабинеты администрации. Есть ещё подвал, но в подвале — кабинеты изо, музыки и труда, а также несколько закрытых таинственных дверей, куда ходят только ремонтные рабочие, когда нужно починить какие-то трубы.
На переменах все ученики и учителя переходят из класса в класс. В коридорах устраиваются мелкие баталии, игры в карточки, тусовки, иногда там кто-то кого-то даже может задирать, все носятся, толкаются, могут шутки ради вырвать из рук сумку и убежать с ней или спустить её с лестницы. В шестом классе такое случилось со мной, мой портфель спустили с лестницы два придурка, они смеялись, думая, что я заплачу и ничего им не сделаю. Они жестоко заблуждались. Одного из них я избила сразу и очень больно, жаловаться он не стал, потому что иначе ему пришлось бы признать, что его побила девочка. За вторым я погналась, но не догнала. Однако на следующий день, когда он меня увидел, первым дал стрекача. С тех пор он меня и боится. Я даже не знаю, как его зовут, забыла совершенно, но каждый раз, натыкаясь на него, вижу его сверкающие пятки. Я им давно уже простила сброшенный с лестницы портфель.
Началось всё с того, что наша учительница иностранного языка выгнала нас всех из кабинета на перемену.
— Идите, погуляйте! Нельзя тут сидеть. Я буду проветривать помещение, вас продует, вы заболеете, и ваши родители меня убьют. Что это за мода такая — сидеть в кабинете? Идите пообщайтесь с друзьями, перемена большая! — менторским тоном выпроваживала нас иностранка.
Пришлось покориться. Я хотела вернуться в кабинет за яблоком и книгой, но она его уже заперла и ушла, громыхая ключами. Мой рюкзак остался там, я печально вздохнула. Осмотревшись, я не увидела вокруг себя ровным счётом ничего и никого интересного. Мне снова вспомнился Паук. Что он там говорил о людишках, тратящих свою жизнь на негативные эмоции? Хотелось бы его послушать. Он говорил такое, что могло быть для меня полезным. А ещё мне хотелось его расспросить, как он такой фокус проделал с Фэрри, оказавшись для неё невидимым?
Внезапно мне пришло в голову, что я его могу больше не увидеть. Стало неприятно от этой мысли. Бывает такое — едешь в поезде, попадается интересный попутчик. Или отдыхаешь где-нибудь на базе отдыха или в лагере, и сводишься с суперским замечательным человеком. Слово за слово, и вот вы уже как друзья. Поездка заканчивается — и человек пропадает. Точнее, говорит — звони, пиши, и ты говоришь — звони, пиши. А телефон теряется. Или и вовсе ты как дурак с ним общался, а телефон спросить забыл. И получается такая встреча на один раз.
В связи с этим, я подумала, что люди, которые приходят в нашу жизнь даже на короткий миг, даже на один день, оставляют отпечаток. Частичку себя. И судьба устраивает всё так, что эти люди были нам нужны на определённый отрезок жизни, пусть даже на несколько часов. Эти люди как наставники, как учителя. Как такие сверхъестественные мудрецы.
Задумавшись об этом, я вдруг по иному взглянула на окружающую меня шумящую толпу. Может, не зря я здесь? И может тот факт, что меня сейчас окружают именно эти люди, а не какие-то другие, что-то означает? Раньше я видела в ребятах из школы обезличенное стадо, этакую биомассу, со скучными неинтересными посредственными ценностями и устремлениями. Сейчас я вдруг ощутила каждого человека отдельно. Вот девушка из группы «В», где учится Вайл. Я её знаю, но немного. Вижу её периодически, а имя всё время забываю. Она любит много краситься, голос громкий такой, и она мне кажется не особо приветливой. Отчего она такая? Может, у неё что-то в семье, неприятности, а по натуре она добрый человек? А вот этот мальчик из группы «Б», где учится Джиллс, кажется мне глуповатым, поверхностным и несерьёзным. Наверняка троечник. Посредственность. Может, это моё предубеждение? Ведь он тоже личность! Ну и что, что интеллектом он не блещет. Может, он станет хорошим плотником, работягой? Такие люди тоже нужны на планете. Если бы все были такие звёзды, как я, жизнь была бы скучная. Всё познаётся в контрасте. Глупость и мудрость, Свет и Тьма…
Какое-то знакомое лицо, не очень приятное. Настораживающий тип. Парень лет где-то четырнадцати на вид, восьмиклассник, наверное. Карамба, кто это? Косится на всех. Его никто не замечает, кроме меня. Какое у него пронырливое, подленькое выраженьице глаз.
Стоп… Да это же Ханр! Я вчера вечером рассматривала его фотографию и читала про него досье из базы данных. Что он тут делает? Прямо в моей школе, на моей территории!
Он небольшого роста, щуплый и худосочный, светловолосый. Совершенно незаметная внешность. Ему на самом деле восемнадцать лет, а выглядит молодо. Бывает такой типаж молодых людей, которые всю жизнь остаются низкорослыми и выглядят как «большие дети». Но эти бегающие глаза… Он что-то замышляет! Во мне проснулась тревога. Или инстинкт охотника.
Он идёт к лестнице. Я тихо по стеночке пошла за ним. Увлечённая преследованием, я почти ничего не замечаю вокруг. Вот он спускается. Я следом. Может, у меня паранойя, и он в туалет идёт? Но нет, он спустился до первого этажа и идёт в подвал. На урок музыки? Но он не из нашей школы, и не из какого класса. Куда смотрит наш охранник, что допустил, что по школе разгуливает посторонний? С другой стороны, глупо осуждать охранника: он не пропускал незнакомых взрослых, а то, что преступник может проникнуть под видом подростка или ребёнка, ему и в голову не приходило!
Внизу шум — третьеклашки толпились в коридоре, ждали, пока кабинет проветрится. В кабинетах в цокольном этаже окна маленькие, под самым потолком, и открываются настежь — на то и подвал. Учительница музыки, добрейшая госпожа Блейтон, чуть в стороне от малышей разговаривала с Розой Мардук, главным заведующим учебной части по воспитательной работе и культурному просвещению. Роза Мардук полноватая представительная женщина, с короткой стрижкой и важным видом, в школе среди педагогов имеет огромный авторитет и пользуется влиянием. Властная дама, она периодически вносила в школьный распорядок свои нововведения. Считалось очень престижным быть её любимчиком. В любимчиках у неё ходит как раз наш с Коганом клиент Оскар Прэди. Мардук — довольно высокомерная особа, и к ней по-настоящему «на козе не подъедешь», как любит говорить Коган. А Прэди подъехал! Значит, он заслуживает уважения уже только поэтому.
Разговаривая с интеллигентной госпожой Блейтон которая выше ростом и старше, но вся ссутулилась перед пышущей харизмой Мардук, сама Роза стояла, высоко задрав нос и уперев руки в боки. Всем своим видом выражала важность. К ним и направлялся Ханр, пластунской походкой. Я осталась чуть в стороне, наблюдая, что будет. Он хочет что-то спросить у Мардук или у учительницы музыки?
Кто-то из третьеклашек, бодаясь с товарищем как маленький бычок, случайно толкнул Ханра. Тот схватил мальца за шкирку-воротник и сильным движением отодвинул как вещь, приставляя к стене и убийственно прожигая взглядом. Третьеклассник икнул и побледнел в одночасье.
— Не толкаться, — прошипел Ханр. — Иначе я к тебе приду, я знаю, где ты живёшь.
Он сказал это на полном серьёзе, да так, что у маленького мальчика, наверное, случился шок. Часть третьеклассников сразу притихли. Учительницы ничего не заметили, продолжая говорить.
Мардук как раз в этот момент, что-то эмоционально втолковав музыкантше, повернулась на своих каблуках и стала уходить из подвала. Она прошла мимо и окинула меня таким же напыщенным и надменным взглядом, но ничего не сказала и не спросила — моя роль серой мыши разыграна идеально. Музыкантша повела детей в класс, открывая его. А Ханр всё ещё топтался внизу. Он уставился на меня. Я поняла, что момент очень тонкий, я могу вызвать подозрения, и сразу же спустилась и подошла к музыкантше:
— Госпожа Блейтон, здравствуйте!
— Здравствуй, Клотильда, — удивлённо и искренне радостно поздоровалась учительница. — Как давно я тебя не видела! Как у тебя дела?
— Зашла поздороваться с вами! Знаете, мне… я бы хотела спросить у вас про ноты… есть ли у вас какие-нибудь старинные танцы, или вальсы? — ляпнула я совершенно первое, что пришло мне на ум, без задней мысли.
Ханр направился за Мардук.
— О… Конечно! Я с удовольствием посмотрю для тебя, — улыбнулась польщённая госпожа Блейтон. — Заходи ко мне в пятницу.
Госпожа Блейтон знает, что я заканчивала музыкальную школу и играю на пианино. Она сама предлагала снабжать меня нотами. Мы поддерживали с ней «добрососедские» отношения, здоровались друг с другом и справлялись об успехах.
— Спасибо вам! В пятницу я постараюсь зайти к вам ближе к концу уроков, очень хочу с вами поговорить!
— Конечно! И мы с тобой выпьем чаю, — улыбнулась душевная женщина.
— Я побегу, извините меня. Переменка скоро кончится. Да и вас я не хотела отвлекать! Рада, что застала вас! Желаю вам удачного дня!
— Конечно, конечно, беги! Тебе желаю успехов и много пятёрок получить в четверти!
— Обязательно, — улыбнулась я на бегу, отправляясь за Ханром.
