Вкус любви

Глава 4

Когда Кэйт в назначенный день пришла в кабинет Лиз Мэдден, там уже находился Джеффри Стюарт.

— Джулио предупредил вас о предстоящем фотомарафоне? — спросил он. — Он начнется в помещении «Аптаун Хелф Клаб» в полночь. Нам придется снимать двенадцать часов подряд. Мы можем занимать гимнастический зал только до полудня.

— А ваша модель не выдохнется через пару часов? — спросила Кэйт. Лиз рассмеялась:

— Только не наша Гунилла. Вы ее не видели?

— А кто фотограф? — поинтересовалась Кэйт.

— Мелисса Эдварде, — сказал Джеффри.

— Но ведь это одно из самых крупных имен в мире моды! — запротестовала Кэйт. — Не слишком ли это — делать снимки, которые потом станут подготовительным материалом для моих рисунков?

— Ну, вы знаете, несколько фотографий будут включены в книгу, отмахнулась Лиз. — И, конечно, понадобится фотография для обложки. Нам повезло, что Мелисса — старый друг Джулио, и у нее нашлась «дырка» в расписании. Я думаю, мы должны обсудить, во что Гунилла должна быть одета. Что вы предложите, Кэйт? — и она протянула ей несколько снимков, сделанных поляроидом.

— Вряд ли они будут очень полезны, — извиняющимся тоном произнес Джеффри.

Снимки изображали великолепно сложенную женщину в черном обтягивающем трико танцовщицы. Этот костюм ничего не показывал, кроме прекрасного силуэта Гуниллы.

— Вы правы, — согласилась Кэйт, — они ничего не дают. Мне нужно, чтобы было видно как можно больше мышц. Что, если бикини?

— Не годится, — возразила Лиз.

— Ну что ж, — начала Кэйт. Оба они смотрели на нее, явно ожидая предложения. — Почему бы тогда ей не надеть облегающее трико телесного цвета и не намочить ткань водой или глицерином так, чтобы она фактически прилипала к коже. А тепло от юпитеров не даст ей замерзнуть.

Лиз и Джеффри кивнули в знак одобрения. Последующие несколько часов они провели, обсуждая требуемые позы по рабочей тетради Лиз. Джеффри спорил по каждой мелочи.

Наступил полдень, когда Кэйт покинула здание. Служащие офисов потоком устремились через холл на мягкое майское солнце. Кэйт подхватила толпа, и, подталкиваемая сзади, она, словно пробка из бутылки, была выброшена из дверей прямо в чьи-то руки.

— Очень сожалею, — сказала она, ткнувшись лицом в мужскую рубашку.

— А я нет, — услышала она в ответ спокойный голос Джулио. Он не спешил освободить ее. Наоборот, улыбаясь, еще теснее прижал ее к себе, оберегая от натиска толпы. — Приглашаю пообедать со мной, крошка Эллиот. — Голос его звучал тепло, глаза смотрели в глаза.

Толпа вокруг них рассеялась, куда-то исчез гомон человеческих голосов, шум уличного движения. Кэйт слышала его голос, чувствовала только его руки. От их прикосновения по ее телу словно пробегали электрические заряды. Это безумие, сказала она сама себе.

— Вы уже обедали? — спросил он.

— Нет, я…

— Идемте со мной. — Он твердо взял ее под руку и, прижав к себе, повел вниз по улице.

Ресторан оказался маленьким и заполненным посетителями. Ряды столиков были заняты японскими бизнесменами в черных костюмах, которые поедали крохотные порции риса с такой яростью, с какой три официанта успевали подавать блюда.

Джулио представил ее владельцу, который быстро нашел для них тихое место вдали от входа.

— Что вы предпочитаете, — спросил Джулио, — суси или сашими?

— Почему бы вам не заказать за нас обоих, — предложила Кэйт, которая ничего из того, что он назвал, никогда не пробовала.

Официант поставил между ними бамбуковое блюдо с горячими влажными полотенцами.

— Вы всегда выбираете национальные рестораны? — спросила она, с удовольствием обтирая руки.

— Это идет от моей семьи. Моя мама — великолепный повар, она научила и меня готовить. Можно сказать, что поиски новых ресторанов всегда было своего рода фамильным хобби. Самые волнующие открытия — это маленькие семейные заведения, такие, как у Мохана, где секреты приготовления блюд передаются по наследству, их готовят без отступлений от рецепта и предлагают с гордостью. Его глаза горели энтузиазмом. — Как вы думаете, где находится самое лучшее и наименее претенциозное заведение, где можно отведать американские блюда разных регионов?

