Видео Иисус

33

МОНАСТЫРИ. Христианское монашество возникло в 3-м в. в Египте. Во время распространения в Палестине развились две его формы – анахоретская и коинобитская. Анахореты жили в так наз. скитах, т. е. каждый монах в своём убежище – отдельной лачуге или пещере. Коинобиты, напротив, жили монастырской общиной. Первый монастырь был основан около 330 г. в Газе.

Авраам Стерн. «Лексикон библейской археологии».

– Это Стивен Фокс, – ответил Стивен. – Это вы, мистер Эйзенхардт?

– Да, – отозвался голос Эйзенхардта. – Я бы хотел позвонить жене.

Стивен понял. Разговор в библиотеке. Эта фраза. Сам же он и предложил её в качестве сигнала тревоги.

– Как я понимаю, вы не можете говорить свободно?

– Нет, – ответил писатель.

– Но вы звоните потому, что Каун вышел на наш след?

– Да.

Юдифь и Иешуа удивлённо подняли глаза. А монахи смотрели на него, как на сумасшедшего – человек, который говорит сам с собой, прижав ладонь к уху! Стивен окинул взглядом высокие монастырские стены, которые были старыми уже тогда, когда Колумб снаряжал свою экспедицию, увидел над стенами безукоризненную яркую синеву неба, которое, казалось, доставало до вечности, и монахов-анахоретов: да, всё это действительно смахивало на безумие.

– Каун ищет нас в Иерусалиме? – Стивен вытягивал сведения по капле.

– Нет! – резко ответил Эйзенхард и добавил, явно торопясь: – Послушайте, я звоню из машины, по пути в Тель-Авив. Мой самолёт скоро вылетает, а жена пока не знает, что я возвращаюсь. Мне очень важно застать её ещё до вылета…

– Это Каун отослал вас домой?

– Да.

Это могло означать только то, что миллионер больше не нуждается в соображениях писателя. Подозрения о том, что писатель вошёл в сговор со Стивеном, у Кауна не возникло, в противном случае Эйзенхардту не дали бы возможности позвонить.

– Мистер Эйзенхардт, мне надо знать, что известно Кауну. Попытайтесь дать мне соответствующие намёки, – настойчиво попросил Стивен.

Писатель, кажется, уже приготовил кое-что.

– Сейчас я дам вам номер машины, – сказал он и тут же поправился: – Ой, извините, я сказал «номер машины»? Разумеется, номер телефона.

Стифен лихорадочно соображал. Что немец хотел этим сказать?

– Значит ли это, что Каун знает номер нашей машины?

– Да, вот именно!

– Нас уже преследуют?

– Да, конечно. – Кто-то на заднем плане что-то сказал, и Эйзенхардт что-то ответил в сторону, но его слова утонули в помехах.

Что это значило? Проклятье, что же это значило? Каун знал номер его машины, хорошо. Номер нетрудно разузнать, если тебя зовут Джон Каун. Но как он вышел на их след? Должно быть, какая-нибудь дурацкая случайность.

Эйзенхардт диктовал свой номер в Германии – медленно – наверное, чтобы дать ему время на размышление. Стивен бросился к двери монастыря, которая всё ещё оставалась открытой, косо повиснув на старых петлях, выскочил наружу, прижался спиной к стене и, напряжённо сощурившись, глянул вниз, в долину, откуда они приехали сюда. В трубке шумело и щёлкало.

Так и есть. Там, у подножия. Какое-то движение за скалой, крошечный световой блик. Засада! Проклятье! Их выследили. Слишком уж спокойно и уверенно они чувствовали себя, когда ехали сюда.

Хоть бы сейчас его не засекли здесь с мобильником. Он юркнул назад, за стены монастыря.

– Эйзенхардт, – сказал он таким изменившимся голосом, что сам его не узнал, – они уже здесь. Мы у них в руках. Послушайте – я не знаю, что они собираются с нами сделать. На всякий случай я скажу вам всё, что знаю, чтобы был хоть один свидетель, где мы пропали.

Он услышал, как Эйзенхардт сглотнул.

– Да, хорошо.

Стивен как мог коротко объяснил ему своё местонахождение и что привело их сюда – тайник за Стеной плача, туннель францисканцев и легенда о Зеркале.

– Это зеркало – камера, – закончил он. – Мы её ещё не нашли, но я уверен, что она здесь.

– Я понял, – медленно произнёс Эйзенхардт, явно потрясённый всем услышанным. – Тогда я попробую позднее ещё раз. Большое спасибо.