Он что-то задумал. Зачем он идёт за Мардук? Она на него даже не посмотрела — так он удачно слился с фоном из третьеклассников, и ростом от третьеклассников особо не отличался.
Мои предчувствия оказались верными. Ханр шёл за Мардук опытным шагом преследователя. Мардук везде ходила по школе со своей сумкой, была у неё такая особенность, что с сумкой она не расставалась. Сейчас она достала ключи и, дойдя до своего кабинета на первом этаже, открыла дверь и вошла. Дверь закрывать не стала — видимо, зашла совсем на короткое время. Я затаилась, увидев, как Ханр прохаживается возле её кабинета. Он явно прислушивался к тому, что творилось внутри. Вдруг он, косясь глазами по сторонам, сам проскользнул в дверь! И через несколько секунд тихо и по-пластунски, но очень шустро и быстро выскочил из кабинета с сумкой Мардук.
Я глазам своим не поверила! Где сама Мардук? Я никогда не была внутри её кабинета, может, он разделён на две части, и Ханр выждал, пока Мардук зайдёт за перегородку? И как так вышло, что она сразу не заметила пропажу?
Дальше всё случилось за доли секунд. Ханр совершил спринтерскую пробежку по первому этажу, крепко прижимая к себе сумку. Смотрелось так, будто восьмиклассник опаздывает на урок, сжимая портфель. Я взглянула на часы — звонок раздастся через две минуты! Я сама побежала, поколебавшись — может, стоит забежать в кабинет Мардук и сказать ей о том, что Ханр утащил её сумку?
Ханр задержался у лестницы, быстро засунул в сумку руку, что-то вытащил из неё, наверное, деньги, и запихнул их себе в карман джинсов. Потом продолжил свой бег. Одна минута до звонка. Он поднимался вверх по лестнице. Вся толпа школьников, кто на лестнице и кто был в буфете, начала бегать туда-сюда, спеша в свои аудитории. Бегущего Ханра никто не замечал. Одна я стала свидетелем, как ловко он всё это проделал! Далее произошла вообще беспрецедентная вещь. Ханр добежал до третьего этажа и быстро оказался в кабинете истории. Там собрались одиннадцатиклассники, и я увидела среди них Прэди. Он что-то вещал, как пастырь своим овцам, несколько ребят ему дружно внимали. Это был костяк интеллектуалов одиннадцатого класса.
Увидев Ханра, Прэди удивился. Не просто удивился — ошалел! В тот же момент раздался долгий, пронзительный звонок. Ханр быстро всучил ему в руки сумку Мардук и проговорил с ехидненькой улыбочкой:
— Роза Мардук просила подержать пока у себя. Она тебе очень доверяет, — и был таков!
Он попытался улизнуть из дверей. Но у него не получилось. Потому что там стояла я.
Врезавшись в меня, он сначала ничего не понял. Я вдруг обнаружила, что он почти на голову ниже меня ростом! Это ж надо, а! Я, хрупкая пятнадцатилетняя девочка, сто семьдесят сантиметров росту, оказалась выше восемнадцатилетнего мужика!
Мигом вспомнив всё, чему меня учили на Базе — Аманда Беллок технике восточных единоборств, Мунда Рокс технике уличного боя, Эрнестина Мэччи технике вольной борьбы без правил, я проделала захват рук Ханра, скрутила его и устроила ему подножку. Ханр упал, но извернулся ужом, вскакивая и ударяя меня. Он снова попытался сбежать, я напала на него, уже применяя более серьёзные удары, и начала бить. Что на меня нашло в тот момент, я понятия не имела, но я почувствовала в нём опасного хищника, с которым мне надлежит сейчас же расправиться, иначе от него может исходить угроза. Не знаю, как это объяснить; я чувствовала это на подсознательном уровне. Ханр профессионально давал сдачи. Такое ощущение, что его серьёзно обучали! Он бил со всей силы, наотмашь, и если бы не мой тренированный пресс и умение ставить блоки, он мог бы меня покалечить. Я получила изрядное количество тумаков и синяков во время этого боя.
Не могу сказать, сколько он продолжался. И, дерясь с Ханром, я не осознавала, что твориться вокруг. А случилось так, что на наш поединок взирало с полкласса одноклассников Прэди, и сам Прэди стоял с отвисшей челюстью, даже выронив из рук страшный «трофей» — сумку самой Розы Мардук!
Последний раз толкнув меня очень больно под рёбра, Ханр прошипел с бешенством в глазах:
— Я запомнил тебя, тварь! — и был таков. Он убегал очень быстро. Сиганул на лестницу и вверх, намереваясь, видимо, пробежать через высший этаж к другим лестницам и смыться из школы по чёрному ходу.
Я вдруг увидела валяющуюся пачку денег на полу. По счастью, Ханр выронил их, это были деньги Мардук. Отряхнувшись, я чертыхнулась: по меньшей мере десятка два, а то и больше глаз взирали на меня в немом шоке.
— Карамба! Я опаздываю на иностранный! — рявкнула я на приливе адреналина.
— Ни фига себе… — высказал Прэди. — Теперь я понял, почему Коган тебя подсунул.
В его тоне сквозило нечто, похожее на уважение. Я подошла к Прэди вплотную и зашипела:
— Подними деньги с пола. Засунь их в сумку. Ты меня тут не видел, ясно тебе?
— Э-э…
— Тебе ясно? — угрожающе надвинулась я.
— Да, я всё понял, — он тут же поднял деньги. И посмотрел на одноклассников: —Спокойно. Это всё… мои личные проблемы. Моя личная жизнь. Недоразумение. Я должен вернуть эту сумку госпоже Мардук.
— Скажи, что нашёл сумку, валяющуюся на полу. Ни слова о Ханре, если ты не полный дурак. А самого Ханра я беру с этих пор на себя. Усёк? — зашипела я с нажимом, начиная нервничать, что опаздываю действительно на урок, и иностранка будет меня журить.
Прэди кивнул. Толковый парень, умничка. А уж как он объяснит своим приближённым, которые тут стояли, открыв рты, и смотрели на бесплатный раунд бокса, это уже не мои проблемы. Я побежала на урок. По счастью, иностранка сама задержалась на целых пять минут, и когда я прибежала на нужный этаж, мои одноклассники с унылым видом толпились под до сих пор закрытой дверью проветриваемого кабинета.
Слухи разнеслись быстро: когда иностранка вернулась и стала открывать наш кабинет, подтянулись из «курилки» Энтони, Эмиль и Юджин. Энтони сразу забросил удилище:
— Хэй, народ, вы слышал? Только что драка была на третьем! Какая-то девка избила пацана! Говорят, профессионально так отмутузила!
Тут же послышались нелепые пошлые дурацкие шуточки от Алекса Френди. Я его терпеть не могу, этого напыщенного придурка. А Коган слегка тронул меня за локоть и шепнул:
— Твоя работа, Итчи?
— Коган, я тебя когда-нибудь убью, — зловеще проскрежетала я ему сквозь зубы.
Его прозорливости можно только позавидовать. Вот почему он пахан и главарь школьной мафии!
Вечером мне удалось хорошо потренироваться на Базе. Я в течение часа накачивала мышцы, чтобы оставаться в хорошей физической форме. Когда я уже заканчивала и собиралась пойти выпить чаю, ко мне присоединился Пол.
— Как твой ремонт у соседей? — спросила я, когда он завис на брусьях, а я решила ещё раз сесть на шпагат, чтобы не потерять приобретённую растяжку.
— Продвигается полным ходом.
— А как хомяк?
— Знаешь, я бы хотел, чтобы у меня был заяц.
— Заяц? Почему заяц? У тебя много моркови?
— Нет, дело вовсе не в моркови. А в Остаре.
— Как это?
— Согласно ведовским древним традициям, само слово «Остара» означает богиню Весны. Она пробуждается, гонит прочь все тёмные силы, весь холод и мрак зимы. К ней тянутся изумительные милые создания — зайцы, козочки, овечки. Там, где она проходит, природа раскрывается, вспыхивают пламенем цветы, дует свежий весенний ветер. Остара — богиня Ветра и Огня, богиня Перемен, богиня Света и Тьмы. И символ Остары — заяц. Заяц резвый зверь, всегда быстрый, всегда юный, как и сама весна.
— Как красиво. Я не знала об этой легенде. С тобой как ни поговоришь — умнеешь и апгрейдишься! — засмеялась я, подбадривая друга.
— Наоборот, это вы с Джейн напомнили, как правильно называется День Весеннего Равноденствия. Я заинтересовался, стал изучать тему.
— У тебя секретное расследование? — спросила я Пола.
— Нет, просто так! Тем более, раз мы собираемся на этот Весенний Маскарад, к тому крутому знакомому Рома, мы должны быть подготовлены и вооружены знаниями!
— Ты большой молодец. Будешь тогда нас всех просвещать, чтобы мы явились на Весенний Маскарад во всеоружии!
— Обязательно! — пообещал Пол. И сам спросил меня, в свою очередь: —Как там Эллен? Я сегодня не мог до неё дозвониться.
— Она в колледже, должно быть. А после колледжа могла заехать к своим, — пожала я плечами. — Я её тоже сегодня не видела ещё. Мы созвонимся вечером.
На кухне Базы застала Рома. Поджигатель тоже пил чай, держа кружку в одной руке, второй что-то писал в блокноте.
— Клот, у нас тут новости. По нашему делу, от Фрэнка.
— Ты видел его? Когда? Я здесь уже больше часа, была в спортзале.