— Сдаюсь, где?

— При церквях! — воскликнул он с благоговением в голосе. — Вы когда-нибудь бывали на пикниках, которые устраивает Греческая Православная церковь, на которых зажаривают целиком ягненка на вертеле?

Кэйт покачала головой. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь в Миннеаполисе жарил ягненка на вертеле.

— Я знаю одну баптистскую церковь, — прошептал он тихо, словно сообщая ей страшную государственную тайну, — где в первое воскресенье августа жена священника готовит самую лучшую жаренную по-южному курицу, какую только можно сыскать во всем свете.

— Если вы сейчас не остановитесь, я примусь есть это полотенце! воскликнула Кэйт.

— А вы хорошо готовите? — требовательно спросил он.

— Полагаю, мне следует объясниться. Я вообще не умею готовить. Я занимаюсь этим только, чтобы не умереть с голоду. Думаю, что моя готовка похожа на самозащиту. — Кэйт сама изумилась, как извиняюще прозвучали у нее эти слова. Ну почему она должна оправдываться перед этим человеком, словно это большой грех — есть консервы?

Тем временем вышколенный официант поставил перед ними изысканно выглядящее блюдо.

— Объясните, пожалуйста, что это, — попросила Кэйт, что Джулио и сделал.

Маленькие пирамидки из риса были выложены на красном лакированном подносе. Отдельные рисинки блестели и были полупрозрачными, словно жемчужины. Одни пирамидки венчали кусочки овощей, другие — рыбы. Иногда рис окружал тонкие, как спички, ломтики огурца или раннего лука, и все это было обернуто в разные листья и разрезано на дольки. Другие рисовые горки были завернуты в тонкие кусочки омлета. Блюдо украшали цветы, сделанные из наструганного розового имбиря. Маленькие холмики из тертой редьки возвышались над дарами моря. Миниатюрные белые лепестки лотоса окаймляли бледно-зеленую сладкую редьку и темные озерца соуса из острого перца.

Кэйт перегнулась через стол.

— Я должна брать это палочками? Но я никогда ими не пользовалась.

— Нет. Взгляните на этих мужчин напротив. Большинство из них пользуется собственными пальцами.

— Почему рыба сверху холодная?

— Хм… в конце концов, рис тоже холодный, так что нет смысла подавать рыбу горячей. Вам не нравится?

— Нет, я полагаю, это очень вкусно, и запах такой приятный. — Она попробовала один кусочек. — Это заставляет меня вспомнить морской воздух, сверкающие волны и блестящие анемоны.

Джулио рассмеялся и взглянул на нее с нескрываемым удовольствием.

— Возможно, вы не прирожденный повар, но, я думаю, вы прирожденный едок. Его улыбка постепенно исчезла, и он спросил:

— Лиз дала вам контракт на подпись?

Она молча кивнула с набитым рисом ртом.

— Сожалею, что вы не приняли мое первое предложение, — сказал он тихо. Представьте, вы каждый день находились бы в кабинете рядом. А обеды, которые мы могли иметь, — он сказал это так многозначительно, что она не поверила, что он говорит только о еде.

— То пусто, то густо.

— Что вы имеете в виду?

— Я не могу сказать кто, но еще на прошлой неделе меня пытались уговорить покончить с работой свободного художника — на этот раз стать художественным редактором.

— В издательстве?

— Да.

— Это хорошо. Примите это предложение. — Он наклонился к ней, сейчас он выглядел искренним, не давил на нее, как при их первой встрече. — Вы попали в западню, Кэйт. Это не ваша личная вина, в нее попадают многие талантливые свободные художники. Вы нуждаетесь в чем-то или в ком-то, кто бы помог вам выбраться из нее.

— Я не чувствую себя в ловушке.

— Потому что угодили в ее невидимую часть. Самый большой заказ, который вы можете получить в течение года, может быть чем-то вроде моего, или, возможно от «Мегабакс, лимитед» для ежегодного отчета.

— Это не мелочь.

— Знаю, но разве «Мегабакс» пригласит вас, когда захочет пересмотреть имидж своей корпорации? Нет. Для этого они обратятся к Чермаеву. Почему же тогда они позвали вас, чтобы оформить свой ежегодный отчет? Потому что их третий вице-президент видел, что вы сделали для «Порридж Консил оф Америка», и у него хватило здравого смысла оценить это, и теперь он хочет того же для «Мегабакс». Я прав?

