Вкус любви

Глава 12

Кэйт снился сон; они с Джулио устроили в лесу пикник. Он спал, пока она дремала в его объятиях и не могла понять, почему они не промокли, если идет дождь. Она уже хотела было проснуться и спросить его, что он думает об этом, но тут услышала кошачий вопль. Эти кошмарные звуки, проникающие прямо в душу, в то же время были полны невероятной радости жизни. Она резко села в кровати, сердце ее колотилось, и она пыталась окончательно прийти в себя, моргая изо всех сил.

Джулио пел в ванной. Он пел «Сердце красавицы» в полный голос. Он старался изо всех сил, украшая пение то нежно-вкрадчивыми, то энергично-жизнерадостными руладами и при этом безбожно врал. Кэйт зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить смех, она даже прикусила запястье, но и это не помогло. Когда он вышел из ванной, все еще напевая, она каталась по кровати, держась за живот, слезы ручьем текли по лицу.

— Очевидно, ты и есть то самое исключение, которое подтверждает правило, дорогой, — сказала она со смехом.

— И что это за правило, позвольте узнать? — спросил он надменно. Подняв голову, он высокомерно взглянул на нее сверху вниз.

Кэйт вытерла слезы.

— Есть одна старая норвежская поговорка: «С деньгами в кармане ты умен, ты красив и ты прекрасный певец», сымпровизировала она.

Он откашлялся и сказал с достоинством:

— Если я вас правильно понял, мое пение вам не очень-то понравилось.

Это вызвало у нее новый приступ смеха. Еле отдышавшись, она спросила:

— Ах ты, мой миленький. Неужели ты и вправду итальянец?

— Си!

Она снова вытерла слезы и отдышалась.

— Иди оденься, а я приготовлю кофе — уж какой есть.

— Нет времени, любовь моя. У меня утром назначена встреча.

— Тебе не кажется, что в черном галстуке у тебя слишком торжественный вид для утренней встречи.

— У меня на работе есть другая одежда, я переоденусь. А теперь поцелуй меня на прощанье. Увидимся вечером. — С этими словами он исчез.

Выйдя на кухню, она нашла записку, прислоненную к кофейнику: «Марпл, не забудь — в восемь у меня. Я люблю тебя». — Кэйт расплылась в улыбке. Записка была подписана:

«Бонд».

Она налила себе кофе, прошла с кружкой в комнату и, усевшись на диван, открыла записную книжку и принялась делать утренние звонки. В Калифорнию она решила позвонить в последнюю очередь из-за разницы во времени. Она придумала новую этикетку для вина для небольшой винодельни Джима Беннета в Сономе. Беннет звонил ей накануне вечером и оставил на автоответчике запись с просьбой связаться с ним как можно скорее. Как только она потянулась к трубке, раздался звонок.

Это был Нил, и он сразу же начал упрекать ее.

— Ты не реагируешь ни на один мой звонок.

— Нет.

— Что все это значит?

— Я очень занята.

— Я очень скучаю по тебе, Кэйт. Когда мы сможем увидеться?

— Не думаю, что нам стоит это делать, Нил.

По-моему, я достаточно понятно тебе это объяснила, прежде чем ты уехал в Олбани. Нил, у нас с тобой нет будущего, если только ты не согласен просто на дружеские отношения, и точка.

— Честно говоря, я не думал, что ты это всерьез.

— Вот именно, всерьез, запомни это.

— Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Да, Нил. Мне очень жаль, но я уже давно пытаюсь тебе объяснить, что мы не подходим друг другу.

— Может быть, ты хоть поужинаешь со мной? — Она представила, как дрожит его подбородок.

— Нил, мы с тобой столько проговорили обо всем этом. Ты очень хороший человек. И я всегда буду к тебе прекрасно относиться, но не более того. — Так может продолжаться все утро, если она не покончит с этим сразу же. — Я очень тороплюсь, мне надо дозвониться в Калифорнию. — И, поспешно простившись, она повесила трубку.

Кэйт набрала номер.

— Мистер Беннет? Это Кэйт Эллиот, вы просили позвонить.