— Нет, мы созванивались днём. Он сказал, что его сдёрнули на другое расследование. Что-то связанное с коррупцией в одном НИИ. Там группа лиц занимается сбытом секретных фарм-препаратов на чёрный рынок. Фрэнк получил наводку от неизвестного анонима и решился её проверить, и сразу что-то накопал. Бывает же такое! Скорее всего, это был кто-то из наших союзников ТДВГ. А нам он просил кое-что передать.
— Что там? Это по делу музея Дерва?
— Разумеется. Потише, Клот. Это очень секретно, — Ром понизил голос до шёпота и тихо-тихо заговорил: — Годдс, директор музея, кроме нашей команды, нанял ещё какого-то детектива. У которого якобы узкая специализация на пропаже предметов искусства. Этот детектив какой-то левый. Годдс ему доверяет, потому что навёл о нём справки, детектив представил рекомендации нескольких богатых коллекционеров картин, для которых он работал ранее.
— Что это за детектив? — напряглась я.
— Это Фрэнк и просил узнать. Он назвал только его фамилию — Хордерн. Я уже успел облазить всю Сеть — ничего не нашёл. Ни сайта, ни наводки. Очень законспирированный этот тип. К Годдсу приходил его помощник, молодой мужчина, который Годдсу сперва не очень понравился.
— Фрэнк оставил данные про тех людей, которые рекомендовали директору этого детектива?
— Да, это некие Элиза Мариак и Льюис Бенш. Я как раз сегодня займусь ими, узнаю подробнее, что за люди. Фрэнк велел действовать аккуратно. Его задание — постараться узнать информацию про Хордерна. По понятным причинам конспирации, мы не можем сообщить Годдсу о нашем интересе к Хордерну напрямую. Настораживает, что этот детектив и его посредник, тот молодой мужчина, что приходил в музей и назвался явно вымышленным именем, очень настаивали, чтобы Годдс их нанял. Они якобы собаку съели на краже ценностей. Нам надо выйти на этого детектива. Не понятны его мотивы и намерения.
— Мотивы — возможность заработать деньги, — предположила я. — Он рассчитывает в обход полиции найти рапиру, для поднятия своего престижа. Мол, вот он я какой гениальный, нашёл, утёр нос простофилям-копам.
— Возможно да. А возможно также и то, что этот детектив может быть связан с кражей рапиры. И с тем, что мы находили. С кассетой, например. На днях Фрэнк направит в музей Мэтта. Сейчас Мэтт занят на рейде в другом городе, и когда он вернётся, сразу исследует аномальную и геопатогенную активность зала Исторических Ценностей. Да, на предмет открытия там самопроизвольных порталов в иные измерения.
— Ром, кого из тех двоих ты берёшь на себя? Элизу или Льюиса? — я заглянула в блокнот.
— Я беру женщину, это логично, — усмехнулся Поджигатель.
— Хорошо, тогда я займусь Льюисом, — кивнула я.
Заняться Льюисом Беншем — это означало полностью прошерстить о нём всю Базу Данных, узнать, что за человек, и как он связан с таинственным детективом Хордерном. При необходимости придумать легенду, как можно к Беншу «подойти» и расспросить про Хордерна. Такими обходными путями и находилась Истина. Я хотела сразу идти в Компьютерный Терминал, но осознала, что мои родители вот-вот вернутся с работы. А меня дома нет, и я должна буду им лишний раз объяснять, где я. Посмотрела на часы.
— Карамба. Уже начало девятого… — я заколебалась.
Мой напарник «отпустил» меня:
— Время ещё есть. До завтра, даже до послезавтра. Фрэнк нас не торопит, потому что основную линию расследования проводят Люк и Барт. Они опрашивают сотрудников музея. Кое-что нашли: за несколько дней до кражи рапиры заболела одна служительница-бабулька. Она легла в больницу на обследование. У Барта чутьё на эту пожилую леди. Они хотят её опросить, но сделать это в спокойной обстановке. Старушке предстоит пройти несколько небольших операций, опросить её прямо в больнице не представляется возможным.
— То есть Барт думает, что она видела потенциального похитителя рапиры?
— Возможно, да, возможно нет. А возможно, она просто что-то знает.
— Хорошо бы так. Ведь пока мы пытаемся найти рапиру или наводку, сама рапира ускользает всё дальше. Её уже могли раз пятьдесят продать на чёрном рынке, — я вспомнила, как вчера изучала информацию о «чёрных расхитителях».
— Вот это не факт. То, что нам была оставлена кассета, говорит, что похититель задумал игру. Не понятно, к чему она приведёт, — проговорил Ром.
На кухню зашёл наш коллега Эдгар Клете, поздоровался с нами и принялся варить кофе в кофе-машине. Мы с Ромом допили наш чай, пожелали коллеге удачи в его исканиях. Ром отправился в компьютерный терминал, а я — домой. Мне нужно завтра после школы сделать быстро уроки и быстро бежать на Базу, изучать досье на этого Бенша.
Вечером произошло любопытное и приятное приключение. Я вернулась домой буквально за пять минут, как машина родителей припарковалась у калитки. Я поцеловала маму, как ни в чём ни бывало ответила на её вопросы, сделала ли я уроки, что сделала их только что и уже даже успела принять душ и попить чаю. Мама спросила меня, как Эллен, и я как раз собиралась ей звонить.
— Ты всё-таки предложила бы ей ещё раз переночевать у нас. Почему-то мне не спокойно, что она там одна.
Я немного удивилась — мама вроде бы эту тему больше не поднимала с позавчерашнего дня.
— Ну, я попробую, — улыбнулась я и набрала номер Китти Римдик.
Было уже девять вечера. Эллен ответила сразу, голос её казался бодрым, оживлённым:
— Привет, Клот! Как я рада, что ты позвонила! Соскучилась по тебе!
— Что, правда? — удивилась я.
— Ещё бы! Я сегодня так устала, — пожаловалась кузина. — В колледже нас просто загрузили! А потом часа три подряд сидела в библиотеке и делала реферат по культурологии, писала себе конспекты.
— По культурологии? — удивилась я.
— Да, нам задали. Я решила рассмотреть тему старинных обрядов и праздников. И выбрала Остару, разумеется. Нынче тема очень популярна.
— Это точно. Все её изучают, — улыбнулась я и хотела добавить «Даже Пол вон, сегодня мне рассказывал про зайца и богиню».
Но подумав о том, что Эллен наверняка расстроится, услышав о Поле, не стала рассказывать. Ведь Эллен вроде как ревнует? Или нет? И Пол ей звонил сегодня, спрашивал о ней. Ладно, они сами разберутся. Не собираюсь я вмешиваться в отношения моего хорошего друга и двоюродной сестры. В тот момент я приняла для себя негласное решение, что обсуждать с Полом Эллен, а с Эллен — Пола и вообще упоминать их друг о друге — табу. Я подспудно чувствовала, что Эллен и Пол в самые последние дни немного отдалились друг от друга. Возможно, им так нужно? И этот ремонт для родителей Амели, этот хомяк Амели у Пола. И то, что Эллен так равнодушно отреагировала на то, что Пол был занят делами этой Амели… Чужая душа потёмки!
Между тем, Эллен весело продолжала щебетать как весенняя смешливая сорока:
— Клот, слушай! Приходи ко мне ночевать! Я купила вкусное печенье и сладкие кукурузные воздушные хлопья. И у меня осталось много молока, я одна его не выпью, а оно свежее, может испортиться! — она проговорила это таким ласковым, завлекающим голосом, что я высказала:
— Ты меня прямо соблазняешь! Искусительница в красном халате!
— Да, на мне сейчас красный халат! Угадала! А ещё я тебе кое-что хочу рассказать, похвастаться кое-чем.
— Чем же?
— Я начала шить себе платье к Весеннему Маскараду! Закупила сегодня ткань. Нашла у Китти машинку и разобралась в ней. Нашла шикарную выкройку. Ты должна мне помочь. Мне нужно, чтобы меня кто-то измерил. Давай, Клот, ну пожа-а-алуйста, приходи! — манила меня сестра.
— Ты мне не оставляешь выбора! Я хотела тебе к нам предложить прийти, вообще-то… и моя мама по тебе соскучилась…
— Куда я к тебе пойду с молоком и иголками?! — хихикнула Эллен.
— Да, ты права. Ты меня схватила в тиски, — расхохоталась я. — Сейчас я спрошу у мамы, если она отпустит…
— Пусть приходит вместе с тобой, — вдруг заговорила быстро Эллен. — Она же тоже у тебя любила раньше шить!
— Да, любила, когда было побольше времени.
— Ну так, пусть приходит, посмотрит журналы, выкройки. Продолжить шить никогда не поздно! И ты приходи, самое главное. Бери портфель, учебники, уроки. Мы с тобой часочек-полтора посидим, и спать. А тебе до школы идти пять минут от меня!
И я пришла. Моя мама без вопросов отпустила меня. Мы с Эллен сидели, не замечая времени. Пили молоко, ели вкусное печенье и воздушную сладкую кукурузу. Платье, которое собралась шить Эллен, было потрясающим! Я в который раз поразилась многогранным талантам моей сестры: она рассчитывала сшить такое великолепное платье менее чем за две недели до праздника! И она это сделает. Я помогла Эллен снять с неё мерки, она всё это записала, показала швейную машинку, ткань, картинки-фотографии платья из журнала для рукодельниц.
— Ты будешь в этом платье как настоящая Богиня Ветра и Огня! — сделала я комплимент.
— О, Клот, мне так нравится это имя! Богиня Ветра и Огня. Как страстно! — Эллен в восторге.