— Да, — призналась она неохотно. — Правы.

— Кэйт, карьера сама собой не дается никому. Вы не можете погрузиться в нее, как в теплую ванну. Вы должны ее планировать, «выращивать», работать на себя и смотреть далеко вперед. Сейчас вам следует доказать, что вы можете справиться с большими делами, что можете решать проблемы глубоко и компетентно. Время, потраченное на демонстрацию этого на рынке, является инвестицией в ваше будущее. Если вы вложите пять лет или около того в работу художественным редактором в действительно хорошем издательстве, то потом сможете вернуться к своей деятельности свободного художника с таким списком клиентов, который вам не приснится в самом фантастическом сне.

— Я никогда об этом так не думала.

— Сейчас самое время подумать.

Поднос был уже пуст.

— Хотите еще?

— Не думаю, что я способна…

— Допустим, я закажу еще шесть — по три каждому…

— Тогда, может быть, что-нибудь с этой чудесной темной рыбой сверху? Кстати, что это?

— Это тунец. Не правда ли, совсем другой вкус, чем у вонючей дряни из консервных банок? — произнес он, улыбаясь.

Когда появился второй, гораздо меньший поднос с суси, Джулио быстро спросил:

— Ваша встреча с Джеффри и Лиз прошла нормально? Какие-нибудь проблемы?

— Нет, все было хорошо.

— Я ожидаю, что ваши рисунки будут сильными — это ваш стиль, но вы не должны опасаться, если немного пережмете. Я хочу видеть на них женщину, ликующую в своей женственности, в физическом совершенстве, здоровье. Некоторая чувственность будет тоже хороша. В конце концов, здоровая женщина сексуальна: соски выделяются, пупок наоборот.

— В самом деле? — рассмеялась Кэйт, слегка возбужденная привычным графическим переосмыслением услышанного. — Вы намерены съесть этот последний кусочек? — спросила она, чтобы отвести разговор в сторону.

— Нет, возьмите. — Широко улыбаясь, он откинулся в кресле. — Не могу передать вам, какое удовольствие разделять еду с женщиной, которая по-настоящему наслаждается пищей. — Он разглядывал ее, полузакрыв глаза.

И снова она почувствовала, как его взгляд прошелся по всему ее телу и снова вернулся ко рту. У Кэйт перехватило дыхание. Никогда она не видела в глазах мужчины столь откровенного желания или, во всяком случае, не ощущала столь сильного физического воздействия. Неожиданно ей стало жарко.

— Не поужинаете ли вы сегодня со мной вечером? Я знаю одно маленькое сербское заведение…

— Я не могу, Джулио. У меня много работы, которую я должна сегодня завершить…

Он положил свою ладонь на ее руку, и какое-то покалывание, начавшееся в кончиках пальцев, пробежало по ее руке и потом вниз, по спине.

— Мамаша Радикевич готовит такие кебаб-чичи и бурек, что можно прослезиться…

— И мне нужно немного вздремнуть прежде, чем мы приступим к ночным съемкам…

— А ее сарма…

— Вы неисправимы! — расхохоталась Кэйт.

— Тогда обещайте, что в следующий раз… Кэйт взглянула на его руку, по-прежнему лежащую на ее ладони. Рука была теплая, сухая и очень сильная.

— Да, в следующий раз.

С явной неохотой Джулио убрал руку, жестом спросил счет, расплатился и вывел Кэйт из ресторана на солнечную улицу.

— Замечательный день, — вздохнула Кэйт. Солнце согревало ее плечи, а ее обостренные чувства улавливали тепло, исходящее от руки Джулио и распространяющееся по всему ее телу.

Джулио безуспешно пытался подозвать такси.

— Куда вы направляетесь? Могу я вас подвезти?

— Нет, спасибо. Мне совсем рядом, до Восьмой авеню, а там недалеко.

— В таком случае, — он крепко прижал к себе ее руку, — я пройдусь с вами, — заявил он с озорной улыбкой.

— Наступает лето, — Кэйт сделала попытку завязать светский разговор. Она повела носом раз, другой. — Вы чувствуете запах лилий?

— Это в центре-то Манхэттена?

Кэйт снова принюхалась, но этот запах уже сменился другим — ароматом диких лесных роз, пряным и острым, как запах моря. Она медленно повернула голову этот запах, тонкий запах, исходил от Джулио.

