Весьма опасная игра

Глава 15

Здоровяк кивнул через мое плечо:

– Близкая знакомая?

– Просто новый клиент, миллионерша. Она хочет купить мне новый самолет.

Тот, что поменьше, смерил меня своим быстрым птичьим взглядом и наморщил нос.

– Ты один из этих, да?

Я повернулся к нему, чтобы получить удовольствие, демонстрируя свою почти безграничную неприязнь.

Здоровяк примирительно вмешался:

– Мы не собираемся устраивать здесь скандала.

Положил свою клешню на мое плечо, он его чуть не раздавил.

– Если хочешь честно, то я просто тебе не верю.

Я обдумал это и кивнул.

– Не думаю, что верю и сам.

Мы двинулись из зала.

– Куда направляемся?

– Куда-нибудь, где потише. Кое-кто хочет тебя увидеть.

Мы подошли к конторке в вестибюле. Он облокотился на стойку и спросил дежурную:

– Не могли бы мы получить комнату на пару часов? Просто побеседовать спокойно?

У нее не было особого желания, чтобы отель кишел полицейскими и типами вроде меня, но в конце концов, сверившись с регистрационным списком, она передала ему ключ.

Я воскликнул:

– На пару часов? Я должен пойти прихватить еще выпивки.

Здоровяк кивнул:

– Хочешь выпить – годится. – Он повернулся к дежурной. – И пришлите нам бутылку шнапса.

Она возмутилась:

– Мы не можем доставлять алкогольные напитки в номера. Закон...

Его мягкая улыбка очень напоминала огромный разлом в скале.

– Это только для нашего приятеля. Он перенес сильный шок. Вы же нас знаете, – он распростер руки, как корни огромного дерева. – Мы-то не можем пить на работе, верно?

Он кивнул мне и повел по коридору, затем опять обернулся к девушке:

– И три стакана.

Мы прошли в комнату на первом этаже, маленькую, чистую, чисто выбеленную, с простой новой мебелью и тяжелыми шторами, чтобы можно было отгородиться от полуночного солнца.

В комнате были два кресла и маленький стол. Я уселся на одно. Здоровяк втиснулся во второе, и его зад вылез за подлокотники. Тот, что поменьше облокотился на дверь и выглядел чопорно и официально.

– Ну хорошо, – спросил я, – так кто же хочет меня видеть?

Здоровяк ответил:

– Скоро будет.

Он снял фуражку и пробежал рукой по своим редким рыжим волосам.

– Паршивое дело. Много суеты.

– Чего вдруг? Разве это не просто авиационная катастрофа?

Кто-то постучал.

Маленький коп отпрыгнул в сторону, рванул дверь и открывая ее – и все это одним движением.

Официантка протопала по комнате и с грохотом поставила на стол бутылку шнапса и три стакана. Потом оглядела нас:

– Кто платить будет?

Воцарилась тишина, затем я пробурчал:

– Нужно было догадаться.

Я заплатил, она ушла.

Здоровяк улыбнулся и разлил на троих.

– Kippis.

Все трое залпом опорожнили стаканы. Он заметил:

– Положим, выкорчуем мы напрочь все нарушения сухого закона в округе. Что после этого случится?

– Не знаю. Может быть, полиции придется покупать выпивку самой?

– Ну уж такого никогда не будет. А случится вот что: каждый будет пить втихомолку зелье домашнего приготовления. И наконец правительство установит на это налог. Kippis.

Мы залпом выпили.

– Ты сказал, что это просто авиационная катастрофа. Может быть. Но почему-то тебя желает видеть "SuoPo".

Напарник резко повернулся и опалил здоровяка взглядом.

Я спросил:

– Никонен?

Маленький требовательно осведомился:

– Знаешь Никонена?

– Слегка. И уж конечно хуже, чем он меня.

Я встал и подошел к окну. Река текла величественно и плавно, и в бледном полуденном солнечном свете казалось, поверхность ее была смазана жиром. Маленькие беленькие дома с красными крышами на противоположном берегу выглядели детскими игрушками.

Но справа на берегу вниз по течению видна была небольшая толпа и против нее на середине реки – лодка.

Я прокомментировал:

– К нам! К нам! Великолепный новый аттракцион для туристов! Всего только двадцать финских марок, чтобы лицезреть могилу в пучине реки!

Маленький коп взорвался, выплеснул плотный сгусток выражений, правда по-фински, и выскользнул из комнаты.

Здоровяк мрачно улыбнулся и облокотился на стол, чтобы плеснуть себе шнапса.