Потом мы взглянули на часы и ахнули: стрелка приближалась к двенадцати.
— Уже полночь почти! А тебе завтра рано вставать в школу. Заболтала я тебя! Ложись поскорее. Я тут сама всё уберу и тоже лягу.
Эллен положила меня спать в гостиной комнате. А сама она должна была спать в комнате Китти. В гостиной стоял телефон. Пока Эллен мыла посуду, он зазвонил. Я уже улеглась, и задумчиво посмотрела на звонящий в ночи аппарат. Часы как раз тихонько отбивали полночь.
Телефон звонил настойчиво. Я размышляла — позвать ли Эллен? Вдруг ей звонят, а она не слышит. Нет, всё-таки надо взять трубку. А вдруг это Китти и звонит узнать, всё ли с Эллен в порядке? Или что-то случилось, срочный вопрос? Обычно, по срочным вопросам звонят так поздно. В итоге я подошла к телефону. Тут я подумала, что он сейчас перестанет звонить. Слишком долго я своими размышлениями испытывала терпение звонящего. Но не тут-то было! Он всё ещё звонил.
На кухне прекратился шум воды. Эллен закончила мыть посуду. Тут же я сняла трубку.
— Алло?
В трубке сначала секунды две было молчание. Я хотела переспросить «Алло», как вдруг детский, скорее всего, мальчишеский голос, вежливо спросил:
— Добрый вечер. Будьте добры Питера!
Странно, в первую секунду голос и интонация показались мне дико знакомыми…
Я на автомате ответила:
— Вы не туда попали.
И положила трубку, даже не задумываясь. Мой мозг сам по себе продолжил мысль: «Если вы звоните Питеру Ривелу, его номер такой-то…». Я улыбнулась своим мыслям. Эллен зашла с кухни:
— Ты с кем-то разговаривала? Телефон звонил?
Тут я заметила, что с выражением лица кузины что-то не то. Она возбуждённая, взъерошенная. Бледная, а щёки красные. Такое ощущение, что сердце её билось в тот момент с сумасшедшей скоростью.
— Да, звонили. Кто-то ошибся. Какой-то мальчик, спрашивал Питера.
— Мальчик? — Эллен удивлённо сощурилась. Но тут же её лицо вдруг приобрело обычное, беспечное выражение: —Ну, бывает. Я что-то не хочу спать. У меня завтра в колледже пары начинаются не с утра. Провожу тебя в школу и немного тоже вздремну завтра. Пока почитаю или займусь платьем. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Эллен, — пожелала я и улеглась спать.
Заснула я тут же. Вообще не прошло и не секунды, после того, как я легла — как я уже была во сне! Никогда такого не было, какая-то магия! Я всегда засыпаю достаточно быстро, но чтобы так отрубиться — это просто немыслимо!
Но всё-таки последняя мысль в моём засыпающем сознании проскользнула. Этот мальчишеский детский голос в трубке и «КУПИ СЛОНА!» были подозрительно похожи…
«Что со мной такое творится?» — Эллен уже в сотый раз за последние три дня задавала себе этот вопрос. Она не знала, что думать по поводу вечернего телефонного маньяка. Самое смешное — Эллен не знала, для чего она уломала младшую кузину прийти к ней ночевать.
«Я же не маленькая! Да и Клот ли меня охранять? Это я ведь по сути должна охранять её! То же мне, охранницу себе нашла», — сетовала на себя растерявшаяся Эллен.
В итоге она, засев с выкройкой и миллиметровой бумагой на кухне, принялась логически соображать. Она отдавала себе отчёт, что пригласила Клот ради эксперимента. Ведь если обладатель Голоса в ночи следит за ней каким-то образом, то он, возможно, знает, что пришла Клот в гости на ночёвку. Позвонит ли он в таком случае? Или не позвонит? Когда Эллен мыла посуду, ей показалось, что звонил телефон. Она не стала выключать воду. А когда закончила, услышала, что её сестра с кем-то разговаривает. Эллен словно ледяным душем окатило. Она никак не могла понять своих чувств и настроения.
«Хаос. Тот самый хаос, которого я так боюсь. Хаос — это не просто безумие. Это когда я сама в себе не могу разобраться! Но — мне не страшно! Наоборот, это интересно. Эксперимент»
Клот сказала, что был мальчик. Вчера вечером Эллен тоже видела мальчика. После того, как кузина легла спать, Эллен посмотрела в окно. Мальчик сегодня не гулял, на качелях не качался. Эллен уже догадалась, что в первый раз некую Рэйчел спрашивал он. И что он связан с Голосом в ночи. Возможно, это целая шайка телефонных маньяков-аферистов. К примеру, некий негодяй, чтобы усыпить бдительность жертвы или ввести её в заблуждение, подговорил ребёнка участвовать в его злоумышлениях.
«Меня разыгрывают. И я убедилась, что это не Клот. Если б это были её шалости, она бы вела себя по-другому. Клот даже ни о чём не знает!»
«Позвонит он или не позвонит?»
Работа по платью немного застопорилась. Эллен вдохнула несколько раз свежий воздух из приоткрытой форточки. И продолжила старательно наносить на миллиметровку нужные выкройки, с учётом мерок, которые они с Клот сегодня сняли. Эллен не первый раз шила платья и уже знала все этапы работ. Она рассчитала время тютелька в тютельку, чтобы успеть сшить к празднику. Как же ей повезло с тканью, что удалось найти нужный фасон и даже за выгодную цену!
Снова зазвонил телефон. Эллен спохватилась — оказывается, она уже целый час увлечённо работает с выкройками. И часы показывали начало второго ночи! А телефон настойчиво звонил, из большой комнаты-гостиной, где спала сестра.
«Он сейчас Клот разбудит. И Клот снимет трубку, и… Нет! Этого нельзя допустить. Он звонит мне.»
Эллен не хотела вмешивать Клот. Быстро вскочив и едва не споткнувшись, она побежала в гостиную.
Телефон разрывался на столике, а Клот спала в трёх метрах от него и ничего не слышала! Подобно милому младенцу, она чему-то улыбалась во сне, глубоко и спокойно дышала. Наверное, ей снилось, как она пребывает на интересном спецзадании.
Эллен сняла трубку. И тихо в неё проговорила, каждый миг ожидая, что Клот проснётся:
— Аллё…
Вначале она ничего не услышала. Тишина в трубке. Девушка удивилась. Где же Голос? Снова поймала себя на странной мысли, что хочет его услышать. Это более чем странно, это безумно! Ведь она только что думала о мошенниках, аферистах, или о тех, кто пытается её разыгрывать, выставляя уже третью ночь дурочкой.
«Не могу разобраться в себе… Что же это со мной?»
В тишине трубки донеслись звуки. Они напоминали смех, но не человеческий! А смех деревянный, роботообразный, механический. Какой издавал смеховой мешочек из магазина приколов. Эллен замерла. Она совсем не ожидала услышать этот звук! Она не испугалась, она просто была донельзя удивлена.
«Розыгрыш раскрылся. Это что, финал?»
Смех продолжался. Эллен уже хотела положить трубку, оставаясь в полных непонятках, как вдруг… Голос раздался совсем внезапно на фоне восстановившейся тишины прекрасной ночной связи, да так внезапно, что Эллен едва не подскочила от неожиданности:
— Думала меня провести?
Тон насмешливый, но было в нём что-то дружеское. Будто старый закадычный приятель по-доброму журил её за неудачную шутку.
Эллен с шумом выдохнула, совершенно забыв, что может разбудить спящую Клот:
— Да. Хотела посмотреть, что будет, если я буду не одна, — призналась она, сказав совершеннейшую правду.
— Ты честная и смелая. Могу тебя поздравить — сегодня тебе повезло. Как раз сегодня я хотел наведаться к тебе, но увы, не вышло. Не люблю наведываться к своим жертвам, когда они не одни, — Голос наигранно разочарованно вздохнул.
Эллен с ошеломлением почувствовала в себе отдалённый укол сожаления. Сожаление это было о том, что не пригласи она Клот — уже сегодня бы она, возможно, увидела его воочию. Познакомилась бы с ним. Как же он интриговал её! Она уже третий день возвращалась к своим догадкам, как он может выглядеть.
— Я предусмотрительная, — в тон игре проговорила Эллен, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно.
Сама она стала оглядываться, в поисках камер.
— Знаешь, мне кажется, что ты установил камеру на люстре. И всё видишь.
— Чтобы видеть тебя, мне не нужны камеры. Достаточно просто паутины на карнизе, — сказал Голос.
— Паутины на карнизе? Гадость какая… надо её убрать, — вслух быстро проговорила Эллен. — Недолюбливаю пауков, кажется, я тебе уже говорила.
— Дело не пауках. Я всё равно буду тебя видеть.
— Даже не сомневаюсь.
— Камер в квартире Китти нет. Рано или поздно ты в это поверишь. Как и в то, что я реален и нереален одновременно.
— Э… А к чему ты раскрываешь свои карты? — в свою очередь, спросила Эллен.
— Потому что я тоже честный и смелый, как и ты. И потому что я тебе интересен.
— Это уж точно. Вот только я понять не могу, кто ты такой. Ты говоришь, что ты маньяк. Но я не чувствую себя твоей жертвой, и я тебя не боюсь.
— А стоит, — заявил Голос. — Ты заходишь слишком далеко, полагая, что я не имею над тобой никакой власти. Твоя сестра сейчас спит и не просыпается только потому, что я так сделал.
— Вот ещё! — скептически фыркнула она. — Ещё скажи, что ты предметы можешь двигать на расстоянии!
— Могу, — сказал он.