— Я хотел сказать вам, что мне понравилась этикетка, — сказал он, — и моей жене тоже.

— Тогда в чем дело? — По его тону она поняла, что что-то его беспокоит.

— Мы нашли нового коммерческого директора, и ему кажется, что она простовата.

— Понятно.

— Он принес бутылку «Гутен Либфраумилх». Он говорит, что нам нужна этикетка в таком же духе. А вы знаете, что «Гутен» очень хорошо продается, хотя вино паршивое. Наше намного лучше.

— Здесь дело не в этикетке, мистер Беннет. Просто была устроена грандиозная рекламная кампания по радио. Они потратили на это целое состояние. Вы разве не помните — очень забавная реклама?

— Да, вы правы.

— Если мы на ваши бутылки приклеим такого же типа этикетку, то никто не обратит на них внимание — они не будут отличаться от других. Это все равно что спрятать или замаскировать их.

— Да, вы правы, вы абсолютно правы!

— Вот именно за это вы мне и платите, мистер Беннет.

Сделав еще несколько звонков, Кэйт налила себе еще кофе, и тут позвонила Анджела.

Она говорила торопливо, в голосе явно слышалось нетерпение.

— Кэйт, ты когда-нибудь делала пресс-чеки?

— Конечно!

— Сколько? И каких?

— Да, наверное, десятки. Какие угодно от одноцветных до пятицветных оттисков на мелованной бумаге. А в чем дело?

— Ты не могла бы взять несколько образцов книг, которые ты оформляла, и пачку самых удачных обложек и принести их сюда?

— Конечно, могу, но в чем дело?

— Расскажу, когда придешь.

Срочно поменяв распорядок дня, Кэйт собрала материалы и кинулась в «Хилл Пресс», чтобы предстать в кабинете своей подруги.

— Положи все сюда, — сказала Анджела. Она освободила длинный стол около своего рабочего. Кэйт выложила на него все из своей папки и обернулась к Анджеле. У той был усталый и замотанный вид. Вокруг глаз появились морщинки от недосыпания.

Она налила Кэйт чашку чая из своего бездонного чайника.

— Ты подумала о том предложении, которое я тебе сделала прошлый раз, когда сказала, что нам нужен художественный редактор? — Она продолжала, не дав Кэйт ответить. — Все меняется. Я ухожу не в конце года, а прямо сейчас.

— Почему? Что случилось? Она не смотрела на Кэйт и перебирала бумаги на столе.

— Я беременна.

— И твой жених не…

— Нет, нет, ничего подобного. Через три недели мы поженимся. А это значит, что я увольняюсь, как только найду кого-нибудь на свое место. Пока первым кандидатом у меня стоишь ты.

— Анджела, я оформитель и иллюстратор, а не художественный редактор. Ян Фрэзер пытался уговорить меня пойти работать в его отдел, но я отказалась. Мне не хочется этим заниматься. Я хочу остаться свободным художником.

— А Фрэзер предлагал тебе работу художественного редактора или иллюстратора?

— Иллюстратора.

— Но ведь это не одно и то же. Послушай, наш отдел не такой большой, как у него, и издательство гораздо меньше. Мои сотрудники занимаются оформлением книг, но все иллюстрации мы заказываем. Вместо того чтобы работать на кого-то, ты будешь сама себе хозяйка. В моей работе нет ничего такого, чем тебе не приходилось заниматься, и причем успешно. Разве это не так?

— Да, пожалуй.

— Когда я пришла сюда, я была иллюстратором. Фирма только образовалась, и я нахально пробивалась вперед. Напускала на себя умный вид, пока училась своему делу. Я почти не имела представления о том, что ты знаешь, как свои пять пальцев. Твой опыт и квалификация просто созданы для этой должности. Ты работала и с писателями, и с редакторами, ты — прекрасный шрифтовик и график, и уж ты-то сможешь правильно выбрать и рисунки, и фотографии. Я ничуть не сомневаюсь, что ты быстро сориентируешься в вопросах бюджета, а о цветной печати и пробных оттисках ты и так все знаешь. Кэйт, для тебя это просто великолепный шанс, и мне бы хотелось, чтобы ты им воспользовалась, как и я когда-то.