— Когда в последний раз вы позволяли себе просто так, черт возьми, устроить выходной после полудня?

Она попыталась освободиться от него, чтобы взглянуть ему в глаза, но он так крепко держал ее руку, что она не смогла этого сделать.

— Я не помню, — призналась она. Это прозвучало неубедительно, но это была правда.

— Тогда пойдемте в Центральный парк.

— Но…

— И никаких но… — Он повлек ее сквозь пробку, устроенную таксистами на Пятьдесят шестой улице.

— Подождите минуту, — начала она и тут снова уловила этот запах, он щекотал ее ноздри и волнами катился по всему телу, достигая самых потаенных уголков.

— Х-м-м-м?

— В парк, так в парк.

— Не думаю, что кто-нибудь сегодня вернется на работу, — сказала Кэйт, когда они достигли своей цели. Все скамейки были заняты, аллеи полны прогуливающимися людьми, и бесстрашные парни с резиновыми бандажами на локтях и коленях отчаянно нарушали чинный порядок, гоняя на роликовых коньках.

Джулио расстелил для нее свой пиджак под молодым кленом, и она села, прислонившись спиной к стволу, в то время как он улегся рядом, подперев рукой голову. Закрыв глаза, она подставила лицо солнечным лучам. В глазах появились желтые и оранжевые круги, и она чувствовала, как спадает напряжение во всем ее теле.

— Хм… Очень приятно.

Заслышав топот, производимый двумя бегунами в нескольких метрах от нее, Кэйт открыла глаза. По их рукам и ногам стекал пот, его капельки висели у них на кончиках носов. Один из бегунов был с ввалившимися щеками, костлявыми ногами и, к изумлению Кэйт, оказался женщиной. Мужчина был круглощекий, по-детски пухлый и блестел, словно смазанный маслом.

— Ну-ну, Харви, — дыша с присвистом, говорила Костлявая, — ну как я могу сделать из тебя бегуна? — В ее голосе звучало отчаянье. — До марафона осталось всего шесть месяцев…

Харви облизал губы и с мукой простонал:

— Какое мне до этого дело? Через двадцать минут у меня отвалятся ноги.

— Давай, Харви, — приказала Костлявая, заставляя его подняться, — ты должен стать здоровым, даже если это убьет тебя. — И она устремилась дальше по тропинке, волоча за собой хнычущего Харви.

Джулио покачал головой.

— Мне кажется, они обречены, что вы скажете?

— А вам известно, как это, когда отваливаются ноги? Или спрашивать об этом невежливо?

— Это когда здесь воспаляется сустав, — сказал Джулио, проводя большим пальцем по ее колену. Она невольно дернулась. — Но я думаю, вам не о чем беспокоиться. — Он снова дотронулся до нее, заботливо разглядывая ее ногу. — У вас великолепные конечности.

По ее ноге, от бедра до кончиков пальцев, пробежала дрожь.

— Вы облегчили мою душу, — она усмехнулась и нервно сжала колени. — Я запомню это, если решу присоединиться к этой голоногой и потной толпе.

Рассмеявшись, он перекатился на спину так, что его голова очутилась на коленях Кэйт. Это случайное, но интимное прикосновение вызвало в ногах Кэйт новую волну дрожи. Джулио глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Что она делает, размышляла Кэйт, прохлаждается в середине дня в парке с этой… этой назойливой итальянской головой на своих коленях. Ей следовало быть дома и работать. Ночью, помоги только Бог, ей предстоит заниматься съемкой. Так почему же она торчит здесь? Потому что Джулио Фрэзеру захотелось, чтобы сегодня днем кто-нибудь развлекал его, вот почему! И как только она позволила, чтобы ее втравили в это? Должно быть, она выжила из ума. В две минуты она должна очнуться и отправиться домой…

Но теплое солнце размягчило ее, а мерное дыхание Джулио убаюкало. Трава была свежей, воздух насыщен запахом распустившихся почек, молодой зелени, пробудившейся жизни. В солнечном свете его темные волосы сохраняли глубокую черноту, словно бархат. Кэйт осторожно накрутила на палец черный завиток. Он был упругим, прочным, как водоросли, и возбуждающе пах морем. Как-то бессознательно она представила, что эти жесткие кудри прижимаются к ее груди.

Он открыл полусонные глаза и так понимающе улыбнулся Кэйт, что она задрожала. Он прижал ухо к ее животу.