– Нервный парень, – сказал он. – Но имея дело с тобой, кроме меня необходим кто-то вроде него. Вот я бы даже никогда не заподозрил, что ты, например, русский шпион.

Я вернулся на свое кресло и произнес:

– Kippis, товарищ.

Никонен появился раньше, чем второй полицейский вернулся. Он просто остановился в дверях и уставился на меня.

– Хелло, мистер Кери, – приветствовал он по-английски. – Как-то так получается, что вы тут как тут, когда что-то случается. В конце концов мы просто обязаны предположить, что это взаимосвязано.

Он одарил меня улыбкой дантиста, такой, которая позволяет надеяться, что больно не будет, но уж если будет, то очень.

– Это ваш шнапс?

– Да, точно.

– Так как не моя задача обеспечивать выполнение сухого закона... я, пожалуй, выпью один.

Полицейский тяжеловато выбрался из кресла, подхватил стакан своего коллеги и ополоснул его в рукомойнике.

Никонен уселся в кресло и поставил на пол кейс тем свертком вверх.

На нем был легкий кремовый плащ поверх темно-серого костюма.

Он выпил без традиционного "Kippis", закурил одну из своих сигарет, напоминающих паяльную горелку. Затем выложил на стол блокнот и шариковую ручку.

– Ну вот, мистер Кери, теперь расскажите мне, пожалуйста, что случилось. У нас есть некоторые показания людей, которые видели катастрофу, а также еще больше весьма волнующих свидетельств от людей, которые ее не видели. Но ни один из них не авиатор. Почему вы ждали мистера Адлера?

– Мне передали из диспетчерской по телефону, что Оскар попросил по радио, чтобы я его встретил.

Никонен уже должен был знать об этом, он должен был проверить последний сеанс связи Оскара с аэропортом. Сейчас он просто пытался заставить меня говорить правду.

Я рассказал ему, как ждал Оскара на мосту. О приближении самолета Адлера, внезапном перевороте вверх шасси и бесконечно долгих секундах, за которые он пытался в таком положении перелететь мост, тех дополнительных экстрасекундах жизни, которые может себе предоставить только пилот высочайшего класса. Затем я рассказал о том, что с Оскаром был Мика.

– В конце недели я собирался рассчитать Мику, – сообщил я. – Должно быть, он вел переговоры с Оскаром насчет работы. Мне он ничего не говорил – прикинулся больным. Пожалуй, это все, что мне известно.

Но отнюдь не все, что мне хотелось узнать. Я все еще не понимал, почему Оскару понадобилось брать с собой Мику. Насколько я знаю, авиаразведкой он не занимался, и кроме того, если нуждался в помощнике, то нанял бы его в начале лета, а не в конце сезона. Если подобные соображения и пришли Никонену в голову, он, тем не менее, не стал меня ими обременять.

Зато он вдруг спросил:

– Есть у вас какие-то соображения по техническим причинам катастрофы?

– Вам это разъяснят эксперты гражданской авиации.

– Мистер Кери, специалисты осмотрят все кусочки, после того, как их достанут из реки. Все тщательно измерят, изучат документацию, нарисуют множество схем и месяцев возможно через шесть почешут в затылках, поскребут подбородки и скажут: "– Имейте в виду, абсолютной уверенности нет, но мы считаем...". И, вероятно, они будут правы. Но я хочу, чтобы вы почесали в затылке сейчас.

Здоровяк сидел на краешке кровати и явно не вникал в то, что слышал, но бессознательно оценивал, как все происходит, то есть вел себя, как прекрасно вышколенный полицейский.

Я начал пояснять:

– Я бы сказал, что один из закрылков не вышел до конца, когда с другим это случилось. Со стороны... правого борта... привод не сработал. Наполовину закрылки были уже выпущены, я это видел, и как раз пришло время выпускать их до отказа. Вот тут он и перевернулся. Невыход одного мог привести к такому результату. Я слышал, что-то подобное случилось в Вискаунте возле Манчестера несколько лет назад. Самолет при посадке перевернулся и все погибли.

Никонен кивнул.

– Закрылки – простите меня за безграмотность – используются для торможения при посадке?

– Нет, это не главная их задача. Они действительно снижают скорость, но основное назначение – обеспечение устойчивости на малых скоростях. С ними можно удержать машину на самой малой скорости до точки касания.

– С какой скоростью мистер Адлер приземлялся?

– Что-то около пятидесяти узлов – примерно девяносто километров в час. Но когда он разбился, скорость была больше, узлов под семьдесят.

– Хорошо, – он сделал пометку в блокноте. – Мог ли он раньше выяснить, что закрылки не работают как надо? – он улыбнулся. – Или это глупый вопрос?