— Анджела, просто не знаю, что сказать. Когда ты впервые предложила мне это место, я рассказала о нем Фрэзеру — только не упомянула издательство, — и он назвал мне тысячи причин, почему я должна согласиться.

— Ну вот видишь! Подумай еще о следующем: ведь именно твое видение, твоя концепция будут определять основную линию, это будут твои идеи. Трудно поверить, но мне здесь предоставлена очень большая свобода. Да, конечно, я связана с бухгалтерией и отделом реализации, но они задают только один вопрос: «Книга будет продаваться?».

— Вообще-то все звучит достаточно соблазнительно, и я могла бы согласиться начать в конце года, но сейчас у меня есть определенные обязательства. Я только подписала контракт с Фрэзером на двести рисунков.

— Ты уже начала работать над ними?

— Нет, мы только закончили разбирать фотографии.

— Тогда скажи им, что хочешь разорвать контракт.

— Я не могу сделать этого.

— Почему? Такие вещи происходят постоянно. Может быть, по крайней мере поговоришь с моим боссом, прежде чем дашь окончательный ответ?

— Да, но…

Кэйт не успела договорить, как Анджела выскочила из кабинета. Она вернулась с двумя мужчинами так быстро, что Кэйт заподозрила, что они поджидали в приемной.

Анджела представила их друг другу. Издатель — мистер Хилл был седовласым человеком с приятными манерами. Боб Рассел — начальник отдела реализации круглолицый, улыбчивый человек по возрасту, казалось, годился мистеру Хиллу во внуки. Они сразу же прошли к столу, на котором Кэйт разложила свои работы. В течение некоторого времени они рассматривали рисунки, вполголоса обмениваясь мнениями. Анджела куда-то потихоньку исчезла. Кэйт нервно потягивала чай. Мистер Хилл повернулся к ней.

— Мисс Эллиот, вы не могли бы показать нам работы, которые сами считаете лучшими?

Молодой человек присел на краешек стола, издатель устроился за столом Анджелы. Кэйт отобрала шесть вещей, которыми очень гордилась.

— Ага, — сказал мистер Хилл.

— Угу, — сказал Боб Рассел.

— Договорились, Боб? — спросил мистер Хилл.

— Безусловно, — ответил тот и, извинившись, вышел из кабинета.

Мистер Хилл улыбнулся Кэйт и погладил себя по гладкому розовому подбородку.

— И давно Анджела покупает ваши работы?

— Шесть лет.

— Мы с Бобом полностью согласны с Анджелой — вы нам подходите как нельзя лучше. Теперь об оплате…

У Кэйт округлились глаза, когда он назвал сумму, которую ей будут платить, и стал рассказывать о дополнительных льготах. Он стал подробнейшим образом объяснять ей о пенсионном обеспечении работников фирмы, когда Кэйт наконец смогла заговорить:

— Мистер Хилл, я никак не могу дать вам ответ сегодня. Мне необходимо немного подумать. И кроме того, я уже говорила Анджеле, у меня контракт с «Талбот и Бич», который я вряд ли смогу разорвать.

— А вы пытались? — вежливо спросил он.

— Нет. Никогда в жизни не делала ничего подобного.

— А вы уже начали работу по контракту?

— Лишь предварительную.

— Понятно. Если вы откажетесь от нашего предложения, если останетесь свободным художником, то что с вами будет лет через десять? Вы задумывались когда-нибудь о будущем всерьез?

— Честно говоря, нет. Я была всегда так занята тем, что делаю в настоящий момент, что просто не было времени подумать о завтрашнем дне. Но у меня уже неплохая репутация, и время от времени мои работы получают призы и премии.

— Не нужно мне ничего доказывать, мисс Эллиот. Я на вашей стороне. Работа свободного художника прекрасна, когда вы только начинаете, когда вам нужно завоевать репутацию, но здесь кроется некоторая опасность, о которой мне бы хотелось вас предупредить. Если только вы не работаете с издательствами, которые все работы заказывают на стороне или если вы не являетесь сверхзвездой, ваши вещи — не все, конечно, но многие оказываются невостребованными. У других издательств хватает работы и для штатных художников. Кроме того, художественные редакторы, как и театральные режиссеры, определяют ваше амплуа. Они не дадут вам возможности проявить себя в каком-то другом жанре, показать, что вы можете сделать новое, напрячь свои творческие возможности. Они будут требовать, чтобы вы сделали то, что им понравилось в прошлый раз. Вы это понимаете?