— Я могу так слышать ваш обед.

— Да? — Она навернула еще один завиток на палец.

— Он очень вежливо мурлычет по-японски. Она услышала эту пару раньше, чем увидела: голос женщины был высокий и визгливый от гнева, мужской пронзительный от отчаяния. Легкий ветерок уносил слова в сторону, делая разговор неразборчивым гулом. Кэйт увидела их сидящими на скамье совсем рядом. Оба были белокурыми, со светлыми глазами и маленькими руками, она размахивала ими на уровне бедер, он своими охватил колени.

— Должно быть, у них порядочная ссора, — привстав и глянув туда, сказал Джулио. — Как вы полагаете, о чем они спорят?

— Думаю, что настоящий спор уже закончен, и они перешли к стадии умиротворения, но мужу вынесен суровый приговор.

— Мужу? Не думаю, что они женаты. Они слишком, слишком осторожно обращаются друг с другом. Муж и жена уже десять раз могли бы разрезать друг друга на куски тупыми ножами.

— Вы были женаты? — спросила она, размышляя о том, какая горечь прозвучала в его словах, словно провоцируя ее об этом спросить.

— Нет, — ответил он, не сводя глаз с парочки за ветками, потом неожиданно взглянул на нее. — А вы не замужем, верно?

— Нет, — ответила она поспешно, чтобы он не успел задать следующий вопрос. — Ладно, как бы то ни было, но они знают друг друга очень давно. Вы что, не видите, как он трогает ее руку? Он делает это не глядя, он знает, где ее рука находится. Это означает, что они живут вместе много лет. Они должны быть женаты. Если хотите знать, они даже немного похожи друг на друга, вы не находите? Та же структура лица, тот же цвет волос.

— Нет, — с насмешкой возразил он. — Они вовсе не похожи. Посмотрите, какие различные у них выражения, и разный взгляд глаз… Определенно, они не женаты. Они любовники.

— Хотите поспорить?

— Принимаю! — сказал он, протягивая ей руку и помогая подняться на ноги.

— Что вы собираетесь сделать?

— Подслушать. Как бы случайно. Рука об руку они медленно обошли скамью и с тщательно рассчитанной беззаботностью уселись на пригорок над парочкой. Без предупреждения Джулио обнял Кэйт и привлек к себе.

— Что вы делаете? — шепотом запротестовала Кэйт.

— Шпионю. Представьте, что вы агент 007, - шепнул он ей на ухо.

Кэйт захихикала:

— Так что же вы делаете, сэр, посреди Центрального парка обнимая Джеймса Бонда? Может быть, вы Джеймс Бонд, а я мисс Марпл?

— Ш-ш! — Он слегка куснул ее за мочку уха. — Делайте вид, что мы возлюбленные.

Это оказалось легко и приятно. У нее не нашлось сил оторваться от него, в то время, как он продолжал покусывать ее ухо.

Между тем женщина на скамье говорила:

— Я думаю, она должна была выйти за него замуж. Я бы вышла хоть завтра, если бы он мне предложил.

— Видите? — прошептал Джулио, стискивая ее плечо. — Они не женаты.

— Ты опять в своем репертуаре, — ответил мужчина, — стоит тебя один раз поцеловать, и ты готова бежать за ним на край света. Ты не боец, Паула, ты слабак.

— Вы правы, — прошептала Кэйт, — но в любом случае, разговаривают они не как любовники.

— Ладно, — сказала женщина, — я думаю, Джил Клейбург определенно чудачка! Я бы не позволила Алану Бэйтсу уйти, даже если он художник! И только потому, что ты мой брат…

— Нет! — простонал Джулио и с хохотом повалился на землю, увлекая за собой Кэйт.

— Да! — хихикнула Кэйт, тыча его под ребра. — Они спорят о фильме! — Чтобы не смеяться слишком громко, она ткнулась лицом в его плечо. — Вы, Джеймс Бонд, нашли, что они совсем не похожи друг на друга.

Его грудь сотрясалась от сдерживаемого смеха, безжалостно сдавливала ее ребра. Кэйт, чтобы не хохотать во все горло, вцепилась в узел его галстука. И чем крепче сжимал он ее, тем сильнее она содрогалась от беззвучного смеха, пока ее ребрам не стало по-настоящему больно, и она не начала задыхаться. И даже, когда она поняла, что в следующую секунду задохнется, они продолжали хохотать веселым, заразительным дуэтом в объятиях друг друга. Паула поднялась на ноги.