Тут же, к великому шоку Эллен, стул, стоящий в углу около занавески… медленно поехал по паркету в сторону второго, свободного кресла. Эллен едва не выронила трубку. Мир перед её глазами начал расплываться.
— Подумай, прежде чем захочешь подробно узнать меня. Я знаю каждую твою мысль и каждое твоё желание. Я тебе уже говорил, что я — твой страх. Ты боишься хаоса и боишься безумия. Я и то и другое. Ты не можешь понять, что внутри тебя, что с тобой происходит. А внутри тебя я и происхожу с тобой я. И лишь тебе решать, захочешь ли ты подпустить меня к себе близко.
Проговорив это хриплым и задушевным голосом, трубка стала издавать короткие гудки. Эллен смотрела на стул. Это были не галлюцинации: стул, ранее стоящий возле занавески, передвинулся почти на полтора метра. Сам собой.
«Это какие-то фокусы… Этот телефонный маньяк — иллюзионист чёртов! Или он меня загипнотизировал…»
С трудом уняв бешено бьющееся сердце, Эллен включила свет во всех комнатах, схватила в ванной тряпку и швабру и принялась выискивать паутину. Она нашла паутину в гостиной на карнизе и уничтожила её. Только после этого она более-менее успокоилась. В голове её полный хаос!
Я чуть не опоздала в школу. Услышав будильник и вспомнив, что нахожусь на той же улице, где и школа, решила вздремнуть и, как это обычно бывает, проснулась уж очень поздно! Спасло то, что идти до школы две минуты.
Эллен с утра была рассеянной. Оказалось, она не спала всю ночь, увлеклась из-за платья, заработалась. Она даже подумывала не идти сегодня в колледж. С утра она меня спрашивала про стул, где он стоял, не передвигала ли я его. Я сказала, что вообще не помню никакого стула. Эллен объяснила, что имела в виду стул, который стоял в гостиной возле окна, а когда я проснулась, он стоял рядом с креслом. Что она имела в виду — я не успела понять, так как была озадачена тем, что проспала.
— В квартире Китти что, полтергейст? — спросила я, уже одной ногой в ботинке.
— Нет, пока не замечала. И рыбки тоже не замечали. Да, Клот… Ещё вопросик. После того, как мальчик позвонил, ну, который ошибся, ты слышала, чтоб телефон ещё звонил?
— Какой телефон, Эллен?! Я спала! И выспалась, кажется, на всю неделю вперёд!
— Понятно… — сконфуженно пробормотала кузина.
— Карамба, десять минут до звонка на первый урок! Эллен, я побежала.
В школе уйма дел! Семь уроков, и на четырёх из них — контрольные, да ещё и лабораторная работа по физике. Коган и Фэрри со мной не пересекались, даже сели рядом, чтоб списывать друг у друга, и без конца миловались. Мне всё это было не интересно, я загрузилась учебным процессом, и настолько, как обычно загружается компьютерный процессор новой программой. То есть буквально ничего вокруг себя не видела и не слышала. Лишь к концу седьмого урока, это была география, Коган снова сидел на последней парте рядом со мной, и успел шепнуть:
— Дала ты вчера шороху, Итчи!
— Что-что? — не сразу врубилась я. — А что вчера было?
— Как! Итчи, ты правда с Луны сверзнулась, как говорит Вайл! Мы тебя скоро будем называть Лунатичкой. Слушай сюда, Лунатичка! Ты произвела фурор на Прэди. Он почти что влюбился в тебя. Как ловко ты отделала того самца-недомерка!
— Кого? А… этого… Ханра, — кивнула я, косясь на учительницу географии, которая начала недовольно коситься на Когана, как на источник повышенного риска беспокойства и дурного поведения на уроке.
— Тебе, наверное, интересно знать, чем дело стало? — прошуршал Коган почти на ухо, я кивнула. — Прэди вернул Мардук сумку. Она не поняла даже, что случилось, как так оказалось, что кто-то украл сумку. Ведь типа она зашла в этот момент на пять минут в кабинет. Прэди ей сказал, что сумку нашёл на полу. Джиллс с Локустом там всё уладили, обработали каждого из свидетелей. Если кому-то в голову придёт проговориться, они скажут, что драка была между Прэди и каким-то гавриком.
— Спасибо за услугу, — поблагодарила я Когана, что он обеспечил мне прикрытие.
Хорошие новости! Ведь идя в школу утром, я пару раз думала, какие последствия и резонанс может произвести моё вчерашнее родео.
— Тимоти! — раздался строгий голос географички. — Прекрати отвлекать Клотильду! Сосредоточься на параграфе. Ровно через три минуты ты пойдёшь к доске. Будешь выписывать все районы нашей страны, где добывают каменный уголь.
— С удовольствием. Я его и сам могу сейчас добыть. Поджечь школу, например, она же каменная! — ответил дерзко Коган, чем вызвал бурю смеха в нашем классе и восхищённый взгляд Фэрри, влюблённо оглянувшейся с передней парты.
Географичка лишь руками развела, взяла журнал и потребовала у Когана бенефиса. Он пошёл к доске, и получил «трояк». Но несмотря на это, продолжал пребывать в прекрасном расположении духа.
— Чегой-то ты такой весёлый? — спросила я его после уроков.
— Когда весна в природе и на душе, и когда сердце находится в плену любимой женщины — грех не быть весёлым! — заявил он, подобно поэту-классику. — Мы сегодня с Фэрри идём в кино, на поздний романтический сеанс, а до этого я затащу её к себе домой.
— Не забудь сделать алгебру, геометрию и физику на завтра, Казанова! — прошипела я.
— Слушаюсь и повинуюсь, шеф! Ты чёрствая леди и совершенно лишена сентенций!
— Как там Прэди? Нужно ли мне подойти в Поместье Локуста? Эта дурацкая весна у тебя ветром в голове сдула последние мозги, Коган! — проворчала я.
Коган махнул рукой:
— Это дело подождёт. Сам Прэди нас сегодня не дёргал. Значит, у него всё устаканилось.
Но я задней мыслью знала, что не устаканилось. То, что я поколотила Ханра, не говорило, что он исчез из школы. Но по-честному, у меня совершенно не было ни желания, ни времени заниматься Прэди и его проблемами. Ни Ханр, ни Денгер сегодня не попадались в поле моего зрения. Значит, Коган прав, с них ещё станется. А мне нужно быстро доделать уроки и сбегать на Базу — там нас с Ромом ждёт тоже уйма работы!
Льюис Бенш и Элиза Мариак — коллекционеры древностей. Богатые люди, Бенш имеет даже аристократические корни, а Элиза — дочь богатого промышленника. Дама неудачно вышла замуж, и её муж разорил семью в неуспешных предприятиях, а потом умер, не дожив до семидесяти.
И Льюису, и Элизе более восьмидесяти лет. Они проживают в частных старинных домах-усадьбах, километров за триста от Укосмо. Мы с Ромом выяснили: у одного и у второй некогда пропадали ценные картины известных художников, которые были переданы им как фамильные реликвии. В Базе Данных эта информация просвечивалась: оба пожилых любителя живописи обращались в полицию. Дела оказались нераскрытыми. Потом по истечении нескольких месяцев они вдруг забирали свои заявления, якобы за ненадобностью.
— Объяснение очевидно, — рассказал Ром. — Они обратились к этому ушлому Хордерну! Ведь они же и рекомендовали Хордерна Годдсу, директору музея. Наверняка пришлось выложить баснословные денежки. Я запросил у Фрэнка вводную и легенду, хочу сам съездить к Элизе и поговорить с ней.
— Дельная идея, Ром! Правда, тебе придётся заложить много времени. Такая дальняя поездка, — поразилась я.
— Ничего страшного. Главное, чтобы Фрэнку это помогло. До него сегодня не прозвониться — расследует вовсю дело с этим НИИ. Вроде они там раскрыли серьёзные недостачи редких и секретных препаратов. Директора уже арестовали, и на подозрении одна из лаборанток, которая там работает подозрительно долго — более двадцати лет.
— Ого! То есть они перепродавали эти лекарства на чёрный рынок? Как хорошо, что у ТДВГ появилась наводка!
— Не то слово. Наверняка информаторы постарались и решили подсобить в нашем нелёгком ремесле.
— Ром, я тут ещё кое-что нарыла.
Я сильно устала, от напряжения и нагрузки у меня даже разболелась голова. И не мудрено — мы работали подряд почти шесть часов, без перерыва, чтобы найти Истину! Мы сидели в Комнате Шестёрки, завалились досье, материалами, картами городов и местностей, где проживали мадам Мариак и господин Бенш. Дело того стоило — мы продвинулись, пусть немного. Ром был свято уверен, что в правильном направлении. Каждый из нас искал по своему пути, мы периодически советовались друг с другом.
— Я тебя слушаю, — отозвался агент 004.
— Я проверила по базам данных самого Годдса. Мало ли, чем чёрт не шутит? Вдруг он тоже, как директор того НИИ, продаёт рапиры на чёрный рынок, или что-то в этом роде? Я обнаружила, что у него есть интересный родственник, который работал в музее в одно время. Его зовут Николас Трейпил, он художник-реставратор, приходится Годдсу племянником.
— И что? — спросил Ром.
— Ну, это я на всякий случай тебе говорю, о том, что я нашла. Я пока ещё не знаю, как это всё увязать, но можно сказать, во мне взыграла шпионская интуиция.
Ром задумался. Он всегда с вниманием относился к особому виду чутья, когда сыщики как по наитию хватали улики, которые казались совершенно неважными, и в итоге дело выгорало.