Кэйт с улыбкой кивнула. Он говорил совсем как Джулио.

— Если вы будете работать на меня, то я вам гарантирую, что вы обнаружите в себе такие творческие возможности, о которых даже и не подозреваете. — Он встал и протянул ей руку. Рука у него была мягкая и теплая, глаза добрые. Подумайте, о чем я вам говорил, и если вас это заинтересует, постарайтесь расторгнуть контракт и позвоните мне во второй половине дня в пятницу.

— Спасибо, мистер Хилл. Я подумаю и позвоню.

Он вышел из кабинета. Анджела вернулась и водрузилась на свое прежнее место за столом. Они поменялись местами, как фигурки на швейцарских уличных часах.

— Для этого человека одно удовольствие работать, — сказала Анджела.

Кэйт начала убирать свои работы обратно в папку.

— Я сказала, что позвоню ему в пятницу, но, Анджела, я правда не знаю, как смогу принять его предложение. Я даже еще не уверена, что хочу этого.

— У тебя столько нераскрытых возможностей, Кэйт. Я это знаю — я просмотрела работы нью-йоркских оформителей, всех, кто умеет держать карандаш. Ты даже не представляешь, что мне приходилось видеть. Я понимаю, что это звучит банально, но это один шанс из тысячи. — Она взяла Кэйт за обе руки. Никто не может достичь слишком многого без чьей-то помощи. Я знаю, сколько ты работаешь, но ты не добьешься всего самостоятельно. Позволь мне помочь тебе.

Кэйт поблагодарила Анджелу и вышла из здания. Она медленно шла по улице, погруженная в свои мысли, не обращая внимания на толпы людей. Конечно, если она согласится на эту работу, то сможет сделать больше в творческом плане, чем сейчас. В этом мистер Хилл был прав. Она также без труда представляла себя через десять лет все еще в поисках каких-то крох, падающих с широких столов художественных редакторов, выполняющей их заказы и время от времени гордящейся тем, что ей перепала какая-то премия. Кого она обманывает, спрашивала она себя. Ей будут платить вдвое больше, чем она получает сейчас. У нее будет достаточно времени и денег, чтобы потратить их на этот дом в Вудстоке.

Как бы ей уговорить Джулио аннулировать этот контракт? Не будет ли это означать конец их отношений? А почему, собственно? Он очень понимающий человек. Говорит, что любит ее. Он не может не видеть, какие возможности открываются перед ней. Он не будет ей препятствовать, он не такой.

И она решила про себя, что согласится на эту работу. Возможно, он даже поддержит меня, подумала она. Поцелует, обнимет и поведет куда-нибудь отметить это событие.

Вся в счастливом ожидании, она остановила такси и до работы Джулио доехала на машине. Тогда она сможет по-настоящему отдохнуть во время отпуска. Они с Джулио поедут в Италию. Она представила себе, как они вдвоем сидят в каком-нибудь уличном кафе во Флоренции. Окружающая обстановка была несколько размыта, поскольку она никогда не была во Флоренции — «Фирренци», поправила она себя, но передний план с Джулио, с любовью и нежностью смотрящим на нее, был виден очень четко.

Джулио встретил ее у дверей кабинета.

— Что ты здесь делаешь, дорогая? Я думал, ты дома, надрываешься за работой. — Он поцеловал ее в щеку. — Садись и рассказывай, почему пришла.

Она решила начать без обиняков.

— Я решила обратиться к тебе за советом, — сказала она.

— Каким советом?

— Мне предложили работу Анджелы Роджер в «Хилл Пресс». — Она не спускала с него глаз.

— Художественного редактора? И ты собираешься согласиться?

— Да, если можно будет. Его глаза потеплели.

