Ветер с Днепра

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ о днепровском страшилище и о Павлике, которого стукнуло солнце

Дед Галактион видел это страшилище собственными глазами. Оно подплыло к берегу и выставило из воды черную морду. Оно зевнуло, как кузнечный мех, и опять нырнуло в глубину.

Деду Галактиону надо верить. Он очень мудрый дед. Зимой возится на улице в одной рубахе и без головного убора. Летом в тулупе и валенках собирает на пасеке рои.

О водяном чудище дед Галактион рассказал Быцыку. Деду шестьдесят два года. Быцык моложе — ему двенадцать.

Устами деда говорила почтенная мудрость. Страшилище, безусловно, было днепровской собакой. Или, может, огромным сомом. Последнее более вероятно, потому что собаки преимущественно водятся во дворах под амбарами. Их родственников в Днепре, наверное, не встречал и сам бородатый Брем. К сожалению, дед Галактион о Бреме не слышал.

У Быцыка было свое собственное имя. Это имя знали только отец и мать. Все же дети звали парня просто Быцыком. Происхождение прозвища не сохранилось.

Быцык, ну и Быцык. Обижаться нечего. Могло быть и хуже. Проньку Лукашевого, например, прозвали Сорокой из–за веснушек на лице. Те, кто дерет сорочьи или ласточкины яйца, обязательно несут наказание — становятся конопатыми. Это доказано научными наблюдениями старых людей на селе.

Рассказ деда Галактиона Быцык слушал с замиранием сердца, с разинутым ртом. Будто он ждал, что дед положит ему в рот кусочек сыра.

С тех пор Быцык и днем и ночью мечтал о страшном соме. О днепровской собаке Быцык не мечтал. Сом — реальнее. Сома можно поймать на крючок. После того как весеннее половодье затопило дом Тихона Бондаря, в печи нашли живого сома. Усатый богатырь, как известно, любит закоулки. Быцык был свидетелем этого события. Кажется, именно тогда в его сердце и родился непобедимый азарт рыболова. Этот азарт проявился в том, что мальчишка целыми днями сидел на берегу и тоскливо смотрел на поплавок. Говорят, что при этом его губы шептали: «Эх, если бы поймать!» Кроме того, у него, наверное, была повышенная температура.

Быцык шел по улице, увешанный сачками, котомками, с удочкой на плече. Еще вчера дядя Никон сделал ему в кузне крючок. Крючок был на сома надлежащего размера. При случае на него можно было бы поймать и белого медведя.

На лице Быцыка светилась решимость. Он твердо решил удивить вселенную и родные Млинки. Перед парнем стелился широкий путь к славе среди млинковской детворы. Этот путь был пока что обычной улицей с крапивой под забором. Ничего, так начинало много героев.

— Куда, Быцык?

Голос донесся с заоблачной высоты. Старая шелковица подпирала небо.

— Сома ловить!

Эти два слова были магическими. Они спустили на землю Кузьку и Павлика. Их губы и пальцы скромно окрашены в темно–синее. Плодородная шелковица ставила пометку на своих дорогих гостях.

— Быцык, ты не бре?

Вопрос был праздным. Сам вид Быцыка убеждал, что он таки «не бре».

Трое приятелей направляются к реке. И Павлик, и Кузька завистливо и с уважением посматривают на удочку Быцыка. К толстому шнуру привязан острый крючок. Взглянув на него, страшный сом деда Галактиона, несомненно, упал бы с перепугу в своей подводной стране.

Неожиданно отрывисто зазвонил звонок, и из–за поворота выскочил сельский почтальон. На боку у него болталась кожаная сумка. На руле новенького велосипеда торчал пучок пшеничных колосьев. Почтальон остановился и весело крикнул:

— Куда, ребята? Сома ловить? Дай боже нашему теленку волка съесть!

Он отдал юным подписчикам несколько экземпляров «На смену». И тут случился непонятный случай с Павликом. Мальчик присел возле велосипеда и внимательно рассматривал педали. И вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

— Ах!