— Мы будем иметь в виду. Запиши это в листе гипотез. С таким результатом мы придём к Фрэнку. Он хотел пообщаться с нами вечером, но скорее всего, вряд ли у него получится выбраться. А завтра наверняка нам удастся всем встретиться. К Элизе я планирую отправиться с утра, поездом-экспрессом.
— Прекрасный план, — энергично закивала я. — Ром, ты большой молодец! Занимается ли кто-то ещё делом рапиры? Слышно ли, как продвигается расследование у Люка и Барта?
— Ничего не слышно, — покачал головой Ром. — Они больше контачат с Фрэнком. И Мэтт ещё не вернулся. Но тот тип, который подбросил кассету, никак больше не даёт знать о себе. Похоже, мы его спугнули: Люк и ещё один наш коллега из ГБРиБ, Брайан Лоуренс, дежурят там круглосуточно. Зал уже прикрыли от посетителей, никого не пускают, висит табличка, что там ремонт и смена экспозиции, а музей работает в обычном режиме. Пресса тоже пока ничего не заподозрила — в этом во многом заслуга наших. Годдс готов нам кланяться в ноги только за то, что его не тревожат назойливые журналисты и ему не приходиться оправдываться перед вышестоящим начальством, что из его музея пропала такая редкость. Он уповает и на нас, что мы поможем найти рапиру, и на этого таинственного Хордерна, про которого мы ничего не знаем. От старушки-служительницы, которая в больнице, тоже нет новостей. Как бы она там не умерла от этих операций. У меня на неё тоже шпионское чутьё, что она что-то может интересное рассказать — ведь она работала в соседнем зале.
Я задумалась. Время явно против нас. Я переживала, что рапиры давно уже и след простыл. Искать её на нашей планете — всё равно что иглу в стоге сена! Да что там — иглу… молекулу!
— Ром, как ты думаешь, рапиру найдут? Реально ли это?
— Я думаю, что найдут, рано или поздно. Ведь всё тайное станет явным, — оптимистично заявил Ром. — У неё кстати, богатая история, я вчера прочитал. Король Александэр слыл эпатажным монархом, он часто инкогнито выбирался в город из дворца, тайком от собственной стражи, и расхаживал по улицам в разных обличьях. Вёл дружбу с простолюдинами и настоящими бродягами, играя перед ними роль некоего обедневшего графа-бастарда. Делал он это больше из озорства, эксперимента ради. Полученные сплетни и слухи от народа использовал в своих политических реформах и идеях.
Он уделял огромное значение фехтованию, и не упускал случая с кем-нибудь подраться или вызвать кого-то на дуэль. Можно смело заявить, что он был одним из искуснейших фехтовальщиков своего времени. Король Александэр приглашал лучших учителей из других стран, чтобы его обучали всем приёмам, и собирал громадную коллекцию дуэльного оружия. Шпаги, рапиры, эстоки, мечи всевозможных форм и размеров, сабли, палаши — он собрал целый арсенал, и многие эти клинки сейчас представлены в ряде музеев.
Однажды король, по своему обыкновению, вышел в город ночью. Историки утверждают, что это была ночь на 21 марта, то есть на День Весеннего Равноденствия. Поразительное совпадение, не так ли?
В одном из тёмных переулков на короля напала шайка грабителей, и король, полагая себя опытным бойцом, решил вступить с ними в схватку в одиночку, при нём была лишь шпага. Грабителей оказалось много, они едва не лишили страну мудрого правителя, и сделай они это — не известно, как бы пошла нить истории. Возможно, Клот, нас бы с тобой на свете не появилось. В самый последний момент, когда короля уже серьёзно ранили, ему на выручку пришёл незнакомец, в тёмных одеждах, он был высок, длинноволос и очень проворен. Он-то в одиночку всех грабителей и порешил. В руках незнакомца была рапира, та самая.
Когда ошеломлённый король пожелал узнать имя своего спасителя, тот назвался маркизом Хэйесом из некоего графства, о существовании которого Александэр ничего не слышал, из чего король заключил, что его спас иностранный подданный. Александэр хотел убедить человека пойти с ним во дворец, представить его к награде и наделить важной государственной должностью за своё спасение. Человек же отказался, и, узнав, что спас самого короля-инкогнито, в порыве чувств подарил ему своё оружие — рапиру. После чего он исчез. И король Александэр никогда его больше не видел, никогда не слышал о нём, хотя пытался узнать и навести справки.
Эту рапиру, спасшую ему жизнь, король передал своему верному ювелиру-оружейнику, Дезмонду Анкелусу, и велел украсить рукоять и навершие, изготовить ножны, из самых лучших драгоценных камней и металлов. Примечательно, что уже тогда сам мэтр Анкелус оценил высокие боевые качества клинка и совершенство баланса. Анкелус выполнил поручение монарха, и вручил Александэру. Король же распорядился, что эту рапиру он передаёт в дар нашему городу, Укосмо, на улицах которого король был этой рапирой спасён.
Рапира была подарена конкретному человеку, господину Вазерсу, бывшему в те времена губернатором, и тот сохранил её для потомства. Он завещал её своему родственнику-графу, и потомки этого родственника-графа в конце двадцатого века передали легендарную рапиру музею Дерва. Да, я забыл упомянуть ещё об одном примечательном факте, относящимся к чудачествам Александэра: король любил давать имена своим клинкам. Он дал имя и этой рапире.
— И какое же? — с замиранием сердца и впечатлившись этой историей, спросила я агента 004.
— Остара, — с улыбкой ответил Ром.
— Остара… — проговорила я. — В честь того дня, когда король чуть не погиб и был спасён. Ром, ты гений и великий мозг! Как только тебе удалось узнать такие подробности?
— Я исследовал несколько источников. Да, на нашей Базе ТДВГ есть несколько редких секретных материалов и книг, которых нет ни у кого, благодаря им я и собрал по крупицам эту легенду! — скромно поделился Ром.
— Карамба! Я просто в шоке!
— Мы сегодня хорошо поработали. Думаю, мы заслужили отдых и несколько часов сна, — улыбнулся агент Террисон.
После того, как я вернулась домой, я позвонила Эллен. Я вспомнила, что совершенно забыла к ней зайти после школы за своей сумкой с домашней одеждой.
— Привет, Эллен! Как твои дела?
— Всё хорошо, — бодро ответила кузина. — Я существенно продвинулась с платьем. Думаю, что успею даже раньше!
— Ты молодец, — поддержала я. — Как твоё самочувствие? Утром ты была какая-то… сама не своя. Я очень спешила в школу, но заметила это!
— А, пустяки! — голос Эллен звучал безмятежно и весело. — Я загрузилась из-за платья. Ну и ещё из-за того, что кроме платья, нужно сделать массу дел. Сегодня вечером ходила в библиотеку, взяла несколько книг по тем предметам, которые пропустила. Вот сейчас буду заниматься.
— Так уже почти ночь на дворе, — поразилась я.
— Именно! Вся ночь впереди.
— Ты разве не хочешь спать?
— Нет, совсем нет, как ни странно. Я на пике энергии, на порыве вдохновения. Какое же это всё-таки чудесное время — весна! У всех депрессии, авитаминозы, а у меня, наоборот, подъём! Наверное, от того, что я родилась весной.
У Эллен уже был день рождения, в первых числах марта день рождения. В этом году она предпочла отметить праздник в тесном семейном кругу. Я и наши общие друзья тепло поздравили её. После своего дня рождения она словно переменилась, стала более весёлой, непосредственной. Это могло быть связано с тем, что Эллен постоянно занималась копанием в себе, читала книги по психологии, находила и выполняла разные упражнения, вроде развития силы воли. Не знаю, от чего, а я стала беспокоиться за кузину. Этот её всегда оживлённый беззаботный голос — не скрывается ли за ним, что Эллен старается подавлять в себе негативные чувства? Вдруг её что-то беспокоит, и это что-то весьма серьёзно, а Эллен об этом никому не говорит? Я тут же вспомнила недавнее беспокойство мамы по поводу того, что Эллен сейчас живёт совсем одна «в чужой квартире».
— Эллен, у тебя всё в порядке? — постаралась как можно более аккуратно и мягко спросить я.
— Абсолютно! — оптимистично заверила Эллен. — Клот, у меня абсолютно всё хорошо! Даже более чем! Чувствую в себе постоянное воодушевление. Хочется много чего начать. Жизнь бьёт ключом! Когда ты в следующий раз пойдёшь на базу, на тренировку? Зови меня с собой, хочу кого-нибудь положить на лопатки и как следует размяться!
— Я позову тебя, — улыбнулась я, немного устыдившись, что вчера, когда ходила на тренировку, не подумала о том, чтобы вытащить сестру. — Я рада, что у тебя всё в порядке. Тебе большой привет от мамы и папы. Если что — я на связи, и я всегда с тобой, ладно?
— Разумеется! Я тебя обожаю, Клотти, — промурлыкала кузина в трубку.
— И я тебя, — улыбнулась я.
Эллен удалось меня успокоить. Ну она и хитра! Вообще, у моей двоюродной сестры много талантов, между прочим так.
А завершился день более чем интересно и символично. Я сильно устала сегодня. Поговорив с Эллен, я съела лёгкий ужин, приняла душ и решила спать. Родители, занимаясь своими делами, попросили меня выключить телевизор, который оставили у себя в комнате включённым.