Соединение прервалось.

Стивен смотрел на аппарат в своей руке. Индикатор заряда батарейки показывал, что энергия на исходе. Он выключил телефон и сунул его в карман брюк, а потом поднял голову.

Контраст смертельной опасности, в которой они оказались, с монахом, который равнодушно черпал из колодца воду для огорода, был такой разительный, что чуть не вызвал у него дурноту. Откуда, скажите пожалуйста, здесь, на горе, взялась у монахов вода? Всё было так странно и непостижимо. Стивен поморгал и оглянулся в поисках Юдифи и Иешуа – чтобы найти опору хоть в каких-то знакомых, привычных лицах, даже если они и взирают на тебя с тревогой.

– Кауну известно, где мы, – повторил Стивен, словно оглушённый, суть разговора. – И внизу нас уже подстерегает засада. Они ехали за нами.

Юдифь непонимающе помотала головой:

– Скажи, как же так… То всё покрыто тайной, то вдруг ты разом выкладываешь всю историю Эйзенхардту?

– Да, ведь это наверняка всё подстроено, – поддакнул Иешуа. – Каун подослал Эйзенхардта, чтобы прозондировать почву, тот тебя немножко припугнул – и ты всё ему выболтал?!

Стивен закатил глаза.

– Вы что, не слышите? Они всё это время ехали за нами. Внизу уже дожидаются, когда мы выйдем. Это тоже подстроено? Если да, то очень уж ловко.

Он огляделся. В стене не было никаких отверстий, через которые можно было бы незаметно выглянуть наружу. Единственное, что они могли сейчас сделать – это запереться здесь, отгородившись от внешнего мира.

Если от внешнего мира можно отгородиться.

– Эйзенхардт воспользовался паролем, который я сам ему предложил, – сказал Стивен. Он коротко обрисовал им обстоятельства его встречи с Эйзенхардтом в Американской библиотеке. – Я понимаю этот так, что он позвонил по собственному почину. Если бы позвонить его заставил Каун, он бы не прибегал к паролю.

– А если он заодно с Кауном? – продолжал пытать его Иешуа. – За деньги, например? Такую возможность тоже надо принимать в расчёт.

– Тогда я ничего не понимаю в людях, – прорычал Стивен. – Тогда мне надо уходить из бизнеса и подыскивать себе работу, в которой не придётся принимать решения. Упаковщиком на консервной фабрике или, может, мусорщиком. – Он проехал по голове обеими пятернями. – А теперь прекратите эти ваши «что» да «если», они мне действуют на нервы.

Дорожные указатели уверяли, что до Тель-Авива остаётся ещё двадцать километров, а лимузин уже свернул на скоростную магистраль, и вот, словно по волшебству, перед ними возник аэропорт имени Бен-Гуриона. Эйзенхард будто впервые увидел его. Неужто он правда был здесь всего неделю назад?

Его сопровождающие не отстали от него и здесь. Нести дорожную сумку они предоставили ему самому, но проводили его до регистрации, а потом на контроль безопасности. Неизвестно, какие такие документы они сунули под нос недоверчивому персоналу аэропорта, но те без слов пропустили их, несмотря на явно выпирающее из-под их одежды оружие. Нужный выход к самолёту они уже знали.

Там пришлось ждать, когда объявят посадку.

Один из двоих, водитель, тёмный блондин с усиками, чем-то похожий на недавнего многократного чемпиона Олимпийских игр по плаванию, купил себе спортивный журнал и углубился в чтение.

– Мне нужно в туалет, – сказал Эйзенхардт.

В ответ ему что-то буркнули. Журнал оказался интересней. Второй охранник остановился перед автоматом с мороженым и подробно изучал картинки разных вафельных стаканчиков. В огромном стеклянном здании было душно: стекло собирало здесь солнечный свет, словно в парнике.

Эйзенхардт поднялся и неторопливо побрёл в поисках соответствующей двери. Свернув за угол, он увидел на стене телефон-автомат.

Его рука непроизвольно сунулась в карман брюк, нащупала там телефонные жетоны, оставшиеся после разговора со Стивеном Фоксом в Американской библиотеке. В Германии эти жетоны будут недействительны, и лучше использовать их сейчас.

Дома никто не снял трубку. Все разбежались и опять забыли включить автоответчик! Эйзенхардт посмотрел на часы, прибавил один час, чтобы перейти на среднеевропейское время, и начал вспоминать, где они могут быть. Ах да, в музыкальной школе. Это значило, что домой они вернутся, когда его самолёт будет уже в воздухе.