— Молодец. Это надо отметить. А что ты имеешь в виду под «если можно будет»?

— Мне нужно приступить почти сразу же. Анджела выходит замуж.

— Но ты не можешь, тебе еще нужно закончить рисунки для меня, — его взгляд помрачнел.

Она почувствовала, как в горле появился какой-то ком, и глубоко вздохнула.

— Я знаю. Мне понадобится твоя помощь. Мне бы хотелось расторгнуть наш контракт.

— Шутишь. — Лицо его окаменело, глаза смотрели холодно. — Я этого не сделаю. Просто не могу этого сделать — после всех моих стараний, после того как я уговорил финансистов согласиться на такой гонорар для тебя.

— А что б ты сделал, если бы я не согласилась на эту работу? Наверняка у тебя был и запасной вариант.

— Ты же подписала контракт, Кэйт. — В его голосе послышалась угроза.

— Но ведь ты сможешь их уговорить расторгнуть его так же легко, как в свое время сумел уговорить их подписать.

— Сомневаюсь. И даже если бы я смог это сделать, речь идет не об этом. Мне нужны твои рисунки, и ничьи больше. Я хочу, чтобы книга была оформлена как можно лучше, я за это отвечаю и не согласен на второсортную работу.

— Ты преувеличиваешь, дорогой. Я же не единственный иллюстратор в Нью-Йорке. Здесь полно художников, которые бы смогли нарисовать Гуниллу.

Он ничего не ответил. Лицо его ничего не выражало, но она видела, как на лбу бьется жилка. Ну почему он ничего не хочет понимать? Она старалась говорить спокойным и невозмутимым тоном.

— Ну прояви же благоразумие. Фотографии уже сделаны, я все отобрала. За эту работу можете мне не платить. Постарайтесь договориться еще с кем-нибудь…

Маска невозмутимости слетела. Лицо его потемнело от гнева.

— Как ты можешь так поступить со мной?

— Почему с тобой, а не с издательством? Джулио, здесь же нет личных отношений, и ты это прекрасно знаешь. Ты говоришь, как капризный ребенок.

— Ребенок? Это я говорю, как ребенок?! Пора бы тебе вырасти. Мы живем в реальном мире, где полагается выполнять свои обязательства — в данном случае обязательства по отношению ко мне и обязательства по отношению к «Талбот и Бич». Пока ты этого не поймешь, ты никогда не станешь профессионалом.

— А я9 А мои обязательства перед собой? Разве не ты мне все время говорил, что я должна дерзать, пробовать себя в новых областях. Разве не ты прочитал мне целую лекцию о Кэйт Эллиот, ее таланте и о том, как его поддерживать.

— Никогда не думал, что ты будешь делать это за мой счет. — Он поднялся, глядя в окно.

Почему он не смотрит на нее? Почему он не хочет помочь ей? Она не станет его упрашивать. Ведь должен же быть какой-то способ заставить его понять.

— Джулио, я поверила во все то, что ты мне говорил, как добиваться успеха, что само собой ничего не случается. Это мой шанс. Неужели одна твоя книга для тебя важнее, чем вся моя жизнь? Почему для тебя она так много значит?

— Потому что это моя работа, — резко ответил он. — Как же можно быть художественным редактором, если не знаешь своих обязанностей? А моими в данном случае является оформление книг. А то, что я настаивал, чтобы эту работу делала именно ты, вопрос художественного вкуса. Я знаю, какой желаю видеть эту книгу, и на меньшее не соглашусь.

— Другими словами, ты не расторгнешь со мной контракт.

Он повернул к ней лицо, в глазах его сверкали холодные огоньки. Он произнес тихо, без всякого выражения и отрывисто:

— Нет. Не расторгну. Ничего не расторгну. Отправляйся домой. И приступай к работе.

Комок в горле стал таким болезненным, что ей стало трудно дышать.

— А я думала, что ты любишь меня, — с горечью сказала она.

— Это работа, Кэйт. Любовь не должна мешать делу. И ты обязана это знать.

Она встала, чтобы идти, но в дверях повернулась и произнесла:

— Я знаю только одно, что ты — самонадеянный мерзавец!