Это было все. Павлик словно окаменел. В том коротком «ах» был, очевидно, такой глубокий смысл, что дальше все слова лишние.

Почтальон исчез за углом, а Павлик повернулся и, как лунатик, пошел по улице. Кузька и Быцык догнали его.

— Павлик, что с тобой?

Павлик молча шел дальше.

— Павлик, пойдем сома ловить!

В ответ ребята услышали что–то странное, непонятное:

— Коленчатый вал… Не пойду я… Лопастные колеса… — Лишне объяснять, что хоть как оглядывались Кузька и Быцык, они не заметили вокруг признаков каких–либо реальных колес.

Быцык, ничего не смысля, молча посмотрел на Кузьку. Более опытный в жизни Кузька сразу сообразил, в чем дело. Он многозначительно покрутил пальцем у лба. Этот красноречивый жест, несомненно, касался внутреннего содержания головы Павлика. Но в этот момент оказалось, что Быцык тоже имел незаурядные способности ставить диагноз.

— Нет, — сказал он вдохновенно, — я знаю, его солнце в голову стукнуло.

— Кого стукнуло?

Этот вопрос принадлежал новому герою нашей повести. Этот герой подошел незаметно сзади. Он был в юбочке, простоволосый и босоногий. Не будем распалять ваше любопытство. Скажем просто — это была девочка и звали ее Наталья. Ей тотчас же рассказали о неожиданном случае с Павликом. Кузька и Быцык не дали ей даже прийти в себя.

— Павлика стукнуло, Наташа.

— Голова у него пошла кругом.

— Мы шли сома ловить.

— Ага, сома ловить. Когда вдруг как ударит солнце!

— Просто в лоб!

— Ну да, в лоб…

Событие, что и говорить, необычное. Но Наталью оно будто и вовсе не взволновало. Девочка только нахмурила бровки и твердо заявила:

— Это ничего. Я его вылечу. Надо компресс на голову. К пяткам земли приложить. Можно и сырой картошки.

Это было сказано совершенно спокойно, как и положено врачу. Однако Наталья, безусловно, взволновалась. Иметь дело с живым человеком — совсем не то, что лечить кукол. Между прочим, их у Натальи аж пять. Они живут в саду, в дупле старой груши. Там для них устроена спокойная уютная комнатка. Но предупреждаю, это — тайна. Страшный секрет. О куклах никто, никто, кроме Натальи, не должен знать. Ей одиннадцать лет, она — пионерка, и вдруг — куклы!

Я очень сожалею, что рассказал об этом. В последнюю минуту я даже побежал в типографию, чтобы вычеркнуть это место. Но было поздно. Книжку уже напечатали.

Наталья нашла Павлика возле Днепра. Старая ива склонилась над водой. Павлик сидел на ней верхом и делал ногами загадочные упражнения. Словно крутил невидимые педали.

— Привет, Павлик.

Немного сконфуженный, мальчик слез с дерева.

— Здравствуй. Колеса лопастные, как у парохода…

— Колеса, говоришь? Это — ничего. Я сейчас… — Наталья макнула в воду носовой платок и ловко приложила его Павлику на лоб. Тот удивленно отшатнулся.

— Что ты делаешь?

— Ничего, ничего, Павлик. Я тебя вылечу.

— Вылечишь? От чего? Я не больной.

— Тебя солнце ударило. Солнечный удар. Холодный компресс надо. Земли к пяткам. Можно и сырой картошки.

Здесь Наталья со страхом увидела, что болезнь перешла в другую стадию. Павлик неожиданно глупо захохотал.

— Лечи кого другого, — еле выговорил он, пытаясь преодолеть приступ удушающего смеха.

Наталья беспомощно оглянулась. Ее медицинские знания были исчерпаны. И тогда Павлик взял ее за руку. Он уже не смеялся. Приступ внезапно прошел.

— Слушай, Наташа. Солнце меня не ударило. И вообще никто не бил. Это у меня — идея. Понимаешь — идея!

И в доказательство этого он покрутил у лба пальцем.