Когда он выковыривал из автомата неиспользованные жетоны, ему в голову внезапно пришла одна мысль. Идея, от которой уровень адреналина в крови сразу подскочил.

Был ещё один человек, которому он мог позвонить.

Но тогда ему следовало поторопиться. И он высмотрел для этого другой телефон, подальше от своих провожатых.

Маленькое облачко пыли ползло по чахлой пустыне, словно толстая коричневая гусеница. Временами сквозь него проглядывали машины, вздымающие эту пыль.

– Мы всего лишь туристы, – говорил Стивен Фокс. – Прослышали про этот монастырь и решили его посмотреть. Нужно же было увидеть хоть одно место в Израиле, которое не являлось бы известным на весь мир аттракционом для туристов.

– Так они нам и поверили, – угрюмо ответил Иешуа.

Они стояли на хрупкой, наклонно пристроенной к стене монастыря крыше лачуги, где у монахов было то, что они называли трапезной. Гонт крыши опасно трещал под ногами, но должен был выдержать. Всё же несколько веков продержался! Верхний край крыши располагался на такой высоте, что оттуда можно было выглянуть через стену.

– Ну, пусть даже и не поверят, – сказал Стивен. – Ты же слышал, брат Грегор пришёл в этот монастырь тридцать лет назад. В то время про видеокамеру можно было прочитать разве что в научно-фантастическом романе. С тех пор у монахов больше не было никаких контактов с внешним миром. И что, ты думаешь, ответят монахи, если Каун их спросит, где видеокамера?

– Каун спросит тебя.

– Я про видеокамеру вообще ничего не знаю.

– Но ты утаил письмо путешественника во времени.

Стивен сделал невинное лицо, репетируя возможный диалог.

– Письмо? Путешественника во времени? О чём вы говорите? Что с вами? Впервые слышу.

– Он прав, – подтвердила Юдифь. – Письмо погибло, и никто не сможет доказать, что оно когда-то было у Стивена.

– У него есть фотоснимки.

– А как докажешь, что это снимки двухтысячелетнего письма, которое, к тому же, было извлечено из конкретной могилы?

– Но ты незаконно, путём взлома, проник в Рокфеллеровский музей, – настаивал Иешуа.

– Правильно, господин судья, – кивнул Стивен. – Такое обвинение мне действительно можно предъявить, и в этом я признаю себя виновным. Я хотел тайком ещё раз взглянуть на находки из четырнадцатого ареала, к которым меня не допустили, несмотря на то, что обнаружил их именно я.

Они замолчали. Был слышен только бубнящий хор монахов, которые удалились в свою маленькую капеллу для молитвы. Ворота монастыря были снова заперты, как будто это было решённое дело, что Стивен, Юдифь и Иешуа останутся здесь навсегда.

– Ну что ж, – сказал наконец Иешуа. – Если всё так, то мы, пожалуй, можем спокойно уйти отсюда?

Было жарко. Ужасно жарко, и ни ветерка.

– Я ещё не убедился, что камеры здесь нет, – сказал Стивен. – Зато я уверен в том, что Каун, в отличие от нас, перевернёт этот монастырь вверх дном.

Облако пыли приближалось, становясь всё прозрачнее. Всего в нём двигалось пять машин, пять маленьких чёрных точек, в черепашьем темпе ползущих по пустыне.

– А ты подумал о том, – спросил наконец Иешуа, – что монахи, возможно, и сами не знают, что камера здесь?

Стивен кивнул, не спуская глаз с преследователей.

– Всё время думаю.

Когда монахи закончили моление и молча, гуськом вышли из низенькой двери капеллы, преследователи как раз добрались до подножия горы, коротко посовещались и стали разбирать из багажников что-то, очень напоминающее тяжёлое огнестрельное оружие. С ним в руках они начали восхождение в гору.

– Благочестивый отец, – снова подступил Стивен к брату Грегору, – преследователи, о которых я говорил по телефону, догнали нас. Они подходят всё ближе. Они ищут то же самое, что и мы, но они хотят не только взглянуть на этот предмет. Они хотят забрать его.

– Поскольку того, что вы ищете, здесь нет, они тоже уйдут ни с чем, – ответил брат Грегор.

– Поверьте мне, эти люди уйдут ни с чем только после того, как перевернут здесь каждый камень и перероют ваш огород.