— Посмотри! Посмотри — вскричал ее братец, гневно указывая на них. — Я тебе говорил, я тебе говорил. Этот город полон сумасшедших!

И пара пошла наискосок через парк.

Кэйт наконец села, грудь ее тяжело вздымалась, по щекам бежали слезы. Джулио лежал на спине, раскинув руки, тяжело хватая воздух ртом. Кэйт вытерла глаза и фыркнула, стараясь избежать еще одного приступа хохота.

Раскрасневшись, Джулио сел.

— Что вы с ним сделали? — спросил он, взявшись за перекрученную тряпку, которая была еще недавно галстуком.

— Дайте его сюда, — сказала она, удерживаясь от смеха, — я выглажу его.

Он распустил узел и снял галстук.

— Можете взять его на память, мисс Марпл.

— Я всегда буду хранить его как сокровище. — Она смахнула слезу. — Но теперь я должна лететь. Долг зовет.

— Вы в самом деле должны, Марпл? — просяще спросил он, прижав руку к сердцу.

— Я должна отправить брошюру еще до конца рабочего дня.

— Забудьте об этом. — Его лицо потемнело, смеха как не было, глаза стали черными, непроницаемыми. — Я хочу, чтобы вы поужинали со мной.

Кэйт покачала головой.

— Я не могу. — Руки ее покрылись гусиной кожей. Под его ищущим взглядом она твердо добавила:

— В самом деле.

С отсутствующим видом он сунул галстук в карман. Кэйт попыталась прочитать что-нибудь в его глазах, но видела в них лишь свое отражение, удвоенное в черных зрачках.

— Благодарю вас за обед, — сказала она и отвернулась от его сурового взгляда.

— Удачных съемок! — крикнул он ей вслед. Когда она посмотрела через плечо, ей показалось, что глаза его смеются. Черт побери! Этот человек — сплошное противоречие!

Кэйт только начала складывать двенадцатистраничную брошюру для туристического агентства, как позвонила Марион.

— Как ты смотришь на запеченного тунца? Предполагалось, что это будет порция на одного, но у меня кое-что осталось с вечера, так что хватит на шестерых.

— Я бы с удовольствием, Марион, но я только что решила довольствоваться разгрузочным ужином из яблока. У меня был невероятный обед. И, между прочим, огромное количество тунца. Джулио угостил меня обедом у Номуры.

— Угостил обедом? — В голосе Марион прослушивалось подозрение. — И что ты ела?

— Все виды суси и сашими. Все очень деликатесное. Боюсь, что я объедалась, как поросенок.

— Кэйт Эллиот! Ты понимаешь, что эта рыба была сырой?

— Ты шутишь.

— Определенно не шучу. То, что лежало у тебя сверху на рисе, было сырой рыбой. Я читала об этом.

— Ладно, меня это вовсе не расстраивает. Ничто, что имеет такой замечательный вкус, не может принести вред. Не хочу и думать об этом. Скажи лучше, как у тебя в фонде.

— Дел, как всегда, невпроворот, даже больше. Босс улетает в Лос-Анджелес на конференцию. Я завалена грудами всяких отчетов. К тому времени, когда он вернется, я, может быть, снова увижу поверхность своего стола. В последний раз я видела ее в прошлое Рождество и даже забыла, она из дерева или пластика. Так ты точно не придешь?

— Я действительно не могу.

— Ты по-прежнему полагаешь, что Фрэзер самоуверенный, упрямый и все такое?

— Я думаю, что несколько изменю свое мнение. Сегодня он был совсем другим — внимательным… — и в своем роде «забавным», это слово пришло ей на ум, но она не произнесла его. Как могла бы она объяснить их великолепный и нелепый день в парке? Этим невозможно было ни с кем поделиться, во всяком случае пока. — Возможно, еда смиряет дикого зверя, или что-то в этом роде. Я никогда не встречала ни мужчину, ни женщину, никого, кто бы с такой страстью относился к еде. И в то же время он обладает какой-то странной черточкой характера.

— Почему странной?

— Это так неожиданно, во всяком случае, я этого никак не ожидала. Такая своя черточка есть у каждого, но у него она с милю шириной и фут глубиной.

— Чем вы там вдвоем занимались? — снова с тревогой в голосе спросила Марион. Кэйт засмеялась.

— Просто дурачились.

— Звучит так, словно Фрэзер начинает ухлестывать за тобой.

— Не смеши…