– Черт подери, конечно он не знал, что один закрылок не выйдет до отказа. Скорее всего взлетел он с наполовину выдвинутыми закрылками и перед взлетом, вероятно, проверил их движение до отказа – по крайней мере должен был по инструкциям. Правда, насколько я знаю, летная практика Оскара не всегда соответствовала инструкциям.

Никонен скомкал свою сигарету и очень спокойно заметил:

– Судя по всему, это основной вопрос, мистер Кери. Наверно так это и было. Если Оскар проверял закрылки перед взлетом, то у него случилась механическая неисправность, приведшая к катастрофе. Если нет, тогда, возможно, кто-то это подстроил. И подстроил весьма эффективно.

Я сказал:

– Ваше расследование этот вопрос закроет.

Он кивнул, сделал еще одну пометку в блокноте и закурил новую сигарету. Затем без всякой перемены в тоне спросил:

– А предыдущий английский самолет, тот почему потерпел аварию?

– У него в полете загорелся мотор.

– В Лапландии осенний воздух исключительно зноен, я согласен. Вы видите какую-то связь между этими авариями?

– Я бы сказал – нет.

Он задумчиво на меня посмотрел. Затем сказал:

– Первое, что меня удивило и озадачило, – это как вам, англичанину, разрешили здесь работать пилотом. У нас много собственных прекрасных летчиков и работы на всех не хватает. Так что я ознакомился с вашей лицензией на работу. Ей уже немало лет, но все документы до сих пор действуют.

Я спросил:

– Какое это имеет отношение к происходящему?

– Я только рассказываю вам кое-что из того, что вы возможно забыли. Так я обнаружил, что вам разрешили работать здесь вследствие дружеских отношений с некоей персоной, в то время очень высокопоставленным человеком, выдающимся гражданином Финляндии. Не знаю, как вам это удалось, мистер Кери. И первой мыслью было, что вы, должно быть, в свое время оказали Финляндии ценные услуги. Но никаких документов по этому поводу, разумеется, не обнаружилось.

– Да, – сказал я, – начинаю понимать, к чему вы клоните. Этот человек умер. Теперь нет никого, кто помешал бы определенным лицам изъять мою лицензию. И все, что для этого нужно – оповестить их о недружелюбном отношении ко мне вашего ведомства.

Он опять кивнул.

– Я думаю, и одного слова было бы достаточно. Но это дело длинное и нудное, а мне нужен быстрый результат. Пожалуй, будет больше пользы, если я засажу вас в тюрьму.

– На каком основании?

– На каком вам больше нравится, мистер Кери. Ну скажем "в интересах национальной безопасности", пока не будет доказано обратное. Тогда все превратится в досадную ошибку. – Его глаза стали холодными и жесткими. – И вы даже представить не можете, как много ошибок я готов совершить.

Мы долго и внимательно смотрели друг на друга.

Кто-то постучал в дверь. Здоровяк взглянул на Никонена, затем привел себя в состояние готовности и осведомился, кто там.

Никонен сказал более мягко:

– В ваших неприятностях нет ничего необычного, мистер Кери. Вы просто ненавидите полицейских.

– Да нет, только тех, которых встречал до настоящего времени.

Миссис Бикман спросила из-за двери:

– Билл Кери здесь?

Полицейский развернулся и взглянул на Никонена, придерживая дверь едва открытой.

Дверь резко с треском распахнулась и треснула его по затылку.

В проеме стояла миссис Бикман, тряся ушибленной ступней.

– Надеюсь, я вам не помешала, – ледяным тоном произнесла она. – Я пришла исключительно с целью выяснить, сможете ли вы сегодня со мной поужинать.

Я встал.

– Весьма бы рад, миссис Бикман, но должен предупредить, что сегодня вечером я могу оказаться за решеткой.

И глянул вниз на сидящего Никонена.

Тот медленно поднял голову, печально на меня посмотрел, затем повернулся к ней:

– Мистер Кери преувеличивает, миссис Бикман. Я не вижу причин, почему бы ему не поужинать с вами.

Она отвесила ему легкий иронический поклон.

– Благодарю вас, сэр.

Затем повернулась ко мне:

– Тогда около восьми?

– Я приду.

Могу и не успеть, если не управлюсь с делом Вейко за три часа, но я не собирался распинаться перед Никоненом о своей работе на Вейко. Если он искал повода посадить меня под колпак, пусть найдет его самостоятельно.

Миссис Бикман сказала:

– Прекрасно. Могу я вам чем-то помочь еще до встречи?