Монах недовольно оглядел молодого американца. В его лице что-то дрогнуло.

– Совершенно ясно, что ваше присутствие навлекает на наш монастырь серьёзную опасность для мира и уединения нашего монастыря, – констатировал он. – Мне очень жаль, что я вынужден вас об этом просить, но думаю, будет лучше, если вы покинете нас.

– Мы бы с удовольствием сделали это, но боюсь, что беды это не отведёт.

– Что это значит?

Стивен закусил нижнюю губу.

– Они всё равно войдут сюда, независимо от того, как поступим мы – уйдём или останемся. Мне очень жаль.

Откуда-то издалека донёсся клик, похожий на дальний клёкот орла. Это был роковой момент, и все трое увидели, как в глазах у монахов вспыхнула паника. Что именно кричал человек, было не разобрать, но, судя по тону, он отдавал команду всему наступающему войску. Они приближались.

– Но это же бессмысленно, – сказал Грегор. – Для чего кому-то нужно вторгаться сюда ради поиска предмета, которого в действительности не существует, который всего лишь легенда?

Стивен сделал глубокий вдох. Это был момент, который решит многое. Момент истины. Сейчас… или никогда.

– Вы правы, – сказал он, заклинающим жестом воздевая руки. – Это было бы бессмысленно. Но прошу вас, послушайте меня внимательно. Мы знаем – я подчёркиваю, знаем, – что некий человек путешествовал во времени и очутился в том году, в котором Иисус начал проповедовать. У этого человека была с собой видеокамера, это примерно то же, что фотоаппарат, но записывает изображение на магнитную ленту, как в магнитофоне. И он сделал съёмки Иисуса Христа. Я говорю вам ещё раз: это не теория, не предположение, а факт. Единственное, чего мы не знаем в точности, это – где находится эта камера вместе со снимками.

– Путешествовал во времени? – монах недоверчиво покачал головой. – Но так не бывает.

– Тем не менее, было. Я бы с удовольствием рассказал вам всю эту историю от начала до конца, но сейчас нас поджимает время. Мы явились сюда потому, что в своих исследованиях наткнулись на легенду о зеркале, которое хранит отражение лика Христа. Мы уверены, что под этим зеркалом в действительности подразумевается видеокамера и что она находится в этом монастыре.

Сказать, что брат Грегор стоял как громом поражённый, было бы очень сильным преуменьшением. Лицо его приобрело пепельный, нездоровый оттенок, щёки, которые ещё совсем недавно выглядели полными и румяными, вдруг обвисли, и даже волосы, казалось, разом собрались поседеть.

– Но этот монастырь, – с усилием произнёс он, – основан всего шестьсот лет назад. Как бы оно могло тут оказаться?

– Первоначально камера была спрятана в другом месте, а потом попала в руки францисканцев, – нагло утверждал Стивен, вовсе не будучи так уж уверен в этом. Он показал руками примерные габариты прибора: – Это должен быть прямоугольный предмет вот такой величины. Возможно, завёрнутый во что-то или помещённый в коробку или ящик.

Взгляд старика стал несобранным и нервным.

– Где тут можно было бы скрыть такой предмет? Легко можно убедиться, что его здесь нет.

Стивен переглянулся с Иешуа.

– Мы-то вначале думали, что камера, то есть зеркало, почитается здесь как священная реликвия. Но вполне может быть и так, что она просто спрятана здесь так, что вы о ней даже не догадываетесь.

– Здесь ничего нет, – повторил монах и показал в сторону капеллы. – Пожалуйста, можете сами взглянуть на алтарь.

Вид у него был такой, будто в любую минуту он мог от слабости упасть в обморок.

Стивена тоже стали одолевать сомнения, здесь ли спрятана камера. Может, её вообще давно уже не существует. Даже скорее всего. А может, она по-прежнему находится в Стене плача. Не слишком ли легко Стивен поддался на слова отца Иешуа? Когда он сидел в комнате отеля – один, голодный, только что узнавший о внезапной трагической гибели знакомого… Ну и, естественно, испытывал страх перед погружением в затопленный туннель. Тридцать лет никто не мог отважиться на такое погружение – поневоле задумаешься, прежде чем сигать туда неопытным новичком. Конечно, лучшим выходом было вдруг твёрдо поверить, что камера больше не там, не в конце этого опасного туннеля, а надёжно охраняется в отдалённом монастыре на вершине горы?

– Да, – вежливо кивнул Стивен. – Спасибо. Мы бы с удовольствием взглянули на алтарь.