Зайдя в комнату к родителям, я взглянула на экран, и заинтересовалась. Там шла передача о животных, и по всему экрану ползали пауки. Потом стали показывать огромных тарантулов. Поскольку я неравнодушна к этим удивительным животным, я присела и стала заинтересованно слушать. Диктор вещал:
— Они хищники, они прожорливы и коварны, причём никогда сами не путаются в цепях, расставленных для жертв. У них тонкий расчёт, бесхитростный и в то же время очень меткий план: поймать, съесть и выжить. Да, они живут благодаря получению пищи, как и все другие живые существа. Паутина выполняет для пауков три функции: жилище, капкан и тарелка. Многие глубоко заблуждаются, считая, что паук — это насекомое. Паук пусть и относится к классу членистоногих, однако это — паукообразное животное, имеющее восемь лапок, в отличие от любого насекомого с шестью лапками. К тому же, насекомые являются жертвами паука, но не наоборот. В повседневной жизни паук и его паутина являются символами многих явлений. Паутина — это путы, трясина, паук — кровососущий, изымающий все соки. Паук же — хитрый, юркий, шустрый и проворный, жаждущий вечной охоты зверь.
Последняя фраза особенно врезалась мне в сознание и даже, наверное, в подсознание: Паук — хитрый, юркий, шустрый и проворный, жаждущий вечной охоты. Почему-то я вспомнила ту мимолётную встречу на лавочке и сопоставила эти эпитеты с человеком в цилиндре.
Похож… Как пить дать похож!
Восемь лапок. И мальчик на кассете сказал «купи слона» восемь раз
Эллен поймала себя на мысли, что шитьё — это как отдушина, как настоящий истинный отдых.
«Наверное, в прошлой жизни я была модельером»
У Китти нашлось немало прекрасной инструментальной музыки, под неё шитьё платья делалось не только увлекательным, но и полезным занятием. Эллен «дорвалась» — она не шила довольно давно, в силу недостатка времени и постоянного наличия кучи других дел. Эллен гордилась собой, что взялась за такое сложное платье, и что она обладает такими полезными навыками — умеет шить, кроить. Это ведь поможет в жизни, даже если наступят чёрные времена, руки Эллен всегда смогут её прокормить. Эллен очень практична. Она не упускала случая развивать в себе умения делать всё. Начиная от умения стрелять и драться и кончая умением готовить вкусные борщи и шить красивые платья.
Сегодня она посвятила платью целый день. Решив доделать намётку на ткани «черновыми» нитками, по которым уже пойдёт шов на машинке, Эллен не рассчитывала лечь спать рано, хотя и устала. Усталость была приятной и нравилась ей.
А ещё Эллен ждала звонка. Она знала, что таинственный тип позвонит снова. Сегодня ей не страшно. Хотя вчера она изрядно перепугалась.
Однако, по мере того, как стрелка часов продвигалась к полуночи, Эллен становилось несколько не по себе. Тревога нарастала с каждой минутой.
Эллен отложила платье, глотнула воды.
И в этот момент раздался звонок. Он словно по расписанию, приглашал Эллен взять трубку. Она уже не сомневалась, что это он. Девушка прошла в большую комнату, где стоял телефон, где вчера спала её сестра и где случился «полтергейст». И включила свет на полную яркость. Только после этого она сказала «Алло».
— Сегодня ты заставляешь меня ждать, — сказал Голос с нотками угрозы.
— Я вольна поступать, как мне вздумается, — сухо ответила Эллен. — Что тебе нужно? Опять собрался меня пугать?
— Ага, значит, я достиг своей цели. Тебе очень страшно. Ты вся напряжена, вся на взводе. Ставишь психологическую защиту, пытаешься зашить свои страхи в платье. Страх в красном платье — как это романтично!
— Ты псих, — высказала Эллен. Она поймала себя, что нервничает.
«Он знает о платье. Ну разумеется! Он же следит за мной. Только как, я не понимаю…»
— И тем не менее, ты берёшь трубку, — констатировал Голос. — Я горжусь тобой, Эллен. Ты не избегаешь своих страхов. Смело смотришь им в лицо. Значит, ты близка к моей цели — скоро будешь готова, чтобы я до тебя добрался!
— Как ты вчера это сделал? — спросила Эллен, намереваясь переменить тему, чтобы подхватить контроль в этом странном разговоре. — Я про стул!
— Ах, стул! Всё просто. Когда ты находишься везде и одновременно нигде, то стул — не более чем часть твоих мыслей, которыми ты волен распоряжаться по своему желанию.
— Ты что, хочешь сказать, что ты бог, создатель этого мира, всех нас придумал, изобрёл, и передвинул стул усилием мысли на расстоянии? — спросила Эллен, стараясь унять дрожь.
Она снова перестала себя понимать. Её одновременно бесил и пугал этот Голос, и ей очень хотелось его слышать дальше, чтобы разговор продолжался долго, даже пускай всю ночь.
— Это тебе решать.
— Я не могу так двигать стулья. Он был подвинут, сам собой, на моих глазах, и это факт. Я… мне приходилось сталкиваться с аномальным. Более того — почти что каждый день, это моя профессия. Скажи честно, ты — демон?
Эллен сама удивилась, как так вышло, что она спросила. Голос хмыкнул:
— Да, я твой личный демон. Ты меня раскусила.
— Э… ты так это говоришь, повторяя мои слова, что… что я тебе не верю, — проговорила Эллен, стараясь оставаться спокойной.
Тут её вдруг пробрало. Она поняла, что общается со сверхъестественным существом.
Могло ли такое быть? Или тому, что происходило, в том числе вчера со стулом, есть логичное объяснение? К примеру, это всё тот же розыгрыш, только очень искусно поставленный? Эллен вспомнила, как в детстве, приходя в цирк, каждый раз думала, что фокусник разрезает женщину в коробке по-настоящему, и воображала, что эта волшебная женщина, разрезанная на две части, особый род ведьмы, которые приходят работать в цирк специально для этой цели — чтобы их разрезали. Что если в коробку положить другую, обыкновенную женщину, и фокусник её разрежет, она обязательно умрёт от потери крови. Эллен с детства привыкла к тому, что в мире есть что-то неизвестное, и иногда ошибочно принимала очевидные вещи, связанные с наукой, достижениями техники — за аномальное. В этом отношении Эллен сама про себя шутила, что она — первобытный пещерный человек.
И тут ей уже который день названивает то ли хулиган, намеревающийся над ней подшутить, то ли мошенник, а то и вовсе маньяк, который представляет страшную угрозу. А Эллен склонна думать, что он — демон, призрак или нечто иное. Она снова запуталась и испугалась, уже в который раз.
«Может, то, что я с ним говорю — его цель. Я попала в его игру, попалась на его удочку. Что, если это не хулиган, а маньяк? Но если я его спрошу прямо — ты маньяк? Он скажет — да, конечно. Тем более, что он так мне уже говорил, что он — маньяк».
— Я чувствую, что ты колеблешься сейчас, бояться ли тебе меня или нет, — усмехнулся снова Голос.
— Я… пока я тебя не боюсь. Потому что я тебя не знаю.
— Ты удивительное существо, Эллен. Обычно наоборот как раз того, чего не знают — боятся.
— Я не как все, — заявила она.
— Тем не менее, я могу тебя напугать ещё раз. Чтобы ты понимала, кто я, и определилась в своём решении скорее.
Эллен поначалу не поняла — к чему он клонит. В трубке послышались короткие гудки, она задумчиво положила её. Вдруг… в комнате погас свет. Эллен вздрогнула.
«Похоже на фильмы ужасов», — тут же обрела она присутствие духа и осмотрелась.
Было темно, её глаза медленно привыкали. Вдруг она увидела слева от себя, в дверном проёме, чью-то тень. Это было настолько неожиданно и мимолётно, что Эллен поначалу ничего не поняла. Тень вошла в комнату со стороны коридора на два-три шага и остановилась. Высокая тень, абсолютно бесшумная. Выглядела она как силуэт человека в длинном плаще и в цилиндре на голове.
Эллен вскрикнула, испугавшись только на мгновенье.
Тень исчезла. Свет замигал и снова зажёгся.
«Полтергейст… В квартире Китти Римдик полтергейст…»
Сердце Эллен бешено колотилось.
Несмотря на своё аристократическое происхождение и богатый светский лоск обстановки, Элиза Мариак оказалась добрейшей души старушкой, открытой, общительной и улыбчивой. Милая дама настолько радушно приняла агента Террисона, что юноша оказался смущён.
Рому пришлось обмануть Элизу по своей легенде. Обман необходим для прикрытия. Собирая досье на мадам Мариак, Ром разузнал, что она находилась в дружбе с профессором-историком Спарком, который недавно умер от долгой затяжной болезни. Агент 004 представился его студентом и сказал, что профессор Спарк завещал Рому навестить Элизу, и что Элиза якобы владеет информацией по поводу некоторых картин, которые у неё в коллекции в подлиннике. Ром же — молодой аспирант, пишущий диссертацию по живописи, и желал бы получить от Элизы консультацию.
Продумывая в деталях эту легенду и простраивая различные алгоритмы поведения, в зависимости от хода разговора с мадам Мариак, Ром не подозревал, насколько успешно получится его предприятие. Элиза не только благодушно зазвала Рома в свою шикарную усадьбу, усадив пить чай, но и рассказала немало интересного о картинах! Рому даже не пришлось изворачиваться, чтобы направить беседу в нужное ему русло.
Эта Элиза Мариак оказалась настоящей находкой для шпиона. Или, наоборот, находкой для мошенников.