Это было сказано как бы мимоходом, но имело определенную подоплеку. Никонен тоже об этом догадался.

В первый момент это казалось заманчивым. Мне предлагалась помощь Уолл-Стрита, если Никонен действительно собирался осуществить ту самую ошибку. Но надо мной довлела линия на невмешательство в фамильные дела Хомеров. И ее помощь с ней никак не совмещалась. К тому же за услугу пришлось бы отплатить.

Я отрицательно покачал головой.

– Спасибо, но действительно нет никаких проблем. Если я не появлюсь на ужине, то только потому, что вспомню о другом свидании.

Она улыбнулась, слегка покраснела, но смысл моих слов поняла. Потом вышла, и здоровяк закрыл за ней дверь.

Никонен спросил:

– Вы имели в виду нашу встречу, мистер Кери?

– Да, вот именно. До моих неприятностей ей не должно быть никакого дела. Я человек легко ранимый...

Он слегка поморщился, потер кончик длинного носа и сказал:

– Думаю, вы меня неправильно поняли.

Это было не так, но если он хотел начать все сначала, пожалуйста. Никонен печально улыбнулся.

– Только давайте чуть более открыто и правдиво, чем до этого.

– Прекрасно. Это меня устраивает.

Я снова сел.

Он закурил другую сигарету и сказал:

– В Лапландии что-то происходит, мистер Кери. Мне кажется, вы с этим согласитесь. Давайте вернемся к двум авиакатастрофам. Я спросил, есть ли между ними связь. Вы ответили, что так не думаете. Теперь я спрашиваю: почему?

Я глубоко вздохнул, затем после глотка шнапса резко выдохнул. И тут моя правдивость резко пошла на убыль. Но вот в одном я мог быть абсолютно точен. И я ответил:

– В одной два человека погибли, в другой не погиб никто. И это сильно ослабляет версию о связи между ними. Будь выбор за мной, я в любом случае предпочел бы пожар. Особенно если кто-то забыл предварительно вывести из строя систему пожаротушения. Неисправность с закрылками выявляется перед самой землей: нет ни высоты, ни скорости, чтобы исправить ситуацию.

– Так что пожар – работа дилетанта, а закрылки – профессионала?

Я пожал плечами.

– Не вижу, почему я должен выполнять работу за "SuoPo"? И вообще, кому понадобилось убивать англичанина Джада?

– А почему понадобилось убить мистера Адлера?

– Хороший вопрос. Откуда он летел?

– Ах, да, – он перелистнул обратно несколько страниц в блокноте. – Пока мы знаем только то, что вчера в полдень он взлетел с реки в Рованиеми. К ночи не вернулся. И ночью его не было ни в Кемийарви, Килписярви, Соданкулья, ни в Инари, ни в Киркинесе. Мы запрашивали и прочие места, но... – он пожал плечами.

– Гидроплану незачем возвращаться в город. Годится любое озеро или река.

Никонен перелистал блокнот до чистой страницы.

– На кого мистер Адлер работал?

– Я видел его с несколькими охотниками и туристами, не более того. Думаю, этим летом у него не было контракта на проведение геологоразведочных работ.

Я не счел нужным упоминать, что Оскар собирался сделать кое-что для Вейко, или излагать собственные выводы, основанные на том, как Вейко отрицал, что часть работы уже была проделана.

Если кто и подстроил Адлеру аварию, им был не Вейко.

– Вероятно, он не был кристально честным парнем?

Я пожал плечами.

– Вопрос лишен практического смысла. Он был вольным пилотом и придерживался своих собственных правил. Вы никогда не опускаетесь сквозь облака, не зная, что там за местность. Вы должны приземлиться поскорее, если сообщили, что после захода солнца ляжет туман. Вам нужно дозаправиться сразу после посадки, чтобы избавиться от конденсации паров в баках. Вот этих правил он придерживался. А перевоз корзины шнапса или пролет запретной зоны – это все правила бумажные.

Никонен мягко спросил:

– Вы мне рассказываете про Адлера или про себя?

Я опять пожал плечами.

Никонен задумчиво потер нос, затем продолжил:

– Еще одно, мистер Кери. Два гидроплана разбились по каким-то причинам. Теперь в Лапландии остался лишь один, который принадлежит вам. И мне хотелось бы, чтобы вы были очень осторожны и сообщали мне о просьбах выполнить какую-либо необычную работу. Вы поняли?

Я понял очень даже хорошо. Я был наживкой, а на наживку ничего не поймаешь, если держать ее в банке.

Кивнув, я вышел.