Монах посмотрел на них взглядом, полным блуждающих огоньков, кивнул и отправился к своим братьям по вере, собравшимся неподалеку, словно встревоженное войско.

– Не надо было нам сюда приезжать, – подавленно сказал Стивен. – Само наше присутствие навлекло на них беду. Каун набросится на них, как коршун на цыплят.

Он заглянул в узкий, выложенный камнем колодец и увидел, что на глубине метра в два мерцала вода. Наверное, резервуар. Вообще-то загадка для этого места: откуда тут вода?

Взгляд Иешуа скользнул в сторону трёх могильных крестов неподалёку от капеллы.

– Даже сам Джон Каун не сможет здесь сделать то, что собрался.

– А вот в этом я не так уверена, – сказала его сестра. Она кивнула в сторону хранилища останков: – Думаешь, у кого-нибудь из тех, кто лежит там, есть свидетельство о смерти? Да ни одна живая душа на свете даже не заметит, если в этом хранилище прибавится костей.

– Ты меня пугаешь, – пролепетал Иешуа.

– И правильно делаю, – мрачно сказала Юдифь.

Вход в капеллу был немного ниже уровня земли, и вниз к двери вели несколько ступеней из грубо обтёсанных камней. Молельное помещение было пустым и голым, когда-то, наверное, побелённым, но со временем сводчатый потолок закоптился толстым слоем сажи. То, что монахи не использовали огня, не вполне соответствовало действительности: на алтаре светился огонёк в простой глиняной лампадке. Посередине висел крест, по сторонам от него стояли цветы – единственное украшение.

Они осмотрели алтарь, но это была всего лишь прямоугольная глыба камня, прикрытая тонким покровом. Камера, конечно, могла быть скрыта внутри, но с таким же успехом она могла быть спрятана и под любым другим камнем в стене монастыря. У них не было возможности проверить это.

– Окей, – сказал Стивен. – Клянусь на этом месте, что никогда больше не пойду на поводу у беспочвенных теорий. Лучше бы мы…

Выстрел хлестнул, словно резкий удар бича, заставив их вздрогнуть. Тишина, воцарившаяся вслед за тем, была похожа на крик. Три пары глаз испуганно переглянулись.

– О, shit!..

Они ринулись из капеллы наружу. Монахи медленно, словно загипнотизированные, пятились от ворот монастыря, не спуская с него глаз. Следующий пронзительный щелчок вспорол монастырскую тишину, словно удар топора, и с внутренней стороны ворот отлетели щепки.

Стивен почувствовал, как в нём поднимается горячая волна ярости и страха. Происходящее превосходило его худшие ожидания.

– Они прокладывают себе путь огнём, – вырвалось у него, – даже не тратя времени на разговоры!

Нападающие открыли шквальный огонь из самого разного стрелкового оружия, направленного на монастырские ворота. Старое, высохшее в пустынном зное дерево расщеплялось на куски, испускало струйки пыли, но оказывало стойкое сопротивление, хотя уже недалёк был момент, когда дверь развалится на части и рухнет внутрь.

– Брат Грегор исчез! – обнаружила Юдифь.

Стивен оглянулся. Действительно, монаха не было видно среди его братии, испуганно пригнувшейся за строением, в котором располагались их кельи. Стивен испугался, уж не задела ли брата Грегора пуля и не его ли это мёртвое тело лежит на одной из грядок – но нет, то была всего лишь куча серой земли. Монах, видимо, где-то укрылся.

Долго это продолжаться не могло. Выстрелом вышибло крепление железного кольца, прибитого к двери изнутри, и оно отлетело в огород. Сквозь какофонию выстрелов доносились отдельные выкрики – наверное, команды. Войско готовилось к штурму.

И вдруг выстрелы разом прекратились.

Стивен замер в ожидании сигнала к атаке, который несомненно должен был последовать. Или взрыва ворот.

Вместо этого в почти гнетущей после адского шума тишине возник отчётливый шум, который, если хорошо вспомнить, слышался уже давно, всё это время медленно нарастая, – низкий, грозный рокот мощных машин. Он становился всё громче и всё ближе.

– Я знаю, что это такое, – пролепетала Юдифь с самыми худшими предчувствиями.

И вот три огромные, тёмные тени пронеслись над их головами, взрывая небо, так что они непроизвольно пригнулись. Вокруг взметнулась поднятая пыль, затрепетали листья и ветки. Это были три военных вертолёта.