— Да-да, мы с профессором Спарком очень много говорили, про картины. Они мне достались от отца. Мой покойный муж, царство ему небесное, всё время говорил — продать можно всё, но только не эти картины! У меня их семь штук. Вы представляете, господин Террисон, два года назад я чуть не потеряла их! Это было такое потрясение…
— Потеряли? Что же случилось? — Ром изобразил удивление, смешанное с беспокойством.
Старая дама артистично всплеснула руками:
— Их чуть не украли! Воры. Вы представляете?
— Воры? Они забрались к вам, сюда?
— Да! Я спала… Я слышала шум, но подумала, что это моя кошка. Картины висели прямо в этой комнате. Да-да, молодой человек, за вашей спиной.
Ром огляделся, увидел стену в старинных обоях, на ней — старинные фотокарточки в изящных рамках. Но его натренированный взгляд сыщика приметил гвоздики выше фотографий, где могли висеть картины.
— Я спустилась, свет включила — меня чуть удар не хватил! Картин не было! И воров тоже свет простыл. Я два дня пила сердечные капли, и только на третий пришла в себя и поняла, что нужно обратиться в полицию! Это было так сложно… столько бюрократических проволочек. Мой дом — в двух километрах от ближайшего населённого пункта. Полицейские такие дураки… Они меня называли выжившей из ума старухой, что я живу тут одна, в такой глуши и что у меня даже нет сигнализации, при этом у меня тут на стенах развешаны такие картины! Я готова была умереть от горя. Эти картины — в них вся моя жизнь. Всё в них напоминало об отце, о моей семье. Я хотела завещать эти картины Музею Дерва, но только после своей смерти. Себя я чувствую бодрой, для своих лет я очень даже ничего, не так ли, господин Террисон? Вы бы даже могли и приударить за мной, — старушка кокетливо улыбнулась.
Прежде чем Ром успел вставить вежливую оговорку вроде «спасибо, у меня уже есть девушка», словоохотливая старушка оживлённо продолжала:
— Меня спасло провидение! Сам бог меня спас! Он послал мне эту замечательную женщину… Я уже готовилась умереть. У меня врач был тогда, сказал — глубокая депрессия, прописал таблетки. Посоветовал начать писать завещание. И тут пришла она, она была настоящим ангелом!
— Женщина? Какая женщина? — Ром по-настоящему был изумлён.
— Хордерн. Она назвала себя госпожа Хордерн.
— Это женщина?
— Да, милая очень, молодая такая! Примерно вашего возраста. Ну, возможно, чуть постарше вас, да. Она сказала, что может мне помочь.
— Как она у вас оказалась? Вам порекомендовали её? Это ведь женщина — частный детектив?
— Да, частный детектив. Она сказала, что она от моего хорошего знакомого. Я спросила — от кого конкретно, она сказала, что тот человек пожелал остаться неизвестным. Возможно, это был врач, с которым я в хороших отношениях. Ведь лишь немногие знали о пропаже картин. Только полиция и врач. Да, вряд ли это был кто-то из полиции. Но это не так важно! Она обещала мне помочь, сказала, что располагает информацией. И, представьте, что она сделала! Она каждый день приходила ко мне, сообщала, как продвигается расследование. Она помогала мне, заботилась обо мне. Буквально выхаживала меня, будто родная внучка! Вы можете себе представить? В один прекрасный день она сообщила, что картины нашлись! Я была вне себя от радости. Моя жизнь вернулась ко мне. Госпожа Хордерн вылечила меня без всяких лекарств! Правда, пришлось заплатить очень большую сумму… Но тогда я готовилась к смерти, о деньгах не думала — наоборот, я всё была готова отдать, лишь бы вернуть эти картины. И она вернула их мне! У меня не осталось практически никаких сбережений. У меня был большой счёт в банке, я заплатила этой женщине. Но цена очень справедливая! Я бы и больше заплатила, если бы совсем не рисковала остаться нищенкой, себе я оставила некоторые деньги. Ведь она так помогла мне!
Ром слушал эту пышущую эмоциями речь старушки как в тумане.
«Налицо схема мошенничества. Бедную старуху обманули… Но… как это проверить?..»
— Мадам Мариак, а могу ли я посмотреть на эти картины? — осторожно спросил Ром.
— К сожалению, после того случая я их никому не показываю. Я увезла их в одно место, о котором никто не знает. Я прислушалась к словам полицейских и все самые ценные вещи увезла из дома.
— Понимаю вас. Вы много пережили. Теперь вы спокойны, что картины в безопасности.
— Да, господин Террисон, — кивнула старушка.
— А с госпожой Хордерн вы поддерживаете отношения? — поинтересовался агент 004.
— Нет, — выдохнула старушка со скорбным выражением лица. — Она пропала. Я звонила ей по карточке, которую она мне оставила. Там абонент не отвечает. Она вернула мне картины и пропала. Наверное, она имеет много другой работы. Выполнила свой долг, как она обещала. Я пыталась расспросить потом врача о ней, но он сказал, что первый раз про неё слышит и вообще что он не знает лично ни одного частного детектива. Возможно, он врал, скрывал… Бог ему судья. Зато картины теперь вернулись.
Старуха Мариак улыбнулась, и Ром понял — аудиенция его окончена. Вдобавок, часы показывали, что до отъезда поезда-экспресса в Укосмо осталось совсем немного времени.
— Она такая странная в последнее время… она так много работает. Её начальник совсем с ума сошёл. Она приезжает ко мне поздно, такая усталая и разбитая. Мне так жаль её, я так её люблю. Я бессилен здесь, не знаю, как ей помочь. Про свою работу она не рассказывает, — тихо говорил Николас, задумчиво смотря на графин с красным вином.
В комнате царил полумрак. Несмотря на яркий солнечный мартовский день, тёмные шторы гостиной были занавешены. Напротив художника сидел его гость. Его новый друг, с которым у художника установились приятельские, открытые отношения.
Этот друг всегда приходил днём, когда Николас решал сделать перерыв в своей кропотливой работе по восстановлению и созданию копий картин. И всегда приходил очень кстати. Его слова могли успокоить и поддержать.
Сперва они говорили об общих вещах. Говорил в основном художник. Он много философствовал, был благодарен собеседнику, что тот его слушает. Ведь у Николаса не было близких друзей, тем более таких, с которыми можно пофилософствовать. Не станет же он свою возлюбленную грузить проблемами бытия? Рэйчел представлялась ему ангелом, которую нужно холить, ласкать и лелеять. И исполнять все её капризы и желания.
Недавно художник раскрылся перед новым другом и стал рассказывать о Рэйчел. О том, как сильно её любит. И как его беспокоит, что Рэйчел всё время такая занятая.
— Я всё понимаю, она человек бизнеса… То есть её жизнь тоже не балует, как и всех. Она вынуждена, как все, прозябать в офисе весь день, с девяти до шести. Жить по правилам, придуманным капиталистами. Строго исполнять поручения, ходить в строгой одежде, говорить особым образом, вести себя особым образом. Я никогда не работал в офисе. Смотря на Рэйчел, я думаю, что это ад. Она зарабатывает очень мало, даже меньше меня. Однако, утверждает, что моя работа — это нестабильный доход, а ей нужны постоянные деньги, пусть небольшие. Я всё это говорю, потому что последнее время думаю — а не пожениться ли нам?
Тёмные глаза друга смотрели на художника с затаённым укором.
— Ты тюфяк, Николас. Очнись! Ты талантливый художник, а свой талант хочешь продать за узы брака с этой женщиной. Ты уже по сути продал, когда стал её рабом.
— О чём ты говоришь, Хэйес?! — художник словно очнулся от сна. Он с непониманием посмотрел на порицающего его приятеля.
Ведь раньше Хэйес слушал его, не перебивая. Кивал и поддакивал, поддерживал всем своим видом. Что сейчас случилось?
— Я слушал тебя все эти дни, Николас. И вот что я увидел. Я увидел светлого гения, с широким мозгом, человека, способного изменить мир в лучшую сторону — говорю без преувеличения. Твой талант, Николас, способен вселить в душу человека радость и свет. Твои картины — те, которые ты рисуешь сам, а не копии шедевров живописи — настоящая магия. Ты считаешь себя взрослым мужчиной. Но твоя беда в том, что ты наивен. Ты боишься идти своим путём, боишься услышать позывы сердца. Ты всё время думаешь, что тебе нужен кто-то, кто будет тебя направлять. Кто будет тебе говорить, что делать. Сначала это был дядя Джаспер. Потом появилась Рэйчел. Ты сущий ребёнок, Николас. Ты полагаешь, что у тебя должен быть дом, в котором ты должен жить с кем-то, для этого ты думаешь о женитьбе на Рэйчел, о деньгах и о постоянной работе. Но ты не можешь представить, что ты сам вершишь свой путь и можешь идти один, стать открывателем нового направления, первопроходцем, человеком, за которым потянутся массы. Ты пока не дорос до этой мысли. Поэтому растрачиваешь талант попусту, идя на поводу у всех подряд. Но у тебя ещё всё впереди. Вот ты говоришь — любишь Рэйчел, боготворишь её. А как, ответь? Как раб может любить того, кто его истязает? Подумай над этим.
Хэйес встал и говорил это, прохаживаясь взад-вперёд по гостиной.
— Мне пора идти. Сегодня вечером я должен быть в кафе на перекрёстке улиц Грози и Хороший Путь. У меня там важная встреча. Я ещё приду к тебе.
Николас не мог опомниться от потрясения, от слов друга. Он не понимал, как ему реагировать. Он был растерян донельзя.
И ещё художник глубоко задумался. Правда ли, что Рэйчел использует его как раба? Нет, не может быть! Ведь Рэйчел — такой ангел!